Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая

#1123;шилъ, говорю я, покинуть страну одинъ и безъ семьи и отправиться искать мѣсто, куда-бы перевезти ее со всѣми удобствами и безъ спѣшки, съ которой вынуждены были уѣхать друг³е. И я, и всѣ наши старики скоро убѣдились, что эти декреты были не простыми угрозами, какъ воображали нѣкоторые, а настоящими законами, которые въ свое время будутъ выполнены. Я особенно потому считалъ это вѣрнымъ, что зналъ о необычайныхъ, преступныхъ замыслахъ со стороны своихъ, замыслахъ такого рода, что мнѣ казалось, что наит³е свыше побудило его величество принять такое энергичное рѣшен³е. Не то чтобы всѣ мы были виновны: между нами были искренн³е и настоящ³е христ³ане; но ихъ было такъ мало, что они были безсильны противъ тѣхъ, кто не раздѣлялъ ихъ вѣры, а оставлять въ сердцѣ государства столько враговъ значило вскормить змѣю на груди. Словомъ, мы не даромъ были наказаны изгнан³емъ - наказан³емъ мягкимъ и слабымъ въ глазахъ нѣкоторыхъ людей, но самымъ ужаснымъ, какое можно вообразить, въ нашихъ глазахъ. Гдѣ бы мы ни были, мы оплакиваемъ Испан³ю, потому что вѣдь мы въ ней родились, и она наше настоящее отечество. Нигдѣ мы не встрѣчаемъ такого пр³ема, въ какомъ нуждается наше несчастье; въ Бербер³и и во всѣхъ частяхъ Африки, гдѣ мы надѣялись, что насъ встрѣтятъ, примутъ и будутъ обращаться съ нами, какъ съ братьями, насъ всего болѣе оскорбляютъ и унижаютъ. Увы! Мы оцѣнили счастье, только когда потеряли его, и большинство тѣхъ многихъ изъ насъ, которые, какъ я, знаютъ испанск³й языкъ, возвращаются сюда, оставляя своихъ женъ и дѣтей,- до того велика любовь ихъ къ этой странѣ! Теперь я по опыту убѣждаюсь въ томъ, что обыкновенно говорятъ: ничего нѣтъ милѣе любви къ отечеству. Я оставилъ, какъ говорилъ тебѣ, нашу деревню, отправился во Франц³ю, и хотя насъ тамъ хорошо принимали, но я хотѣлъ все видѣть, прежде чѣмъ рѣшусь. Я проѣхалъ въ Итал³ю, потомъ въ Герман³ю, и тамъ мнѣ показалось, что можно жить всего свободнѣе. Тамъ жители не взыскательны; всяк³й живетъ, какъ ему заблагоразсудится и въ большей части страны всѣ пользуются свободой совѣсти. Я нанялъ домъ въ одной деревнѣ близъ Аугсбурга, потомъ присоединился къ этимъ странникамъ, обыкновенно во множествѣ посѣщающимъ каждый годъ святыни Испан³и, которую они считаютъ какъ бы своей Инд³ей, потому что увѣрены, что найдутъ въ ней выгоду. Они ее обходятъ почти всю, и нѣтъ деревни, изъ которой они не вышли бы, такъ сказать, опоенными и окормленными и хоть съ однимъ реаломъ въ карманѣ. По окончан³и путешеств³я они возвращаются съ запасомъ въ сотенку ефимковъ, которые, обмѣненные на золото и спрятанные или въ посохахъ, или въ плащахъ, или какъ-нибудь иначе, выносятся изъ королевства и переносятся на ихъ родину, не взирая на охранителей портовъ и проходовъ, гдѣ всѣхъ осматриваютъ {Другой писатель временъ Сервантеса, Кристоваль де-Геррера, сказалъ за нѣсколько лѣтъ до того: "Надо бы запретить французамъ и германцамъ обходить государства, выманивая у насъ наши деньги, ибо всѣ люди этого сорта и въ этой одеждѣ уносятъ ихъ отъ насъ. Говорятъ, что во Франц³и родители сулятъ дочерямъ въ приданое то, что принесутъ изъ своего путешеств³я взадъ и впередъ къ святому Якову де Компостелла, точно они отправляются въ Остъ-Инд³ю." (Amparo de pobres).}. Теперь, Санчо, я отправляюсь за кладомъ, который я зарылъ въ землю,- а это не опасно, потому что онъ находится за деревней,- и напишу дочери и женѣ или самъ отправлюсь къ нимъ изъ Валенс³и въ Алжиръ, гдѣ онѣ, какъ мнѣ извѣстно, находятся; затѣмъ постараюсь найти средство довезти ихъ до какого-нибудь французскаго порта, чтобы переправить ихъ въ Герман³ю, гдѣ мы увидимъ, что Богу угодно будетъ сдѣлать съ нами, потому что, Санчо, я увѣренъ, мои дочь Рикота и жена Франциска католички. Я хотя и не такой католикъ, но болѣе христ³анинъ, чѣмъ мавры, и каждый день молюсь Богу, чтобъ Онъ открылъ глаза моему уму и научилъ меня, какъ служить Ему. Меня только удивляетъ, и я никакъ не пойму, почему моя жена съ дочерью уѣхали въ Бербер³ю, а не во Франц³ю, гдѣ могли бы жить, какъ христ³анки.

   - Послушай, другъ Рикоте,- отвѣтилъ Санчо,- имъ, вѣроятно, не представлялось другого выбора, потому что увезъ ихъ братъ твоей жены Хуанъ Т³опено: а такъ какъ онъ отчаянный мавръ, то и выбралъ лучшее для себя убѣжище. Я долженъ сказать тебѣ и еще одно: ты, по моему, напрасно идешь искать то, что зарылъ въ землю, потому что, намъ извѣстно, что у твоего шурина и у твоей жены украли много жемчуга и золотыхъ монетъ, которые они увозили съ собой. - Очень можетъ быть,- согласился Рикоте; - но я отлично знаю, что до моего клада никто не дотронулся, потому что я изъ боязни какого-нибудь несчастья никому не говорилъ, гдѣ онъ зарытъ. И такъ, Санчо, если ты хочешь ѣхать со мной и помочь мнѣ достать и спрятать мой кладъ, я дамъ тебѣ двѣсти ефимковъ, которыми ты заткнешь всѣ дыры въ своемъ хозяйствѣ: вѣдь я знаю, что ихъ у тебя не мало всякаго рода.- Я бы охотно помогъ тебѣ,- отвѣтилъ Санчо,- но я вовсе не корыстолюбивь, а то я не выпустилъ бы изъ рукъ еще сегодня утромъ такое мѣсто, на которомъ я могъ бы разукрасить золотомъ даже стѣны своего дома и черезъ полгода ѣсть съ серебряныхъ блюдъ. Поэтому и еще потому, что мнѣ кажется, что это была бы измѣна относительно моего короля, еслибъ я помогалъ его врагамъ, я бы не поѣхалъ съ тобой, даже если бы ты не то, что посулилъ мнѣ двѣсти ефимковъ, а отсчиталъ бы тутъ же чистоганомъ цѣлыхъ четыреста. - А какое такое мѣсто ты бросилъ, Санчо? - спросилъ Рикоте.- Я бросилъ мѣсто губернатора острова,- отвѣтилъ Санчо,- да такое, что ей-Богу же другого такого мы найдешь и на три мили въ окружности.- А гдѣ же этотъ островъ? - спросилъ Рикоте.- Гдѣ? - переспросилъ Санчо.- Въ двухъ миляхъ отсюда. Онъ называется Баратар³ей.- Полно, Санчо,- возразилъ Рикоте:- острова тамъ, на морѣ, а на землѣ острововъ не бываетъ.- Какъ не бываетъ! - вскричалъ Санчо,- Говорю тебѣ, другъ Рикоте, что я сегодня утромъ уѣхалъ оттуда, а вчера губернаторствовалъ тамъ вволю, точно сагиттар³й. И все-таки я бросилъ его потому, что нашелъ губернаторскую должность опасной.- А какая тебѣ вышла польза отъ этого губернаторства? - спросилъ Рикоте.- А польза вышла такая,- отвѣтилъ Санчо,- что я узналъ, что не гожусь ни для какого управлен³я, кромѣ развѣ въ овчарнѣ, и что богатства, которыя пр³обрѣтаешь въ этихъ губернаторствахъ, пр³обрѣтаются въ ущербъ покою, сну и даже жизни, потому что губернаторы острововъ должны ѣсть мало, особенно если у нихъ есть лѣкаря, которые обязаны смотрѣть за ихъ здоровьемъ. - Я тебя не понимаю, Санчо,- сказалъ Рикоте,- но мнѣ кажется, что все, что ты говоришь, попросту чепуха. Какой чортъ могъ дать тебѣ въ управлен³е островъ? Развѣ нѣтъ на свѣтѣ людей поискуснѣе тебя, чтобы быть губернаторами? Замолчи, Санчо, будь разсудителенъ и подумай, не согласишься ли ты отправиться со мной, какъ я тебѣ уже сказалъ, чтобы помочь мнѣ вынуть кладъ, который я зарылъ и который такъ великъ, что его по справедливости можно назвать кладомъ. Я дамъ тебѣ, повторяю, столько, что тебѣ хватитъ, чѣмъ прожить до конца дней твоихъ. - Я уже сказалъ тебѣ, Рикоте, что не хочу,- возразилъ Санчо. - довольно съ тебя и того, что я тебя не выдамъ. Иди ты своей дорогой съ Божьею помощью, а мнѣ не мѣшай идти своей, потому что я знаю поговорку: "Что честно наживается, теряется, и что дурно наживается, теряется, захватывая съ собой и владѣльца своего." - Не стану настаивать, Санчо,- промолвилъ Рикоте.- Но скажи мнѣ: ты былъ дома, когда уѣзжали моя жена, дочь и шуринъ? - Да, былъ,- отвѣтилъ Санчо,- и могу сказать тебѣ, что дочь твоя во время своего отъѣзда была такъ прекрасна, что всѣ деревенск³е жители выбѣжали смотрѣть, какъ она проѣдетъ, и всѣ говорили, что красивѣе ея никого нѣтъ на свѣтѣ. Она, уѣзжая, плакала и цѣловала своихъ подругъ, знакомыхъ, всѣхъ, кто приходилъ посмотрѣть на нее, и просила ихъ помолиться за все Богу и Его Святой Матери, Богородицѣ. Это было такъ жалостно, что даже я, хотя вовсе не плакса, расплакался. Право, мног³е хотѣли скрыть ее у себя или увезти ее съ дороги, но ихъ удерживалъ только страхъ ослушаться королевскаго указа. Больше всѣхъ выказалъ страстность Донъ-Педро Грегор³о {Дальше онъ назвавъ Донъ-Гаспаромъ Грегор³о.} - знаешь, тотъ молодой наслѣдникъ майората, такой богачъ, который, говорятъ, былъ очень влюбленъ въ нее. Словомъ, съ тѣхъ поръ, какъ она уѣхала, онъ исчезъ изъ нашихъ мѣстъ, и мы думаемъ, что онъ погнался за ней, чтобы похитить ее. Но до сихъ поръ объ этомъ ничего не извѣстно.- Я всегда подозрѣвалъ, сказалъ Рикоте,- что этотъ баринъ любитъ мою дочь, но я такъ вѣрилъ въ добродѣтельность Рикоты, что нисколько не тревожился тѣмъ, что онъ въ нее влюбился, потому что ты, вѣрно, слыхалъ, Санчо, что это большая рѣдкость, чтобъ морискск³я женщины по любви выходили за исконныхъ христ³анъ, и моя дочь, которая, какъ мнѣ кажется, больше предавалась христ³анству, чѣмъ любви, не могла обращать большого вниман³я на ухаживан³я этого майоратнаго дворянина.- Дай Богъ!- отвѣтилъ Санчо,- потому что это было бы плохо и для того, и для другой. Однако, отпусти меня, другъ мой Рикоте: я хочу сегодня же свидѣться съ моимъ господиномъ Донъ-Кихотомъ.- Поѣзжай съ Богомъ, братъ Санчо. Вотъ ужъ и спутники мои начинаютъ протирать глаза, и намъ тоже пора въ дорогу." Они нѣжно поцѣловались; Санчо сѣлъ на своего осла; Рикоте взялъ въ руки посохъ, и они разстались.

  

   Герцогу и герцогинѣ совсѣмъ не пришлось раскаяться въ шуткѣ, сыгранной ими съ Санчо Панса въ смѣшномъ губернаторствѣ, которое они ему дали, тѣмъ болѣе что въ этотъ самый день ихъ мажордомъ возвратился и разсказалъ имъ слово за словомъ почти всѣ слова и всѣ дѣйств³я, сказанныя т совершенныя Санчо Панса въ эти нѣсколько дней. Наконецъ, онъ разсказалъ имъ объ осадѣ острова, испугѣ Санчо и его поспѣшномъ бѣгствѣ. Это особенно ихъ позабавило.

   Послѣ этого истор³я повѣствуетъ, что назначенныя для битвы день наступилъ. Герцогъ въ нѣсколько пр³емовъ научилъ своего лакея Тозилоса, какимъ способомъ схватиться съ Донъ-Кихотомъ, чтобы побѣдить его, не убивая и не раня. Онъ распорядился, чтобы съ коп³й снято было желѣзо, сказавъ Донъ-Кихоту, что христ³анское милосерд³е, которое онъ считалъ своей спец³альностью, не позволяетъ, чтобы бой совершался съ опасностью для жизни, и что сражающ³еся должны удовольствоваться тѣмъ, что онъ даетъ имъ свободу дѣйств³й въ своихъ владѣн³яхъ, вопреки постановлен³ю святого совѣта Тридцати, которымъ воспрещены были подобнаго рода поединки, и имъ поэтому не должно доводить своего раздора до крайности. Донъ-Кихотъ отвѣчалъ, что его свѣтлости остается только по своему желан³ю установить правила и что онъ во всѣхъ пунктахъ будетъ безпрекословно сообразоваться съ ними.

   Герцогъ приказалъ передъ террасой замка соорудить подмостки, гдѣ должны были помѣститься судьи боя и истицы - мать и дочь. Когда страшный день наступилъ, изо всѣхъ сосѣднихъ деревень и деревушекъ сбѣжалось множество народа, чтобы посмотрѣть на новое для нихъ зрѣлище подобной битвы, потому что въ этой мѣстности никогда никто не видѣлъ и не слышалъ ни о чемъ подобномъ, ни бывш³е въ живыхъ, ни умерш³е.

   Первымъ пошелъ въ ограду поля битвы церемон³ймейстеръ. Онъ обѣжалъ и осмотрѣлъ всю площадь, чтобы узнать, не было ли приготовлено какой-нибудь скрытой западни, какого-нибудь препятств³я, гдѣ можно было бы споткнуться и упасть; а затѣмъ появилась дуэнья, со своей дочерью. Онѣ усѣлись на своихъ мѣстахъ, покрытыя своими вуалями до глазъ и даже до горла, въ знакъ великаго сердечнаго сокрушен³я. Донъ-Кихотъ находился уже на мѣстѣ боя. Тотчасъ послѣ этого съ одной изъ сторонъ площадки показался сопровождаемый нѣсколькими трубачами и сидя на сильной лошади, подъ которой дрожала земля, велик³й лакей Тозилосъ съ опущеннымъ забраломъ, прямой какъ палка и покрытый толстымъ и сверкающимъ оруж³емъ. Лошадь была фрисландская: широкая грудь и прекрасный сѣрый цвѣтъ въ яблокахъ. Храбрый боецъ хорошо былъ наученъ герцогомъ, какъ вести себя съ доблестнымъ Донъ-Кихотомъ Ламанчскимъ. Ему было внушено прежде всего не убивать его, а напротивъ избѣжать перваго столкновен³я, чтобы избавить рыцаря отъ опасности вѣрной смерти. Тозилосъ объѣхалъ поле битвы и, когда поравнялся съ мѣстомъ, гдѣ находились дуэньи, сталъ осматривать ту, которая требовала, чтобы онъ на ней женился.

   Распорядитель битвой вызвалъ Донъ-Кихота, который находился уже на мѣстѣ боя и въ присутств³и Тозилоса спросилъ дуэн³й, согласны ли онѣ предоставить Донъ-Кихоту защиту ихъ дѣла. Онѣ отвѣчали, что согласны и что всѣ, что онъ по этому случаю сдѣлаетъ, онѣ сочтутъ хорошимъ, законнымъ и достодолжнымъ. Въ это время герцогъ и герцогиня усѣлись на галлереѣ, которая выходила въ полѣ битвы и которой ограда украшена была безчисленнымъ множествомъ людей, прибѣжавшихъ посмотрѣть въ первый разъ на этотъ кровавый поединокъ. Услов³емъ боя было поставлено, что если Донъ-Кихоть побѣдитъ, его противникъ долженъ жениться на дочери доньи Родригесъ; если же онъ останется побѣжденнымъ, тотъ освободится онъ слова, за которое съ него взыскивали, и отъ обязанности дать другое какое-либо удовлетворен³е.

   Церемон³ймейстеръ раздѣлилъ между дерущимися небо и землю и поставилъ ихъ на мѣста, которыя они должны были занять. Барабаны ударили, воздухъ затрепеталъ отъ звука трубъ, земля задрожала подъ ногами лошадей, и въ любопытной толпѣ, ожидавшей, хороший или дурной будетъ исходъ битвы, сердца заволновались отъ страха и надежды. Наконецъ Донъ-Кихотъ, въ глубинѣ души предавшись Господу Богу и своей дамѣ Дульцинеѣ Тобозской, сталъ ждать, чтобы ему подали сигналъ для аттаки. Но нашъ лакей занятъ былъ совѣемъ другими мыслями и думалъ о томъ, о чемъ я сейчасъ скажу. Повидимому, когда онъ сталъ разсматривать свою непр³ятельницу, она показалась ему самой красивой особой, какую онъ когда-либо видѣлъ на своемъ вѣку, и слѣпое дитя, которое въ здѣшнихъ мѣстахъ принято называть амуромъ, не хотѣло упустить случая восторжествовать надъ душой изъ лакейской и вписать ее въ списокъ своихъ трофеевъ. Онъ приблизился тайкомъ, никѣмъ не видимый, и всадилъ въ лѣвый бокъ бѣднаго лакея двухъ-аршинную стрѣлу, которая насквозь пронзила ему сердце, и ему дѣйствительно можно было спокойно нанести свой ударъ, потому что любовь невидима; она входитъ и выходитъ, какъ ей нравится, и никто не спрашиваетъ у нея отчета въ ея дѣйств³яхъ. Такъ я говорю, что, когда поданъ былъ сигналъ къ аттакѣ, нашъ лакей былъ внѣ себя, думая о прелестяхъ той, которую онъ сдѣлалъ госпожой своей свободы; поэтому онъ не мотъ слышать звука трубы, какъ слышалъ ее Донъ-Кихотъ, который при первомъ же призывѣ бросилъ поводъ и пустился на своего противника со всей быстротой, какую позволяли ноги Poссинанта. Когда оруженосецъ его Санчо увидалъ его удаляющимся, онъ воскликнулъ во всю силу своего голоса: "Да сопутствуетъ тебѣ Богъ, сливки и цвѣтъ странствующихъ рыцарей! Да дастъ тебѣ Богъ побѣду, потому что справедливость на твоей сторонѣ!"

   Хотя Тозилосъ и видѣлъ, что Донъ-Кихоть несется на него, но онъ не двинулся съ мѣста; напротивъ, громкимъ голосомъ призванъ распорядителя битвой, который тотчасъ же прибѣжалъ узнать, что ему нужно, онъ сказалъ: "Сударь, эта битва не затѣмъ ли происходитъ, чтобы мнѣ жениться или не жениться на этой дамѣ? - Именно затѣмъ", былъ ему отвѣтъ.- Ну, такъ я боюсь угрызен³й своей совѣсти,- заговорилъ снова лакей;- а я ее тяжко обременю, если дамъ ходъ этой битвѣ. Я поэтому объявляю, что считаю себя побѣжденнымъ, и что готовъ жениться на этой дамѣ тотчасъ же." Распорядитель битвой былъ очень пораженъ рѣчью Тозилоса, а такъ какъ онъ былъ посвященъ въ тайну махинац³и этого дѣла, то не могъ найти и слова въ отвѣтъ ему. Что касается Донъ-Кихота, то онъ остановился среди своего бѣга, увидавъ, что непр³ятель его не ѣдетъ ему навстрѣчу. Герцогъ не зналъ, по какой причинѣ битва отмѣнена, но распорядитель боя явился доложить ему сказанное Тозилосомъ, и это повергло его въ крайнее удивлен³е и гнѣвъ.

   Пока все это происходило, Тозилосъ приблизился къ эстрадѣ, на которой находилась донья Родригесъ, и сказалъ ей громкимъ голосомъ: "Я готовъ, сударыня, жениться на вашей дочери, и не хочу тяжбой и ссорами добиваться того, что я могу подучить въ мирѣ и безъ смертельной опасности." Храбрый Донъ-Кихотъ услыхалъ эти слова и съ своей стороны сказалъ: "Если это такъ, я свободенъ и освобожденъ отъ своего обѣщан³я. Пускай они женятся въ добрый часъ, и да отдастъ ему ее Богъ и да благословитъ ему ее св. Петръ."

   Герцогъ между тѣмъ сошелъ на площадку предъ замкомъ и приблизившись къ Тозилосу, сказалъ ему: "Правда ли, рыцарь, что вы признаете себя побѣжденнымъ и что, движимые угрызен³ями вашей совѣсти, вы хотѣли бы жениться на этой молодой дѣвицѣ? - Да, сударь,- отвѣчалъ Тозилосъ.- Очень хорошо,- заговорилъ тутъ Санчо,- потому что свои собаки грызутся, чужая не приставай, и благо тѣ будетъ." Тозилосъ принялся развязывать ремни своего забрала и просилъ, чтобы ему помогли снять его, потому что онъ задыхается и болѣе не можетъ оставаться запертымъ въ этой тѣсной темницѣ; съ него сняли его головной уборъ со всевозможной быстротой, и его лакейское лицо явилось во всемъ своемъ блескѣ. Когда донья Родригесъ и ея дочь увидали его, онѣ разразились пронзительными криками: "Это обманъ,- вскричали онѣ,- безсовѣстный обманъ. Тозилосомъ, лакеемъ моего господина герцога, замѣнили моего настоящаго жениха. Во имя Бога и короля, правосуд³я требуемъ мы за такую хитрость, чтобы не сказать, за такое мошенничество! - Не огорчайтесь, сударыни,- воскликнулъ Донъ-Кихотъ:- здѣсь нѣтъ ни хитрости, ни мошенничества, или если есть, то не герцогъ въ этомъ виноватъ, а скорѣе злые волшебники, меня преслѣдующ³е: завидуя славѣ, которую я пр³обрѣлъ этой побѣдой, они превратили лицо вашего жениха въ лицо человѣка, который, по вашимъ словамъ, состоитъ лакеемъ у герцога. Примите мой совѣтъ и, не смотря на хитрость моихъ враговъ, выйдите за него замужъ, потому что, безъ сомнѣн³я, это тотъ самый человѣкъ, котораго вы желали себѣ въ супруги." Герцогъ, услышавъ эти слова, чуть было не смѣнилъ гнѣва на взрывъ хохота. "Все случающееся съ Донъ-Кихотомъ такъ необычайно,- сказалъ онъ,- что я готовъ вѣрить, что этотъ мой лакей не мой лакей. Но попытаемъ уловку и прибѣгнемъ къ стратагемѣ: для этого достаточно отложить свадьбу на двѣ недѣли и все время держать подъ замкомъ этого человѣка, приведшаго насъ въ недоумѣн³е. Можетъ быть, въ течен³и этихъ двухъ недѣль онъ и возвратитъ себѣ первоначальный свой видъ, и злоба волшебниковъ противъ господина Донъ-Кихота не продлится такъ долго, особенно въ виду того, что для нихъ ничего не стоитъ прибѣгать къ такимъ обманамъ обманамъ и превращен³ямъ. - О, господинъ,- воскликнулъ Санчо,- развѣ вы не знаете, что эти разбойники имѣютъ обыкновен³е превращать все, что касается моего господина? Намедни онъ побѣдилъ одного рыцаря, который назывался рыцаремъ Зеркалъ, а они превратили его и показали намъ его подъ видомъ баккалавра Самсона Карраско, родомъ изъ нашей деревни нашего близкаго друга. Что касается госпожи Дульцинеи Тобозской, то ее они измѣнили въ грубую крестьянку. Поэтому я думаю, что это лакей долженъ жить и умереть лакеемъ во всѣ дни своей жизни." Тогда дочь Родригесъ воскликнула: "Кто бы ни былъ тотъ, кто предлагаетъ мнѣ свою руку, но я ему безконечно благодарна, потому что мнѣ лучше быть законной женой лакея, нежели соблазненной и обманутой любовницей дворянина, хоть тотъ, кто меня соблазнилъ, и не дворянинъ."

   Эти событ³я и всѣ эти истор³и кончились тѣмъ, что Тозилосъ былъ запертъ съ цѣлью узнать, чѣмъ кончится его превращен³е. Всѣ воскликнули: "Побѣда за Донъ-Кихотомъ!" а большинство разошлось въ печали и съ опущенными головами, недовольные, что бойцы не изорвали другъ друга въ куски; какъ въ печали расходятся мальчишки, когда повѣшенный, котораго они ожидали, не вздергивается на висѣлицу, потому что получаетъ помилован³е или отъ истца или отъ суда. Люди разошлись; герцогъ и герцогиня возвратились во дворецъ; Тозилосъ былъ запертъ; донья Родригесъ и ея дочь остались очень довольны тѣмъ, что такъ или иначе это дѣло окончится бракомъ, а Toзилосъ лучшаго и не хотѣлъ.

  

   Донъ-Кихоту показалось наконецъ необходимымъ выйти изъ той полной праздности, въ которой онъ пребывалъ въ этомъ замкѣ. Ему мнилось, что онъ беретъ на себя большую вину предъ свѣтомъ, давая удерживать себя и разнѣживать среди безконечныхъ наслажден³й, которыми угощали его благородные хозяева какъ странствующаго рыцаря, и что ему придется отдать предъ небомъ строг³й отчетъ въ этой разнѣженности и праздности. Въ одинъ прекрасный день поэтому онъ попросилъ у герцога и герцогини позволен³е проститься съ ними. Они позволен³е дали, но при этомъ выразили большое огорчен³е, что онъ ихъ покидаетъ. Герцогиня передала Санчо Панса письма его жены и онъ плакалъ, слушая чтен³е этихъ писемъ. "Кто бы подумалъ,- сказалъ онъ,- что столько прекрасныхъ надеждъ, родившихся въ сердцѣ моей жены Терезы Панса при извѣст³и о моемъ губернаторствѣ, расплывутся какъ дымъ, и мнѣ снова придется тащиться нынѣ за войсками приключен³й для моего господина Донъ-Кихота Ламанчскаго? Во всякомъ случаѣ я доволенъ, что моя Тереза отвѣтила, какъ подобало, и прислала герцогинѣ желудей. Если бы она этого не сдѣлала, она показала бы себя неблагодарной, и я былъ бы въ отчаян³и. Меня утѣшаетъ, что этому подарку нельзя дать назван³я взятки, потому что, когда она его посылала, я уже обладалъ губернаторствомъ, а хорошо, чтобы тѣ, кто получаетъ благодѣян³я, проявляли свою признательность хотя бы пустяками. Въ концѣ концовъ, нагимъ я принялъ губернаторство и нагимъ я его оставилъ, такъ что съ самой спокойной совѣстью могу повторять: нагимъ я родился, нагъ и теперь, ничего я не потерялъ, ничего не выигралъ,- а это не мало."

   Вотъ что говорилъ себѣ Санчо въ день отъѣзда. Донъ-Кихотъ, который наканунѣ простился съ герцогомъ и герцогиней, вышелъ рано утромъ и въ полномъ вооружен³и появился на площадкѣ предъ замкомъ. Всѣ обитатели замка смотрѣли на него съ галлерей, и герцогъ съ герцогиней также вышли взглянуть на него. Санчо сѣлъ на своего осла со своей котомкой, своимъ чемоданомъ и своей провиз³ей, въ полномъ восторгѣ, такъ какъ мажордомъ герцога, тотъ самый, который исполнялъ роль Трифальди, опустилъ ему въ карманъ маленьк³й кошелекъ съ двумя стами золотыхъ дукатовъ на покрыт³е дорожныхъ расходовъ, о чемъ Донъ-Кихотъ еще ничего не зналъ. Въ то время, какъ взоры всѣхъ были обращены на рыцаря, какъ уже было сказано, вдругъ дерзкая и скромная Альтисидора, смотрѣвшая на него тоже среди другихъ дуэн³й и камеристокъ, возвысила голосъ и стала причитать:

  

   "Слушай ты, негодный рыцарь!

   Придержи узду немного;

   Не терзай такъ сильно бедеръ

   Плохо выѣзженой клячи.

  

   "Посмотри, ты убѣгаешь

   Не отъ жала змѣя злого,

   А отъ нѣжнаго ягненка,

   Что овцой не скоро станетъ.

  

   "Надсмѣялся ты, о извергъ,

   Надъ прекраснѣйшею дѣвой;

   Ей подобной не видали

   Ни Д³ана, ни Венера.

  

   "О, Биренъ *) жесток³й, о Эней бѣглецъ,

   Да пошлетъ же чортъ тебѣ лихой конецъ! **)

  

   "Ты въ когтяхъ своихъ уносишь,

   О, безбожное созданье!

   Сердце дѣвы столь-же скромной,

   Сколько пылкой въ страсти нѣжной.

  

   "Три ночныхъ платка, подвязки

   Ты уносишь съ ногъ, которымъ

   Мраморъ лишь одинъ Паросск³й

   Бѣлизной своей подобенъ.

  

   "Около двухъ тысячъ вздоховъ

   Ты уносишь, и столь жаркихъ,

   Что они сожгли бъ всѣ Трои

   Если бъ было не одна ихъ.

  

   "О, Биренъ жесток³й, о Эней бѣглецъ,

   Да пошлетъ же чортъ тебѣ лихой конецъ!

  

   "Пусть оруженосца Санчо

   Сердце такъ окаменѣетъ,

   Что отъ чаръ освобожденья

   Не узнаетъ Дульцинея.

  

   "Пусть она тоской томима,

   За тебя страданье терпятъ,

   Какъ, бываетъ, за виновныхъ

   Неповинный страдаютъ.

  

   "Пусть твои всѣ приключенья

   Въ злоключенья обратятся;

   Радость станетъ сновидѣньемъ;

   Небылицей станетъ вѣрность.

  

   "О, Биренъ жесток³й, о, Эней бѣглецъ,

   Да пошлетъ же чортъ тебѣ лихой конецъ!

  

   "Имя будь тебѣ измѣнникъ

   Отъ Севильи до Марчены,

   Отъ Гренады и до Лохи

   И до Англ³и до самой.

  

   "Сядешь ли играть ты въ карты,

   Напримѣръ, въ пикетъ илъ ломберъ,

   Пусть бѣгутъ тебя семерки,

   И тузы, и короли всѣ.

  

   "Станешь ли срѣзать мозоли,

   Пусть польется кровь рѣкою;

   Если будешь дергать зубы,

   Въ деснахъ пусть торчатъ осколки.

  

   "О, Биренъ жесток³й, о, Эней бѣглецъ,

   Да возьметъ же чорть тебѣ лихой конецъ!"

  

   *) Въ десятой пѣснѣ Неистоваго Орландо Бирено покидаетъ свою возлюбленную Олимп³ю на необитаемомъ островѣ. При своемъ пробужден³и, она клянетъ измѣнника и осыпаетъ его проклят³ями, какъ Дидона при отъѣзда Энея. Отсюда оба сравнен³я Альтисидоры.

   **) Это заклинан³е образуетъ то, что испанцы называютъ el estribillo (припѣвъ) и повторяется въ концѣ каждой строфы.

  

   Пока опечаленная Альтисидора такъ скорбѣла, Донъ-Кихотъ пристально смотрѣлъ на все, потомъ, не отвѣчая ни слова, повернулъ голову въ сторону Санчо и сказалъ ему: "Спасен³емъ твоихъ предковъ, мой добрый Санчо, я тебя заклинаю и умоляю сказать мнѣ правду. Не уносишь ли ты съ собою трехъ ночныхъ платковъ и подвязокъ, о которыхъ говоритъ эта влюбленная дѣвица? - Три платка я уношу,- отвѣчалъ Санчо,- а подвязокъ у меня такъ же нѣтъ, какъ тутъ на ладони." Герцогиня была сильно поражена дерзостью Альтисидоры и хотя она и знала, что она смѣла и смѣшлива, но на такую вольность не считала ее способною. Кромѣ того, такъ какъ она не была предупреждена объ этой выходкѣ, то тѣмъ болѣе была поражена. Герцогъ хотѣлъ поддержать шутку и сказалъ Донъ-Кихоту: "Мнѣ кажется, что послѣ добраго пр³ема, оказаннаго вамъ въ этомъ замкѣ, съ вашей стороны, господинъ рыцарь, дурно, что вы осмѣливаетесь унести съ собою три платка или по меньшей мѣрѣ, если не по большей мѣрѣ, подвязки этой дѣвицы. Это доказываетъ дурное сердце и служить уликами не соотвѣтствующими вашей славѣ. Возвратите ей ея подвязки, или я вызываю васъ на смертный бои, не опасаясь, что злые волшебники меня превратятъ или исказятъ мнѣ лицо, какъ они сдѣлали съ коимъ лакеемъ Тозилосомъ, который вышелъ на поединокъ съ вами. - Да сохранитъ меня Богъ, - отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- обнажать шпагу противъ вашей с³ятельной особы, отъ которой я видѣлъ столько милостей! Я возвращу платки, такъ какъ Санчо говоритъ, что они у него; что же касается подвязокъ, то возвратить ихъ невозможно, потому что ни я ихъ не получалъ, ни Санчо, и если ваша дѣвица поищетъ ихъ въ своихъ шкатулкахъ, она ихъ найдетъ непремѣнно. Никогда, господинъ герцогъ, никогда я не былъ воромъ и думаю, что никогда имъ не буду во всю мою жизнь, если рука господня меня не покинетъ. Эта дѣвица, по собственнымъ ея словамъ, влюбленная, говоритъ вещи, въ которыхъ я невиненъ; поэтому мнѣ не приходится просить прощен³я ни у нея, ни у вашей свѣтлости; васъ я умоляю быть обо мнѣ лучшаго мнѣн³я и дать мнѣ еще разъ позволен³е продолжать мое путешеств³е. - Дай Богъ, чтобы путешеств³е ваше было благополучно, господинъ Донъ-Кихотъ,- воскликнула герцогиня,- и чтобы мы получали постоянно хорош³я извѣст³я о вашихъ подвигахъ! Отправляйтесь съ Богомъ, потому что чѣмъ больше вы здѣсь остаетесь, тѣмъ больше усиливаете вы пламя любви въ сердцахъ дѣвицъ, смотрящихъ на васъ. Что касается моей камеристки, то я ее накажу такъ, что впредь она не будетъ распускать ни своихъ глазъ, ни языка. - Я хочу, чтобы ты услышалъ еще одно только слово, о доблестный Донъ-Кихотъ,- заговорила тотчасъ Альтисидора:- я прошу у тебя прощен³я за то, что обвинила тебя въ кражѣ подвязокъ, потому что клянусь душой своей и совѣстью, онѣ у меня на обѣихъ ногахъ, и я оказалась разсѣянною, какъ тотъ, кто сталъ искать своего осла послѣ того, какъ сѣлъ на него верхомъ. - Ну, не говорилъ ли я?- воскликнулъ Санчо.- О, я право мастеръ скрывать кражи. Клянусь Богомъ, если бы я только хотѣлъ я бы нашелъ подходящ³й къ тому случай въ моемъ губернаторствѣ.

   Донъ-Кихотъ наклонилъ голову, сдѣлалъ глубок³й поклонъ герцогу, герцогинѣ, всѣмъ присутствующимъ и, повернувъ за поводъ Россинанта, имѣя позади себя Санчо на Сѣромъ, онъ покинулъ замокъ и поѣхалъ по направлен³ю къ Сарагоссѣ.

  

   Когда Донъ-Кихотъ увидалъ себя среди чистаго поля, свободнымъ и избавившимся отъ преслѣдован³й влюбленной Альтисидоры, ему показалось, что онъ попалъ въ свою сферу, и что жизненные силы снова ожили въ немъ для продолжен³я и распространен³я своей рыцарской дѣятельности, онъ обратился къ Санчо и сказалъ ему: "Свобода, Санчо, есть одинъ изъ драгоцѣннѣйшихъ даровъ неба людямъ. Ничто съ ней не сравнится ни сокровища, заключенныя въ нѣдрахъ земли, ни сокровища, которыя скрываетъ море въ своихъ глубинахъ. За свободу, какъ и счаст³е, можно и должно рисковать своей жизнью; рабство, напротивъ, есть величайшее несчаст³е, которое только можетъ постигнуть человѣка. Я тебѣ говорю это, Санчо, потому, что ты хорошо видѣлъ изобил³е и наслажден³е, которыми мы пользовались въ замкѣ, сейчасъ нами покинутомъ. Такъ вотъ, среди этихъ изысканныхъ блюдъ и замороженныхъ напитковъ, мнѣ казалось, что я страдаю отъ голода, потому что я не могъ пользоваться ими съ той свободой, какъ если бы онѣ мнѣ принадлежали, ибо обязанность благодарности за благодѣян³я и милости, которыя получаешь, какъ бы сковываютъ ихъ, не давая ему свободнаго полета. Счастливъ тотъ, кому небо даетъ кусокъ хлѣба, за который онъ долженъ благодарить только небо и никого другого! - И все-таки, - возразилъ Санчо, - не смотря на все, сказанное мнѣ вашей милостью, нехорошо было бы оставить безъ признательности съ нашей стороны тѣ двѣсти дукатовъ золотомъ, которые даны мнѣ мажордомомъ герцога въ кошелькѣ, каковой кошелекъ ношу я на груди, какъ крѣпительный бальзамъ, для случаевъ, как³е могутъ представиться. Мы не всегда будемъ встрѣчать замки, гдѣ насъ будутъ угощать, можетъ быть, мы попадемъ въ так³я гостиницы, гдѣ насъ убьютъ палками."

   Такъ бесѣдуя, странствующ³й рыцарь и оруженосецъ ѣхали дальше до тѣхъ поръ, пока, проѣхавъ нѣсколько болѣе мили, не увидали около дюжины человѣкъ, одѣтыхъ по-крестьянски, и обѣдавшихъ на травѣ среди зеленой равнины, подостлавъ вмѣсто скатерти свои плащи. Около нихъ виднѣлись въ недальнемъ разстоян³и одна отъ другой какъ бы бѣлыя разтянутыя простыни, которыя, повидимому, что-то собою покрывали. Донъ-Кихотъ приблизился къ обѣдавшимъ и, вѣжливо имъ поклонившись, спросилъ ихъ, что скрывалось подъ полотнами. Одинъ изъ нихъ отвѣтилъ: "Сударь, подъ этими полотнами лежатъ выпуклыя и лѣпныя изображен³я святыхъ, которыя предназначены для кладбища, устраиваемаго въ нашей деревнѣ. Мы ихъ несемъ покрытыми изъ опасен³я, чтобы они не слиняли, и на нашихъ плечахъ имъ опасен³я, чтобы они не сломались".- Если бы вы позволили, - сказалъ Донъ-Кихотъ, - я бы съ удовольств³емъ посмотрѣлъ ихъ, потому что образа, несомые съ такой осторожностью, конечно, должны быть хороши.- Еще какъ хороши,- возразилъ собесѣдникъ,- достаточно сказать ихъ цѣну: здѣсь нѣтъ ни одного, который стоилъ бы менѣе пятидесяти дукатовъ. А чтобы ваша милость видѣли, что я говорю правду, подождите мгновен³е, и вы увидите это собственными глазами." Вставъ со стола, человѣкъ этотъ открылъ первое изображен³е, которое оказалось изображен³емъ св. Георг³я, верхомъ на своей лошади, попирающаго ногами дракона и вонзающаго въ него копье съ гордымъ видомъ, какой ему обыкновенно придаютъ. Всѣ изображен³е было, какъ говорится,словно точеное. "Этотъ всадникъ,- сказалъ Донъ-Кихотъ, увидавъ его, - былъ одинъ изъ лучшихъ странствующихъ рыцарей божественнаго воинства; онъ назывался св. Георг³емъ и былъ, кромѣ того, великимъ защитникомъ дѣвушекъ. Посмотримъ другого." Крестьянинъ открылъ его, и глазамъ присутствующихъ предстало изображен³е св. Мартина, также на лошади, раздѣляющаго свой плащъ съ нищимъ. Едва лишь увидавъ его, Донъ-Кихотъ воскликнулъ: "Этотъ всадникъ, былъ тоже однимъ изъ христ³анскихъ авантюристовъ, и я думаю, болѣе щедрымъ, нежели храбрымъ, какъ ты можешь видѣть, Санчо, потому что онъ дѣлитъ свой плащъ съ бѣднымъ и отдаетъ ему половину, и кто было, должно быть, еще зимою, потому что иначе онъ отдалъ бы ему весь плащъ, до такой степени былъ онъ благотворителенъ. - Вовсе не въ этомъ дѣло,- отвѣчалъ Санчо,- а дѣло въ поговоркѣ, которая говоритъ: "На Бога надѣйся, а самъ не плошай." Донъ-Кихотъ разсмѣялся и попросилъ открыть другое полотно, подъ которымъ оказался патронъ испанцевъ на лошади, съ окровавленнымъ мечомъ, убивающ³й мавровъ и попирающ³й ногами ихъ головы. Увидавъ его, Донъ-Кихотъ воскликнулъ: "О, это рыцарь и притомъ изъ Христоваго воинства. Его зовутъ св. ²аковомъ Матаморосомъ; {То есть мавроуб³йца.} это одинъ изъ наиболѣе храбрыхъ святый и рыцарей, как³е когда-либо бывали на свѣтѣ и как³е въ настоящее время находятся на небѣ". Затѣмъ поднято было еще одно полотно, подъ которымъ находился апостолъ Павелъ, изображенный падающимъ съ лошади и со всѣми обстоятельствами, съ какими соединяютъ обыкновенно изображен³е его обращен³я ко Христу. Увидавъ его настолько хорошо переданнымъ, что можно было сказать, что ²исусъ съ нимъ говорить, а Павелъ отвѣчаетъ, Донъ-Кихотъ сказалъ: "Этотъ былъ величайшимъ врагомъ церкви нашего Господа Бога въ свое время и величайшимъ защитникомъ ея послѣ, какого она когда-либо видѣла, странствующимъ рыцаремъ во всю свою жизнь, покойнымъ святымъ только послѣ смерти, неустаннымъ труженикомъ въ виноградникѣ нашего Бога, врачомъ народовъ, школой которому служили небеса, а учителемъ и наставникомъ былъ самъ ²исусъ Христосъ."

   Такъ какъ никакихъ больше образовъ не было, то Донъ-Кихотъ велѣлъ закрыть показанные и сказалъ тѣмъ, кто ихъ несъ: "Я считаю добрымъ предзнаменован³емъ, братцы, что видѣлъ вами показанное, потому что эти святые рыцари имѣли ту же професс³ю, что и я, то есть дѣйствовали оруж³емъ, съ той только разницей впрочемъ, что они были святые, воевали божественнымъ способомъ, тогда какъ я грѣшникъ и воюю, какъ человѣкъ. Они завоевали небо силой своей руки, потому что небо сдается силѣ, {Царств³е Небесное силою берется. (Матѳ., глава 11, ст. 12).} а я до сихъ поръ не знаю, что я завоевалъ силою страдан³я. Но если бы моя Дульцинея Тобозская могла избавиться отъ своихъ страдан³й, можетъ быть съ улучшен³емъ моей судьбы и возвращен³емъ всей силы моего ума я пошелъ бы по лучшему пути, нежели тотъ, по которому я пошелъ. - Да услышитъ тебя Богъ я да оглохнетъ грѣхъ! - сказалъ тихо Санчо.

   Эти люди были одинаково удивлены и рѣчами Донъ-Кихота него видомъ, хотя они не поняли и половины того, что онъ говорилъ. Они кончили обѣдъ, подняли образа на плечи и, простившись съ Донъ-Кихотомъ, отправились въ дальнѣйш³й путь.

   Что касается Санчо, то онъ какъ будто никогда не зналъ своего господина - такъ былъ онъ пораженъ его знан³ями, и подумалъ, что нѣтъ на свѣтѣ истор³и, которую онъ не зналъ бы, какъ свои пять пальцевъ и не запечатлѣлъ бы въ своей памяти. "По истинѣ, сеньоръ нашъ господинъ, если то, что съ нами сегодня было, можетъ быть названо приключен³емъ, то это было самое пр³ятное, самое сладостное изо всѣхъ, как³я случались съ нами во все время нашего паломничества. Мы вышли изъ него безъ шума и безъ единаго удара палкою; мы же взяли шпаги въ руку, не ударяли землю нашими тѣлами, не испытали мукъ голода; слава Богу, что онъ далъ мнѣ собственными глазами увидать такую вещь.- Ты правъ, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- но обрати вниман³е на то, что часъ къ часу не приходится и что не всегда бываетъ одинаковая удача. Что касается тѣхъ случаевъ, которые въ просторѣч³и называются предзнаменован³ями и которые не основываются ни на какомъ естественномъ основан³и, то благоразумные люди судятъ о нихъ и считаютъ ихъ счастливыми встрѣчами. Когда одинъ изъ суевѣрныхъ людей встаетъ рано утромъ, выходитъ изъ дому и встрѣчаетъ монаха изъ ордена блаженнаго святого Франциска, отъ наворачивается къ нему спиною, какъ будто бы наткнулся на грифа, и возвращается обратно домой. Другой просыплетъ соль на столъ и становятся оттого не въ духѣ, какъ будто бы природа обязана предувѣдомлять о будущихъ несчаст³яхъ помощью такихъ малыхъ средствъ. Благоразумный человѣкъ и христ³анинъ не долженъ по такимъ пустякамъ судить о томъ, что небо намѣрено совершить. Сцип³онъ пр³ѣзжаетъ въ Африку, спотыкается сходя на землю, и видитъ, что солдаты приняли это за дурное предзнаменован³е. А онъ, обнимая землю, говоритъ; "Ты не уйдешь отъ меня больше, Африка, потому это я тебя держу въ своихъ рукахъ. Такъ вотъ, Санчо, встрѣча съ этими святыми иконами была для меня счастливымъ событ³емъ.- Я думаю,- отвѣчалъ Санчо,- но я бы хотѣлъ, чтобы ваша милость, сказали мнѣ одну вещь: отчего испанцы, когда идутъ въ битву, говорятъ, призывая св. ²акова Матамореса: "Святой ²аковъ, и запрись Испан³я? {Santiago, y cierra, Espana. Буквально: Святой ²аковъ, и аттакуй Испан³я. Слово cerrar, въ прежн³я времена означавшее аттаковать, теперь употребляется только въ смыслѣ запирать. Отсюда игра словами у Санчо.}. Развѣ Испан³я отворена и хорошо бы было запереть ее? или что это за церемон³я такая? - Какъ ты простъ, Санчо! - отвѣчалъ Донъ-Кихотъ. - Ты долженъ знать, что этотъ велик³й рыцарь Г³ацинтоваго креста данъ Богомъ въ патроны Испан³и исключительно для кровавыхъ столкновен³й, которыя бывали у испанцевъ съ маврами. Поэтому они и призываютъ его какъ своего защитника во всѣмъ битвахъ, которыя, они даютъ, и много разъ онъ являлся воплощенный и аттаковалъ сламывалъ и уничтожалъ саррацинъ. Эту истину я могу подтвердить множествомъ примѣровъ изъ испанской истор³и, самыхъ достовѣрныхъ".

   Перемѣнивъ разговоръ, Санчо сказалъ своему господину: "Я пораженъ, господинъ, наглостью этой Альтисидоры, герцогининой камеристки. Она должно быть порядочно ранена этимъ плутомъ, который называется Амуромъ. Говорятъ, это слѣпой охотникъ, который, хотя и близорукъ, или, вѣрнѣе, безглазъ, но если избираетъ себѣ какую цѣль, то попадаетъ въ нее, какъ бы мала она не была и пронзаетъ ее то и дѣло своими стрѣлами. Я слышалъ, что о цѣломудр³е и скромность дѣвушекъ стрѣлы притупляются и сламываются, но, повидимому, объ эту Альтисидору онѣ еще обостряются, вмѣсто того чтобы притупляться. - Замѣть, Санчо,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- что Амуръ въ своихъ замыслахъ не проявляетъ ни уважен³я, ни тѣни разсудка. Онъ схожъ со смертью, которая также поражаетъ одинаково и высок³я башни королевскихъ дворцовъ и скромныя хижины пастуховъ, а когда она совершенно овладѣваетъ душой, она прежде всего отнимаетъ у нея страхъ и стыдъ. Потому-то Альтисидора и высказала нескромно свои желан³я, которыя въ моей душѣ отозвались больше смущен³емъ, нежели жалостью.- Поразительная жестокость! - воскликнулъ Санчо.- Неслыханная неблагодарность! Что меня касается, то я могу сказать, что бы я сдался и далъ себя взять при малѣйшемъ словѣ любви, съ которымъ ко мнѣ бы обратились. Чортъ меня возьми! Какое каменное сердце! Как³я бронзовыя внутренности, какая жестокая душа! Но не могу себѣ представить, что эта дѣва увидала въ васъ, что такъ влюбилась и разгорѣлась. Какой нарядъ, какая осанка, какая грац³я, какая черта лица могла ее прельстить? Какъ каждая изъ этихъ вещей въ отдѣльности или всѣ вмѣстѣ могли заставить ее такъ влюбиться? Право же, я не разъ принимаюсь осматривать вашу милость съ кончика ногъ до послѣдняго волоска на головѣ и вижу только вещи, созданныя скорѣе для того, чтобы пугать людей, чѣмъ чтобы влюблять ихъ. Такъ какъ я слышалъ, что красота первое и главное качество нужное, чтобы пробуждать любовь, а ваша милость вовсе не обладаете ею, такъ я и не понимаю, во что влюбилась эта бѣдная дѣвушка. - Замѣть, Санчо,- возразилъ Донъ-Кихотъ, - что есть два рода красоты: тѣлесная и духовная. Духовная с³яетъ и обнаруживается въ умѣ, благопристойности, щедрости и обходительности, а всѣми этими качествами обладаетъ даже безобразный человѣкъ. Когда прельщаются такою красотой, а не тѣлесной, любовь бываетъ особенно горяча и продолжительна. Я отлично вижу, Санчо, что я некрасивъ, но сознаю также, что я и не уродливъ, а человѣку порядочному достаточно имѣть названныя мною духовныя качества и не быть чудовищемъ чтобы быть нѣжно любимымъ."