Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая

  

   Боже мой! Съ какимъ нетерпѣн³емъ, знатный или, быть можетъ, плебейск³й читатель, ты, вѣроятно, ждешь этого пролога, думая найти въ немъ месть, ссоры, оскорбительные упреки по адресу автора другого Донъ-Кихота, т. е. того, который зачатъ, говорятъ, въ Тордезильясѣ, а рожденъ въ Таррагонѣ {Это тотъ писатель, который скрылся подъ псевдонимомъ лиценц³ата Алонсо Фернандеца де Авельянеда, родомъ изъ Тордевильяса, а книга котораго напечатана была въ Таррагонѣ.}. Но я, право, не могу дать вамъ этого удовлетворен³я, ибо если оскорблен³я вызываютъ гнѣвъ въ самихъ смиренныхъ сердцахъ, то мое составляетъ исключен³е изъ этого правила. Развѣ тебѣ хочется, чтобъ я доказалъ ему, что онъ оселъ, дуракъ, нахалъ? Я и не подумаю сдѣлать этого. Пусть его грѣхъ накажетъ его, пусть онъ ѣстъ его съ хлѣбомъ и пусть наслаждается.

   Что меня дѣйствительно сердятъ, такъ это то, что онъ меня обидно называетъ старикомъ и безрукимъ, точно въ моей власти задержать время, сдѣлать такъ, чтобъ оно для меня не проходило; или точно у меня сломана была рука въ трактирѣ, а не въ самой блистательной битвѣ, какую только видали или увидитъ настоящ³я и будущ³я времена {Битва при Лепанто.}. Если раны мои не отличаются блескомъ славы въ глазахъ тѣхъ, кто ихъ видитъ, то ихъ, по крайней мѣрѣ, цѣнятъ тѣ, кто знаетъ, гдѣ онѣ мною получены; ибо солдату болѣе подобаетъ умирать въ сражен³и, чѣмъ оставаться свободнымъ въ бѣгствѣ. Я такъ проникнутъ этимъ, что если бы мнѣ сейчасъ предложили сдѣлать для меня невозможное, то я предпочелъ бы лучше опять очутиться въ этомъ удивительномъ сражен³и, чѣмъ излѣчиться отъ моихъ ранъ, не бывъ участникомъ его. Раны на лицѣ и груди солдата - это звѣзды, ведущ³я другихъ къ небу чести и къ желан³ю благородныхъ похвалъ. Съ другой стороны, надо еще замѣтить, что люди пишутъ не сѣдыми волосами, а умомъ, который имѣетъ обыкновен³е съ годами крѣпнуть.

   Еще мнѣ не понравилось, что онъ называетъ меня завистливымъ и объясняетъ мнѣ, точно и этого не знаю, что такое зависть; да, сказать по правдѣ, изъ двухъ родовъ зависти я знаю только благородную, святую и доброжелательную. Какъ же я, спрашивается, стану задѣвать священника, особенно когда онъ съ этимъ зван³емъ составляетъ еще зван³е офицера инквизиц³и {Намекъ на Лопе де Вега, который дѣйствительно былъ священникомъ и офицеромъ инквизиц³и, послѣ того какъ два раза былъ женатъ.}. Если онъ говоритъ это о томъ, кого, повидимому, подразумѣваетъ, такъ онъ жестоко ошибается, потому что я обожаю ген³й этого человѣка, восхищаюсь его произведен³ями и хвалю его постоянную, славную дѣятельность. Во всякомъ случаѣ, я весьма благодаренъ господину автору за то, что онъ сказалъ, что мои Новеллы болѣе сатиричны, чѣмъ образцовы, но что онѣ хороши и не были бы хороши, если бы въ нихъ не было всего понемногу.

   Ты, кажется, хочешь сказать, читатель, что я странно воздерживаюсь и черезчуръ держусь въ границахъ моей скромности; но я знаю, что не слѣдуетъ прибавлять огорчен³я къ огорчен³ю, а испытываемое этимъ господиномъ уже и такъ довольно велико, если онъ не рѣшается явиться прямо и открыто и скрываетъ свое имя и свое отечество, точно совершилъ покушен³е на оскорблен³е величества. Если тебѣ случится съ нимъ познакомиться, скажи ему отъ моего имени, что я не считаю себя оскорбленнымъ, что я отлично знаю, что такое искушен³я дьявола, и знаю, что одно изъ сильнѣйшихъ, которыми онъ движется, это вбивать человѣку въ голову, будто онъ можетъ сочинить и напечатать книгу, которая принесетъ ему столько же славы, сколько денегъ, и столько-же денегъ, сколько славы. А въ доказательство этой истины, я хочу даже, чтобъ ты съ своимъ умомъ и умѣн³емъ разсказалъ ему слѣдующую истор³ю:

   "Былъ въ Севильѣ сумасшедш³й, который ударился въ милѣйшее чудачество, какое только приходило въ голову сумасшедшему. Онъ сдѣлалъ тростниковую трубочку, заостренную къ концу, ловилъ на улицѣ или въ иномъ мѣстѣ какую-нибудь собаку и, зажавъ ей ногой одну лапку и приподнявъ рукой другую, старательнѣйшимъ образомъ вставлялъ ей заостренный конецъ трубочки въ одно мѣсто и, дуя въ другой конецъ, дѣлалъ бѣдное животное круглымъ, какъ шаръ. Приведя его въ такое состоян³е, онъ давалъ ему два удара рукой по животу и отступалъ, говоря присутствующимъ, которыхъ всегда набиралось много: "Теперь ваши милости уже не станете думать, что надуть эту собаку легк³й трудъ?" Станете ли вы теперь думать, что написать книгу легк³й трудъ? Если этотъ разсказъ, другъ читатель, ему не понравится, такъ разскажи ему вотъ этотъ другой, тоже о сумасшедшемъ и собакѣ.

   "Жилъ въ Кордовѣ другой сумасшедш³й, имѣвш³й обыкновен³е носить на головѣ кусокъ мраморной плитки или камень, не изъ легкихъ. Встрѣчая собаку, которая не держалась на сторожѣ, онъ подходилъ къ ней и съ размаху ронялъ на нее свою ношу. Собака, покатившись отъ удара, испускала вой и бросалась спасаться черенъ три улицы. Случилось такъ, что между собаками, на которыхъ онъ ронялъ свою ношу, попалась собака колпачника, которую хозяинъ очень любилъ. Камень упалъ ей на голову, и собака пронзительно завизжала. Хозяинъ, видя причиненное ей зло, пришелъ въ ярость, схватилъ аршинъ, бросился на сумасшедшаго и поколотилъ его отъ головы до пятокъ. При каждомъ ударѣ онъ приговаривалъ: "Пес³й воръ! Развѣ ты не видѣлъ, злодѣй, что моя собака ищейка"? И повторяя разъ на разомъ слово "ищейка", онъ до полусмерти избилъ сумасшедшаго. Наказан³е возимѣло дѣйств³е: сумасшедш³й ушелъ и цѣлый мѣсяцъ не показывался на улицѣ. Послѣ этого онъ явился съ тѣни же штуками и съ еще большею тяжестью. Онъ подходилъ къ тому мѣсту, гдѣ находилась собака, мѣтилъ въ нее, но не рѣшался опускать камни, говоря: "Стой! это ищейка." И какую бы собаку онъ вы встрѣтилъ, хоть бы это былъ догъ или шпицъ, онъ говорилъ, что это ищейка, и уже никогда не опускалъ на нихъ своего камня".

   Можетъ быть, также будетъ и съ этимъ историкомъ: онъ уже не рѣшится опускать ношу своего ума въ книгахъ, которыя, если онѣ дурны, жестче камня. Еще скажи ему, что я ни въ грошъ не ставлю его угрозы лишить меня своей книгой дохода и, сообразуясь съ знаменитой интермед³ей Perendenga {Маленькая современная пьеса, авторъ которой неизвѣстенъ.}, отвѣчаю ему: "Да здравствуетъ за меня veinticuatro, сударь мой {Las coplas de Mingo Revulgo. Это родъ сатирической жалобы на царствован³е Генриха IV (el impotente). Одни приписываютъ ее Хуану де Мена, автору поэмы el Laberinto, друг³е Родриго Кота, первому автору Селистины, третьи, наконецъ, хроникеру Фернандо дель Пулмаръ. Этотъ послѣдн³й, по крайней мѣрѣ написалъ на ней комментар³и въ концѣ хроники о Генрихѣ IV, написанной Д³его Энрикесомъ дель Кастильо.}, а Христосъ за всѣхъ!". Да, да здравствуетъ велик³й графъ Лемосск³й, котораго христ³анская добродѣтель и всѣмъ извѣстная щедрость поддерживаютъ меня противъ всѣхъ ударовъ моей злой судьбы, и да здравствуетъ высокое милосерд³е свѣтлѣйшаго арх³епископа Толедскаго Донъ-Бернардо де Сандовалъ-и-Рохасъ! А тамъ пусть хоть не будетъ ни одной типограф³и на свѣтѣ или пусть онѣ печатаютъ противъ меня столько книгъ, сколько буквъ въ пѣснѣ Минго Ревульго {Veinticuatros называются регидоры или муниципальные чиновники въ Севильѣ, Гренадѣ и Кордовѣ, съ тѣхъ поръ какъ число ихъ сокращено было Альфонсомъ Суд³ей съ тридцати шести до двадцати четырехъ.}. Оба эти вельможи, безъ мести съ моей стороны и безъ иныхъ задабривающихъ восхвален³й, единственно по добротѣ душевной, приняли на себя трудъ великодушно пр³йтя во мнѣ на помощь; въ этомъ отношен³и я считаю себя болѣе счастливымъ и богатымъ, чѣмъ еслибы судьба обычными путями возвела меня на вершину счастья. У бѣдняка честь можетъ остаться, а у злодѣя нѣтъ: бѣдность можетъ покрыть облакомъ благородство, но не можетъ совсѣмъ помрачить его. Если только добродѣтель хоть сколько-нибудь свѣтитъ, хотя бы лишь черезъ щели нищеты, она въ концѣ концовъ добьется со стороны высокихъ и благородныхъ умовъ уважен³я и, слѣдовательно, покровительства.

   Больше не говори ему ничего, и я ничего не стану говорить тебѣ, и только обращу твое вниман³е на то, что эта вторая часть Донъ-Кихота, которую я тебѣ предлагаю, выкроена по той же выкройкѣ и изъ того же сукна, какъ первая. Въ ней я даю тебѣ Донъ-Кихота доведеннымъ до конца, умершимъ и погребеннымъ, чтобъ никто не вздумалъ выдавать ему новыхъ свидѣтельствъ, потому что и старыхъ совершенно достаточно. Достаточно также, чтобъ одинъ честный человѣкъ далъ отчетъ о его скромныхъ сумасбродствахъ, и чтобъ друг³е уже не вмѣшивались въ кто дѣло. Обил³е всего, даже хорошаго, сбавляетъ цѣну, а рѣдкость даже дурного сразу поднимаетъ ее. Я забылъ предупредить тебя, чтобъ ты ждалъ Персилеса, который я кончаю, и второй части Галатеи.

  

  

   Сидъ Гамедъ Бенъ-Энгели разсказываетъ во второй части этой истор³и, а именно при описан³и третьяго выѣзда Донъ-Кихота, что священникъ и цирюльникъ почти цѣлый мѣсяцъ не посѣщали его для того, чтобы не вызвать въ немъ воспоминан³я о недавнихъ событ³яхъ. Несмотря на это они часто навѣдывались въ племянницѣ и экономкѣ и убѣждали ихъ какъ можно лучше ухаживать за Донъ-Кихотомъ, давая ему ѣсть так³я кушанья, которыя цѣлительно дѣйствуютъ на умъ и сердце, тактъ какъ отъ разслаблен³я послѣднихъ, какъ можно заключить по зрѣломъ размышлен³и, и возникла его болѣзнь. Тѣ отвѣчали, что онѣ не забываютъ этого и на будущее время, на сколько хватитъ силъ, будутъ заботиться о его здоровьѣ; что онѣ замѣчаютъ являющ³яся по временамъ у ихъ господина свѣтлыя минуты, когда онъ бываетъ въ полномъ разсудкѣ. Оба друга были чрезвычайно обрадованы этимъ извѣст³емъ, полагая, что этимъ они обязаны счастливой мысли увезти его очарованнымъ домой на телѣгѣ, запряженной волами, какъ это было разсказано въ послѣдней главѣ первой части этой большой и правдивой истор³и. Поэтому они рѣшили навѣстить его и посмотрѣть, какъ подвигается его выздоровлен³е, въ которомъ они все еще сомнѣвались; они сговорились между собою не затрогивать въ разговорѣ ничего такого, что касалось бы странствующаго рыцарства, чтобы, какъ-нибудь неосторожно опять не разбередить едва начавш³я заживать раны.

   Когда они вошли къ нему, онъ сидѣлъ на своей кровати одѣтый въ камзолъ изъ зеленой фланели, съ пестрой толедской шапочкой на головѣ, и былъ такъ худъ и изнуренъ, что, казалось, на немъ была только одна кожа да кости. Онъ принялъ ихъ очень ласково; они освѣдомились у него относительно его здоровья, и онъ отвѣчалъ в& всѣ ихъ вопросы очень разумно и въ самыхъ изысканныхъ выражен³яхъ. Въ разговорѣ они коснулись между прочимъ и такъ называемыхъ политическихъ и государственныхъ вопросовъ, при чемъ, бесѣдуя, старались искоренить то то, то другое злоупотреблен³е; отмѣняли одинъ старый обычай и вводили на его мѣсто другой - новый,- короче сказать, каждый изъ троихъ собесѣдниковъ изображалъ изъ себя въ это время новаго законодателя, нѣчто въ родѣ второго Ликурга или новоиспеченнаго Солона; и такимъ образомъ они до такой степени преобразовали на словахъ государство, что его въ концѣ концовъ нельзя было узнать. О каждомъ предметѣ, про который шла рѣчь, Донъ-Кихотъ говорилъ такъ разумно, что оба друга, испытывавш³е его, болѣе не сомнѣвались въ совершенномъ возстановлен³и его разсудка. Племянница и экономка присутствовали при этомъ разговорѣ и не знали, какъ благодарить Бога за то, что ихъ господинъ разсуждалъ такъ здраво. Но священникъ перемѣнилъ свое первоначальное намѣрен³е не затрогивать ничего, что касалось бы рыцарства, такъ какъ онъ вполнѣ хотѣлъ убѣдиться въ дѣйствительности выздоровлен³я Донъ-Кихота. Поэтому онъ разсказалъ одну за другой нѣсколько новостей изъ столичной жизни и, между прочимъ, что, какъ ему передавали за достовѣрное, турки выступили въ походъ съ большимъ флотомъ; неизвѣстно, въ чемъ состоитъ ихъ намѣрен³е и надъ какою страной разразится эта гроза; но такъ какъ страхъ нападен³я турокъ почти изъ году въ годъ овладѣваетъ христ³анскимъ м³ромъ, то его величество король повелѣлъ привести въ оборонительное положен³е какъ берега Неаполя и Сицил³и, такъ и островъ Мальту.

   Донъ-Кихотъ отвѣтилъ на это: "Его величество поступаетъ какъ предусмотрительный воинъ, во-время заботясь объ оборонѣ своихъ владѣн³й, для того, чтобы врагъ не напалъ на нихъ врасплохъ. Если бы онъ однако захотѣлъ послушаться моего совѣта, то я рекомендовалъ бы ему такую мѣру, которая, по всей вѣроятности, въ эту минуту менѣе всего можетъ прийти ему въ голову."

   Услышавъ эти слова, священникъ сказалъ про себя: "Помилуй Богъ тебя, бѣдный Донъ-Кихотъ! Кажется, ты съ высочайшей вершины твоего сумасшеств³я стремишься низринуться въ глубокую пропасть твоего простодуш³я." Цирюльникъ же, который напалъ на ту же самую догадку, спросилъ его, въ чемъ собственно заключается та мѣра, которую онъ считаетъ такою цѣлесообразной. и не принадлежитъ ли она къ числу тѣхъ необдуманныхъ проектовъ, которые такъ часто представляютъ на одобрен³е государей. "Мой проектъ, господинъ брадобрей,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- не будетъ необдуманнымъ, напротивъ, онъ очень обдумавъ. - Я не говорю ничего,- возразилъ цирюльникъ;- я хотѣлъ только сказать, что большая часть плановъ, которые представляются на усмотрѣн³е его величества, или невыполнимы, или просто несуразны, или даже могутъ быть вредны какъ для короля, такъ и для государства. - Мой планъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- нельзя назвать ни невыполнимымъ, ни несуразнымъ; напротивъ, онъ самый легк³й, самый лучш³й, самый удобоисполнимый и самый коротк³й, который рождался когда-либо въ чьей-либо изобрѣтательной головѣ. - Однако, вы не рѣшаетесь сообщить намъ его, господинъ Донъ-Кихотъ,- сказалъ священникъ. - Мнѣ бы не хотѣлось дѣлать его извѣстнымъ теперь,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ;- такъ какъ въ такомъ случаѣ онъ завтра же утромъ дойдетъ до ушей господъ королевскихъ совѣтниковъ, и друг³е получатъ благодарность и награду за мой трудъ. - Что касается меня,- сказалъ цирюльникъ,- то обѣщаю вамъ передъ Богомъ, что ничего изъ сообщеннаго вами не узнаетъ отъ меня ни король, ни оруженосецъ, ни какой-либо другой смертный,- клятва, которой я научился изъ романса о священникѣ, указывавшемъ королю разбойника, который укралъ у него сто пистолей и быстраго мула. - Я не знаю этой сказки,- сказалъ Донъ-Кихотъ;- но для меня довольно клятвы, потому что я знаю, что господинъ цирюльникъ - честный человѣкъ.

   - Если бы даже вы этого не знали,- сказалъ священникъ,- то я ручаюсь за него и увѣряю, что онъ будетъ въ этомъ случаѣ нѣмъ, какъ рыба, подъ страхомъ тяжкаго наказан³я.

   - А кто поручится за васъ, господинъ священникъ? - спросилъ Донъ-Кихотъ.

   - Мой санъ,- отвѣтилъ священникъ;- онъ вмѣняетъ мнѣ въ обязанность соблюден³е тайнъ.

   - Ну такъ клянусь небомъ! - воскликнулъ Донъ-Кихотъ,- что другое можетъ сдѣлать его величество, какъ не объявить всенародно, чтобы всѣ странствующ³е по Испан³и рыцари въ назначенный день собрались при дворѣ? Если бы ихъ явилось даже не болѣе полдюжины, то и тогда среди нихъ могъ выискаться такой, котораго одного было бы достаточно, чтобы уничтожить все могущество турокъ. Слушайте меня внимательно, господа, чтобы вы могли хорошенько понять мою мысль. Развѣ это неслыханная вещь, чтобы одинъ странствующ³й рыцарь сразилъ войско въ двѣсти тысячъ человѣкъ, какъ если бы у нихъ всѣхъ была только одна шея, или они были бы испечены изъ марципана? Скажите мнѣ пожалуйста, много ли существуетъ истор³й, которыя не были бы наполнены подобными чудесами? Если бы только въ настоящее время жилъ среди васъ славный Донъ-Вел³анисъ или одинъ изъ безчисленныхъ потомковъ Амадиса Галльскаго, и захотѣлъ помѣряться съ туркомъ, то я бы не пожелалъ быть на мѣстѣ послѣдняго. Но Богъ помилуетъ народъ свой и пошлетъ того, кто, не будучи татъ могучъ, какъ прежн³я странствующ³е рыцари, все-же не уступитъ имъ въ мужествѣ. Господь слышитъ меня. Больше я ничего не скажу."

   "Ахъ, умереть мнѣ! - вскричала племянница,- если дядя опять не думаетъ о томъ, какъ бы сдѣлаться странствующимъ рыцаремъ.

   - Я буду жить и умру странствующимъ рыцаремъ,- сказалъ Донъ-Кихотъ;- и пусть турокъ наступаетъ и отступаетъ, сколько его душѣ угодно, я повторяю еще разъ: господь слышитъ меня."

   Въ это время цирюльникъ перебилъ его слѣдующими словами: "Позвольте мнѣ, господа, разсказать вамъ маленькую истор³ю, которая произошла въ Севильѣ и которой мнѣ очень бы хотѣлось подѣлиться съ вами, потому что она какъ нельзя болѣе подходитъ къ настоящему случаю."

   Донъ-Кихотъ и священникъ изъявили на это свое соглас³е, друг³е тоже начали прислушиваться, и онъ началъ такимъ образомъ:

   - Въ сумасшедшемъ домѣ въ Севильѣ находился человѣкъ, котораго посадили туда его родственники, такъ какъ онъ лишился разсудка. Онъ получилъ степень лиценц³ата въ Оссунѣ, но если бы онъ получилъ ее даже въ Саламанкѣ, то и тогда бы онъ, по всеобщему мнѣн³ю, остался сумасшедшимъ. Послѣ того, какъ этотъ лиценц³атъ провелъ тамъ нѣсколько лѣтъ, онъ забралъ себѣ въ голову, что онъ въ здравомъ умѣ и твердой памяти, и написалъ къ арх³епископу, прося его убѣдительно и въ изысканныхъ выражен³яхъ освободить его изъ заключен³я, въ которомъ онъ находился, такъ какъ, благодаря милосерд³ю Бож³ю, къ нему вернулся разсудокъ; родственники его, писалъ онъ, оставляютъ его тамъ для того, чтобы воспользоваться его состоян³емъ, и, вопреки справедливости, хотятъ, чтобы его до самой смерти считали за сумасшедшаго.

   Арх³епископъ, тронутый его многочисленными разумно и складно составленными письмами, приказалъ одному изъ своихъ капеллановъ освѣдомиться у смотрителя больницы, правда ли все то, о чемъ писалъ лиценц³атъ; онъ приказалъ ему также самому поговорятъ съ нимъ и въ случаѣ, если окажется, что онъ въ здравомъ умѣ, взять его оттуда и возвратить ему свободу. Капелланъ отправился туда, и смотритель сказалъ ему, что этотъ человѣкъ до сихъ поръ еще сумасшедш³й; что хотя онъ и говоритъ часто очень разумно, но подъ конецъ понесетъ опять такую чепуху, которая сразу перевѣситъ всѣ его разумныя рѣчи; если онъ пожелаетъ вступить съ нимъ въ разговоръ, онъ самъ убѣдится въ справедливости его словъ.

   Чтобы сдѣлать испытан³е надъ сумасшедшимъ, капелланъ велѣлъ отвести себя къ нему, говорилъ съ нимъ болѣе часа, и въ продолжен³е всего этого времени тотъ не проронилъ ни одного неразумнаго слова; напротивъ,- говорилъ такъ складно, что капелланъ принужденъ былъ повѣрить къ совершенное выздоровлен³е сумасшедшаго.

   Между прочимъ послѣдн³й жаловался на смотрителя, преслѣдовавшаго его потому только, что ему жаль было лишиться подачекъ, которыя онъ получалъ отъ его родственниковъ за то, чтобы утверждать, что онъ сумасшедш³й, хотя по временамъ у него и являются свѣтлыя минуты. Величайшимъ несчаст³емъ для него было его большое состоян³е, такъ какъ, чтобы воспользоваться имъ, его враги оклеветали его и отрицаютъ фактъ милости, явленной ему господинъ Богомъ, Который обратилъ его снова въ человѣка изъ неразумнаго животнаго. Короче сказать, онъ съумѣлъ такъ много наговорить, что набросилъ тѣнь на смотрителя, изобразилъ своихъ родственниковъ безжалостными скрягами, а себѣ самому придалъ такъ много ума, что капелланъ рѣшилъ взять его съ собою для того, чтобы арх³епископъ увидалъ его и лично могъ убѣдиться въ положен³и дѣла. Съ этимъ намѣрен³емъ добрый капелланъ приказалъ смотрителю возвратить лиценц³ату платье, которое тотъ носилъ до поступлен³я въ сумасшедш³й домъ. Смотритель напомнилъ ему, чтобы онъ подумалъ, что дѣлаетъ, такъ какъ лиценц³атъ, на самомъ дѣлѣ, все еще не въ своемъ умѣ, но всѣ представлен³я и увѣщан³я смотрителя были напрасны, и капелланъ стоялъ на томъ, чтобы ваять лиценц³ата съ собою. Смотритель повиновался, такъ какъ понималъ, что такова была воля арх³епископа, и на лиценц³ата было снова надѣто его платье, которое было еще ново и совершенно прилично. Какъ только лиценц³ать увидѣлъ, что съ него сняли платье сумасшедшаго и надѣли платье человѣка въ здравомъ умѣ, онъ сталъ просить капеллана позволить ему проститься съ его безумными товарищами. Капелланъ сказалъ, что онъ самъ войдетъ съ нимъ и посмотритъ сумасшедшихъ, которые находились въ заведен³и. Такимъ образомъ, они отправились наверхъ въ сопровожден³и нѣсколькихъ другихъ присутствовавшихъ при этомъ особъ, и, когда всѣ подошли къ клѣткѣ съ находившимся въ ней безпокойнымъ сумасшедшимъ, который какъ разъ въ это время утихъ, лиценц³атъ сказалъ, обращаясь въ нему: "Мой другъ, подумай, не имѣешь ли ты чего поручить мнѣ; я ухожу домой. Такъ какъ Богъ, въ своей безграничной благости и милосерд³и, вернулъ мнѣ мой разсудокъ безъ всякой заслуги съ моей стороны, то я сталъ здравъ и разуменъ, потому что для Бога ничего нѣтъ невозможнаго. Полагайте всю надежду вашу и все упован³е ваше только на Него; ибо, возвративъ мнѣ разсудокъ, Онъ возвратитъ его и всякому другому, кто уповаетъ на Него, и позабочусь о томъ, чтобы какъ прислали чего-нибудь хорошенькаго поѣсть; ѣшьте только какъ можно лучше, ибо я твердо убѣжденъ, такъ какъ и мнѣ пришлось испытать это, что всѣ ваши бѣснован³я возникаютъ изъ того, что наши желудки пусты, а ваши головы полны вѣтра. Побольше мужества только, побольше мужества, потому что унынье въ несчаст³и расшатываетъ наше здоровье и влечетъ за собою смерть." Все, что говорилъ лиценц³атъ, слышалъ другой безумный, находивш³йся въ клѣткѣ напротивъ бѣшенаго; онъ вскочилъ со стараго матраца, на которомъ лежалъ совершенно голый, и спросилъ громкимъ голосомъ, кто тамъ такое уходитъ здравый и разумный? - Это я, другъ мой,- сказалъ лиценц³атъ. - Я ухожу потому, что пребыван³е мое здѣсь больше не нужно, и за это и приношу безконечную благодарность небу, которое ниспослало мнѣ эту великую милость. - Подумай, что ты говоришь, лиценц³атъ,- возразилъ безумный.- Не давай себя ослѣпить чорту, а силы лучше смирно и оставайся въ покоѣ въ своей клѣткѣ, и тебѣ не нужно будетъ снова возвращаться въ нее. - Я знаю, что я здоровъ,- отвѣтилъ лиценц³атъ,- и что мнѣ не нужно будетъ больше возвращаться сюда для того, чтобы снова начать лѣчен³е. - Ты здоровъ? - вскричалъ безумный,- хорошо, это мы увидимъ; ступай съ Богомъ, но клянусь тебѣ Юпитеромъ, котораго велич³е я представляю здѣсь на землѣ, что прегрѣшен³е, которое содѣлала сегодня Сивилла, отпуская тебя изъ этого дома и объявляя тебя за человѣка съ здравымъ разсудкомъ, я накажу такъ, что во вѣки вѣковъ не забудутъ объ этомъ, аминь. Знаешь ли ты, жалк³й лиценц³атишка, что я могу сдѣлать то - такъ какъ я Юпитеръ-громовержецъ и въ рукахъ моихъ держу огненныя громовыя стрѣлы,- отчего м³ръ потрясется и распадется въ прахъ? А на этотъ невѣжественный городъ я наложу только одно наказан³е - я не дамъ пролиться надъ нимъ и надъ окрестъ лежащими мѣстами дождя въ течен³и полныхъ трехъ лѣтъ, считая со дня и часа объявлен³я этого наказан³я. Ты свободенъ?! ты здоровъ?! ты въ полномъ разсудкѣ?!.. А я сижу въ клѣткѣ!.. прежде чѣмъ я позволю пойти дождю, я скорѣе повѣшусь."

   Всѣ присутствовавш³е были поражены этимъ крикомъ и рѣчью сумасшедшаго; лиценц³атъ же повернулся къ капеллану, взялъ его за руку и сказалъ ему: "Будьте покойны, мой благодѣтель, и не обращайте вниман³я на то, что говоритъ этотъ сумасшедш³й; потому что, если онъ Юпитеръ и не хочетъ позволить идти дождю, то я Нептунъ - отецъ и богъ водъ, и повелю идти дождю, если это будетъ нужно и угодно мнѣ. - Не смотря на это,- возразилъ капелланъ,- было бы неблагоразумно гнѣвить Юпитера. Оставайтесь же здѣсь въ вашей комнатѣ, мы вернемся и возьмемъ васъ отсюда въ другой разъ, когда время и обстоятельства будутъ болѣе благопр³ятны для этого."

   Смотритель и зрители засмѣялись, къ большому неудовольств³ю капеллана. Съ лиценц³ата сняли его платье; онъ остался въ госпиталѣ, какъ былъ прежде, и... этимъ кончается моя истор³я."

   - Такъ это та самая истор³я,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- которая такъ подходитъ къ случаю, что вы не могли обойтись безъ того, чтобы не разсказать ея? - Ахъ, господинъ борододеръ, господинъ борододеръ! какъ же долженъ быть слѣпъ тотъ, кто не можетъ видѣть дальше своего носа! Какъ возможно, что вы до сихъ поръ не знаете, что всѣ сравнен³я, дѣлаемыя между талантомъ и талантомъ, красотой и красотой, поломъ я поломъ,- гнусны и непристойны? Я, господинъ цирюльникъ, не богъ водъ Нептунъ, и не требую, чтобы меня считали за человѣка въ здравомъ умѣ, если этого нѣтъ на самомъ дѣлѣ. Я стараюсь только доказать м³ру заблужден³е, въ которомъ онъ находится, не возвращаясь къ тому блаженному времени, когда процвѣталъ орденъ странствующихъ рыцарей. Но нашъ выродивш³йся вѣкъ недостоинъ вкусить того великаго счастья, какимъ пользовались тѣ времена, когда странствующ³е рыцари вмѣняли себѣ въ трудъ и обязанность оборонять государства, защищать дѣвъ, помогать старымъ и вдовымъ, наказывать высокомѣрныхъ и вознаграждать смиренныхъ. Большая часть нынѣшнихъ рыцарей больше шумятъ шелкомъ и парчею, чѣмъ гремятъ оруж³емъ. Никто изъ нихъ не спитъ теперь въ полѣ подъ открытымъ небомъ и въ полномъ вооружен³и; никто изъ нихъ не довольствуется теперь легкимъ сномъ, не вывнимая ногъ изъ стремянъ, опершись на копье, какъ дѣлали прежн³е странствующ³е рыцари. Теперь нѣтъ ни одного рыцаря, который то странствовалъ бы по лѣсамъ и пустынямъ, то достигалъ бы безмолвнаго песчанаго берега почти вѣчно бушующаго моря, гдѣ зачастую находился утлый челнъ безъ мачты, паруса, веселъ или руля; безстрашно садился бы въ него и предавался на волю ревущихъ волнъ, которыя то подымутъ его до облаковъ то повергнутъ въ бездну. Но мужественно выставляетъ онъ грудь навстрѣчу неиствующей стих³и, и прежде, чѣмъ успѣетъ подумать, онъ уже за три тысячи миль отъ того мѣста, откуда отплылъ, и высаживается на берегъ далекой и невѣдомой страны, гдѣ приходится испытать ему много чудесныхъ приключен³й, достойныхъ не только быть начертанными на пергаментѣ, но даже вырѣзанными на скрижаляхъ. Въ наше же время лѣность господствуетъ надъ прилежан³емъ, праздность надъ трудомъ, порокъ надъ добродѣтелью, теор³я надъ дѣйствительнымъ умѣньемъ владѣть оруж³емъ, которое существовало и процвѣтало только въ давно минувш³й золотой вѣкъ, вѣкъ странствующаго рыцарства. Скажите мнѣ на милость, кто былъ когда-либо благороднѣе и храбрѣе знаменитаго Амадиса Галльскаго? Кто былъ мудрѣе Пальмерина Англ³йскаго? Кто былъ обходительнѣе и вѣжливѣе Тиранта Бѣлаго? Кто былъ учтивѣе Лизуара Греческаго? Кто стремительнѣе поражалъ мечомъ и болѣе другихъ былъ поражаемъ имъ, чѣмъ Донъ-Бел³анисъ? Кто былъ неустрашимѣе Пер³она Галльскаго? Кто мужествевнѣе противостоялъ опасностяхъ, чѣмъ Феликсъ Марсъ Гирканск³й? Кто былъ откровеннѣе Эспланд³она? Кто былъ стремительнѣе Дона Эйронгильо Ѳрак³йскаго? Кто - неукротимѣе Родомонта? Кто осмотрительнѣе короля Собрино? Кто - мужественнѣе Рейнальда? Кто - непобѣдимѣе Роланда? И кто былъ благороднѣе и болѣе блестящъ, чѣмъ Рудж³еро, отъ котораго, какъ говоритъ Тюрпенъ въ своей космограф³и, происходить нынѣшн³е герцоги Феррара? Всѣ эти рыцаря и много другихъ, которыхъ я могъ бы назвать, были странствующими рыцарями, доставившими рыцарству честь и славу. Такими или похожими на так³е должны были бы быть рыцари, которыхъ предполагаетъ мой проектъ; и тогда у его величества были бы надежные слуги, и онъ могъ бы сберечь много денегъ, и турокъ съ досады вырвалъ бы себѣ всю бороду. Впрочемъ, я остаюсь у себя въ комнатѣ, потому что капелланъ не хочетъ меня взять съ собою, и если Юпитеръ, какъ сказалъ цирюльникъ, не позволитъ идти дождю, то я буду здѣсь и заставлю идти дождь, когда мнѣ это заблагоразсудится, и говорю это для того, чтобы господинъ борододеръ зналъ, что я его понялъ. - Клянусь вамъ, господинъ Донъ-Кихотъ,- возразилъ цирюльникъ,- я сказалъ это не съ дурныхъ умысломъ,- мое намѣрен³е было чисто, Богъ тому свидѣтель, и ваша милость не должны сердиться на меня. - Долженъ-ли я сердиться или нѣтъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- это мое дѣло."

   Послѣ этого священникъ проговорилъ: "Къ счастью я не сказалъ до сихъ поръ почти еще ни одного слова, а я очень хотѣлъ бы освободиться отъ одного сомнѣн³я, которое отягощаетъ и гложетъ мою совѣсть и которое возникло изъ того, что сказалъ господинъ Донъ-Кихотъ. - Вмѣстѣ со многимъ другимъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- и это позволяется сказать господину священнику; пусть же разскажетъ онъ про свое сомнѣн³е, ибо нѣтъ ничего пр³ятнаго, когда сердце и совѣсть отягчены сомнѣн³емъ. - Итакъ съ вашего любезнаго позволен³я скажу я вамъ,- сказалъ священникъ,- въ чемъ состоитъ мое сомнѣн³е. Дѣло въ томъ, господинъ Донъ-Кихотъ, что я никакъ не могу убѣдить себя въ томъ, чтобы та куча странствующихъ рыцарей, которыхъ вы перечислили, дѣйствительно существовала и была настоящими людьми изъ мяса и костей; мнѣ думается, что будто бы все это выдумки, басни, ложь и сновидѣн³я, разсказываемыя только что проснувшимися или, вѣрнѣе сказать, наполовину заснувшими людьми. - Это другая ошибка,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- въ которую впадаютъ мног³е, не желая вѣрить, что на свѣтѣ существовали так³е рыцари, и мнѣ нерѣдко приходилось у различнаго рода людей и при различныхъ случаяхъ стараться искоренять это почти всеобщее заблужден³е. Мнѣ однако рѣдко удавалось это сдѣлать, несмотря на то, что опорою въ выражаемомъ мною мнѣн³и служитъ истина, и непогрѣшимость его такъ очевидна, что я почти могу сказать, что видѣлъ Амадиса Галльскаго собственными своими глазами. Онъ былъ человѣкъ высокаго роста; лицо у него было бѣлое съ черною, густою бородой; въ его взорѣ была какая-то смѣсь суровости и кротости; онъ былъ кратокъ на словахъ, трудно доступенъ для гнѣва и легко умиротворяемъ. И точно такъ же, какъ описалъ я валъ сейчасъ Амадиса, мнѣ кажется, я могъ бы изобразить я представить вамъ всѣхъ странствующихъ рыцарей, которые попадаются только въ романахъ всего м³ра. Ибо при помощи моего убѣжден³я, что они были именно такими, какими описываютъ ихъ намъ историки, и судя по дѣян³ямъ, которыя они совершали, и по характеру, которымъ они обладали, можно съ нѣкоторою опредѣленностью сказать, как³е были у нихъ черты, цвѣтъ лица я вообще вся ихъ наружность. - Въ такомъ случаѣ, господинъ Донъ-Кихотъ, какъ полагаете вы, какой величины былъ великанъ Моргантъ? - спросилъ цирюльникъ. - Что касается великановъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- то мнѣн³я расходятся относительно вопроса, существовали ли таковые на свѣтѣ или нѣтъ. Однако Священное Писан³е, которое не можетъ уклоняться отъ истины ни на одинъ волосъ, убѣждаетъ насъ въ ихъ существован³и, разсказывая вамъ о длинномъ филистимлянинѣ Гол³аѳѣ, который былъ семи съ половиной локтей вышины, что представляетъ необычайныя ростъ. Кромѣ того на островѣ Сицил³я нашли кости рукъ и плечевыя такой величины, что онѣ, безъ сомнѣн³я, могли принадлежать только великанамъ, которые были ростомъ съ башню - истина, которую геометр³я ставитъ внѣ всякаго сомнѣн³я. При всемъ этомъ я не могу сказать съ точностью, какой вышины былъ этотъ Моргантъ, хотя я не могу допустить, что онъ былъ очень великъ, потому что въ подробной истор³и его дѣян³й упоминается, что онъ спалъ подъ кровлею. А такъ какъ онъ находилъ дома, которые могли укрывать его, то ясно, что онъ не долженъ былъ быть чрезмѣрно великъ. - Совершенно справедливо,- сказалъ священникъ,- и, такъ какъ ему доставляло удовольств³е слушать чепуху, которую несъ рыцарь, онъ спросилъ Донъ-Кихота, что онъ думаетъ о наружности Рейнальда Монтальбанскаго, Роланда и другихъ двѣнадцати пэровъ Франц³и, которые всѣ были странствующими рыцарями. - Относительно Рейнальда,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- я позволю себѣ утверждать, что у него было широкое лицо съ яркимъ румянцемъ, больш³е, блестящ³е, нѣсколько навыкатѣ, глаза; онъ обладалъ вспыльчивымъ и раздражительнымъ характеромъ и былъ другомъ негодяевъ и разбойниковъ. Что касается Роланда, Ротоланда или Орланда, такъ какъ всѣ эти имена даетъ ему истор³я, то я держусь того мнѣн³я и даже убѣжденъ въ томъ, что онъ былъ средняго роста, широкоплечъ, съ немного кривыми ногами, смуглолицъ, съ рыжею бородой и волосами на всемъ тѣлѣ; взглядъ его былъ, суровъ, и самъ онъ былъ неразговорчивъ, впрочемъ чрезвычайно вѣжливъ и благовоспитанъ. - Если этотъ Роландъ не былъ привлекательнѣе того, чѣмъ вы его описываете,- возразилъ священникъ,- то не диво, что прекрасная Анжелика отвергла его и предпочла ему красиваго, веселаго, обходительнаго молодого мавра, съ пушкомъ на мѣстѣ бороды, которому она отдалась; и она поступила вполнѣ благоразумно, отдавъ предпочтен³е нѣжности Медора передъ грубостью Роланда. - Эта Анжелика, господинъ священникъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- была взбалмошная, легкомысленная и своенравная дѣвчонка; она наполнила м³ръ столько же молвою о ея шалостяхъ, сколько похвалами ея красотѣ. Она отвергла тысячи знатныхъ, храбрыхъ и мудрыхъ мужей и удовольствовалась безбородымъ юношею, который ничѣмъ другимъ не отличался и ничѣмъ другимъ не обладалъ, кромѣ извѣствости, которую доставила ему его вѣрность другу. Велик³й пѣвецъ ея красоты, славный Ар³осто, потому-ли, что не рѣшился или потому, что не имѣлъ охоты воспѣвать то, что случилось съ этой дамой послѣ ея пошлаго выбора - можетъ быть, вещи не совсѣмъ похвальныя - покидаетъ ее съ такими словами:

  

   (Достался какъ потомъ Катая ей вѣнецъ,

   Пускай разскажетъ вамъ искуснѣйш³й пѣвецъ.)

  

   И это безъ сомнѣн³я было пророчествомъ, ибо поэты по-латыни называются votes, что означаетъ прорицатели. Это видно изъ того, что впослѣдств³и одинъ знаменитый андалузск³й поэтъ воспѣлъ и оплакалъ ея слезы, а другой знаменитый и величайш³й кастил³анск³й поэтъ воспѣлъ ея красоту. - Скажите, однако, господинъ Донъ-Кихотъ,- перебилъ цирюльникъ,- былъ ли какой-нибудь поэтъ, который писалъ сатиры на эту Анжелику въ то время, какъ друг³е расточали ей похвалы? - Я полагаю,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- что если бы Сакрипантъ или Роландъ были поэтами, то они изрядно намылили бы голову этой дѣвчонкѣ, такъ какъ отвергнутымъ и несчастливымъ въ любви поэтамъ присуще мстить своимъ вымышленнымъ или настоящимъ возлюбленнымъ, которыхъ они сначала избрали повелительницами своихъ помысловъ, посредствомъ сатиръ и эпиграммъ - мщенье, недостойное благородной души. Впрочемъ мнѣ до сихъ поръ не попадалось ни одного ругательнаго стиха на госпожу Анжелику, натворившую столько бѣдъ въ м³рѣ. - Это я нахожу страннымъ", сказалъ священникъ.

   Въ эту минуту они услыхали на дворѣ громк³й крикъ племянницы и экономки, которыя незадолго передъ тѣмъ оставили общество. Всѣ выбѣжали поэтому на дворъ, чтобы посмотрѣть, что значитъ этотъ шумъ.

  

   Истор³я повѣствуетъ, что шумъ, услышанный Донъ-Кихотомъ, священникомъ и цирюльникомъ, производили племянница и экономка, которыя загородили входъ намѣревавшемуся ворваться силою Санчо Панса и кричали: "Чего надобно въ нашемъ домѣ этому бродягѣ? Убирайся въ свой собственный, пр³ятель, такъ какъ никто иной какъ ты вскружилъ голову нашему господину и таскалъ его по большимъ дорогамъ и проселкамъ. - Чортова экономка!- возразилъ Санчо,- меня обманули, мнѣ вскружили голову, меня таскали по дорогамъ и проселкамъ, а не твоего господина. Это онъ кружилъ меня по свѣту, а вы ни бельмеса не понимаете, о чемъ толкуете. Это онъ одурачилъ меня и выманилъ изъ дому, обѣщая мнѣ островъ, котораго я жду и по с³ю нору. - Чтобъ тебѣ подавиться твоими проклятыми островами, окаянный Санчо! - вскричала племянница.- Что это такое значитъ - острова? Можно это ѣсть, лакомка, обжора? - Этого нельзя ѣсть, но этимъ можно повелѣвать и управлять,- возразилъ Санчо;- это лучше чѣмъ полдюжина городовъ или намѣстничествъ. - Все-таки,- сказала экономка,- ты не войдешь сюда, мѣшокъ полный низости и бочка полная зла. Иди и управляй своимъ домомъ, обрабатывай свое поле и выбей навсегда изъ головы всѣ свои острова и бредни."

   Священникъ и цирюльникъ очень забавлялись, присутствуя при этомъ спорѣ. Но Донъ-Кихотъ, который опасался, какъ бы Санчо не выкинулъ какой злой шутки и не коснулся вещей, которыя могли бы послужить ему не къ особенной чести, позвалъ его къ себѣ и велѣлъ женщинамъ замолчать и пропустить его въ комнату. Санчо вошелъ, а священникъ и цирюльникъ простилась съ Донъ-Кихотомъ, на выздоровлен³е котораго они теперь потеряли всякую надежду, такъ какъ видѣли, съ какимъ упорствомъ продолжаетъ онъ носиться съ своими безумными мечтан³ями и какъ глубоко вкоренилась въ немъ несчастная идея рыцарства. "Повѣрьте мнѣ, кумъ,- сказалъ священникъ цирюльнику,- прежде чѣмъ мы успѣемъ съ вами оглянуться, пташка опять вылетитъ изъ клѣтки. - Я въ этомъ нисколько не сомнѣваюсь,- сказалъ цирюльникъ,- и я менѣе удивленъ безум³емъ рыцаря чѣмъ простотою оруженосца, который такъ увѣренъ въ своемъ островѣ, что ничто въ м³рѣ не могло бы выбить эту вѣру у него изъ головы. - Да помилуетъ ихъ Богъ,- сказалъ священникъ,- подождемъ и посмотримъ, что выйдетъ въ концѣ концовъ изъ всѣхъ сумасбродствъ подобнаго господина и подобнаго слуги. Кажется, какъ будто они сдѣланы изъ одного и того-же матер³ала и представляютъ изъ себя одно цѣлое, такъ что безумства господина безъ глупостей слуги неимѣли бы никакой цѣны.

   - Это правда,- сказалъ цирюльникъ,- и мнѣ очень интересно было бы знать, о чемъ толкуютъ они въ настоящую минуту. - Увѣряю васъ,- возразилъ священникъ, что племянница и экономка обо всемъ намъ разскажутъ; такъ какъ обѣ онѣ не такого сорта, чтобы побрезговали подслушиваньемъ въ настоящемъ случаѣ."

   Между тѣмъ Донъ-Кихотъ заперся съ Санчо Панса въ своей комнатѣ и, оставшись съ нимъ наединѣ, сказалъ ему: "Меня очень огорчаетъ, Санчо, что ты сказалъ уже однажды и теперь продолжаешь утверждать, будто бы я выманилъ тебя изъ твоей хижины, между тѣмъ какъ тебѣ извѣстно, что я и самъ не остался дома. Мы вмѣстѣ пустились въ дорогу, вмѣстѣ странствовали и вмѣстѣ вернулись изъ нашего странствован³я. То же самое счастье и тоже самое несчастье досталось на долю вамъ обоимъ, и если тебя однажды побили, то меня сто разъ поколотили; вотъ все преимущество, которое я имѣю передъ тобой.

   - И этому такъ и слѣдовало случиться,- отвѣтилъ Санчо,- ибо, какъ говоритъ ваша милость, злоключен³я болѣе выпадаютъ на долю странствующихъ рыцарей, чѣмъ ихъ оруженосцевъ. - Ты заблуждаешься, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- пословица говоритъ: Quando captd dolet etc. - Я не понимаю никакого языка кромѣ своего собственнаго,- отвѣтилъ Санчо. - Это значитъ,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- когда болитъ голова, всѣ члены чувствуютъ боль; итакъ, если я твой господинъ и повелитель, то я твоя голова, а ты моя часть, ибо ты мой слуга, а по этой причинѣ и всякую боль, которую я чувствую или буду чувствовать, долженъ чувствовать и ты, точно такъ же какъ и я - твою. - Хорошо, если бъ это было такъ,- сказалъ Санчо;- а то, когда меня, членъ, подбрасывали вверхъ, моя голова стояла за стѣною и смотрѣла, какъ я леталъ въ воздухѣ, не ощущая ни малѣйшей боли; и если обязанность членовъ состоитъ въ томъ, чтобы раздѣлять боль съ головой, то и голова въ свой чередъ должна была бы понастоящему терпѣть боль вмѣстѣ съ членами. - Ты хочешь сказать этимъ, Санчо,- возразилъ Донъ-Кихотъ,- что я не чувствовалъ никакой боли, когда тебя подбрасывали вверху? Не говори этого больше, даже не смѣй думать объ этомъ; потому что въ то время я ощущалъ большую боль въ своей душѣ, чѣмъ ты въ своемъ тѣлѣ. Но оставимъ это теперь, такъ какъ, навѣрно, когда нибудь найдется время, чтобы поговорить объ этомъ поподробнѣе. Скажи мнѣ лучше, другъ Санчо, что говорятъ обо мнѣ въ вашей деревнѣ. Какого обо мнѣ мнѣн³я народъ, что думаютъ обо мнѣ помѣщики и знатное дворянство? Что поговариваютъ они объ моей храбрости? Какъ судятъ они о моихъ дѣян³яхъ? Что думаютъ они о моей рыцарской вѣжливости? Что говорятъ о моемъ предпр³ят³и снова пробудить къ жизни почти забытый орденъ странствующихъ рыцарей? Короче, разскажи мнѣ все, Санчо, что доходило до твоего слуха, и разскажи, не преувеличивая хорошее и ни на каплю не уменьшая дурное; ибо честнымъ слугамъ приличествуетъ говорить господамъ только чистую и неподкрашенную истину, ничего не прибавляя изъ лести и ничего не скрывая изъ мелочныхъ соображен³й. И да будетъ тебѣ извѣстно, Санчо, если бы голая истина, безъ прикрасъ лести, всегда достигала слуха государей, то у насъ были бы лучш³я времена, и скорѣе прошедш³я вѣка пришлось бы назвать желѣзными, чѣмъ нашъ вѣкъ, ибо я полагаю, что его можно было бы назвать тогда золотымъ. Пусть это замѣчан³е, Санчо, послужитъ тебѣ къ тому, чтобы ты обдуманно и откровенно разсказалъ сущую правду обо всемъ, что я у тебя спрашиваю, какъ ты про то самъ слышалъ.

   - Охотно исполню ваше желан³е, господинъ, отвѣтилъ Санчо,- съ тѣмъ услов³емъ однако, что вы не будете гнѣваться на то, что я скажу, такъ какъ вы сами желаете, чтобы я разсказалъ вамъ все безъ утайки, какъ самъ слышалъ, ничего не прикрашивая. - Ни въ какомъ случаѣ я не разсержусь, сказалъ Донъ-Кихотъ;- ты можешь говорить не стѣсняясь и безъ околичностей. - Ну, ладно! - сказалъ Санчо.- Прежде всего, народъ считаетъ васъ за величайшаго безумца, а меня самого называетъ не меньше безумнымъ. Дворяне говорятъ, что вы, вмѣсто того, чтобы держаться въ рядахъ мелкопомѣстнаго дворянства, съ вашими нѣсколькими моргами земли, присвоили себѣ титулъ донъ и, увѣшанные спереди и сзади лохмотьями, забрали себѣ въ голову объявить себя рыцаремъ. Рыцари говорятъ, что мелкопомѣстные дворяне и думать не должны мѣряться съ ними, въ особенности же так³е голыши, которые башмаки ваксятъ грязью и черные чулки штопаютъ зеленымъ шелкомъ. - Это меня не касается,- возразилъ Донъ-Кихотъ; - потому что я всегда бываю хорошо одѣтъ и никогда не ношу заплатанныхъ камзоловъ; скорѣе еще они могутъ быть разорванными, да и то не отъ долгаго ношен³я, а вслѣдств³е трен³я латъ. - Что же касается,- продолжалъ Санчо,- храбрости вашей милости, вѣжливости, дѣян³й и предпр³ят³й, то на этотъ счетъ мнѣн³я расходятся. Одни говорятъ, онъ презабавный, но безумный; друг³е говорятъ, онъ храбръ, но только на свое горе; третьи молвятъ, онъ вѣжливъ, но тамъ, гдѣ не слѣдуетъ, и такъ иного болтаютъ и судятъ вкривь и вкось, что ни въ васъ ни во мнѣ не осталось больше ни одной живой косточки. - Слушай, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- вездѣ, гдѣ добродѣтель проявляетъ себя съ особеннымъ блескомъ, она находитъ и своихъ преслѣдователей. Очень немногимъ или даже ни одному изъ знаменитыхъ мужей древности не удалось избѣжать клеветы злыхъ языковъ. Юл³й Цезарь, отважнѣйш³й, мудрѣйш³й и храбрѣйш³й изъ полков