Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая

со странствующимъ рыцаремъ, не уклоняясь отъ обычая и способа, сообразно съ которыми, судя по книгамъ, обращались съ древними рыцарями.

  

   Итакъ, истор³я повѣствуетъ, что Санчо совсѣмъ не спалъ въ это послѣ-обѣда, а вѣрный своему слову, пошелъ, какъ только отобѣдалъ, съ визитомъ къ герцогинѣ, которую такъ забавляли его разговоры, что она усадила его около себя на табуретѣ, хотя Санчо изъ вѣжливости и отказывался сѣсть въ ея присутств³и. Но когда герцогиня сказала ему, чтобъ онъ сѣлъ, какъ губернаторъ, а говорилъ, какъ оруженосецъ, потому что въ этихъ двухъ зван³яхъ онъ заслуживаетъ даже кресла Сида Руи Д³аза Кампеадора {Это кресло Сада (escano) послѣдн³й завоевалъ въ Валенс³и, по словамъ его лѣтописцевъ, у внука туземнаго мавританскаго короля Али-Мамуна.}, онъ пожалъ плечами и повиновался. Всѣ горничныя и дуэньи герцогини окружили его, горя нетерпѣн³емъ услышать его; но первая заговорила герцогиня. "Теперь, когда мы одни,- сказала она,- и когда никто васъ не слышитъ, я желала бы, чтобъ господинъ губернаторъ разъяснилъ мнѣ нѣкоторыя сомнѣн³я, которыя возникли въ моемъ умѣ при чтен³и уже напечатанной истор³и великаго Донъ-Кихота. Вотъ первое изъ этихъ сомнѣн³й: такъ какъ добрый Санчо никогда не видалъ Дульцинеи - я хочу сказать, госпожи Дульцинеи Тобозской, и такъ какъ онъ вовсе не относилъ ей письма господина Донъ-Кихота, которое осталось въ бумажникѣ въ С³ерра-Моренѣ, то какъ онъ осмѣлился выдумать отвѣтъ и наговорить, будто видѣлъ эту даму просѣвающею хлѣбныя зерна, когда все это было только ложью и насмѣшками, столь унизительными для доброй славы безподобной Дульцинеи и столь противорѣчащими обязанностямъ хорошихъ и преданныхъ оруженосцевъ?" При этихъ словахъ Санчо, ничего не отвѣчая, поднялся съ своего мѣста и волчьимъ шагомъ, съежившись и приложивъ палецъ къ губамъ, обошелъ всю комнату, тщательно заглядывая за всѣ драпировки. Послѣ этого онъ вернулся на мѣсто и сказалъ: "Теперь, сударыня, когда я видѣлъ, что никто насъ не подслушиваетъ, кромѣ присутствующихъ, я безъ страха и тревоги отвѣчу вамъ на то, о чемъ вы меня спрашиваете и о чемъ вамъ еще угодно будетъ спросить меня. Первое, что мнѣ нужно сказать вамъ, это - что я считаю моего господина Донъ-Кихота какъ есть помѣшаннымъ, совсѣмъ таки по настоящему помѣшаннымъ, хотя онъ подчасъ и говоритъ так³я вещи, которыя, по моему,- да и всѣ, кто его слышитъ, такъ думаютъ - до того умны, до того разумны и до того попадаютъ въ самую точку, что самъ сатана не могъ бы лучше говорить. И все жъ-таки, сказать по правдѣ и по совѣсти, я знаю вѣрно, что онъ помѣшанный. Ну, а когда такая вещь уже засѣла у меня въ головѣ, такъ я подчасъ и болтаю ему всяк³й вздоръ безъ головы и безъ ногъ, вотъ какъ про отвѣтъ на письмо, и какъ еще кое-что, что я продѣлалъ семь-восемь дней назадъ и что еще не записано въ истор³и, т. е. про очарован³е госпожи доньи Дульцинеи Тобозской: я его уговорилъ, что она заколдована, а это такая же правда, какъ что луна заколдована."

   Герцогиня попросила его разсказать объ этомъ очарован³и или мист³фикац³й, и Санчо разсказалъ все, какъ было, что немало позабавило его аудитор³ю. Послѣ этого герцогиня опять заговорила: "Все, что добрый Санчо сейчасъ разсказалъ, вызываетъ въ душѣ моей сомнѣн³е, которое шепчетъ мнѣ на ухо: "Если Донъ-Кихотъ безуменъ, безразсуденъ и чудаковатъ, а его оруженосецъ Санчо Панса хорошо знаетъ это и тѣмъ не менѣе служитъ у него, сопровождаетъ его и вполнѣ вѣрить его обѣщан³ямъ, то онъ безо всякаго сомнѣн³я еще безумнѣе и глупѣе, чѣмъ его господинъ. А если это такъ, то ты отвѣтишь передъ Господомъ, госпожа герцогиня, что даешь Санчо Пансѣ островъ для управлен³я, потому что, кто не умѣетъ управлять самимъ собою, врядъ ли сумѣетъ управлять другими." - Клянусь Богомъ, сударыня! - вскричалъ Санчо,- это сомнѣн³е совершенно право. И скажите ему отъ моего имени, что оно можетъ говорить прямо и какъ ему угодно, потому что я признаю, что оно право, и что если бы у меня была хоть капелька смысла, я бы уже давно бросилъ своего господина. Но такъ, видно, угодно моей судьбѣ. и моей несчастной долѣ: я долженъ за нимъ слѣдовать; тутъ ничего не подѣлаешь, потому что мы изъ одной деревни, я ѣлъ его хлѣбъ, я очень люблю его, онъ такой благодарный, подарилъ мнѣ своихъ ослятъ, и потомъ я вѣренъ ему. Поэтому невозможно, чтобы насъ что-нибудь разлучило; развѣ только когда заступъ и лопата приготовятъ намъ постели. Если ваше велич³е не желаете пожаловать мнѣ обѣщанное губернаторство - ну что жъ! значитъ, такъ угодно Богу, и можетъ-быть, этотъ отказъ послужитъ мнѣ же на благо. Я хоть и дуракъ, а все-таки понялъ, отчего говорится: "Бодливой коровѣ Богъ рогъ не даетъ". Очень можетъ быть, что Санчо-оруженосецъ скорѣе попадетъ на небеса, чѣмъ Санчо-губернаторъ. И здѣсь такой же хорош³й хлѣбъ, какъ во Франц³и, и ночью всѣ кошки сѣры; несчастенъ тотъ, кто въ два часа вечера еще не завтракалъ; нѣтъ желудка, который былъ бы на одну пядь длиннѣе другого и который можно было бы, какъ говорится, заполнить сѣвомъ и соломой; у маленькихъ полевыхъ птичекъ Богъ и поставщикъ и экономъ, и четыре аршина толстаго куэнкскаго сукна грѣютъ больше, чѣмъ четыре аршина тонкаго сегов³йскаго; когда мы уходимъ изъ свѣта, и насъ кладутъ въ землю, принцъ идетъ такой же узкой дорожкой, какъ и поденщикъ, и тѣло папы занимаетъ столько же мѣста, сколько тѣло простого причетника, хотя бы первый и былъ выше второго, потому что мы, чтобы влѣзть въ яму, съеживаемся, сжимаемся и уменьшаемся, или, лучше оказать, насъ заставляютъ съеживаться, сжиматься и уменьшаться, не спрашивая, нравится ли намъ это,- до свидан³я, добрый вечеръ! Такъ вотъ, если вашей милости не угодно пожаловать мнѣ островъ, какъ дураку, я сумѣю помириться съ этимъ, какъ умный человѣкъ. Слыхалъ я, что за крестомъ стоитъ чортъ и что не все то золото, что блестятъ. Слыхалъ я также, что земледѣльца Вамбу {Вамба царствовалъ въ готической Испан³и отъ 672 по 680 г.} взяли отъ плуга и воловъ, чтобы сдѣлать испанскимъ королемъ, и что короля Родрига {Родриго, послѣдн³й готск³й король, побѣжденный Тарикомъ въ битвѣ при Гуадалете (711-712 г.)} взяли изъ парчи, удовольств³й и роскоши, чтобы отдать его на съѣден³е змѣямъ - если, конечно, куплеты старыхъ романсовъ не врутъ. - Какъ, если не врутъ! - вскричала дуэнья донья Родригесъ, находившаяся въ числѣ слушательницъ.- Есть даже романсъ, въ которомъ сказано, что короля Родрига живымъ бросили въ яму, полную жабъ, змѣй и ящерицъ, и что черезъ два дня король сказалъ изъ глубины этой могилы тихимъ и плаченнымъ голосомъ: "Онѣ меня ѣдятъ, онѣ меня пожираютъ въ томъ мѣстѣ, которымъ я всего болѣе грѣшилъ {Ya me comea, ya me comen

   Por do mas pecado habia.

   Это не точная цитата изъ романса о покаян³и короля Родрига. (См. Cancionero general 1555 г., т. XVI, стр. 128). Стихи, вѣроятно, искажены переводомъ.}." Неудивительно поэтому, что онъ говорилъ, что хотѣлъ бы лучше быть крестьяниномъ, чѣмъ королемъ, когда его ѣли эти гадк³я животныя."

   Герцогиня не могла удержаться отъ смѣха, при видѣ простоты своей дуэньи. Удивленная разсужден³ями и поговорками Санчо, она сказала: "Добрый Санчо уже, конечно, знаетъ что, разъ обѣщавъ что-нибудь, рыцарь старается исполнить обѣщан³е, хотя бы даже цѣною жизни. Мой мужъ и господинъ, герцогъ, хотя и не принадлежитъ къ числу странствующихъ рыцарей, тѣмъ не менѣе остается рыцаремъ. Значитъ, онъ сдержитъ свое обѣщан³е насчетъ острова, наперекоръ зависти и кознямъ свѣта. И такъ, Санчо можетъ ободриться: въ ту минуту, когда онъ всего менѣе будетъ этого ожидать, онъ вдругъ увидитъ себя важно возсѣдающимъ на губернаторскомъ посту своего острова, если только не промѣняетъ его на другой, болѣе прибыльный. Я только совѣтую ему хорошенько подумать о томъ, какъ онъ будетъ управлять своими вассалами, потому что, могу сказать, что они всѣ люди честные и хорошаго происхожден³я. - Что касается того, чтобы хорошо управлять,- возразилъ Санчо,- на этотъ счетъ мнѣ совѣтовать нечего, потому что я отъ роду милостивъ и всегда жалостливъ къ бѣднымъ. Не плюй въ колодецъ - пригодится напиться. Но, клянусь именемъ моего святого, обманывать себя подтасовыван³емъ костей я не дамъ. Я старая собака и понимаю тявъ-тявъ; я умѣю во-время протирать глаза и не даю пускать себѣ пыль въ глаза, потому что хорошо знаю, гдѣ у меня жметъ башмакъ. Я хочу этимъ сказать, что добрые всегда могутъ разсчитывать на мою руку, и дверь моя будетъ для нихъ открыта, а злымъ не дамъ ни ноги, ни доступа. Мнѣ сдается, что въ дѣлѣ управлен³я главное только начало, и очень можетъ быть, что уже черезъ двѣ недѣли я такъ же навострюсь въ губернаторскомъ ремеслѣ, какъ въ полевыхъ работахъ, среди которыхъ я родился и выросъ.- Вы правы, Санчо,- сказала герцогиня.- Никто не родится обученнымъ, и епископы дѣлаются изъ людей, а не изъ камней. Но возвратимся къ нашему прежнему разговору объ околдован³и госпожи Дульцинеи: я считаю за вѣрное и вполвѣ доказанное, что явившаяся у Санчо мысль одурачить своего господина, убѣдивъ его, будто крестьянка сама Дульцинея Тобозская и то обстоятельство, что его господинъ не узналъ ея, произошло вслѣдств³е ея околдован³я; я считаю за вѣрное, говорю я, что это была выдумка чародѣевъ, преслѣдующихъ господина Донъ-Кихота. Въ самомъ дѣлѣ, я знаю изъ очень вѣрныхъ источниковъ, что поселянка, такъ ловко вскочившая на свою ослицу, была дѣйствительно Дульцинея Тобозская, и что добрый Санчо, считая себя обманщикомъ, на самомъ дѣлѣ самъ былъ обманутъ. Это истина, въ которой можно сомнѣваться не болѣе, чѣмъ въ томъ, чего мы никогда не видали. Господинъ Санчо Панса долженъ звать, что и у насъ въ околодкѣ есть чародѣи, которые къ намъ расположены и которые попросту и на чистоту, безо всякихъ околичностей и увертокъ разсказываютъ намъ все, что происходитъ на свѣтѣ. Санчо можетъ мнѣ вѣрить: скакувшая крестьянка была Дульцинея Тобозская, которая такъ же очарована, какъ и мать, которая ее родила. Она явится передъ вами вдругъ въ настоящемъ своемъ видѣ именно тогда, когда мы этого всего менѣе будемъ ожидать, и тогда Санчо перестанетъ заблуждаться. - Все это очень можетъ быть! - вскричалъ Санчо. - Теперь я стану вѣрить тому, что мой господинъ разсказываетъ, будто видѣлъ въ Монтезинской пещерѣ, гдѣ онъ видѣлъ, говоритъ, госпожу Дульцинею въ томъ же нарядѣ и въ томъ же видѣ, какъ я ему разсказывалъ, что видѣлъ ее, когда мнѣ вздумалось ее очаровать для собственнаго своего удовольств³я. Все, вѣрно, было навыворотъ, какъ говорите ваша милость, моя дорогая, добрая барыня; потому что не моего глупаго ума дѣло было придумать въ одну минуту такую хитрую плутню, и я не считаю моего господина такимъ безумнымъ, чтобы мои жалк³я убѣжден³я могли заставить его повѣрить такой небылицѣ. А все-таки, сударыня, не считайте меня такимъ ужъ злымъ, потому что такой болванъ, какъ я, не обязавъ понимать всѣ хитрости и уловки подлыхъ волшебниковъ. Я выдумалъ эту штуку, чтобъ мнѣ не было нагоняя отъ моего господина Донъ-Кихота, а не для того, чтобъ его обидѣть; а если онъ все повернулъ вверхъ дномъ, такъ пусть Господь на небесахъ насъ разсудить. - Совершенно вѣрно,- согласилась герцогиня.- Но скажите, Санчо, что вы говорите о Монтезинской пещерѣ? Мнѣ очень хотѣлось бы знать это." Санчо слово въ слово разсказалъ ей все, что уже было разсказано объ этомъ приключен³и.

   Выслушавъ разсказъ, герцогиня сказала: "Изъ этого событ³я можно заключить, что если велик³й Донъ-Кихотъ говоритъ, что видѣлъ тамъ ту самую особу, которую Санчо видѣлъ при выходѣ изъ Тобозо, то это безо всякаго сомнѣн³я, Дульцинея, и наши здѣшн³е волшебники, значить, совершенно правдивы, хотя и черезчуръ любопытны. - Что до меня,- отвѣтилъ Санчо, то я говорю, что если госпожа Дульцинея Тобозская очарована, такъ тѣмъ хуже для нея. У меня нѣтъ охоты ссориться съ врагами моего господина, которые, видно, злы и многочисленны. По правдѣ сказать, та, которую я видѣлъ, была крестьянка: за крестьянку я ее принялъ и за крестьянку считаю, а если это была Дульцинея, такъ, право же, не мнѣ на то отвѣчать, а не то плохая выйдетъ штука. Пожалуй, меня станутъ корить на всѣхъ перекресткахъ: Санчо сказалъ, Санчо сдѣлалъ, Санчо вывѣдываетъ, Санчо выдумываетъ,- точно Санчо Богъ вѣсть кто такой, а не тотъ самый Санчо, что странствуетъ по свѣту, что печатается въ книгахъ, какъ мнѣ сказывалъ Самсонъ Карраско, который по крайности баккалавръ изъ Саламанскаго университета; а эти люди врать не станутъ, если только не придетъ имъ на то охота, либо изъ отъ того выходитъ выгода. Значитъ, ничего меня и корить, а такъ какъ мой господинъ говорить, что "добрая слава лучше богатства", такъ пусть мнѣ только посадятъ на голову это губернаторство, и я покажу вамъ чудеса, потому что кто былъ хорошимъ оруженосцемъ, будетъ и хорошимъ губернаторовъ. - Все, что Санчо говорилъ до сихъ воръ, подобно изречен³ямъ Катона или заимствовано, по крайней мѣрѣ, изъ книги самого Мигеля Верино, florentibus occidit annis {Мигель Верино былъ авторъ элементарной книжки подъ заглав³емъ De puerorum moribus dieticha, по которой когда-то учились школьники. Сервантесъ, которому приходилось объяснять двустиш³я Верино въ классѣ учителя Хуана Лопеца де-Хо³осъ, вѣроятно, вспомнилъ и его эпитаф³ю, сочиненную Политьеномъ и начинающуюся такъ:

   Michael Verinus florentibus occidit annis,

   Moribus ambiguum major an ingenio - и т. д.}. Словомъ, говоря его выражен³ями, подъ плохимъ плащомъ можетъ быть и хорош³й нитухъ. - Въ сущности, сударыня, - отвѣчалъ Санчо,- во всю свою жизнь я не пилъ изъ шалости; изъ жажды - бывало, потому что я совсѣмъ не ханжа. Я пью, когда мнѣ приходитъ охота, a если нѣтъ охоты, такъ тогда, когда мнѣ дадутъ пить, потому что я не хочу корчить изъ себя нѣженки, и не хочу казаться невоспитаннымъ. Какое сердце можетъ быть такимъ каменнымъ, чтобы не отвѣтить на здравицу, предложенную другомъ? Но на брюхѣ шелкъ, a въ брюхѣ щелкъ. Оруженосцы странствующихь рыцарей пьютъ только воду, потому что всегда они находятся среди лѣсовъ, долинъ, горъ и скалъ, не встрѣчая нигдѣ и капли вина, хотя бы они отдавали за него зеинцу своего ока. - Я думаю,- отвѣчала герцогиня,- но что касаетея настоящей минуты, то Санчо можетъ отправиться на отдыхъ. Потомъ мы поболтаемъ подольше и устроимъ, чтобы онъ поскорѣе могъ, какъ говоритъ онъ, надѣть на свою голову свое губернаторство.

   Санчо снова поцѣловалъ руки герцогини и обратился къ ней съ мольбой оказать ему милость и наблюсти, чтобы его Сѣрому, зеницѣ его ока, оказано было большое вниман³е. - Кто это, Сѣрый?- спросила герцогиня. - Это мой оселъ,- сказалъ Санчо,- котораго я обыкновенно называю Сѣрымъ, чтобы не назвать осломъ. Я просилъ эту госпожу дуэнью, когда вступвлъ въ этотъ замокъ, чтобы она позаботилась о немъ, но она разсердилась и покраснѣла такъ, какъ будто я сказалъ, что она стара и безобразна, a между тѣмъ это было бы для дуэн³й занят³е болѣе подходящее, нежели служить для парада въ залѣ.

   О, Пресвятая Дѣва! какъ золъ былъ на этихъ дамъ одинъ гидальго, мой землякъ!- Навѣрно, это былъ такой же мужикъ, какъ и вы,- воскликнула дуэнья донья Родригесъ,- потому что если бы онъ былъ дворяниномъ и хорошаго рода, онъ превозносилъ бы ихъ до небесъ. - Будетъ, будетъ, - сказала герцогиня,- довольно. Пусть донья Родригесъ замолчитъ, a господинъ Санчо успоконтся. Забота о Сѣромъ останется моей обязанностью, a такъ какъ это любимое дѣтище Санчо, то я возьму его въ свои руки. - Для него и конюшня хороша, - отвѣчалъ Санчо,- потому что ни онъ, ни я недостойны быть въ рукахъ вашей свѣтлости ни одного мгновен³я; скорѣе бы я согласился, чтобы меня пырнули ножомъ. Хотя мой господинъ и говоритъ, что въ вѣжливости лучше пересолить, нежели недосолить, но въ вѣжливости относительно ословъ надо соблюдать мѣру и съ вѣсами въ рукахъ.

   - Хорошо,- сказала герцогиня,- такъ пусть Санчо возьметъ своего осла въ свое губернаторство: тамъ можно будетъ его угощатъ въ волю, и даже дать ему пенс³ю. - Не смѣйтесь, госпожа герцогиня, - отвѣчалъ Савчо.- Не одного осла видѣлъ я среди правящихъ, и если я приведу своего, вещь это будетъ не новая." Эти выходки Савчо смѣшили и веселили герцогиню. Наконецъ она отослала его спать и передала герцогу о разговорѣ своемъ съ нимъ. Потомъ они сообща обсудили, какую разыграть съ Донъ-Кихотомъ шутку, которая совершенно подходила бы къ рыцарскому стилю, и въ этомъ родѣ они сыграли съ нимъ нѣсколько шутокъ, притомъ столь удачныхъ и хорошо задуманныхъ, что онѣ составили положительно лучш³я событ³я во всей этой великой истор³и.

  

   Герцогъ и герцогиня находили крайнее удовольств³е въ бесѣдахъ съ Донъ-Кихотомъ и Санчо. Но особенно удивляла герцогиню глупость Санчо, благодаря которой онъ сталъ вѣрить какъ въ непреложную истину, что Дульцинея Тобозская была заколдована, тогда какъ самъ онъ былъ и колдуномъ и мастеромъ всего этого дѣла. Утвердившись въ своемъ намѣрен³и сыграть со своими гостями нѣсколько шутокъ, отдающихъ рыцарскими приключен³ями, они воспользовались разсказомъ Донъ-Кихота о пещерѣ Монтезиноса и построили на этомъ чудесную выдумку. Отдавъ своимъ людямъ инструкц³и и приказан³я о томъ, что каждому изъ нихъ надлежало дѣлать. Герцогъ и герцогиня чрезъ шесть дней пригласили рыцаря на охоту за большимъ звѣремъ съ цѣлой командой псарей и собакъ, какую могло бы содержать развѣ только коронованное лицо. Донъ-Кихоту дали охотничью одежду, такъ-же какъ и Санчо, изъ зеленаго сукна тончайшей работы. Донъ-Кихотъ не захотѣлъ ее принять, сказавъ, что вскорѣ долженъ будетъ вновь приняться за суровое употреблен³е оруж³я и что ему невозможно возить съ собою гардеробъ. Что касается Санчо, то онъ взялъ одежду, которую ему дали, съ намѣрен³емъ продать ее при первомъ случаѣ, какой представится.

   Когда день наступилъ, Донъ-Кихотъ надѣлъ на себя полное вооружен³е, a Санчо - свое охотничье платье, и, сѣвъ на своего Сѣраго, котораго онъ не захотѣлъ оставить, хотя ему предлагали лошадь, замѣшался въ толпу охотниковъ. Герцогиня явилась въ изящномъ нарядѣ, a Донъ-Кихотъ, всегда вѣжливый и галантный, взялся за узду ея лошади {Этотъ родъ учтивости по отношен³ю къ дамамъ былъ употребителенъ не въ однихъ только рыцарскихъ книгахъ, гдѣ примѣровъ ему множество. Мар³ана разсказываетъ, что когда инфанта Изабелла послѣ трактата los toros de Guisando, обезпечившаго ей корону Кастил³и, показалась на улицахъ Сегов³и въ 1474 г., король Генрихъ IV, ея братъ, для оказан³я ей чести, взялся за поводъ ея лошади.}, хотя герцогъ и попытался воспротивиться этому. Наконецъ они подъѣхали къ лѣсу, лежавшему между двумя высокими горами; потомъ, разставивъ посты, занявъ тропинки и распредѣлившись по различнымъ проходамъ, все общество принялось за охоту съ такимъ шумомъ и гамомъ, что одинъ другого не могъ слышать отчасти изъ-за собачьяго лая, отчасти изъ-за звуковъ охотничьихъ роговъ. Герцогиня сошла съ лошади и, взявъ въ руки острую рогатину, стала на мѣсто, гдѣ, какъ она знала, имѣли обыкновен³е проходить вепри. Герцогъ и Донъ Кихоть также сошли съ лошадей и помѣстились около нея. Санчо же сталъ позади всѣхъ, не сходя съ своего Сѣраго, котораго не рѣшался оставить изъ опасен³я какой-либо бѣды.

   Только-что заняли они свои мѣста, разставивъ по флангамъ большое число прислуги, какъ увидали бѣгущаго на нихъ, гонимаго охотниками и преслѣдуемаго собаками громаднаго вепря, который скрипѣлъ зубами и клыками и извергалъ пѣну изо рта. Увидавъ его, Донъ-Кихотъ тотчасъ схватилъ въ руку мечъ, сжалъ свой щитъ и храбро выступилъ ему навстрѣчу. Герцогъ сдѣлалъ то же самое со своей рогатиной, a герцогиня предупредила бы ихъ всѣхъ, если бы герцогъ не остановилъ ее. Одинъ Санчо, при видѣ страшнаго звѣря, пустилъ своего осла и со всѣхъ ногъ сталъ удирать; потомъ онъ попытался вскарабкаться на большой дубъ, но тщетно, потому что, взобравшись до средины ствола и ухватившись за вѣтку, чтобы дотянуться до вершины, онъ былъ такъ несчастенъ, что вѣтка отломилась и онъ, падая внизъ, повисъ на одномъ суку, не имѣя возможности добраться до земли. Почувствовавъ себя въ такомъ висячемъ положен³и, замѣтивъ, что зеленый его камзолъ разорванъ, и что ужасное животное, пробѣгая въ этомъ мѣстѣ, могло бы его достать, онъ сталъ издавать так³я крики и съ такой настойчивостью просить о помощи, что всѣ, слышавш³е, но не видѣвш³е его, подумали, что онъ находится въ зубахъ какого-либо хищнаго звѣря.

   Вепрь съ длинными клыками палъ наконецъ подъ ударами множества направленныхъ противъ него желѣзныхъ рогатинъ, и Донъ-Кихотъ, обернувшись въ ту сторону, откуда раздавались крики Санчо (голосъ котораго онъ узналъ), увидалъ его висящимъ на дубѣ, головой внизъ, и подъ нимъ его Сѣраго; который не покинулъ его въ бѣдѣ. Сидъ-Гамедъ говоритъ по этому поводу, что онъ очень рѣдко видѣлъ Санчо Панса безъ осла, a осла безъ Санчо, такъ велика была ихъ взаимная дружба и такую вѣрность хранили они одинъ къ другому. Донъ-Кихотъ подошелъ и отцѣпилъ Санчо, a тотъ, лишь только получилъ свободу, коснулся земли, осмотрѣлъ тотчасъ дыру на своемъ охотничьемъ платьѣ, которая и пронзила его душу до глубины, потому что онъ уже мысленно чуть не имѣн³е купилъ на это платье.

   Громаднаго вепря навьючили наконецъ на мула, и охотники, покрывъ его вѣтками розмарина и миртовыми букетами, съ торжествомъ привезли его, какъ останки непр³ятельскаго полководца, къ большимъ палаткамъ, разбитымъ среди лѣса. Тамъ оказался разставленнымъ и накрытымъ столъ такой изобильный, такой роскошный, что по немъ можно было судить о велич³и и щедрости тѣхъ, кто его предлагалъ. Санчо, указывая на раны своего изорваннаго платья, сказалъ: "Еслибы это была охота на зайцевъ или малыхъ птицъ, мой камзолъ не былъ бы въ такомъ состоян³и. Я не понимаю, какое удовольств³е ждать животное, которое, если схватитъ васъ своими клыками, можетъ отнять у васъ жизнь. Я помню, слышалъ, какъ въ одной старой пѣснѣ говорится: "Будь ты съѣденъ медвѣдемъ, какъ славный Фавила!"

   - Это былъ,- сказалъ Донъ-Кихотъ, - Готск³й король {Фавила былъ, собственно, не готск³й король. Онъ былъ преемникомъ Пелаг³я въ Астур³и. Его царствован³е или, вѣрнѣе, правлен³е, длилось съ 737 по 739 г.}, который, отправившись на охоту за медвѣдями, былъ однимъ медвѣдемъ съѣденъ.

   - Это я и говорю,- заговорилъ снова Санчо;- я-бы не хотѣлъ, чтобы короли и принцы подвергалась подобнымъ опасностямъ, ища удовольств³я, которое собственно не должно было бы быть удовольств³емъ, потому что состоитъ въ томъ, чтобы убить животное, которое не сдѣлало ничего дурного. - Напротивъ, Санчо,- отвѣчалъ герцогъ,- вы очень ошибаетесь, потому что упражнен³е въ охотѣ за большимъ звѣремъ болѣе подобаетъ и болѣе необходимо королямъ и принцамъ, нежели кому другому. Эта охота есть подоб³е войны. Въ ней употребляются военныя хитрости, уловки и засады для побѣды надъ врагомъ безъ опасности для себя; въ ней подвергаешь себя сильнѣйшему холоду и невыносимой жарѣ; въ ней забываешь о снѣ и отдыхѣ; тѣло въ ней крѣпнетъ, мускулы становятся болѣе гибкими. Наконецъ, это такое дѣло, въ которомъ можешь доставить удовольств³е нѣсколькимъ, не вредя никому. Кромѣ того, и это самая лучшая ея сторона, она годится не для всѣхъ, какъ друг³е виды охоты, кромѣ охоты соколиной, которая также принадлежитъ только королямъ и важнымъ барамъ. Итакъ, Санчо, перемѣните мнѣн³е и, когда будете губернаторомъ, предайтесь охотѣ. Увидите, какъ она вамъ понравится. - О, тутъ-то и нѣтъ,- отвѣчалъ Санчо;- хорош³й губернаторъ, какъ хорошая жена долженъ всегда быть дома. Недурно было бы, если бы люди, занятые дѣлами, должны были отправляться искать его Богъ знаетъ гдѣ, a онъ развлекался бы себѣ въ лѣсу. Дѣла шли бы тогда вкривь и вкось. Честное слово, сударь,- охота и всяк³я так³я развлечен³я созданы скорѣе для бездѣльниковъ, нежели для губернаторовъ. Нѣтъ, я думаю забавляться лишь священными представлен³ями въ четыре пасхальныхъ дня {Рождество, Богоявлен³е, Пасха и Троицынъ день.} и игрой въ шары во воскресеньяхъ и другимъ праздникамъ. Всѣ эти охоты не въ моемъ духѣ и не прилаживаются къ моей совѣсти. - Дай Богъ, Санчо, чтобы это такъ осталось;- отвѣчалъ герцогъ,- потому что отъ слова до дѣла разстоян³е очень велико.

   - Ну, и чтожъ,- отвѣчалъ Санчо,- хорошему плательщику не трудно брать на себя обязательства, и лучше тому, кому Богъ помогаетъ, нежели тому, кто рано встаетъ, и не ноги служатъ кишкамъ, a кишки ногамъ. Я хочу сказать, что если Богъ мнѣ поможетъ, и если я буду исполнять то, къ чему питаю доброе намѣрен³е, то безъ сомнѣн³я буду править лучше, нежели королевск³й оселъ, a если нѣтъ, пусть мнѣ положатъ пальцы въ ротъ и посмотрятъ, сожму я зубы или нѣтъ.

   - Проклятъ будь ты Богомъ и всѣми его святыми! - воскликнулъ Донъ-Кихотъ.- Когда же наступитъ день, какъ я тебѣ уже столько разъ говорилъ, въ который ты начнешь говорить безъ поговорокъ, рѣчью послѣдовательной и осмысленной. Оставьте, ваши свѣтлости, этого дурака, иначе онъ размелетъ вамъ душу не только между двумя, но между двумя тысячами поговорокъ, приведенныхъ такъ кстати, такъ въ мѣсту, что пускай Богъ лишитъ его или меня спасен³я, если я охотно ихъ слушаю. - Поговорки Санчо Панса,- сказала герцогиня,- хотя онѣ и многочисленное нежели у греческаго комментатора {Такъ ввали знаменитаго гуманиста Фернанда Нуньеца Гускана, который въ началѣ XVI столѣт³я преподавалъ въ Саламанкѣ греческ³й, латинск³й языки и реторику. Его называли также el Pinciano, потому что онъ родился въ Вальядолидѣ, которая, какъ полагали, и была Пинч³ей, о которой упоминается въ римской истор³и. Его собран³е пословицъ появилось уже послѣ его смерти, которая была въ 1453 г. Другой гуманистъ Хуанъ де-Маллара, въ Севильѣ, составилъ къ ней комментар³й подъ назван³емъ Filosofia vulgar.}, но тѣмъ не менѣе заслуживаютъ уважен³я за краткость сентенц³й. Что касается меня, то я могу сказать, что онѣ доставляютъ мнѣ болѣе удовольств³я, нежели как³я-либо друг³я, лучше приведенныя и болѣе кстати примѣненныя."

   Среди такихъ бесѣдъ и другихъ, не менѣе занимательныхъ, вышли они изъ палатокъ и отправились въ лѣсъ, гдѣ остальная часть дня прошла въ пр³искан³и постовъ и приготовлен³и сторожекъ. Наступила ночь, но не такая ясная и чистая, какую можно было ожидать по времени года, потому что была средина лѣта, она принесла съ собою и распространила какой-то полумракъ, который удивительно помогъ планамъ хозяевъ Донъ-Кихота. Только что ночь упала на землю, почти тотчасъ какъ окончились сумерки, лѣсъ внезапно вспыхнулъ огнями со всѣхъ четырехъ сторонъ. Въ то же время, спереди, сзади, со всѣхъ сторонъ раздались безконечные звуки трубъ, военнаго оруж³я, a равно и шаговъ многочисленной кавалер³и, слѣдовавшей лѣсомъ по всѣмъ направлен³ямъ. Свѣтъ огня и звонъ военнаго оруж³я почти ослѣпилъ и оглушилъ присутствующихъ, равно и всѣхъ находившихся въ лѣсу. Вдругъ раздались безконечные гелели, обычный крикъ мавровъ, когда они вступаютъ въ бой. Барабаны бьютъ, трубы, рожки и дудки звучатъ всѣ въ одно время, такъ безпрерывно и такъ сильно, что тотъ никогда не имѣлъ разсудка, кто могъ бы его сохранить среди смѣшаннаго шума столькихъ инструментовъ. Герцогъ поблѣднѣдъ, герцогиня задрожала, Донъ-Кихотъ почувствовалъ себя смущеннымъ, Санчо трепеталъ всѣми своими членами, и даже тѣ, кто зналъ истину, были испуганы. Вмѣстѣ со страхомъ они были охвачены какъ бы нѣмотой, но въ это время на колесницѣ демона пронесся предъ ними почтальонъ, трубя, вмѣсто трубы, въ рогъ безконечныхъ размѣровъ, изъ котораго выходили звуки хриплые и ужасные. "Эй, братъ курьеръ, - крикнулъ герцогъ,- кто ты такой? откуда ты? что это за войско проходитъ лѣсомъ?" Курьеръ отвѣчалъ голосомъ грубымъ и суровымъ: "Я д³аволъ, разыскиваю Донъ-Кихота Ламанчскаго; проходящ³е здѣсь люди - шесть отрядовъ волшебниковъ, увозящихъ на тр³умфальной колесницѣ несравненную Дульцинею Тобозскую; заколдованная вмѣстѣ съ блистательнымъ Францискомъ Монтезиносомъ она ѣдетъ, чтобы сообщить Донъ-Кихоту, какъ снять съ бѣдной дамы очарован³е. - Еслибы ты былъ д³аволомъ, какъ говоришь и какъ показываетъ и видъ твой,- заговорилъ снова герцогъ,- ты бы самъ узналъ рыцаря Донъ-Кихота Ламанчскаго, потому что онъ тутъ предъ тобою. - Клянусь своей душой и совѣстью, - отвѣчалъ д³аволъ,- что я не обратилъ на него вниман³я; умъ мой занятъ столькими вещами, что я забылъ самую главную, именно ту, за которою ѣхалъ. - Этотъ д³аволъ,- воскликнулъ Санчо,- безъ сомнѣн³я, человѣкъ честный и добрый христ³анинъ, потому что иначе онъ не клялся бы своею душею и совѣстью. Теперь я буду вѣрить, что даже въ аду есть добродѣтельные люди."

   Д³аволъ, не сходя на землю и повернувшись къ Донъ-Кихоту, тотчасъ сказалъ: "Къ тебѣ, рыцарь Львовъ (да не попадешь ты въ ихъ когти!) - посылаетъ меня несчастный, но доблестный рыцарь Монтезиносъ, чтобы сказать тебѣ, чтобы ты дождался его на томъ мѣстѣ, гдѣ я тебя встрѣчу, потому что онъ везетъ съ собою ту, которую зовутъ Дульцинеей Тобозской, затѣмъ, чтобы сообщить тебѣ, какое средство ты долженъ употребить, чтобы снять съ нея очарован³е. Такъ какъ прибыт³е мое имѣло одну эту цѣль, то я долженъ сейчасъ удаляться. Да пребудутъ съ тобою демоны моего рода, a съ этими господами - добрые ангелы." Съ этими словами онъ снова затрубилъ въ свой громадный рогъ и удалился, не дожидаясь ни отъ кого отвѣта.

   Удивлен³е овладѣло всѣми, особенно Санчо и Донъ-Кихотомъ: Санчо потому, что онъ увидѣлъ, что во что бы то ни стало и вопреки истинѣ хотятъ, чтобы Дульцинея дѣйствительно была заколдована, a Донъ-Кихотомъ потому, что онъ все еще не могъ разобрать, было ли истинно или ложно то, что произошло съ нимъ въ пещерѣ Монтезиноса. Пока онъ терялся въ этихъ мысляхъ, герцогъ обратился къ нему съ вопросомъ: "Ваша милость думаете подождать этого появлен³я, господинъ Донъ-Кихотъ? - Почему нѣтъ?- отвѣчалъ онъ.- Я буду ждать твердо и смѣло, хотя бы на меня произвелъ нападен³е цѣлый адъ. - Ну, такъ и я,- воскликнулъ Санчо.- Если я увижу другого такого же д³авола, какъ тотъ, который былъ сейчасъ, и если услышу звуки другого такого же козлинаго рога, я буду ждать здѣсь, какъ будто бы я былъ во Фландр³и."

   Ночь въ это время окончательно спустилась на землю, и сквозь лѣсъ стали тамъ и симъ появляться огни, которые распространяетъ въ небѣ сухое дыхан³е земли и которые намъ кажутся цѣлой вереницей звѣздъ. Въ то же время раздался ужасающ³й шумъ, въ томъ родѣ, какой производятъ массивныя колеса телѣгъ, везомыхъ волами, шумъ рѣзк³й, скрипуч³й, безпрерывный, заставляющ³й, говорятъ, разбѣгаться волковъ и медвѣдей, если они попадаются на пути. Ко всему этому грохоту присоединился другой, еще болѣе увеличивавш³й его; казалось, дѣйствительно, что со всѣхъ четырехъ сторонъ лѣса въ одно и тоже время происходили четыре битвы. Тамъ раздавался глухой и страшный гулъ артиллер³и; здѣсь грохотало безчисленное множество пищалей; совсѣмъ по близости слышались крики сражающихся, a издали доносились гегели сарациновъ. Наконецъ, охотничьи рога и рожки, дудки, трубы, барабаны, артиллер³я, выстрѣлы пищалей, a надо всѣмъ этимъ ужасный шумъ телѣгъ,- все это сливалось въ гулъ такой смутный, такой страшный, что Донъ-Кихотъ долженъ былъ собрать все свое мужество, чтобы ждать безъ ужаса. Что касается Санчо, то его мужество сразу исчезло: онъ безъ чувствъ упалъ къ ногамъ герцогини, которая подостлала ему подолъ своего платья и поспѣшила брызнуть ему водой въ лицо. Послѣ этого окроплен³я онъ пришелъ въ себя какъ разъ въ ту минуту, когда телѣги со скрипучими колесами стали подъѣзжать къ мѣсту, гдѣ они находились. Ее влекли четыре лѣнивыхъ вола, сплошь покрытые черными попонами, a къ каждому ихъ рогу прикрѣпленъ былъ зажженый факелъ. На телѣгѣ возвышалось нѣчто въ родѣ трона, a на немъ сидѣлъ почтенный старецъ съ бородой бѣлой какъ снѣгъ и такой длинной, что она спускалась ниже его пояса. Одѣтъ онъ былъ въ длинное черное платье изъ бумажной матер³и, a такъ какъ телѣга была освѣщена безчисленнымъ множествомъ огней, то на ней кожно было разглядѣть каждую мелочь. Телѣгу сопровождали два безобразныхъ демона, одѣтыхъ какъ и старецъ, но съ такими отвратительными лицами, что, увидавъ ихъ разъ, Санчо закрылъ глаза, чтобы не увидать въ другой. Когда телѣга поровнялась съ мѣстомъ, гдѣ находилась вся компан³я, почтенный старецъ поднялся со своего возвышен³я и, стоя на ногахъ, сказалъ громкимъ голосомъ: "Я мудрый Лиргандео", - и телѣга прослѣдовала далѣе, a онъ не прибавилъ и слова болѣе. За, этой телѣгой послѣдовала другая точно такая же съ другимъ старцемъ, возсѣдавшимъ на тронѣ, которыя, оставивъ свою колесницу, сказалъ голосомъ не менѣе важнымъ; нежели первый: "Я мудрый Алкифъ, велик³й другъ неузнанной Урганды",- и онъ прослѣдовалъ далѣе. Тотчасъ и такимъ. же образомъ подъѣхала и третья телѣга. Но сидѣвш³й въ ней на тронѣ былъ не старцемъ, какъ въ тѣхъ двухъ; это былъ человѣкъ толстый и коренастый, съ отвратительнымъ лицомъ. Подъѣхавши, онъ поднялся съ мѣста, какъ и друг³е двое, и произнесъ голосомъ еще болѣе хриплымъ и дьявольскимъ:- "Я Аркалай-волшебникъ, смертельный врагъ Амадиса Галльскаго и всего его рода",- и прослѣдовадъ далѣе.

   Въ нѣкоторомъ разстоян³и всѣ три телѣги остановились, и тогда превратился невыносимый скрипъ колесъ. И теперь слышны были лишь звуки нѣжной и стройной музыки. Санчо она доставила большое удовольств³е, и онъ принялъ ее за доброе предзнаменован³е. "Сударыня, сказалъ онъ герцогинѣ, отъ которой не отступалъ ни на шагъ, - тамъ гдѣ есть музыка, ничего дурного уже быть не можетъ. - Такъ же какъ и тамъ, гдѣ есть свѣтъ и с³ян³е,- отвѣчала герцогиня.- О,- замѣтилъ Санчо,- огонь даетъ свѣтъ, a горнило даетъ с³ян³е, какъ мы можемъ видѣть это по окружающимъ насъ огнямъ, которые однако могутъ насъ сжечь. Музыка же всегда служитъ признакомъ весел³я и торжества. - A вотъ мы сейчасъ увидимъ",- сказалъ Донъ-Кихотъ, который слушалъ эту бесѣду, и онъ былъ правъ, какъ докажетъ слѣдующая глава.

  

  

   Они тотчасъ увидѣли приближавшуюся къ нимъ, подъ такъ пр³ятной музыки, одну изъ тѣхъ колесницъ, которыя называются тр³умфальными, везомую шестью гнѣдыми мулами, покрытыми попоною изъ бѣлаго сукна, на каждомъ изъ которыхъ сидѣлъ кающ³йся, въ родѣ тѣхъ, которые приносятъ повинную, тоже въ бѣлой одеждѣ и съ большой восковой свѣчой въ рукѣ. Эта колесница была вдвое, если не втрое,больше прежнихъ. Бока и края ея были наполнены двѣнадцатью другихъ кающихся, бѣлыхъ какъ снѣгъ, и каждый съ зажженнымъ факеломъ - зрѣлище одновременно и поражающее и устрашающее. На возвышенномъ тронѣ среди колесницы сидѣла нимфа, покрытая тысячью газовыхъ серебристыхъ покрывалъ, на которыхъ сверкало безчисленное множество золотыхъ блестокъ, служившихъ если не богатымъ, то, по меньшей мѣрѣ, изящнымъ украшен³емъ костюма. Лицо ея было покрыто шелковымъ тонкимъ и прозрачнымъ газомъ, ткань котораго не мѣшала разглядѣть подъ нею очаровательное дѣвическое личико. Многочисленные огни давали возможность различить и черты ея и возрастъ, который, повидимому, не достигъ двадцати лѣтъ, но перешелъ за семнадцать. Рядомъ съ нею находилась особа, одѣтая съ головы до ногъ въ бархатное платье съ длиннымъ шлейфомъ, съ головой покрытой черной вуалью.

   Въ ту минуту, какъ колесница совершенно поравнялась съ герцогомъ и Донъ-Кихотомъ, звуки рожковъ прекратились, и тотчасъ послышались звуки арфъ и лютней, исходивш³е изъ самой колесницы. Тогда, выпрямившись во весь ростъ, особа въ длинномъ платьѣ распахнула его въ обѣ стороны и, поднявъ вуаль, покрывавшую ея лицо, открыла всѣмъ взорамъ фигуру смерти, отвратительную и съ обнаженными костями. Донъ-Кихотъ поблѣднѣлъ, Санчо задрожалъ отъ страха, а герцогъ и герцогиня сдѣлали движен³е испуга. Эта живая смерть, ставши на ноги, голосомъ соннымъ и языкомъ плохо повинующимся, начала говорить слѣдующее:

  

   "Я тотъ Мерлинъ, о комъ разсказы ходятъ,

   Что будто бы отцомъ его былъ дьяволъ

   (Ложь, пр³обрѣтшая гражданства право),

   Князь маг³и, монархъ самодержавный,

   Хранитель зороастровой науки,

   Годовъ и вѣчности соревнонатель,

   Стремящихся дѣянья уничтожить

   Тѣхъ странствующихъ рыцарей-героевъ,

   Къ которымъ я всегда любовь питаю.

  

   "Хотя у всѣхъ волшебниковъ на свѣтѣ,

   У колдуновъ и маговъ нравъ бываетъ

   Суровъ, жестокъ и мраченъ постоянно,

   Мой - кротокь, мягокъ и любвеобиленъ,

   И людямъ всѣмъ добро готовъ я сдѣлать.

  

   "Въ пещерахъ мрачныхъ и суровыхъ

   Рока. Когда моя душа тѣмъ занималась,

   Что лин³й и знаки сочетали,

   Донесся до меня вдругъ голосъ скорбный

   Прекрасной, несравненной Дульцинеи.

  

   "Увидѣлъ я ея очарованье

   И превращен³е изъ дамы нѣжной

   Въ крестьянку грубую; охваченъ горемъ,

   Я заключилъ мой духъ въ мѣста пустыя

   Вотъ этого ужаснаго скелета,

   Предъ тѣмъ перелиставъ сто тысячъ книжекъ

   Моей науки дьявольской, безплодной;

   И вотъ являюсь я теперь съ лѣкарствомъ:

   Оно поможетъ въ горести великой,

  

   "О, честь и слава тѣхъ, кто облекаетъ

   Себя въ доспѣхъ изъ стали и алмаза;

   Свѣтильникъ, свѣтъ, звѣзда, руководители

   Всѣхъ тѣхъ, которые, отъ сна воспрянувъ,

   Покинувъ пухъ перинъ, горятъ желаньемъ

   Служить труднѣйшему изъ всѣхъ искусству

   Тяжелаго, кроваваго оружья.

  

   "Тебѣ я говорю, герой, достойно

   Ни разу не воспѣтый, вѣчно храбрый

   И мудрый Донъ-Кихотъ, Ламанчи свѣточъ,

   Звѣзда Испаньи; говорю тебѣ я,

   Что, для того чтобъ возвратить видъ прежн³й

   Прекрасной безъ сравненья Дульцинеѣ,

   Потребно, чтобъ оруженосецъ Санчо

   Три тысячи и триста далъ ударовъ

   Себѣ по ягодицамъ толстымъ плетью,

   Ихъ обнаживши, и такимъ манеромъ,

   Чтобъ отъ ударовъ тѣхъ слѣды остались.

   И этимъ лишь однимъ достигнуть можно,

   Чтобъ скрылись счастья Дульцинеи воры.-

   Докладываю вамъ о томъ, сеньоры."

  

   "Ну такъ, честное слово,- воскликнулъ Санчо,- не только не дамъ я себѣ трехъ тысячъ, но и трехъ ударовъ плетью, какъ если бы это были три удара ножомъ. Къ чорту этотъ способъ снят³я колдовства! Да и какое отношен³е имѣютъ мои ягодицы къ колдовству? Клянусь Богомъ, если господинъ Мерлинъ не нашелъ другого способа снять чары съ госпожи Дульцинеи Тобозской, то пусть ее остается заколдованною до самой могилы.- А я возьму васъ,- воскликнулъ Донъ-Кихотъ,- господинъ мужикъ, напитавш³йся чеснокомъ, привяжу васъ къ дереву, въ чемъ мать родила и дамъ вамъ не три тысячи триста, а шесть тысячъ шестьсотъ ударовъ плетью и такъ мѣтко, что вамъ не отдѣлаться отъ нихъ, хоть вы три тысячи триста разъ вертите спину. И не отвѣчайте мнѣ ни слова, или я вырву изъ васъ душу." Услыхавши это, Мерлинъ сказалъ: "Нѣтъ, такъ нельзя; нужно, чтобы удары, которые получитъ добрый Санчо, даны были ему по доброй его волѣ, а не силою, и въ так³я минуты, как³я ему угодно будетъ выбрать, потому что срокъ ему назначенъ не будетъ. Впрочемъ, если онъ хочетъ искупить эту пытку половиною цифры ударовъ плетью, ему позволено предоставить нанесен³е себѣ этихъ ударовъ чужой рукой, хотя бы нѣсколько и тяжелой. - Ни чужая, ни своя, ни тяжелая, ни легкая,- отвѣчалъ Санчо,- никакая рука не тронетъ меня. Развѣ я произвелъ на свѣтъ госпожу Дульцинею Тобозскую, чтобы своими ягодицами платиться за грѣхъ, произведенный ея прекрасными глазами? Это хорошо для моего господина, который составляетъ часть ея самой, потому что на каждомъ шагу онъ называетъ ее: "моя жизнь, моя душа, моя опора". Онъ можетъ и долженъ отхлестать себя за нее и сдѣлать все возможное для освобожден³я ея отъ чаръ, но мнѣ отхлестать себя за нее, мнѣ?.. abernuncio."

   Только что Санчо высказалъ эти слова, какъ серебристая нимфа, сидѣвшая близъ духа Мерлина, поднялась во весь ростъ и, откинувши свою легкую вуаль, открыла лицо, которое показалось всѣмъ сверхъестественно красивымъ; но потомъ, съ мужскимъ жестомъ и голосомъ мало женственнымъ, она произнесла, обращаясь прямо къ Санчо Панса: "О, злополучный оруженосецъ,- сказала она,- куриное сердце, бронзовая душа, каменныя внутренности! Если бы тебѣ приказали, дерзк³й разбойникъ, кинуться внизъ съ высокой башни, если бы отъ тебя потребовали, врагъ рода человѣческаго, чтобы ты съѣлъ дюжину жабъ, двѣ дюжины ящерицъ и три дюжины змѣй; если бы тебя убѣждали убить свою жену и своихъ дѣтей отточеннымъ остр³емъ тяжелаго палаша,- было бы неудивительно, что ты проявилъ бы себя неучтивымъ и отказался бы напрямикъ. Но дѣлать истор³ю изъ-за трехъ тысячъ трехсотъ ударовъ плети, когда не найдется ученика въ монастыряхъ, какъ бы плохъ онъ ни былъ, который каждый мѣсяцъ не получалъ бы по стольку же,- это положительно удивляетъ, оглушаетъ, оцѣпеняетъ сострадательныя внутренности всѣхъ тѣхъ, кто слышитъ подобный отвѣтъ, и даже тѣхъ, кто съ течен³емъ времени узнаетъ о немъ. Обрати, о животное жалкое и очерствѣлое, обрати, говорю, свои отуманенные ослиные глаза на зрачки моихъ, блестящихъ, какъ мерцающ³я зв&#