Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая, Страница 7 - Книги

Peccatumquo oculos est habuisse meum.

Trietes. (Элег. V).}. Если поэтъ самъ по себѣ нравственъ, будутъ нравственны и стихотворенья его. Перо - языкъ души; как³я мысли порождаются душою, так³я писан³и начертываетъ перо. Если короли и принцы встрѣчаютъ чудесную науку поэз³и въ людяхъ благоразумныхъ, сер³озныхъ и добродѣтельныхъ, они ихъ почитаютъ, уважаютъ, обогащать и увѣшиваютъ, наконецъ, листьями дерева, въ которое молн³я никогда не ударяетъ {Древн³е полагали, и Плин³й вмѣстѣ съ ними, что лавръ предохраняетъ отъ молн³и. Светон³й говоритъ о Тибер³и: Et turbatiore coelo nunquam non coronam lauream capite gestavit, quod fulmine adflari negetur id genus frondis (Глава LXIX).}, чтобы показать, что никто не долженъ оскорблять тихъ, чело которыхъ украшено подобными вѣнками."

Человѣкъ въ зеленомъ габанѣ былъ на столько пораженъ рѣчью Донъ-Кихота, что мало-по-малу сталъ отказываться отъ своего первоначальнаго мнѣн³я объ умственномъ его разстройствѣ. Санчо съ половины этого разсужден³я, не особенно пришедшагося ему по вкусу, уклонился въ сторону, чтобы попросить немного молока у пастуховъ, находившихся по близости и пасшихъ овецъ. Гидальго возобновилъ бесѣду, очарованный умомъ и разсудительностью Донъ-Кихота, какъ вдругъ этотъ послѣдн³й, поднявъ глаза, увидалъ, что по дорогѣ, до которой они слѣдовали, приближается колесница, надъ которой возвышаются знамена съ королевскими гербами. Ожидая новаго приключен³я, онъ громко крикнулъ Санчо, чтобы тотъ подалъ ему шлемъ. Санчо, услыхавъ зовъ, покинулъ пастуховъ, изо всѣхъ силъ сталъ пятками подгонять осла и поспѣшилъ къ своему господину, съ которымъ, какъ увидитъ читатель дальше, случилось безумное и ужасное происшеств³е.

ГЛАВА XVII.

Гдѣ проявляется послѣдн³й предѣлъ, какого достигла и могла достигнуть неслыханная храбрость Донъ-Кихота въ благополучномъ окончан³и, данномъ имъ приключен³ю со львами.

Истор³я передаетъ, что когда Донъ-Кихотъ позвалъ Санчо, чтобы тотъ передалъ ему его головной уборъ, Санчо покупалъ творогъ у пастуховъ. Поспѣшивъ на зовъ своего господина и не зная, что дѣлать съ творогомъ и во что его положить, онъ, чтобы не потерпѣть убытки, такъ какъ за творогъ уже заплатилъ, порѣшилъ опустить его въ шлемъ своего господина. Послѣ этой прекрасной выходки, онъ отправился къ Донъ-Кихоту, который ему сказалъ: "Другъ, дай мнѣ, дай мой шлемъ, потому что, либо я ничего не понимаю въ дѣлѣ похожден³й, либо я вижу тамъ нѣчто такое, что обяжетъ меня и уже обязываетъ взяться за оруж³е." Человѣкъ въ зеленомъ габанѣ, услыхавъ эти слова, сталъ смотрѣть во всѣ стороны и ничего не увидалъ, кромѣ телѣжки, двигавшейся имъ навстрѣчу съ двумя или тремя вымпелами, изъ чего онъ заключилъ, что телѣжка везла королевскую казну. Онъ подѣлился этой мыслью съ Донъ-Кихотомъ, но тотъ не захотѣлъ придать этому вѣры, вполнѣ убѣжденный, что все съ нимъ случающееся должно быть приключен³е за приключен³емъ. Поэтому онъ отвѣчалъ гидальго: "Человѣкъ, готовый драться, уже наполовину дерется; я ничего не потеряю, приготовившись, потому что по опыту знаю, что у меня есть видимые и невидимые враги, и не знаю только, когда, гдѣ, въ какое время и подъ какимъ видомъ имъ вздумается напасть на меня." Затѣмъ, обернувшись къ Санчо, онъ потребовалъ свой шлемъ, и тотъ, не успѣвъ вынуть оттуда творогъ, вынужденъ былъ такъ и подать его. Донъ-Кихотъ, не замѣтивъ, что въ шлемѣ что-то лежитъ, поспѣшно надѣлъ его на голову; но тамъ какъ творогъ отъ давлен³я сталъ выжиматься, то по лицу и бородѣ Донъ-Кихота потекли струи молока. Это привело его въ такой ужасъ, что онъ оказалъ Санчо: "Что это, Санчо? Можно подумать, что мой черепъ размягчился, или что мозгъ мой растаялъ, или что вотъ льетъ съ меня съ головы до ногъ. Если правда, что это у меня выступилъ потъ, то, конечно, не отъ страха. Правда, мнѣ предстоитъ ужасное приключен³е. Дай мнѣ, пожалуйста, что-нибудь, что бы обтереть глаза, потому что потъ такъ льетъ у меня со лба, что ослѣпляетъ меня." Санчо, не говоря ни слова, подалъ ему платокъ и возблагодарилъ Бога, что господинъ его не догадался, въ чемъ дѣло. Донъ-Кихотъ обтерся, потомъ снялъ шлемъ, чтобы поглядѣть, отчего его головѣ стало такъ холодно. Увидавъ на двѣ шлема какую-то бѣлую массу, онъ поднесъ ее къ носу и, понюхавъ, вскричалъ: "Клянусь жизнью госпожи Дульцинеи Тобозской, ты положилъ туда мягкаго творогу, бездѣльникъ, нахалъ, неотесанный оруженосецъ!" Санчо отвѣтилъ съ большой флегмой и замѣчательнымъ притворствомъ: "Если это творогъ, такъ дайте его сюда, я его съѣмъ; или лучше, пусть дьяволъ его ѣсть, потому что онъ самъ его туда положилъ. Неужто же я осмѣлился бы пачкать шишакъ вашей милости? Какъ бы не такъ! право, сударь, Богъ меня надоумилъ, что и меня преслѣдуютъ волшебники, потому что я членъ и создан³е вашей милости. Это, вѣрно, они положили туда эту пакость, чтобъ разсердить вашу милость и заставить помять мнѣ какъ слѣдуетъ бока. Только на этотъ разъ они попали въ просакъ, потому что мой господинъ, надѣюсь, настолько знаетъ меня, чтобы понять, что у меня нѣтъ ни творогу ни молока и ничего подобнаго, и что если бы у меня было что-нибудь такое, я бы лучше положилъ это въ желудокъ, чѣмъ въ шишакъ.- Все можетъ бытъ," отвѣтилъ Донъ-Кихотъ. Между тѣмъ гидальго смотрѣлъ и удивлялся, я еще болѣе удивился, когда Донъ-Кихотъ, вытеревъ голову, лицо,бороду и шлемъ и вдѣвъ ноги въ стремена, наполовину обнажилъ мечъ, схватилъ копье и вскричалъ: "Теперь, что бы ни случилось, я готовъ сразиться хотя бы съ самимъ дьяволомъ.!

Тѣмъ временемъ подъѣхала телѣга съ флагами. При ней были только возница, сидѣвш³й на одномъ изъ муловъ, и человѣкъ на передкѣ. Донъ-Кихотъ преградилъ имъ путь и опросилъ: "Куда вы ѣдете, братцы? Что это за телѣга? Что вы везете въ ней и что это за знамена?" Возчикъ отвѣтилъ: "Телѣга моя, а везу я въ ней двухъ прекрасныхъ львовъ въ клѣткѣ, которыхъ оранск³й губернаторъ посылаетъ ко двору въ подарокъ его величеству, а знамена эти королевск³я, въ знакъ того, что все это принадлежитъ королю, вашему государю. - А львы больш³е? - спросилъ Донъ-Кихотъ. - Так³е больш³е,- отвѣтилъ человѣкъ, сидѣвш³й въ телѣгѣ,- что такихъ еще никогда не привозили изъ Африки въ Испан³ю. Я сторожъ львовъ и возилъ ихъ уже много, но ни одного еще не было такого. Это самецъ и самка. Левъ въ передней клѣткѣ, а львица въ задней, и они теперь очень голодны, потому что еще ничего сегодня не ѣли. Поэтому пустъ ваша милость посторонится и дастъ намъ поскорѣе доѣхать до мѣста, чтобы накормить ихъ." Но Донъ-Кихотъ сказалъ, улыбаясь: "Для кого львы, а для меня львята, для меня львята! Ну, чертъ возьми, эти господа волшебники, посылающ³е ихъ сюда, увидятъ, такой ли я человѣкъ, чтобы пугаться львовъ. Слѣзайте, милый человѣкъ, и такъ какъ вы сторожъ, то откройте клѣтки и выпустите львовъ. Здѣсь, среди поля, я покажу имъ, что такое Донъ-Кихотъ Ламанчск³й, на зло и въ пику волшебникамъ, которые мнѣ ихъ посылаютъ.- Ба, ба! - произнесъ про себя гидальго.- Нашъ добрый рыцарь показалъ, кто онъ таковъ. Творогъ ему, должно быть, размягчилъ черепъ и разжижилъ мозгъ." Въ эту минуту къ нему подбѣжалъ Санчо. "О, господинъ! - вскричалъ онъ.- Ради Бога постарайтесь, ваша милость, чтобы вой господинъ не дрался съ этими львами. Если онъ на нихъ нападетъ, они насъ всѣхъ растерзаютъ.- Да что,- спросилъ гидальго,- твой господинъ помѣшанный что ли, что ты боишься, что онъ станетъ сражаться съ дикими звѣрями? - Онъ не помѣшанный,- отвѣтилъ Санчо,- но черезчуръ отважный. - Я ужъ позабочусь, чтобъ онъ не былъ слишкомъ отваженъ", сказалъ гидальго. И, приблизившись къ Донъ-Кихоту, который настаивалъ, чтобы сторожъ открылъ ему клѣтки, онъ сказалъ: "Господинъ рыцарь, странствующ³е рыцари должны предпринимать приключен³я, которыя представляютъ какую-нибудь надежду на успѣхъ, а не так³я, которыя не сулятъ ничего. Отвага, доходящая до сумасбродства, можетъ быть скорѣе названа безум³емъ, чѣмъ храбростью. Къ тому же львы эти не идутъ противъ васъ: они объ этомъ и не помышляютъ. Это подарокъ его величеству, и вамъ не подобаетъ задерживать ихъ и препятствовать ихъ путешеств³ю.- Полноте, господинъ гидальго,- возразилъ Донъ-Кихотъ.- Занимайтесь своей послушной лягавой собакой и своей смѣлой ищейкой, и не мѣшайтесь въ чуж³я дѣла. Это касается меня одного, и мнѣ лучше знать, ради меня или ради другого кого пр³ѣхали господа львы." Потомъ, обратившись къ сторожу, онъ прибавилъ:. "Клянусь Богомъ, донъ бездѣльникъ, что я пригвозжу васъ копьемъ къ этой повозкѣ, если вы сейчасъ же не откроете клѣтокъ."

Возница, видя такую рѣшимость этого вооруженнаго по-военному призрака, сказалъ: "Позвольте мнѣ, ваша милость, отпрячь моихъ муловъ и увести ихъ въ укромное мѣстечко, прежде чѣмъ львы разбѣгутся. Если они растерзаютъ муловъ, я погибш³й человѣкъ, потому что мулы и телѣга все мое добро. - О, Ѳома невѣрный! - вскричалъ Донъ-Кихотъ.- Слѣзай, пожалуй, и отпрягай муловъ и дѣлай, что хочешь; но ты сейчасъ увидишь, что напрасно трудился и могъ бы не давать себѣ труда отпрягать муловъ." Возница соскочилъ съ телѣги и живо отпрягъ муловъ, а сторожъ львовъ тѣмъ временемъ сказалъ: "Будьте всѣ свидѣтелями, что я противъ воли и насильно вынужденъ открыть клѣтки и выпустить львовъ. Предупреждаю, что этотъ господинъ будетъ отвѣчать за всѣ бѣды и убытки, которые надѣлаютъ львы, и за мое жалованье и всяк³я друг³я вознагражден³я. Скорѣе попрячьтесь, господа, пока я еще не выпустилъ ихъ, а мнѣ они зла не сдѣлаютъ."

Гидальго еще разъ попытался отговорить Донъ-Кихота отъ этого безумнаго поступка, говоря, что браться за такое предпр³ят³е значитъ испытывать Бога. Но Донъ-Кихотъ только сказалъ на это, что самъ знаетъ, что дѣлаетъ. - Берегитесь! - продолжалъ гидальго.- Я отлично знаю, что вы ошибаетесь. - Ну, милостивый государь, отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- если вы не желаете быть свидѣтелемъ того, что разыграется, по вашему мнѣн³ю, въ трагед³ю, то поторопитесь пришпорить свою кобылу и уѣзжайте въ безопасное мѣсто." Услыхавъ эти слова, Санчо подошелъ со слезами на глазахъ и сталъ въ свою очередь умолять Донъ-Кихота отказаться отъ этого предпр³ят³я, въ сравнен³и съ которымъ всѣ прежн³я - и вѣтряныя мельницы, и ужасное приключен³е съ валяльными мельницами и всѣ вообще подвиги, которые онъ совершилъ въ своей жизни,- были сущей благодатью. "Берегитесь, господинъ!" - говорилъ Санчо.- Кто знаетъ, можетъ быть, здѣсь и нѣтъ колдовства или чего-нибудь въ этомъ родѣ. Я видѣлъ черезъ рѣшетку и щели клѣтки когти настоящаго льва, и я знаю, что так³е когти могутъ быть только у льва величиной съ гору. - Полно! - отвѣтилъ Донъ-Кихотъ.- Отъ страху онъ тебѣ покажется, пожалуй, величиной съ полм³ра. Ступай, Санчо, оставь меня одного. Если я здѣсь умру, ты знаешь ваше услов³е: ты пойдешь къ Дульцинеѣ, а дальше ты самъ знаешь." Онъ прибавилъ еще нѣсколько словъ, которыя отняли у Санчо всякую надежду, чтобъ онъ отказался отъ своего сумасброднаго рѣшен³я.

Человѣкъ въ зеленомъ охотно воспротивился бы этому; но его остановило неравенство его оруж³я съ вооружен³емъ Донъ-Кихота, и притомъ онъ считалъ невозможнымъ затѣвать ссору съ сумасшедшимъ, какимъ былъ въ его глазахъ Донъ-Кихотъ. А такъ какъ этотъ послѣдн³й возобновилъ свои угрозы сторожу, то гидальго рѣшился пришпоритъ свою кобылу, Санчо осла, а возница своихъ муловъ, чтобы какъ можно болѣе удалиться отъ телѣги, прежде чѣмъ львы будутъ выпущены изъ клѣтокъ. Санчо уже оплакивалъ смерть своего господина, увѣренный, что тотъ на этотъ разъ лишится жизни въ когтяхъ льва. Онъ проклиналъ свою звѣзду, проклиналъ тотъ часъ, когда ему вздумалось опять поступить въ услужен³е; но, несмотря на слезы и вопли, не забывалъ стегать осла то одной, то другой рукой, чтобы какъ можно болѣе удалиться отъ львовъ.

Сторожъ, видя, что удиравш³е отъѣхали уже далеко, снова сталъ уговаривать и просить Донъ-Кихота. "Слышу,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- но прошу превратить увѣщан³я: это потерянный трудъ, и вамъ лучше поторопиться исполнить мое требован³е." Пока сторожъ открывалъ первую клѣтку, Донъ-Кихотъ сталъ соображать, не лучше ли было бы сражаться пѣшимъ, чѣмъ верхомъ, и рѣшилъ, что пѣшимъ дѣйствительно будетъ лучше, потому что Россинантъ можетъ испугаться львовъ. Онъ соскакиваетъ съ коня, бросаетъ копье, беретъ щитъ и вынимаетъ мечъ; затѣмъ твердымъ шагомъ и съ полнымъ безстраш³емъ приближается въ телѣгѣ и съ замѣчательнымъ мужествомъ останавливается передъ ней, въ глубинѣ души поручая себя сперва Богу, затѣмъ своей Дульцинеѣ.

Надо знать, что авторъ этой правдивой истор³и, дойдя до этого мѣста, съ восторгомъ восклицаетъ: О храбрый, о невыразимо отважный Донъ-Кихотъ Ламанчск³й! зеркало, въ которое могутъ глядѣться храбрецы всего свѣта! новый Донъ-Мануэль Понсе де-Леонъ, который былъ славой и честью испанскихъ рыцарей! какими словами описать мнѣ этотъ страшный подвигъ? какими убѣдительными доводами сдѣлать мнѣ его правдоподобнымъ для будущихъ вѣковъ? как³я похвалы мнѣ найти, которыя были бы достойны и равны твоей славѣ, хотя-бы это были преувеличен³я за преувеличен³ями? Ты пѣш³й, ты одинъ, ты безстрашный, ты великодушный, съ мечомъ въ одной рукѣ,- и не изъ тѣхъ острыхъ мечей или шпагъ, которыя помѣчены собачкой,- {Шпагами съ собачкой (Espadas del Perillo) назывались, по причинѣ своей марки, шпаги фабрики Юл³ана дель Рей, знаменитаго толедскаго оружейнаго мастера. Лезвея ихъ были коротки и широки. Со времени побѣды испанцевъ надъ арабами и завоеван³я Толедо (въ 1085 г.), этотъ городъ въ продолжен³е нѣсколькихъ столѣт³й фабриковалъ самое лучшее бѣлое оруж³е во всемъ христ³анскомъ м³рѣ. Тамъ жили, кромѣ Юл³ана дель Рей, и масса другихъ оружейныхъ мастеровъ, имена которыхъ прославились. Въ 1617 г. Кристобаль де Фигероа въ своей книгѣ: Plaza universal de с³епс³аs y artes перечислилъ по именамъ до 18 знаменитыхъ оружейныхъ мастеровъ, жившихъ въ томъ же городѣ, и въ мѣстныхъ муниципальныхъ архивахъ еще сохраняются марки 99 фабрикантовъ оруж³я. Теперь изъ нихъ не осталось уже ни одной, и забыта даже закалка стали, секретъ, который мозарабы открыли испанцамъ.} съ щитомъ въ другой рукѣ,- и не изъ совершенно чистой и хорошей стали,- ты твердо ждешь двухъ ужаснѣйшихъ львовъ, какихъ только питали африканск³е лѣса. О, пусть собственные твои подвиги говорятъ въ твою похвалу, отважныя Ламанчецъ! Что же касается меня, то я предоставляю ихъ имъ самимъ, потому что у меня не хватаетъ словъ для ихъ восхвален³я."

На этомъ авторъ кончаетъ вышеприведенное восклицан³е и приступаетъ къ продолжен³ю истор³я. Когда сторожъ звѣрей, говоритъ онъ, увидалъ, что Донъ-Кихотъ сталъ въ воинственную позу, и что надо было выпустить льва-самца подъ страхомъ немилости сердитаго и отважнаго рыцаря, онъ открылъ настежь первую клѣтку, въ которой, какъ уже сказано, находился этотъ левъ, казавш³йся неимовѣрныхъ размѣровъ и ужасный на видъ. При этомъ звѣрь прежде всего завертѣлся въ клѣткѣ, въ которой лежалъ, затѣмъ вытянулся во весь ростъ, протянулъ лапу и выпустилъ когти. Потомъ онъ открылъ пасть, медленно зѣвнулъ, и, высунувъ двухфутовый языкъ, потеръ себѣ имъ глаза и обмылъ все лицо. Послѣ того онъ высунулъ голову изъ клѣтки и осмотрѣлся во всѣ стороны главами, горѣвшими, какъ угольки. Донъ-Кихотъ внимательно слѣдилъ за нимъ, сгорая желан³емъ, чтобъ звѣрь бросился съ телѣгм и сразился съ нимъ, такъ какъ онъ былъ увѣренъ, что изрубитъ его въ куски.

Его безум³е допускало такую возможность; великодушный левъ, болѣе учтивый, чѣмъ нахальный, не обратилъ ни малѣйшаго вниман³я на ребячество и задоръ Донъ-Кихота и, осмотрѣвшись во всѣ стороны, повернулся спиной, показалъ рыцарю свой задъ и съ замѣчательнымъ хладнокров³емъ снова улегся въ клѣткѣ. Видя это, Донъ-Кихотъ приказалъ сторожу взяться за палку и раздражить льва побоями, чтобъ онъ вышелъ. - Ну, этого я не сдѣлаю,- отвѣтилъ сторожъ,- потому что, если я его раздражу, онъ меня же перваго и растерзаетъ. Ваша милость можете удовольствоваться тѣмъ, что вы сдѣлали: больше ужъ невозможно сдѣлать по части храбрости, и вамъ не слѣдъ еще разъ испытывать судьбу. У льва дверь открыта; левъ можетъ выйти или остаться, и если онъ до сихъ поръ не вышелъ, такъ ужъ совсѣмъ сегодня не выйдетъ. Но ваша милость выказали большую отвагу, а по моему, ни одинъ храбрецъ не можетъ сдѣлать больше, какъ вызвать своего противника и ожидать его для поединка. Если вызванный не приходитъ, такъ безчест³е падаетъ на него, и тотъ, кто во-время пришелъ на поединокъ, остается побѣдителемъ. - Да, это правда,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ. - Закрой дверь и дай мнѣ свидѣтельство въ наилучшей формѣ, какая тебѣ доступна, въ томъ, что ты сейчасъ видѣлъ, а именно: что ты отперъ клѣтку льва, что я его ждалъ, что онъ не вышелъ, что я еще подождалъ его, что онъ опять отказался выйти и что онъ снова улегся. Больше я ничего не обязанъ дѣлать, прочь чары, и пусть Богъ поможетъ разсудку, справедливости, истинному рыцарству, и запри двери, какъ я говорилъ, пока я дамъ сигналъ бѣглецамъ, чтобъ они вернулись и услышали о моемъ подвигѣ изъ собственныхъ твоихъ устъ."

Сторожъ не заставилъ себя долго просить, а Донъ-Кихотъ, поднявъ на остр³ѣ своего копья платокъ, которымъ онъ недавно обтиралъ съ своего лица дождь отъ творога, сталъ звать не перестававшихъ удирать и на каждомъ шагу оборачивавшихся гидальго и его товарищей по бѣгству. Санчо замѣтилъ сигнальный платокъ и вскричалъ: "Убей меня Богъ, если мой господинъ не побѣдилъ этихъ хищниковъ! Вотъ онъ васъ зоветъ." Они всѣ трое остановились и увидали, что знаки дѣлаетъ дѣйствительно Донъ-Кихотъ. Оправившись немного отъ страха, они мало-по-малу приблизились, такъ что могли слышать крики звавшаго ихъ Донъ-Кихота. Когда же они совсѣмъ подъѣхали къ телѣгѣ, Донъ-Кихотъ сказалъ: "Можешь, братецъ, запрячь своихъ муловъ и продолжать путь. А ты, Санчо, дай мнѣ два золотыхъ для него и для сторожа львовъ въ награду за потерянное изъ-за меня время. - Очень охотно дамъ,- отвѣтилъ Санчо.- Но что же сталось со львами? живы они или нѣтъ?"

Тутъ сторожъ, не торопись и не обинуясь, сталъ разсказывать со всѣми подробностями объ исходѣ поединка. "При видѣ рыцаря,- говорилъ онъ,- испуганный левъ не осмѣлился выйти изъ клѣтки, несмотря на то, что дверь долго была открыта, и когда я сказалъ рыцарю, что раздражать льва,- какъ онъ требовалъ, чтобъ заставить звѣря выйти,- значитъ испытывать Господа, онъ послѣ долгаго сопротивлен³я и противъ воли позволилъ мнѣ запереть клѣтку. - Гм! какъ это тебѣ нравится, Санчо? - вскричалъ Донъ-Кихотъ. - Есть, по твоему, волшебники, которые могутъ сломить храбрость? они могутъ отнять у меня счастье, но мужество и храбрость никогда!"

Санчо отдалъ два золотыхъ, возница впрягъ муловъ, сторожъ въ благодарность поцѣловалъ у Донъ-Кихота руку и обѣщалъ ему разсказать о его отважномъ подвигѣ самому королю, когда увидитъ его во дворцѣ. "Ну, а если его величество,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- спроситъ, кто это сдѣлалъ, вы ему скажите, что рыцарь Львовъ, потому что я хочу, чтобы отнынѣ въ это имя перешло, преобразилось и измѣнилось имя рыцаря Печалльнаго Образа, которое я до сихъ поръ носилъ. Въ этомъ случаѣ я слѣдую лишь древнему обычаю странствующихъ рыцарей, которые мѣняли имена, когда имъ вздумается или когда считали себя вправѣ. {Такъ Амадисъ Галльск³й, котораго Донъ-Кихотъ принималъ за образецъ называлъ себя также рыцаремъ Львовъ, а затѣмъ послѣдовательно мѣнялъ это имя на Краснаго рыцаря, рыцаря Крѣпкаго Острова, рыцаря Зеленаго меча, рыцаря Карлика и рыцаря Греческаго.} Послѣ этого телѣга поѣхала своей дорогой, а Донъ-Кихотъ, Санчо и гидальго своей {Рыцарск³я истор³и полны разсказовъ о битвахъ рыцарей со львами. Пальмеривъ Оливск³й убивалъ ихъ, какъ ягнятъ, а его сынъ Прималеонъ не болѣе церемонился съ ними. Пальмеринъ Англ³йск³й одинъ бился противъ двухъ тигровъ и двухъ львовъ, а когда король Пер³онъ, отецъ Амадиса Галльскаго, хотѣлъ побѣдить льва, который отнялъ у него на охотѣ оленя, то сошелъ съ лошади, которая, испугавшись, не хотѣла двинуться впередъ. Но не въ однѣхъ этихъ книгахъ могъ Донъ-Кихотъ найти примѣръ для своего безумнаго поступка. Разсказываютъ, что, когда, во время послѣдней Гренадской войны, католическ³е короли получили въ подарокъ отъ одного африканскаго эмира нѣсколько львовъ, придворныя дамы глядѣли съ балкона на этихъ звѣрей въ загороженномъ мѣстѣ. Одна изъ нихъ, которой служилъ знаменитый донъ Мануель Понсе, уронила, нарочно или случайно, перчатку. Донъ-Мануэль въ тотъ же мигъ бросился со шпагой въ рукѣ за загородку и поднялъ перчатку своей дамы. По этому-то королева назвала его донъ Мануэлемъ Понсе де Леонъ, и всѣ потомки его сохранили это имя, и потому-то Сервантесъ называетъ Донъ-Кихота новымъ Понсе де Леонъ. Эту истор³ю разсказывали мног³е лѣтописцы и, между прочимъ, Пересъ де Хита въ одномъ изъ своихъ романсовъ. (Guerras civiles de Grenada, cap. XVII.)

!O el bravo don Manuel,

Fonce de Leon llamado,

А quel que sacará el guante,

Que por industrie fue echado

Donde estaban los leones,

Y el lo saeó may osado!}.

Во все это время Донъ-Д³его де Миранда не произносилъ ни слова, такъ онъ былъ занятъ поступками и словами Донъ-Кихота, который казался ему или разумнымъ человѣкомъ съ помутившимся умомъ, или сумасшедшимъ съ здравымъ разсудкомъ. Онъ еще не зналъ первой части его истор³и, потому что если бъ онъ ее прочиталъ, то его не поражали бы до такой степени всѣ слова и поступки рыцаря, такъ какъ онъ зналъ бы, какого рода было его сумасшеств³е. Не зная еще его истор³и, онъ принималъ его то за разумнаго человѣка, то за сумасшедшаго, потому что все, что тотъ говорилъ, было разсудительно, изящно и хорошо выражено, а все, что онъ дѣлалъ, безразсудно, сумасбродно и нелѣпо. Гидальго думалъ: "Можетъ ли быть большее безум³е, чѣмъ надѣть на голову шлемъ съ творогомъ и воображать, будто волшебники размягчили его мозгъ? Что за безум³е, что за сумасбродство драться со львами!" Донъ-Кихотъ вывелъ его изъ задумчивости и остановилъ его монологъ словами: "Бьюсь объ закладъ, господинъ Донъ Д³его де Миранда, что ваша милость принимаете меня за безумца, за сумасброда. И это меня ничуть не удивляетъ, потому что по моимъ поступкамъ ничего иного и подумать нельзя. Ну, а я скажу вашей милости, что и вовсе не такой сумасбродъ и не такой безумецъ, какимъ кажусь. Блестящему рыцарю вполнѣ прилично проткнуть копьемъ благороднаго быка, на площади, на глазахъ у своего короля; {Бои быковъ, прежде чѣмъ были предоставлены наемнымъ глад³аторамъ, долго были въ Испан³и любимымъ упражнен³емъ знати и изысканнѣйшимъ придворнымъ развлечен³емъ. О нихъ упоминается въ латинской хроникѣ Альфонса VII, гдѣ разсказывается о празднествахъ, которыя устраивалъ Леонъ въ 1144 г. по поводу бракосочетан³я инфанты доны Урраки съ дономъ Гарс³а, королемъ Наваррскимъ: Alii, latratu сапит provocatis tauris, protento venabuto occidebant... Впослѣдств³и этотъ обычай распространился; установились правила для такого рода боевъ, и мног³е знатные мужи пр³обрѣли въ нихъ большую извѣстность. Донъ Луисъ Сапата разсказываетъ въ интересной главѣ своей Miscelanea, подъ назван³емъ de toros y toreros, что самъ Карлъ V бился въ Валладолидѣ, въ присутств³и императрицы и другихъ дамъ, съ большимъ чернымъ быкомъ по имени Магометъ. Несчастные случаи при этомъ были весьма зауряднымъ явлен³емъ, и часто человѣческая кровь обагряла арену. Лѣтописи полны разсказовъ о такихъ трагед³яхъ, и достаточно будетъ привести слова П. Педро Густава, который говоритъ въ своей книгѣ Bienas del honesto trabajo (disourso V): "Удостовѣрено, что въ Испан³и отъ этихъ боевъ умираетъ изъ году въ годъ до 300 человѣкъ..." Но ни увѣщан³я кортесовъ, ни проклят³я папы, ни попытки воспрѣщен³я королевскою властью не могли охладить пристраст³я испанцевъ къ боямъ быковъ.} рыцарю, покрытому блестящимъ вооружен³емъ, вполнѣ приличествуетъ выйти на веселый поединокъ въ присутств³и дамъ; наконецъ, всѣмъ этимъ рыцарямъ вполнѣ приличествуетъ забавлять дворъ своихъ властителей и прославлять ихъ, если можно такъ выразиться, всѣми этими съ виду военными упражнен³ями. Но еще болѣе приличествуетъ странствующему рыцарю искать въ уединенныхъ мѣстахъ, въ пустыняхъ, на перекресткахъ дорогъ, въ лѣсахъ и въ горахъ опасныхъ приключен³й съ желан³емъ дать имъ благопр³ятный исходъ, чтобы пр³обрѣсти продолжительную, громкую славу. Еще болѣе приличествуетъ странствующему рыцарю, говорю я, помочь вдовѣ въ необитаемой пустынѣ, чѣмъ придворному рыцарю соблазнить дѣвушку среди города. Но всѣ рыцари имѣютъ свои особыя, свойственныя имъ упражнен³я. Пусть придворный служить дамамъ, пусть своею наружностью украшаетъ дворъ своего монарха, пусть платитъ бѣднымъ дворянамъ, прислуживающимъ у него за столомъ, пусть дѣлаетъ вызовы на турнирахъ и поединкахъ {Разница между поединками (justas) и турнирами (torneos) состояла въ томъ, что въ поединкахъ бились одинъ противъ одного, а въ турнирахъ четверо противъ четверыхъ; кромѣ того, поединки всегда происходили верхами и на копьяхъ, турниры же были общимъ назван³емъ рыцарскихъ упражнен³й и заключали въ себѣ всѣ роды боевъ.} пусть выказываетъ великодуш³е, щедрость и великолѣп³е и, въ особенности, пусть будетъ хорошимъ христ³аниномъ; тогда онъ, какъ слѣдуетъ, выполнить свой долгъ. Странствующ³й же рыцарь пусть ищетъ окраинъ м³ра, пусть проникаетъ въ запутаннѣйш³е лабиринты, пусть на каждомъ шагу берется за невозможное; пусть подвергается среди пустынь лѣтомъ жгучимъ лучамъ полуденнаго солнца, а зимою безпощадной суровости вѣтровъ и холодовъ, пусть не страшится львовъ, не трепещетъ предъ вампирами и другими чудовищами,- потому что его истинное назначен³е состоитъ въ томъ, чтобъ искать однихъ, вызывать на бой другихъ и все побѣждать. Поэтому-то я, которому выпало на долю принадлежать къ членамъ странствующаго рыцарства, и не могу уклоняться отъ всего того, что, по моему мнѣн³ю, входитъ въ кругъ обязанностей моей професс³и. Такъ, моей прямой обязанностью было напасть на этихъ львовъ, хотя я и зналъ, что это безграничное сумасбродство, я прекрасно знаю, что такое храбрость: это добродѣтель, занимающая середину между двумя крайними пороками, трусостью и сумасбродствомъ. Но человѣку мужественному не такъ худо дойти до безразсудства, какъ опуститься до трусости; потому что какъ человѣку расточительному легче, чѣмъ скупому, стать щедрымъ, такъ и безразсудному легче сдѣлаться истинно храбрымъ, чѣмъ трусу возвыситься до истиннаго мужества. Что же касается того, чтобъ идти навстрѣчу приключен³ямъ, то, вѣрьте мнѣ, господинъ Донъ-Д³его, что отступая больше теряешь, чѣмъ идя впередъ, потому что, когда говорятъ: "Этотъ рыцарь смѣлъ и безразсуденъ", то это звучитъ какъ-то лучше, чѣмъ когда говорятъ: "Этотъ рыцарь робокъ и трусливъ". - Я могу сказать, господинъ Донъ-Кихотъ,- отвѣтилъ Донъ-Д³его,- что все, что ваша милость изволили сказать и сдѣлать, проистекаетъ прямо изъ разсудка, и я убѣжденъ, что если бы законы и правила рыцарства затерялись, вы бы отыскали ихъ въ своемъ сердцѣ, какъ въ ихъ естественномъ складочномъ мѣстѣ и ихъ спец³альномъ архивѣ. Но поторопимся немного, потому что становится поздно, а вамъ нужно еще поспѣть въ мое помѣстье и въ мой домъ. Тамъ ваша милость отдохнете отъ прошедшихъ трудовъ, которые утомили, если не ваше тѣло, то вашъ духъ, что также ведетъ за собой физическую усталость.- Считаю ваше приглашен³е за особенную честь и съ благодарностью принимаю, господинъ Донъ-Д³его," отвѣтилъ Донъ-Кихотъ. Они стали энергичнѣе пришпоривать лошадей, и было около двухъ часовъ пополудни, когда они достигли дома Донъ-Д³его, котораго Донъ-Кихотъ назвалъ рыцаремъ Зеленаго Габана.

ГЛАВА XVIII.

О томъ, что случилось съ Донъ-Кихотомъ въ замкѣ или домѣ рыцаря Зеленаго Габана, и о другихъ удивительныхъ вещахъ.

Донъ-Кихотъ нашелъ домъ Донъ-Д³его обширвымъ, какъ вообще бываетъ въ деревняхъ, съ высѣченнымъ на входной двери оруж³емъ изъ необдѣланнаго камня. На дворѣ виднѣлся погребъ, у входа въ который стояли кругомъ глиняные кувшины для вина. Такъ какъ кувшины эти фабриковались въ Тобозо, то при видѣ ихъ Донъ-Кихотъ вспомнилъ о своей заколдованной дамѣ я, вздохнувъ и не думая ни о томъ, что говорить, ни о томъ, кто его слышитъ, вскричалъ: "О, милое сокровище, найденное мною къ моему несчастью! милое и веселое, когда Богу то угодно {Сервантесъ влагаетъ здѣсь въ уста Донъ-Кихота два популярныхъ стиха, которыми начинается десятый сонетъ Гарса³ано де ла-Вега:

!О dulces prendas, por mi mal halladas!

Dulces y alegres cuando Dios qaeria.

Это подражан³е стихамъ Виргил³я (Aen., lib IV):

Dulces exuviae, dum fata deasque sinebant.}. О тобозск³е кувшины, которые напомнили мнѣ милое сокровище моего страшнаго горя!" Эти восклицан³я услышаны были студентомъ поэтомъ, сыномъ Донъ-Д³его, который вышелъ съ матерью привѣтствовать его. И мать, и сынъ были поражены наружностью Донъ-Кихота. Онъ же, соскочивъ съ коня, подошелъ весьма учтиво къ ручкѣ дамы, причемъ Донъ-Д³его ей сказалъ: "Примите, сударыня, съ обычнымъ вашимъ радуш³емъ господина Донъ-Кихота Ламанчскаго, котораго я вамъ представляю; онъ по професс³и странствующ³й рыцарь, и притомъ отважнѣйш³й и скромнѣйш³й, какого только можно встрѣтить на свѣтѣ." Дама, по имени донна Христина, привѣтствовала его съ величайшей учтивостью и радуш³емъ, тогда какъ Донъ-Кихотъ предлагалъ себя къ ея услугамъ въ самыхъ изысканныхъ и вѣжливыхъ выражен³яхъ. Почти тѣ же церемон³и онъ продѣлалъ со студентомъ, который, слушая Донъ-Кихота, счелъ его за человѣка разсудительнаго и умнаго.

Тутъ авторъ этой истор³и описываетъ со всѣми подробностями домъ Донъ-Д³его, изобразивъ въ этомъ описан³и все, что содержалъ домъ богатаго сельскаго дворянина. Но переводчикъ счелъ за лучшее обойти эти подробности молчан³емъ, потому что онѣ мало относятся въ главному предмету истор³и, обращающей болѣе вниман³я на истину, чѣмъ на холодныя отступлен³я.

Донъ-Кихота ввели въ залъ, гдѣ Санчо разоружилъ его, причемъ онъ остался въ замшевомъ камзолѣ, потертомъ и испачканномъ оруж³емъ. На немъ былъ воротникъ въ родѣ студенческаго, не накрахмаленный и безъ кружевъ; башмаки его были желты и вылощены воскомъ. Онъ надѣлъ черезъ плечо мечъ на перевязи изъ кожи морского волка; опоясываться имъ онъ не имѣлъ обыкновен³я потому, что, какъ разсказываютъ, уже много лѣтъ страдалъ поясницей. Наконецъ онъ накинулъ на спину маленьк³й плащъ изъ хорошаго темнаго сукна. Но прежде всего онъ вымылъ голову и лицо въ пяти или шести тазахъ воды (впрочемъ, насчетъ числа тазовъ существуетъ разноглас³е), и несмотря на то, послѣдняя вода все еще была слегка окрашена въ цвѣтъ сыворотки, благодаря обжорству Санчо и пр³обрѣтен³ю имъ злополучнаго творога, который такъ испачкалъ его господина.

Разубранный такимъ образомъ и принявъ любезный и развязный видъ, Донъ-Кихотъ вошелъ въ другую комнату, гдѣ его ожидалъ студентъ, который долженъ былъ занимать его, пока не подадутъ обѣда, потому что по случаю пр³ѣзда такого благороднаго гостя, донна Христина хотѣла показать, что умѣетъ хорошо принимать тѣхъ, кто къ ней пр³ѣзжаетъ.

Пока Донъ-Кихотъ разоружался, Донъ-Лоренсо (такъ звали сына Донъ-Д³его) сказалъ своему отцу: "Что мы должны думать, сударь, о дворянинѣ, котораго ваша милость привезли къ намъ въ домъ? Его имя, наружность и то, что вы сказали, что онъ странствующ³й рыцарь, повергло насъ, мою мать и меня, въ величайшее изумлен³е.- Я и самъ, право, не знаю о немъ ничего, сынъ мой,- отвѣтилъ Донъ-Д³его.- Все, что я могу сказать, это - что онъ на моихъ глазахъ продѣлывалъ так³я вещи, на которыя способенъ только совершенно помѣшанный человѣкъ, и говорилъ такъ разсудительно, что заставилъ совсѣмъ забыть о его поступкахъ. Но поговори съ нимъ самъ, пощупай его насчетъ его знан³й, а такъ какъ ты довольно уменъ, то и разсуди самъ, уменъ ли онъ или глупъ, хотя я, правду сказать, считаю его скорѣе за сумасшедшаго, чѣмъ за человѣка съ разсудкомъ."

Послѣ этого Донъ-Лоренсо пошелъ, какъ уже сказано, занимать Донъ-Кихота, и въ происшедшемъ между ними разговорѣ Донъ-Кихотъ между прочимъ сказалъ Донъ-Лоренсо: "Господинъ Донъ-Д³его де Миранда, вашъ батюшка, разсказалъ мнѣ о вашемъ рѣдкомъ талантѣ: и замѣчательномъ умѣ; онъ мнѣ сказалъ также, что ваша милость велик³й поэтъ.- Поэтъ - можетъ быть,- отвѣтилъ Донъ-Лоренсо,- но великимъ я себя считать не могу. Дѣло въ томъ, что я немножко пишу, какъ любитель, и люблю читать хорошихъ поэтовъ; но изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобъ меня можно было назвать великимъ поэтомъ, какъ выразился мой отецъ.- Это смирен³е мнѣ нравится,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- потому что поэты всѣ нахальны, и каждый воображаетъ, что онъ величайш³й поэтъ въ м³рѣ.- Но нѣтъ правила безъ исключен³я,- возразилъ Донъ-Лоренсо,- и бываютъ поэты, которые и не считаютъ себя поэтами.- Мало такихъ,- сказалъ Донъ-Кихотъ.- Но скажите, пожалуйста, как³е стихи вы теперь пишете: вашъ батюшка говорилъ мнѣ, что вы ими очень заняты и озабочены. Если это стихи на тему, такъ я немного знаю въ нихъ толкъ и былъ бы очень радъ прочитать ихъ. Если это для литературнаго состязан³я {Литературныя состязан³я еще были въ большой модѣ во времена Сервантеса, который и самъ, будучи въ Севильѣ, получилъ первый призъ на конкурсѣ, устроенномъ въ Сарагоссѣ по случаю причислен³я къ святымъ Г³ацинта, и который принималъ еще участ³е къ концу своей жизни въ состязан³и во славу св. Терезы. Послѣ смерти Лопе де Вега было такое состязан³е для прославлен³я его, и лучш³я стихотворен³я, представленныя на конкурсъ, собраны были подъ общимъ заглав³емъ Fama postuma.- Кристоваль Суаресъ де Фигероа говоритъ въ своемъ Pasagero (Aliѵ³о 3): "На состязан³е, состоявшееся на дняхъ въ честь св. Антон³я Падуанскаго, представлено было 5.000 стихотворен³й; такъ что, когда изящнѣйшими изъ нихъ обвѣшали два монастыря и средину церкви, то ихъ осталось еще на 100 монастырей".}, то пусть ваша милость попытается получить второй призъ, такъ какъ первый всегда отдается въ пользу и по оцѣнкѣ личности, тогда какъ второй присуждается по справедливости, и въ сущности трет³й становится вторымъ, а первый есть ничто иное, какъ трет³й, подобно университетскимъ дипломамъ. И все-таки назван³е перваго приза имѣетъ большое значен³е. - До сихъ поръ,- сказалъ про себя Донъ-Лоренсо,- я не могу считать тебя сумасшедшимъ; но будемъ продолжать. Мнѣ кажется,- сказалъ онъ вслухъ,- что ваша милость посѣщали школы: как³я же науки вы изучали? - Науку странствующаго рыцарства,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- которая такъ-же возвышенна, какъ поэз³я, и даже на два пальца выше ея. - Я не знаю, что это за наука,- возразилъ Донъ-Лоренсо,- и даже никогда не слыхалъ о ней.- Это наука,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- вторая заключаетъ въ себѣ всѣ остальныя науки. И въ самомъ дѣлѣ, тотъ, кто занимается ею, долженъ быть юрисконсультомъ и знать законы распредѣлительные и собирательные, чтобы всякому отдавать должное. Онъ долженъ быть теологомъ, чтобъ умѣть ясно излагать символъ христ³анской вѣры, которую онъ исповѣдуетъ, когда бы и гдѣ бы это отъ него ни потребовалось. Онъ долженъ быть медикомъ и особенно ботаникомъ, чтобъ узнавать среди пустынь и необитаемыхъ мѣстъ травы, имѣющ³я свойство исцѣлять рамы, потому что странствующ³й рыцарь не долженъ искать повсюду человѣка, который бы сумѣлъ перевязать рану. Онъ долженъ быть астрономомъ, чтобъ ночью узнавать по звѣздамъ, который часъ, чтобы знать, въ какомъ климатѣ и какой части м³ра онъ находится. Онъ долженъ звать математику, потому что она нужна ему на каждомъ шагу; затѣмъ, оставивъ въ сторонѣ, какъ понятное само собою, что онъ долженъ быть украшенъ всѣми богословскими и кардинальскими добродѣтелями, я перехожу къ мелочамъ и говорю, что онъ долженъ умѣть плавать, какъ плавалъ, говорятъ, Николай-рыба {По-испански el pege Nicolas, по-итальянски pesce Colas - это имя знаменитаго пловца XV столѣт³я, уроженца Сицил³и. Разсказываютъ, что онъ жилъ больше въ водѣ, чѣмъ на землѣ и, наконецъ, погибъ, погрузившись на дно Мессинскаго залива, чтобы достать оттуда золотую чашу, брошенную въ воду неаполитанскимъ королемъ донъ-Фадрикомъ. Но его истор³я, очень популярная въ Итал³и и Испан³и, еще не такъ странна, какъ истор³я уроженца деревни Л³эрганесъ, близь Сантандера, родившагося въ 1660 г., и имя котораго было Франциско де ла-Вега Касарь. P. Feijoo, современникъ этого событ³я, разсказываетъ въ двухъ мѣстахъ своихъ сочинен³й (Teatro critico et Carias), что этотъ человѣкъ въ продолжен³е нѣсколькихъ лѣтъ жилъ въ морѣ, что рыбаки Кадиксовой бухты поймали его въ сѣть, что его вернули на родину, но онъ снова бѣжалъ чрезъ нѣсколько времени въ море и уже не возвращался оттуда.}. Онъ долженъ умѣть подковывать и сѣдлать лошадей, и - если обратимся опять къ болѣе возвышеннымъ дѣламъ - онъ долженъ сохранять вѣру въ Бога и въ свою даму {Nemo duptici potest amore ligari, говорится въ одномъ изъ каноновъ Статута любви, записаннаго Андри, капелланомъ французскаго двора, въ XIII столѣт³и, въ его книгѣ de Arts amandi (cap. XIII).}, онъ долженъ быть цѣломудренъ въ мысляхъ, благопристоенъ въ рѣчахъ, щедръ въ поступкахъ, храбръ въ дѣлахъ, терпѣливъ въ страдан³яхъ, милосердъ къ нуждающимся, и долженъ оставаться твердымъ подвижникомъ истины, хотя бы для защиты ея ему пришлось рисковать жизнью. Изо всѣхъ этихъ великихъ и малыхъ качествъ и состоитъ хорош³й странствующ³й рыцарь. Судите сами, господинъ Донъ-Лоренсо, пуста ли наука, которую изучаетъ рыцарь, дѣлающ³й изъ вся свою професс³ю, и можно ли ее сравнить съ самой трудной наукой, преподаваемой въ гимназ³яхъ и школахъ.- Если бъ это было такъ,- отвѣтилъ Донъ-Лоренсо,- я-бы сказалъ, что эта наука стоитъ выше всѣхъ остальныхъ.- Какъ если бъ это было такъ! - вскричалъ Донъ-Кихотъ.- Я хочу сказать,- объяснилъ Донъ-Лоренсо,- что сомнѣваюсь, чтобы существовали когда либо, прежде или теперь, странствующ³е рыцари, и особенно одаренный столькими добродѣтелями. - Я повторяю вамъ то, что уже не разъ говорилъ,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ: - что большинство людей того мнѣн³я, будто странствующихъ рыцарей никогда не существовало; а такъ какъ и того мнѣн³я, что если небо не откроетъ имъ какимъ-нибудь чудомъ, что рыцари эти и прежде существовали и теперь существуютъ, то напрасно будетъ трудиться убѣдитъ ихъ, какъ опытъ ужь не разъ доказывалъ мнѣ, то я и не стану теперь стараться вывести вашу милость изъ заблужден³я, которое вы раздѣляете съ другими. Я стану только просить Бога, чтобы Онъ вывелъ васъ изъ этого заблужден³я и уяснилъ вамъ, до какой степени странствующ³е рыцари были реальны и необходимы м³ру въ прошедш³я времена и какъ они были бы полезны въ настоящее время, если бы еще были въ ходу. Но теперь, за грѣхи человѣчества, торжествуютъ лѣность, праздность, обжорство и изнѣженность.- Ну, нашъ гость сталъ заговариваться,- сказалъ про себя Донъ-Лоренсо.- Однако, онъ замѣчательный сумасшедш³й, и надо быть дуракомъ, чтобъ этого не замѣтить."

Тутъ разговоръ прекратился, потому что ихъ позвали обѣдать. Донъ-Д³его спросилъ у сына, какое заключен³е онъ вывелъ объ умѣ его гостя. "Ну,- отвѣтилъ молодой человѣкъ,- ни одинъ врачъ, ни одинъ переписчикъ его словъ не выпутается изъ его безумныхъ рѣчей. Его безум³е, такъ сказать, пер³одическое, со свѣтлыми промежутками."

Сѣли за столъ, и обѣдъ оказался такой, какой Донъ-Д³его дорогой говорилъ, что всегда предлагаетъ своимъ гостямъ, т.-е. обильный, хорошо сервированный и вкусный. Но что всего болѣе очаровало Донъ-Кихота - это удивительная тишина, царившая въ домѣ, который походилъ на картез³анск³й монастырь. Когда убрали со стола, прочитали молитвы и вымыли руки, Донъ-Кихотъ сталъ просить Донъ-Лоренсо прочитать ему своя стихи для литературнаго состязан³я. Студентъ отвѣтилъ: "Чтобъ не походить на тѣхъ поэтовъ, которые, когда ихъ просятъ прочитать ихъ стихи, отказываются, а когда не просятъ, навязываются съ ними, я прочитаю мое стихотворен³е, за которое не жду никакихъ прем³й, потому что писалъ его единственно для умственнаго упражнен³я.- Одинъ изъ моихъ друзей, человѣкъ искусный,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- былъ того мнѣн³я, что не слѣдуетъ писать стиховъ на заданную тему. Дѣло въ томъ,- говорилъ онъ,- что такое стихотворен³е никогда не можетъ вполнѣ сравниться съ оригиналомъ и всегда уклоняется отъ темы; кромѣ того, законы такихъ стихотворен³й черезчуръ строги, не допускаютъ ни вопросовъ, ни выражен³й въ родѣ "сказалъ онъ" или "скажу я"; они не допускаютъ ни отглагольныхъ существительныхъ, ни фигурныхъ выражен³й вмѣсто прямыхъ, и вообще подчинены массѣ запретовъ и трудностей, которые тормозятъ и стѣсняютъ составителей ихъ, какъ ваша милость, навѣрное, испытали на себѣ.- Я хотѣлъ бы, господинъ Донъ-Кихотъ,- возразилъ Донъ-Лоренсо,- поймать васъ на весьма распространенномъ заблужден³и, но не могу, потому что вы у меня выскальзываете изъ рукъ подобно угрю. - Я не понимаю,- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- что ваша милость говоряте и что хотите сказать тѣмъ, что я у васъ выскальзываю изъ рукъ. - Я сейчасъ объяснюсь,- сказалъ Донъ-Лоренсо,- но прежде прошу вашу милость выслушать стихи, послуживш³е темой, и мои стихи. Вотъ тема:

Если бъ прошлое вернуть,

Какъ тогда я бъ счастливъ былъ,

Иль того бы часъ пробилъ,

Что вдали мрачитъ мой путь. *)

*) Стихотворен³е на тему (glosa) нѣчто вродѣ игры ума во вкусѣ акростиха, образчикъ котораго даетъ Сервантесъ и законы котораго объясняетъ Донъ-Кихотъ, было, до словамъ Лопе де Вега, очень древней формой стихосложен³я, свойственной Испан³и и незнакомой другимъ народамъ. Дѣйствительно, такихъ стихотворен³й очень много встрѣчается въ Cancionero general, относящемся къ XV столѣт³ю. Обыкновенно для такихъ стихотворен³й давались стихотворныя темы, которыя не только трудно было прилаживать къ концу каждой строфы, но подчасъ и понять было довольно затруднительно.

Стихотворен³е.

Катъ на свѣтѣ все проходитъ,

Такъ прошелъ и счастья сонъ,

Дни несчастья рокъ приводитъ,-

Я къ невзгодамъ пробужденъ.

Много лѣтъ не можетъ грудь

Отъ страдан³я вздохнуть.

Небо, сжалься надо мною!

Нѣтъ отъ мысли мнѣ покою:

Если бъ прошлое вернуть.

Не ищу иной я славы,

Ни тр³умфовъ, ни побѣдъ,