Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая

душки, на которой лежалъ трупъ, появился прекрасный молодой человѣкъ, одѣтый римляниномъ, и пр³ятнымъ, звучнымъ голосомъ пропѣлъ подъ аккомпанементъ арфы, на которой самъ игралъ, слѣдующ³е стансы:

  

   "Пока въ себя придетъ Альтисидора,

   Сраженная презрѣньемъ Донъ-Кихота,

   Пока въ цвѣта печальнаго убора,

   Одѣнетъ дамъ о траурѣ забота,

   Дуэньямъ крепъ велитъ надѣть синьора

   И будетъ скрыта чернымъ позолота;-

   Я воспою прекрасной огорченье,

   Какъ Ѳрак³и пѣвца то было-бъ пѣнье.

  

   "Я думаю, что я къ тому обязанъ

   Не только въ этой жизни скоротечной:

   Пускай языкъ мой будетъ смертью связанъ,

   Я буду пѣть тебя за гробомъ вѣчно.

   Когда мнѣ къ Стиксу будетъ путь указанъ,

   Чтобъ мнѣ въ аду томиться безконечно,

   Я стану пѣть тебѣ на прославленье,

   И Леты тѣмъ остановлю теченье. *)"

   *) Эта строфа и два послѣдн³е стиха предыдущей дословно списаны изъ третьей эклоги Гарсилазо де Вега.

  

   Довольно,- сказалъ въ эту минуту одинъ изъ царей: - довольно, пѣвецъ; ты никогда не кончишь, если станешь описывать намъ теперь смерть и прелести безподобной Альтисидоры, которая не умерла, какъ воображаетъ невѣжественный свѣтъ, а живетъ въ тысячѣ языкахъ славы и въ испытан³и, которое долженъ будетъ нести присутствующ³й здѣсь Санчо Панса, чтобъ вернуть ей свѣтъ. Поэтому, о, Радамантъ, ты, который судишь вмѣстѣ со мной въ мрачныхъ пучинахъ судебъ и знаешь все, что написано въ непроницаемыхъ книгахъ, чтобъ вернуть эту молодую дѣвушку къ жизни, скажи намъ сейчасъ же, что дѣлать, и не лишай насъ долѣе счастья, котораго мы ждемъ отъ ея возвращен³я въ м³ръ."

   Едва Миносъ произнесъ эти слова, какъ его товарищъ Радамантъ поднялся и сказалъ: "Эй, вы, слуги этого дома, высок³е и низк³е, больш³е и малые, бѣгите сюда скорѣе одинъ за другимъ! Дайте Санчо двадцать четыре щелчка по лицу, ущипните ему двѣнадцать разъ руки и сдѣлайте ему шесть булавочныхъ уколовъ въ поясницу: въ этомъ заключается излѣчен³е Альтисидоры." Услышавъ это, Санчо закричалъ, забывъ, что долженъ молчать: "Божусь, что такъ же дамъ свое лицо на муку и тѣло на растерзан³е, какъ сдѣлаюсь туркомъ. Боже мой! Что общаго между моей шкурой и воскресен³емъ этой барышни? Ужъ подлинно, посади свинью за столъ, она и ноги на столъ. Дульцинея очарована, такъ меня стегаютъ, чтобъ снять съ нея чары. Альтисидора умираетъ отъ болѣзни, которую Богу угодно было, послать ей, и вотъ, чтобъ ее воскресить, понадобилось дать мнѣ двадцать четыре щелчка, исколоть мое тѣло булавками и исщипать мнѣ до крови руки! Слуга покорный! Поищите кого другого, а я старая лисица и провести себя не дамъ.- Такъ ты умрешь! - проговорилъ ужаснымъ голосомъ Радамантъ. Смягчись, тигръ! Смирись, гордыя Немвродъ! Терпи и молчи, ибо отъ тебя не требуютъ ничего невозможнаго, и не берись перечислять трудностей этого дѣла. Ты долженъ получить щелчки, ты долженъ быть исколотъ булавками, ты долженъ стонать подъ щипками. Ну же, говорю я, исполнители приказовъ, къ дѣлу, не то, честное слово, я научу васъ понимать, для чего вы рождены!"

   Шесть дуэн³й сейчасъ же показались во дворѣ и стали приближаться одна за другой, и четверо изъ нихъ были въ очкахъ. У всѣхъ у нихъ правая рука была поднята кверху съ вытянутыми впередъ четырьмя пальцами, чтобъ руки казались длиннѣе, какъ требуетъ мода. Едва Санчо увидалъ ихъ, какъ замычалъ по-бычачьи. "Нѣтъ, нѣтъ,- кричалъ онъ,- я лучше дамъ кому угодно мучить и терзать меня, но никогда не позволю, чтобъ до меня дотронулась дуэнья! Пусть мнѣ исцарапаютъ лицо, какъ кошки исцарапали моего господина въ этомъ самомъ замкѣ; пусть исколютъ мое тѣло острыми кинжалами; пусть изорвутъ мнѣ руки желѣзными щипцами; я все снесу и покорюсь этимъ господамъ; но чтобъ дуэньи до меня дотронулись - нѣтъ, этого я не потерплю, хотя бы чортъ меня побралъ!"

   Тутъ Донъ-Кихотъ нарушилъ молчан³е и сказалъ Санчо: "Потерпи, сынъ кой, и доставь удовольств³е этимъ господамъ. Ты долженъ еще благодарить небо, что оно дало тебѣ такую силу, что ты своимъ мученичествомъ снимаешь чары съ очарованныхъ и воскрешаешь мертвыхъ." Дуэньи уже успѣли приблизиться къ Санчо. Сдавшись на увѣщан³я и смягчившись, онъ поудобнѣе усѣлся на своемъ стулѣ и протянулъ подбородокъ первой изъ нихъ, которая дала ему довольно умѣренный щелчокъ и затѣмъ низко присѣла передъ нимъ. "Поменьше учтивостей, госпожа дуэнья,- сказалъ ей Санчо,- и поменьше духовъ, потому ваши руки пахнутъ, ей Богу, розовымъ уксусомъ." Всѣ дуэньи дали ему по щелчку, потомъ другая прислуга исщипала ему руки, но, когда дѣло дошло до булавочныхъ уколовъ, онъ не выдержалъ. Вскочивъ со стула внѣ себя отъ ярости и схвативъ ближайш³й къ нему факелъ, онъ бросился на дуэн³й и остальныхъ своихъ палачей и закричалъ: "Прочь отсюда, слуги ада! Я не бронзовый, чтобъ не чувствовать такихъ ужасныхъ пытокъ!"

   Въ эту минуту Альтисидора, повидимому, утомленная долгимъ лежан³емъ на спинѣ, повернулась на бокъ. При видѣ этого, всѣ присутствующ³е разомъ закричали: "Альтисидора жива!" Радамантъ приказалъ Санчо успокоить свой гнѣвъ, такъ какъ результатъ, котораго ждали, уже получился. Что касается Донъ-Кихота, то увидя движен³е Альтисидоры, онъ бросился на колѣни передъ Санчо и вскричалъ: "Вотъ подходящ³й моментъ, о, сынъ моей утробы, а не оруженосецъ, вотъ подходящ³й для тебя моментъ, чтобъ дать себѣ нѣсколько ударовъ бичомъ изъ тѣхъ, которые ты долженъ нанести себѣ для снят³я чаръ съ Дульцинеи. Вотъ подходящ³й моментъ, говорю я, когда твоя сила въ полномъ блескѣ и наиболѣе способна творить добро, котораго отъ тебя ожидаютъ! - Это,- отвѣтилъ Санчо,- ужъ похоже на злобу со злобой, а не на хлѣбъ съ медомъ. Славно было бы, нечего сказать, еслибы послѣ щелчковъ, щипковъ и булавочныхъ уколовъ еще посыпались удары бичомъ! Мнѣ остается только одно: привязать себѣ на шею большой камень и броситься въ воду, если я вѣчно долженъ для излѣчен³я чужихъ болѣзней быть козломъ отпущен³я. Оставьте меня, ради Бога, а не то я натворю тутъ дѣлъ!"

   Между тѣмъ, Альтисидора поднялась на катафалкѣ, и въ ту же минуту зазвучали рожки, вторя флейтамъ и голосамъ всѣхъ присутствовавшихъ, которые закричали: "Да здравствуетъ Альтисидора! Да здравствуетъ Альтисидора!" Герцогъ и герцогиня поднялись съ своихъ мѣстъ, а за ними поднялись и цари Миносъ и Радомантъ, и всѣ вмѣстѣ, не исключая и Донъ-Кихота съ Санчо, пошли къ катафалку, чтобы помочь Альтисидорѣ сойти съ него. Эта послѣдняя, дѣлая видъ, что очнулась отъ долгаго обморока, поклонилась своимъ господамъ и обоимъ царямъ, потомъ, косо взглянувъ на Донъ-Кихота, сказала: "Да проститъ тебя Богъ, безчувственный рыцарь, что твоя жестокость заставила меня отправиться на тотъ свѣтъ, гдѣ я оставалась, какъ мнѣ казалось, болѣе тысячи лѣтъ. Тебя же, о, сострадательнѣйш³й изо всѣхъ оруженосцевъ м³ра, благодарю за возвращенную мнѣ жизнь. Отнынѣ можешь располагать навсегда, о, Санчо, шестью изъ моихъ сорочекъ, которыя я завѣщаю тебѣ, чтобъ ты сдѣлалъ себѣ изъ нихъ шесть сорочекъ для себя. Если онѣ и не совсѣмъ новы, то, по крайней мѣрѣ, совсѣмъ чисты." Санчо, преисполненный благодарности, поцѣловалъ у нея руку, держа митру въ рукѣ, точно шляпу, и преклонивъ оба колѣна. Герцогъ приказалъ, чтобъ у него взяли эту митру и сняли платье, вышитое огоньками и чтобъ ему возвратили его шляпу и кафтанъ. Тогда Санчо попросилъ у герцога позволен³я взять себѣ это платье и митру {Остроконечная шапка осужденныхъ инквизиц³ей называлась coroza. Ее называли еще злодѣйской митрой въ отлич³е отъ епископской.}, говоря, что онъ хочетъ увезти ихъ въ себѣ въ деревню въ знакъ и въ память этого удивительнаго приключен³я. Герцогиня отвѣтила, что даритъ ему ихъ, потому что она, какъ ему извѣстно, очень расположена къ нему. Герцогъ приказалъ, чтобъ дворъ очистили отъ всего этого убранства, чтобъ всѣ разошлись по своимъ комнатамъ и чтобъ Донъ-Кихота и Санчо отвели въ извѣстные уже имъ покои.

  

   Эту ночь Санчо спалъ на походной кровати въ комнатѣ Донъ-Кихота, чего ему очень хотѣлось избѣжать, такъ какъ онъ зналъ, что его господинъ своими вопросами и разговорами не дастъ ему спать; а между тѣмъ онъ вовсе не былъ расположенъ много разговаривать, потому что боли отъ перенесенныхъ пытокъ еще продолжали терзать его и не давала ему свободно двигать языкомъ. Поэтому онъ бы охотнѣе легъ одинъ въ хижинѣ пастуха, чѣмъ въ такой компан³и въ этомъ богатомъ покоѣ.

   Его опасен³я были такъ справедливы и подозрѣн³я такъ вѣрны, что едва онъ легъ, какъ его господинъ позвалъ его и сказалъ: "Что ты думаешь, Санчо, о приключен³и этой ночи? Велико и сильно должно быть отчаян³е любви, когда ты могъ собственными глазами видѣть Альтнсидору мертвой и убитой не иной стрѣлой, не инымъ мечомъ, не иной военной машиной, не инымъ смертоноснымъ ядомъ, какъ видомъ суровости и презрѣн³я, которыя я ей всегда выказывалъ.- Пусть бы она умерла на здоровье,- отвѣтилъ Санчо,- какъ и когда ей угодно, и пусть бы оставила меня въ покоѣ, потому я никогда въ жизни не влюблялъ ее въ себя я не отталкивалъ. Я, право, не знаю и не могу понять, повторяю опять, что общаго между выздоровлен³емъ этой Альтисидоры, капризной и вовсе неразсудительной дѣвушки, и мучительствомъ Санчо Панса. Только теперь я ясно вижу, что на этомъ свѣтѣ есть волшебники и волшебство, отъ которыхъ да избавитъ меня Богъ, потому что я самъ не умѣю отъ нихъ избавляться. И все-таки я умоляю вашу милость дать мнѣ спать и больше не спрашивать меня, если вы не хотите, чтобъ я выбросился изъ окна. - Спи, другъ Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- если тебѣ не мѣшаютъ боли отъ щелчковъ, щипковъ и булавочныхъ уколовъ. - Никакая боль,- отвѣтилъ Санчо,- не сравнится съ обидой отъ щелчковъ, только потому, что мнѣ ихъ дали дуэньи (чтобъ онѣ пропали!). Но умоляю опять вашу милость дать мнѣ спать, потому сонъ - это облегчен³е страдан³й для тѣхъ, кому они не даютъ спать. - Да будетъ такъ,- согласился Донъ-Кихотъ,- и да поможетъ тебѣ Богъ! "

   Они оба уснули, а въ это время Сиду-Гамеду, автору этой великой истор³и, пришла фантаз³я объяснить, что навело герцога и герцогиню на мысль воздвигнуть похоронный катафалкъ о которомъ была рѣчь. Вотъ что онъ говорятъ по этому поводу: Баккалавръ Самсонъ Карраско не забылъ, какъ рыцарь Зеркалъ былъ опрокинутъ и побѣжденъ Донъ-Кихотомъ, не забылъ паден³я и поражен³я, перевернувшихъ всѣ его планы. Онъ захотѣлъ сдѣлать новую попытку, надѣясь на больш³й успѣхъ. Поэтому, разспросивъ у пажа, которыя возилъ письмо и подарки женѣ Санчо, Терезѣ Панса, о мѣстѣ, въ которомъ находился Донъ-Кихотъ, онъ запасся новымъ оруж³емъ, взялъ новаго коня, нарисовалъ бѣлую луну на своемъ щитѣ и положилъ оруж³е на мула, котораго повелъ одинъ крестьянинъ, но не прежн³й его оруженосецъ Томе Сес³алъ, изъ боязни, чтобъ его не узнали Санчо или Донъ-Кихотъ. Онъ пр³ѣхалъ въ замокъ герцога, который сказалъ ему, куда направился Донъ-Кихотъ, чтобы поѣхать на состязан³я въ Сарагоссу. Герцогъ разсказалъ ему также, как³я шутки сыграны были съ рыцаремъ, а равно и о мнимомъ снят³и чаръ съ Дульцинеи, которое должно было совершиться въ ущербъ задницѣ Санчо. Наконецъ, онъ разсказалъ ему и о плутнѣ Санчо, увѣрившаго своего господина, что Дульцинея очарована и превращена въ крестьянку, и о томъ, какъ герцогиня, въ свою очереди, увѣрила Санчо, что онъ самъ ошибается и что Дульцинея дѣйствительно очарована. Надо всѣмъ этимъ баккалавръ много хохоталъ и не мало удивлялся какъ хитрости и простоватости Санчо, такъ и высокой степени, которой достигло безум³е Донъ-Кихота. Герцогъ просилъ его, если онъ встрѣтятся съ рыцаремъ, на обратномъ пути заѣхать опять въ замокъ, все равно, побѣдитъ ли онъ Донъ-Кихота или нѣтъ, и разсказать ему обо всемъ, что произойдетъ. Баккалавръ обѣщалъ ему это. Онъ отправился искать Донъ-Кихота, не нашелъ его въ Сарагоссѣ и проѣхалъ въ Барцелону, гдѣ съ нимъ случилось уже разсказанное раньше. На обратномъ пути онъ заѣхалъ въ замокъ герцога и разсказалъ ему обо всемъ случившемся, а также объ услов³яхъ поединка, прибавивъ, что Донъ-Кихотъ, какъ честный странствующ³й рыцарь, уже возвращается, чтобы сдержать слово и удалиться въ свою деревню на годъ. "Время, въ которое, быть можетъ, можно будетъ излѣчить его отъ безум³я,- замѣтилъ баккалавръ.- Съ этой именно цѣлью я и продѣлалъ всѣ эти метаморфозы, потому что достойно жалости, что у такого просвѣщеннаго гидальго, какъ Донъ-Кихотъ, помутился умъ." Съ этими словами онъ простился съ герцогомъ и вернулся въ свою деревню ждать Донъ-Кихота, который слѣдовалъ за нимъ.

   При этомъ герцогу пришла въ голову мысль сыграть съ рыцаремъ эту новую штуку, потому что его очень забавляли Донъ-Кихотъ и Санчо. Онъ разставилъ конную и пѣшую стражу по всѣмъ дорогамъ вблизи и вдали отъ замка и по всѣмъ мѣстамъ, гдѣ могъ проѣхать Донъ-Кихотъ, для того, чтобъ его волей иль неволей привели въ замокъ, какъ только найдутъ его. Его дѣйствительно нашли и увѣдомили герцога, который, велѣвъ все приготовить, приказалъ, какъ только узналъ о его прибыт³и, зажечь факелы и погребальныя свѣчи во дворѣ и положить Альтисидору на катафалкъ со всѣми аттрибутами, которые были описаны, и все это было устроено до того естественно, что невозможно было отличить этихъ приготовлен³й къ погребен³ю отъ настоящихъ. Сидъ Гамедъ говоритъ еще, что, на его взглядъ, мистификаторы были так³е же сумасшедш³е, какъ мистифицируемые, и что герцогъ и герцогиня были на волосъ отъ того, чтобъ ихъ обоихъ можно было принять за глупцовъ, когда они могли столько хлопотать изъ-за того, чтобы посмѣяться надъ двумя глупцами, изъ которыхъ одинъ былъ погруженъ въ глубок³й сонъ, а другой бодрствовалъ съ разстроеннымъ мозгомъ, когда наступилъ день и время вставать, ибо Донъ-Кихотъ, побѣдитель или побѣжденный, не любилъ праздности.

   Альтисидора, которая, по мнѣн³ю рыцаря, вернулась отъ смерти къ жизни, дѣйствовала по желан³ю и фантаз³и своихъ господъ. Украшенная тѣмъ самымъ вѣнкомъ, который былъ на ней въ гробу, одѣтая въ бѣлую тафтяную тунику, усыпанную золотыми цвѣтами, распустивъ волосы по плечамъ и опираясь на черную эбеновую палку, она вдругъ вошла въ комнату Донъ-Кихота. При ея входѣ, рыцарь, встревоженный и смущенный, почтя совсѣмъ зарылся въ простыни и одѣяла, словно онѣмѣвъ и не находя для нея ни одного учтиваго слова. Альтисидора усѣлась на стулѣ у его изголовья и, глубоко вздохнувъ, сказала нѣжнымъ, слабымъ голосомъ: "Когда знатныя дамы и скромныя молодыя дѣвушки топчутъ ногами свою честь и позволяютъ своему языку переходить черезъ всѣ преграды, публично раскрывая тайны, заключающ³яся въ ихъ сердцахъ, то это означаетъ, что онѣ доведены до послѣдней крайности. И я, господинъ Донъ-Кихотъ Ламанчск³й, одна изъ такихъ побуждаемыхъ и побѣжденныхъ любовью женщинъ, но все-таки настолько терпѣливая и цѣломудренная, что мое сердце наконецъ не выдержало и разорвалось отъ молчан³я, и я лишилась жизни. Два дня назадъ назойливое воспоминан³е о суровости, съ которою ты со мной обошелся, о безчувственный рыцарь, болѣе жестк³й къ моимъ жалобахъ, чѣмъ мраморъ {O mas duro que marmot à mie quejas! (Стихи изъ первой эклоги Гарсилазо).}, довело меня до того, что я упала мертвая - по крайней мѣрѣ, всѣ видѣвш³е меня сочли меня мертвою. И если бы Амуръ, сжалившись надо мной, не вложилъ средства противъ моей болѣзни въ мученичество этого добраго оруженосца, я осталась бы на томъ свѣтѣ. - Право же,- вмѣшался Санчо,- Амуръ долженъ былъ бы вложить его въ мученичество моего осла, и я билъ бы ему очень благодаренъ. Однако, скажите мнѣ, сударыня,- да наградитъ васъ Богъ любовникомъ попокладистѣе моего господина! - что вы видѣли на томъ свѣтѣ? Что такое въ аду? Потому если человѣкъ умираетъ въ отчаян³и, такъ ужъ онъ непремѣнно попадетъ въ адъ. Сказать правду,- отвѣтила Альтисидора,- я, вѣрно, не совсѣмъ умерла, потому что въ аду не была; а если бы я туда попала, я бы уже, вѣрно, оттуда не вырвалась, хоть бы и захотѣла. На самомъ дѣлѣ я подошла къ двери, у которой съ дюжину чертей играли въ мячъ, и всѣ они были въ брюкахъ и кафтанахъ, съ воротниками, обшитыми кружевомъ, и такими же отворотами, служившими имъ вмѣсто рукавчиковъ, изъ которыхъ высовывались четыре пальца, чтобы сдѣлать руки длиннѣе. Они держали огненные отбойники для мячей, и меня удивило больше всего то, что они подавали другъ другу вмѣсто мячей книги вздутыя вѣтромъ и наполненныя волосомъ,- вещь несомнѣнно удивительная и необыкновенная. Но еще больше меня удивило то, что обыкновенно у игроковъ естественно радуются тѣ, которые выигрываютъ, и печалятся тѣ, кто проигрываетъ, а въ этой игрѣ всѣ брюжжали, всѣ ворчали, всѣ проклинали. - Это неудивительно,- сказалъ Санчо,- потому черти, играютъ они или не играютъ, проигрываютъ или выигрываютъ, никогда не могутъ быть довольны. - Такъ и должно быть, отвѣчала Альтисидора. - Но еще одна вещь меня удивляетъ, то есть я хочу сказать, что удивила тогда: ни одинъ мячъ не оставался послѣ перваго же помета на мѣстѣ и для второго раза уже не годился. Поэтому книги старыя и новыя такъ и сыпались дождемъ. Одна изъ нихъ, новенькая, какъ съ иголочки, и очень хорошо переплетенная, получила такого тумака, что изъ нея вывалились внутренности и разсыпались листы. "Посмотри-ка, что это за книга", сказалъ одинъ чортъ другому, а тотъ отвѣчалъ: - Это вторая часть Донъ-Кихота Ламанчскаго, написанная не Сидомъ Гамедомъ, первоначальнымъ ея авторомъ, а однимъ аррагонцемъ, который говоритъ о себѣ, что онъ родомъ изъ Тордезильяса. - Прочь ее,- воскликнулъ другой дьяволъ,- и бросьте ее въ бездны ада, чтобы мои глаза ее не видѣли. - Она, значитъ, очень плоха? - спросилъ другой. - Такъ плоха,- отвѣчалъ первый,- что если бы я самъ нарочно захотѣлъ сдѣлать хуже, то не достигъ бы этого." Они продолжали свою игру, перекидываясь другими книгами, а я, услыхавъ имя Донъ-Кихота, котораго люблю такъ пылко, постаралась хорошенько запомнить это видѣн³е. - Это конечно и было видѣн³е,- замѣтилъ Донъ-Кихотъ,- потому что другого меня на свѣтѣ нѣтъ. Эта истор³я переходитъ здѣсь изъ рукъ въ руки, но ни въ однѣхъ рукахъ не остается, потому что всяк³й даетъ ей толчокъ ногой. Что касается меня, то я ни встревоженъ, ни разсерженъ, узнавъ, что, какъ фантастическое тѣло, разгуливаю во мракѣ бездны и въ солнечномъ свѣтѣ на землѣ, потому что я не тотъ, о которомъ говорится въ этой истор³и. Если она хороша, вѣрна и истинна, то она проживетъ цѣлые вѣка, а если она плоха, то отъ ея рожден³я до ея могилы путь будетъ не дологъ. " Альтисидора хотѣла дальше жаловаться на Донъ-Кихота, но рыцарь ее предупредилъ. "Я вамъ уже много разъ говорилъ, сударыня,- сказалъ онъ ей,- какъ я сожалѣю, что вы на меня обратили свою любовь, потому что въ отвѣтъ я могу дать только благодарность, а не взаимность. Я рожденъ для того, чтобы принадлежать Дульцинеѣ Тобозской, а судьба, если только она есть, воспитала и сохранила меня для вся. Думать, что какая либо другая красавица можетъ отнять мѣсто, которое она занимаетъ въ моей душѣ, значитъ мечтать о невозможномъ, а такъ какъ невозможное невозможно, то эта рѣчь должна образумить васъ настолько, чтобъ вы возвратились въ границы своей честности."

   Эти слова взволновали и раздражили Альтисидору: "Живъ Господь! - воскликнула она.- Господинъ сушеная треска, известковая душа, ядро грѣха, болѣе суровый и болѣе жестк³й, чѣмъ скряга, котораго о чемъ-нибудь просятъ! если я дорвусь до вашего лица, я вырву вамъ глаза. Ужъ не думаете ли вы, донъ побѣжденный, донъ нещадно избитый палкой, что я умираю отъ любви къ вамъ? О, я не такая женщина, чтобы дать въ обиду кончика моего ногтя такимъ верблюдамъ, не только что умирать отъ любви къ нимъ. - Клянусь Богомъ, я этому вѣрю,- перебилъ Санчо.- Когда говорятъ, что влюбленные умираютъ отъ любви, это всегда смѣшно. Говорить, конечно, можно, но сдѣлать это... самъ чортъ этому не повѣритъ."'

   Во время этого разговора вошелъ музыкантъ, пѣвецъ и поэтъ, который пѣлъ двѣ строфы, выше переданныя. Онъ обратился съ глубокимъ поклономъ къ Донъ-Кихоту и сказалъ ему: "Соблаговолите, ваша милость, причислить и занести меня въ число самыхъ преданныхъ вашихъ слугъ, потому что я уже давно преданъ вамъ, какъ за вашу славу, такъ и за ваши подвиги. - Соблаговолите, ваша милость,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- сказать мнѣ, кто вы такой, чтобы я могъ отвѣчать вамъ съ учтивостью по вашимъ заслугамъ. Молодой человѣкъ отвѣчалъ, что это онъ прошлою ночью игралъ и пѣлъ панегирикъ.- У вашей милости,- заговорилъ снова Донъ-Кихотъ,- положительно прелестный голосъ, но то, что вы пѣли, мнѣ кажется, было не совсѣмъ умѣстно; потому что, что общаго между стансами Гарсилазо и смертью этой дамы? {См. выноску стр. 432.}. - Не удивляйтесь этому,- отвѣчалъ музыкантъ:- между подлинными поэтами настоящаго времени въ модѣ, чтобы всяк³й писалъ, что ему нравится, и кралъ то, что ему годится, кстати и некстати, и нѣтъ такой глупости, спѣтой или написанной, которая не приписывалась бы поэтической вольности."

   Донъ-Кихотъ хотѣлъ отвѣчать, но ему помѣшало появлен³е герцога и герцогини, которые пришли отдать ему визитъ. Послѣдовала длинная и сладостная бесѣда, во время которой Санчо произнесъ столько остротъ и столько шутокъ, что герцогъ и герцогиня снова пришли въ изумлен³е отъ такой тонкости ума, соединенной съ такой простоватостью. Донъ-Кихотъ умолялъ ихъ позволить ему уѣхать въ тотъ же день, прибавивъ, что такимъ побѣжденнымъ рыцарямъ, какимъ былъ онъ, приличнѣе жить въ свиномъ хлѣву, нежели въ королевскихъ замкахъ. Хозяева милостиво простились съ ними, и герцогиня спросила, сохранилъ ли онъ злобу противъ Альтисидоры. "Сеньора,- отвѣчалъ онъ,- ваша милость можете быть увѣрены, что все зло въ этой молодой дѣвицѣ происходятъ отъ праздности и что средствомъ противъ этого послужитъ только постоянное и честное занят³е. Она мнѣ сказала, что въ аду носятъ кружева. Она, безъ сомнѣн³я, знаетъ это рукодѣл³е, пускай же ни на мгновен³е не оставляетъ его; пока ея пальцы будутъ заняты движен³емъ коклюшекъ, предметы ея любви не будутъ разстраивать ея воображен³я. Вотъ истина, вотъ мое мнѣн³е и вотъ мой совѣтъ. - Мой тоже,- прибавилъ Санчо,- потому я въ жизни своей не видалъ, чтобы кружевница умерла отъ любви. Очень занятыя дѣвушки болѣе думаютъ о томъ, чтобы кончить свое дѣло, чѣмъ о любовныхъ похожден³яхъ. Я говорю по опыту, потому, когда я работаю въ полѣ, я и не вспомню о своей хозяйкѣ, то есть о своей Терезѣ Панса, которую однако люблю, какъ зеницу ока. - Вы очень хорошо говорите, Санчо,- заговорила герцогиня,- и я постараюсь, чтобы Альтисидора впередъ занялась шитьемъ, которое она понимаетъ чудесно. - Это безполезно, сударыня,- возразила Альтисидора,- и употреблять этого средства нѣтъ надобности. Жестокость, которою платилъ мнѣ этотъ разбойникъ и бродяга, сотрутъ съ моей души воспоминан³е о немъ безъ всякихъ другихъ тонкостей, и съ позволен³я вашей свѣтлости я удалюсь отсюда, чтобы не видѣть болѣе, не скажу его печальнаго лица, но его безобразнаго и ужаснаго остова. - Это похоже на то, что обыкновенно говорятъ,- сказалъ герцогъ:- кто бранится. тотъ близокъ къ прощен³ю." Альтисидора сдѣлала видъ, что утираетъ платкомъ слезы, и, присѣвъ вредъ своими господами, вышла изъ комнаты. "Бѣдная дѣвушка,- сказалъ Санчо,- ты получила то, что заслужила, потому что обратилась къ душѣ, сухой какъ тростникъ, къ сердцу жесткому, какъ камень! Клянусь Богомъ, если бы ты обратилась ко мнѣ, ты услыхала бы совсѣмъ другую пѣсню."

   Разговоръ кончился, Донъ-Кихотъ одѣлся, отобѣдалъ со своими хозяевами и уѣхалъ тотчасъ послѣ стола.

  

   Побѣжденный и праздношатающ³йся Донъ-Кихотъ уѣхалъ съ одной стороны задумчивый, съ другой радостный. Печаль внушало ему его поражен³е; радость доставляло размышлен³е о чудесной силѣ Санчо, которую доказало воскресен³е Альтисидоры. Впрочемъ онъ нѣсколько сомнѣвался въ томъ, чтобы влюбленная дѣвица въ дѣйствительности умирала. Что касается Санчо, то онъ ѣхалъ безъ малѣйшаго весел³я, а огорчало его то, что Альтисидора не сдержала своего обѣщан³я дать ему полдюжины сорочекъ. Думая и передумывая объ этомъ, онъ сказалъ своему господину: "Въ сущности, господинъ, я должно быть самый несчастный врачъ, какого только можно встрѣтить на свѣтѣ, потому есть так³е, которые, уморивъ больного, котораго пользовали, еще требуютъ платы за свои труды, только въ томъ и состоявш³е, чтобы написать рецептъ какого-нибудь лѣкарства, которое не сами и дѣлаютъ, а дѣлаетъ аптекарь,- да такъ и слѣдуетъ бѣднымъ дуракамъ. А я, которому здоровье другихъ достается щипками, щелчками, уколами булавокъ и ударами плетью, не получаю за это ни обола. Такъ вотъ же, клянусь Богомъ, что если мнѣ въ руки попадется новый больной, я потребую, чтобы мнѣ ихъ смазали прежде, нежели я его вылѣчу, потому всяк³й кормится своимъ ремесломъ, а я не думаю, чтобы небо одарило меня такой силой, какою я обладаю, для того, чтобы я пользовалъ ею другихъ безо всякой для себя выгоды.- Ты правъ, другъ Санчо,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- и со стороны Альтисидоры очень дурно, что она не дала тебѣ обѣщанныхъ сорочекъ. Хотя сила твоя и даромъ тебѣ досталась, потому что тебѣ не приходилось учиться для этого, но испытывать на себѣ мучен³я хуже чѣмъ учиться. Что касается меня, то я могу сказать, что если бы ты захотѣлъ платы за удары плетью ради освобожден³я Дульцинеи отъ чаръ, то я бы далъ тебѣ всякую плату, какая для меня возможна, но я не знаю, послѣдуетъ ли выздоровлен³е послѣ платы, а я не хочу вознагражден³емъ помѣшать дѣйств³ю этого средства. Впрочемъ, мнѣ кажется, что попытаться можно. Сообрази, Санчо, сколько тебѣ за это потребовать, и стегай себя поскорѣе, потомъ ты заплатишь себѣ наличными деньгами и собственными руками, потому что мои деньги у тебя. "

   При этомъ предложен³и Санчо раскрылъ глаза и уши на цѣлый аршинъ и въ глубинѣ души очень охотно согласился стегать себя. "Хорошо, господинъ,- сказалъ онъ Донъ-Кихоту,- я очень расположенъ сдѣлать удовольств³е вашей милости, какъ вы желаете, потому нахожу въ этомъ и свою выгоду. Корыстолюбивымъ дѣлаетъ меня любовь къ моимъ дѣтямъ и моей женѣ. Скажите мнѣ теперь, сколько вы дадите мнѣ за каждый ударъ, который я нанесу себѣ плетью по хребту. - Еслибы, о Санчо,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- я долженъ былъ тебѣ заплатить соразмѣрно велич³ю и качеству зла, которому ты поможешь, то не хватило бы ни венец³анской казны, ни золотыхъ розсыпей Потоси, чтобы прилично вознаградить тебя. Но прими въ расчетъ то, что находится у тебя въ моемъ кошелькѣ, и самъ назначь цѣну каждому удару. - Ударовъ плетью,- отвѣчалъ Санчо,- будетъ три тысячи триста съ чѣмъ-то. Я далъ уже себѣ до пяти ударовъ; остается остатокъ. Пускай эти пять будутъ съ чѣмъ то и будемъ считать круглымъ числомъ три тысячи триста. По квартильо {Монета, равная четверти реала,- нѣсколько болѣе 1 копейки.} штука,- а меньше я не возьму ни за что на свѣтѣ,- это составитъ три тысячи триста квартильо; будемъ считать: три тысячи составятъ тысячу пятьсотъ полуреаловъ, которые составляютъ семьсоть пятьдесятъ реаловъ, а триста дадутъ сто пятьдесятъ полуреаловъ, которые составятъ семьдесятъ пять реаловъ, а если ихъ сложить съ семью стами пятьюдесятью, то выйдетъ восемьсотъ двадцать пять реаловъ. Я отчислю эту сумму изъ денегъ вашей милости, которыя находятся у меня и возвращусь къ себѣ домой богатый и довольный, хотя очень избитый и очень окровавленный, но форелей не поймаешь... {Поговорка гласитъ: "Форелей не поймаешь, если обуви не замочишь". No se toman truchas, à bragas enjutas.} я больше я ничего не скажу."

   - О, Санчо благословенный! о, любезный Санчо! - воскликнулъ Донъ-Кихотъ,- какъ мы будемъ тебѣ обязаны, Дульцинея и я, мы должны будемъ отплачивать тебѣ во всѣ дни нашей жизни, которые небо намъ удѣлитъ! Если она возвратитъ себѣ прежн³й видъ, а невозможно, чтобы она себѣ его не возвратила, ея несчаст³е станетъ ея счаст³емъ, а мое поражен³е торжествомъ. Ну, Санчо, когда же ты думаешь начать свое бичеван³е? Чтобы ты сдѣлалъ его поскорѣе, я прибавлю еще сто реаловъ.- Когда? - отвѣчалъ Сан³о.- Нынче же ночью. Постарайтесь, чтобы мы провели ее въ чистомъ нолѣ и подъ открытымъ небомъ, я тогда я раздеру себѣ кожу."

   Ночь наступила, та самая ночь, которую Донъ-Кихотъ ожидалъ съ величайшимъ нетерпѣн³емъ въ м³рѣ; ему казалось, что колеса Аполлона сломались, и что день затягивается больше обыкновеннаго, точно такъ какъ бываетъ съ влюбленными, которые никогда не знаютъ мѣры своимъ желан³ямъ. Наконецъ, рыцарь и оруженосецъ подъѣхали къ группѣ тѣнистыхъ деревьевъ, нѣсколько въ сторонѣ отъ дороги, и, снявъ сѣдло съ Россинанта и вьюкъ съ Сѣраго, растянулись на травѣ и поужинали изъ запасовъ Санчо. Послѣдн³й, сдѣлавъ изъ недоуздка и подпруги своего осла здоровую и гибкую плеть, удалился шаговъ на двадцать отъ Донъ-Кихота, подъ тѣнь нѣсколькихъ буковъ. Увидавъ его удаляющимся съ такимъ мужествомъ и рѣшимостью, его господинъ сказалъ ему: "Смотри, другъ, не раздери себя на куски. Сдѣлай такъ, чтобы одинъ ударъ дождался другого и не такъ спѣши достигнуть конца пути, чтобы не остаться безъ дыхан³я среди дороги; я хочу сказать,- не бей себя такъ сильно, чтобы жизнь твоя не кончилась, прежде нежели ты достигнешь желанной цифры. Чтобы ты не сбился со счета, я берусь считать отсюда по своимъ четкамъ удары, которые ты себѣ дашь, и да покровительствуетъ тебѣ небо, какъ ты заслуживаешь за свое доброе намѣрен³е. - Хорош³й плательщикъ не тревожится своими обязательствами,- отвѣчалъ Санчо. - Я думаю бить себя такъ, чтобы не убить себя, но чтобы это меня хорошенько жгло. Въ этомъ и должна состоять сущность этого чуда."

   Онъ тотчасъ раздѣлся отъ пояса до верхней части туловища, потомъ, взявъ въ руки веревку, сталъ себя стегать, а Донъ-Кихотъ - считать удары, но не успѣлъ онъ дать себѣ шести или восьми ударовъ, какъ шутка эта показалась ему нѣсколько тяжелою, а цѣна нѣсколько легкою. Онъ остановился и сказалъ своему господину, что считаетъ сдѣлку обманомъ, потому что так³е удары заслуживаютъ оплаты полуреаломъ, а не однимъ квартильо. "Продолжай, другъ Санчо,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- я удваиваю плату. - Ну, такъ съ помощью Божьей,- сказалъ Санчо,- и пускай сыплются удары дождемъ." Но хитрецъ скоро пересталъ давать себѣ удары по плечамъ. Онъ билъ по деревьямъ, издавая отъ времени до времени так³е вздохи, что можно было думать, будто онъ съ каждымъ ударомъ вырываетъ изъ себя душу. Донъ-Кихотъ, разжалобленный и опасаясь притомъ, какъ бы онъ не лишился жизни, и какъ бы неосторожность Санчо не погубила всего дѣла, сказалъ ему наконецъ: "Ради неба, другъ, оставь это дѣло; средство кажется мнѣ слишкомъ острымъ, и хорошо бы давать себѣ передышку. Не въ одинъ часъ взята была Замора {Древн³й городъ Леонскаго Королевства, который долго оспаривали другъ у друга арабы и христ³ане.}. Ты уже нанесъ себѣ, если я не ошибся въ счетѣ, болѣе тысячи ударовъ плетью, этого достаточно пока, потому что оселъ, какъ говорится попросту, можетъ вывести бремя, но не обременен³е. - Нѣтъ, нѣтъ, господинъ,- отвѣчалъ Санчо,- пусть обо мнѣ не говорятъ: долгъ платить, дома нѣтъ. Пусть ваша милость отойдетъ отсюда немного и дастъ мни нанести себѣ еще тысячу ударовъ. Въ два такихъ присѣста дѣло будетъ сдѣлано, и за нами останется только излишекъ. - Если ты находишься въ такомъ добромъ расположен³и,- заговорилъ Донъ-Кихотъ.- то да благословитъ тебя небо; давай себѣ удары на здоровье, а я отойду."

   Санчо возвратился къ своему дѣлу съ такой энерг³ей, что скоро на нѣсколькихъ деревьяхъ не осталось коры: съ такой силой онъ себя бичевалъ. Наконецъ, испустявъ громк³й крикъ и давъ страшный ударъ одному буку, онъ сказалъ: "Здѣсь умретъ Самсонъ и всѣ кто съ нимъ". Донъ-Кихотъ прибѣжалъ на звукъ этого ужаснаго удара и жалобнаго стона и, схвативъ сплетенный ремень, который служилъ Санчо плетью, сказалъ ему: "Упаси господи, другъ Санчо, чтобы изъ-за моего удовольств³я ты лишилъ себя жизни, которая нужна твоей женѣ и твоимъ дѣтямъ. Пускай Дульцинея дожидается лучшаго случая, а я буду держаться въ предѣлахъ надежды на будущее и буду ждать, чтобы ты пр³обрѣлъ новыя силы, дабы это дѣло окончилось къ удовольств³ю всѣхъ. - Если ваша милость, мой господинъ, такъ хотите,- отвѣчалъ Санчо,- хорошо, я согласенъ, но накиньте мнѣ вашъ плащъ, потому что потъ катится съ меня каплями, а я не хочу схватить насморкъ, какъ случается съ кающимися, которые впервые выносятъ бичеван³е." Донъ-Кихотъ поспѣшилъ разоблачиться и, оставшись въ одномъ полукафтаньи, хорошенько укрылъ Санчо, который проспалъ до тѣхъ поръ, пока его разбудило солнце. Они продолжили свой путь и остановились въ этотъ день въ деревнѣ въ трехъ миляхъ разстоян³я.

   Они подъѣхали къ постоялому двору, который и былъ Донъ-Кихотомъ признанъ за таковой, а не за замокъ со рвами, башнями, опускными рѣшетками и подъемными мостами, потому что послѣ своего поражен³я онъ разсуждалъ обо всѣхъ вещахъ болѣе здраво, какъ и видно будетъ впредь. Его помѣстили въ низкой комнатѣ, въ которой на окнахъ вмѣсто гардинъ висѣли два куска старой разрисованной саржи по деревенскому обычаю. На одномъ грубо изображено было похищен³е Елены, когда дерзк³й гость Менелая увозитъ его супругу. Другой представлялъ истор³ю Энея и Дидоны, когда послѣдняя, взошедши на высокую башню, задернутая въ простыню, дѣлаетъ знаки убѣгающему любовнику, который спасается отъ нея въ открытомъ морѣ на фрегатѣ или бригѣ. Рыцарь, разсматривая обѣ картины, замѣтилъ, что Елена уходила совсѣмъ не противъ воли, потому что она украдкой смѣялась подъ плащомъ. Что касается прекрасной Дидоны, то съ ея глазъ капали слезы, больш³я какъ орѣхъ. Хорошенько разсмотрѣвъ ихъ, Донъ-Кихотъ сказалъ: - эти обѣ дамы были крайне несчастны, что родились не въ наше время, а я еще болѣе несчастенъ, что не родился въ ихъ время, потому что если бы я встрѣтилъ этихъ обоихъ красавцевъ, Троя не была бы сожжена, а Карѳагенъ разрушенъ; мнѣ достаточно было бы убить Париса, чтобы не допустить такихъ великихъ бѣдств³й. - Я готовъ биться объ закладъ,- сказалъ Санчо, что не много пройдетъ времени и ни одного не будетъ кабачка, гоетиннцы, постоялаго двора и цирюльни, гдѣ не оказалось бы въ картинахъ истор³и нашихъ подвиговъ. Но я хотѣлъ бы, чтобы они были нарисованы лучшей рукой, нежели та, которая намазала этихъ дамъ. - Ты правъ, Санчо,- замѣтилъ Донъ-Кихотъ, потому что дѣйствительно это похоже на картины Орбаньехи, художника, жившаго въ Убедѣ, который, когда его спрашивали, что онъ рисуетъ, отвѣчалъ: "Что выйдетъ", а если случайно у него выходилъ пѣтухъ, онъ подписывалъ подъ нимъ: "Это пѣтухъ", чтобы его не приняли за лисицу. Таковъ же, Санчо, если я не ошибаюсь, долженъ быть художникъ или писатель (это одно и тоже), который напечаталъ истор³ю новаго Донъ-Кихота; онъ нарисовалъ или написалъ наудачу. Это похоже также и на одного поэта по имени Маулеонъ, который нѣсколько лѣтъ назадъ явился представиться во двору. Онъ быстро отвѣчалъ на всѣ обращенные къ нему вопросы, а когда его спросили, что значитъ Deum de Deo, онъ отвѣчалъ: "Отселѣ доселѣ@ {По испански Dé donde diore. Въ своемъ Д³алогѣ собакъ Сервантесъ приводитъ тѣ же слова того же Маулеона, котораго онъ называетъ поэтомъ-дуракомъ, хотя онъ и былъ членомъ Академ³и Подражателей.

   Эта академ³я подражателей или Imitatoria (въ подражан³е итальянскимъ академ³ямъ) основана была въ Мадридѣ въ 1586 г. въ домѣ одного важнаго барина, любителя словесности, но существовала очень недолго.}. Но оставимъ это, а скажи илѣ лучше, Санчо: въ случаѣ если ты захочешь дать себѣ этой ночью слѣдующ³й залпъ ударовъ, предпочтешь ты сдѣлать это подъ кровлей дома или подъ открытымъ небомъ? - Клянусь богомъ, господинъ,- отвѣчалъ Санчо,- что для тѣхъ ударовъ, которые я думаю дать себѣ, все равно, быть въ домѣ или въ полѣ. Но впрочемъ я хотѣлъ бы; чтобы это произошло подъ деревьями; мнѣ кажется, что они составляютъ мнѣ компан³ю и что они удивительно помогаютъ моему терпѣн³ю. - Ну, не надо ни того, ни другого, другъ Санчо,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ;- чтобы тебѣ собраться съ силами мы оставимъ окончан³е этого дѣла до нашей деревни, куда мы прибудемъ не позже, какъ послѣ завтра. - Дѣлайте, какъ знаете,- отвѣчалъ Санчо,- а я хотѣлъ бы покончить съ этимъ дѣломъ поскорѣе, пока желѣхо горячо и точильный камень въ движен³и, потому откладывать иногда опасно; надо молиться Богу и давать колотушки, потому лучше синица въ рукѣ, чѣмъ журавль въ небѣ. - Будетъ, Санчо,- воскликнулъ Донъ-Кихотъ,- оставь свои поговорки ради единаго Бога; можно подумать, что ты возвращаешься къ sieut erat. Говори просто, гладко, не запутываясь и не заплетаясь, какъ я тебѣ уже столько разъ говорилъ. Ты увидишь, что будешь себя чувствовать хорошо. - Я не знаю, какое на мнѣ лежитъ проклят³е,- отвѣчалъ Санчо.- Я не могу привести ни одного доказательства безъ поговорки и ни одной поговорки, которая не казалась бы мнѣ доказательствомъ. Но я исправлюсь, если только это мнѣ удастся." И на этомъ ихъ бесѣда кончилась.

  

   Весь этотъ день Донъ-Кихотъ и Санчо оставались въ этомъ деревенскомъ постояломъ дворѣ, ожидая ночи, одинъ - чтобы покончить со своимъ наказан³емъ среди чистаго поля, другой - чтобы увидать конецъ его, который долженъ будетъ быть и цѣлью его желан³й. Между тѣмъ къ дверямъ гостинницы подъѣхалъ одинъ путешественникъ верхомъ на лошади и въ сопровожден³и троихъ или четверыхъ слугъ, одинъ изъ которыхъ, обращаясь къ тому, кто казался ихъ господиномъ, сказалъ ему: "Ваша милость, господинъ Донъ-Альваро Тарфе, можете очень хорошо отдохнуть здѣсь, домъ кажется чистымъ и свѣжимъ." Донъ-Кихотъ, услыхавъ это, сказалъ Санчо: "Слушай, Санчо, когда я перелистывалъ эту вторую часть моей истор³и, мнѣ кажется я тамъ между прочимъ встрѣтилъ имя Донъ-Альваро Тарфе. - Очень можетъ быть,- отвѣчалъ Санчо;- дадимъ ему сойти съ лошади, потомъ допросимъ его." Баринъ сошелъ съ лошади, и хозяйка гостиницы отвела ему противъ комнаты Донъ-Кихота низкую залу, убранную другой разрисованной саржей, какъ и та, которая украшала комнату вашего рыцаря. Новый пришелецъ облачился въ лѣтнее платье, и, выйдя на крыльцо гостиницы, которое было обширно и прохладно, онъ увидалъ тамъ Донъ-Кихота, который прохаживался взадъ и впередъ. "Можно узнать, куда лежитъ путь вашей милости, господинъ дворянинъ? - спросилъ онъ его. - Я отправлюсь,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- въ одну деревню, отсюда по близости, откуда я родомъ и гдѣ живу. А ваша милость куда ѣдете? - я, сударь,- отвѣчалъ пр³ѣзж³й,- ѣду въ Гренаду, на свою родину.- Хорошая родина,- замѣтилъ Донъ-Кихотъ.- Но ваша милость не будете ли столь любезны и не скажете ли мнѣ своего имени? Я полагаю, что для меня это болѣе важно знать, нежели я могу сказать.- Мое имя,- отвѣчалъ путешественникъ,- Донъ-Альваро Тарфе.- Безъ всякаго сомнѣн³я,- замѣтилъ Донъ-Кихотъ,- я полагаю, что ваша милость тотъ самый Донъ-Альваро Тарфе, который фигурируетъ во второй части истор³и Донъ-Кихота Ламанчскаго, недавно напечатанной и преданной гласности современнымъ писателемъ,- Я тотъ самый,- отвѣчалъ дворянинъ,- и этотъ Донъ-Кихотъ, главное лицо этой истор³и, былъ моимъ близкимъ друговъ. Это я увлекъ его изъ его родины или, по крайней мѣрѣ, понудилъ его отправиться къ состязан³ямъ, которыя происходили въ Сарагоссѣ и на которыя я самъ отправлялся. И дѣйствительно, дѣйствительно, я ему оказалъ много услугъ и не допустилъ, чтобы его плечи были избиты палачомъ, за то что онъ былъ нѣсколько черезчуръ дерзокъ {См. гл. VIII, IX и XXVI Донъ-Кихота Авельянеды.}. - Скажите мнѣ, господинъ Донъ-Альваро,- заговорилъ снова Донъ-Кихотъ,- похожу я нѣсколько на того Донъ-Кихота, о которомъ говоритъ ваша милость? - Нѣтъ, конечно нѣтъ,- отвѣчалъ путешественникъ,- ни въ-какомъ случаѣ.- А у этого Донъ-Кихота,- прибавилъ нашъ путешественникъ,- не было ли съ собой оруженосца по имени Санчо Панса? - Да, безъ сомнѣн³я, былъ,- отвѣчалъ Донъ-Альваро,- но хотя онъ и славился тѣмъ, что былъ забавникомъ и балагуромъ, но я никогда не слышалъ отъ него шутки, которая была бы забавна,- Честное слово, я этому вѣрю! - воскликнулъ Санчо.- Шутить какъ нужно дается не всякому, а этотъ Санчо, о которомъ говорите ваше милость, господинъ дворянинъ, долженъ быть величайшимъ негодяемъ, скотомъ и воромъ, все вмѣстѣ. Настоящ³й Санчо - я, и у меня къ вашимъ услугамъ больше шутокъ, чѣмъ если бы онѣ сыпались дождемъ; если не вѣрите, ваша милость, произведите опытъ. Ходите за мною по меньшей мѣрѣ въ течен³е года, и вы увидите, какъ онѣ падаютъ съ моихъ устъ при каждомъ шагѣ такимъ частымъ и мелкимъ дождемъ, что всего чаще я самъ не знаю, что говорю, а всѣ слушающ³е меня покатываются со смѣху {Въ этой тирадѣ на испанскомъ языкѣ повторяется безпрестанная игра словами между gracioso забавный, gracias остроты и gracia грац³я, пр³ятность, которыя невозможно передать на другомъ языкѣ.}. Что касается настоящаго Донъ-Кихота Ламанчскаго, знаменитаго, храбраго, мудраго, влюбленнаго, расторжителя неправыхъ дѣлъ, покровителя сиротъ, защитника вдовъ, губителя дѣвицъ, того, у кого единственная дама несравненная Дульцинея Тобозская, то вотъ онъ, этотъ господинъ, мой хозяинъ. Всяк³й другой Донъ-Кихотъ и всяк³й другой Санчо суть только для вида, суть только воздушныя мечты. - Клянусь Богомъ, я вѣрю этому,- отвѣчалъ Донъ-Альваро,- потому что вы, мой другъ, въ четырехъ произнесенныхъ вами словахъ высказали больше остротъ, чѣмъ другой Санчо Панса во всѣхъ своихъ рѣчахъ, которыя я отъ него слышалъ, а число ихъ велико. Отъ него больше отдавало обжорствомъ, нежели краснорѣч³емъ, и дуракомъ, нежели забавникомъ; и я имѣю основан³е думать, что волшебники, преслѣдующ³е хорошаго Донъ-Кихота, хотѣли преслѣдовать и меня съ плохимъ Донъ-Кихотомъ. Но въ сущности я, право, не знаю, что сказать, потому что я готовъ былъ бы поклясться, что оставилъ того Донъ-Кихота въ домѣ сумасшедшихъ въ Толедо, чтобы его тамъ излѣчили, и вдругъ здѣсь встрѣчаю другого Донъ-Кихота, хотя совершенно не похожаго на моего.- Я не знаю,- замѣтилъ Донъ-Кихотъ,- могу ли я назваться хорошимъ, но могу по крайней мѣрѣ сказать, что я не плохой. Въ доказательство того, что я утверждаю, я хотѣлъ бы, господинъ Донъ-Альваро Тарфе, чтобы ваша милость знали одну вещь, именно: никогда въ моей жизни нога моя не была въ Сарагоссѣ. Напротивъ, услыхавъ, что этотъ фантастическ³й Донъ-Кихотъ былъ на состязан³яхъ въ этомъ городѣ, я не хотѣлъ показываться туда, чтобы обличить его предъ всѣмъ свѣтомъ. Поэтому я прямо проѣхалъ въ Барцелону, единственный по расположен³ю и по красотѣ городъ, сокровищница учтивости, прибѣжище чужестранцевъ, богадѣльня для бѣдныхъ, отечество храбрыхъ, мститель за обиды и мѣсто свидан³я для вѣрныхъ друзей. Хотя то, что со мною тамъ произошло и не относится къ пр³ятнымъ воспоминан³ямъ, а напротивъ вызываетъ жгучее сожалѣн³е, но я переношу ихъ однако безъ сожалѣн³я и только потому, что имѣлъ случай насладиться видомъ Барцелоны. Итакъ, господинъ Донъ-Альваро Тарфе, я Донъ-Кихотъ Ламанчск³й тотъ, о которомъ говоритъ молва, а не тотъ подлецъ, который хотѣлъ воспользоваться моимъ именемъ и хвастать моими мыслями. Я умоляю поэтому вашу милость, во имя обязанностей дворянина, соблаговолите заявить и подтвердить предъ алькадомъ этой деревни, что ваша милость никогда во всю свою жизнь не видали меня до нынѣшняго дня, что я не Донъ-Кихотъ напечатанной второй части и что этотъ Санчо Панса, мой оруженосецъ, не тотъ, котораго знала ваша милость.- Очень охотно,- отвѣчалъ Донъ-Альваро,- но, право, это удивительно увидать въ одно и то же вре