Сервантес Мигель Де - Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский. Часть вторая

тъ отъѣхалъ далѣе ружейнаго выстрѣла, онъ обернулся и, увидавъ, что Санчо ѣдетъ никѣмъ не преслѣдуемый, сталъ его поджидать. Люди батальона оставались въ позиц³и до самой ночи, а такъ какъ непр³ятель ихъ не вышедъ на бой, то они возвратились въ свою деревню радостные и торжествующ³е. А если бы они знали о древнемъ обычаѣ у грековъ, они соорудили бы трофей на мѣстѣ предполагавшагося боя.

  

   Если храбрецъ обращается въ бѣгство, это означаетъ, что засада его открыта и благоразумный человѣкъ считаетъ нужнымъ сохранить себя до лучшаго случая. Эта истина нашла свое доказательство въ Донъ-Кихотѣ, который, предоставивъ свободу бѣшенству осмѣянной деревни и злымъ намѣрен³ямъ яростной толпы, какъ говорится, навострилъ лыжи и, забывъ о Санчо и о грозившей ему опасности, удалился на столько, на сколько ему казалось нужнымъ для своей безопасности. Санчо, какъ было уже передано, слѣдовалъ за нимъ, положенный поперекъ своего осла. Онъ наконецъ подъѣхалъ, совершенно пришедши въ себя, а, подъѣхавъ, упалъ съ осла къ ногамъ Россинанта, едва дыша, исколоченный и разбитый. Донъ-Кихотъ тотчасъ сошелъ съ лошади, чтобы осмотрѣть его раны. Но увидавъ, что онъ невредимъ съ головы до пятъ, сказалъ ему съ гнѣвнымъ движен³емъ: "Не въ добрый часъ принялись вы ревѣть, Санчо. Съ чего вы взяли, что въ домѣ повѣшеннаго хорошо говорить о веревкѣ? Какой же могъ быть аккомпаниментъ къ музыкѣ рева, какъ не удары дубиной? И благодарите еще Бога, Санчо, что вмѣсто того, чтобы измѣрить вамъ бока палкою, они не сдѣлали вамъ per signum crucis {Такъ назывался крестообразный шрамъ на лицѣ.} остр³емъ палаша. - Я не въ такомъ настроен³и, чтобы отвѣчать,- возразилъ Санчо,- потому что мнѣ кажется, что я говорю плечами. Сядемъ верхомъ и удалимся отсюда. Я теперь наложу молчан³е на свою охоту къ реву, но не на охоту говорятъ, что странствующ³е рыцари обращаются въ бѣгство, оставляя своихъ бѣдныхъ, избитыхъ какъ гипсъ, оруженосцевъ на произволъ ихъ враговъ. - Ретироваться не значить бѣжать, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- потому что нужно тебѣ знать, что храбрость, не основанная на осторожности, называется безразсудствомъ, и подвиги безразсуднаго человѣка должны быть приписываемы удачѣ скорѣе, нежели мужеству. Итакъ я признаюсь, что ретировался, но не признаю, что бѣжалъ. Въ этомъ я слѣдовалъ примѣру другихъ храбрецовъ, которые сохранили себя для лучшаго дѣла. Такими фактами полна истор³я, но такъ какъ не будетъ вы пользы тебѣ, ни удовольств³я мнѣ напоминать тебѣ о нихъ, то я пока и избавляю себя отъ этого."

   Санчо удалось наконецъ взобраться на осла съ помощью Донъ-Кихота, который также сѣлъ на своего Россинанта. Отъ времени до времени Санчо издавалъ глубок³е вздохи и болѣзненные стоны. Донъ-Кихотъ спросилъ его и причинѣ такой горькой скорби. Онъ отвѣчалъ, что отъ самаго конца спины до самой верхней точки головы онъ испытываетъ такую боль, что едва не теряетъ чувствъ. "Причина этой боли,- началъ Донъ-Кихотъ,- должна быть слѣдующая: такъ какъ палка, которою тебя ударяли, была значительной длины, то она захватила твою спину сверху до низу, гдѣ находятся всѣ части, которыя у тебя болятъ. Ударили бы тебя въ другое мѣсто, ты также страдалъ бы въ другомъ мѣстѣ. - Чортъ возьми,- воскликнулъ Санчо,- ваша милость избавили меня отъ большого затруднен³я и въ хорошихъ словахъ объяснили мнѣ все дѣло. Смерть меня возьми! Ужъ будто причина моей боли такъ сокрыта, что нужно мнѣ говорить, что я страдаю повсюду, гдѣ меня хватила палка. Если бы у меня была боль въ сапожныхъ гвоздяхъ, можно было бы понять, что вы стараетесь узнать, почему они болятъ. Но угадать, что мнѣ больно въ томъ мѣстѣ, куда меня ударили, для этого не требуется, большого усил³я ума. Честное слово, синьоръ мой господинъ,- я хорошо вижу, что чужая бѣда не своя, и съ каждымъ днемъ я убѣждаюсь, что отъ общества вашей милости не многаго могу для себя ждать. Если на этотъ разъ вы позволили избить меня, въ другой и во сто другихъ разъ мы дойдемъ опять до одѣяла и до другихъ дѣтскихъ игръ, которыя, сегодня остановились на плечахъ, а завтра дойдутъ до самыхъ глазъ. Я бы, конечно, лучше сдѣлалъ, но я варваръ, я дуракъ и никогда ничего хорошаго не сдѣлаю во всю мою жизнь. Я бы лучше сдѣлалъ, говорю я, если бы возвратился домой къ своей женѣ и дѣтямъ кормить одну и воспитывать другихъ съ помощью того, что Богу угодно будетъ дать мнѣ, вмѣсто того, чтобы ѣхать за вашей милостью бездорожными дорогами и не существующими тропинками, плохо пивши, еще хуже ѣвши. И спать то теперь можно ли? Измѣрьте, братъ оруженосецъ, намѣрьте шесть футовъ земли, а если хотите больше, измѣрьте еще шесть, потому что вы можете кроить изъ цѣлаго куска; потомъ и растянитесь себѣ на здоровье. Ахъ! почему не былъ сожженъ и обращенъ въ пепелъ первый, ставш³й странствующимъ рыцаремъ или, по крайней мѣрѣ, первый изъ тѣхъ, кто пожелалъ сдѣлаться оруженосцемъ этихъ великихъ дураковъ, какими должны были быть всѣ странствующ³е рыцари прошедшихъ временъ! О нынѣшнихъ я не говорю ничего; такъ какъ ваша милость изъ ихъ числа, то я оказываю имъ уважен³е,- и такъ какъ я знаю, что ваша милость можете дать нѣсколько очковъ впередъ д³аволу во всемъ, что вы говорите, и во всемъ, что думаете. - Я съ вами буду держать пари, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- что теперь, когда вы говорите въ свое удовольств³е и никто васъ не останавливаетъ, вы уже вы чувствуете боли во всемъ своемъ тѣлѣ. Говорите, сынъ мой, говорите все, что вамъ придетъ на мысль и на языкъ. Чтобы только вы не чувствовали больше никакой боли, я приму за удовольств³е ту досаду, которую причиняютъ мнѣ ваши дерзости, а если вы такъ желаете возвратиться домой, чтобы увидать снова свою жену и дѣтей, сохрани меня Богъ помѣшать вамъ въ этомъ. У васъ есть мои деньги. Сочтите, сколько времени прошло съ третьяго вашего выѣзда изъ нашей деревни; сочтите затѣмъ, сколько вы можете и должны зарабатывать въ мѣсяцъ, и заплатите себѣ собственными своими руками. - Когда я былъ въ услужен³и у Томе Карраско, который былъ отцомъ баккалавра Самсона Карраско, какъ вашей милости хорошо извѣстно, то я получалъ по два дуката въ мѣсяцъ кромѣ харчей. У вашей милости я не знаю, сколько я могу получать, но я знаю, что гораздо труднѣе быть оруженосцемъ странствующаго рыцаря, нежели служить земледѣльцу, потому что мы, работающ³е у земли, знаемъ, что какова-бы ни была дневная работа и какъ бы плохо намъ ни приходилось, но, когда ночь наступаетъ, мы ужинаемъ изъ общаго котла и ложимся спать въ постель, чего я не дѣлалъ съ сихъ поръ, какъ служу у вашей милости, если не считать короткаго времени, которое мы провели у Донъ-Д³его де Миранда, вкусныхъ блюдъ, которыя я получилъ изъ котловъ Камачо, и того, что я пилъ, ѣлъ и спалъ у Базил³о. Во все остальное время я спалъ на жесткой землѣ, подъ открытымъ небомъ, подвергаясь тому, что вы называете немилостью неба, питаясь остатками сыра и корками хлѣба и п³я только воду то изъ источниковъ, то изъ колосковъ, которые мы встрѣчаемъ въ пустыняхъ, гдѣ блуждаемъ. - Хорошо,- возразилъ Донъ-Кихотъ,- я предположу, Санчо, что все, что вы говорите, правда; но сколько же, по вашему, больше долженъ я вамъ дать противъ того, что давалъ вамъ Томе Карраско? - По моему,- отвѣчалъ Санчо,- если ваша милость прибавите только по два реала въ мѣсяцъ, я буду считать, что хорошо вознагражденъ. Это касается моего труда, но что касается обѣщан³я вашей милости дать мнѣ управлен³е островомъ, то справедливо было бы прибавить къ этому еще шесть реаловъ, что составятъ всего на всего тридцать реаловъ. - Очень хорошо,- продолжалъ Донъ-Кихотъ.- Прошло двадцать пять дней съ того времени, какъ мы выѣхали изъ нашей деревни. Сочтите, Санчо, сколько вамъ приходится по расчету того вознагражден³я, которое вы сами себѣ назначили. Узнайте, сколько я вамъ долженъ, и заплатите себѣ, какъ я уже сказалъ, собственными руками. - Пресвятая дѣва! - воскликнулъ Санчо, какъ ваша милость ошибаетесь въ сдѣланномъ расчетѣ. За обѣщан³е острова надо считать со дня, когда ваша милость дали обѣщан³е, и до настоящаго часа. - Хорошо, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- а давно ли я обѣщалъ вамъ этотъ островъ? - Если не ошибаюсь, такъ этому должно быть двадцать лѣтъ, можетъ быть дня на три больше или меньше." При этихъ словахъ Донъ-Кихотъ ударилъ себя ладонью по лбу и разразился смѣхомъ: "Побойся Бога,- сказалъ онъ;- за все время, проведенное мною въ С³ерра Моренѣ и во всѣхъ моихъ путешеств³яхъ, не прошло и двухъ мѣсяцевъ, а ты говоришь, что я обѣщалъ тебѣ этотъ островъ двадцать лѣтъ назадъ. Я вижу, что ты хочешь, чтобы всѣ мои деньги, находящ³яся у тебя, пошли тебѣ въ вознагражден³е. Если таково твое желан³е, то я тебѣ сейчасъ же готовъ ихъ отдать; бери ихъ, и да доставятъ онѣ тебѣ великое благо, потому что, чтобы избавиться отъ такого дурного оруженосца, я ото всего сердца готовъ остаться бѣднымъ и безъ единаго обола. И скажи мнѣ, предатель устава, предписаннаго оруженосцамъ странствующаго рыцарства, гдѣ ты видѣлъ или читалъ, чтобы оруженосецъ странствующаго рыцаря принялся считаться со своимъ господиномъ и говорилъ ему: "Мнѣ слѣдуетъ столько то въ мѣсяцъ за то, что я вамъ служу?" Войди, проникни, о предатель, бандитъ и вампиръ,- потому что ты похожъ на все это,- погрузись, говорю я, въ mare magnum рыцарскихъ истор³й, и если ты найдешь, что какой-либо оруженосецъ когда-либо говорилъ или думалъ такъ, какъ ты сейчасъ говорилъ, я согласенъ, чтобы ты вбилъ мнѣ гвоздь въ лобъ и, кромѣ того, чтобы ты далъ мнѣ четыре удара въ лицо наотмашь. Ступай, поверни за узду или за недоуздокъ своего осла и возвратись домой, потому что ты болѣе ни одного шага не проѣдешь со мной. О, дурно отплаченный хлѣбъ! о, обѣщан³я, обращенныя въ дурную сторону! о, человѣкъ, болѣе привязанный къ животному, нежели къ человѣку! И теперь, когда я хотѣлъ дать тебѣ положен³е, въ которомъ, на зло твоей женѣ, тебя называли бы синьоромъ, теперь ты меня оставляешь? Теперь ты уходишь, когда я твердо рѣшился сдѣлать тебя господиномъ лучшаго острова въ м³рѣ? Но, какъ ты много разъ говорилъ, медъ созданъ не для ослинаго рта. Оселъ ты еси, осломъ будешь и осломъ умрешь, когда кончится твоя жизнь, потому что, на мой взглядъ, она достигнетъ послѣдняго своего предѣла прежде, нежели ты осмотришься, что ты не болѣе какъ скотина!"

   Санчо пристально смотрѣлъ на Донъ-Кихота въ то время, какъ-тотъ обращался къ нему съ этими горькими упреками. Онъ чувствовалъ себя охваченнымъ такимъ сожалѣн³емъ, такими угрызен³ями совѣсти, что слезы выступили у него на глазахъ. "Добрый господинъ мой,- сказалъ онъ голосомъ печальнымъ и прерывающимся:- я признаюсь, что мнѣ недостаетъ только хвоста, чтобы быть совершеннѣйшимъ осломъ. Если ваша милость захотите мнѣ его прицѣпить, я буду считать, что тутъ ему и мѣсто, и я буду служить вамъ осломъ, вьючной скотиной во всѣ дни моей остальной жизни. Ваша милость, простите меня и пожалѣйте мою молодость. Обратите вниман³е на то, что я ничему не учился, и если я много говорю, то не изъ лукавства, а изъ невѣжества. Но повинную голову и мечъ не сѣчетъ. - Я былъ бы очень удивленъ, Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ,- если бы ты не примѣшалъ къ своей рѣчи какой либо поговорки. Ну, я тебѣ прощаю, если ты только исправишься и не будешь впредь такъ слѣдить за собственными интересами. Вооружись, напротивъ, мужествомъ, ободрись и терпѣливо дожидайся исполнен³я моихъ обѣщан³й, которое можетъ замедляться, но которое не невозможно." Санчо отвѣчалъ, что будетъ слушаться, хотя бы въ ущербъ своимъ интересамъ. Послѣ этого они въѣхали въ лѣсъ, и Донъ-Кихотъ расположился у поднож³я одного вяза, а Санчо у поднож³я бука, потому что у этихъ деревьевъ и другихъ подобныхъ всегда есть ноги и никогда нѣтъ рукъ. Санчо провелъ мучительную ночь, потому что ударъ дубиной сильнѣе давалъ себя звать отъ вечерней росы. Донъ-Кихотъ провелъ ее въ своихъ постоянныхъ воспоминан³яхъ. Тѣмъ не менѣе они оба предались сну, и на другой день на разсвѣтѣ продолжали свой путь, въ берегамъ достославной рѣки Эбро, гдѣ съ ними случилось то, что будетъ разсказано въ слѣдующей главѣ.

  

   Шагъ за шагомъ, чрезъ два дня послѣ выхода изъ лѣсу, Донъ-Кихотъ и Санчо достигли побережья Эбро. Видъ этой рѣки доставилъ большое удовольств³е Донъ-Кихоту. Онъ созерцалъ, онъ любовался красотой ея береговъ, чистотой ея водъ, спокойств³емъ ея течен³я, обил³емъ ея хрустальной влаги, и этотъ очаровательный видъ пробудилъ въ его памяти тысячи любовныхъ мыслей. Прежде всего онъ вспомнилъ то, что видѣлъ въ пещерѣ Монтезиноса: потому что хотя обезьяна Петра и сказала ему, что факты были тамъ наполовину истинны, на половину ложны, но онъ болѣе увѣренъ былъ въ ихъ истинности, нежели ложности, въ противоположность Санчо, который призналъ ихъ сплошь ложными.

   Подвигаясь такимъ образомъ, онъ внезапно замѣтилъ небольшую лодку безъ веселъ и снастей, привязанную у берега къ древесному стволу {Это приключен³е съ очарованной лодкой встрѣчается часто въ рыцарскихъ книгахъ. Оно есть въ Амадисѣ Галльскомъ (кн. IV, гл. XII), въ Оливанте Даурскомъ (кн. II, гл. I.) и др.}. Донъ-Кихотъ посмотрѣлъ во всѣ стороны и не увидалъ ни одной живой души. Недолго думая, онъ соскочилъ съ Россананта, потомъ отдалъ приказъ и Санчо сойти съ осла и хорошенько привязать обоихъ животныхъ вмѣстѣ къ поднож³ю тополя или ивы, находившейся тутъ же. Санчо спросилъ у него, что за причина такого внезапнаго движен³я и почему надлежало привязать животныхъ. "Узнай, о Санчо!- отвѣтилъ Донъ-Кихотъ,- что эта лодка прямо безспорно зоветъ меня и приглашаетъ войти въ нее, чтобы этимъ путемъ пр³йти на помощь какому-то рыцарю или другой знатной особѣ, которая находится въ большомъ затруднен³и. Таковъ, дѣйствительно, обычай въ рыцарскихъ книгахъ и у чародѣевъ, являющихся и бесѣдующихъ въ этихъ истор³яхъ, какъ только рыцарь подвергается какой-либо опасности, отъ которой можетъ его освободить лишь рука другого рыцаря, хотя бы они находились другъ отъ друга въ двухъ или трехъ тысячахъ миль или даже больше, чародѣя берутъ предполагаемаго спасителя, увлекаютъ его въ облака или посылаютъ ему лодку, чтобы онъ въ нее сѣлъ, и во мгновен³е ока они переносятъ его по воздуху или по морю куда хотятъ или гдѣ нуждаются въ его помощи. Безъ сомнѣн³я, о Санчо, эта лодка поставлена здѣсь съ такою же цѣлью; это такъ же вѣрно, какъ то, что теперь день, и прежде нежели ночь наступила, привяжи Россинанта и осла, а тамъ - съ Божьей помощью, потому что я сяду въ лодку, хотя бы босоног³е монахи просили меня не дѣлать этого. - Такъ какъ дѣло обстоитъ такимъ образомъ,- отвѣчалъ Санчо,- и такъ какъ ваша милость во что бы то мы стало хотите сдѣлать то, что я долженъ былъ бы назвать безум³емъ, то мнѣ остается только повиноваться и опустить голову, согласно изречен³ю: "Дѣлай, что велитъ тебѣ твой господинъ, и садись за столъ около него." Во всякомъ случаѣ я для очистки своей совѣсти я все-таки скажу вашей милости, что мнѣ кажется, что лодка эта принадлежитъ не чародѣямъ, а какому-нибудь рыбаку съ этого берега, гдѣ ловятся лучш³я во всемъ свѣтѣ желѣзницы."

   Санчо говорилъ это, привязывая животныхъ и оставляя ихъ на произволъ чародѣевъ къ большому своему душевному прискорб³ю. Донъ-Кихотъ сказалъ ему: "Не огорчайся судьбой этихъ животныхъ. Тотъ, кто отправитъ насъ на дальнюю дистанц³ю, позаботятся и объ ихъ пропитан³и.- Я не понимаю слова дистанц³я,- сказалъ Санчо,- я въ жизнь свою не слыхалъ его.- Дистанц³я,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- значитъ разстоян³е. Я не удивляюсь, что ты этого слова не знаешь, потому что ты не обязанъ знать по-латыни, какъ знаютъ будто бы друг³е, въ сущности тоже не знающ³е этотъ языкъ.- Вотъ животныя и привязаны,- сказалъ Санчо.- Что теперь дѣлать? - Что теперь дѣлать? Осѣнить себя крестомъ и сняться съ якоря; я хочу сказать, сѣсть въ лодку и отрѣзать канатъ, которымъ лодка привязана. - Онъ тотчасъ вскочилъ въ нее, сопровождаемый Санчо, отрѣзалъ веревку и лодка мало-по-малу стала отдаляться отъ берега. Увидавъ себя окруженнымъ водою, Санчо задрожалъ, считая себя погибшимъ, но ничто не причиняло ему такого огорчен³я, какъ ревъ осла и старан³я Россинанта освободиться отъ привязи. Онъ сказалъ своему господину: "Оселъ стонетъ, тронутый нашимъ отсутств³емъ, а Россинантъ хочетъ возвратить себѣ свободу, чтобы послѣдовать на нами. О, возлюбленные друзья, оставайтесь въ м³рѣ, и да возвратитъ насъ въ вамъ, успокоившись, то безум³е, которое удаляетъ насъ теперь отъ васъ." Высказавъ это, онъ принялся плакать такъ горько, что Донъ-Кихотъ нетерпѣливо сказалъ ему: "Чего ты боишься, трусливое создан³е? Чего ты плачешь, сердце изъ сладкаго тѣста? Кто тебя преслѣдуетъ, кто тебя гонитъ, мужество казарменной крысы? Что недостаетъ тебѣ, нуждающ³йся среди изобил³я? Ужъ не приходится ли тебѣ проходить босикомъ по Скалистымъ горамъ? Развѣ не сидишь ты на доскѣ, какъ велик³й герцогъ, слѣдуя по спокойному течен³ю этой очаровательной рѣки, изъ которой мы вступимъ въ безбрежное море? Но мы уже должны быть въ немъ, проѣхали мы уже семьсотъ или восемьсотъ миль. Ахъ! еслибы у меня была здѣсь астроляб³я для опредѣлен³я высоты полюса, я бы тебѣ сказалъ, сколько миль мы проѣхали. Но въ сущности, если я не ошибаюсь, мы уже прошли или сейчасъ пройдемъ равноденственную лин³ю, отдѣляющую и отрѣзающую на двѣ равныя половины разстоян³е между обоими противоположными полюсами. - А когда мы дойдемъ до этой лин³и, о которой ваша милость говорите,- спросилъ Санчо,- какое разстоян³е мы проѣдемъ? - Большое,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- потому что изъ трехсотъ шестидесяти градусовъ, на которые, по исчислен³ю Птоломея, величайшаго изъ извѣстныхъ космографовъ, дѣлятся земной и водяной шаръ, мы проѣдемъ ровно половину, если дойдемъ до лин³и, о которой я говорю. Ты долженъ знать, Санчо, что испанцы и всѣ ѣдущ³е изъ Кадикса въ восточную Инд³ю однимъ изъ признаковъ, указывающихъ на то, что они прошли равноденственную лин³ю, считаютъ то обстоятельство, что вши умираютъ на всѣхъ людяхъ, находящихся на суднѣ, и что ни одной изъ нихъ нельзя найти на кораблѣ ни на вѣсъ золота. Поэтому, Санчо, проведи рукой по одной изъ своихъ ляшекъ: если ты встрѣтишь какое-либо живое существо, мы освободимся отъ вашего сомнѣн³я; если же нѣтъ, мы стало быть прошли лин³ю. - Я не вѣрю во все это,- отвѣчалъ Санчо,- но все-таки сдѣлаю, что ваша милость приказываете, хотя я не понимаю необходимости этихъ опытовъ, потому что вижу собственными глазами, что мы не прошли и пяти саженей по рѣкѣ и даже и на двѣ сажени не отъѣхали ниже этихъ бѣдныхъ животныхъ. Вонъ и Россинантъ и оселъ находятся тамъ же, гдѣ мы ихъ оставили, а если мое измѣрен³е вѣрно, то мы подвигаемся не быстрѣе муравья. - Сдѣлай, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ,- сдѣлай ту провѣрку, о которой я говорю, и не смущайся ничѣмъ другимъ. Ты не имѣешь понят³я о томъ, что такое колур³я, мерид³аны, параллели, зод³аки, эклиптики, полюсы, солнцестоян³е, равноденств³е, планеты, знаки, градусы и всѣ измѣрен³я, изъ которыхъ составляется сфера небесная и сфера земная. Если бы ты зналъ все это или часть этого, ты бы ясно увидалъ, сколько параллелей мы пересѣкли, сколько знаковъ зод³ака мы пробѣжали, сколько созвѣзд³й мы оставили позади себя. Но, я повторяю, пощупай себя, поищи повсюду, потому что я думаю, что ты теперь чище и опрятнѣе листа бѣлой бумаги."

   Санчо ощупалъ себя, осторожно просунулъ руку въ складки на лѣвой колѣнкѣ, затѣмъ поднялъ голову, посмотрѣлъ на своего господина и сказалъ:- Или опытъ этотъ невѣренъ или мы еще не доѣхали до мѣста, о которомъ говоритъ ваша милость, ни даже на много миль оттуда. - Какъ! - спросилъ Донъ-Кихотъ,- неужели ты нашелъ одну? - И даже много,- отвѣчалъ Санчо,- потомъ потрясъ своими пальцами и вымылъ всю руку въ рѣкѣ, по которой спокойно скользила лодка въ самой срединѣ течен³я, не руководимая никакимъ тайнымъ духомъ, никакимъ невидимымъ чародѣемъ, а всего только течен³емъ, которое было въ это время тихо и спокойно. Тутъ они замѣтили большую мельницу, поставленную посреди рѣки, и Донъ-Кихотъ, едва лишь увидавши ее вскричалъ громкимъ голосокъ: "Схотри, другъ Санчо, вотъ какъ совершается открыт³е города, замка или крѣпости, гдѣ долженъ находиться какой-либо угнетенный рыцарь, какая-либо похищенная королева, инфанта или принцесса, на помощъ которыхъ я сюда приведенъ. - Какого чорта городъ, крѣпость или замокъ, говорите вы, господинъ? - отвѣчалъ Санчо.- Развѣ вы не видите, что это водяная мельница, построенная на рѣкѣ, мельница для размола хлѣба? - Молчи, Санчо,- воскликнулъ Донъ-Кихотъ. - Хотя это имѣетъ видъ мельницы, но это не то. Развѣ я не говорилъ тебѣ уже, что волшебники искажаютъ внѣшность вещей и заставляютъ ихъ выходить изъ естественнаго своего состоян³я? Я не хочу этимъ сказать, чтобы они дѣйствительно превращали одно существо въ другое, но что они заставляютъ ихъ казаться чѣмъ-либо другимъ, какъ доказываетъ опытъ съ превращен³емъ Дульцинеи, единственнаго прибѣжища моихъ надеждъ." Пока они такъ говорили, лодка, достигнувъ средины течен³я рѣки, стала подвигаться съ меньшей медленностью, нежели раньше. Мельники, увидѣвш³е приближен³е этой лодки, подвергавшейся опасности быть втянутой подъ мельничныя колеса, выбѣжали въ большомъ числѣ съ шестами, чтобы остановить ее, а такъ какъ и лица и одежда ихъ покрыты были мукой, то они могли легко сойти за привидѣн³я. Они кричали изо всѣхъ своихъ силъ:- Черти, куда вылѣзете? Въ своемъ ли вы умѣ? Ужъ не хотите ли вы потонуть и быть изорванными въ куски этими колесами? - Не говорилъ-ли я тебѣ, Санчо,- воскликнулъ Донъ-Кихотъ,- что мы прибыли туда, гдѣ я долженъ показать, до какой степени можетъ доходить моя храбрость? посмотри, сколько измѣнниковъ и разбойниковъ выходятъ меня встрѣчать, сколько чудовищъ приближается ко мнѣ; сколько привидѣн³й выходятъ, чтобы напугать насъ своимъ отвратительнымъ видомъ. Ну, вы меня узнаете, отмѣнные злодѣи." Онъ поднялся въ лодкѣ на ноги и принялся изо всей силы своихъ легкихъ угрожать мельникамъ. "Сволочь низкорожденная и еще ниже образованная,- кричалъ онъ имъ,- возвратите свободу и волю лицу, которое вы держите въ плѣну въ вашей крѣпости, все равно высокаго или низкаго оно происхожден³я, все равно, какого оно зван³я. Я Донъ-Кихотъ Ламанчск³й, называемый рыцаремъ Львовъ. Мнѣ, по высшему повелѣн³ю небесъ, суждено положить конецъ этому приключен³ю." Съ послѣднимъ словомъ онъ взялъ въ руки мечъ и принялся размахивать имъ въ воздухѣ противъ мельниковъ, которые, услышавъ, но не понявъ странной его рѣчи, протянули свои шесты еще дальше, чтобы удержать лодку, подплывавшую къ шлюзному жолобу.

   Санчо сталъ на колѣни, набожно молясь небесамъ, чтобы они избавлли его отъ столь видимой опасности, что и было достигнуто ловкостью и проворствомъ мельниковъ, остановившихъ лодку, уперши въ нее свои шесты. Но имъ однако не удалось сдѣлать такъ, чтобы лодка не опрокинулась, и Донъ-Кихотъ съ Санчо не упали въ воду среди рѣки. Хорошо еще, что Донъ-Кихотъ умѣлъ плавать какъ утка, хотя тяжесть вооружен³я и заставила его два раза опускаться на дно; но если бы мельники не бросились въ воду, чтобы вытащить обоихъ, кого за голову, кого за ноги, былъ бы имъ тутъ конецъ. Когда ихъ доставили на сушу, болѣе мокрыми, нежели умирающими отъ жажды, Санчо кинулся на оба колѣна и, сложивъ руки и поднявъ глаза къ небу, сталъ просить Бога въ длинной и набожной молитвѣ объ избавлен³и его впредь отъ безразсудствъ и предпр³ят³й его господина.

   Въ это время прибыли рыбаки, владѣльцы лодки, которую мельничныя колеса разбили въ дребезги. Увидавъ ее изломанной, они кинулись на Санчо, чтобы раздѣть его, и потребовали, чтобы Донъ-Кихотъ вознаградилъ ихъ за убытки. Съ великимъ хладнокров³емъ и словно съ нимъ ничего не случилось Донъ-Кихотъ отвѣчалъ мельникамъ и рыбакамъ, что заплатитъ весьма охотно при услов³и однако, чтобы они возвратили полную свободу особѣ или особамъ, которыя стенаютъ въ этомъ замкѣ. "О какихъ особахъ и о какомъ замкѣ говоришь ты, безмозглый? - спросилъ одинъ изъ мельниковъ.- Ужъ не хочешь ли ты увести людей, которые размалываютъ хлѣбъ на этой мельницѣ? - Довольно,- сказалъ про себя Донъ-Кихотъ.- Стараться принудить эту сволочь къ доброму дѣлу просьбами - значитъ проповѣдывать въ пустынѣ. Въ этомъ дѣлѣ кромѣ того должно быть столкнулись два могущественныхъ волшебника, одинъ изъ которыхъ мѣшаетъ тому, что другой затѣваетъ. Одинъ изъ нихъ послалъ мнѣ лодку, другой заставилъ меня нырнуть въ воду. Да вмѣшается въ это дѣло Господь, потому что свѣтъ состоитъ только изъ махинац³й, одна другой противостоящихъ; я больше ничего не могу сдѣлать." Потомъ, возвысивъ голосъ и смотря на мельницу, онъ продолжалъ такъ: Друзья, кто бы вы ни были, заключенные въ этой темницѣ! простите меня! Мое и ваше несчаст³я не допускаютъ, чтобы я извлекъ васъ изъ этого томительнаго положен³я. Безъ сомнѣн³я, другому рыцарю суждено совершить этотъ подвигъ."

   Послѣ этого онъ вступилъ въ переговоры съ рыбаками и заплатилъ имъ за лодку пятьдесятъ реаловъ, которые Санчо и выдалъ весьма неохотно. "Еще два подобныхъ прыжка, какъ нынѣшн³й,- сказалъ онъ,- и мы выбросимъ въ воду все свое состоян³е." Рыбаки и мельники, полные удивлен³я, смотрѣли на эти двѣ фигуры, столь необычныя. Они не могли понять, что означали вопросы Донъ-Кихота и рѣчи, съ которыми онъ къ нимъ обращался. Сочтя ихъ обоихъ сумасшедшими, они ихъ отпустили и сами удалялись, одни на мельницу, друг³е въ свои хижины. А Донъ-Кихотъ съ Санчо возвратились къ своимъ животнымъ и остались такими же глупцами, какъ и были, и... вотъ конецъ приключен³я съ очарованной лодкой.

  

   Рыцарь и оруженосецъ подошли съ своимъ животнымъ печальные, съ опущенными носами и въ дурномъ настроен³и духа, особенно Санчо, для котораго отдавать деньги было все равно, что отдавать свою душу, потому что ему казалось, что, вынимая ихъ изъ кошелька, онъ вынимаетъ зеницу своего ока. Не сказавъ другъ другу вы слова, они сѣли оба верхомъ и удалились отъ пресловутой рѣки, Донъ-Кихотъ погруженный въ мысли о своей любви, а Санчо - въ мысли о пр³обрѣтен³и состоян³я, которое казалось ему болѣе отдаленнымъ, нежели прежде. Поэтому онъ искалъ случая, не вступая въ расчеты и не прощаясь со своимъ господиномъ, въ одинъ прекрасный день удрать и возвратиться домой. Но судьба устроила дѣло совсѣмъ обратно тому, чего онъ опасался.

   Случилось такъ, что на другой день, при заходѣ солнца и при выѣздѣ изъ лѣса, Донъ-Кихотъ бросилъ взоръ на зеленый лугъ. На противоположномъ концѣ котораго онъ увидалъ людей и, подъѣхавъ къ нимъ совсѣмъ близко, онъ узналъ, что это компан³я охотниковъ высокаго полета {Такъ называлась соколиная охота за высоколетающей птицей, какъ цапля, журавль, дикая утка и т. п. Этимъ удовольств³емъ пользовались только принцы и важные баре.}. Онъ подвинулся еще ближе и увидалъ въ ихъ числѣ изящную даму, верхомъ на дамской лошади или иноходцѣ совершеннѣйшей бѣлизны, въ зеленой сбруѣ и подъ сѣдломъ, оправленнымъ въ серебро. Дама сама также была одѣта въ зеленое съ такимъ вкусомъ и съ такою роскошью, что казалась воплощеннымъ изяществомъ. Въ лѣвой рукѣ она держала сокола, что показало Донъ-Кихоту, что она знатная дама и что она должна быть госпожей всѣхъ этихъ охотниковъ, что и было въ дѣйствительности. Поэтому онъ сказалъ Санчо: "Побѣги, сынъ мой Санчо, побѣги и скажи этой дамѣ съ иноходцемъ и соколомъ, что я, рыцарь Львовъ, лобызаю руки ея великой красоты, и если ея свѣтлость дозволитъ, то я явлюсь лично для лобызан³й и для служен³я ей во всемъ, что позволятъ совершить мои силы, во всемъ, что свѣтлость ея мнѣ предпишетъ. И будь остороженъ, Санчо, въ томъ, что будешь говорить: не вздумай вшить въ свое посольство, по-своему обыкновен³ю, какой-либо поговорки. - Нашли вы шваля! - отвѣчалъ Санчо.- И къ чему этотъ совѣтъ? Словно я первый разъ въ жизни отправляюсь съ посольствами къ высокимъ и могущественнымъ дамамъ? - Кромѣ посольства въ доньѣ Дульцинеѣ Тобозской,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- я не знаю никакихъ другихъ, съ которыми ты отправлялся, по крайней мѣрѣ съ тѣхъ поръ, какъ ты находишься у меня на службѣ. - Это такъ,- отвѣчалъ Санчо,- но нашъ пострѣлъ вездѣ поспѣлъ, и было бы корыто, а черти найдутся. Потому что я знаю всего по немногу и немного годенъ на все. - Я это знаю, Санчо,- сказалъ Донъ-Кихотъ.- Отправляйся же въ добрый часъ, и Господь съ-тобою."

   Санчо понесся какъ стрѣла, погнавъ осла въ галопъ, и тотчасъ подъѣхалъ къ прекрасной охотницѣ. Онъ сошелъ съ своего сѣдла, стадъ предъ нею на оба колѣна и сказалъ ей: "Прекрасная и благородная дама, этотъ рыцарь, который тамъ виднѣется и котораго зовутъ рыцаремъ львовъ, есть мой господинъ, а я его оруженосецъ, и зовутъ меня дома Санчо Панса. Названный рыцарь львовъ, котораго еще недавно называли рыцаремъ Печальнаго Образа, посылаетъ меня спросить у вашего велич³я, не соблаговолите ли и не разрѣшите ли ему для вашего удовольств³я и съ добраго вашего соглас³я явиться и привести въ дѣйств³е его желан³е, которое въ томъ только и состоитъ, какъ онъ самъ говоритъ и какъ я думаю, чтобы послужить вашему высокому соколинству и вашей несравненной красотѣ. Давъ ему это позволен³е, ваша барская милость совершите дѣло, которое обратится вамъ на пользу, а господину моему доставитъ большую милость и большое удовлетворен³е. - Подлинно, добрый оруженосецъ,- отвѣчала дама,- вы выполнили свое посольство со всѣми формальностями, которыхъ подобныя поручен³я требуютъ. Подымитесь съ земли, потому что несправедливо, чтобы оруженосецъ столь великаго рыцаря, какъ рыцарь Печальнаго Образа, о которомъ мы много слышали, оставался на колѣняхъ. Подымитесь, другъ, к скажите вашему господину, что ему будутъ очень рады и что мы, мой супругъ, герцогъ, и я, предлагаемъ къ его услугамъ нашъ увеселительный замокъ, который находится здѣсь по близости.

   Санчо поднялся не менѣе пораженный очаровательностью прекрасной дамы, нежели ея чрезвычайной обходительностью, а, главнымъ образомъ, тѣмъ, что она сказала, что знаетъ о его господинѣ, рыцарѣ Печальнаго Образа, котораго она же назвала рыцаремъ Львовъ безъ сомнѣн³я потому, что онъ совсѣмъ недавно назвалъ себя такъ. "Скажите мнѣ, братъ оруженосецъ,- спросила его герцогиня (которой титулъ только и былъ извѣстенъ и которой имя такъ и останется скрытымъ {Эти слова доказываютъ, что Сервантесъ не хотѣлъ называть ни одного изъ грандовъ своего времени и что его герцогъ и герцогиня суть личности совершенно выдуманныя. По мѣстоположен³ю предполагали, однако, что замокъ, гдѣ Донъ-Кихоту оказанъ былъ столь хорош³й пр³емъ, былъ увеселительный домъ, подъ назван³емъ Буэнав³я, находивш³йся близъ Педролы въ Арагон³и и принадлежавш³й герцогамъ Виллагермоза.}, скажите мнѣ, не объ этомъ ли рыцарѣ - вашемъ господинѣ и распространена печатная книга? Не онъ-ли называется хитроумнымъ гидальго Донъ-Кихотомъ Ламанчскимъ, и дама его сердца - не извѣстная ли Дульцинея Тобозская? - Онъ самый, сударыня,- отвѣчалъ Санчо,- и этотъ его оруженосецъ, который играетъ роль или долженъ играть роль въ этой его истор³и и котораго зовутъ Санчо Панса, это я, къ вашимъ услугамъ, если меня не обмѣнили въ колыбели, то есть, я хочу сказать, если меня не обмѣнили въ типограф³и. - Все это меня очень радуетъ,- сказала герцогиня.- Ступайте, братъ Панса, скажите вашему господину, что онъ будетъ желаннымъ гостемъ въ моихъ владѣн³яхъ, и ничто не могло бы доставить мнѣ большаго удовольств³я, нежели его присутств³е."

   Съ такимъ пр³ятнымъ отвѣтомъ Санчо возвратился полный радости къ своему господину и передалъ ему все, что сказала важная дама, которой онъ превозносилъ до небесъ, со своими мужицкими выражен³ями, и удивительную красоту, и грац³ю, и обходительность. Донъ-Кихотъ весело вспрыгнулъ въ сѣдло, хорошенько продѣлъ ноги въ стремена, поправилъ свое забрало, пришпорилъ Россинанта и, принявъ непринужденный видъ, отправился лобызать руки герцогинѣ, которая послала за герцогомъ, своимъ супругомъ, и, пока Донъ-Кихотъ подъѣзжалъ къ нимъ, разсказала ему о принятомъ ею посольствѣ. Оба они читали первую часть этого повѣствован³я и знакомы были со страннымъ нравомъ Донъ-Кихота. Поэтому они ожидали съ крайнимъ нетерпѣн³емъ знакомства съ нимъ съ намѣрен³емъ исполнять всѣ его прихоти, соглашаться съ нимъ во всемъ, что онъ скажетъ, наконецъ поступать съ нимъ, какъ со странствующимъ рыцаремъ во все время, которое онъ у нихъ пробудетъ, выполняя всѣ церемон³и, употребительныя въ рыцарскихъ книгахъ, которыхъ они прочли множество, такъ какъ были до нихъ большими охотниками.

   Въ эту минуту появился Донъ-Кихотъ съ поднятымъ забраломъ, и такъ какъ онъ сдѣлалъ видъ, что намѣренъ сойти съ лошади, то Санчо бросился помогать ему. Но онъ былъ такъ несчастенъ, что, сходя съ осла, такъ запутался въ веревкѣ сѣдла, что не могъ никакъ выпутаться изъ нея и повисъ, ртомъ и грудью касаясь земли. Донъ-Кихотъ, не привыкш³й сходить съ лошади безъ того чтобы ему не поддерживали стремя, и воображая, что Санчо находится уже подлѣ него, бросился внизъ всею тяжестью своего тѣла и увлекъ за собою сѣдло Россинанта, которое, безъ сомнѣн³я, было плохо подтянуто, такъ что и сѣдло и онъ вмѣстѣ упали на землю, не безъ большого конфуза для него и при тысячѣ проклят³й, которыя онъ сквозь зубы посылалъ по адресу Санчо, все еще остававшагося съ ногой въ западнѣ. Герцогъ послалъ своихъ охотниковъ на помощь къ рыцарю и его оруженосцу. Они подняли Донъ-Кихота, который, весь разбитый паден³емъ, прихрамывая кое-какъ добрался, чтобы преклонить колѣени предъ ихъ свѣтлостями, но герцогъ не допустилъ этого. Онъ самъ сошелъ съ лошади и обнялъ Донъ-Кихота. "Сожалѣю, господинъ рыцарь Печальнаго Образа,- сказалъ онъ,- что первое посѣщен³е вашею милостью моихъ владѣн³й было сопряжено съ такой для васъ непр³ятностью, какъ сейчасъ, но нерачительность оруженосцевъ бываетъ часто причиною и худшихъ происшеств³й. - То, что доставляетъ мнѣ честь видѣть васъ, о доблестный принцъ,- отвѣчалъ Донъ-Кихотъ,- не можетъ ни въ какомъ случаѣ быть непр³ятно, если бы даже мое паден³е окончилось въ глубинѣ безднъ, ибо блаженство, вызванное тѣмъ, что я васъ видѣлъ, достаточно было бы для того, чтобы вывести меня оттуда. Мой оруженосецъ, да проклятъ онъ будетъ Богомъ, лучше умѣетъ развязывать свой языкъ, нежели связывать и подтягивать сѣдло, чтобы оно хорошо держалось. Но въ какомъ бы положен³и я ни былъ, распростертый или поднятый, стоя на ногахъ или верхомъ на лошади, я всегда буду къ услугамъ вашимъ и достойной подруги вашей, достойной царицы красоты и всемирной государыни учтивости. - Осторожнѣе, осторожнѣе, милостивѣйш³й государь Донъ-Кихотъ,- сказалъ герцогъ:- тамъ, гдѣ господствуетъ госпожа донья Дульцинея Тобозская, несправедливо хвалить очаровательность другихъ."

   Въ это время Санчо освободился изъ силковъ и, подошедши къ Донъ-Кихоту, заговорилъ прежде, нежели его господинъ успѣлъ отвѣтить: "Нельзя отрицать,- сказалъ онъ,- госпожа Дульцинея Тобозская необычайно прекрасна, и я готовъ принести въ этомъ присягу, но всѣмъ сестрамъ по серьгамъ, и я слышалъ, что то, что называютъ природой, все равно что горшечникъ, дѣлающ³й горшки изъ глины. Кто дѣлаетъ одинъ красивый горшокъ, можетъ сдѣлать ихъ и два, и три, и сотню. Если я это говорю, то потому что, честное слово, госпожѣ герцогинѣ не въ чемъ позавидовать нашей госпожѣ Дульцинеѣ Тобозской." Донъ-Кихотъ, обращаясь къ герцогинѣ, сказалъ затѣмъ: "Ваше велич³е должно знать, что никогда въ м³рѣ ни у одного странствующаго рыцаря не было болѣе болтливаго и болѣе шутливаго оруженосца, нежели мой, и онъ докажетъ, что я говорю правду, если ваше высокопревосходительство соблаговолите удержать меня въ вашемъ распоряжен³и нѣсколько дней." Герцогиня отвѣчала: "Если добрый Санчо любитъ шутить, я его уважаю еще болѣе, потому что это доказываетъ, что онъ уменъ. Остроты, неожиданныя выходки, тонк³я шутки, какъ ваша милость сами отлично знаете, синьоръ Донъ-Кихотъ, не составляютъ удѣла умовъ тяжелыхъ и грубыхъ; а такъ какъ добрый Санчо хохотунъ и шутникъ, то я его впредь буду считать человѣкомъ умнымъ.- И болтуномъ,- присовокупилъ Донъ-Кихотъ. - Тѣмъ лучше,- заговорилъ герцогъ,- потому что многихъ остротъ нельзя высказать въ немногихъ словахъ. - Но чтобы самимъ намъ не терять времени въ разговорахъ, отправимся, и пусть велик³й рыцарь Печальнаго Образа... - Рыцарь львовъ, слѣдуетъ говорить вашей милости,- перебилъ Санчо,- потому что печальнаго образа болѣе нѣтъ. Знамя теперь львиное. - Я говорю, - продолжалъ герцогъ,- пусть рыцарь Львовъ сопровождаетъ насъ въ одинъ изъ моихъ замковъ, который находится по близости. Онъ встрѣтитъ тамъ пр³емъ, подобающ³й столь высокой особѣ и въ которомъ герцогиня и я никогда не откажемъ ни одному изъ странствующ³хъ рыцарей, туда являющихся."

   Санчо между тѣмъ поднялъ и надѣлъ сѣдло на Россинанта. Донъ-Кихотъ снова сѣлъ на своего бѣгуна, а герцогъ на великолѣпную лошадь, и, занявъ мѣста на обѣ стороны герцогини, они направились къ замку. Герцогиня подозвала Санчо и велѣла ему ѣхать съ собою рядомъ, потому что ее очень занимали его шутовск³я выходки. Санчо не заставилъ себя просить и вмѣшавшись въ среду троихъ важныхъ баръ, принялъ участ³е въ бесѣдѣ къ большому удовольств³ю герцогини и ея, мужа, на долю которыхъ выпало совершенно неожиданно счаст³е пр³ютить въ своемъ замкѣ подобнаго странствующаго рыцаря и подобнаго говорливаго оруженосца.

  

   Санчо былъ мнѣ себя отъ радости, что сталъ съ герцогиней на такую пр³ятельскую ногу, представляя себѣ, что въ ея замкѣ найдетъ то, что нашелъ уже разъ у Дона-Д³его и у Базил³о. При своей всегдашней слабости къ сладостямъ хорошей жизни, онъ каждый разъ пользовался, когда представлялся удобный случай для кутежа. Истор³я повѣствуетъ, что, прежде нежели они прибыли къ замку, или увеселительному домику, герцогъ проѣхалъ впередъ и отдалъ приказъ всѣмъ своимъ слугамъ, какъ обращаться съ Донъ-Кихотомъ. Только что онъ съ герцогиней показался у воротъ замка, какъ изъ нихъ появились два лакея или два конюха, которые, одѣтые до самыхъ пятъ въ как³е-то халаты изъ малиноваго атласа, подхватили Донъ-Кихота на руки, сняли его съ сѣдла и сказали ему: "Соблаговолите теперь, ваше велич³е, снять съ коня госпожу герцогиню." Донъ-Кихотъ повиновался; но несмотря на безконечные комплименты и церемон³и, несмотря на безконечные просьбы и отказы, герцогиня упорно осталась при своемъ. Она рѣшила сойти только при помощи герцога, сказавъ, что не считаетъ себя достойною утруждать столь великаго рыцаря такимъ безполезнымъ бременемъ. Наконецъ, герцогъ помогъ ей стать на землю, и, когда они всѣ вошли въ обширный парадный дворъ, двѣ красивыя дѣвушки приблизились и накинули на плечи Донъ-Кихота длинную мант³ю нѣжно малиноваго цвѣта. Тотчасъ всѣ галлереи двора покрылись домашней прислугой, которая восклицала громко: "Добро пожаловать цвѣту и сливкамъ странствующаго рыцарства!" и наперерывъ обливала изъ флаконовъ духами Донъ-Кихота и его знатныхъ хозяевъ. Все это восхитило Донъ-Кихота, и это былъ первый въ его жизни день, когда онъ счелъ и призналъ себя странствующимъ рыцаремъ истиннымъ, а не фантастическимъ, видя, что обращаются съ нимъ, такъ, какъ, судя по книгамъ, обращались съ странствующими рыцарями въ прошедш³е вѣка.

   Санчо, оставивъ своего осла, прилипъ къ подолу герцогини и съ всю вмѣстѣ вошелъ во дворецъ. Но тотчасъ, почувствовавъ угрызен³я совѣсти, что оставилъ осла совсѣмъ одного, онъ приблизился къ одной почтенной дуэньи, вышедшей вмѣстѣ съ другими встрѣтить герцогиню, и сказалъ ей тихо: "Госпожа Гонзалесъ, или какъ еще называется ваша милость...- Меня зовутъ донья Родригесъ ли Грихальва {Донъ или донья, какъ сэръ у англичанъ, ставятся только предъ именемъ. Исключен³е составляютъ только дуэньи, которымъ давали титулъ доньи предъ ихъ фамил³ями.},- отвѣчала дуэнья: - что вамъ угодно, брать? - Я хотѣлъ бы,- отвѣчалъ Санчо,- чтобы ваша милость вышли на крыльцо дворца, гдѣ вы увидите осла, который принадлежитъ мнѣ. Тогда ваша милость будете такъ добры и велите отвести или сами отведете его въ конюшню, потому что этотъ бѣдный малый немножко робокъ, и если увидитъ себя одинокимъ, онъ не будетъ знать, что съ собой дѣлать. - Если господинъ такъ же учтивъ, какъ и слуга,- отвѣчала дуэнья, - то хорошую находку сдѣлали мы, нечего сказать. Ступайте, братъ, въ недобрый часъ для васъ и для того, кто васъ поведетъ, и займитесь своимъ осломъ; а мы, дуэньи этого дома, служимъ не для такихъ обязанностей. - А я,- отвѣчалъ Санчо,- правда, слышалъ отъ своего господина, который хорошо знаетъ истор³ю, когда онъ разсказывалъ о Ланселотѣ, прибывшемъ изъ Бретани, что дамы ухаживали за нимъ, а дуэньи за его конемъ {Намекъ на стихи изъ пѣсни о Ланселотѣ, цитированные въ первой части.}, а что касается моего осла, то я право не промѣняю его на коня господина Ланселота.- Братъ,- возразила дуэнья,- если вы шутъ по професс³и, то сберегите свои остроты до другого случая. Подождите, пока ихъ признаютъ за остроты и заплатитъ за нихъ, потому что отъ меня вы не получите ничего кромѣ фиги. - Она по крайней мѣрѣ будетъ очень спѣла, - отвѣтилъ Санчо,- если только по годамъ она подойдетъ къ вашей милости. - Сынъ потаскухи! - воскликнула дуэнья, воспылавъ гнѣвомъ,- стара и или нѣтъ, въ этомъ я отдамъ отчетъ Богу, а не вамъ, олухъ, мужикъ, чесночникъ!" Сказано было это такъ громко, что герцогиня услышала; она повернула голову и, увидавъ дуэнью въ сильномъ волнен³и, съ глазами красными отъ бѣшенства, спросила ее, на кого она сердится. "Я сержусь,- отвѣтила дуэнья,- на этого милаго человѣка, который очень настоятельно требовалъ, чтобы я пошла и отвела въ конюшню его осла, стоящаго у подъѣзда замка, и приводитъ мнѣ въ примѣръ, что это дѣлалось не знаю гдѣ, что дамы пасли какого-то Ланселота, а дуэньи, его коня, потомъ наконецъ и въ довершен³е всего онъ сказалъ, что я старуха. - О! это я приняла бы за оскорблен³е, - воскликнула герцогиня, болѣе нежели все все, что мнѣ могли бы сказать! "И, обращаясь къ Санчо, она сказала: "Обратите вниман³е, другъ Санчо:- донья Родригесъ совсѣмъ еще молода, а высок³й чепчикъ на ней, который вы видите, она носитъ для отлич³я по должности и по обычаю, который этого требуетъ, а не по годамъ. - Пусть мнѣ не прожить и одного года,- отвѣчалъ Санчо,- если я это сказалъ съ намѣрен³емъ. О, нѣтъ! Если я такъ говорилъ, то потому, что питаю къ своему ослу такую нѣжность, что считалъ возможнымъ довѣрить его только такой сострадательной особѣ, какъ госпожа донья Родригесъ". Донъ-Кихотъ, услышавъ все это, не могъ удержаться, чтобы не сказать: "Развѣ, Санчо, подобные предметы разговора годятся для такого мѣста, какъ это? - Господинъ,- отвѣчалъ Санчо,- что у кого болитъ, тотъ о томъ и говоритъ. Здѣсь я вспомнилъ объ ослѣ и здѣсь и о немъ заговорилъ, а еслибы я вспомнилъ о немъ въ конюшнѣ, я бы тамъ говорилъ о немъ. - Санчо говорить правду,- присовокупилъ герцогъ,- и я не вижу, въ чемъ его можно упрекнутъ. Что касается осла, то ему дадутъ угощен³е въ волю, и Санчо не о чемъ безпокоиться. Съ его осломъ будутъ такъ же обращаться, какъ съ нимъ самимъ."

   Среди этихъ разговоровъ, развлекавшихъ всѣхъ кромѣ Донъ-Кихота, они дошли до верхнихъ аппартаментовъ, и Донъ-Кихота ввели въ залу, обитую богатой парчей съ золотомъ. Шесть дѣвицъ подошли, чтобы снять съ него вооружен³е и служить ему пажами, заранѣе предупрежденныя герцогомъ и герцогиней, что изъ должно дѣлать, и хорошо настроенныя относительно манеры обращен³я съ Донъ-Кихотомъ, чтобы онъ воображалъ и призналъ, что съ нимъ поступаютъ, какъ со странствующимъ рыцаремъ.

   Когда вооружен³е было снято, Донъ-Кихотъ остался въ своихъ узкихъ штанахъ и замшевомъ камзолѣ, сухой, худой, длинный, со сжатыми челюстями и такими впалыми щеками, что онѣ какъ будто прикасались во рту одна къ другой,- съ видомъ такимъ, что если бы дѣвицы, ему служивш³я, не употребляли усил³й, чтобы сдержать свою веселость, согласно нарочитому предписан³ю господъ, онѣ бы померли со смѣху. Онѣ попросили его раздѣться, чтобы на него можно было накинуть сорочку, но онъ не хотѣлъ на это согласиться, сказавъ, что благопристойность столь же приличествуетъ странствующему рыцарю, какъ и храбрость. Но онъ попросилъ, чтобы сорочку передали Санчо, и, запершись съ нимъ въ свое