Верн Жюль - Малыш

nbsp;    - Нет, никогда не надо никому делать больно, даже растениям. Предоставь все природе, и, когда из всех этих зеленых ростков выйдут прекрасные колосья, мы их срежем, чтобы получить зерно и солому.

   - Вы предполагаете, господин Мартен, что в этом году будет хороший урожай?

   - Да! Есть основания так предполагать. Зима была не особенно сурова, а весной больше солнечных дней, чем дождливых. Дай Бог, чтобы так продолжалось и дальше, и тогда урожай покроет все расходы.

   Были, однако, враги, с которыми приходилось считаться. Это птицы, ловкие и прожорливые, которых всегда такая масса в ирландских деревнях. Бог с ними, с ласточками, питающимися лишь насекомыми в немногие месяцы своего пребывания! Но воробьи, выклевывающие зерна, а в особенности вороны, разрывающие землю, приносят непоправимый вред посевам.

   Ах, противные птицы, как они бесили Малыша! Они словно насмехались над ним! Когда он гнал свое стадо, он спугивал целые тучи ворон, улетавших с громким карканьем. Они были громадной величины, и сильные крылья уносили их очень быстро. Малыш пускался им вдогонку, наускивая Бирка, надсаживавшегося от лая. Но что поделаешь с птицами, к которым нельзя близко подойти?

   Малыша очень огорчало, что чучела, расставленные на поле, нисколько не помогали. Сим умудрился наделать чучел страшного вида, одетых в платье, с длинными руками, двигавшимися от ветра. Дети их бы боялись, но вороны - нисколько. Вероятно, следовало придумать что-нибудь более страшное и менее мрачное, чтобы чучело не только двигалось, но шумело или кричало.

   Эта мысль, пришедшая Малышу в голову, была приведена в исполнение Симом. Он приделал к голове пугала трещотку, с шумом вертевшуюся от ветра.

   Но вороны, если не напуганные, то немного удивленные первые два дня, на третий уже не обращали на него никакого внимания и, к великому огорчению Малыша, сидели преспокойно на пугале, заглушая трещотку своим карканьем.

   "Положительно, - размышлял Малыш, - нет ничего совершенного в этом мире".

   Исключая эти маленькие невзгоды, все шло хорошо на ферме. Малыш был вполне счастлив. В долгие зимние вечера он сделал большие успехи в грамоте и арифметике. Возвращаясь теперь вечером домой, он сейчас же принимался за подсчеты. Им сосчитывались прежде всего яйца, снесенные курами, и цыплята, записанные по номерам сообразно с днем их появления на свет и породой. Выли им сосчитаны поросята и кролики. Это была нелегкая задача для ребенка, и все ценили его труд. Каждый вечер Мартен давал ему условленный камешек, который он клал в горшок. Эти камешки имели для него цену шиллингов. Ведь монета - это только условная вещь. В горшке находилась и золотая гинея, полученная им в театре, гинея, про которую он почему-то никому не рассказывал. Совершенно ему не нужная, так как он ни в чем не нуждался, она имела в его глазах меньше цены, чем эти маленькие булыжнички, полученные за усердие и хорошее поведение.

   Погода стояла прекрасная, и в последнюю неделю июля приступили к сенокосу. В нем участвовали все обитатели фермы. Косили Мюрдок, Сим и два наемных работника. Женщины расстилали сено для просушки, прежде чем собирать его в стога и складывать в сеновалы. В таком дождливом климате нельзя терять ни одного солнечного дня. Даже Малыш меньше интересовался своим стадом, усердно помогая Мартине и Китти. С каким усердием он загребал сено граблями, стараясь взгромоздить его на стог!

   Так прошел этот год, один из самых счастливых для Мартена на Керуанской ферме. Не о чем было бы сожалеть, если бы не отсутствие Пата. Можно было подумать, что Малыш принес всем счастье. Деньги за аренду и налог можно было заплатить совершенно свободно.

   За зимой, не особенно холодной, последовала ранняя весна, оправдавшая надежды земледельцев.

   Начались опять полевые работы. Малыш снова проводил целые дни с овцами и Бирком. Опять зазеленела трава, и вскоре послышался шелест колеблемых ветром колосьев. Поговаривали о новой жатве, заставлявшей всегда бабушку улыбаться... Да, вскоре Китти должна была подарить всем нового члена семьи Мак-Карти!

   В августе, в самое горячее время сенокоса, один из работников вдруг заболел, и его надо было поскорее заменить каким-нибудь свободным косарем, если только такой найдется. Мартену пришлось бы потерять полдня, чтобы идти в Сильтон. Поэтому он охотно согласился, когда Малыш вызвался идти вместо него.

   Можно было спокойно доверить Малышу отнести письмо по назначению. Пройти пять миль по знакомой дороге не могло его затруднить. Он решил даже отправиться пешком, потому что лошади и осел нужны были для перевозки сена. Покинув ферму рано утром, он надеялся вернуться до полудня.

   Малыш вышел на заре, идя бодрым шагом, с письмом от фермера, которое он должен был передать сильтонскому трактирщику, и с мешком провизии на дорогу.

   Погода была прекрасная, с легким свежим ветерком, и первые три мили были пройдены незаметно.

   Ни в домах, ни на дороге не было ни души. Все работали на полях. На громадном расстоянии виднелись высокие стога сена, которые скоро будут убраны.

   В одном месте дорога прерывалась лесом, который она огибала, удлиняя путь на целую милю. Малыш решил, что лучше идти по лесу, чтобы выиграть время. Он вошел в лес, однако, не без страха, свойственного детям, наслышавшимся рассказов о разбойниках и волках.

   Малыш не прошел и сотни шагов, как увидел человека, лежавшего под деревом.

   Был ли это путешественник, свалившийся от усталости, или просто прохожий, захотевший отдохнуть?

   Малыш стоял и глядел на человека, лежавшего неподвижно.

   Человек спал крепким сном, со скрещенными руками, надвинутой на глаза шляпой. Он казался молодым, лет двадцати пяти, не более. По его грязным сапогам и пыльной одежде нетрудно было догадаться, что он шел издалека.

   Но что особенно привлекло внимание Малыша, это предположение, что человек был моряк. Да, это было несомненно, если судить по костюму и большому покрытому дегтем мешку; на мешке была надпись, которую мальчуган и прочел.

   - Пат... - вскричал он, - это Пат!

   Да! Конечно, это был Пат, которого можно было узнать уже по одному сходству с братьями, Пат, от которого так давно не было известий и которого все ждали с таким нетерпением!

   Малышу захотелось его окликнуть, разбудить... Но он удержался. Ему пришло в голову, что, если бы Пат появился неожиданно на ферме, его мать, а в особенности бабушка могли бы захворать от волнения. Нет, лучше предупредить Мартена!.. Он сумеет все устроить. Он подготовит женщин к встрече с сыном и внуком. Что касается до поручения в Сильтон, то он может исполнить его и завтра. И наконец, ведь Пат же будет теперь работать на ферме! Значит, нанимать работника не придется.

   Моряк, очевидно, очень устал, но, когда он отдохнет, он быстро дойдет до фермы. Надо было поскорее предупредить всех, чтобы его отец и братья могли выйти навстречу.

   Не надо, чтобы Пат нес этот мешок еще целых три мили, лучше Малыш сам донесет его. Ведь хватит же у него на это сил, да и какая гордость нести вещи, принадлежащие матросу... вещи, бывшие в плавании!.. Подумайте только!..

   Он поднял мешок за веревку, которой он был стянут, и, взвалив на плечи, направился к ферме.

   По выходе из леса оставалось идти все по прямой дороге, тянувшейся с полмили.

   Малыш не сделал и пятисот шагов, как услыхал за собой крик. Он, однако, не желал ни останавливаться, ни замедлять шагов и пошел, напротив, еще скорее.

   Но кто-то, продолжая кричать, в то же время догонял его.

   Это был Пат.

   Проснувшись, он не нашел своего мешка. Страшно озлобленный, он вышел из леса и увидел на повороте дороги ребенка, уносившего его мешок.

   - Ах ты вор!.. Стой! Стой!

   Малыш побежал еще скорее вперед. Но с мешком на спине он, конечно, не мог убежать от своего преследователя, уже настигавшего его.

   - Вор!.. Вор!.. Подожди же, ты от меня не уйдешь!..

   Тогда Малыш, слыша, что Пат уже совсем близко, бросил мешок и пустился бежать во всю прыть.

   Пат, подобрав мешок, побежал за ним.

   Перед самой уже фермой Пат догнал ребенка и схватил его за шиворот.

   Мартен с сыновьями были на дворе, разгружая телеги с сеном. Какой радостный крик вырвался у всех при виде Пата:

   - Пат... сын мой!..

   - Брат... брат!..

   В это время из дома выбежали Мартина, Китти и бабушка и заключили его в свои объятия.

   Малыш стоял тут же, глядя на всех счастливыми глазами и как бы выжидая своей очереди.

   - А... мой воришка! - вскричал Пат.

   Все выяснилось в нескольких словах, и Малыш, бросившись к Пату, полез к нему на плечи, точно на мачту корабля.

  

  

  

   Какая радость для Мак-Карти! Пат, молодой моряк, опять на ферме, вся семья в сборе, все три брата за одним столом, бабушка со своим внуком, Мартен и Мартина со всеми своими детьми!

   Затем и год обещал быть хорошим. Сбор сена очень удачен, и можно надеяться, что такова же будет и жатва. А картофель, этот великолепный картофель, представляющий уже готовую пищу! Ведь чтобы испечь его, требуется лишь горсть горячей золы, которая найдется почти у всех бедняков.

   Мартина спросила Пата:

   - Ты вернулся к нам на целый год, дитя мое?

   - Нет, только на шесть недель! Я не хочу покидать своей службы, которую считаю очень хорошей... Через шесть недель я должен быть в Ливерпуле, откуда отправлюсь опять в плавание.

   - Через шесть недель! - еле слышно прошептала бабушка.

   - Да, но я буду уже старшим в команде, а это ведь что-нибудь да значит!

   - Ты молодец, Пат, молодец! - сказал Мюрдок.

   - До моего отъезда, - продолжал молодой моряк, - я могу предложить вам для работы две сильных руки.

   - Принимаю охотно предложение, - ответил довольный Мартен. Пат в этот день увидел в первый раз свою невестку Китти, свадьба которой состоялась в его отсутствие.

   И был в восторге, найдя в ней отличную женщину, достойную Мюрдока, и выразил свою благодарность за то, что она собиралась подарить ему племянника или племянницу еще до его отъезда. Он от души радовался, что станет дядей, и целовал Китти как сестру, объявившуюся в его отсутствие.

   Малыш не оставался безучастным среди этих излияний чувств. Он отвечал на них всей своей детской душой, оставаясь в то же время в своем углу. Но настала и его очередь подойти. Разве он не принадлежал к семье? Пату рассказали историю Малыша, очень его растрогавшую. С этой минуты они стали большими друзьями.

   - А я-то принял его за вора, когда он убегал с моим мешком! - сказал матрос. - Он, право, рисковал получить здоровую нахлобучку...

   - О, ваша нахлобучка, - ответил Малыш, - меня не пугала, так как ведь я у вас ничего не украл.

   И, говоря это, он откровенно любовался этим сильным человеком, крепко сложенным, с лицом загорелым и огрубевшим от солнца и ветра. Ему моряк казался каким-то особенным существом...

   Пат рассказал прежде всего, почему он так долго не давал о себе известий. Могло случиться, что он никогда более не вернулся бы домой: судно потерпело крушение у небольшого островка в Индийском море. Экипаж пробыл тринадцать месяцев на пустынном клочке земли, отрезанный от мира. После долгих трудов удалось наконец исправить "Guardian". Все было спасено: и судно, и груз. Пат за все время выказал столько усердия и отваги, что, по предложению капитана, фирма Маркарда в Ливерпуле назначила его боцманом в следующее плавание по Тихому океану. Все, значит, шло к лучшему.

   На следующий день все на Керуанской ферме принялись опять за работу, и тогда выяснилось, что заболевший работник был заменен несравненно лучшим в лице молодого моряка.

   В сентябре началась жатва. Пшеница, по обыкновению, уродилась плоховато, но зато рожь, ячмень и овес дали обильный сбор. Да, год (1878) был, несомненно, урожайным. Управляющий мот явиться хоть раньше Рождества и был бы удовлетворен. Ему уплатили бы наличными до последнего пенса, а оставленных запасов семье хватило бы на всю зиму.

   Правда, Мартену Мак-Карти и на этот раз не удавалось ничего скопить; он жил трудом, обеспечивавшим лишь настоящее, но не будущее. О, это будущее ирландских арендаторов, находящееся в полной зависимости от климатических условий! Это было вечное беспокойство Мюрдока, усиливающее его ненависть к такому положению дел, которое могло окончиться лишь с уничтожением лендлордства и передачей земли в руки земледельцев с рассрочкой платежа.

   - Не надо терять надежды, - повторяла ему Китти.

   Но Мюрдок, глядя на нее, молчал.

   Событие, нетерпеливо ожидаемое всей фермой, случилось девятого числа этого же месяца. У Китти появилась маленькая девочка. Какая это была для всех радость! Этого ребенка встретили, как ангела, впорхнувшего в окно залы. Бабушка и Мартина готовы были отнимать его друг у друга. Мюрдок со счастливой улыбкой поцеловал дочь. Оба брата были в восхищении от племянницы. Ведь это был первый плод ветви их семейства, ветви Китти - Мюрдок! Молодую мать поздравляли, целовали! Сколько было счастливых слез!.. Можно было подумать, что дом был совсем пуст до появления этого маленького создания!

   Что касается Малыша, то он, кажется, никогда не испытывал такого волнения, как в ту минуту, когда ему было позволено поцеловать малютку.

   Это событие решили ознаменовать празднеством, как только Китти будет в состоянии принимать в нем участие. Программа торжества была весьма проста. После обряда крестин в Сильтонской церкви кюре и несколько друзей Мартена с соседних ферм, которых, конечно, не остановит расстояние в несколько миль, соберутся на ферме, где их ждал вкусный, обильный завтрак. Все они - достойные люди и охотно примут участие в семейном торжестве уважаемой всеми семьи. Присутствие Пата, собиравшегося уехать в конце сентября, усиливало общую радость. Положительно, богиня Люцшгая - покровительница рождения, заслуживала благодарности, не будь она языческого происхождения.

   Прежде всего возник вопрос: какое имя дать ребенку?

   Бабушка предложила назвать девочку Дженни, и, конечно, это было сразу решено, как и выбор крестной матери. Все были уверены, что доставят бабушке удовольствие, предложив крестить ребенка. Правда, четыре поколения разделяло прабабку и правнучку, а было бы лучше, если бы крестница могла рассчитывать в будущем на поддержку крестной матери. Но здесь был вопрос чувства, и все рассуждения были оставлены в стороне. Старушка была так тронута предложением, обставленным очень торжественно, что слезы умиления брызнули из ее глаз.

   А крестный отец? Вот задача, которую не сразу решили. Просить кого-нибудь постороннего не имело смысла, потому что в доме имелось два брата, то есть двое дядей, Пат и Сим, которые сочли бы за честь принять на себя эту обязанность. Конечно, Пат, как старший, имел преимущество, но он был моряком, проводящим большую часть жизни на море. Как же он мог бы заботиться о своей крестнице?.. Он это и сам понимал и, хотя огорченный, уступил все же Симу.

   Но вот у бабушки явилась мысль, которая сначала повергла всех в удивление. Но она, во всяком случае, имела больше других права выбрать крестного. И что же - она выбрала Малыша!

   Как?! Найденыша, этого сироту, принадлежавшего неизвестно к какой семье?..

   Допустимо ли это?.. Конечно, все ценили его за усердие, преданность... Но все же... Малыш!.. И потом, ему было только семь с половиной лет, не мало ли это для крестного отца?..

   - Ничего, - сказала бабушка, - ему слишком мало лет, а мне слишком много, одно возместит другое.

   Действительно, если крестному отцу не было еще восьми, то крестной матери шел семьдесят шестой год. Но бабушка уверяла, что каждому из них, значит, по сорок два года...

   - Самые лучшие годы, - прибавила она.

   Хотя всем хотелось доставить ей удовольствие, но все же вопрос требовал некоторого размышления. Молодая мать не имела ничего против этого, потому что полюбила Малыша, как своего ребенка. Но Мартен и Мартина оставались в нерешительности относительно такого крестного.

   Мюрдок положил конец колебаниям. Он стоял за Малыша.

   - Хочешь быть крестным отцом? - спросил он у Малыша.

   - О да, господин Мюрдок! - ответил тот.

   И сказал это с такой твердостью, что все были удивлены. Не было сомнения, что он сознавал ответственность, которую брал на себя по отношению к своей крестнице.

   Двадцать шестого сентября все с раннего утра были уже готовы, чтобы отправиться в церковь. Разодетые по-праздничному женщины сели в тележку, а мужчины пешком последовали за ними в Сильтон.

   Но при входе в церковь возникло недоразумение, о котором никто раньше и не подумал. Вопрос был возбужден священником.

   Когда он спросил, кто должен быть крестным отцом ребенка, ему ответили, что им будет Малыш.

   - А сколько ему лет?

   - Семь с половиной.

   - Семь с половиной!.. Маловат, хотя это не может служить препятствием. Но как же его зовут, ведь не Малышом же?

   - Мы не знаем другого имени, господин кюре, сказала бабушка.

   - Как же так? - удивился священник. И, обращаясь к мальчику, спросил:

   - Какое же тебе дали имя при крещении?

   - Я не знаю, господин кюре.

   - А может быть, ты совсем не крещен, дитя мое?.. Что бы ни было, но Малыш был не в состоянии дать какие-либо сведения. Никогда ничто не напоминало ему о таком событии в его жизни. Оставалось только удивляться, что такая благочестивая и строгая семья, как Мак-Карти, никогда не поинтересовались этим вопросом. Малыш, вообразивший, что для него возникло непреодолимое препятствие сделаться крестным отцом Дженни, стоял огорченный и грустный. Но Мюрдок вдруг вскричал:

   - А если он не крещен, господин кюре, то надо его окрестить.

   - А если он крещен?.. - заметила бабушка.

   - Ну что же, он будет вдвойне христианином! - вскричал Сим. - Окрестите его раньше девочки!..

   - И то правда, - ответил священник.

   - И тогда он может быть крестным?

   - Конечно.

   - И можно будет крестить после него девочку? - спросила Китти.

   - Не вижу к тому никаких препятствий, ответил кюре, - если только Малыш найдет себе крестных отца и мать.

   - Я буду отцом, - отозвался Мартен.

   - А я матерью, - произнесла Мартина.

   Ах, как счастлив был Малыш при мысли, что еще теснее сроднится со своей приемной семьей!

   - Спасибо... спасибо!.. - повторял он, целуя руки бабушке, Китти и Мартине.

   Итак, сначала был окрещен маленький крестный отец, затем уже он и бабушка стали рядом, и малютка была окрещена и наречена Дженни, по желанию крестной.

   И тотчас радостно зазвонил церковный колокол, взвилось несколько ракет, и копперы полетели дождем на маленьких нищих, собравшихся со всех окрестных деревень.

   Мог ли предвидеть Малыш, что ему придется играть такую роль в важном торжестве!

   Как весело все возвращались на ферму с кюре во главе, с приглашенными гостями в с ближайшими соседями! Все уселись за стол, накрытый в большой зале под надзором искусной кухарки, приглашенной на этот день Мартеном из Трали. Все продукты, разумеется, были взяты с фермы, ничто не было куплено: ни баранина под пикантным соусом, ни цыплята, облитые белой подливкой с душистыми травами, ни окорока, едва помещающиеся на блюдах, ни фрикасе из кроликов, ни даже лососина и щуки, выловленные из вод Кашена.

   Излишне прибавлять, что вся эта провизия была отмечена у Малыша в графе расхода, и весь расчет в книге был в исправности. Он мог спокойно есть и пить. Впрочем, за столом были здоровенные малые, мало заботящиеся о происхождении кушанья. Ценилось их количество, и от всего этого обильного завтрака не осталось ровно ничего, ни даже десерта, несмотря па то, что рисовый плум-пудинг был неимоверной величины и что каждый получил, кроме него, еще по ватрушке с крыжовником.

   А вино, портер, виски, водка, грог, приготовленный по знаменитому рецепту: "hot, strong and plenty", то есть горячо, крепко и много! Было от чего скатиться под стол самым привычным к вину людям.

   К концу завтрака у всех блестели глаза и лица раскраснелись. В семье МакКарти все были воздержанны... Никто не посещал "эфирных кабаков", названных так католиками в отличие от "спиртных кабаков", предоставленных протестантам. К тому же ведь в день крестин можно было сделать некоторое снисхождение, и, наконец, присутствие кюре смягчало грех.

   Мартен, между тем наблюдавший за сидевшими, заметил с удивлением, что его сын Пат мало пил по сравнению с Симом, заметно увлекшимся спиртными напитками.

   Соседний фермер, толстяк, тоже выразил свое удивление по поводу того, что моряк так воздержан, на что Пат ответил ему:

   - Это потому, что мне хорошо знакома история Джона Плейна!

   - История Джона Плейна?! - вскричали все.

   - Да, его история, если хотите, сложенная в балладу.

   - Спой нам ее, Пат, - попросил кюре, довольный предстоявшим развлечением.

   - Но она грустная и очень длинная!

   - Это ничего... У нас хватит времени дослушать до конца.

   Тогда Пат затянул песнь приятным, но дрожащим голосом.

  

  

  

   Джон Плейн, прошу мне верить, совершенно пьян, он пьет без передышки и не перестает пить до последней минуты.

   Еще бы! Два часа, проведенных в кабаке, разве этого не достаточно, чтобы пропить все, что имеешь.

   Что ж! Во время плавания он наживает, а явившись на сушу, пропивает все до копейки.

   Впрочем, такова привычка всех рыбаков Кромера. Работа их нелегка. Итак, Джон Плейн, в море!

  

   - Вот и хорошо, - сказал Сим, - значит, он больше не в кабаке.

   - Это очень тяжело для пьяницы! - прибавил толстый фермер.

   - Но он достаточно пил! - заметил Мартен.

   - Даже слишком много! - сказал кюре. Пат продолжал:

  

  

   Судно Джона Плейна очень остроносое, снабженное фоком и бизанью, называется "Каван".

   Но пусть Джон спешит вернуться па борт. Рыбачьи шлюпки уже покинули гавань.

   Ведь скоро уже начнется отлив.

   И если Джон не поспешит выехать как можно скорее да еще погода разыграется - то конец его судну!

  

   - Конечно, если с ним случится несчастье, он сам будет виноват! - сказала бабушка.

   Тем хуже для него! - заметил кюре. Пат продолжал:

  

  

   Небо облачно, и ночь темна... Уже ветер налетает, как коршун. Джон своим кошачьим взором пронизывает темноту и приближается к берегу. Но что же он слышит вдруг? Удар о скалу... И горе, если он замешкает!

   Его лодка будет затоплена водой, сильный удар волны может разбить ее.

   И Джон Плейн ворчит, бранится сквозь зубы - ведь теперь нелегко пуститься в путь!

   Собравшись с силами, не без вздохов икоты, он зажигает трубку об огниво.

   И так как погода холодная, то он надевает кожаною шапку, сапоги и кафтан.

   Затем не без труда он поправляет парус, но Джон ведь очень ловок и достаточно силен!

   Взявшись за фал, чтобы остановить фок-заиль, он одним сильным движением поднимает парус.

   Ослабив парус, он наклоняет его вперед и, зажав рукой канат, отдает себя воле ветра.

   Проезжая мимо распятия, пьянице, разумеется, пришлось сделать крестное знамение.

  

   - Ирландец должен перекреститься перед распятием, - сказал строго Мюрдок.

   - Даже когда он пьян, - ответила Мартина.

   - Да хранит его Бог! - прибавил кюре.

   Пат продолжал свою песнь:

  

  

   Бухта имеет две мили до подножия уступов - трудные проходы, глубокие извилины!

   Это похоже на лабиринт, в котором даже в полдень двигаешься не без страха, какой бы ни обладал храбростью.

   Джон весь отдался делу. Руки его сильны, глаз верен, он знает, что надо делать, и прямо держит путь на мыс, который выдается под старым маяком. Там течение так сильно, как в узком канале.

   Джон ослабляет свой парус, опустив его сразу, и предоставляет лодке плыть самой.

   Так! Вдруг погас огонь маяка. Это оттого, что Джон уже у входа в северо-восточный пролив.

   И теперь, затянув канат на железный крюк, Джон на верном пути. Джон Плейн в открытом море!

  

   "В открытом море! - подумал Малыш. - Как это должно быть прекрасно!"

  

  

   Впереди бездна, темная, страшная, и не будь молний, в ней ничего не было бы видно.

   Ветер бушует пока в вышине, но он не замедлит под напором грозы опуститься ниже.

   И в самом деле - шквал разражается в воздухе, опускается вниз, почти касаясь поверхности моря.

  

   Пат на минуту прервал песнь. Все сидели молча, точно прислушиваясь к грозе, бушевавшей, как им казалось, над Керуанской фермой, превратившейся для них в судно Джона Плейна.

  

  

   Но у Джона своя мысль: воспользовавшись ветром, плыть как можно скорее.

   Он натянул все паруса, хотя ветер очень силен, и с развернутым парусом поплыл как мог скорее.

   И хотя страшная буря грозила его потопить, он стоял на своем и продолжал плыть вперед.

   Теперь, когда паруса натянуты, судно идет само, и нет нужды помогать ему рулем...

   С отяжелевшей головой и полузакрытыми глазами Джон хватает свою флягу и, откупорив ее, подносит ко рту. Держит крепко, опрокидывает, а сам ложится на скамью и вскоре засыпает. Он спит, наполнив желудок водкой, брандвейном...

   - Вот неосторожный! - вскричал Мартен.

   - Говорят, что есть Бог и для пьяниц, заметил Сим.

   - Нашел же занятие! - сказала Мартина.

   - Увидим, что будет дальше, - заметил кюре. Продолжай, Пат.

  

  

   Всего несколько туч осталось на утреннем небе, и то лишь легких и быстрых, сквозь которые светит солнце.

   Как всегда, легко забывается опасность, когда она уже миновала, - и все теперь весело шутят над разразившейся в бухте бурей.

   Все лодки спешат к порту, столпившись в кучу, борт к борту.

  

   - А Джон Плейн? - спросил Малыш, очень беспокоившийся об участи заснувшего пьяницы.

   - Погоди! - ответил Мартен.

   - Мне страшно за него! - заметила бабушка.

  

  

   Но что это происходит? Одна из лодок вдруг делает поворот, чтобы встать опять к ветру. Остальные позади все поворачиваются таким же образом, не думая о возвращении.

   Неужели в грозу какое-нибудь судно потерпело крушение? Да, вот и обломки!..

   Все спешат, все подъезжают... На море видно судно, одинокое, разбитое, со снастями на боку!

  

   - Разбитое! - вскричал Малыш.

   - Разбитое! - повторила бабушка.

  

  

   Живо! Все за работу! Надо сначала исправить снасти и мачту, а затем взять судно на буксир. Его поворачивают, выпрямляют мачту; оно встает и приближается... В нем лежит мертвец!.. Это останки человека, отнятые у моря! Да, это Джон Плейп, рыбак из Кромера...

  

  

   Его судно, без сомнения, предоставленное ветру, перевернулось и потерпело крушение.

   Вот каким образом этот пьяница и безумец запутался в свои собственные сети и погиб!

   О, какой у него был ужасный вид, когда его вытащили на берег! Да, несмотря на столько поглощенной воды, он все же кажется пьяным

  

   - Несчастный! - воскликнула Мартина.

   - Помолимся за него! - сказала бабушка.

  

  

   Окончим же дело, рыбаки! Надо вернуться, надо похоронить несчастного пьяницу. Положите его туда, где бы он не мог больше пить, и выройте поглубже яму! Так кончил Джон Плейн из Кромера! Но прилив уже начался, скорей, рыбаки, в море!

  

   Голос Пата звенел, как рожок, когда он пел последние слова песни. Впечатление, оставленное песней, было так велико, что все слушатели выпили только по одному разу за здоровье хозяев... И, расставаясь, все решили никогда не подражать Джону Плейну даже на суше.

  

  

  

  

  

  Глава четырнадцатая - ПОДВИГ МАЛЫША

  

   Счастливый день миновал, и ферма принялась снова за работу. Пат и не думал об отдыхе. С каким рвением он помогал отцу и братьям! Моряки, положительно, отличные работники, даже вне морского дела. Пат явился в самое горячее время жатвы. А там начался сбор овощей. Малыш не отходил от него. Пат полюбил его любовью матроса к юнге. По окончании дня, когда все собирались к ужину, Малыш приготовлялся с восторгом слушать рассказы Пата о путешествиях, приключениях, бурях. Но особенно его интересовал груз, привозимый для фирмы Маркардов со всей Европы. Очевидно, на его практичный ум эти торговые операции производили особенно сильное впечатление.

   - Это и называют торговлей? - однажды спросил он у Пата.

   - Да, корабль нагружают товаром, производимым в одной стране, и везут его на продажу в другую страну, где такого товара не имеется...

   - И продают дороже, чем его купили?

   - Разумеется. Затем набирают товары из других стран и опять везут их перепродавать...

   - И всегда дороже, Пат?

   - Всегда дороже... если возможно!

   Но скоро, к общему огорчению, настал день, когда Пат должен был покинуть ферму и вернуться в Ливерпуль.

   Тридцатого сентября он должен был расстаться с теми, кого так любил. Сколько времени будут они опять в разлуке? Он не знал, но обещал писать как можно чаще. Как горячо его все расцеловали! Бабушка не могла удержаться от слез. Увидит ли Пат еще раз эту добрую старушку сидящей у очага и окруженной всей семьей? Хорошо, что, уезжая, он оставлял ее вполне здоровой, как и всех остальных членов семьи. Да и год был счастливый для земледельцев. Нечего было опасаться зимы, которая уже приближалась. Поэтому Пат сказал старшему брату:

   - Я бы желал тебя видеть менее озабоченным, Мюрдок.

   - Да, Пат, если только счастье на твоей стороне; но ведь счастью не закажешь! Видишь ли, брат, когда работаешь на земле, которая тебе не принадлежит, которая никогда и не будет твоей, и к тому же когда находишься в зависимости от урожая, тут не помогут ни мужество, ни желание...

   Пат не знал, что и ответить. Однако, пожимая брату в последний раз руку, прошептал:

   - Не теряй надежды!

   Молодой моряк отправился в Трали на тележке. Его сопровождал отец, братья и Малыш. Пат уехал поездом в Дублин, а оттуда отправился на корабле в Ливерпуль.

   В следующие недели было еще немало работы на ферме: жатва, молотьба... И вот Мартен отправился по рынкам распродавать свои продукты, оставив себе лишь зерно для посева.

   Фермер брал Малыша всегда с собой; надо ли осуждать ребенка, который живо интересовался торговлей, предполагая стремление к наживе. Он охотно довольствовался камешком, который получал каждый вечер от Мартена, и радовался, что его богатство увеличивается. Заметим, впрочем, что любовь к наживе - врожденное качество у ирландцев. Жители Зеленого Ирина не прочь наживать деньги при условии, конечно, чтобы они были добыты честно. Когда фермеру удавалось продать выгодно товар на Тралийском рынке или в соседних селениях, Малыш был так же счастлив, как если бы эта прибыль шла только в его пользу.

   Октябрь, ноябрь, декабрь прошли при довольно хороших условиях. И когда управляющий явился за арендной платой накануне Рождества, деньги были приготовлены. Мюрдок, не желавший видеть, как будут отданы деньги, заработанные усиленным трудом, поспешил выйти, как только показался управляющий. Ведь на ферме не осталось ни копейки. К счастью, зима была обеспечена, а запасы позволяли начать посевы без новых затрат.

   С новым годом начались сильные холода. Из фермы почти не выходили. Но работы и теперь было достаточно. Надо было кормить и выхаживать скот. Малышу был поручен птичий двор, и на него можно было вполне положиться. Не забывал он, что у него была крестница. С какой радостью он держал на руках Дженни, улыбался ей, вызывая ее ответную улыбку, пел песни, убаюкивал, когда мать ее была занята работой! Он отнесся серьезно к своим обязанностям крестного отца и смотрел на девочку, как на собственного ребенка. Он составлял честолюбивые планы ее будущего. Ей не понадобятся учителя, он сам научит ее всему - сначала говорить, потом читать, потом писать и, наконец, всему остальному, чтобы она могла "самостоятельно вести хозяйство".

   Малыш прекрасно воспринял уроки, преподанные Мартеном и его сыновьями, а в особенности Мюрдоком. Он уже далеко ушел вперед от того, чему обучил его Грип, этот бедный Грип, который постоянно занимал его мысли и воспоминания о котором не могли никогда изгладиться из памяти.

   Весна не запоздала после очень суровой зимы. Маленький пастух принялся опять за свои обычные занятия, сопровождаемый Бирком. Опять овцы и козы потянулись под его охраной на пастбище. Как он жалел, что еще не был достаточно силен, чтобы принимать участие в земледельческих работах! Он говорил об этом бабушке, которая отвечала ему, качая головой:

   - Имей терпение, твое время придет...

   - Но до тех пор неужели я бы не мог сеять, как другие?..

   - Это доставило бы тебе удовольствие?

   - Да, бабушка. Когда я смотрю, как Мюрдок и Сим ходят равномерным шагом и, раскачивая рукой, кидают зерна, мне ужасно хочется делать так же.

   Это такая славная работа, и так интересно подумать, что из зерен выйдут колосья, длинные, длинные... Отчего так делается?..

   - Я не знаю, дитя мое, знает лишь Бог, и этим мы и должны довольствоваться.

   Но через несколько дней можно было видеть Малыша на поле, ходившего равномерными шагами и бросавшего зерна с такой ловкостью, что он заслужил похвалу от Мартена Мак-Карти.

   Зато, когда из земли показались маленькие зеленые ростки, Малыш с удивительной настойчивостью отгонял ворон-грабителей от своего посева; он вставал раньше обычного, отгонял птиц камнями. Мы забыли сказать, что в день рождения Дженни он посадил посреди двора маленькую елку, которая должна была расти одновременно с малюткой. Ему приходилось также усердно защищать это дерево от нападения назойливых птиц, ставших его злейшими врагами.

   В лето 1880 года работы были особенно тяжелы в деревнях Западной Ирландии. Климатические условия оказались очень неблагоприятны, и во многих местностях урожай заметно уступал предыдущим годам. Хотя голод не предвиделся, потому что картофель хорошо уродился. Зато ржи, ячменя, овса собрали очень мало, а пшеницы почти вовсе не было. Конечно, это поднимет цены на них, но какой толк в том для земледельцев, которым нечего будет продавать; они собрали лишь зерно, необходимое для будущего посева. У кого было хоть немного скоплено денег, тот должен был истратить их на уплату налогов, а когда придется платить аренду, то ни у кого не останется ни одного шиллинга.

   И как следствие - усиливающееся народное брожение в графствах. Это случается каждый раз, когда над ирландскими деревнями нависают тучи, предвещающие нищету. Во многих местах раздавался ропот, смешанный с криками отчаяния. Слышались ужасные угрозы по адресу владельцев земли.

   В Уестпорте в июне народ, возбужденный голодом, кричал:

   - Держитесь крепко за ваши фермы!

   А в деревнях раздавались возгласы:

   - Земля должна принадлежать земледельцам! Вспыхнули беспорядки в графствах Донегальском, Слитском, Галуейском. Не составил исключение и Керри.

   Испуганная бабушка, Мартина и Китти заметили, что Мюрдок стал по ночам часто покидать ферму и возвращался лишь на другой день усталый и еще более мрачный. Он посещал митинги, которые организовывались в главных селениях и на которых призывали к восстанию против лордов, к общему бойкоту, так что вся земля лордов оставалась незасеянной.

   Тревога семьи за Мюрдока еще более увеличилась, когда она узнала, что лорднаместник Ирландии, готовый на самые крутые меры, приказал полиции строго наблюдать за националистами.

   Мартен и Сим, разделяя чувства Мюрдока, ничего не говорили, когда тот возвращался после продолжительного отсутствия. Но женщины упрашивали его быть осторожным и сдержанным в поступках и словах. Они хотели заставить его дать им обещание не присоединяться к мятежникам, стоящим за home rule.

   Мюрдок тогда не выдерживал, и в большой зале раздавались его сердитые возгласы. Он говорил, увлекаясь, точно был на митинге.

   - Нищета после целой жизни труда, нищета без конца! - повторял он.

   И в то время как Мартина и Китти дрожали, чтобы его не услышал агент полиции, бродивший по окрестностям, Мартен и