Верн Жюль - Малыш

продолжал ребенок.

   - Да... и этот портфель?..

   - Я нашел его по дороге в Ньюмаркет и принес вам.

   И он подал лорду Пиборну портфель, исчезновение которого доставило столько неприятностей, заставило заподозрить столько невинных. Таким образом, все объяснилось, и, к немалому неудовольствию лорда, приходилось отказаться от вмешательства констебля.

   Взяв портфель, внутри которого была надпись с его фамилией и адресом, он открыл его и убедился в целости банковых билетов и бумаг.

   - Этот портфель найден вами?

   - Да, маркиз.

   - И вы, конечно, раскрыли его?

   - Раскрыл, чтобы узнать, кому он принадлежит.

   - Вы видели, что там банковый билет... но, вероятно, не знали его стоимости?

   - Это был билет в сто фунтов, - ответил, не задумываясь, Малыш.

   - Сто фунтов, то есть?..

   - Две тысячи шиллингов.

   - Вы это знали и не подумали присвоить его себе?..

   - Я не вор, маркиз, - ответил гордо Малыш, - а также и не нищий!

   Лорд Пиборн закрыл портфель, вынув из него предварительно банковый билет, который он положил себе в карман. Малыш же, поклонившись, собирался уйти, когда его светлость, не показывая, впрочем, виду, что был тронут этой честностью, сказал ему:

   - Какое вознаграждение желаете вы иметь за возвращение портфеля?

   - Несколько шиллингов, конечно, - сказал граф Эштон.

   - Или несколько пенсов, потому что более оно не стоит! - поспешил прибавить управляющий.

   Малыш был страшно возмущен этим торгом и ответил:

   - Мне не нужно за это ни пенсов, ни шиллингов.

   И, повернувшись, направился к выходу.

   - Подождите, - сказал лорд Пиборн. - Сколько вам лет?

   - Десять с половиной.

   - Кто ваши родители?

   - У меня нет родителей.

   - А ваши родственники?

   - У меня нет родственников.

   - Откуда вы?

   - С Керуанской фермы, где я жил четыре года и которую покинул четыре месяца тому назад.

   - Почему?

   - Потому что фермер, у которого я жил, был выгнан за неплатеж аренды.

   - Керуан? - сказал лорд Пиборн. - Это, если я не ошибаюсь, в Рокингамском владении?

   - Ваша светлость не ошибается, - ответил управляющий.

   - Что вы теперь намерены делать? - спросил маркиз у Малыша.

   - Я вернусь в Ньюмаркет, где сумею найти себе заработок. - Если вы желаете остаться в замке, то вам найдется какое-нибудь занятие.

   Конечно, это было очень милостивое предложение. Но не подумайте, чтобы оно исходило от доброты сердца этого важного, бесчувственного лорда и что оно сопровождалось улыбкой или ласковым взглядом.

   Малыш это понял. Вместо того чтобы поспешить ответить, он принялся размышлять. Он чувствовал мало влечения к лорду, молодому графу со злым и насмешливым выражением лица и ровно никакого к управляющему, сразу оскорбившему его. К тому же что было делать с Бирком? Расстаться с ним он никогда не согласился бы. А между тем рассудок говорил ему, что следует принять предложение. Собака, конечно, мешала, но он найдет случай поговорить и о ней... Может быть, ее возьмут как сторожевую собаку... И, наконец, ведь не будет же он служить даром...

   - Ну что же, решаешься ты? - проворчал управляющий, желавший отправить его ко всем чертям.

   - А сколько я буду получать? - спросил решительно Малыш.

   - Два фунта в месяц, - ответил лорд Пиборн.

   - Два фунта в месяц!.. Сумма показалась ему громадной, и действительно, это было редкое вознаграждение для ребенка его лет.

   - Я принимаю с благодарностью предложение вашей светлости и надеюсь угодить вам.

   Вот каким образом Малыш, принятый с разрешения маркиза на службу в замок, был неделю спустя возведен в должность грума наследника Пиборнов.

   А что же сталось с Бирком? Посмел ли его хозяин представить его ко двору... замка, разумеется?.. Нет, конечно, так как он был бы слишком дурно принят. Граф Эштон имел трех собак, которых он любил почти так же, как самого себя. Это были три великолепных шотландских пойнтера весьма задорного права. Когда какая-нибудь собака проходила мимо, ей следовало поскорей убегать, чтобы не быть разорванной на куски этими злыми животными, подстрекаемыми егерями. Поэтому Бирку пришлось бродить в окрестностях, выжидая ночи, когда новый грум приносил ему то, что мог уделить от своей пищи. Из этого следует, что оба лишь худели... Что делать, может быть, настанут лучшие дни, когда они оба потолстеют!

   Тогда для ребенка началась совсем иная жизнь, чем он вел до сих пор. Не говоря уж о годах, проведенных у Хард и в Ragged school, какая разница с жизнью на Керуанской ферме! В семье Мак-Карти он был своим, не чувствуя положения слуги. Здесь же в замке встречал лишь холодное равнодушие! Маркиз смотрел на него как на бедняка, которому он уделял два фунта в месяц; маркиза - как на ничтожного зверька; граф - как на игрушку, которую получил в подарок, даже без запрещения ломать ее. Что касается управляющего, тот старался выказывать ему свою антипатию при всяком удобном случае. Слуги смотрели свысока на этого найденыша, водворенного в замке. Слуги в богатых домах гордятся своим положением, и им не подобает дружить с каким-то бродягой. Все это давали чувствовать Малышу во время обеда и ужина. Малыш не жаловался и молча исполнял свои обязанности. Но с каким наслаждением он возвращался в свою комнату, как только его обязанности были окончены!

   Однако среди всей нерасположенной к нему челяди нашлась женщина, которая отнеслась к нему тепло. Это была прачка по имени Кет, стиравшая в замке белье с незапамятных времен; здесь, вероятно, она должна была окончить свои дни. Один из двоюродных братьев маркиза, сэр Эдуард Кинней, отличавшийся остроумием, уверял всех, что она стирала белье еще во времена Вильгельма Завоевателя. Во всяком случае, ее мало коснулось окружавшее ее недоброжелательство, и ее доброе сердце смягчило жизнь Малышу.

   Юный грум часто проводил с ней время, когда не был нужен графу Эштону. Когда же ему случалось терпеть обиды от окружающих, Кет утешала его:

   - Будь терпелив и не обращай внимания на то, что они говорят. Я не знаю ни одного среди них, который поступил бы так же, как ты, и возвратил портфель!

   Прачка была, конечно права: вся челядь считала Малыша глупцом за выказанную им честность.

   Как мы уже говорили, грум был новым подарком, поднесенным родителями молодому графу. Он и забавлялся им, как капризный, избалованный ребенок. Отдавал груму самые нелепые приказания, звонил по десять раз в час, заставлял переодеваться в разноцветные ливреи, разукрашенные многочисленными пуговицами, точно расцветший куст в весеннее время. Малыш походил в них на разноцветного попугая. Для чванливого графа было верхом удовольствия заставлять мальчика ходить за собой с руками, вытянутыми по швам. Малыш исполнял все с точностью машины. Если бы вы могли его видеть стоящим навытяжку, со скрещенными на груди руками около кабриолета в ожидании молодого барина и затем вспрыгивающего на всем ходу на запятки экипажа! Кабриолет же, управляемый неискусной рукой, несся во всю прыть, грозя передавить всех встречных... Зато жителям Кантурка был хорошо известен экипаж графа Эштона!

   Малыш был не особенно счастлив. Надо было, конечно, ожидать, что новая забава вскоре надоест графу, который и забросит ее, если не разобьет. Но Малыш твердо решил не дать себя разбить. Он смотрел на свое положение в Трелингер Кэстле как на меньшее из зол, хотя его детское самолюбие было уязвлено обязанностями грума. Эта приниженность перед графом, ничтожество которого он сознавал, возмущала его. Юный граф был полным ничтожеством, несмотря на то, что многочисленные преподаватели наполняли его латынью и науками, как пустую бочку водой. На самом же деле и латынь, и все науки не приносили ему ничего, и он умел лишь различать породы собак и лошадей.

   Малыш знал цену этому богатому наследнику и краснел за обязанности, которые ему приходилось исполнять при нем. Как сожалел он о здоровой трудовой жизни на ферме Мак-Карти! Единственное существо, с которым он мог поговорить откровенно, была Кет.

   Впрочем, вскоре представился случай испытать на деле доброту этой женщины.

   Заметим кстати, что процесс против Кантуркского прихода был окончен в пользу Пиборнов благодаря представлению бумаг, принесенных Малышом. Но его поступок был всеми забыт, да и кому была охота о нем вспоминать? Так прошли май, июнь и июль. Все это время Бирк был кое-как накормлен. Он, казалось, понимал необходимость быть очень осторожным во время своих скитаний в окрестностях замка, чтобы не возбудить подозрения. А Малыш получил уже за три месяца шесть фунтов, отмеченных им в графе прихода, не потратив ни одного пенса.

   А лорд и леди Пиборн были заняты приемами и визитами. Так прошла часть лета. Обычно семья маркизов покидала замок на несколько месяцев, чтобы посетить владения маркизы в Шотландии. На этот раз, однако, было сделано исключение, так как по некоторым условиям высшего света им необходимо было побывать в чудной местности Килларнейских озер. Отъезд был назначен на 3 августа.

   Малыш рассчитывал быть на это время свободным, но ошибся. Если леди Пиборн брала с собой свою горничную Марион, а лорд своего лакея Джона, то и молодой граф Эштон не мог отказаться от услуг своего грума.

   Возникло большое затруднение. Кто будет с Бирком?.. Кто будет кормить его?..

   Малыш решил посоветоваться с Кет, которая тотчас же и успокоила его, обещая заботиться о Бирке.

   - Не беспокойся, дитя мое, - сказала добрая женщина. - Полюбив тебя, я полюбила и твою собаку, которая не будет голодать в твое отсутствие!

   Тогда Малыш, поцеловав Кет в обе щеки, представил ей перед отъездом Бирка, с которым нежно распрощался.

  

  

  

   Отъезд, как и было назначено, состоялся 3 августа, утром. Лакей и горничная ехали на станцию, отстоящую в трех милях, в омнибусе, оберегая вещи своих господ.

   Малыш был вместе с ними и, согласно предписанию своего молодого господина, смотрел исключительно за его вещами. Впрочем, Марион и Джон и не заботились о них, предоставляя это всецело найденышу.

   К двенадцати часам подъехала коляска лорда и леди Пиборн. У станции собралась кучка любопытных, которые весьма почтительно разглядывали важных путешественников, причем граф Эштоп не преминул похвастаться своим грумом. Он называл его "бой", так как другого имени не знал. Мальчик подошел к коляске, и оттуда ему прямо в лицо кинули плед, отчего он чуть не упал, к великой потехе зрителей.

   Маркиз с женой и с сыном сели в отдельное купе первого класса. Джон и Марион поместились во втором, не приглашая с собой грума, который остался очень доволен тем, что будет совершать путешествие один, и сел отдельно.

   Поезд сейчас же отошел, словно только и ждал этих важных особ.

   Малышу уже пришлось однажды путешествовать по железной дороге в свою бытность у мисс Анны Уестон. Он, правда, мало помнил то путешествие, так как все время спал. Ему случалось, конечно, видеть эти прицепленные друг к другу вагоны, быстро мчавшиеся мимо Галуея и Лимерика. Сегодня должно было осуществиться его давнишнее желание ехать на поезде с локомотивом, этим могучим конем из стали и меди, шумевшим и пускавшим целые клубы дыма. Малыш восхищался, однако, более всего не теми вагонами, которые были наполнены пассажирами, а багажными, в которых перевозилось столько товара.

   Хотя поезд шел с небольшой скоростью, Малышу вес казалось удивительно странным: вид домов и деревьев, как бы бежавших по линии, телеграфных столбов, по проволоке которых передавались депеши с еще большей скоростью, чем несущиеся мимо него предметы. Сколько неизгладимых впечатлений для его живого воображения!

   На протяжении многих миль поезд следовал по левому берегу Блек-Уатера, среди живописной местности.

   После небольших остановок у передаточных станций поезд достиг наконец станции Мильстрит, где остановка продолжалась двадцать пять минут. Семья лордов не вышла из своего купе, куда пришли Марион в Джон в ожидании приказаний от своих господ. Граф Эштон велел груму поискать на станции "забавных книжек" для чтения. Отправившись к витрине с книгами, он выбрал по собственному вкусу одну из них для молодого графа. Книга - путеводитель по Килларнейским озерам - была, однако, принята графом с негодованием. Какое ему дело до той местности, куда они ехали! Он ехал по необходимости, нисколько этим не интересуясь! И вместо путеводителя был куплен юмористический журнал, доставивший истинное наслаждение богатому наследнику.

   В половине третьего поезд вышел из Мильстрита, и Малыш уселся опять у окна. Местность становилась теперь более гористой и разнообразной. Погода была довольно ясная, что не так часто в Ирландии. Маркиза могла быть довольна и отложить в сторону свой ватер-пруф. Однако легкий туман окутывал верхушки деревьев, смягчая их контуры. Малыш: мог рассмотреть возвышенности Кахербарнага и Пасса, достигавшие двух тысяч футов высоты.

   Поезд пересек границу между Корком и Керри. Сколько воскресло у Малыша воспоминаний при названии Керри! В двадцати милях к северу находилась Керуанская ферма, где он был так счастлив у Мак-Карти, теперь безжалостно выгнанных управителем!.. Он перестал смотреть в окно, весь отдавшись грустным воспоминаниям, не покидавшим его до самого Килларнея.

   Это маленькое селение могло похвалиться счастьем быть раскинутым на берегу такого чудного озера. Может быть, ему одному оно было обязано своим богатством и беззаботным образом жизни; огромное количество туристов, посещающих его, привлекались сюда, конечно, не дворцом, где живет епископ, не собором, не сумасшедшим домом, не францисканским монастырем и не работным домом. Нет, если Килларней служит любимым местом для экскурсий, то лишь из-за великолепия озер. Если бы те вдруг исчезли, песенка Килларнея была бы спета. В Килларнее нет недостатка в отелях, не считая тех, которые высятся по берегу Луг-Лена, находящегося в четверти мили.

   Лорд Пиборн выбрал, разумеется, один из лучших отелей, но, к несчастью, он находился "под бойкотом". Это ирландское выражение происходит от фамилии некоего капитана Бойкота, прибегавшего к полиции, чтобы заставить работать на его полях крестьян, не желавших делать это добровольно. Быть "под бойкотом" - это все равно что находиться в карантине. Отель находился в подобного рода карантине за то, что его владелец лишил земли нескольких своих арендаторов. Его отель был теперь пуст: в нем не было ни поваров, ни слуг, и продавцы не отпускали ему товара.

   Пиборны вынуждены были ехать в другой отель, отложив до другого дня свой отъезд к озерам. Грум, приведя в порядок вещи графа, получил приказание никуда не отлучаться весь вечер. Малышу пришлось просидеть в передней, в то время как его молодой господин читал, разговаривал и играл в зале в обществе туристов.

   На следующий день к подъезду отеля был подан экипаж - широкое ландо с сиденьем позади для Джона и Марион. Грум должен быть рядом с кучером. Взяли чемоданы с необходимой одеждой и бельем и корзину с провизией, на случай каких-нибудь неожиданностей, так как их светлости не должны были чувствовать ни в чем недостатка. Но сами они не сели в ландо.

   Лорд Пиборн, следуя своему практически развитому уму, выражавшемуся во всем и всюду, даже во время прений в верхней палате, разбил свое путешествие на две части: исследование озер и ознакомление с местностью. Поэтому ландо, которое должно было служить лишь для второй части экскурсии, отправилось их ждать к Брендонс-Коттеджу, находящемуся за озерами. Так как поездка по озерам могла продолжаться три дня, то прислуга должна была сопутствовать господам, и Малыш пришел в восторг от этого путешествия.

   Это, конечно, не море. Тут были лишь озера, воды которых не бороздили торговые суда и на поверхности которых виднелись только лодки туристов. Но все же Малыш чувствовал себя счастливым. Вчера он ехал по железной дороге, сегодня - в первый раз - по воде!..

   В то время как Джон, Марион и грум шли пешком к северному берегу, находящемуся в одной миле от Килларнея, маркиз с женой и сыном проехали туда в экипаже. Малышу удалось лишь издали увидеть собор. На улицах было мало народу, и то все больше туристы. Оживление в Килларнее бывает всегда в известные месяцы, в которые наезжает сюда до двадцати тысяч путешественников со всех концов Соединенного королевства. Тогда все население, кажется, состоит из лодочников и кучеров, оспаривающих друг у друга клиентов.

   У пристани их светлостей ожидал катер с пятью перевозчиками. Обитые сидения и навес на случай солнца или дождя были устроены для удобства пассажиров. Лорд и леди Пиборн сели вместе с сыном на скамьи, прислуга на другом конце. Лодочники взмахнули веслами, и легкое судно плавно отплыло от берега.

   Килларнейские озера занимают пространство в двадцать один километр.

   Луг-Лен, самое обширное из трех озер, имеет пять с половиной миль в длину и три в ширину. Его восточные берега окаймлены зелеными лесами. На нем находятся несколько красивых островов, из них Росс считается самым значительным, а Инисфаллен самым красивым.

   Погода стояла роскошная. Яркое солнце заливало лучами всю местность, что бывает довольно редко. Легкая зыбь пробегала по воде. Малыш наслаждался природой и красивыми видами, все время сменявшими друг друга, но удерживался, конечно, от всякого выражения восторга, который был неуместен в его положении.

   Действительно, Пиборны могли бы удивиться, что низкого происхождения существо могло быть тронуто красотами, созданными лишь для удовлетворения аристократических глаз. Впрочем, их светлости совершали эту экскурсию только потому, что так полагалось в их положении. Графа Эштона она тоже очень мало интересовала. Он захватил удочки и собирался ловить рыбу, пока сановные родители будут осматривать коттеджи и развалины.

   Это-то и печалило Малыша. Когда подъехали к Иписфаллену, маркиз и маркиза, выйдя на берег, предложили сыну идти вместе с ними.

   - Благодарю, - ответил тот, - я предпочитаю удить, пока вы будете гулять!

   - Однако, - возразил лорд, - тут есть развалины одного знаменитого аббатства, и мой друг, владелец острова, был бы огорчен, если б я не посетил их...

   - Но если граф предпочитает... - начала было небрежно маркиза.

   - Конечно, предпочитаю, - ответил граф, - и мой грум останется со мной, чтобы насаживать червяков.

   Маркиз с женой удалились, сопровождаемые Марион и Джоном, а Малыш был лишен удовольствия увидеть археологические достопримечательности Иписфаллена. А между тем вельможи, отправившиеся на осмотр, отнеслись с полным равнодушием к красотам монастыря, основанного в шестом столетии, к его романской часовне с тончайшей чеканкой внутри, к общему виду этих четырех зданий, составлявших монастырь, утопавших в роскошной зелени среди тисовых деревьев и ясеней, украшавших этот "Остров святых", так справедливо названный госпожой Бове килларнейской драгоценностью.

   Граф Эштон не терял между тем времени. Правда, у него сорвалась прекрасная форель, за что груму пришлось выслушать грубые, незаслуженные упреки, но зато он поймал несколько других рыб, что доставило ему гораздо больше удовольствия, чем осмотр "каких-то дурацких руин".

   Граф так увлекся этим занятием, что отказался и от осмотра острова Росс, куда они подъехали час спустя, и лорд с женой отправились опять одни прогуливаться среди чудной растительности.

   Этот прелестный остров, занимающий восемьдесят гектаров, соединен шоссе с восточным берегом озера, недалеко от замка владельца старой феодальной крепости XVI века. Маркизу и маркизе не понравилось только, что парк был открыт для всех жителей и туристов, которые тоже могли беспрепятственно наслаждаться видом его роскошной растительности, группами цветущих азалий, рододендронов, бархатистыми лугами.

   После двухчасовой прогулки их светлости вернулись на катер. Граф Эштон в это время бранил грума, которому почтенные родители сделали тоже внушение. Вся вина же Малыша заключалась в неудачной рыбной ловле, приведшей графа в дурное расположение духа, не покидавшее его до самого вечера.

   Сев на катер, отправились к водопаду Осуливан, что на западном берегу, а затем к Луг-Ренжу, около которого в Диниш-Коттедже лорд Пиборн собирался переночевать.

   Малыш уселся на свое место, сильно огорченный незаслуженной обидой. Но вскоре он забылся, глядя на тихую поверхность вод. Ему вспомнилась прочтенная в путеводителе легенда о Килларнейских озерах. Здесь была когда-то красивая долина, защищенная шлюзами от соседних вод. Однажды девушка, приставленная к шлюзу, открыла его по неосторожности, вода хлынула целым потоком и затопила деревни со всеми их обитателями. С этого времени они живут все на дне, и если хорошенько прислушаться, то можно услышать голоса и пение в этом царстве форели под безмолвным покровом Луг-Лена.

   В четыре часа их светлости вышли на берег, собираясь переночевать в Диниш-Коттедже. Однако Малышу, отпущенному в девять часов вечера, было строго запрещено накидать свою комнату - он и тут не мог воспользоваться свободой.

   Следующий день был предназначен на осмотр озера Мюкросс. Озеро в две с половиной мили длиной и в половину шириной есть на самом деле широкий пруд правильной формы среди владений, никем ныне не обитаемых, дубравы которых ничего не потеряли от того, что вернулись к своему первобытному состоянию.

   На этот раз граф Эштон сопровождал своих родителей. Грум был взят лишь потому, что ему было поручено нести ружье и ягдташ. Когда-то эти леса кишели кабанами и дикими свиньями. Теперь они почти исчезли, остались лишь большие красные лани, которые, возможно, тоже переведутся в лесах Соединенного королевства.

   Граф Эштон готов совершить охотничий подвиг, лишь бы только лани соблаговолили появиться. Но ему пришлось разочароваться: все труды двух лодочников, служивших загонщиками, и Малыша, заменявшего охотничью собаку, пропали даром. Зато ему и не пришлось видеть живописный Торский водопад и старое францисканское аббатство ХXIII века с церковью и разрешенным монастырем, куда их светлости сделали бы лучше, если бы не входили совсем. В этом монастыре был замечательный тис, имевший в объеме пятнадцать футов. По какому-то капризу, может быть, чтобы иметь воспоминание о посещении Мюкросского аббатства, маркизе вдруг захотелось сорвать с него лист. Она уже протянула руку к дереву, когда была вдруг остановлена проводником:

   - Берегитесь, ваша светлость!

   - Беречься?.. - спросил лорд Пиборн.

   - Да, милорд! Если бы маркиза сорвала лист...

   - Это, вероятно, запрещено мюкросским владельцем? - сказал надменно маркиз.

   - Нет, маркиз. Но есть поверье, что кто сорвет лист с этого дерева, умрет в том же году.

   - Даже маркиза?..

   - Да, даже маркиза!

   Леди Пиборн была так испугана, что с ней чуть не сделалось дурно. Еще минута, и лист был бы ею сорван. Все обитатели Изумрудного острова отличаются суеверием и верят в легенды, как в евангелие.

   Леди Пиборн вернулась в Диниш-Коттедж совсем расстроенная от мысли, что подвергалась такой опасности. Пришлось даже отложить осмотр третьего, Верхнего озера.

   Молодой граф был не менее не в духе из-за неудачной охоты. И если он изнемогал от усталости, то как должна была чувствовать себя его собака - мы хотим сказать его грум, у которого не было и минуты отдыха? Но собаки ведь не жалуются, да к тому же Малыш был слишком горд, чтобы жаловаться.

   На другое утро их светлости заняли опять места на катере. Лодочникам приходилось сильно налегать на весла, так как в устье Луг-Ренжа сильное течение. Качка, довольно чувствительная, очень нравилась Малышу, но не доставила ни малейшего удовольствия лорду и леди Пиборн. Маркиз уже собирался дать приказ ехать обратно, когда несколько сильных ударов весел вынесли лодку на спокойную сравнительно поверхность, испещренную у берегов цветами кувшинок. В полутора милях высилась гора в тысячу восемьсот футов, обитаемая орлами и прозванная Игл-Нест.

   Лодочники сообщили их светлостям, что, если они пожелают спросить что-нибудь у этой горы, она ответит им. Действительно, гора замечательна своим эхо, известным всем туристам. Маркиз с супругой нашли для себя неподходящим вступать в разговор с горой, но молодой граф не мог пропустить случая, чтобы не крикнуть несколько глупых фраз, и на последний вопрос, кто он такой, получил нелестный для него ответ.

   - Маленький болван! - ответила гора, вероятно, устами какого-нибудь туриста, скрытого за деревьями.

   Их светлости были совершенно ошеломлены такой дерзостью эхо и объявили, что в прежние времена, когда владельцы замков имели право суда на своих землях, такая выходка была бы строго наказана. Лодочники поспешно налегли на весла и вскоре въехали в Верхнее озеро.

   Озеро это напоминает своим видом Мюкросское, только оно менее правильной формы, что придает ему еще больше красоты. На юге виднеются скаты Кромагланов. На севере - вершины Томи и Пурпуровой горы, покрытые красным вереском. Южный берег представляет сплошную дубраву чудных деревьев. Но как бы восхитителен ни был вид этого озера, маркиз и его жена очень мало им интересовались. Исключая Малыша, поездка не доставляла никому удовольствия. Маркиз приказал вскоре направиться к устью Генмина, чтобы отдохнуть в Брендонс-Коттедже, прежде чем продолжать осмотр.

   После перенесенной усталости их светлости нуждались в отдыхе. Для них поездка по озерам равнялась путешествию по океану. Прислуга должна была также оставаться в отеле, и если Малышу не пришлось слышать самых нелепых приказаний, то только благодаря крепкому сну его хозяина.

   На следующий день пришлось встать очень рано. Марион нашла, что маркиза была бледна и имела утомленный вид, что заставило последнюю колебаться относительно продолжения путешествия. Но лорд Пиборн заметил, что их друзья герцог Франкастор и герцогиня Уерсгальберг совершали всегда экскурсию до Валентин; поэтому решено было и им сделать то же. Это привело в восторг Малыша, боявшегося, что придется вернуться в замок, не увидев моря.

   Ландо ожидало с девяти часов утра. Маркиз с женой и сыном сели наконец в экипаж. Джон и Марион поместились сзади, а грум на козлах, рядом с кучером.

   Ландо по случаю хорошей погоды было открыто, и после почтительных пожеланий всего служебного персонала Брендонс-Коттеджа сановные путешественники отправились в путь.

   В продолжение четверти часа экипаж быстро катился по левому берегу Дугари, примыкающему к Верхнему озеру; затем пришлось ехать шагом, взбираясь на крутизну Гиллендди-Рикс. При каждом повороте открывался новый вид, приводивший в восхищение лишь одного Малыша. Проезжали по самой возвышенной местности графства Керри и даже всей Ирландии. В девяти милях к юго-востоку, за цепью Гиллендди-Рикс, высился Каранттуохиль, верхушка которого терялась на высоте в три тысячи футов среди облаков. Внизу лежали нагроможденные друг на друга обломки скал, сброшенные скатывающимися льдинами.

   В полдень экипаж, оставив за собой Томи и Пурпуровую гору, въехал в расщелину Гиллендди-Рикс.

   Красивые озера оживляли эту дикую местность. Если бы их светлости пожелали, Малыш, изучивший путеводитель, мог бы рассказать маркизам существующие местные легенды, но те ничуть ими не интересовались.

   Выехав из ущелья, экипаж покатился быстрее, спускаясь по северо-западному склону. К трем часам достигли правого берега Лоуна, уносящего лишние воды Килларнейских озер. По берегу реки пришлось ехать в продолжение нескольких часов, и только в шесть вечера путешественники, совершенно усталые, остановились в маленьком селении Кильгобинет.

   Здесь спокойно провели ночь в отеле, где недостаток удобств был заменен заботами и выражениями чрезвычайной почтительности, принятыми семьей маркиза совершенно равнодушно, как должное. Затем, к великому беспокойству Малыша, начались опять колебания относительно дальнейшего путешествия. Однако, когда хозяин отеля заметил, что два месяца тому назад граф и графиня Кардиганские проехали до Валентин, лорд Пиборн сообщил своей жене, что и им следовало поступить точно так же.

   Из Кильгобинета выехали в девять часов утра. Погода была дождливая, и верх ландо пришлось поднять. Грум, сидя рядом с кучером, был, конечно, не защищен от ветра и дождя, но что за беда? Ведь он таким образом мог насладиться окружавшим его ландшафтом, который заслуживал внимания. Красота природы глубоко запала в его душу, оставив в ней неизгладимое воспоминание.

   После полудня, в то время как горы с вершиной Каранттуохиля отходили к востоку, горы Иверага все росли на противоположном горизонте. За ними, согласно путеводителю, шла более удобная дорога до маленького порта Кахерсивин.

   К вечеру их светлости подъехали к селению Каррамор. Эта местность часто посещается туристами, в ней не было недостатка в хороших отелях, и путешественникам не пришлось прибегнуть к провизии, взятой с собой.

   На другой день экипаж выехал в дождь при сильных порывах морского ветра. Малыш вдыхал с наслаждением насыщенный морскими солями воздух.

   Около полудня экипаж после крутого заворота покатился по прямой линии к западу, направляясь к Валентин. К пяти часам вечера достигли конечного пункта путешествия, остановившись перед отелем Кахерсивина.

   "Сколько красивых видов осталось незамеченными их светлостями", - подумал Малыш. Он еще не знал, что многие путешествуют лишь для того, чтобы иметь право рассказывать о своем путешествии.

   Селение Кахерсивин лепилось на левом берегу Валентин, расширяющейся в этом месте настолько, что образует небольшой порт, названный Валентия-Хербур. За ним находится остров того же названия, составляя самую выдающуюся часть в Ирландии у мыса Брег-Хед. Что же касается Кахерсивина, то ни один ирландец никогда не забудет, что в этом городе родился великий О'Коннелъ.

   На следующий день их светлости, желавшие исполнить всю предначертанную ранее программу путешествия, посвятили несколько часов осмотру острова Валентин. Так как Эштону пришла фантазия стрелять в чаек, то Малышу, к его великой радости, было приказано следовать за графом.

   От Кахерсивина до острова путешественников перевозят на пароме. Лорд с семьей и прислугой выехал на нем после завтрака. Паром доставил их к маленькому порту, в котором рыбаки ищут защиты во время бури.

   Остров этот строгого, сурового вида известен своими минеральными богатствами и знаменитыми аспидными копями. В некоторых деревнях встречаются дома с цельными аспидными стенами и крышами. Туристы могут здесь останавливаться спокойно, так как всегда найдут хорошее помещение и стол. Но какой смысл им там останавливаться? Осмотрев старую крепость, построенную Кромвелем, поднявшись на маяк, полюбовавшись на два конуса, выдающихся в пятнадцати милях расстояния, на эти Скеллигсы, огни которых обозначают опасные места, их светлостям нечего более делать в Валентин. К тому же это один из самых обыкновенных островов, которых насчитывают сотнями на западном побережье Ирландии.

   Все это верно, но Валентин пользуется тройной славой.

   Она послужила исходной точкой для измерения параллельного круга, пересекающего Европу до Уральских гор, и в настоящее время представляет самую выдающуюся метеорологическую станцию на западе, на которую обрушиваются первые натиски американских бурь. И, наконец, в ней находится уединенное здание, в котором заканчивается первый кабель, проложенный между Старым и Новым Светом. Он стал действовать в 1866 году. Туда-то и пришла первая телеграмма, посланная президентом Соединенных Штатов Бекананом.

  

  

  

   Выехав из Кахерсивина утром 11 августа и следуя по побережью, прилегающему к первым разветвлениям Иверакских гор, экипаж после небольшого отдыха в Кельсе остановился вечером в Киллорглине. Погода была отвратительная: целый день шел дождь при сильном ветре. Их светлости в настроении не лучшем, чем погода, провели здесь последнюю ночь путешествия.

   На следующий день сели в поезд и через три часа вернулись в Трелингер-Кэстл. Так закончил маркиз с женой эту традиционную экскурсию к Килларнейским озерам через гористую местность Керри...

   - Стоило ли переносить столько неудобств? - сказала маркиза.

   - И так проскучать! - прибавил маркиз.

   Что же касается Малыша, он вернулся, принеся с собой массу впечатлений.

   Первым делом он осведомился у Кет о Бирке.

   Тот был здоров, и Кет все время заботилась о нем. Каждый вечер собака прибегала к назначенному месту, куда прачка приносила ему что могла.

   В тот же вечер, прежде чем идти в свою комнату, Малыш отправился искать Бирка. Нечего и говорить, как были рады свидеться оба друга!

   Правда, Бирк был очень худ, но в глазах его светились ум и преданность. Бирк, казалось, понимал, что надо быть осторожным. К тому же его присутствие около Трелингер-Кэстла было уже не раз замечено собаками, подымавшими тревогу.

   Замок вернулся к своему прежнему монотонному существованию, столь подходящему к характеру его владельцев. Они должны были пробыть в нем до последних чисел сентября, когда уезжали обыкновенно в Эдинбург, а затем в Лондон для заседаний в парламенте. Пока же маркиз с женой начали делать визиты соседям, во время которых было рассказано о путешествии в Килларней, причем маркиза, не отличавшаяся особенной памятью, начинала уже забывать название острова, откуда был проведен электрический звонок в Соединенные Штаты, как она выражалась.

   Однако эта жизнь начинала тяготить Малыша... Ему приходилось выносить постоянные нападки управляющего Скарлета. С другой стороны, капризы графа Эштона не давали ему ни минуты покоя. Он то и дело получал приказания, которые потом отменялись, и ему приходилось быть целый день на ногах. Прислуга насмехалась над ним, видя, как его заставляли целый день бегать и исполнять ненужные приказания. Мальчик чувствовал себя глубоко униженным. Вечером в своей комнате он начинал размышлять о своем положении, которое ему приходилось выносить из-за бедности. К чему приведет положение грума графа Эштона? Ни к чему, конечно! К тому же быть только лакеем, то есть машиной, исполняющей волю другого, оскорбляло его самолюбие. Когда он жил на ферме, то чувствовал себя равным, на него смотрели, как на члена семейства. Куда девались ласки бабушки, доброе отношение Мартины и Китти, поощрения Мартена и его сыновей? Камешки, которые ему вручали каждый день на ферме и погребенные теперь под ее развалинами, были для пего дороже гиней Пиборнов. Когда он жил в Керуане, учился, работал, чтобы достичь чего-нибудь в жизни... Здесь же - ничего, кроме полного подчинения глупому, избалованному ребенку. Ему приходилось целый день прибирать не книги, так как их не было, а различные предметы, валявшиеся по комнатам.

   Его приводил также в отчаяние кабриолет молодого джентльмена. Ох, этот кабриолет! Малыш не мог смотреть на него без отвращения. Казалось, графу Эштону доставляло удовольствие ехать со страшной быстротой по самым дурным дорогам, чтобы хорошенько помучить грума, едва удерживавшегося на своем неудобном сиденье. В хорошую погоду, когда можно было выезжать, например, в тильбюри, Малыш был счастливее - он сидел удобнее и сохранял равновесие. Но ведь хорошая погода так редка на Изумрудном острове!

   Поэтому не проходило почти дня без муки, испытываемой в кабриолете, по дороге в Кантурк или в окрестности Трелингер-Кэстла. По этим дорогам за экипажем бегали оборванные, босоногие мальчишки, крича запыхавшимся голосом: "копперы, копперы!". У Малыша сжималось сердце. Он сам испытал нищету и сочувствовал нищим. Граф же Эштон отвечал оборванцам бранью или насмешками, стращая кнутом, если они подбегали очень близко. У Малыша всегда было желание бросить пищим несколько медных монет... Но он боялся возбудить гнев молодого графа. Однажды он не удержался. Хорошенькая слабенькая девочка лет четырех со светлыми локонами смотрела на него с мольбою, прося коппер. Коппер был брошен, в ребенок схватил его, радостно вскрикнув.

   Этот крик был услышан графом Эштоном. Он поймал своего грума на месте преступления:

   - Как смел ты это сделать, бой?

   - Господин граф... эта девочка... так счастлива... из-за одного коппера...

   - Ты и сам раньше бегал с ними по дорогам?

   - Никогда! - вскричал Малыш, всегда возмущавшийся, когда его обвиняли в нищенстве.

   - Зачем же ты бросил милостыню нищенке?

   - Она так смотрела па меня...

   - Я запрещаю тебе обращать внимание па детей, таскающихся по дороге... Запомни это раз и навсегда!

   И Малыш принужден был исполнить приказание, хотя сердце обливалось кровью от такой черствости.

   Но если он с этого дня старался не выказывать жалости к маленьким оборванцам и не бросал им больше копперов, то все же представился случай, когда он не мог совладать с собой.

   Это было 3 сентября. Граф Эштон отправился в Кантурк в догксре. Малыш, по обыкновению, сопровождал его, сидя на этот раз спиной к молодому графу, со сложенными на груди руками и неподвижный, как манекен.

   Экипаж доехал до селения без приключений. Молодой Пиборн остановился у главных магазинов. Его грум, стоя около лошади, едва удерживал ее, к великому изумлению мальчишек, смотревших с завистью на разукрашенного галунами лакея.

   Около трех часов пополудни, дав наглядеться на себя толпе, граф Эштоп отправился обратно в Трелингер-Кэстл. Он ехал шагом, заставляя красоваться свою лошадь. Вдоль дорог бегали, по обыкновению, маленькие нищие с громкими криками "копперы... копперы!.." Видя, что догкер едет почти шагом, они решили бежать рядом. Но кнут, свистевший в воздухе, заставил их отказаться от этого намерения.

   Один, однако, не отставал. Это был малютка лет семи с живым, веселым личиком, вполне ирландского типа. Хотя экипаж ехал тихо, ему приходилось все же бежать, чтобы держаться рядом. Его ноги были расцарапаны о камни, но он не обращал на это внимания, как и на угрожавший ему кнут. В руках мальчика был букетик полевых цветов, который оп предлагал взамен коппера.

   Нечего и говорить, что граф Эштон кричал несколько раз, чтобы тот убирался, но он продолжал держаться у самых колес, рискуя быть раздавленным.

   Стоило только поехать скорее, и маленький мальчик поневоле отстал бы. Но граф желал ехать шагом. Рассерженный упрямством ребенка, он ударил его хлыстом, который, обвившись вокруг шеи мальчика, протащил его несколько шагов за собой. Наконец, высвободившись, тот упал.

   Малыш, соскочив с повозки, подбежал к ребенку, громко кричавшему от боли. Страшное негодование против графа поднялось в душе Малыша, и у него явилось желание проучить хорошенько жестокосердного Эштона, которому пришлось бы плохо, несмотря на то, что он был старше своего грума...

   - Иди сюда, бой! - закричал граф, остановив лошадь.

   - А ребенок?

   - Иди сюда! - вскричал молодой Пиборн, размахивая хлыстом. - Иди или с тобой случится то же, что с ним!

   Он хорошо сделал, что удержался от исполнения своей угрозы, так как неизвестно, что бы из этого вышло. Малыш и тут овладел собой. Сунув в карман мальчишки несколько пенсов, он сел в экипаж.

   - Если ты еще раз позволишь себе сойти без моего приказания, я тебя накажу как следует, а затем выгоню!

   Мальчик ничего не ответил, хотя глаза его блеснули.

   С этого дня граф Эштон стал преследовать своего грума. Его подвергали всевозможным унижениям. Малыш испытывал теперь нравственные муки, заставлявшие его страдать не менее, чем прежние, физические; он чувствовал себя не менее несчастным, как некогда у Хард и Торнпиппа! Ему захотелось уйти из Трелин-герКэстла. Но куда идти?.. Разыскивать семью Мак-Карти?.. Но он о них ничего не знал, да и что могли они для него сделать, не имея сами ни кола ни двора. Во всяком случае, Малыш решил не оставаться более в услужении у Пиборнов.

   К тому же его тревожила мысль о скором отъезде их из Трелингер-Кэстла. Грум, обязанный следовать за ними в Англию и Шотландию, должен был потерять всякий след Мак-Карти.

   С другой стороны, его заботил Бирк. Что с ним тогда будет?. Бросить собаку на произвол судьбы мальчик был не в состоянии.

   - Я возьму его себе и буду заботиться о нем, - говорила Кет.

   - Вы очень добры, Кет, и я смело мог бы поручить его вам, платя, конечно, за его содержание...

   - О, этого не надо! - вскричала Кет, - я ведь сама люблю эту собаку...

   - Все равно, она не должна утруждать вас. Но если я уеду, я долго не увижу ее, может быть, даже и никогда...

   - Почему же, дитя мое?.. Когда ты вернешься...

   - Я не знаю, вернусь ли обратно в замок. Может быть, там, куда они едут, будут недовольны мною... или я сам уйду от них...

   - Уйдешь?..

   - Да, куда-нибудь, куда глаза глядят, как и всегда делал...

   Бедный мальчик... бедный мальчик!..