Верн Жюль - Малыш

стены! Правда, в своей чистой и теплой одежде они мало напоминали оборвышей, о которых О'Бодкинс так заботился! Это происходило оттого, что "Миссионерское общество Ирландской церкви", в ведении которого находилась школа, брало пансионеров не столько для того, чтобы воспитывать и кормить их, сколько чтобы привить им основы англиканской религии. Прибавим, что католические Ragged school, которые содержались монахинями, конкурировали с ними весьма успешно.

   Грип, Малыш и Боб сошли с трамвая у входа в сад, находящийся на западной стороне города.

   Это был целый парк площадью в тысячу семьсот пятьдесят акров, называемый Феникс, которым Дублин может смело гордиться. Громадные великолепные деревья, зеленые луга с пасущимися коровами и овцами, рощи, цветники, военное поле для смотров, большие пространства, приспособленные для поло и футбола, - чего только не найдешь в этом парке, сохранившем природный вид среди большого города. Недалеко от главной аллеи возвышается здание летнего пребывания лорданаместника, окруженное школой, военным госпиталем и помещениями для артиллерии и полиции. В Феникс-парке происходят, однако, убийства, и Грип показал детям крест, поставленный па краю рва. Здесь три месяца тому назад, 6 мая, были убиты кинжалом главный секретарь по ирландским делам, его помощник Борк и лорд Фредерик Кавендиш.

   Прогулка по Феникс-парку и смежному с ним Зоологическому саду закончила день. Было пять часов, когда друзья расстались с Грипом и вернулись к себе. Решено было видеться каждый день.

   Однако, расставаясь с Малышом, Грип вдруг спросил его:

   - Ну что же, надумал ты, что будешь делать?

   - Мне кажется, Грип, что возобновление торговли, которую мы вели в Корке, здесь не приведет ни к чему. Лучше было бы оставаться, нанять небольшую лавку в такой части города, где проходит много народу, но не очень богатого... На улице Свободы, например...

   - Великолепно придумано, Малыш!

   - А что же мы будем продавать, - живо спросил Боб, - пирожки?

   - Ах ты лакомка! - вскричал Грип.

   - Просто полезные вещи, - сказал Малыш, - но я еще не решил какие... Я думаю устроить нечто вроде базара...

   - Это будет отлично, - обрадовался Грип, в воображении которого уже рисовалась красивая вывеска. - Не забудь, - прибавил он, что все мои деньги к твоим услугам, тем более что мне изрядно надоело носить их всегда с собой.

   - Почему же ты никуда их не поместишь?

   - К тебе, охотно!

   - Это мы еще увидим. Денег у меня пока достаточно, и надо пустить их в дело, не слишком рискуя...

   - Не бойся, Малыш, я тебе говорю, что ты разбогатеешь... У тебя будут сотни, тысячи фунтов.

   - Когда уходит "Вулкан", Грип?

   - Через неделю.

   - А когда ты вернешься?

   - Через два месяца.

   Наконец они расстались. Грип отправился к докам, а мальчики с Бирком перешли реку, чтобы попасть в квартал св. Патрика.

   Сколько нищих они встретили по дороге, сколько пьяных!.. Архиепископ Иоанн на съезде, собранном в 1186 году, громил пьянство. Но семь веков спустя Педди продолжал пить без меры, и никакой архиепископ, никакой съезд не могли повлиять на этот врожденный порок!..

  

  

   Нашему герою было тогда одиннадцать с половиной лет, а Бобу восемь, то есть оба вместе еще не достигли совершеннолетия, когда Малыш открыл магазин... Следовало быть Грипом, так слепо верившим ему, чтобы питать уверенность в успехе его предприятия!

   Через два месяца после прихода детей в столицу Ирландии в квартале Св. Патрика открылся базар, сразу привлекший внимание местных жителей. Малыш открыл магазин не на одной из самых бедных улиц, он предпочел устроиться на Бедфордстрит, жители которой если не покупают лишнего, то и не лишают себя необходимого. Малыш очень скоро понял это благодаря своим коммерческим способностям.

   Это был настоящий магазин, который Бирк уже не перетаскивал с места на место, но стерег, как настоящий сторожевой пес. На вывеске значилось: "Для тощих кошельков", скромное, но заманчивое приглашение, а внизу: "Малыш и К°", "и К°" - это, конечно, был Боб..., а также, вероятно, и Бирк.

   Дом, в котором находился магазин, был трехэтажный. Первый этаж занимал сам хозяин О'Бриен, богатый негоциант, отказавшийся от дел, шестидесятилетний холостяк, пользовавшийся вполне справедливо хорошей репутацией. О'Бриен немало удивился, когда одиннадцатилетний мальчик пожелал нанять у него одно из свободных помещений для магазина. Выслушав, однако, разумные и дельные ответы ребенка, он остался вполне доволен и не мог отказать ему, тем более что Малыш предложил заплатить за год вперед.

   Не надо забывать, что Малыш выглядел старше своих лет благодаря крепкому сложению и хорошему росту. Ему можно было дать от четырнадцати до пятнадцати лет. Но и это был возраст все же недостаточный, чтобы вести самостоятельною торговлю и открыть магазин, хотя и под скромной вывеской: "Для тощих кошельков",

   Во всяком случае, О'Бриен не поступил так, как сделали бы многие другие. Он дал высказаться мальчику, чисто одетому, объяснявшемуся вполне прилично и державшемуся с известной уверенностью. Его заинтересовал рассказ Малыша обо всем им пережитом, и бывший негоциант решил даже помогать ему в будущем своими советами.

   Помещение, нанятое "Малышом и К°", состояло из двух комнат, из которых одна выходила на улицу, а другая на двор. Первая предназначалась для магазина, а вторая для спальни. Сзади находилась кухня с небольшой комнатой для кухарки, если таковая будет когда-нибудь у Малыша. Но до этого дело еще не дошло.

   Почему бы ему не торговать хорошо, этому магазину, так красиво обставленному? В нем можно было найти всевозможные предметы, так как все столы и полки были заняты вещами, купленными Малышом на оставшиеся у него свободные деньги. Правда, прежде всего было куплено для магазина шесть стульев и конторка, настоящая конторка, запиравшаяся на ключ, с книгами для записи, перьями, чернильницей. Понятно, что для ведения счетов потребовалась большая книга. Подумать только, что у Малыша завелся журнал для записи и касса! Во второй же комнате находилась лишь самая необходимая мебель: кровать, стол, несколько стульев и шкаф.

   Так как от денег, бывших у Малыша, оставалась лишь треть, то приходилось быть осторожным.

   А что же продавалось в магазине Малыша? Всего понемножку. Были и хозяйственные принадлежности, книги, доступные всем. Рядом с полезными вещами можно было найти и детские игрушки. Этот товар приходился более всего по вкусу Бобу! С каким старанием он стирал пыль с игрушек, которыми ему так хотелось поиграть, особенно с небольших корабликов ценой в несколько пенсов! Но он никогда не позволял себе распоряжаться товаром своего патрона, который не любил шутить и часто повторял ему:

   - Будь же серьезен, Боб, можно подумать, что ты никогда не будешь купцом.

   Не будем следить день за днем за делами фирмы "Малыш и К°", достаточно сказать, что успех сказался в очень скором времени. О'Бриен был в восторге от торговых способностей своего юного жильца. Купить и продать - это хорошо; но уметь купить и продать - это еще лучше. Так по крайней мере действовал старый негоциант в продолжение многих лет, наживая постепенно состояние. Правда, он начал торговлю в двадцать пять лет, а не в двенадцать. Но, разделяя вполне мнение Грипа о Малыше, он предвидел в нем будущего капиталиста.

   - Главное, не очень спеши, дитя мое, повторял он ему при каждой встрече.

   - Нет, - отвечал Малыш, - я буду идти медленно и осторожно, так как мне предстоит длинный путь, и надо поберечь ноги.

   Быстрый успех магазина "Для тощих кошельков" объясняется интересом, возбужденным детьми, занимающимися самостоятельной торговлей в такие годы, когда одному подобало еще быть в школе, а другому возиться с игрушками. Малыш, впрочем, сделал даже несколько публикаций в газетах об открытии нового магазина, заплатив сколько полагалось за строчку. Зато вскоре появились уже ничего не стоившие ему сенсационные статьи на первых страницах "Дублинской газеты" и в других столичных изданиях. Не обошлось и без нашествия репортеров. Вскоре в городе заговорили об удивительном мальчике, и Малыш стал героем дня, что прекрасно отзывалось на делах его магазина.

   Покупатели встречали всегда самую вежливую предупредительность со стороны Малыша, который, с пером за ухом, старался угодить изо всех сил, в чем ему усердно помогал Боб, которого дамы гладили по курчавой головке, напоминавшей голову болонки. Да, сюда приезжали настоящие дамы, и их экипажи быстро наполнялись игрушками. Бобу не приходилось сидеть сложа руки, так как маленькие покупатели, привозимые богатыми леди, желали всегда иметь сами дело с продавцом.

   Это называется удачей, и, пока она продолжается, успех обеспечен. Что будет далее, предвидеть было нельзя, но Малыш, конечно, сделает все, от него зависящее, чтобы поддержать торговлю в таком же блестящем виде.

   Когда Грип по возвращении "Вулкана" посетил друзей, он был поражен великолепием их магазина. По его мнению, вея улица преобразилась и стала походить на Секвильскую улицу в Дублине, на Стренд в Лондоне и на Бродвей в Нью-Йорке. Каждый раз Грип считал нужным что-нибудь купить. Однажды это был портфель, долженствовавший ему заменить старый, которого у него, впрочем, никогда не было. В другой раз приобрел хорошенький кораблик, предназначенный, по его словам, для детей его товарища, который еще не был отцом. Наконец, купил довольно дорогую трубку из поддельной пенки с желто-зеленым наконечником.

   И при этом он всегда говорил Малышу, которого заставлял брать деньги за выбранные им вещи:

   - А ведь дела хорошо идут, Малыш, не правда ли? Как далеко то время, когда мы, оборванные и голодные, бегали по улицам Галуея! Кстати, ты не читал в газетах, Каркер еще не повешен?

   - Нет, не читал, Грип.

   - Ну, это непременно сбудется, и ты отложи для меня ту газету, в которой прочтешь о его казни.

   Затем Грип возвращался на корабль "Вулкан", уходил снова в море, а через несколько недель кочегар появлялся уже в магазине и снова покупал ненужные ему вещи.

   Однажды Малыш спросил его:

   - Ты все еще уверен, Грип, что я разбогатею?

   - Я в этом так же уверен, как в том, что Каркер не минует виселицы.

   По мнению Грипа, это было высшее выражение уверенности, далее которого идти было нельзя.

   - А ты, Грип, разве не думаешь о будущем?

   - Зачем мне о нем думать?.. Разве у меня нет ремесла, которое я не променяю ни на какое другое?

   - Ремесло, однако, тяжелое и плохо оплачиваемое!

   - Вовсе нет, я получаю четыре фунта в месяц, имею помещение, пищу...

   - Все равно, - заметил Малыш. - Будучи кочегаром, нельзя нажить себе состояние, а Бог хочет, чтобы люди добивались богатства...

   - Ты в этом уверен? - спросил Грип. - Разве это сказано в заповедях?

   - Да, надо быть богатым не только для собственного счастья, но чтобы сделать счастливыми тех, кто лишен этого, хотя и вполне заслуживает!

   И Малыш, задумавшись, унесся в воспоминания о Сисси, его бедной подруге в хижине Хард, о семье Мак-Карти, о которых ничего не знал, о своей крестнице Дженни, бедных и несчастных, тогда как он...

   - Слушай, Грин, - продолжал он, - почему бы тебе не бросить плавание?

   - Уйти с "Вулкана"?..

   - Да, и войти со мной в компанию... Понимаешь, "Малыш и Ко"., ведь не может же Боб олицетворять собою компанию. Тогда как если ты присоединишься...

   - О, Грип, - вскричал Боб, - как мы были бы тогда счастливы!

   - Я согласился бы с удовольствием. Но мне кажется, что я для этого слишком велик.

   - Почему?

   - Потому что, если такой верзила, как я, будет торчать в магазине, то фирма перестанет быть "Малыш и К°"! Надо, чтобы все были маленькие, и я только испорчу все дело.

   - Ты, пожалуй, прав, Грип, но ведь и мы вырастем.

   - Понятно, но постарайтесь не расти очень шибко и богатеть, пока вы еще не высокого роста. Впрочем, если я не могу быть твоим компаньоном, Малыш, то помни все же, что мои деньги принадлежат тебе.

   - Мне пока их не нужно.

   - Но если ты вздумаешь расширить торговлю...

   - Нам вдвоем тогда не справиться...

   - Почему бы тебе не взять прислугу, которая бы вела хозяйство?

   - Я уже думал об этом, и господин О'Бриен советовал мне то же самое.

   - И он прав. Подумай, не знаешь ли ты какой-нибудь подходящей женщины?

   - Подожди... да, да, конечно!.. Кет!.. старый друг ..

   При имени Кет Бирк радостно залаял, выразив таким образом и свое мнение. Тотчас же было написано письмо в Трелингер-Кэстл, и через день пришел ответ, написанный крупным почерком. А еще через двое суток Кет была уже в Дублине.

   И как она была принята Малышом после полуторагодовой разлуки! Мальчик горячо обнял ее, а Бирк бросился ей на шею. Она не знала, которому из двух отвечать, и наконец расплакалась... Когда же она устроилась на кухне и познакомилась с Бобом, слезы у нее потекли еще обильнее.

   В этот день Грип имел удовольствие отведать вместе со своими друзьями первый обед, приготовленный Кет! И, уезжая на другой день в море, кочегар был вполне доволен своей участью.

   Вас, может быть, интересует, получала ли Кет жалованье, хотя она вполне удовольствовалась бы столом и помещением, предоставляемыми ей ее милым мальчиком? Конечно, она получала жалованье, и даже очень хорошее, с обещанием прибавки, если она хорошо будет служить. Она теперь уже не говорила "ты" Малышу, так как он был более не грум графа Эштона, а хозяин магазина. Даже Боба, который считался компаньоном Малыша, она называла не иначе как "господин Боб". Зато Бирку она продолжала говорить "ты". И как они любили друг друга - Бирк и Кет!

   Сколько пользы приносила эта славная женщина в доме! Хозяйство было всегда в порядке, комнаты и магазин чисто прибраны. Обедать в соседнем ресторане не подобает хозяину магазина, он должен обедать у себя дома - это гораздо приличнее и здоровее, особенно когда имеешь такую искусную кухарку, как Кет. Впрочем, она не только готовила кушанье, она стирала, гладила, чинила белье, держала в порядке одежду, была, одним словом, примерной прислугой, удивительно экономной и такой нравственной... что служила всегда предметом насмешек всей дворни в Трелингер-Кэстле.

   Конец 1883 года принес отличные барыши фирме "Малыш и К°". Магазин едва успевал удовлетворять заказы к Рождеству и Новому году. Трудно представить, сколько Боб продал за то время всяких лодочек, корабликов и катеров. Даже в высшем обществе вошло в моду покупать все игрушки в магазине "Для тощих кошельков". Игрушка не считалась модной, если на ней не было клейма фирмы "Малыш и К°".

   Малышу не приходилось раскаиваться, что он покинул Корк. Приехав в столицу Ирландии искать более широкого поля действия, он не ошибся в выборе. Старый негоциант О'Бриен поддерживал мальчика своими советами, которые всегда охотно принимались Малышом, отказывавшимся, однако, от его денег, как отказался он и от сбережений Грипа.

   Подведя итог доходам, полученным со дня открытия магазина, Малыш мог быть вполне доволен, так как капитал его за это время утроился!

  

  

  

   "Имеющих какие-либо сведения о семье Мартена Мак-Карти, бывших арендаторов Керуанской фермы, находящейся в графстве Керри, Сильтонского прихода, просят сообщить их по адресу "Малыш и К°", Бедфорд-стрит, Дублин".

   Публикация эта появилась впервые в "Дублинской газете" 3 апреля 1884 года, где была помещена Малышом по два шиллинга за строчку. Затем ее напечатали и другие газеты. Мог ли Малыш пожалеть полгинеи, чтобы разыскать семью, которой он был столь многим обязан? Какое бы он испытал счастье, если бы ему удалось когда-нибудь сделать их опять счастливыми!

   Где могла находиться эта семья? Осталась ли она в Ирландии, добывая с трудом насущный хлеб, или последовала в изгнание за Мюрдоком? При мысли, что она страдала от нищеты, сердце Малыша обливалось кровью.

   Поэтому все с нетерпением ждали ответа на объявление, повторявшееся каждую субботу в течение нескольких недель...

   Но никаких сообщений не последовало. Если б Мюрдок содержался в одной из тюрем Ирландии, то о нем, конечно, имелись бы сведения. Оставалось предполагать, что вся семья Мак-Карти эмигрировала в Америку или в Австралию, где, может быть, и основалась навсегда.

   Это предположение вскоре подтвердилось сведениями, полученными О'Бриеном. В письме из Белфаста упоминалось о семье эмигрантов по фамилии Мак-Карти, состоявшей из шести человек, трех мужчин, двух женщин и одного ребенка, выехавших из этого порта и направившихся в Мельбурн два года тому назад. Дальнейших сведений о них получить не удалось, несмотря на все старания О'Бриена. Малыш надеялся узнать что-либо о втором сыне Мак-Карти, если только он не покинул службу на корабле Маркарда в Ливерпуле. Поэтому он обратился с расспросами к этой фирме. Пришел ответ, что Пат оставил службу полтора года тому назад. Оставалась еще надежда, что Пат, приехав в Ирландию, прочтет объявление, касающееся его семьи. Надежда слабая, признаться, но за нее цеплялись, не имея другой.

   О'Бриен старался, как мог, обнадежить своего молодого жильца.

   - Я уверен, - говорил он, - что рано или поздно ты свидишься с семьей Мак-Карти.

   - Каким же образом? Ведь они в Австралии, за тысячи и тысячи миль!

   - Можно ли так говорить, дитя мое. Разве теперь расстояние что-нибудь значит... Когда установлено такое удобное сообщение!.. Они вернутся, я уверен... Ирландцы не покидают навсегда своей родины...

   - Можно ли на это надеяться? - спросил Малыш, грустно качая головой.

   - Конечно, особенно если они такие работящие и трудолюбивые, как ты говоришь.

   - Этого не всегда достаточно. Нужна еще удача, которой последнее время Мак-Карти не могли похвастаться!

   - Чего не было раньше, может случиться теперь! Неужели ты думаешь, что я был всегда счастлив... Да и ты сам не испытал ли того же...

   - Вы правы, господин О'Бриен, мне иногда и самому кажется, что все это сон.

   - Нет, дитя мое, все это быль. Ты, конечно, превзошел то, чего можно было ожидать от ребенка твоих лет, и все это благодаря твоей рассудительности.

   - И также случаю...

   - На свете меньше случайностей, чем ты думаешь, и все логически связано между собой. Заметь, что несчастье сопровождается обыкновенно счастьем, и ты можешь проверить это на своей судьбе. Например, твое пребывание у Хард было несчастьем...

   - Но зато я был вознагражден счастьем узнать Сисси, испытать первые ласки! Где-то теперь моя дорогая подруга, и увижу ли я ее когда-нибудь?..

   - И если б Хард не была такой злой, ты бы не убежал от нее, что заставило тебя попасть в руки изверга Торнпиппа. Затем ты в Ragged school...

   - Где встречаю Грипа, который был так добр ко мне и которому я обязан жизнью...

   - Тогда тебя берет к себе эта чудачка актриса... Жизнь твоя изменяется, но едва ли бы ты сделался уважаемым человеком, продолжая жить у нее. И вот она, позабавившись тобой, бросает тебя на произвол судьбы...

   - Я, однако, не сержусь на нее, она все же была добра ко мне, приютила меня, а с тех пор... я уже многое узнал! К тому же, согласно вашей теории, благодаря именно тому, что она меня бросила, я попал к Мак-Карти на Керуанскую ферму...

   - Верно, мои друг, а затем...

   - О, затем!.. Ведь не можете же вы меня убедить, что несчастье этих чудесных людей повело к моему счастью...

   - И да и нет, - ответил О'Бриен.

   - Нет, нет! - энергично запротестовал Малыш. - И если я когда-нибудь разбогатею, мне всегда будет больно, что поводом к тому послужило разорение семьи Мак-Карти. Я охотно провел бы всю жизнь на ферме, как член их семьи... При мне выросла бы Дженни, моя крестница, и могло ли быть для меня большее счастье, как благополучие моей приемной семьи?..

   - Я понимаю тебя и надеюсь, что стечение обстоятельств позволит тебе доказать им твою благодарность... Однако будем продолжать и вспомним о Трелингер-Кэстле.

   - Ах, какие отвратительные люди, этот маркиз, маркиза, их сын Эштон! Сколько унижений я там испытал!.. Там протекло худшее время моего существования...

   - И это опять-таки было к лучшему. Если бы с тобой там хорошо обращались, ты бы остался у них...

   - Нет, никогда! Быть грумом?.. Никогда! Я оставался там лишь временно, и как только накопил бы денег...

   - Кто должен быть в восторге, что ты попал в этот замок, так это Кет.

   - О, добрая женщина!

   - И кто должен быть доволен, что ты оттуда ушел, так это Боб, так как иначе ты бы не встретил его на большой дороге, не спас бы ему жизнь... не привел бы его в Корк, где вы оба так потрудились, где встретили Грипа, и в настоящую минуту ты не был бы в Дублине...

   - И не разговаривал бы в настоящую минуту с лучшим из людей, принявшим во мне участие! - ответил Малыш, пожимая руки старому негоцианту.

   - И который никогда не откажет тебе в своих советах.

   - Спасибо, господин О'Бриен, спасибо!.. И вы вполне правы! Все вещи имеют связь между собою!.. Дай Бог, чтобы я мог быть полезен всем, кого люблю и кто меня любил!

   А дела фирмы "Малыш"?.. Они процветали, не сомневайтесь в этом. Торговля вскоре еще расширилась, так как по совету О'Бриена прибавили бакалейный отдел. Магазин стал вскоре слишком тесен. Пришлось нанять дополнительно помещение на том же этаже. Жители квартала покупали все, что было нужно, только в магазине Малыша. Даже рук не хватало, и Кет пришлось принять участие в продаже: дел было столько, что день казался слишком коротким.

   Следовало бы нанять приказчика, но молодой хозяин не хотел вводить в дело чужого человека. Вот если бы Грип согласился... Но напрасные старания! Сколько его ни уговаривали, тот не мог решиться, хотя казался вполне предназначенным для того, чтобы сидеть на высоком табурете с карандашом в руке, окруженный коробками... Право, это было гораздо лучше, чем жариться на "Вулкане"! Но нечего и говорить, что свободное время кочегар проводил в магазине, помогая Малышу. Это продолжалось с неделю, затем "Вулкан" уходил в море, и через двое суток Грип был уже в нескольких сотнях миль от Изумрудного острова. Его отъезд вызывал всегда печаль, а приезд - радость. Он был точно старший брат, то уезжавший, то возвращавшийся.

   К тому же "старший брат" продолжал делать покупки в магазине Малыша. Прошло немало времени, пока наконец О'Бриен и Малыш не уговорили его поместить свои деньги. Но не подумайте, что ими воспользовался хозяин магазина "Для тощих кошельков". Нет, ему не нужны были деньги Грина, у него у самого хранилась уже немалая сумма в Ирландском банке на текущем счету. Деньги же Грипа были помещены в сберегательную кассу, - учреждение вполне солидное. Грип мог, значит, спать спокойно: капитал его находился в надежном месте и увеличивался благодаря небольшому проценту, выдаваемому кассой.

   Отметим все же, что если упрямый Грип и отказывался переменить свою матросскую блузу на люстриновый пиджак приказчика, то все же способствовал увеличению числа покупателей магазина Малыша. Все его товарищи с "Вулкана" и их семьи пользовались услугами магазина "Для тощих кошельков". Он так усердно пропагандировал магазин, точно был его агент.

   - Ты увидишь, - говорил он Малышу, - что сами судовладельцы будут забирать у тебя товар. Ты тогда сделаешься уже крупным негоциантом, вроде Рое или Гинесса. И вспомни тогда то, что я тебе всегда повторял: ты будешь богачом!

   - Почему же, Грип, ты не хочешь войти с нами в компанию? Или ты надеешься сделаться со временем механиком?

   - О нет, об этом я не мечтаю, так как надо еще много учиться, а мне уже поздно!..

   - Послушай, Грип, нам так необходим приказчик, которому мы могли бы доверять... Зачем ты отказываешься помочь нам?

   - Потому что я ничего не понимаю в этом деле и потому, что земля меня пугает; я был так несчастен на ней, тогда как на море я вполне счастлив! Когда ты станешь крупным негоциантом и у тебя будут собственные суда, тогда я буду плавать на них для твоей фирмы.

   - Но, Грип, подумай, ведь так ты останешься всегда одиноким. А если бы ты вздумал когда-нибудь жениться?

   - Жениться... мне?..

   - Ну да, как это делают все, - ответил Боб, и я тоже когда-нибудь женюсь.

   - Скажите, пожалуйста, - вскричал Грип, - а ты что скажешь, Малыш?

   - Что Боб совершенно прав, и что все мы когда-нибудь женимся.

   - Нет, каково? Одному двенадцать, а другому восемь, и они уже думают о женитьбе! Нет, я не могу жениться. Подумайте только: ведь я черен, как негр, большую часть года, и мне поэтому можно взять в жены только негритянку.

   - Ты напрасно шутишь, Грип, ведь я говорю это в твоих же интересах. Придет время, когда ты пожалеешь, что не послушался меня... Во всяком случае, здесь всегда будет для тебя место.

   Грип все же не сдавался. Он любил свое ремесло и пользовался любовью и уважением со стороны капитана и товарищей.

   - Потом потолкуем, когда я вернусь!..

   А впоследствии, вернувшись, он продолжал говорить:

   - Увидим... увидим потом.

   Пришлось поэтому взять конторщика для ведения книг. О'Бриен рекомендовал своего старого знакомого Бульфура, за честность которого ручался. Но все же это был не Грип!

   Год окончился прекрасно и дал доходу тысячу фунтов.

   Малыш и Боб, здоровые и крепкие для своих лет, казалось, нисколько не пострадали от перенесенных прежде лишений.

   Магазин процветал. Малыш богател, в этом не могло быть ни малейшего сомнения. К тому же благодаря выдержке и здравому смыслу он никогда не увлекался рискованными предприятиями, но и не пренебрегал представляющимся удобным случаем.

   В то же время он не мог успокоиться, не зная участи Мак-Карти. По совету О'Бриена он написал в Мельбурн. Но все следы семьи были уже давно потеряны, что почти всегда случается с эмигрантами. Не имея средств, Мартен с детьми нанялся, вероятно, на одну из отдаленных ферм, где занимаются главным образом разведением овец... Но в какой провинции, в какой части Австралии они проживали?

   О Пате тоже не было никаких известий с тех пор, как он покинул службу, и можно было предполагать, что он присоединился к своей семье.

   Нечего и говорить, что из всех, кого Малыш когда-то знал, только Мак-Карти и Сисси занимали его мысли. Об остальных он и думать не хотел; что же касается до мисс Анны Фестон, то он удивлялся, что она до сих пор не появлялась ни в одном театре Дублина. Весьма возможно, что он даже зашел бы к ней; но ему не пришлось этого сделать, потому что после неудачи в Лимерике знаменитая артистка решила покинуть Ирландию и уехала за границу.

   - А Каркер уже повешен?..

   Таков был неизменный вопрос Грипа по возвращении из плавания. И всегда получался ответ, что о Кар-кере ничего не было известно. Грип принимался тогда рыться в газетах, ничего, однако, не находя относительно Каркера.

   - Подождем! - говорил он. - Запасемся терпением.

   - А может быть, Каркер сделался порядочным человеком? - заметил как-то О'Бриен.

   - Он?! - вскричал Грип. - Порядочным человеком! Да после этого пропадет охота быть самому порядочным!

   И Кет, знавшая историю оборванцев галуейской школы, вполне разделяла мнение Грипа.

   Впрочем, Кет и Грип были почти всегда во всем согласны, исключая вопроса об оставлении Грипом службы и присоединении его к фирме "Малыш и К°". По этому поводу у них подымались нескончаемые споры, от которых дрожали стекла в окнах. Но к концу года вопрос оставался в том же положении, и первый кочегар отплыл опять на "Вулкане".

   Это было 25 ноября, уже в зимнее время. Снег падал большими хлопьями, и было так неприветливо и холодно, что всякий предпочитал сидеть дома.

   Однако Малыш не остался в магазине. Утром он получил письмо от одного из своих поставщиков из Белфаста. Затруднение, возникшее по поводу одной фактуры, могло повести к процессу, чего всегда следует избегать, даже если разбирать дело будут одетые в парики судьи Соединенного королевства. Таково было по крайней мере мнение О'Бриена, человека опытного. По его совету Малыш решил ехать в Белфаст, чтобы уладить дело по возможности миролюбиво. Он рассчитывал сесть в девять часов на поезд, чтобы днем быть уже в главном городе Антримского графства. Несколько часов будет достаточно для переговоров по делу, и к вечеру он уже вернется домой.

   Боб и Кет остались в магазине, а хозяин отправился на станцию.

   В такую погоду путешественник едва ли может интересоваться подробностями пути, тем более что поезд идет с большой скоростью. После Дублинского графства он проходит через графство Мет и, простояв несколько минут в Дрогеде, где Малыш ничего не успел рассмотреть, не заметил даже находившееся на расстоянии мили знаменитое Боннское поле битвы, где окончательно пала династия Стюартов. Затем поезд остановился в Лутском графстве в Дундалке, одном из древнейших городов Зеленого острова. Миновали Ольстерскую провинцию, с Донегальским графством которого было связано столько грустных воспоминаний для Малыша. Наконец, после Армагского и Доунского графств поезд подошел к границе Антрима.

   Графство Антрим имеет главным городом Белфаст, считающийся вторым в Ирландии по торговле, по населению в двести тысяч душ и по промышленности.

   Белфаст расположен около устья реки Латан. Понятно, что в таком промышленном центре, где политические страсти сталкиваются с личными интересами, не может не существовать постоянной вражды между протестантами и католиками. Первые - ярые враги независимости, требуемой вторыми.

   И в этот день, хотя было четыре градуса мороза, в городе происходило сильное брожение на политической почве.

   Малыш, приехавший по совсем другим делам, отправился сейчас же к своему поставщику, которого, к счастью, застал дома.

   Тот был немало удивлен при виде мальчика, выказавшего столько ума в деловых с ним переговорах. Наконец все уладилось к общему благополучию. Малыш, решивший пообедать до отхода поезда, направился в ближайший от станции ресторан. Если ему не приходилось сожалеть о путешествии, избавившем его от хлопотного процесса, то Белфаст готовил ему еще неожиданный сюрприз.

   Приближалась ночь. Снег перестал идти, но было очень холодно, поскольку дул сильный ветер. Проходя мимо одной фабрики, Малыш попал в толпу, запрудившую всю улицу. Рабочие и работницы шумели, протестуя против объявленного понижения платы.

   Следует заметить, что льняная промышленность была насаждена в Ирландии, в частности в Белфасте, протестантскими эмигрантами после отмены Нантского эдикта. Фабрика принадлежала английской компании, а так как большинство рабочих было католического вероисповедания, то и понятно, что они отстаивали свои требования с удвоенной энергией.

   После угроз перешли скоро к действию: окна и двери фабричной конторы забросали камнями. На улице показалось несколько отрядов полиции, присланных для усмирения бунтовщиков.

   Малыш, боясь опоздать на поезд, старался выбраться из толпы, но этого ему не удалось. Пришлось, чтобы не быть раздавленным, спрятаться у какой-то двери. В это время несколько рабочих упало под ударами полицейских шашек.

   Невдалеке от него лежала молодая девушка, очевидно, фабричная работница, бледная, худая, жалкая; ей было лет восемнадцать, но на вид ей можно было дать не более двенадцати. Она жалобно кричала:

   - Помогите... помогите! - и лишилась сознания.

   Голос показался Малышу знакомым. Он воскресил далекое прошлое... Сердце его усиленно забилось...

   И, когда толпа отхлынула, он наклонился к молодой девушке. Приподнял ее голову так, чтобы свет фонаря упал на ее лицо.

   - Сисси... Сисси!.. - прошептал Малыш.

   Да, это была Сисси. Не размышляя о том, что делать, он схватил Сисси на руки, донес ее до вокзала и положил на диван в купе первого класса. Став около нее на колени, он нашептывал ей ласковые слова, жал ей руки...

   Что же, разве он не имел права увести с собой подругу своего печального детства? Да и кому была нужна Сисси, если не тому ребенку, которого она так часто защищала от злой Хард?

  

  

  

   Существовал ли 16 ноября 1885 года какой-нибудь уголок в Ирландии, даже на всех Британских островах, где бы царило большее счастье, чем в магазине фирмы "Малыш и К°"? Мы отказываемся этому верить.

   Сисси заняла главную комнату в квартире. Малыш стоял около нее. Она только что признала в нем ребенка, убежавшего через пролом стены из хижины Хард. Теперь он был крупный, здоровый мальчик. Ей же хотя и было восемнадцать лет, но дать ей можно было меньше, так она была истощена работой и нищетой.

   Прошло уже одиннадцать лет со дня их разлуки, а между тем Малыш узнал ее более по голосу, чем по лицу. Сисси со своей стороны не переставала хранить в своем сердце образ ребенка, которого так любила.

   В то время, как они обменивались воспоминаниями, Кет, растроганная, не могла удержаться от слез. Боб выражал свою радость какими-то непонятными восклицаниями, а Бирк вторил им, как умел. О'Бриен молча наблюдал эту трогательную сцену. Бальфур, конечно, разделил бы общую радость, если бы не сидел в это время в конторе за книгами.

   Все так часто слышали о Сисси и семье Мак-Карти, что молодая девушка казалась им старшей сестрой Малыша, возвратившейся домой.

   Только Грип отсутствовал, но "Вулкан" должен был прибыть в скором времени. Все семейство будет тогда в сборе.

   Что касается судьбы молодой девушки, то ведь ее нетрудно угадать, так как она мало отличалась от судьбы всех покинутых детей Ирландии. Через полгода после бегства Малыша Хард умерла от пьянства, а Сисси была возвращена в Донегальский приют, где оставалась еще два года. Держать дольше ее не нашли возможным, и если она была слишком молода, чтобы поступить прислугой, то ведь мало ли фабрик, где нужны работницы? Сисси отправили в Белфаст на льняную фабрику, где она и жила все время, дыша пылью, среди брани и побоев, не имея никого, кто бы защитил ее.

   Сисси не предвидела исхода из своего тяжелого положения, не надеялась выбраться из пропасти, в которую упала. Но вот явилась спасительная рука ребенка, когда-то ею обласканного, теперь ставшего хозяином большого торгового дома. Эта рука извлекла ее из пропасти, и она теперь была тоже хозяйкой в этом доме; да, хозяйкой, как повторял ей Малыш, а вовсе не служанкой!

   Ей быть служанкой? Да разве Кет могла это допустить? Разве Боб и Малыш позволили бы ей работать?

   - Ты хочешь меня оставить у себя? - спросила она Малыша.

   - О, конечно, Сисси!

   - В таком случае я буду работать, Малыш, чтобы не быть тебе в тягость.

   - Хорошо, Сисси.

   - А что же я буду делать?

   - Ничего, Сисси.

   Однако через неделю, по настойчивому желанию девушки, она уже принимала участие в торговле. Самым горячим ее желанием было увидеть Грипа, поведение которого в Ragged school ей было известно. Как она защищала Малыша от Хард, так и Грип не давал обижать его Каркеру и другим озорникам школы. Да, наконец, без Грипа мальчик погиб бы во время пожара. Кочегар мог поэтому ожидать хорошего приема со стороны Сисси, но на этот раз плавание затянулось, и 1886 год истек до возвращения "Вулкана".

   Зато подведение итога и исчисление барыша за этот год дало блестящие результаты. Оказалось две тысячи фунтов дохода и ни пенса долга, с чем О'Бриен и поздравил Малыша, посоветовав ему и впредь вести дела с такой же осмотрительностью.

   - Часто бывает труднее сохранить состояние, чем приобрести его, - сказал он.

   - Вы правы, господин О'Бриен, и поверьте, что я никогда не позволю себе увлечься. Однако я все же сожалею о деньгах, положенных в Ирландский банк... Эти деньги спят, а когда спишь, ведь не работаешь...

   - Отдых, мой друг, так же необходим деньгам, как и человеку.

   - Но все же, если бы представился очень хороший и не рискованный случай, я уверен, вы первый посоветуете мне воспользоваться им...

   - Без сомнения, дитя мое.

   Число, которое следовало бы отметить красным карандашом в календаре торгового дома "Малыш и К°", было 23 февраля.

   В этот день Боб, влезший на лестницу, чтобы достать какой-то предмет, чуть не упал с нее, услышав вдруг восклицание Грипа:

   - Эй вы, птенцы!

   - Грип! - вскричал Боб, скатываясь с лестницы.

   - Я самый, господин "и К°"! Малыш здоров? А Кет? А господин О'Бриен? Кажется, я никого не забыл?

   - Как никого? А меня, Трип?

   Кто же произнес эти слова? Молодая девушка, сияющая от радости; подойдя к кочегару, она без церемонии поцеловала его в обе щеки.

   - Позвольте? - воскликнул пораженный Грип. Я вас совсем не знаю. Разве здесь можно целоваться, не будучи знакомым?

   - Но, Грип, ведь это Сисси! - повторял Боб, покатываясь со смеху.

   В это время вошли Малыш и Кет. Грип не хотел слышать никаких объяснений, пока не возвратит поцелуев Сисси. Боже, как она показалась ему мила и свежа! Он привез из Америки красивый мужской несессер с принадлежностями для бритья, но стал уверять, что привез его специально в подарок Сисси, пребывание которой в магазине Малыша он будто бы предчувствовал.

   Сколько счастливых дней потянулось опять в магазине "Для тощих кошельков"! Грип в свободное время неотлучно находился теперь в магазине. Малыш вскоре это заметил.

   - Не правда ли, какая моя сестра миленькая? - спросил он как-то у Грипа.

   - О! - вскричал Грип. - Да разве она может не быть мила кому-нибудь!

   А через три недели Кет говорила Малышу:

   - Положительно, Грип начинает изменять цвет и принимать свой природный белый; и я не думаю, чтобы он долго остался на "Вулкане".

   Таково же было мнение и О'Бриена.

   Тем не менее, когда "Вулкан" должен был 15 марта отплыть в Америку, Грин, которого все проводили до порта, был уже на своем обычном месте. Когда же он вернулся 13 мая после семи недель разлуки, его "перемена цвета" стала еще заметнее. Конечно, он был встречен с распростертыми объятиями. Но он приветствовал всех как-то сдержанно и только едва дотронулся губами до щеки Сисси. Что бы это значило? Отчего Грип стал сдержаннее, а Сисси держала себя при нем серьезнее? А когда, прощаясь с Грипом, Малыш спрашивал, придет ли он на другой день, Грип как-то смутился н отвечал неопределенно:

   - Завтра? Право, не знаю... я, вероятно, буду занят...

   А на другой день Грип опять появлялся, и лицо его становилось все белее и белее...

   Казалось, наступило самое подходящее время, чтобы заговорить опять с Грипом относительно перемены службы, что и собирался сделать Малыш, выжидая лишь удобного случая.

   - Ну, как дела? - спросил как-то Грип.

   - Дела наши стали еще лучше с тех пор, как Сисси находится в магазине.

   - Это не удивительно. Во всей Ирландии не найдется девушки, у которой было бы приятнее покупать. А что Бальфур?