Верн Жюль - Малыш

ustify">   - Бальфур здоров.

   - Я не о здоровье его справляюсь! - ответил Грип немного раздраженно. - Что мне за дело до его здоровья?

   - Но для меня-то оно важно, Грип! Ведь Бальфур мне очень полезен.

   - Он разве понимает дело?

   - Прекрасно понимает.

   - Немного староват?..

   - Нисколько!

   Лицо Грипа выражало уверенность, что Бальфур, если еще не стар, то должен будет состариться со временем.

   Разговор этот, переданный Малышом Кет и О'Бриену, заставил их обоих лукаво улыбнуться.

   Даже Боб и тот стал подшучивать над Грином.

   - Знаешь, Грип, - сказал он раз, - когда ты пойдешь опять на "Вулкане", то у тебя котел закипит от одного твоего взгляда.

   Дело в том, что глаза кочегара метали искры. Это происходило, вероятно, оттого, что Сисси, проходя по магазину, часто обращалась к нему:

   - Грип, пожалуйста, дайте мне коробку с шоколадом... я не могу ее достать...

   И тот доставал коробку.

   - Грип, подымите, пожалуйста, эту голову сахара, на очень тяжела.

   И он подымал сахарную голову.

   Говоря правду, Грип не существовал, а мучился, точно муха, бьющаяся об абажур лампы. Ему поэтому было лучше уехать, что он и сделал 22 июня.

   Во время отсутствия Грипа фирма "Малыш и К°" вошла в соглашение с одним изобретателем, купив у него патент на продажу придуманной им игрушки.

   Игрушка произвела вскоре сенсацию, и все великосветские дети же тали иметь ее, прежде чем уехать на купание. Боб и Малыш едва успевали удовлетворять маленьких покупателей, и касса их обогатилась благодаря этому еще на несколько сот гиней. Можно было даже надеяться, что после рождественского базара доход за год будет не менее трех тысяч фунтов. Это даст возможность главе фирмы устроить хорошенькое приданое дня своей старшей сестры, если она пожелает когда-нибудь выйти замуж! Надо признаться, что Грип, ставший изящным молодым человеком, очень нравился ей, и все в доме об этом знали, хотя она никому о том не говорила. Но решится ли на такой шаг когда-нибудь Грип? Ведь он, кажется, воображает, что "Вулкану" никак не обойтись без него?..

   Вернувшись 29 июля, кочегар стал еще застенчивее и мрачнее. "Вулкан" должен был идти в плавание 15 сентября, и неужели Грин опять уедет?

   Как-то раз, когда Грип вертелся около Кет, та сказала ему самым невинным тоном:

   - Вы не заметили, Грип, как наша Сисси хорошеет?

   - Нет... не знаю... я ведь не смотрю на нее...

   - Так взгляните разок, тогда увидите, какая она стала красавица. Ведь ей скоро девятнадцать лет.

   - Как, уже? - удивился Грип, прекрасно знавший ее лета.

   - Да, и надо будет скоро выдать ее замуж... Малыш подыщет ей хорошего жениха, лет этак двадцати семи, вроде вас... Но только не моряка... Моряки вечно путешествуют, они не годятся быть мужьями. Да к тому же у Сисси будет хорошее приданое...

   - Ей оно совсем не нужно... - сказал Грип.

   - Да, конечно, она слишком хороша сама по себе, и хозяину, конечно, нетрудно будет найти для нее подходящую партию.

   - А разве он уже имеет кого-нибудь в виду?

   - Да, как мне кажется.

   - Кто он? Я знаю его?

   - Нет, вы не знаете его, он сюда не приходит.

   - А Сисси он нравится? - спросил упавшим голосом Грип.

   - Трудно сказать... Ведь есть люди, которые не проговариваются.

   - Глупо делают! - сказал Грип.

   - Вполне согласна! - ответила Кет. Замечание это, относившееся, конечно, к самому Грипу, не помешало ему, однако, опять уехать 15 сентября. 29 октября он приехал обратно. И сразу ясно было, что он на что-то решился, не торопясь, однако, высказываться.

   Впрочем, еще было время - "Вулкан" в порту должен пробыть целых два месяца, так как следовало провести некоторые ремонтные работы.

   - Мадемуазель Сисси еще не замужем? - спросил он у Кет.

   - Нет еще, но надо думать, это скоро случится. Ясное дело, что теперь уже кочегар не стремился на "Вулкан" и проводил все время у Малыша. Дело, однако, нисколько не подвигалось вперед.

   Ремонт на "Вулкане" уже был закончен, назначен и срок отплытия - декабрь. Грип все еще не говорил того, чего все от него ждали.

   В начале декабря произошло неожиданное событие. О'Бриен получил из Австралии ответ на свое последнее письмо. Оказывается, Мартен Мак-Карти с женой, Мюрдок, Китти, дочь их, Сим и Пат сели на корабль в Мельбурне, направляясь обратно в Ирландию. Им не посчастливилось, и они возвращались на родину такими же бедняками, какими покинули ее. Совершая путешествие на парусном судне "Квинсленд", они не могли приехать в Кингстон ранее трех месяцев.

   Как опечалился Малыш, узнав эти новости! Мак-Карти были несчастны, без работы и без средств!.. Но он увидит наконец свою приемную семью... Он поможет ей... Ах, зачем он не был в десять раз богаче, чтобы обставить их как можно лучше!

   Эта новость сильно подействовала на Грипа. Возвращались Мак-Карти, братья Пат и Сим, которых Малыш так любил.. Не отдаст ли он за одного из них свою старшую сестру?.. Грип почувствовал вдруг ужасную ревность и решил было высказаться, когда 9 декабря Малыш сам позвал его к себе в комнату. Грип, побледнев, последовал за ним.

   Как только они остались одни, глава фирмы сказал Грипу довольно сухим тоном:

   - Я собираюсь скоро предпринять одно дело, и мне понадобятся твои деньги.

   - Ты не очень-то спешил с этим... Сколько тебе нужно?

   - Все, что ты положил в сберегательную кассу.

   - Бери сколько хочешь.

   - Вот, подпиши доверенность. Грип подписал.

   - Что касается процентов, то я пока не говорю о них... Ты ведь с сегодняшнего дня вступаешь в компанию с моим торговым домом.

   - А моя служба?

   - Ты покинешь ее.

   - Зачем мне ее покидать?

   - Чтобы жениться на Сисси.

   - Мне... жениться на мадемуазель Сисси! - повторял Грип, точно ничего не понимая.

   - Да, она согласна, да и ты тоже.

   - Она согласна?.. и я?..

   Грип не знал более, что сказать. Он схватил шляпу, надел ее, потом снял, положил на стул и кончил тем, что сел на нее.

   - Тебе придется купить новую шляпу к свадьбе, сказал, смеясь, Малыш.

   Конечно, он купит новую, но он не мог понять, как это решилось дело относительно его женитьбы. В следующие двадцать дней он был так ошеломлен, что никто не мог его вывести из такого состояния, даже Сисси...

   24 декабря, накануне праздника Рождества Христова, Грип оделся в черное, точно ехал на похороны, а Сисси в белое, точно собиралась на бал. О'Бриен, Малыш, Боб и Кет - все разоделись по-праздничному. Подъехали две кареты, которые и увезли всех в католическую церковь на Бедфордскую улицу. И когда полчаса спустя Грипп и Сисси вышли из церкви, они были уже мужем и женой.

   Кроме этого, не произошло никакой перемены, когда веселая компания возвратилась домой. Торговля возобновилась, так как нельзя же было лишить товара своих многочисленных покупателей накануне Рождества.

  

  

  

   15 марта, то есть через три месяца после свадьбы Грипа, шхуна "Дорис" вышла в море из порта Лондондерри.

   Лондондерри - столица графства того же названия, прилегающего к Донегальскому в северной части Ирландии. Оно называется Лондондерри, потому что это графство принадлежит почти всем обитателям столицы Британских островов вследствие бывших когда-то конфискаций и потому что город был восстановлен на лондонские деньги. Но ирландцы зовут его обыкновенно просто Дерри.

   Город расположен на реке Фойль. Его улицы широки, сам он чист, хорошо содержится и довольно оживлен, хотя насчитывает только пятнадцать тысяч жителей. В нем имеются старинный собор и развалины аббатства св. Колумбы и храма Мор, знаменитой постройки XII века.

   Оживление в порту объясняется большим вывозом товаров и, к сожалению, эмигрантов. Среди сутолоки множества судов, приезжающих и отъезжающих, никто, конечно, не обратил внимания, на шхуну "Дорис", выехавшую из Лондондерри. Но наше внимание должно быть привлечено ею, так как груз ее принадлежит Малышу, который и везет его в Дублин.

   Но почему же представитель фирмы "Малыш и К°" находится на "Дорис"?

   Вот что произошло.

   После свадьбы Грипа и Сисси магазин "Для тощих кошельков" был завален делом ввиду наступления Нового года и сведения счетов за истекший, число покупателей все возрастало, и Грипу, все еще не верившему, что он муж прелестной Сисси, пришлось усердно помогать в магазине.

   1887 год начался весьма удачно. Малышу следовало бы только продолжать в том же роде, но его мучило желание обеспечить судьбу Мак-Карти, когда они вернутся в Ирландию.

   В продолжение двух месяцев не приходило известий о "Квинсленде", на котором находилась семья Мартена, и только 14 марта Малышу случилось прочесть следующие строки в "Shipping Gasette":

   "Пароход "Бернсайд" встретил 3-го числа парусное судно "Квинсленд".

   Парусные суда, приходящие из южных морей, не могут сократить время, проходя через Суэцкий канал. Поэтому, чтобы попасть из Австралии в Европу, "Квинсленду" пришлось пройти мимо мыса Доброй Надежды, и он, следовательно, находился еще в Атлантическом океане. Если ветер не будет благоприятствовать плаванию, он приедет в Кингстон не ранее, чем через три недели. Приходилось запастись терпением.

   Малыш, все же довольный известием о "Квинсленде", обратил случайно внимание на следующее объявление, помещенное в торговом отделе той же газеты:

   "Лондондерри, 13 марта. Послезавтра, 15 числа этого месяца, будет продаваться с публичного торга груз шхуны "Дорис" из Гамбурга, состоящий из полутораста тонн различного товара, ящиков с вином, мылом, кофе, мешков с пряностями, по желанию гг. Гаррингтонов, кредиторов и т. д.".

   Малыш задумался над этим объявлением. Может быть, это было весьма выгодное дело, так как товар, очевидно, будет продаваться по низкой цене. Герой наш решил тогда посоветоваться с О'Бриеном.

   Старый негоциант прочел внимательно объявление, выслушал доводы Малыша и, немного подумав, сказал:

   - Да, из этого может выйти толк... Если все товары приобрести по дешевой цене, то можно их перепродать с большой выгодой; но при двух условиях: чтобы они были хорошего качества и чтобы приобрести их на пятьдесят или шестьдесят процентов ниже стоимости.

   - И я так же думаю, - ответил Малыш, по-моему, все же нельзя ничего решить, пока я не увижу груз "Дорис"... Я хочу сегодня вечером выехать в Лондондерри.

   - Прекрасно делаешь, и я поеду вместе с тобой. Посмотрю товар, в котором знаю толк; недаром я всю жизнь покупал и продавал!

   - Как выразить вам мою благодарность? - сказал тронутый Малыш. - Но времени терять нельзя, продажа назначена на послезавтра.

   - Я готов, дитя мое... Возьму дорожный сак и больше ничего. Завтра мы тщательно осмотрим весь груз "Дорис"... Послезавтра мы его купим или нет, смотря по качеству и цене, а вечером отправимся обратно в Дублин.

   Малыш тотчас же предупредил Грипа и Сисси, что он уезжает вечером в Лондондерри по делу, которое должно принести большую выгоду. Он поручил им наблюдать за магазином во время его отлучки. Разлука, как бы коротка она ни была, огорчила Грипа и Боба, последнего в особенности, так как в продолжение двух с половиной лет он почти ни разу не расставался с Малышом. У Сисси тоже сжалось сердце, когда она прощалась со своим милым братом.

   Оба негоцианта, старый и молодой, сели на десятичасовой поезд и на другое утро прибыли в Лондондерри.

   Каковы превратности судьбы! Лондондерри, где должна была совершиться важная коммерческая сделка, повлияющая, возможно, на дальнейшую карьеру Малыша, находился в каких-нибудь тридцати милях от рендокской хижины в Донегале, где он когда-то испытал столько горя! Прошло двенадцать лет, в течение которых судьба кидала его из одного места Ирландии в другое, заставляя испытывать то горе, то счастье. Обратил ли он внимание на это совпадение? Может быть, и нет, но зато мы не можем не отметить его.

   Груз на "Дорис" был внимательно осмотрен О'Браеном. И качество и сорт товара вполне подходили для магазина "Для тощих кошельков". Если бы Малышу удалось их приобрести за низкую цену, его капитал увеличился бы в четыре раза. О'Брнен посоветовал поэтому Малышу, не дожидаясь торгов, предложить прямо свою цену за товар господам Гаррингтонам.

   Малыш так и поступил и, войдя в соглашение с кредиторами, приобрел груз весьма выгодно благодаря тому, что платил наличными. Господа Гаррингтоны были немало удивлены, имея дело с таким юным покупателем, поручителем за которого, однако, являлся О'Брнен, я дело было улажено выдачей чека на Ирландский банк.

   Три тысячи пятьсот фунтов - почти все состояние Малыша - такова была цена приобретенного им груза. Он не мог поэтому не чувствовать некоторого волнения по заключении сделки.

   Что касается доставки груза в Дублин, то выгоднее всего было перевезти его на той же "Дорис", чтобы избежать перегрузки. Капитан выразил свое согласие, и при благоприятном ветре путешествие могло бы продлиться не более двух дней.

   О'Браену и его молодому спутнику оставалось только сесть па вечерний поезд. Таким образом, они были бы в отсутствии только тридцать шесть часов.

   Тогда Малышу пришло в голову вернуться в Дублин на "Дорис", и он предложил то же О'Бриену.

   - Спасибо, дитя мое, - ответил старый негоциант. - Я никогда не любил путешествие морем, но если тебе так хочется проехать по морю...

   - Да, меня это путешествие прельщает, тем более что оно не особенно рискованно, и я в то же время не покину своего груза!

   Поэтому О'Бриен сел один на поезд и на другой день утром был уже в Дублине. В это же время "Дорис" направлялась к узкому проливу, соединяющему бухту с Северным каналом. Дул северо-западный ветер, благодаря которому переезд обещал быть вполне удачным. Шхуна могла идти около берега, где защищенное от ветра море бывает более спокойно. Впрочем, в Ирландском море, да еще при приближении равноденствия, никогда нельзя быть спокойным.

   "Дорис" командовал капитан Джон Клер, имея в своем распоряжении восемь матросов. Все они прекрасно знали и местность и свое дело и могли, казалось, добраться морем до Дублина с закрытыми глазами.

   Какое наслаждение испытывал мальчик, находясь на "Дорис", быстро прорезавшей волны. Только по временам его беспокоила мысль об этой бездне, могущей поглотить все его состояние.

   Впрочем, зачем было предаваться таким грустным мыслям? "Дорис" - крепкое судно, управляемое прекрасным капитаном.

   Как жаль, что Боба не было с ним! Какую радость испытал бы этот "и К°", если бы плыл теперь на настоящем корабле, а не воображал себя путешествующим на "Вулкане", стоявшем неподвижно в Корке или Дублине. Если бы Малыш мог предвидеть, что он вернется морем, то он обязательно взял бы с собой Боба, заветная мечта которого была бы тогда осуществлена. Как хороши эти берега, продолжающиеся до Антримского графства, с их белыми стенами и глубокими пещерами, способными вместить все образы галльской мифологии! Там высятся, точно большие трубы, дым которых изображается брызгами морской пены, скалистые утесы, так напоминающие стены крепости, что испанцы непобедимой Армады стреляли в них из пушек. Там же расстилается Гигантское Шоссе, состоящее из вертикальных колонн, чудовищных базальтовых свай, которые при ударах волн издают громкий металлический звон. Все это было удивительно красиво. Но "Дорис", опасаясь подходить очень близко к берегу, быстро подвигалась, оставив вскоре на северо-востоке Кантир, прошла между Ферским мысом и Ратлинским островом, чтобы войти в Северный канал.

   Северо-западный ветер продержался до полудня. Малыш проводил все время на палубе. Он там завтракал, хотел там же обедать и решил не уходить до тех пор, пока холод и ночь не заставят его спуститься в каюту капитана. Положительно, первое морское путешествие могло оставить по себе лишь лучшие воспоминания, и он уже думал о том, с какой гордостью войдет на "Дорис" в Дублинский порт. Конечно, Грип и Сисси, Боб и Кет придут встречать его.

   Около пяти часов вечера на востоке показались густые облака. Небо приняло тревожный вид. Большие, темные тучи, подгоняемые ветром, подвигались с огромной скоростью.

   На лбу Джона Клера, внимательно рассмотревшего горизонт, появилась озабоченная складка.

   - В чем дело, капитан? - спросил Малыш, удивленный тревогой, выразившейся на лицах капитана и матросов.

   - Это мне не нравится! - ответил капитан, поворачиваясь к западу.

   Действительно, ветер стал затихать. Ослабевшие паруса начали биться о мачту. Вскоре "Дорис" подверглась сильной боковой качке, и управлять ею стало затруднительно.

   Однако Малыш не страдал от боковой качки, особенно чувствительной в спокойных морях, и не соглашался сойти в каюту капитана, несмотря на настояния последнего. Шквал налетал все чаще, все сильнее вздымая воду. Горизонт был уже на две трети покрыт темными, густыми тучами, казавшимися еще чернее от бросаемых на них последних лучей заходящего солнца.

   Капитан принял все требуемые обстоятельствами предосторожности. Ни одному моряку, конечно, не безызвестно, что во время равноденствия бури разражаются со страшной стой, особенно в северных странах. И действительно, не успела наступить ночь, как на "Дорис" налетел шквал страшнейшей силы. С заходом солнца небо стало совсем черным. Среди громкого свиста, раздававшегося в воздухе, перепуганные чайки спасались, улетая стремительно к берегу. Вдруг всю шхуну охватило страшное сотрясение от киля до верхушки мачт. Море, как говорят, "наступало с трех сторон", так как вздымавшиеся гребни волн, сталкиваясь между собой под влиянием шквала, одновременно с трех сторон ударялись в "Дорис", покрывая шхуну пеной. Рулевому пришлось привязать себя веревкой, а матросы укрылись вдоль бортов.

   - Сойдите вниз! - сказал капитан Малышу.

   - Позвольте мне остаться, капитан...

   - Нет, нет, сойдите, иначе вас унесет в море!

   Малыш послушался и спустился в каюту, очень встревоженный не столько за себя, сколько за свой товар. Все его состояние находилось теперь во власти моря!.. Все, что он собирался сделать хорошего, могло быть уничтожено навсегда!..

   Дело принимало серьезный оборот. К несчастью, около часу ночи малый стаксель и форт-стенги-стаксель были унесены в море. Через час рухнул и рангоут. "Дорис" разом легла на штирборт, и так как груз в это время перевалился на одну сторону, то она не могла более подняться, рискуя быть затопленной.

   Малыш, ударившийся во время падения о стенку каюты, с трудом поднялся на ноги.

   В эту минуту в момент затишья до него донеслись крики и шум на палубе. Неужели судно было разбито натиском бури?

   Нет! Но Джон Клер, видя невозможность поднять "Дорис" и боясь, что она пойдет ко дну, делал приготовления к спасению. Шлюпка была уже спущена, и нельзя было терять ни одной минуты. Малыш понял это, когда услыхал, что его громко зовут.

   Покинуть шхуну и весь груз, находившийся в трюме! Нет... этого он не в состоянии сделать! Он знал морской закон, по которому покинутое судно принадлежало тому, что первым взойдет на него... Английский закон тоже объявляет судно, найденное в море без экипажа, собственностью его спасителя...

   Крики усиливались. Капитан продолжал звать Малыша, который услыхал его шаги на лестнице...

   Но Малыша уже не было в каюте. Не отдавая себе отчета в своих поступках, но твердо решив не покидать судна, он пробрался в трюм через отверстие, образовавшееся от сильного удара свалившегося ящика.

   - Где же он? - продолжал кричать испуганный капитан.

   - Мы тонем, тонем!..

   Крик этот был вызван новым налетевшим шквалом, от которого "Дорис" накренилась еще более, и можно было опасаться, что она совсем перевернется.

   Медлить более не было возможности. Если Малыша нигде нельзя было найти, значит он, оставаясь на палубе, был сброшен в море.

   Капитан и матросы поспешно сели в шлюпку, которая сейчас же отчалила от "Дорис". Как ни трудно было бороться с бушевавшим морем, все же это была единственная надежда на спасение...

   "Дорис" осталась без капитана, без экипажа... но все же это не было покинутое судно, так как Малыш находился на нем.

   Малыш был один, совсем один, рискуя ежеминутно погибнуть в волнах... Но он не терял надежды. Его поддерживало какое-то тайное предчувствие. Он поднялся снова на палубу, стараясь лишь укрыться от напора волн. Какие мысли осаждали его! Он, может быть, в последний раз думал обо всех, кого так любил в жизни. И Малыш вознес горячие молитвы об их общем спасении...

   Шхуна более не погружалась в воду, и пока опасаться было нечего, так как не было ни одной пробоины и вода в трюме не показывалась. Если бы на нее набрело какое-нибудь судно, и спасители объявили бы себя ее собственниками, Малыш сумел бы отстоять груз, сохранившийся в полной исправности.

   Ночь миновала, и буря начала стихать при первых лучах солнца; только море продолжало еще волноваться.

   Малыш стал всматриваться в даль, но нигде не было видно ни малейших признаков земли. Очевидно, "Дорис", гонимая бурей, вышла из Северного канала и находилась теперь в открытом Ирландском море...

   Ни где ни одного паруса, ни одной рыбачьей лодки! Впрочем, если где-нибудь невдалеке и проходил корабль, то с него и не заметили бы накренившееся судно, заливаемое волнами. Однако единственная надежда на спасение заключалась во встрече корабля. Если "Дорне" будет продолжать плыть к западу, она неизбежно разобьется о прибрежные скалы.

   Неужели не было возможности направить ее в места, более посещаемые рыбаками? Напрасно Малыш старался натянуть кусок полотна на обломки мачты. Он не мог рассчитывать на свои силы и должен был отдаться всецело на волю Божью...

   День прошел без особых приключений. Малыш не боялся больше, что "Дорис" затонет, и только ждал с нетерпением появления какого-нибудь судна. Он заставил себя поесть, чтобы не терять сил. Ни одной минуты Малыш не позволил отчаянию овладеть собой.

   В три часа дня на западе показался дымок, а через полчаса был уже ясно виден пароход, направлявшийся к северу, в каких-нибудь шести милях от "Дорис".

   Малыш усердно махал флагом, но никто не заметил его...

   Какой удивительной энергией обладал этот ребенок, если и теперь не впал в отчаяние! Так как приближался вечер, то ожидать новой встречи не было надежды. Ничто не указывало и на близость берега. Ночь, безлунная, при нависших тучах будет, конечно, очень темная.

   Становилось довольно холодно, и Малыш спустился в каюту. Страшно утомленный пережитыми волнениями, он постарался кое-как устроиться на ночь и вскоре заснул тяжелым сном. При наступлении утра он был разбужен громким спором, доносившимся до него снаружи. Он с удивлением привстал и стал прислушиваться... Неужели "Дорис" подошла к берегу?.. Или на пути встретила корабль?

   - Он наш, мы первые! - кричали голоса.

   - Нет, нет, мы не уступим! - кричали другие. Малыш скоро понял, что происходило. "Дорис" была, очевидно, замечена при наступлении утра, и теперь происходил спор между подъехавшими к ней судами. Вот уже слышны шаги на палубе... Вот начинается драка...

   Малышу следовало только показаться, чтобы прекратить спор. Он остерегся, однако, это сделать. Люди не задумались бы, конечно, избавиться от него, чтобы завладеть "Дорис"; надо было, напротив, поскорее спрятаться. И он забился в трюм между товаром.

   Через несколько минут ссора прекратилась, что доказывало, что спорящие пришли к соглашению. Решена было поделить между собою груз при доставлении в порт покинутого судна.

   В действительности произошло следующее. Две рыбачьи лодки, вышедшие на заре из Дублина, заметили накренившуюся шхуну, плывшую по волне волн. Обе лодки напрягли тогда все силы, чтобы подъехать к ней первыми. Лодки подъехали одновременно, что и имело последствием ссору, крики и угрозы. Наконец, дело окончилось миром.

   Не успел Малыш спрятаться в трюм, как рыбаки уже бежали по лестнице к каюте. Как доволен он был, что успел спрятаться, когда услышал их разговор:

   - Хорошо, что не осталось ни одного человека на шхуне!..

   - О, ему бы пришлось плохо!

   Конечно, эти люди не остановились бы перед преступлением, чтобы овладеть судном.

   Через полчаса "Дорис" была взята на буксир обеими лодками, которые, распустив паруса, поспешили к Дублину.

   В половине десятого рыбаки были уже у входа в бухту. Так как в виду отлива они не могли бы ввести в нее "Дорис", то направились к Кингстону.

   Там ожидала их уже целая толпа на набережной. О'Бриен, Грин, Сисси, Боб и Кети, узнавшие о крушении "Дориса", поспешили сесть на поезд и были теперь уже на набережной Кингстона.

   Каково было их отчаяние, когда они узнали, что рыбаки привели покинутое судно. Малыша на нем не было... Малыш погиб! И все: Грип и Сисси, Боб и Кет залились горячими слезами...

   В это время явился начальник порта; он должен был объявить, кому принадлежало право владения судном и грузом. Это была немалая удача для рыбаков... И вдруг из трюма появился мальчик. Каким радостным криком приветствовали Малыша его друзья и каким криком ярости ответили им рыбаки!

   Через минуту Малыш был уже на набережной. Сисси, Грип, О'Бриен - все бросились обнимать его... Подойдя к начальнику порта, он сказал твердым голосом:

   - "Дорис" не был покинут, и все, что в нем находится, принадлежит мне!

   Действительно, весь груз был спасен лишь одним его присутствием на шхуне.

   Права Малыша были неоспоримы. Груз остался за ним, а "Дорис" должна быть возвращена капитану Клеру и его экипажу, спасенному накануне. Рыбаки должны были удовольствоваться причитающейся им наградой.

   Как счастливы были все, собравшись опять в магазине фирмы "Малыш и К°"! Первое плавание Малыша оказалось полным опасностей. А между тем Боб сказал ему:

   - Ах, как я бы желал быть вместе с тобой на "Дорис"!

   - Несмотря на все то, что случилось?..

   - Да, несмотря на это, Малыш!

  

  

  

   Положительно, с тех пор, как Малыш ушел из Трелингер-Кэстла, он испытал много счастья. Он встретил и спас Боба, нашел Грипа и Сисси, поженил их и, наконец, преуспел в торговых делах. Он был на пути к богатству благодаря своему уму и отваге. Доказательством этого служило и его поведение на "Дорис".

   Ему недоставало только одного, мешавшего ему быть вполне счастливым - воздать семье Мак-Карти за все, что она сделала для него.

   С каким нетерпением ожидался их приезд, который затянулся; эти парусные суда, находящиеся во власти ветра, приучают к терпению. Беспокоиться еще не было причины. Малыш написал в Кингстон, и владельцы "Квинсленда" господа Беннет должны были предупредить его телеграммой о прибытии судна.

   А в магазине "Для тощих кошельков" торговля шла вовсю. Малыш сделался героем. Его приключения на "Дорис", сила воли, удивительное присутствие духа увеличили общую к нему симпатию. Груз, спасенный им с опасностью для собственной жизни, должен был по справедливости обогатить его. Так оно и случилось благодаря посетителям магазина, который никогда не был пустым. Сделалось модным иметь чай с "Дорис", сахар, вино - все с "Дорис". Даже отдел игрушек был на время оставлен, и Бобу пришлось помогать Малышу и Грипу, хотя были наняты еще два приказчика. По мнению О'Бриена, капитал, затраченный на покупку груза, должен был в несколько месяцев возрасти в пять раз. Три тысячи пятьсот фунтов обратятся по крайней мере в пятнадцать тысяч. И старый негоциант не ошибся. Он открыто говорил, что вся заслуга этого предприятия принадлежит Малышу; хотя он и поддерживал его своими советами, но первая мысль о покупке груза пришла все же хозяину магазина "Для тощих кошельков".

   Неудивительно поэтому, что магазин "Малыша и К°" стал не только самым известным, по и самым красивым на Бедфорд-стрит и даже во всем квартале. Женская рука сказывалась в мельчайших подробностях, а Сисси помогал во всем Грип - Грип, который начинал верить, что он действительно ее муж, особенно с тех пор, как явилась надежда, что его род не угаснет вместе с ним. и каким чудным мужем он был, каким преданным, внимательным!.. Мы можем пожелать такого же всем женщинам, желающим быть не только любимыми, но и обожаемыми на земле!

   А если вспомнить, как несчастны были все, Сисси - в хижине Хард, Грип - в Ragged school, Боб - на большой дороге, даже Бирк, слонявшийся возле Трелингер-Кэстла, то станет понято, какое чувство благодарности испытывали все по отношению к Малышу. Не удивляйтесь, если мы упоминаем и Бирка среди всех этих лиц... Разве он не числился тоже в составе "и К°"? Кет по крайней мере серьезно смотрела на него как на компаньона торгового дома Малыша.

   О других личностях, игравших когда-то роль в жизни Малыша, он н думать не хотел. Торппипп, наверное, продолжал обходить все графства, показывая уже вылинявших марионеток; О'Бодкинс, вероятно, окончательно одурел над сведением своих счетов, маркиз Пиборн с супругой застыл в своем чванстве, унаследованном и графом Эштоном, Скарлет по-прежнему управлял не без выгоды для себя Трелингер-Кэстлом, мисс Анна Уестон неизменно "умирала" на сцене... Никаких известии об этих людях не приходило, кроме лорда Пиборна, о котором было сообщено в "Times", что он, собравшись наконец произнести речь в парламенте, должен был отказаться от слова, так как язык не повиновался ему. Что же касается Каркера, то он все еще не был повешен, к великой досаде Грипа, хотя и приближался к этому, так как судился уже за участие в грабеже.

   Но обо всех этих личностях высокого и низкого происхождения беспокоиться нечего.

   Оставались Мак-Карти, о которых Малыш не переставал думать и возвращения которых ждал с таким нетерпением. О "Квинсленде" не приходило более известий. Если он запоздает на несколько недель, сколько тревоги придется пережить! В Атлантическом океане разыгралось уже несколько бурь, а ожидаемой телеграммы все не было...

   Наконец 5 апреля утром Боб вбежал в магазин сияющий, с телеграммой в руке.

   - Телеграмма из Кингстона! - повторял радостно он. - Телеграмма из Кингстона!

   Значит, Мак-Карти приехали, приехала приемная семья Малыша, единственная, которую он помнил!

   Он прибежал на крик Боба. Затем пришли Сисси, Грип, Кет, О'Бриен.

   Вот что гласила депеша:

  

   "Квинсленд" вошел сегодня в док. Семья Мак-Карти прибыла.

   Ждем распоряжений.

  

   Малыша охватило сильное волнение. Сердце его на минуту замерло. Его облегчили обильные слезы, и он произнес сдержанно лишь, спрятав телеграмму в карман:

   - Хорошо!

   Более он не упоминал о семье Мак-Карти, что немало удивляло его друзей. Он занялся, по обыкновению, делами; по его распоряжению Бальфур передал ему чек в сто фунтов.

   Прошло четыре дня, последние перед Пасхой, которая приходилась в этом году на 10 апреля.

   В субботу Малыш, созвав своих служащих, объявил им:

   - Магазин будет закрыт до вторника.

   Это был отпуск, данный Бальфуру и двум приказчикам. Конечно, Боб, Грип и Сисси рассчитывали также воспользоваться отдыхом, когда Малыш вдруг спросил их, не желают ли они совершить с ним небольшое путешествие.

   - Путешествие? - вскричал Боб. - О да! Куда же мы поедем?

   - В графство Керри, которое я хочу снова повидать, - ответил Малыш.

   Сисси взглянула на него.

   - Ты хочешь, чтобы мы ехали с тобой? - спросила она.

   - Мне это было бы очень приятно.

   - И я поеду? - спросил Грип.

   - Конечно!

   - А Бирк? - осведомился Боб.

   - И Бирк тоже.

   Тогда пришли к следующему соглашению: магазин будет оставлен на попечение Кет, а они, заготовив все необходимое для трехдневного путешествия, сядут на четырехчасовой экспресс, приедут в Тралж к одиннадцати часам, переночуют там, а на другой день... на другой день... Впрочем, Малыш скажет, что предпринять на другой день.

   В четыре часа путешественники были уже на станции, Грип и Боб очень веселые, Сисси немного задумчивая, наблюдавшая за Малышом, который по-прежнему оставался непроницаемым.

   - Трали, - сказала молодая женщина, - это ведь около Керуанской фермы. Не хочет ли он поехать туда?

   Бирк мог бы ей, вероятно, ответить, но она не подумала его расспрашивать.

   Собака была помещена в отдельный вагон, причем Боб просил хорошенько присматривать за ней, дав кондуктору "на чай".

   Малыш со своими спутниками сел в вагон первого класса.

   Сто семьдесят миль, отделяющие Дублин от Трали, проехали за семь часов. Название одной станции, произнесенное кондуктором, произвело сильное впечатление на Малыша. Это был Лимерик, напомнивший ему драму "Терзания матери", в которой он так неудачно выступил, цепляясь за мисс Анну Уестон, изображавшую герцогиню Кендальскую. Однако воспоминания эти исчезли быстро, как сон.

   Малыш, знавший прекрасно Трали, повел своих друзей в хорошую гостиницу, где они прилично поужинали и выспались.

   На другое утро, в день Пасхи, Малыш встал с зарей. В то время как Сисси одевалась, Грип помогал ей, а Боб еще потягивался в постели, Малыш отправился бродить по селению. Он узнал трактир, в котором останавливался с Мартеном, рынок, где впервые пригляделся к торговле, аптеку, в которой истратил часть своей гинеи на лекарство бабушке, умершей, не дождавшись его.

   В семь часов у дверей гостиницы стоял экипаж. Трактирщик ручался и за лошадь и за кучера, получив за все плату: столько-то за экипаж, столько-то за лошадь, за кучера и "на чай", как это принято в Ирландии.

   Выехали в половине восьмого, после завтрака. Погода была хорошая - не очень жаркая, без сильного ветра. Первый день Пасхи без дождя, явление довольно редкое на Изумрудном острове! Весна была довольно ранняя в этом году. Поля обещали скоро зазеленеть, а деревья - покрыться почками.

   Трали находится милях в двенадцати от Сильтонского прихода. Сколько раз Малыше проезжал по этой дороге в тележке Мак-Карти! В последний раз он был здесь один, возвращаясь из Трали на ферму; и он притаился за кустами, когда проходили полицейские. Малыша снова охватили воспоминания. К тому же дорога не изменилась с того времени, как и вообще мало что изменяется в Ирландии, даже нищета.

   В десять часов подъехали к Сильтону. Зтюнили к обедне. И в церкви все было по-старому, как и в тот день, когда в ней происходили двойные крестины - Малыша и его крестницы. Он вошел в нее с Сисси, Грипом и Бобом, оставив Бирка у дверей. Никто не узнал его здесь, даже старый священник, крестивший его. Все недоумевали, что это была за семья, члены которой не имели между собой ни малейшего сходства.

   И в то время, как Малыш с опущенными глазами переживал в воспоминаниях былые дни счастья и горя, Сисси, Грип и Боб горячо молились за того, кому были обязаны своим благополучием.

   После завтрака в одном из лучших сильтонских трактиров экипаж направился к Керуанской ферме, отстоящей в трех милях.

   У Малыша все время навертывались слезы на глазах при виде этой дороги, по которой он так часто ходил с Мартиной, Китти и бабушкой, когда та была еще в состоянии сопровождать их. Какая грустная картина! Чувствовалось, что местность эта давно покинута. Везде развалины вместо домов. На некоторых из них были повешены дощечки с надписью, что такая-то ферма, хижина, поле отдавались внаем или продавались. Но кто решился бы их купить или нанять, когда в них царила лишь нищета!

   Наконец около половины второго при повороте дороги показалась Керуанская ферма, при виде которой Малыш не мог удержаться от рыданий. В каком печальном виде была она теперь! Забор сломан, ворота сорваны, двор зарос травой, а дом без крыши, без дверей, с провалами вместо окон! В продолжение пяти лет солнце, дождь, снег и ветер довершали разрушение.

   - Это Керуан, - повторял Малыш, не имевший сил войти на ферму. Боб, Грип и Сисси стояли молча позади него. Бирк, сильно взволнованный, бегал, обнюхивая землю, точно находя следы прежнего. Вдруг он остановился, вытянул морду и замахал радостно хвостом.

   Несколько человек подошли в это время к воротам, четверо мужчин, две женщины и девочка. Все они были бедно одеты и имели утомленный вид. Самый старший из них, отделившись от остальных, подошел к Грипу и спросил его:

   - Нам назначено здесь свидание... с вами, вероятно?

   - Со мной? - спросил Грип, глядя с удивлением на незнакомого ему человека.

   - Да. Когда мы приехали в Кингстон, нам была передана сумма в сто фунтов и сказано было, чтобы мы отправились в Трали...

   В эту минуту Бирк, радостно залаяв, бросился к старшей из женщин.

   - Это Бирк! - вскричала она, - наша собака! Я узнаю ее.

   - А меня вы разве не узнаете? - спросил, волнуясь, Малыш.

   - Это он, наш Малыш!

   Как описать происшедшую затем сцену! Мартен, Мюрдок, Пат, Сим - все бросились обнимать Малыша. Он целовал Мартена и Китти, затем, схватив на руки свою крестницу, прижал ее к сердцу и, показывая своим, вскричал:

   - Это Дженни, моя крестница!

   Когда прошли первые минуты радостной встречи, все сели на камни, валявшиеся на дворе, и Мак-Карти поведал печальную историю своих скитаний. После изгнания с фермы их повели в Лимерик, где Мюрдок был посажен в тюрьму на несколько месяцев. По истечении срока его заключения семья отправилась в Белфаст. Сев на корабль, она прибыла в Австралию, в Мельбурн, где Пат, оставив службу, присоединился к ним. Сколько им тогда пришлось пережить мучений, отыскивая работу, переходя с фермы на ферму, работая то вместе, то порознь, при самых невыгодных условиях. И наконец, после пяти лет тяжелого труда, они могли покинуть эту страну, оказавшуюся для них столь же суровой, как и родина.

   С каким глубоким сожалением Малыш всматривался в этих дорогих для него людей, постаревших, изнуренных от непосильного труда, на маленькую Дженни, такую бледную и слабую! Его сердце разрывалось. Сисси, плача вместе с обеими женщинами, старалась их утешить, говоря:

   - Ваши несчастья теперь кончились, благодаря вашему приемному сыну.

   - Благодаря ему? Но что же он может сделать, - спросили они с удивлением.

   Малыш от волнения не был в состоянии отвечать.

   - Зачем привел ты нас в эти места, напоминающие нам грустное прошлое? Скажи, Малыш, для чего заставляешь ты нас страдать при виде этой фермы?

   - Зачем? - спросил, едва владея собою, Малыш. - Отец мой, мать моя, мои братья, идите все за мною!

   Он повел их на середину двора, где росла небольшая елка.

   - Дженни, - сказал М