Уэдсли Оливия - Вихрь

, когда они вышли из подземелья. Солнце ярко сияло, как бы желая их вознаградить за минуты, проведенные в мрачном замке. Они шли теперь по единственной улице деревни, прилегающей к замку; ее пересекала железная дорога. Ирэн, смеясь, рассказывала Жану, что, когда появлялся поезд, то ему предшествовал сторож с колокольчиком, предостерегая жителей.

   - Какой ужас! - вырвалось у Жана.

   В нем росло отвращение к этому месту. До отъезда в Гамбург оставалось еще тринадцать дней. Он вдруг вспомнил число; в этот самый день Аннет должна была вернуться в Вену из Будапешта. За последние месяцы он едва помнил о ее существовании; теперь, среди этой однообразной жизни, ее образ живо представился ему. Им было хорошо вместе. Она так быстро приспосабливалась к его настроению; он вспомнил танцевальную залу и кабаре, помещающееся с задней стороны Городского театра.

   Она будет его искать сегодня вечером и не найдет. Она ему писала, но ее письма были очень неразборчивы, и он только мельком просматривал их.

   - Тебе пора начать свои упражнения, - сказала Ирэн через плечо. - Ты можешь играть здесь в лесу; я обещаю, что не буду тебе попадаться на глаза и не пророню ни звука. Мне хочется послушать.

   Жану хотелось остаться одному; он не разбирался в этом чувстве, но оно у него появилось после того, как он расстался с Аннет.

   - Я вернусь домой, - сказал он, - и поиграю часок, а после завтрака еще два часа.

   Он быстро ушел, а Ирэн продолжала лениво любоваться бирюзовым небом и изумрудными листьями и спрашивала себя, что это - безрассудство или упоение, когда отсутствие одного человека лишает весь мир его очарования.

   Когда она вернулась в отель к завтраку, Жан ждал ее с беззаботным и веселым лицом. Музыка разнежила его, и он думал теперь о будущем: концерты, шумный успех, Гамбург, Берлин, Париж рисовались его воображению. После завтрака он стал снова упражняться, пока Ирэн писала письма. От Карла пришла открытка, с изображением медведя и очень маленького мальчика, а на оборотной стороне рукой Анжель было приписано: "Сердечный привет".

   - Твоя сестра прелестное существо, - сказала Ирэн Жану, когда он, наконец, усталый и довольный, бросился в кресло подле нее.

   - В ней нет шика.

   - Жан, ты невозможный человек. Неужели это имеет для тебя значение?

   - Конечно, имеет. Я обожаю тебя потому, что твои волосы так колышутся, и за то, что ты такая стройная и благоуханная.

   - Неужели только за это?

   Он весь еще был под влиянием музыки.

   - Когда ты на меня смотришь вот так, какой-то магнит притягивает меня к твоим губам.

   - Теперь, когда у меня так ясно на душе, мне хочется, чтобы ты рассказал мне про свою жизнь дома, - сказала Ирэн с очаровательной улыбкой, тщетно стараясь привести в порядок свои волосы. - Я так мало знаю о тебе.

   Взглянув на нее, он заложил ногу на ногу и обхватил колени обеими руками.

   - Представь себе семейство, состоящее из отца, матери и, как полагается, двух детей, - начал он шутливо. - Как видишь, милое семейство и вполне французское. Для нашего описания хватило бы двух томов. Отец семейства - профессор... (описание было несколько приукрашено, но выходило очень хорошо) мать семейства, и наконец, самое главное Анжель и я.

   - Как все это ново для меня, - сказала Ирэн.

   Жан улыбнулся.

   - Я был в то время худенький, несчастный и никем не понятый. Это было обыкновенное семейство, обремененное всякими заботами, больше всего о ренте. Я не мог больше выдержать и удрал в Париж, хотя и был беден как церковная крыса. Мы все стремимся в Париж, этот рай нашей мечты, где голодают и зачастую даже умирают, но куда тем не менее все продолжают пламенно стремиться. - В его зеленых глазах промелькнула грусть. - Я не хочу думать о Париже, - сказал он вдруг, - давай пить чай, а потом пойдем туда, - как это называется, - где сейчас музыка.

   В этот день играл военный оркестр в павильоне по другую сторону залива, во Фленсбурге.

   Жан рассматривал германских офицеров. Все они были высокие, голубоглазые, с коротко остриженными густыми волосами.

   - Ты должен быть сегодня таким же немцем, как твоя жена, и съесть бутерброд специального приготовления. Это превосходная закуска.

   Бутерброды оказались действительно превосходными. Они состояли из ломтиков черного и белого хлеба, намазанных маслом, с очень вкусными вещами.

   Прекрасный оркестр играл на пароходе, пришвартованном к пристани. В небе зажглись звезды; они отражались в темной воде серебристым блеском. Оркестр играл "Парсифаля", и Жан почти плакал, слушая дивные звуки "Хора ангелов". Он держал руку Ирэн в своей и пламенно желал, чтобы Вагнер был французом и чтобы душа великого композитора возродилась в нем.

   В прежние годы Ирэн, как большинству людей, казалось, что всякое волнение, вернее его внешнее проявление, всегда смешно.

   Благодаря любви к Жану она неожиданно почувствовала, что нет ничего комичного в проявлении прекрасных душевных движений.

   В эту минуту Жан был ей очень близок, но она не сознавала, что самое возвышенное в его душе, - это его музыкальность, которая именно сильнее всего действовала на нее.

   Жан со вздохом вернулся к действительности и принялся за ужин. Было уже очень поздно, и надо было торопиться на лодку, пока она не отчалила. Нечего было поэтому мечтать о горячем кофе. Он опять пожалел, что они не в Ангеке, в гостинице, где можно получить кофе даже ночью. Когда они вернулись домой, у Ирэн сделалась головная боль, и это вызвало со стороны Жана неудовольствие. Ему хотелось заснуть убаюканным ласками Ирэн; ее усталость казалась ему личным оскорблением.

   Ложась в кровать, он вспомнил, что Аннет, вероятно, уже вернулась в Вену и ужинает в каком-нибудь баре, залитом электричеством, среди шумного веселья и взрывов хохота.

   Ирэн положила свою руку в его. Ему хотелось отдернуть свою руку. Сознавал, что это невозможно, он все же страстно желал очутиться в водовороте шумной жизни, и теперь перемена его жизни заставляла его чувствовать себя больным и заброшенным.

   - Милый, ты не сердишься, что у меня головная боль? - прошептала Ирэн.

   Он сделал вид, что не слышит. Глубоко вздохнув, она осторожно высвободила свою руку.

   В конце недели пришло письмо от Эбенштейна. Он писал, что съедется с ними в Гамбурге. В письме был чек на имя Жана. До сих пор все счета оплачивала Ирэн. Жан пытался возражать против этого, но Ирэн настаивала, так что, после небольших споров, он обычно уступал ей. "Разве считаются с деньгами, когда любят? - говорила она. - Разреши мне это маленькое удовольствие".

   - Дорогой, я так рада, что ты получил много денег, - проговорила она, склонившись над ним и читая через его плечо письмо Эбенштейна. - Двести фунтов! Ура! Я получила письмо от моего поверенного, в котором он пишет, что мой кредит приходит к концу. Конечно, это пустяки, но я боюсь, что это скоро наступит. Ты не знал, что женился на такой мотовке?

   Жан засмеялся. Ему почему-то казалось, что Ирэн бесконечно богата. Хотя она ему сообщила точную цифру своих доходов, он сам видел, как она оплачивала счета по содержанию дома, и он решил, что она располагает неограниченными суммами для управления замком. Он считал, что это временное денежное затруднение.

   - Теперь тебе придется расплачиваться, - сказала Ирэн. - Ванна стоит две марки. Будешь платить по четыре марки в день за мои ванны.

   Она засмеялась, но Жану казалось, что ее чистота слишком дорого стоит. Он не был скуп, но, как большинство людей, внезапно разбогатевших после нищеты, он не имел никакого представления о ценности денег.

   - Мне еще надо кое-что купить в Гамбурге, мой милый, но я постараюсь, чтобы мы не попали в убежище для нищих. Обещаю тебе это.

   Жан тоже рассмеялся, но принужденно. Он не умел шутить, говоря о деньгах. Он слишком долго нуждался в них, чтобы относиться к ним с легкомыслием. Жан дал Ирэн пять фунтов. Краска покрыла ее лицо.

   - Нет, не нужно, - сказала она с деланной улыбкой. - Ты лучше уплати по счету за эту неделю, а у меня хватит денег на мелкие расходы.

   Он спрятал бумажку с невозмутимым видом:

   - Я думаю, мы весело проведем время в Гамбурге с Эбенштейном.

   Она чертила ногтем узор на скатерти. Странное чувство разочарования овладевало ею.

   - Что ты под этим подразумеваешь?

   - Не знаю, ну - просто веселое времяпрепровождение - театры, концерты, мало ли что там еще. Мне говорили, что в Гамбурге есть великолепные кабаре, если суметь их найти. Эбенштейн уж найдет.

   Итак, их медовый месяц кончился! Как грустно! Приходится расплачиваться, когда выходишь замуж за гения. Она смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, скрывавших ее взгляд.

   Жан лениво потянулся. Он чувствовал себя очень хорошо и не был похож на прежнего изголодавшегося музыканта венского кафе.

   - Так что, вы раскаиваетесь, графиня, что вышли за меня замуж?

   Улыбка играла на его губах.

   - Не называй меня так, милый, этот период моей жизни, к счастью, кончился.

   - Разве ты утратила твой титул? - спросил он с любопытством.

   Все, что касалось титулов, живо его интересовало. Ирэн безмолвно закурила папиросу.

   - Если бы у меня был титул, - продолжал Жан, - я бы его всюду помещал, то есть корону. Обязательно.

   - Я в этом уверена, - промолвила Ирэн, вставая. - Я тебе подарю в день твоего рождения Готский Альманах.

   Она вышла на маленький деревянный балкон и взглянула на море. В это утро в душе ее было смутное затишье и какое-то легкое недовольство. Должно быть, усталость. Жан, право, не был вульгарен, это была скорее наивность. Она посмотрела на него через плечо. Он лежал в шезлонге, беспечно перекинув одну ногу через перекладину. В этой позе особенно выделялись слишком голубые носки и длинные туфли, похожие на дамские, с большими бантами, какими любят щеголять французы.

   - Жан!

   Раздалось какое-то бормотание. Он читал старый номер и, видимо, находил это чтение очень занятным. Ирэн вернулась в комнату. Нога Жана ей показалась в эту минуту огромной. Мелкие неприятности этого утра, вопрос о деньгах, вообще его взгляд на жизнь, все вызывало ее критическое отношение.

   Она никогда до этого дня не критиковала его сознательно. У любящих женщин мысль редко работает в этом направлении. У Ирэн это чувство было только подсознательным. Она опять взглянула на его туфли и сказала:

   - Почему ты носишь... - но в эту минуту раздался громкий стук в дверь; вошел лакей с почтительным поклоном.

   - Господин и дама желают вас видеть. Ирэн взяла карточку.

   - Это Гаммерштейны, - сказала она. - Поль был моим другом много лет тому назад, когда я была почти ребенком. Я училась в школе вместе с двумя его сестрами и будущей женой. Да... - она кивнула лакею. - Я очень рада их повидать. Поль дипломат и, кажется, занимает довольно высокий пост в Петербурге или Лондоне. Я забыла где...

   - А, Ирэн! - раздался женский голос.

   Эльга Гаммерштейн всегда либо порхала, либо влетала в комнату, как вихрь; она была бы поражена, если бы ей сказали, что она ходит. Фрау Гаммерштейн ломалась нарочно, - потому что это ее забавляло. Маленькая, худенькая и очень привлекательная, она обладала острым язычком и говорила, растягивая фразы.

   - Ты замужем, - воскликнула она, обращаясь к Ирэн, - и ничего нам об этом не сообщила! Бесстыдница! Это, вероятно, твой муж?

   Она очаровательно улыбнулась, показывая на Жана и рассматривая его в лорнет.

   - Его провозгласили гением. Как ты могла выйти замуж за гения? Я бы скорее согласилась жить на бочонке с порохом с факелом в руках. Вероятно, жизнь в таких случаях полна страха; никогда не знаешь, что гений выкинет в следующую минуту.

   Она все время рассматривала Жана; он стоял неподвижно и был, видимо, смущен.

   - Моя жена прямо невозможна, - любезно проговорил Поль Гаммерштейн, выходя вперед. - Здравствуйте, мсье Жан. Мы все слышали о вашей поразительной игре. Мы едем в Гамбург специально для того, чтобы послушать вас.

   - Как вы очутились здесь, Поль? - спросила Ирэн.

   - Мы путешествуем. Я должен быть в Петербурге второго; мы были в Киле на смотру, затем заезжали ненадолго в Копенгаген, а теперь, не спеша, направляемся домой.

   - Домой! - воскликнула Эльга. - Что за название для такого места? У меня есть только один дом - Париж.

   - Ах, вы француженка? - радостно воскликнул Жан.

   Он устремился к дивану, на котором она сидела и подсел к ней. Это было как раз то, чего она хотела. Все, конечно, слышали о замужестве Ирэн, но никто не знал подробностей.

   - Я уверена, что у нас есть общие знакомые в Париже, - начала она, чувствуя на себе восхищенный взгляд Жана. - Давайте поищем.

   Ирэн в это время стояла на балконе с Полем. Жан был уверен, что она не слышит их разговора. Он упомянул о том, что знает Жоржа Удена, творца "Самсона", которым восхищался весь Париж. Он однажды видел его огромную великолепную фигуру у Иоахима.

   Он не хотел признаться этой женщине с зелеными глазами и большим ртом, что не принадлежит к ее кругу. Он ловко перевел разговор на Вену и назвал имена Ганса Бекмана, Скарлоссу и других.

   - Ваша женитьба на Ирэн - настоящий роман, - проговорила Эльга со вздохом. - У многих из нас, женщин, совсем не бывает романов.

   Она опять вздохнула; грустная улыбка мелькнула на ее губах. Она принадлежала к типу женщин, для которых такие мужчина, как муж ее подруги, представляли особое очарование.

   - К тому же вы гений, - прошептала она.

   Лицо Жана расплылось в улыбку. Он старался обратить ее внимание на свои руки, положив их на колени. Он пожал плечами с веселым видом, как бы выражая этим свой протест.

   - Ах, моя папироса потухла! - сказала она, наклонясь к нему. - Мерси.

   Прикурив от папиросы, которую он держал в зубах, она добавила:

   - Женатый гений, какой редкий случай!

   - Да еще проводит медовый месяц, - вдруг, появившись с балкона, бросила Ирэн. - Сколько сразу неприятностей, не правда ли?

   Она улыбнулась Эльге невеселой улыбкой. Ей не нравилась близость Жана к ее гостье, и маневр с папиросой показался ей приемом дурного тона.

   - Теперь горит. Спасибо. Ваша жена недовольна. На колени, мсье, и защищайтесь, но только не в этих туфлях, - добавила она со злой усмешкой. - Ирэн! - позвала она.

   Та обернулась.

   - Как ты позволяешь твоему гению носить такие туфли?

   - Они невозможны, не правда ли? - равнодушно проговорила Ирэн.

   В эту минуту в комнату вошел Поль.

   - Милый друг, не позволяйте этой женщине изводить вас, - сказал он с усмешкой.

   Жан кинул на Ирэн недовольный взгляд. Эльга засмеялась.

   - Нам пора идти, - сказала она, поднимаясь. - Мы плаваем на яхте, как вам говорил уже Поль, и хотим проехать по Балтийскому морю в Рюген. Я слышала, что там есть очень приличный отель. Как вы здесь можете жить? - Она показала рукой на голые стены.

   - Да, кое-как живем, - ответил Жан с усмешкой.

   - Ужасно! - капризно сказала Эльга, - в такой обстановке проводить медовый месяц!

   - Пойдем, Эльга, - сказал Гаммерштейн, - перестань изводить наших друзей.

   Она засмеялась опять, поцеловала Ирэн и протянула Жану обе руки, которые он поцеловал, щелкнув при этом каблуками по всем правилам военного искусства.

   - До свиданья, - раздалось у дверей.

   - До скорого, - ответил Жан.

   Ирэн помахала им рукой с балкона, пожелав счастливого пути.

   Она видела, как они спустились к пристани и поехали в лодке к яхте, которая стояла на якоре в заливе. Издали она казалась большим белым предметом, напоминающим огромную птицу на воздухе. Ирэн медленно возвратилась в комнату, расстроенная, с тоской в душе.

   В дверях появился Жан.

   - Прошу тебя никогда не критиковать мою манеру одеваться при посторонних, - резко сказал он.

   - Не глупо ли было так вести себя? - холодно проговорила она.

   - Глупо? Это ты меня выставила дураком в глазах этих людей.

   - Но ведь это фрау Гаммерштейн обратила внимание на твои ужасные желтые туфли!

   Он покраснел от гнева.

   - Дорогой Жан, неужели мнение Поля и Эльги имеет такое значение для тебя? Нельзя быть таким тщеславным.

   Тщеславие, вероятно, единственный недостаток, в котором не следует обвинять любимого человека.

   - Благодарю за любезность, - сказал Жан с презрительной улыбкой.

   Ирэн имела неосторожность высказать мысль, пришедшую ей на ум.

   - Какой ты ребенок! - Она с минуту посмотрела на него в смущении. - Жан, мы с тобой ссоримся!

   - Не могу слушать этих глупостей, - сказал он и бросился из комнаты.

   Ирэн, не шевелясь, сидела на диване. Как все это было глупо и неуместно! Всему виной были его туфли. Она приревновала его потому, что он дорожил мнением Эльги, а кроме того, ее очень раздражала Эльга, неустанно твердившая, что Жан гений. Вся радость этого дня развеялась как дым, без всякой серьезной причины. Они поссорились, как два капризных ребенка, и все же она чувствовала себя бесконечно оскорбленной. Он назвал ее глупой, и то, что он употребил именно это слово, вызывало в ней чувство отчуждения, больше чем все другое. Оно было вульгарно, обидно и оскорбительно. А тут еще эта нелепая шутка по поводу комнаты. Она окинула ее взглядом. Комната была маленькая и скромно обставленная, но... Это "но" заставило ее закрыть на минуту глаза. Они вошли в эти комнаты в первый день их совместной жизни, а теперь он их бранит.

   Раздался звонок, призывающий к обеду. Она сошла вниз. Найдет ли она его там? Его не было. Только несколько человек сидело за дальним столиком, больше никого не было, кроме нее. Он не возвращался. Постояв в нерешительности у окна, она взяла книгу и зонтик, спустилась с лестницы и вошла в сад. В конце сада висел гамак. Она легла в него. Оттуда можно было видеть вход в гостиницу.

   Она давно не была несчастна; почти забыла о своих прежних страданиях. Три, почти четыре месяца подряд она каждый день видела Жана и ни о чем не думала. Не было времени заняться этим. Вдруг ей пришла в голову мысль: как легко женщины отдают свою жизнь! Мужчина встречает женщину, они влюбляются друг в друга и сразу же без всяких расспросов, не узнав друг друга как следует, отдают один другому самый драгоценный дар - свою жизнь. Однажды в бурный вечер пришел Жан и завладел ее жизнью. Она не признала тогда его прав, но его страсть захватила ее, нарушила ее покой и привела в смятение. Затем, на концерте, она все поняла. Как часто она смеялась, читая в романах описание любви между двумя людьми, вспыхнувшей после первой встречи! Это казалось ей таким глупым и нереальным. И вот почти то же самое случилось и с ней. В конце концов, разве отношение Ванды ко всей этой истории было так уж нелепо? Она не могла дать себе отчет в том взаимном быстром понимании и внезапном душевном влечении, которое возникло у Ирэн с Жаном. Слабый ветерок чуть-чуть колыхал листья на деревьях. Мысли беспорядочно толпились в ее голове. Ее прежняя жизнь, полная страха и унижения, годы замужества и, наконец, последнее испытание ее чести и положения в свете проходили перед ее глазами, волнуясь, как бурное море. Она закрыла глаза. Это хорошо, подумала она, что женщины рождены для того, чтобы любить своих детей. Она любила Карла всем сердцем; ей ясно припомнилось, как она в первый раз увидела его смешную маленькую головку. Она с ужасом ждала его появления. Его смешной ротик был очарователен, глазки смотрели удивленно, он беспомощно двигал ручонками. Теперь он был уже большой и не такой беспомощный. Она вздохнула. Планы относительно его будущего мелькали в ее голове. Он должен стать хорошим, честным человеком в жизни.

   Кто-то вошел в калитку. Она быстро повернулась. Это не был Жан. Где он мог быть? Куда, в конце концов, он ушел? Взрослые мужчины и маленькие мальчики, как они похожи! Ей часто приходилось видеть, как Карл выскакивал из комнаты, покраснев и рассердившись из-за того, что над ним смеялись. Она видела лицо Жана, такое злое и расстроенное, и все только потому, что она назвала его ребенком. Но это было верно. Наступало время чая. Такой радостью было всегда пить чай вместе. Неужели он еще продолжает сердиться? Она поднялась в свою комнату и надела одно из его любимых платьев. Достала коробку его любимых папирос. Чай был подан в гостиной. Наконец, налила себе чашку чая. Был уже шестой час. Нежность постепенно уступала место чувству собственного достоинства. Он не имел права так с ней обращаться. Она решила отправиться в деревню.

   Она медленно шла по маленькой улице, вымощенной булыжником, направляясь к внушительному зданию почты, в котором могла бы поместиться без затруднения вся остальная часть деревни. Она купила несколько марок и открыток. Почтальон как раз принимал вечернюю почту. Он передал ей с улыбкой письма. Это были письма от Ванды, Карла, няни, управляющего и три письма для Жана. Одно из них она узнала по тонкой бумаге; оно было от агентства печати; другое, написанное оригинальным почерком, явно пропутешествовало по всем прежним квартирам Жана. Вернуться домой или пройтись до Фленсбурга? Она решила прогуляться.

   Дорога была совсем гладкая, окаймленная высокими деревьями. С правой стороны тянулась миниатюрная железная дорога. С шумом пронесся поезд. По другую сторону дороги рос белый и розовый клевер. Она встала на колени и нарвала цветов. Все-таки жизнь божественно хороша, и примирение после ссоры будет чудесным... На ее губах появилась усмешка. Как, однако, Жан вспыльчив и порывист! Она повернула за угол. Три человека шли ей навстречу. Солнце мешало ей разглядеть их, и она прикрыла глаза рукой. Одним из идущих был Жан, она сразу узнала его слегка раскачивавшуюся походку, характерную линию плеч и приподнятый кверху подбородок. С кем он мог быть? Он помахал ей рукой. Ирэн ответила. Это, вероятно, были случайные попутчики. Они подошли ближе; Ирэн узнала Поля и Эльгу Гаммерштейн. Сердце у нее сжалось. Значит, Жан был все время с ними.

   - Ты разыскивала беглеца? - весело крикнула ей Эльга.

   - Я собирала клевер, - ответила Ирэн, - понюхайте, как чудесно пахнет.

   Жан быстро подошел к ней, нагнулся к цветам, и Ирэн почувствовала, что его губы коснулись ее руки. Неожиданная радость наполнила ее сердце. Что значила в сравнении с этим Эльга и ее жалкий флирт? Пусть себе флиртует с Жаном, если это ей нравится. Она взяла Жана под руку, и дрожь прошла по ее телу, когда он прижал ее руку к себе. Все опять стало хорошо.

   - Ты разве не интересовалась, куда исчез твой гений? - спросила Эльга.

   Ирэн засмеялась.

   - Ты его, бедняжку, все время бранишь?

   - О, вовсе нет. Я провела весь день в гамаке и страшно хотела тебя видеть, - прошептала она Жану.

   Рука ее крепко сжала его руку.

   - Ваш муж обещал, что вы оба приедете обедать к нам на яхту, - сказал Поль.

   - Я покорная жена, - ответила Ирэн с улыбкой. - Мерси. В котором часу вы обедаете?

   - Мы пошлем за вами лодку в восемь, если это вам удобно. Жан Виктуар нам поиграет. Вы обещали мне, - обратилась Эльга к Жану.

   Ирэн почувствовала острую боль: Жан Виктуар уже обещал ей сыграть!

   Жан смеялся, рассказывая смешную историю, которую он прочитал в какой-то газете.

   "Какая я глупая! - подумала Ирэн. - Конечно, он, бедненький, в восторге от них, потому что они носятся с ним. Всегда приятно, когда нравишься людям". Они свернули в одну из боковых улиц деревни.

   - Так, значит, до обеда? - сказала Ирэн, увлекая Жана к лесной тропинке.

   - Но только... - начала Эльга.

   Жан обернулся и помахал рукой; затем их скрыли деревья.

   - Какая милая, забавная женщина, - проговорил он.

   - Где ты завтракал? - спросила Ирэн, стараясь сделать вид, что это очень ее интересует.

   - На яхте. Я вышел на набережную, собираясь отправиться в город. В это время к берегу причалил какой-то человек на лодке, посланный с яхты с пригласительным письмом. Я отправился туда. Уверяю тебя, там было неплохо, шампанское...

   - Майонез с омарами, меренги и, вероятно, икра? - быстро добавила Ирэн.

   - Как ты это угадала? Ирэн первая засмеялась.

   - Мой дорогой, посмотри на Эльгу, разве все это не написано на ее лице? Я уверена, что к кофе подали шерри-бренди, не правда ли? Затем вы оба курили, растянувшись в шезлонгах, и, когда Поль вышел, она рассказала тебе, что ее брак несчастен.

   У Жана был вид оскорбленной невинности.

   - Я не нахожу в этом ничего смешного.

   Язвительное слово готово было сорваться с ее губ.

   Она почувствовала, что они опять начинают ссориться.

   - Я ждала тебя к чаю, - сказала она тихо. Они вернулись в гостиную.

   - Для тебя есть три письма.

   Она подала ему письма из Вены. Он сначала распечатал письмо из агентства печати. Оно содержало целую коллекцию газетных вырезок о его предстоящих концертах. Затем он взял письмо с переписанным адресом. Ирэн отошла в сторону и, взяв книгу, села. Она была почти уверена, что почерк женский. Ей было стыдно сознавать, что ей ужасно хочется его спросить, от кого это письмо, так как она презирала себя за это любопытство. Она старалась честно читать, но слышала, как Жан разорвал конверт. Он читал письмо довольно долго. Наконец, он встал и прошел в спальню. Запах жженой бумаги донесся через дверь. Ирэн была уверена, что он сжигает это письмо. Весь этот день был какой-то неудачный, - одним днем меньше в их медовом месяце, и как бы они в будущем ни любили друг друга, это время больше не вернется.

   - Жан, - позвала она.

   Он подошел к двери. У него было расстроенное лицо. Ирэн протянула к нему руки. Казалось, что он колеблется: Затем он быстро подошел к ней и присел на диван. От его прикосновения лицо Ирэн порозовело. Склонившись к ней, он слегка обнял ее.

   - Мне было так тяжело без тебя, - прошептала она. - Я знаю, что это глупо, но... - в ее глазах стояли слезы.

   Жан никогда не видел ее плачущей. Он смотрел на нее молча, в смущении, затем крепко прижал ее и покрыл поцелуями все ее лицо, ресницы, волосы.

   Глаза Ирэн наполнились слезами.

   - Я был грубым животным по отношению к тебе, - прошептал он. - Скажи, что ты прощаешь меня. Скажи: я люблю тебя. Клянусь, я никогда больше не буду таким. Я заставил тебя плакать! Какой я негодяй! Моя дорогая, моя радость, перестань плакать, ради Бога, не плачь.

   - Я плачу от радости, - сказала Ирэн. Она притянула к себе его лицо и поцеловала. - Я была так несчастна совсем одна, когда ждала тебя к чаю.

   - Ты меня ждала! - Он произнес эти слова с благоговением, словно приносил жертву на алтаре. - Я грубое животное.

   - Нет, ты милый, ты мой любимый.

   Он опустился на колени и положил голову ей на грудь.

   - Простила ли ты меня?

   - Давно.

   Он старался улыбнуться. Пальцы Ирэн перебирали его волосы.

   - Ты счастлив? - спросила она. Он прижался к ней лицом.

   - Бог знает, за что ты так меня любишь! - вдруг сказал он.

   Это были самые искренние и нежные слова любви, какие он когда-либо произносил. Он вытянул ногу.

   - Я переменю эти отвратительные туфли и больше никогда их не надену.

   Лодка ожидала их у пристани, представлявшей из себя небольшой деревянный плот, довольно далеко выступавший в море. Небольшие пароходы могли причаливать к нему. Ирэн была в одном из своих новых вечерних туалетов, от которого Жан был в восторге. Он обязательно захотел помочь ей одеться, благодаря чему на это ушло втрое больше времени.

   Ирэн знала, что Эльга наденет лучшее свое платье, чтобы показаться Жану интересной. Так, конечно, и случилось. Она была очень густо напудрена и, как полагается, с накрашенными губами. Ирэн вспоминала время, когда ее подруга была застенчивой, милой маленькой девочкой; отец ее был немец, а мать француженка, и жизнь в родном доме была невеселая. В те времена Эльга была проста и прелестна. Как она с тех пор изменилась! Ее платье поражало своим декольте. На ногах были парчовые туфли с высокими каблуками, украшенные бриллиантами, и чулки такие тонкие, словно их совсем не было.

   Поль вышел к ним с моноклем в глазу. Ирэн очень хотелось знать, какого он мнения о своей жене. Она знала его своенравным и капризным мальчиком, но не предполагала, что ему может понравиться женщина такого типа. Она вспомнила одно замечание Ванды по поводу брака: "Люди часто говорят, что мужья более верны своим любовницам, чем женам, но в наши дни измену стало труднее оправдывать, потому что между женами и любовницами, по-моему, совсем мало разницы".

   Ирэн казалось, что это замечание подходит к Эльге.

   Обед был прекрасный, вина замечательные. Гаммерштейн хорошо умел направлять разговор. За фруктами он заговорил с Ирэн о новой пьесе Гауптмана.

   - Для нас это слишком умный разговор, - сказала Эльга, - мы лучше займемся с мсье Жаном хиромантией.

   Слушая разбор пьесы, Ирэн все время видела розовую ладонь Эльги, на которой Жан чертил какие-то линии своим тонким указательным пальцем.

   При первой возможности она предложила выйти на палубу. Эльга поднялась вместе с ней наверх. Словно огромный пурпурный цветок, небо распростерлось над неподвижной гладью моря. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Огромная золотая луна напоминала фантастическое огненное озеро. Эльга смотрела на берег.

   - Я бы хотела, чтобы такая ночь была во время моего медового месяца, - проговорила она. - Но твой гений с пламенным сердцем, наверное, к этому равнодушен?

   "Какое глупое созданье", - подумала про себя Ирэн. Ей хотелось крикнуть: "Молчи, не посягай на счастье нашей жизни!", но это было бы слишком грубо, и ее обычная сдержанность восторжествовала и на этот раз.

   Эльга посмотрела на нее и засмеялась.

   - Близко подходить не разрешается! Хорошо, моя дорогая. Ты знаешь, твой муж очарователен, он мне сказал сегодня, что в присутствии хорошеньких женщин он всегда лучше играет. Очень остроумно, не правда ли?

   В это время на палубу вошли Поль и Жан.

   - А теперь мы ждем! - воскликнула Эльга. Она подошла к Жану и дотронулась своей рукой до его рукава.

   - Ведь вы захватили с собой скрипку, правда?

   - Да, она в гостиной. Я сейчас схожу за ней.

   - Я пойду с вами.

   Ирэн показалось, что на лице Поля промелькнуло выражение неудовольствия; затем, словно почувствовав ее взгляд, он повернулся к ней. Лицо его было любезно и невозмутимо.

   - Моя жена неравнодушна к музыке, - сказал он. - Она сама играет довольно много. Пианино перенесли сюда, чтобы она могла аккомпанировать мсье Жану.

   Он подошел к лестнице и позвал:

   - Эльга!

   - Мы идем, - раздалось снизу.

   Он стоял и ждал. Кончик зажженной сигары мрачно светился в темноте.

   Ирэн не могла оставаться спокойной. Состояние Поля передавалось ей. Наконец, раздались легкие шаги Эльги по лестнице. За ней шел Жан со скрипкой. При свете электрических лампочек, к которым они теперь приближались, он казался возбужденным. Лицо Эльги было бледно. Пудра и накрашенные губы подчеркивали его бледность.

   - Что бы вам сыграть? - спросил Жан.

   Он взял в руки скрипку и приготовился. Лицо его сразу стало более одухотворенным.

   - Хотите это? - спросила Эльга.

   Ирэн увидела, как Жан посмотрел на нее, слегка наклонив голову.

   - Что ты выбрала? - спросила она.

   - Подожди, и если тебе посчастливится, то узнаешь, - ответила Эльга.

   Жан провел смычком по струнам. Прозвучали первые ноты "Экстаза" Томэ.

   Довольно звучная мелодия, не отличающаяся силой и не захватывающая душу, была полна очарования в исполнении Жана.

   Звуки лились. Их фантастическая сила все разрасталась и приковывала внимание слушателей. Когда мелодия замерла, Ирэн почувствовала гнев на Жана за то, что он сыграл именно эту вещь. Эльга молча замерла у рояля, не спуская глаз с Жана.

   - Божественно, божественно! - шепотом вырвалось у нее.

   Жан засмеялся странным, сдавленным смехом.

   - Это заслуга вашего аккомпанемента, - быстро сказал он. - Вы все время руководили мной, заставляя проникнуть в самую сущность этой вещи.

   Он прислонился к роялю.

   - Да, вы изумительно играете, - проговорил он полушепотом.

   - Кто аккомпанирует вам дома? - спросила Эльга.

   - Скарлоссу, а затем у меня есть один молодой венгерец, которого Эбенштейн привез с собой. Он безобразен, как черт, но туше у него ангельское.

   - Сыграем теперь Крейцерову сонату?

   - Ирэн ее не выносит.

   - Ирэн, - позвала Эльга, - нельзя ли снять запрет на сегодня и разрешить гению сыграть эту сонату?

   Голос ее был очень нежен, с шутливыми дразнящими нотками.

   Ирэн встала и подошла к роялю.

   - Разве я запрещаю? Конечно, пусть играет, что хочет.

   Она приблизилась к нему в полумраке. Он почувствовал ее руку в своей руке. Ее холодные пальцы коснулись его ладони. Звук ее голоса заставил его встрепенуться.

   Он мягко освободил свою руку и проговорил:

   - Я больше не могу играть. - В его голосе слышалось раздражение. - Я устал. Извините меня.

   Эльга с шумом опустила крышку пианино.

   - Мы и так весьма признательны за вашу любезность, - сказала она капризным тоном.

   - Уже поздно, нам пора домой. Спокойной ночи, Эльга, или, вернее, прощай. Большое спасибо за милый вечер.

   Яркий свет залил палубу. Эльга казалась дразнящей, вызывающей фигурой на фоне белой стены.

   - Нет, не прощай, - сказала она. - Мы ведь еще не знаем, когда уедем отсюда, не правда ли, Поль?

   - Завтра, - коротко сказал Поль.

   - Мой муж и повелитель ответил, раба должна взять свои слова назад и послушно повторить: "завтра".

   Она перегнулась через борт и смотрела, как они садятся в лодку.

   - Мы не уедем завтра, - шепнула она Жану. Гаммерштейн, схватив ее за руку, силой ее оттащил.

   - Слушай, ты ведешь себя непозволительно! Оставь в покое этого молокососа! Мне кажется, что Ирэн придется с ним немало помучиться. Ты знаешь, что я обыкновенно не вмешиваюсь в твои дела. Ты должна признать, что я тебя не стесняю, но я не желаю, чтобы ты флиртовала с Жаном. Он молод и непостоянен, как хамелеон, но все-таки он любит свою жену. Ирэн женщина с сердцем и душой, чего нельзя сказать про большинство из вас. Лицо Эльги передернулось.

   - Какой ты глупый, Поль! Виктуар для меня - минутное развлечение. Мы с Ирэн слишком близкие подруги.

   - Это мало играет роли, когда одной женщине понравится муж другой, - мрачно проговорил Гаммерштейн. - Во всяком случае, мы уезжаем на рассвете, и это решает вопрос. Так как ты слышала Виктуара, то нам незачем останавливаться в Гамбурге.

   Он ушел, насвистывая мелодию из "Экстаза". Когда-то он страстно любил свою жену и продолжал любить, пока она дорожила им, но вскоре после замужества она перестала считаться с ним, не стараясь скрывать свое равнодушие. В дальнейшем ее жизнь превратилась в серию флиртов и приключений. Виктуар заинтересовал ее своей впечатлительностью. Это было так ново. По бесчисленным легким признакам она сразу уловила в нем такие черты характера, о которых и не догадывалась Ирэн, но она заблуждалась, считая его совершенно лишенным ума.

   Он сразу рассказал ей историю, которую никогда бы не решился рассказать Ирэн. Несмотря на ее положение и имя, он почувствовал, какого рода она женщина.

   Этот день они провели вдвоем на берегу, сидя под скалой. Гаммерштейн занялся рыбной ловлей; его темная тонкая фигура резко и одиноко выделялась на фоне блестящего неба.

   По дороге в отель Жан обнял Ирэн.

   - Вот так платье! - смеясь сказал он.

   - Эльга испортила нам весь день, - проговорила Ирэн.

   Она очень устала. "Я сегодня испытывала отвращение", - подумала она про себя. Она не могла отделаться от чувства какой-то гадливости.

   Вошел Жан; присев на край постели, он посмотрел на Ирэн.

   - Ты на меня не сердишься, скажи? Мы покончили с нашей ссорой, не правда ли?

   Он дотронулся до одеяла с голубыми лентами.

   - Хорошо я играл сегодня?

   - Очень.

   - Не правда ли, это была большая любезность с моей стороны? Я скоро буду выступать только на концертах. Иначе не стоит. Я никак не мог отвертеться от Эльги.

   Он встал и потянулся.

   - Вы очень рассердились, мадам? Посмотрев на Ирэн и улыбнувшись, он нагнулся и поцеловал ее.

   Ирэн показалось, что только она одна дорога ему в эту минуту, а все остальное для него не существует.

   - Итак, это последний день нашей свободы, - сказала Ирэн.

   Жан сидел у ее ног и что-то писал. Рукопись полетела на пол. Эти последние пять дней он был о