Уэдсли Оливия - Вихрь

   - Раньше чем я вас увидел, - сказал он, запинаясь, - я думал о вас, восхищался вами, и вот вы пришли к Скарлоссу. Всю мою жизнь я ждал этого мгновения. Я увидел вас! - Он снова сжал ее в своих объятиях. - Вы, такая стройная, такая чуткая, такая бледная, с бездонными глазами! Что вы перестрадали? Что вы прочувствовали?

   Склонившись над ней, он коснулся губами ее волос.

   - Скажите мне, - страстно прошептал он, - скажите мне!

   Она трепетала в его руках. Подняв свое лицо, она прошептала:

   - Я не знаю. Я забыла. Вы... вы...

   - Скажите мне! - настаивал он. - Как вы меня мучаете! Скажите, скажите!

   Автомобиль замедлил ход и остановился. Огни подъезда ударили им в лицо. Лакей открыл дверцу и стоял в ожидании. Ирэн шагнула мимо Жана, сидевшего без движения, и вышла из автомобиля. Она была необычайно бледна, и ее глаза странно блестели.

   - Спокойной ночи, - сказала она совсем тихо. - Приедете ко мне завтра?

   Жан сжал ей руку.

   - Приеду, - быстро сказал он.

   Она исчезла в тени, приказав шоферу отвезти Жана обратно в Вену. Он снова увидел ее, когда автомобиль завернул, бросив мягкий свет фонарей на дорогу.

   В эту ночь Ирэн ни на минуту не сомкнула глаз. Ничто не могло омрачить ее светлой радости.

   Много лет спустя она вспоминала о тех часах, которые пережила, расставшись с Жаном. Она легла, но даже не пыталась заснуть. Она встала с постели и села у окна в своем белом капоте. Наконец-то, несмотря на все препятствия, после долгих страданий, пришло это счастье, такое великое, что тяжело было его вынести. Ей не хотелось сначала, чтобы Жан услышал те слова, о которых просил. Они были чересчур чудесны, чтобы произнести их внезапно. Но они были правдивы. Она любила его. Она знала это уже на концерте. И она поняла свою тревогу, раздражительность, бессонницу последней недели и свою задумчивость. Это была любовь, которой она боялась.

   Она тихо засмеялась. Куда девалась та женщина, которая жила здесь всего несколько недель назад? Женщина, которая боялась жизни и забыла, что такое радость? Сладкое безумие охватило ее. И она могла иронизировать над этим неделю тому назад! Жан казался ей теперь таким понятным. Она думала о нем и верила в своих думах, что его душа чиста перед ней.

   В вопросах чувства она не была умной женщиной. Она никогда не знала сомнительной радости самоанализа. Вечная сварливость мужа препятствовала развитию в ней этой способности, вообще говоря, мало ей свойственной. Она ни о чем не задумывалась в эту блаженную ночь.

   Вот показалась заря на востоке, и настал новый день, день, когда Жан придет к ней. В зеленом плюще, обвившем стены замка, начали просыпаться птички. Одна из них - дрозд, арендовавший помещение на стенке, как раз под окном, где он построил просторное гнездо, завертелся, стоя на краю своего обиталища. Увидев Ирэн, он повернул к ней голову.

   - Милый! - сказала Ирэн.

   Это достигло слуха почтенной дроздихи, которая, издав писк восторга, приказала своему супругу внимательно следить, не появится ли завтрак. Ирэн высунулась из окна, чтобы лучше разглядеть гнездо. Она вдруг почувствовала в себе забавную симпатию ко всем влюбленным существам. Тем временем почтенная дроздиха весьма непоэтично поглощала свой завтрак. Ирэн засмеялась опять. Солнце уже взошло. Она вдруг также почувствовала сильный голод. Она съела бисквит, легла в кровать и заснула. Ей показалось, что она почти сразу, через какую-нибудь минуту, проснулась и увидела возле себя Анастаси с утренним чаем на подносе.

   Заря исполнила свои обещания, день был лучезарно ясный. Жан пришел рано. Они снова встретились в маленькой голубой гостиной. Оба были почему-то крайне смущены.

   Неожиданно он заявил:

   - Я не спал сегодня.

   Действительно, он выглядел очень усталым. Ирэн инстинктивно отняла руку. Он опустился на колени около ее стула и наклонился к ней.

   - Я тоже не спала, - прошептала она. Даже погодя, когда первое смущение прошло, они оставались некоторое время молчаливы.

   - Я принес с собой газеты, - вдруг сказал Жан.

   - Какие газеты?

   - Со статьями о моем концерте.

   Он встал и через минуту принес большую кипу газет. Его усталость как будто сразу прошла.

   - Вот здесь, и здесь тоже. Вот этот столбец, - говорил он с живостью, указывая на разные рецензии. - И еще здесь. Но я плохо понимаю по-немецки.

   Ирэн начала переводить фразы на французский язык. Жан просветлел. Критики были исключительно щедры на похвалу. Он шагал взад и вперед по комнате, быстро повторяя:

   - Моя карьера сделана, не правда ли? Ирэн!

   Он засмеялся, подошел к ней и поцеловал ее.

   - Вы рады?

   - Жан!

   Это было в первый раз, что она назвала его по имени. Его лицо вспыхнуло от счастья. Газеты на минуту были забыты. Он обхватил ее руками, поднял со стула и стоя поцеловал ее.

   Фразы страсти вырывались между поцелуями.

   - Ирэн, скажи мне, скажи мне, любимая!

   Она заглянула в глубину его глаз.

   - Я люблю тебя, - сказала она.

   Он покрыл ее лицо поцелуями, смял ей прическу и заставил ее наклониться так, чтобы он мог поцеловать маленький непокорный локон на ее затылке. Он ликовал в своем счастье, по-мальчишески дразнил ее своими губами, целовал ее длинные ресницы "поцелуями бабочек".

   Он держал ее в своих объятиях и говорил, задыхаясь:

   - Подумать только, что это вы! Только подумать! Все другие - Эбенштейн, Скарлоссу, все боятся вас, потому что вы такая знатная, потому что у вас есть это, - он указал рукой на стену замка.

   Ирэн не поняла его и только засмеялась ему.

   - Милый, когда вы меня целуете, я не разбираю половины ваших слов. О, Жан! Ваш пиджак!

   Она смотрела на рукав и обшлаг его пиджака. Они были слегка напудрены в тех местах, где она прижалась лицом.

   - Не беда, - сказал он и вдруг расхохотался. Потом замолчал. Ирэн не замечала его нервности.

   - Я должен ехать в Будапешт, Мюнхен и целый ряд каких-то еще городов, - сказал он. - Эбенштейн пришел утром с охапкой приглашений. Ирэн... - он запнулся.

   Она стояла, не отнимая своих рук, и смотрела на него. Среди их молчания доносившиеся из сада звуки - пенье птиц и слабый шелест листьев - казались совсем близкими и громкими. Было видно, как билась жилка на шее Жана. Он страстно желал сказать что-то, но его вдруг сковал страх. Наконец, его голос прозвучал хрипло и отрывисто:

   - Когда вы выйдете за меня замуж?

   Ирэн опять взглянула на него, и Жану на секунду показалось, что он заметил в ее глазах тайные признаки страха и беспокойства.

   - В тот день, когда вы захотите, мой друг, - ответила она тихо.

   Под вечер она отвезла его на автомобиле в город. Она решила проведать дядю Габриэля, который был не совсем здоров и не выходил из комнаты.

   Они ехали, держась за руки и глядя, как убегают залитые солнцем деревья и заборы. Ирэн в первый раз думала о том, что предстоят объяснения - с Вандой, со всей родней... Она рассеянно слушала быструю речь Жана. Он рассказывал ей о своем волнении и страхе, когда перед выходом на эстраду он ждал в артистической.

   - Бедный друг, - сказала она машинально, когда он сделал паузу.

   Ей хотелось ему рассказать о том, что ее мучит, но невозможно было об этом с ним заговорить. Она знала заранее, как отнесется к этому Ванда. Отнесутся ли так же и остальные члены семьи? Но перед кем должна она отвечать? Она принадлежит себе и никому не наносит этим ущерба.

   - О чем вы задумались? - спросил Жан.

   Она грустно рассмеялась.

   - Как неприятно и глупо, что никто, даже совсем одинокий человек, не может поступать всегда свободно, по своему желанию.

   - Вы говорите о нас? - быстро спросил он. - Вы думаете о том, что скажут люди, когда узнают, что вы выходите за меня замуж?

   Он смотрел на нее испытующе.

   - О, я уже слышу, как говорят: "Как! Возможно ли? Правда ли? Графиня фон Клеве выходит замуж за этого человека, какого-то музыканта, скрипача? Но ведь он простого происхождения, он..."

   Ирэн зажала ему рот рукою.

   - Жан, не говорите таких вещей, это недостойно нас обоих.

   - Когда вы говорите таким тоном, - недоверчиво сказал он, - мне кажется, что вы еще больше удаляетесь от меня.

   - Слушайте, вы совсем как маленький ребенок, - ответила Ирэн.

   - Я обожаю тебя! - воскликнул Жан, задыхаясь от волнения.

   Автомобиль переехал трамвайную линию. Он был уже в городе.

   - Представьте себе, - сказала Ирэн, - я до сих пор не знаю, где вы живете. Я знаю адрес, но не больше. Я не имею даже представления о том, как выглядит ваша квартира. Зайдем к вам, прежде чем я отправлюсь к дяде Габриэлю.

   Жан пришел в некоторое замешательство.

   - Я снял небольшую квартирку, - быстро нашелся он, - но как раз сейчас не собираюсь домой, моя дорогая. Мне надо повидать Эбенштейна.

   - Мне бы так хотелось посмотреть вашу квартиру. Жан быстро представил себе свою маленькую, запущенную комнату.

   - Я бы тоже очень этого хотел, - ответил он, - но сегодня, увы, это невозможно.

   Они расстались около дома фон Клеве, возле Пратера, сговорившись, что Жан приедет к ней в замок в ближайшие дни.

   Едва разлучившись с ним, она снова почувствовала угнетенность, словно тяжесть на сердце. Воспоминание о Ванде, с которым она до сих пор боролась, снова вернулось к ней.

   Дядя Габриэль сидел в громадном кресле, в халате, любовно держа в руке старинную, красиво расписанную глиняную трубку. Он просиял, когда Ирэн, незаметно войдя в комнату, поцеловала его в кольцо седых волос вокруг лысины.

   - Как говорит Гете, - заметил он, пряча тайком свою трубку в карман, - во всяком одиночестве есть свой комфорт.

   Ирэн, сидя на ручке его кресла, наклонилась и вытащила из кармана "запретный комфорт".

   - Дорогой дядя, что сказал доктор Мейниус?

   Старик закивал головой.

   - Да, конечно, он знающий человек, но чересчур строго относится к своим обязанностям. Больные часто лучше знают, что может ускорить их выздоровление.

   Ирэн рассмеялась.

   - Ах, вы, дорогой, старенький обманщик!

   Она соскользнула с своего сиденья и подошла к камину посмотреть на сигнатурке рецепта, не пора ли принять лекарство.

   Дядя Габриэль смотрел на нее. Его глаза при этом несколько прищурились.

   - Вы устали? - спросил он.

   Она отрицательно покачала головой.

   - В таком случае, вы чем-то встревожены. Всегда, когда у вас бывает эта маленькая складочка между глазами, вы бываете либо утомлены, либо встревожены.

   - Друг мой, вы претендуете на ясновидение? Но это плохо согласуется с вашей наукой.

   Старик закивал головой и засмеялся.

   - Что Карл-Фридрих, здоров?

   - Великолепно себя чувствует. Он шлет вам свой нежный привет; это он послал меня к вам.

   - Вы могли его привести, - сказал профессор. Лицо Ирэн вспыхнуло. Была причина, по которой Карла нельзя было взять с собой в автомобиле в город.

   - Дядя Габриэль, - сказала она неожиданно. - Я должна вам что-то сказать.

   Он спокойно кивнул головой.

   - Все-таки старый дядя оказался ясновидящим!

   - Да, вы всегда чувствуете, когда есть осложнения, - сказала Ирэн.

   Она подошла к креслу и села на его ручку, опустив голову на большую подушку, лежавшую на спинке.

   Худая рука дяди Габриэля, с раздутыми, склеротическими жилами, слегка дрожала.

   - Это не касается Тео? - спросил он наконец. Ирэн вздрогнула.

   - Нет, нет! Почему вы...

   Он слегка ударил ее по руке.

   - Что же такое с вами, моя дорогая?

   - Вы не можете догадаться? - прошептала она. Лицо старика вдруг сильно покраснело.

   - Вы влюблены?

   Он слегка повернулся в своем кресле и взглянул на нее. Его лицо приняло почти ласковое выражение.

   - В этом нет ничего страшного, - сказал он кротко. - Вас это беспокоит из-за Карла-Фридриха? - продолжал он тихим голосом.

   Ирэн нервно сплетала и расплетала свои пальцы.

   - Я люблю Жана Виктуара, скрипача, о котором вам рассказывала Ванда. Он просит меня выйти за него замуж.

   - И вы согласились? - резко спросил профессор. Она молча кивнула головой.

   Он взял своей дряхлой и дрожащей рукой ее руку и сжал ее. Наступило томительное молчание.

   - Как же это произошло? - спросил он наконец. Ирэн встала, освободив свои руки, и подошла к окну.

   - Как это рассказать? - сказала она, повернувшись и глядя на него. - Ах, дядя Габриэль!

   Она подбежала к нему и опустилась рядом с ним на пол, пряча свое лицо у него в коленях.

   - Сначала, - заговорила она с жаром, - я остерегалась. Я знаю, вся семья будет против этого. Помогите мне, дядя Габриэль. Я никому не приношу ущерба, выходя замуж за Жана. В моей жизни еще не было настоящей любви. Я не жила до этого времени. Я не могу отказаться от Виктуара. Благодаря ему, весь мир для меня стал другим. Вы знаете, чем была моя жизнь! Вы лучше других знаете, что я пережила и перестрадала. Не наступило разве время, когда я йогу стать счастливой? Разве плохо, что я, наконец, получу свое счастье?

   - Этот человек достоин вас?

   - Вы спрашиваете меня, влюбленную женщину! Какого ответа вы от меня ждете?

   - Давно вы его знаете?

   - Стоит ли считать недели?

   - Значит, вы познакомились с ним совсем недавно? И вы уже так уверены в нем? Кто он? Откуда он пришел?

   - Я не хочу об этом думать, - сказала Ирэн. - Он беден, но я знаю, что он скоро будет богат. Он имел огромный успех на своем первом концерте.

   - Да! Но скажите, кто его родители? Какая была его жизнь до сих пор? - продолжал неумолимый старческий голос.

   Ирэн устало рассмеялась.

   - К чему мне это знать?

   - Но это ваша обязанность, и вы должны к ней отнестись серьезно.

   Ирэн вскочила на ноги.

   - Так, значит, вы, которому я доверилась, против меня?

   В ее голосе слышались слезы. Она дрожащими руками стала завязывать вуаль.

   - Ирэн, - поспешил произнести старик, - дорогая, я только хочу вам добра. Я задавал вам эти вопросы, чтобы оберечь вас, чтобы помочь вам. Я не против вас. Я, наверное, сильнее, чем кто-либо, желаю вам счастья.

   Ирэн прижалась к его коленям.

   - Тогда помогите мне, - сказала она глухим голосом, - защитите меня от Ванды, Ганса и всех других этих аристократов. Позвольте мне привести к вам Жана, познакомить вас с ним, чтобы вы его узнали и увидели, как неосновательны все страхи и подозрения.

   Вошел Амадео и доложил о Ванде.

   - Не будем больше говорить об этом, прошу вас! - сказала Ирэн тихо.

   Старик кивнул головой в знак согласия и повернулся с приветствием к вновь пришедшим.

   - Амадео, подайте чайный прибор, - сказал он, - и приготовьте быстро чай, да покрепче.

   Через полчаса Амадео заявил, словно извиняясь:

   - Не приляжете ли, господин профессор?

   - Я утомила вас, - сказала шепотом Ирэн, целуя старика на прощание.

   Тот отрицательно покачал головой.

   - Вы никогда меня не утомляете. Приведите ко Мне, - он попробовал улыбнуться, - этого молодого человека, которого вы, видимо, очень любите. Ну, скажем, завтра, мой дружок.

   Так как шофер Ирэн уехал по ее поручению за покупками и должен был ждать ее у Оперного театра, Ирэн воспользовалась автомобилем Ванды.

   - Ну, что вы думаете об этом рыжеволосом гении, герое вчерашнего вечера? - весело заговорила Ванда. - Он сделал карьеру, несомненно! Эбенштейн рассказывал Скарлоссу (я склонна думать, что это было под влиянием шампанского, так как он всегда, насколько возможно, скрывает свои денежные дела), что у него подписан контракт на два года с Виктуаром. Недурно, не правда ли?

   - Блестяще, - автоматически ответила Ирэн. Ванда посмотрела на нее испытующе.

   - Я надеюсь, этот молодой человек больше вам не надоедал? Удивительно нелепое существо, хотя все же очень привлекательное... Написал ли он вам что-нибудь после последней жестокой беседы?

   - Видите ли, я... Вы не должны так говорить со мной о нем, - сказала Ирэн с неожиданной горячностью. - Жан сделал мне предложение, и я приняла его.

   - Вы с ума сошли? - резко сказала Ванда. Она старалась поймать руку Ирэн.

   - Вы шутите, должно быть, Ирэн? Не смотрите на меня такими глазами! Скажите мне серьезно, неужели у Виктуара хватало наглости сделать вам предложение? Я не могу этому поверить!

   Она задыхалась. Ее лицо побледнело.

   - Я не могу позволить вам говорить таким образом о человеке, которого я люблю, - тихо сказала Ирэн. - Я скоро выхожу за него замуж.

   - Вы, должно быть, сошли с ума! - повторяла в ярости Ванда. - Подумайте! Женщина с вашим положением в свете выходит замуж за какого-то музыканта, скрипача, человека, который вышел из ничтожества! Человека, о котором никто из нас ничего не знает, кроме того, что он умеет играть на скрипке. Этот человек явно из подонков общества. Как вы могли хоть на минуту подумать, что он влюбился в вас ради вас самой! О, я вовсе не желаю отрицать вашего очарования, вашей красоты, но я хочу, чтобы вы подумали, пока еще не поздно. Вы богаты, у вас есть имя, вы молоды. Неужели вы так наивны, что поверили этому юноше, что он хочет жениться на вас по любви! Боже мой! Возможно ли, что вы так слабовольны! Ирэн, ради всего святого, выслушайте меня. Этот Виктуар...

   - Я не могу и не хочу вас слушать, - взволнованно сказала Ирэн. Ее голос дрожал от гнева. - Дайте мне вам все сказать. Я не только верю, что Жан любит меня, я чувствую это всеми фибрами моего существа. Какое право вы имеете так говорить о нем? Вы ничего не знаете о его жизни!

   - А вы, вы знаете его жизнь? - возразила Ванда. - Я знаю вас, Ирэн! Я хорошо знаю, как это произошло. Вы были одиноки. Ваша жизнь была пуста. Раньше, когда был жив Карл-Фридрих, вы были связаны, а вы были слишком честной и прямой женщиной, чтобы пускаться на уловки с целью вырваться из тюрьмы или хотя бы подумать об этом. Когда Карл-Фридрих умер, вы стали свободны и все, что связывало ваши чувства, исчезло. Конечно, этот человек играл вам и достиг, чего хотел, обворожив вас своим искусством. Вы потеряли голову. Как человек вашего круга, я спрашиваю вас: представляете вы себе, как будут продолжаться ваши родственные отношения, если произойдет эта свадьба? Вы даже не проверили, есть ли у вас с ним что-нибудь общее. Вы его видели всего два-три раза. Ваше знакомство началось три недели назад. Бог мой, неужели вы не понимаете, что это невозможная вещь?

   Ирэн дернула за шнурок. Автомобиль замедлил ход. Она вышла молча. Ванда тоже молчала. Дверца захлопнулась, и автомобиль поехал дальше.

   Визит с Жаном к дяде Габриэлю не был очень удачным. Между Ирэн и старым ученым чувствовалась какая-то принужденность. Жан был чрезмерно вежлив и имел слегка недовольный вид. Дядя Габриэль был приветлив.

   Ирэн волновалась. За чаем царила неловкость. Когда Амадео стал убирать со стола, наступило одно из тех минутных молчаний, когда каждый присутствующий должен напрягать свой ум, чтобы придумать какую-нибудь фразу. Наконец, старик произнес:

   - Мне очень бы хотелось послушать вашу игру, мсье Виктуар.

   - Я не захватил, к сожалению, свою скрипку, - сказал Жан просто и естественно.

   - Как жаль, - сказал дядя Габриэль. Он посмотрел на Жана и прибавил: - Но дело в том, мсье Виктуар, что у вас есть соперник! Я тоже играю на скрипке, и мой инструмент находится в рабочем кабинете.

   Он позвонил.

   - Амадео, пожалуйста, принесите скрипку.

   - Я боюсь, что инструмент недостаточно хорош, - сказал он Жану, - но если вы будете столь любезны и попробуете его, мне это доставит большое наслаждение.

   Ирэн заметила, как оживилось лицо Жана, и была горячо благодарна старику. Жан заиграл. Он всегда был щедр в этом отношении и охотно показывал свой талант. Дядя Габриэль слушал, кивая головой и закрыв глаза. Когда Жан положил скрипку, он сказал:

   - Я наслаждался каждым мгновением вашей игры. Благодарю вас, мсье Виктуар.

   Когда Ирэн прощалась с ним, он притянул ее к себе, как будто желая что-то ей сказать, только ей одной, но вдруг переменил намерение и пожелал счастливого пути.

   Ирэн с Жаном вернулись в замок. Во дворе стояло еще два автомобиля. Дворецкий сообщил Ирэн, что граф Бекман с супругой, мсье и мадам де Кланс, граф Феттерних, господин Нико фон Клеве и господин Альбрехт фон Клеве находятся в гостиной.

   Ирэн заставила себя улыбнуться. Когда они подымались по лестнице, она крепко сжала руку Жана. Жан нервничал.

   - Подумайте, может быть, мне лучше не заходить в гостиную?

   - О, Жан!

   Но тотчас чувство страха за любимого человека, свойственное всякой женщине, заговорило в ней, и она прибавила:

   - Впрочем, вы, может быть, правы. Идите в мою спальню, дорогой, и подождите там.

   Пока она шла по коридору, она доказывала себе, что появление Жана было бы совершенно невозможно.

   - Чем я обязана такой чести? - любезно спросила она, входя в гостиную.

   Ее брат ответил с мрачным видом:

   - Мы все приехали поговорить с тобой по поводу твоего замужества. Его необходимо предотвратить.

   Ирэн отвела в сторону его протянутую руку и, подойдя к камину, стала греть свои дрожащие руки у огня. Ванда видела ее дрожь. Она кусала себе губы. Она любила Ирэн и была уверена, что, не причиняя ей зла, она может помешать ее замужеству, если проявит достаточно твердости, конечно, при поддержке остальных.

   Ирэн снова повернулась лицом к присутствующим.

   - Я не сомневаюсь, - сказала она, - что вы все собираетесь сделать то, что считаете правильным. Но, видите ли, это касается меня одной, и вы не вправе вмешиваться в мою жизнь.

   - Ирэн, дорогая моя, - сказал Рудольф де Кланс, - я позволю себе сказать, что это, действительно, как будто неуместно по отношению к вам, и мы все сознаем это. Однако мы знали, что вы сами не придете к нам, и я надеюсь, вы поверите, - я говорю, по крайней мере, о себе и Ванде, - что прийти сюда и вмешиваться в вашу жизнь, как вы сейчас несколько строго выразились, нас побудила только самая искренняя любовь к вам.

   Он подошел к ней и встал рядом.

   - Судите сами, дорогая. Ну, сознайтесь чистосердечно, что вы знаете о Виктуаре? Вы бы не стали ведь, право же, думать о покупке лошади, не посмотрев ее родословную, так же и здесь. А ведь при выборе мужа следует проявить большую осмотрительность, чем когда дело идет о скаковой лошади. Теперь...

   - Я не могу выслушивать подобные вещи, - с живостью сказала Ирэн. - Неужели вы все такие жалкие снобы, что, кроме происхождения, для вас ничего не существует! Вы все и бровью не повели, когда я выходила замуж за Карла-Фридриха. Он был родовит, это было замужество как полагается. И вы вполне благосклонно отнеслись к тому, что восемнадцатилетняя девочка была отдана истрепанному порочному старику. Это для вас не имело никакого значения. Ведь он был родовит, его семья была не ниже моей, и я оказалась вполне подходящей жертвой для этой цели. И вы все собрались, чтобы присутствовать при сцене заклания жертвы, и продолжали спокойно наблюдать, пока мои страдания тянулись много лет. Франц отдал меня на эту муку. Вы все великодушно помогали ему. А теперь, когда я, наконец, свободна, когда я, наконец, счастлива, живу и люблю, вы все пришли и опять хотите заставить меня принести новую жертву. Вы не можете это сделать! Вы не имеете права на это! Вы все счастливы в браке или свободны. Никто из вас никогда не испытывал тех мучений, никто из вас не был так несчастлив, как я. Вам очень легко стоять здесь и придумывать дешевые фразы о человеке, которого я люблю, о человеке, за которого я выхожу замуж...

   - Я прокляну тебя, если ты выйдешь замуж за этого бродягу! - грубо сказал Франц.

   Лицо Ирэн побледнело.

   - Ты боишься, должно быть, что Жан спросит меня, почему я так много одалживала тебе денег.

   - Слушай... - начал Франц. Рудольф и Ганс быстро подошли к нему.

   - Замолчите, - проворчал Ганс. - Замолчите, я требую этого.

   Ирэн с силой сжала руки.

   - Эта сцена унизительна, - сказала она, - унизительна для всех нас. Я вынуждена быть невежливой с моими гостями. Я и Франц бранимся в вашем присутствии. Ради Бога, предоставьте мне жить моей жизнью и останемся все же друзьями. Лиана встала с дивана.

   - Ирэн права, - сказала она громко, - никто из нас не имеет права вмешиваться в ее жизнь. Если она любит Виктуара, какое дело до этого кому-нибудь из нас?

   - Ах, эти женщины, они всегда мелют чушь, когда речь заходит о любви! - в ярости крикнул Франц.

   Ганс немедленно повернулся к нему.

   - Успокойся!

   Франц отошел с угрожающим видом. Ванда, придав своему лицу строгое и вызывающее выражение, подошла к Ирэн.

   - Я сделала ошибку, - сказала она. Ее голос звучал резко. - Я сделала ошибку, позвав сегодня сюда остальных родственников. Ирэн, я должна извиниться за них. Я представляла себе, что они попытаются вежливо отговорить вас от того, что я считаю гибельным шагом. К сожалению, они, видимо, представляют себе, что убеждать следует, осыпая друг друга бранью.

   Она посмотрела на Ирэн спокойным взглядом.

   - Должны ли мы принимать в этом участие?

   - Это ваше дело, решайте сами, - сказала Ирэн трепещущими губами.

   - Тогда перейдем к делу. Вы хотите выйти замуж за этого человека. Я должна предупредить вас, что обратилась к помощи детективов...

   - Ванда! - умоляюще сказал Рудольф.

   - Никто из вас не хочет говорить, никто из вас не хочет помочь мне, - взволнованно сказала Ванда. - Я буду действовать одна. Единственный правильный путь - это узнать, кто он такой и что представляет собой этот Виктуар. Ведь, кроме всего прочего, он будет отчимом того, кто носит наше имя, и главой нашего дома.

   Она повернулась к Ирэн, охваченная пылким порывом.

   - Что будет с Карлом? Хотите вы его принести в жертву своей любви?

   - Неужели вы думаете, - ответила Ирэн, - что мое замужество повлияет на судьбу Карла? Как это могло бы быть? Как вы можете думать, что я так тупа и бесчувственна, что могла бы выйти замуж за Жана, если бы заметила, что он хотя бы раз чем-нибудь обидел Карла или способен был сколько-нибудь дурно на него влиять? Вы говорите о жертве, вы говорите, что мое замужество означает принесение Карла в жертву? Между тем вы сами несколько месяцев тому назад уговаривали меня выйти замуж, даже намекали, что я должна это сделать.

   - Когда я говорила с вами о замужестве, - с горечью сказала Ванда, - я думала о браке с человеком вашего круга, вашего класса, а не с каким-то пришельцем.

   - Потише, потише, - сказал Рудольф мягко.

   - Нет, надо говорить громче! - крикнул Франц. Наступило молчание.

   Ирэн переводила глаза с одного на другого. Затем она медленно взяла свой мех, лежавший на стуле.

   - Пожалуйста, распоряжайтесь здесь как дома, если вам что-нибудь понадобится, - сказала она спокойным и беззвучным голосом, направляясь к двери.

   - Я хочу сказать вам, Ирэн, - начал с жалким видом Ганс.

   Она посмотрела на его расстроенное лицо.

   - Я хочу сказать, дорогая... послушайте меня минутку...

   - Вы тоже? - спросила Ирэн.

   Ганс смущенно забормотал. Лицо его вспыхнуло. Ирэн остановилась в дверях.

   - Я выхожу замуж, - сказала она, - в соборе Св. Стефана в этом месяце.

   Слух о предстоящей свадьбе Ирэн и Жана моментально вызвал большой шум вокруг особы скрипача. Эбенштейн захлебывался от восторга.

   - Пятьдесят процентов, - гремел он, - мой мальчик, ваша цена поднялась сразу на пятьдесят процентов!

   Он поспешил устроить второй концерт Жана. Зал был набит битком. Несмотря на повышенные цены, все места были проданы. Жан горел, он был чрезвычайно доволен жизнью, самим собой, Ирэн и Эбенштейном. Он жил полной жизнью. С Ирэн он виделся ежедневно. Их свадьба была назначена на десятое июня, накануне главных скачек на большом ипподроме Пратера. Ирэн испытывала попеременно то лихорадочное счастье, то жестокое уныние. Ей недоставало привычного круга знакомых, в особенности Ванды. Дядю Габриэля она навещала очень часто, но больше всего времени у нее уходило на разные приготовления к свадьбе.

   Однажды вечером она зашла к старому ученому и принесла букет ранних летних цветов. Комната не была освещена, и мягкий полумрак окутывал ее, делая неразличимыми все предметы. Она прошла через комнату, не заметив человека, сидевшего рядом с креслом дяди Габриэля.

   Человек этот встал и взглянул на Ирэн. Это был Теодор. Прохладный и душистый дождь цветов пролился на дядю Габриэля.

   - Как поживаете, Ирэн? - спросил Теодор. - Я узнал в Египте, что дядя Габриэль очень болен, и немедленно поспешил к нему.

   - Правда? - сказала Ирэн.

   Теодор стоял, положив руку на плечо старика.

   - Дядя Габриэль и я считаем себя обязанными сказать вам одну вещь, - начал Теодор очень хриплым голосом. - Дядя Габриэль сообщил мне, что вы собираетесь выйти замуж за человека, которого я послал с рекомендацией к Ванде, чтобы она ему помогла, за Жана Виктуара.

   Он помолчал минуту, потом продолжал:

   - Вы его любите, и поэтому я ничего не могу сказать, во всяком случае меньше, чем кто-либо другой. Только одну вещь я должен буду сказать. Вы верите ему, так как вы его любите. Я бы ему не доверял. Он человек позы, как все люди его профессии. И его ничто не исправит!

   - Я думала, что вы меньше, чем кто-либо другой, собираетесь вмешиваться в мои дела, - ответила Ирэн.

   Теодор беспокойно мотнул головой. Он уже наполовину протянул свою руку, но взял ее обратно и вышел, не говоря ни слова, из комнаты. Ирэн наклонилась и подняла упавшие цветы.

   - Они чудесно пахнут, - ласково заметил старик, - не уносите их так быстро отсюда.

   - Почему вы не браните меня, не сердитесь на меня? - пылко спросила Ирэн. - Я обидела человека, которого вы любите больше всего на свете. Вы не одобряете мое замужество. Вы не говорите этого, но я чувствую. Дядя Габриэль, - она поймала его тонкую руку, - неужели никто из вас не хочет, чтобы я была счастлива?

   - Я горячо желаю вам счастья, - сказал старик очень спокойно, - но я боюсь за вас. И я горько упрекаю себя. Вы не должны были выходить замуж за Карла-Фридриха. Я должен был помешать этому, но был в отъезде и слишком поздно вернулся. Теперь, когда я стал так стар и слаб, я вижу, что никто не имеет права вмешиваться в жизнь другого...

   Наступило длительное молчание. Затем дядя Габриэль заговорил опять:

   - А что будет с маленьким Карлом? Я слышал, Виктуар скоро едет в длинное турне?

   - Карл останется в замке с няней. Но к Рождеству мы уже вернемся.

   Старик утвердительно кивнул головой. Ирэн встала.

   - Я должна идти, мой дорогой друг. Она поцеловала его на прощание.

   - Может быть, зажечь свет? Когда я стану выходить, я пришлю к вам Амадео.

   Жан встретился с Ирэн в кондитерской Демеля. Когда она вошла, он стоял под электрической лампой, великолепно освещавшей его волосы.

   - На меня все здесь таращат глаза, - шепотом сказал он Ирэн со смехом. - Вы знаете, моя дорогая, вы выглядите очень усталой; или это шляпа делает вас такой? Она мне не очень нравится.

   Ирэн и так уже была измучена впечатлениями, а тут еще это замечание! Оно взволновало ее. Она ждала, что Жан приласкает ее, утешит, а он вместо этого заговорил о шляпе.

   - Ничего не поделаешь, если я плохо выгляжу, - попробовала она отшутиться. - Остается только вас пожалеть.

   Жан сидел вполоборота на своем стуле, продолжая поглядывать на компанию актрис в углу. Он молча взял поданную кельнершей тарелочку и с щегольским видом направился к стойке, находившейся неподалеку от группы актеров, чтобы выбрать себе пирожное. Вернувшись к столу, он критически оглядел Ирэн.

   - Мы попали сюда в плохой час. Еще мало публики, дорогая, - сказал он, энергично принимаясь за пирожное.

   Он выглядел по-мальчишески беззаботным и таким довольным, что нельзя было даже обижаться на его равнодушие.

   - Знаете, - сказал он, наклонившись вперед, - я получил сегодня от Эбенштейна невероятно крупный чек.

   Он гордо вытащил его из своего бумажника и показал Ирэн.

   - Поздравляю, мой друг!

   - Я кое-что приготовил для вас! - Его глаза сверкнули. - Я покажу вам это в автомобиле.

  

   - Мне кажется, что я не видел вас целый год, - сказал он, когда они сели в автомобиль. Он обнял Ирэн за талию. - Милая, снимите вашу шляпу!

   Она сняла ее.

   - На вас моя шляпа всегда будет производить такое неприятное впечатление?

   Он наклонился и поцеловал ее, не ответив. Поцелуй снова превратил его в пламенного любовника.

   - Еще осталось три недели и два дня!

   Он прижал ее к себе.

   - Как я вас люблю! И хотя вы обычно холодны, - сказал он с победным смехом, - все же, когда я держу вас в своих объятиях, в вас загорается пламя.

   - Любовь моя! - прошептала Ирэн. Она с нежностью посмотрела на него. - Какой вы еще ребенок в мелочах! Покажите мне теперь ваш сюрприз!

   - Да, сюрприз! - Он полез в карман и вытащил небольшой футляр для драгоценностей. - Подождите, я открою свет!

   Он повернул выключатель, лампочка вспыхнула и осветила содержимое маленького футляра. Кольцо с синим, белым и красным камнем блестело и переливалось перед глазами Ирэн. "Страшно вульгарно!" - была первая ее мысль. Но когда она увидела восхищенный взгляд Жана, ее охватила волна нежности и унесла с собой ее недовольство.

   - Тебе, которую я так обожаю, - сказал он по-французски. - Он поднял руку и надел ей кольцо на палец. - Следующее кольцо будет нашим обручальным кольцом: тогда, наконец, вы будете принадлежать мне.

   - Разве сейчас нам плохо? - спросила она, вкладывая свою руку в его. Он вдруг крепко прижал ее руку к себе.

   Чувствуя, как горячо он ее любит, Ирэн неожиданно решила рассказать ему о своем горе, о той отчужденности, какая возникла между ней и Вандой. Она рассказывала ему, прижав свое лицо к его щеке. Но он с легкостью принял это сообщение, и Ирэн охватило глубокое огорчение. По-видимому, ему даже не пришло в голову, что она приносит в жертву, и он явно не мог представить хоть бы на мгновение, что она страдает и обречена страдать ради его счастья.

   - Все образуется! - сказал он, целуя ее волосы. - Ваша кузина и ее муж вернутся к вам, это случится наверняка. Подождите до тех пор, когда меня признают Париж и Лондон.

   Он задвигался, доставая папиросу.

   - Только вот что, - сказал он, закуривая. - Вы, конечно, сохраните ваш титул? Это будет им приятно.

   - Сохраню мой титул? - повторила за Ним Ирэн.

   - Да, да, это будет очень существенно, и...

   - Жан, вы шутите!

   Она невольно слегка отодвинулась от него, и он почувствовал, что совершил ошибку. Его живой ум быстро нашел выход из положения.

   - Я думаю, вы должны сохранить его ради вашего блага.

   - Ради моего блага! О, дорогой мой, как мало вы меня знаете! Я буду больше всего гордиться в тот день, когда вы дадите мне свое имя. Подумайте только, когда я вчера писала письма, я попробовала подписаться вашим именем, чтобы видеть, как это у меня выходит. Один раз я подписалась "Ирэн Виктуар", и подпись вышла, - она быстро поцеловала его, - превосход