- говорила она. - Никто не становится знаменитостью с первого раза.
Он от этого лишь больше бесился. Ей начало казаться, что он ломается. Такие резкие переходы от одного настроения к другому вызывали в ней раздражение, она считала, что это просто капризы.
- Это моя лучшая вещь! - жалобно проговорил Жан. - Прошу тебя, не корми меня прописными истинами.
Потом начал плакать и ругать критиков, газеты, оркестры, весь мир.
- Ну, и характер! - со вздохом промолвила Ирэн. Когда она собралась уходить, Жан схватил ее.
- Ты меня не жалеешь, - сказал он.
Его бледное лицо и страдальческие глаза выражали мольбу. В эту минуту он более всего нуждался в ее ласке и сочувствии.
Волна нежности залила сердце Ирэн. Этот порыв сострадания стал источником новой близости. Было решено, что они поедут вместе в следующее турне - в Париж и Лондон.
С той минуты как они прибыли на Лионский вокзал, Жан опять сделался настоящим французом. Со времени своей свадьбы он еще ни разу не был в Париже. При виде родного города глаза его наполнились слезами. По дороге с вокзала он снимал шляпу перед каждым памятником с самым забавным видом.
Анжель, приехавшая с ними по приглашению Ирэн, была в таком состоянии, что даже забыла про существование Карла.
- Ах вы, дети! - говорила Ирэн, наблюдая за ними.
Была ранняя весна, и воздух был напоен бодрящим ароматом пробуждающейся жизни. Жан чувствовал небывалый прилив энергии и избыток сил.
Париж! Париж! Сердце его билось в такт с этими радостными восклицаниями. Мелькали знакомые улицы, дома, киоски. "Bijoux-Fixe, Folies Bergeres, Koloderma", - читал он с замиранием сердца.
Они решили поселиться в "Шанз-Элизе-Паласе".
Улица была залита нежными бледно-розовыми лучами заходящего солнца.
Жан смотрел на Ирэн радостным взглядом. Он чувствовал себя так легко, как никогда. Она улыбнулась. Им обоим казалось, что в их жизни наступил перелом, что они снова будут такими, как прежде.
Теперь не могло быть разговоров о том, кто будет оплачивать счета. Жан, верный себе, снял самые лучшие комнаты и нанял автомобиль на все время их пребывания. От его прежней расчетливости не осталось и следа. Он тратил деньги так же легко, как и зарабатывал. В вестибюле их встретил человек, доложивший, что Турио, друг Эбенштейна, ожидает его распоряжений.
Турио, моложавый человек, в блестящем цилиндре и ослепительно белой манишке, был очень мил.
Он готов был, чем мог, услужить, но, по его мнению, мсье не нуждается ни в чьей помощи, он у себя дома.
У самого их окна росла акация с бледно-зелеными, серебристыми листьями. Через открытое окно доносились голоса газетчиков. Всюду был слышен родной французский язык.
- Да, я теперь дома! - произнес Жан.
Все сомнения последних двух лет, чувство неудовлетворенности, - удел слишком жадных к жизни натур, - все это исчезло, растворилось в массе новых ощущений. Он вбежал по лестнице в комнату Ирэн.
- Надень, пожалуйста, сегодня самое нарядное платье и все бриллианты, мы отпразднуем наш приезд.
После обеда они поехали в оперу. Давали "Самсона и Далилу".
Сидя в ложе и слушая знакомую музыку, Жан ощущал биение своего сердца. Он испытывал невыразимое блаженство, внимая пению артистов. Страсть с прежней силой овладела им. Он посмотрел на Ирэн. Неужели она могла забыть?
Он видел теперь все ее лицо. Его глаза не отрывались от ее губ. Раньше они часто смотрели так друг на друга.
Этот взгляд, как поцелуй, обжигал ее губы. С бледным от волнения лицом он смотрел на нее, как прежде. Ирэн отвернула голову. У него сразу испортилось настроение.
После театра они поехали ужинать к Анри вместе с Анжель. Жан был очень весел и пил много шампанского.
На следующий день Париж проснулся в сиянии нового чудесного дня. У Жана было много дел, и он отправился с утра в город. Покончив с делами, он долго бродил по улицам, наслаждаясь жизнью города-красавца. Вернувшись домой, он узнал, что Ирэн пришлось выдержать натиск множества его друзей, репортеров, разных деловых людей.
- Это будет, кажется, повторением Берлина, - сказала она вздыхая, но все же улыбаясь.
На следующий день после первого концерта стало еще хуже. Толпы людей штурмом старались проникнуть к ним, устраивали Жану овации на каждом шагу, не давали ему проходу.
Анжель была в Лионе. Ирэн страдала в одиночестве. Только Жан наслаждался всеми фибрами своей души.
Он охотно давал интервью. Президент республики пожаловал ему орден и устроил в честь его званый обед, на который были приглашены все видные деятели искусства. Ирэн могла гордиться. Ее муж - персона. Они виделись очень редко, почти только за обедом или за завтраком в ее комнате. Однажды, проезжая по улице, Жан увидел Приналева, стоявшего у газетного киоска. Он сейчас же остановил шофера.
- Вы в Париже? Я думал, что вы в Берлине!
- Пятнадцатого я вам аккомпанирую, - развязно ответил Приналев, - а сегодня мы устроим мальчишник.
Жан посмотрел в записную книжку и с гримасой показал ее своему приятелю. Он был приглашен на обед, а затем на вечер и еще в два места. Приналев спокойно вырвал листок и, скомкав его, выбросил. Они условились встретиться в шесть часов. В назначенное время Приналев ждал его в вестибюле. Он был все в том же костюме из саржи, белых носках и соломенной шляпе без ленты. Ему наплевать было на приличия. Их остановил на лестнице фотограф с аппаратом. Жан задержался на минуту. Приналев недовольно поморщился.
- Пойдем, дружище, а то я встану рядом с тобой, получится хорошенькая картинка.
Они пообедали вместе в маленьком ресторанчике Латинского квартала, в компании апашей и бульварных женщин. Приналев, видимо, был завсегдатаем. Он был со всеми на дружеской ноге и сразу ввел Жана в круг своих друзей. "Эй, Фанфан, знакомься с моим другом Жаном". Или: "Старина Сюрво, протяни твою грязную лапу и посмотри на гения", - говорил он, кивая в сторону Жана.
После кофе они вышли на улицу. Ночь была изумительная. В сумерках медленно прогуливались влюбленные парочки. Где-то, в одном из домов, слышалось пение.
- Вот где настоящая жизнь, - вдруг проговорил Приналев, - здесь, в этой толпе и в этих домах. Видишь эту освещенную комнату? - Он показал пальцем на желтый квадратик в темноте. - Говорят, что здесь все живут в одной комнате, но разве двум любовникам бывает тесно вместе? В эти летние ночи я чувствую себя молодым. Что может быть лучше юности? Живи и пользуйся благами жизни, расплата придет потом, и если погибнешь, то хоть недаром. К черту брак - кисло-сладкую бесполезную комедию - кому он нужен? Разве жизнь нам дана для этого? Нет, нужно брать все от жизни, наслаждаться, любить, гореть в огне ее радостей! Пусть кругом все рушится, а ты бери свое, хватай во что бы то ни стало. Половина людей не живет по-настоящему; не умеют, не хотят. Они довольны, влачат свое жалкое существование, обделывают делишки и умирают на перине.
Он схватил руку Жана и крепко сжал.
- Ты тоже разбогатеешь и будешь так прозябать, - свирепо проговорил он, - а ведь в тебе есть искра Божия!
Он остановился.
- Мне шестьдесят лет, и для меня все это кончено. Он завернул за угол, продолжая тащить Жана, и подозвал автомобиль.
- Vauront-Palais, - кратко приказал он шоферу. Откинувшись на спинку сиденья, Жан упивался ароматом политых улиц и деревьев. Его пожирали ненасытные желания. Он жаждал той жизни, о которой говорил Приналев.
Зал был набит битком. В темноте белыми пятнами выделялись лица зрителей. Занавес опустился, зажгли свет. Стало сразу очень шумно. Они с трудом протиснулись к своим местам, заказали абсент и коньяк. Жан чувствовал себя великолепно в этой толпе среди общего веселья. Снова взвился занавес, на сцене появилась танцовщица. Рука Жана со стаканом невольно опустилась. Это была Аннет. Она танцевала знаменитый "Танец лебедя", прославленный Павловой.
- Эти дураки не умеют играть Сен-Санса, - пробормотал Приналев. Он взглядом искал сочувствия у своего собеседника.
Жан не видел никого и ничего, кроме Аннет. Он видел ее такой, какой она была два-три года тому назад, когда он жил в своей маленькой комнатке в Вене. Ему вдруг сделалось не по себе. Прошло столько времени, с тех пор... Ах, как она хороша! Те же золотистые волосы, правильные черты лица, но что-то изменилось, - она стала еще красивее!
Публика неистово зааплодировала. Он посмотрел в программу: "Анна Мюллер, прима-балерина австрийского балета". Аннет раскланивалась публике. Занавес опустился.
- Она должна выйти еще раз, должна! - повторил он вслух, сжимая программу.
- Что с тобой? - спросил Приналев.
Оркестр заиграл снова. На эстраде опять появилась Аннет. Как сквозь туман Жан видел, что на ней было необыкновенное платье, - дерзкое сочетание пурпурного, зеленого и синего цветов; оно было перевязано шарфом, сотканным из драгоценных камней. Он видел плавные движения ее рук. Ее белая грудь высоко вздымалась. Глухой вздох, почти крик вырвался из его груди. Вот в ком счастье жизни, той жизни, которую так красочно описывал Приналев. Неясные и таинственные желания вставали в нем; мелькали любовные видения, такие возможные и в то же время такие далекие. Это был извечный порыв мужчины к женщине. Чувство горького стыда за прежние годы овладело им.
Он пришел в себя. Приналев хлопал его по руке.
- У этой девчонки каждый мускул танцует, - одобрительно сказал он.
Жан не мог говорить. Ждала ли она его тогда на вокзале? Он представил себе, как поезд, пыхтя, влетает под стеклянные своды вокзала, и он видит в окне маленькое личико Аннет. У нее была привычка поправлять волосы, когда она нервничала.
Кто-то пел на эстраде веселую песенку. Приналев раскатисто хохотал. Где теперь Аннет? Здесь, где-нибудь около них, в раздевальне, или, может быть, уже ушла.
- Что с тобой? - над самым ухом раздался голос Приналева. - Час тому назад ты... - он не докончил.
Около них остановилась женщина в черной накидке.
- Вы не могли меня тогда встретить? - сказала она по-французски, обращаясь к Жану. - Я ждала на вокзале целый час.
Он вскочил.
- Я - Анни Мюллер, - сказала она, слабо улыбнувшись. - Я вас узнала со сцены.
- Так это вы и есть, так это вы танцевали! - пробасил Приналев. - Да, вы умеете танцевать, черт побери! Для большинства женщин танцы - просто гимнастика, а у вас они вполне ритмичны.
Она засмеялась и привычным жестом поправила волосы.
- О, я натренировалась! - Она бойко говорила по-французски, хотя и с заметным акцентом. - О, что это была за школа в Будапеште! Под конец мне стало казаться, что я сделана из гипса и что от каждого движения у меня трещат суставы. Вот когда я научилась ритму.
Она села на поданный ей Жаном стул. Свежий, легкий аромат духов исходил от нее. Кроме пудры и карандаша для бровей, на ее лице не было никаких следов косметики.
- Да, я наслышалась о ваших успехах! Жану казалось, что в тоне ее голоса звучала насмешка.
- Да, да, - откликнулся он неуклюже. Приналев громко расхохотался.
- А сколько тысяч франков ты получаешь за каждый концерт? Скажи-ка, Жан! На последнем концерте он, наверное, больше устал от оваций, чем от игры. Он выглядит скромником, но не верьте этому. В душе он очень высокого мнения о себе.
- Он всегда был таким, - серьезно сказала Аннет. Жан был теперь убежден, что она над ним смеется. Она повернулась к нему.
- Вы здесь с женой? - От тона ее голоса на него повеяло холодом.
- Да, и с сестрой.
- Ах, с той, что служила в Лондоне?
Она все помнила, на ее губах заиграла улыбка. Мсье Жан теперь стал богат и путешествует со свитой.
В разговор вдруг вмешался Приналев.
- Где вы встречались раньше? - спросил он, переводя взгляд с него на нее.
Она лукаво посмотрела на Жана.
- В переулке, который называется интригой. Приналев теребил пальцами русую бородку.
- Здесь или в Вене? - продолжал он с любопытством, видимо не поняв смысла ее слов.
- Мсье Виктуар очень любил прогуливаться в нем, когда жил в Вене.
Она подобрала спустившуюся накидку:
- Мне надо идти.
Ее глаза остановились на Жане. Ему показалось, что в них промелькнула мимолетная нежность.
- До свиданья, - спокойно сказала она.
Он видел, как она подошла к дверям, затем встал и быстрыми шагами последовал за ней. В фойе к ней подошла пожилая женщина. Жан колебался, готовый уйти. Она услышала звук его шагов на мраморной лестнице.
- Вы тоже уходите? - бросила она через плечо. Жан кивнул головой. К ней быстро подошел молодой человек, одетый с иголочки.
- Я разыскал ваш автомобиль, Анна, - сказал он, - конечно, он ждал у тех дверей.
Аннет поблагодарила его движением головы и стала спускаться по лестнице.
- Скажите ваш адрес, где вы остановились? - с отчаянием в голосе говорил Жан, следуя за ней.
- Вы хотите, чтобы ваша жена зашла ко мне? - спросила она с оттенком горечи.
Посмотрев на него с минуту, она направилась к автомобилю.
Когда Жан вернулся в залу, Приналев не сказал ничего. Только после того как они вышли на улицу, он вдруг спросил:
- Значит, дело зашло далеко?
Жан молчал. Его коробило от этих бесцеремонных вопросов. Почему все так случилось? Сумасшедший! Он вспомнил свою комнатку и Аннет, чистившую медные утюги. Она говорила ему: "Смотри, как они блестят".
Им овладело неприятное чувство, которое у порядочных людей принято называть угрызениями совести. Распростившись с Приналевым, он решил идти домой пешком. Было очень поздно. Бесформенные тени домов покрывали тротуары. Смутные, загадочные звуки нарушали тишину: где-то крикнула женщина, потом раздался выстрел, затем заглушенный стук. Слышен был далекий разговор прохожих; гулко донесся звук колес; через дорогу пробежала кошка. Мраморные здания на Елисейских полях гордо высились в этом безлюдьи. Ни одна человеческая фигура не искажала их архитектурной красоты. Ночной портье подобострастно распахнул перед ним входную дверь.
Войдя в свою комнату, он сел у открытого окна.
- Так нельзя себя вести, Жан, - сказала Ирэн. Она сидела в гостиной и пудрила белые перчатки.
Жан за последнее время совершенно перестал бывать у своих знакомых.
- Маркиза, как всегда, была очень любезна, но она обиделась, что ты не пришел.
Жан пил утренний кофе. Он был бледен и раздражен.
- Я был с Приналевым.
- Мне кажется, что это причина неуважительная. Меня вообще удивляет, что ты в нем находишь?
- Он - лучший ученик Листа в наши дни.
- Да, но это не мешает ему быть безобразно неопрятным.
- По счастью, он не стремится быть принятым в вашем обществе, где считают, что артисты - вообще не люди.
Ирэн натягивала перчатку.
- Ты все-таки мог бы предупредить, что не будешь, хотя бы по телефону.
Жан встал:
- Тебе нужен автомобиль?
Ее щеки слегка окрасились.
- Ты стал совсем несносным.
- Мне вообще все надоело. Тебе нужна машина?
- Нет, благодарю.
Он спустился вниз, вызвал автомобиль и сел за руль, хотя через два дня должен был быть концерт. Ему хотелось уехать куда-нибудь, упиться быстрой ездой. Со времени их свадьбы его жизнь как бы остановилась. Почему? Женитьба убила его мечтания, притупила чувства. Для Ирэн он остался тем же скрипачом, не более. Он добился ее любви, разбудил в ней чувство, но она его больше не удовлетворяла. Почему? Он старался быть честным. Полное понимание, безграничная привязанность и поддержка, вот чего он требовал от нее. Она этого не могла дать. У нее был не такой характер.
Он остановил машину в тени деревьев и сел, обхватив голову руками. Чего он добивался, в конце концов? Когда стемнело, он вернулся в Париж и прошел прямо к Ирэн.
Она читала. Ворох визитных карточек, лежавших около нее, свидетельствовал о том, что она никого не принимала. Чуть-чуть приподняв Ирэн на руках, он освободил себе маленькое место в большом кресле и сел рядом с ней.
- Милый, жарко, - проговорила она очень ласково.
Он не слушал. Ему необходимо было сказать ей, что так дальше продолжаться не может. Это не жизнь. Два года тому назад, летом, было совершенно иначе. Он нетерпеливо ерошил волосы рукой, не умытой после поездки. Над глазом остались черные следы пальцев.
- Так не может продолжаться! - В голосе слышалось отчаяние. - Наше чувство застыло, замерло. Это ужасно сознавать, что ты мне дала все и что мне больше нечего ждать... - Он коснулся ее холодной руки. - Это невозможно передать словами. Ты должна понять мои мысли, их слишком трудно высказать...
Ирэн нежно погладила ему лоб. На ее лице появилось недоумение.
- Какой ты потный. Где ты был, милый?
Он с силой прижал ее к себе.
- Я старался понять наши отношения. Помнишь, в тот день, когда была буря, - ведь не могла же ты забыть его, - в тот день что-то оборвалось, какая-то невидимая нить, связывающая нас.
- Жан, ты мне делаешь больно! - Она выдернула руку.
- К черту все! - вдруг резко выкрикнул он, вскакивая.
Через минуту он был уже в своей комнате и достал скрипку. Руки так дрожали, что невозможно было играть. Он увидел полоски грязи на лице. Какой дурацкий вид! Ужасно быть в смешном положении. Приняв ванну и переодевшись, он опять отправился в Vauront Palais. Он занял место около эстрады и стал ждать выхода Аннет. К нему подходили и заговаривали знакомые, но мысли его витали далеко. Номер Аннет был восьмой по порядку, а сейчас шел уже седьмой. Он сгорал от нетерпения. Наконец, очередь дошла до восьмого номера. Но что это? Вместо Аннет вышел кто-то другой. Оказалось, что восьмой номер заменен двенадцатым. Может быть, она нездорова и не выйдет совсем. В эту минуту на эстраде появилась Аннет. Она была хороша, как распустившаяся роза. Она исполняла танец в стиле балета "Призрак Розы". Во время танца она смотрела на Жана. Казалось, ее глаза говорили: "Помнишь тот вечер, когда мы в первый раз танцевали вместе, и наш последний день? Я та женщина, которую ты сжимал в своих объятиях, помнишь?"
В следующую минуту она уже была Саломеей и издевалась над ним. Казалось, она говорила: "Я играю мужчинами, как хочу, все вы легко поддаетесь моим чарам. Один раз я сглупила и сама попалась, а теперь ваша очередь".
Этот танец был апогеем насмешки, торжеством ее победы над ним. Жан встал со своего места и пошел за кулисы.
- Я Жан Виктуар, - сказал он. - Если директор здесь, передайте ему, что я хочу его видеть.
Человек знал его фамилию. Ему полагалось знать фамилии всех людей, пользующихся известностью. Он вернулся в сопровождении томного, изысканного Леона Дюфура.
Дюфур с любезной улыбкой протянул Жану два пальца. Он привык иметь дело со знаменитостями и говорить всем: "Столько-то, и ни копейки больше, при условии, что вы выступаете в обоих отделениях". Его трудно было удивить.
- Вы изумительно играете, - сказал он своим бархатным голосом. - Чем могу быть вам полезным?
- Дайте мне, пожалуйста, адрес мадемуазель Анны Мюллер.
Дюфур опять улыбнулся:
- О, пожалуйста. - Он посмотрел на Жана, пришурясь. - Впрочем, в этом нет надобности. Мадемуазель Мюллер здесь. Я пошлю за ней мальчика.
Аннет пришла очень скоро. Она была в вечернем туалете и очень торопилась.
- Кто меня хочет видеть? - спросила она, входя. На ходу она застегивала жемчужное ожерелье.
При виде Жана на ее лице появилась легкая ироническая улыбка.
Дюфур сладко проговорил:
- Мсье Виктуар спрашивал у меня ваш адрес. К сожалению, я должен уйти, у меня назначено свидание.
Он поклонился Жану и неторопливо направился к двери.
- Если вы хотите знать мой адрес, поедем ко мне ужинать.
Жан вдруг вспомнил, что он ничего не ел с утра.
- Серьезно? - спросил он.
- Серьезно, - передразнила Аннет. - Конечно, если у вас есть настроение. Шампанское у меня не хуже, чем в других местах, уверяю вас, хотя я сама терпеть не могу его.
Жан прошел по коридору в ее уборную. В комнате была пожилая дама, которую он видел вчера, и, кроме того, прислужница, убиравшая платье.
Аннет быстро набросила на плечи манто и взяла перчатки, затем, сказав ему: "Я готова", вышла в сопровождении дамы. В автомобиле она познакомила с ней Жана.
- Фрау Барш, мой цербер, - сказала она, ласково улыбаясь своей соседке.
Они быстро ехали по ярко освещенным шумным улицам. Глаза Аннет блестели.
- Я хотела бы, чтобы этот день длился без конца, - сказала она с неожиданной горячностью. - Нужно еще так много сделать сегодня, так много узнать!
- У Анны стальные нервы, но сердце, как у ребенка, - сказала фрау Барш, глядя на нее с улыбкой.
- Мсье Виктуар хорошо знает мой характер, - со смехом ответила Анна.
Она занимала в Гранд-Отеле несколько комнат, у нее было много гостей. Жану это было неприятно. До слуха его долетела французская и немецкая речь. Он сразу же узнал молодого человека, который был накануне с Аннет в театре, и известную актрису из Французской Комедии. Как изменилось положении Аннет за эти три года!
Услышав, что Аннет называет молодого человека "деткой", он пришел в неописуемый ужас. Неужели она вышла замуж? Он подошел к фрау Барш, которая в это время наливала кофе для Аннет.
- Анна замужем? - спросил он ее.
Фрау Барш посмотрела на его бледное и расстроенное лицо, она не знала его прошлых отношений с Анной.
- Нет, а что? - наивно спросила она.
Он чуть не выронил чашку кофе, охваченный припадком смеха.
В комнате было по крайней мере двадцать человек, все молодежь, преимущественно артисты. Виолончелист Пежо подошел к нему. Маленькая певица Мари Клэр из Комической Оперы сидела с ним рядом. С ней был ее муж, уродливый человек с красивыми голубыми глазами. Жан мысленно пожалел певицу.
- Я была на вашем последнем концерте, - обратилась она к нему.
У нее был низкий приятный голос.
- Я не могла потом спать, до того подействовала ваша изумительная игра. Надеюсь, вы сами не так впечатлительны?
- Я тоже часто не могу спать после концертов. Это очень взвинчивает нервы.
- Вы очень молоды, - смеясь, сказала Мари Клэр.
Подошла Анна и взяла ее за руку.
- Мари, я хочу, чтобы вы сидели рядом со мной за ужином. Остальные пускай садятся, где хотят.
- В таком случае я сяду по другую сторону от вас, - быстро сказал Жан.
- Слишком много чести. Прошу к столу, господа, вы, наверное, проголодались.
Продолжая держать руку певицы, она направилась в столовую.
Жан, несмотря на голод, ничего не мог есть, он не спускал глаз с Аннет. Каждый из этих людей, окружавших ее, был известностью, но она на целую голову стояла выше их. Глядя на ее выхоленные руки, простое, но очень изящное платье, дорогие бриллианты, он невольно вспоминал то время, когда она ходила в грубых башмаках, дешевой муслиновой блузе и поношенной юбке. Тогда у нее часто бывали красные руки от стирки и на чулках виднелись следы штопки.
Наконец она заговорила с ним:
- Ну, что вы скажете о моих гостях?
- Я думаю только о вас, вы это знаете.
- Благодарю вас, но, повторяю, не заслуживаю этого. Я даже не могла предположить, что вы обратили на меня свое драгоценное внимание. Насколько я помню, вы привыкли думать только о себе.
- Значит, вы все-таки помните меня?
- Еще бы. Вы научили меня жить.
Жан густо покраснел.
- Для вас честь имеет специфическую ценность. Она отрывисто засмеялась, затем встала и направилась в гостиную.
Жан тоже встал вместе с остальными. Все весело разговаривали. Сыпались шутки. Ему очень нравилось у Аннет. Его тянуло к этой жизни. Когда все перешли в гостиную, Лемен бесподобно спела одну из своих песенок, потом другую. Все громко смеялись. Жан один оставался серьезным. Потом играл Пежо, взяв гитару вместо виолончели. Мари Клэр протянула Жану скрипку, принесенную одним из гостей, и попросила его сыграть. Жан сразу согласился. Он выбрал "Tranquillite" Маттеи. Аннет лежала на диване и слушала, положив голову на руки. Когда он кончил, ее глаза были полны слез. Дикая радость охватила его. Он вновь начал играть. Пежо подпевал ему звучным голосом. Жан смотрел на лицо и губы Аннет широко раскрытыми глазами. Помнит ли она их любовь? То было в мае. Ее лицо бледнело под его взглядом. Значит, она не забыла его. Кончив играть, он подошел к ней. Он стал рядом с ней, крепко стиснув руки, чтобы сдержать себя и не заключить ее в свои объятия.
- Значит, правда, что вы еще не забыли меня?
По ее лицу пробежала тень.
- Ваш благородный поступок? - медленно произнесла она.
Возвращаясь домой, он мечтал о том, какое счастье умереть вместе с ней, если не дано вместе с ней жить.
Вернувшись из Лиона, Анжель нашла брата и невестку в угнетенном настроении. Жан выглядел больным, у Ирэн был измученный вид. Она сразу же взяла бразды правления в свои искусные руки. Жана она всегда считала неопытным в жизненных делах и старалась помочь ему. Ирэн тоже не могла соперничать с ней в этом отношении. Анжель всегда относилась к брату немного насмешливо. Теперь она была не на шутку встревожена.
- Я не дождусь, когда ты дашь свой последний концерт и вернешься в замок! Ты должен отдохнуть, - сказала она ему.
- В замок? - Он посмотрел на нее удивленно. - Я не собираюсь туда возвращаться. Я останусь жить здесь, на родине.
Анжель промолчала. С ним не следовало никогда спорить. Она мягко высказала Ирэн свои опасения.
- Что тут удивительного, моя дорогая, при том образе жизни, который он ведет? - ответила Ирэн. - Что с ним поделаешь, если он не может иначе?
- Да, у него такой характер, - задумчиво сказала Анжель. - Он как ртуть. Есть люди, которые не могут жить спокойной жизнью, они слишком привыкли к острым ощущениям.
Она посмотрела на Ирэн, и ее доброе маленькое личико выражало тревогу.
Она помнила, как трудно было с ним дома, теперь он заставлял страдать Ирэн. Анжель тихо вздохнула.
- Жить с гением не всегда бывает сладко, - сказала Ирэн с грустной усмешкой: - Ничего не поделаешь, даже любовь тут бессильна. Нужно много-много лет. Мне говорила об этом жена знаменитого певца Лаурено. У него был очень тяжелый характер. Анита Лаурено говорила мне, что такие люди не меняются. Для этого нужно слишком много времени и сил. Я очень волнуюсь за Жана, он никогда не был таким нервным, как теперь. Такая жизнь не может не отразиться на его здоровье. За последнее время его настроение резко ухудшилось. Он живет одними нервами. Ах, скорее бы вернуться в замок!
Анжель тактично переменила тему.
- Я читала, что Теодор Шторн, друг маленького Карла, читает лекции в Лондоне. Я видела афиши на Лионском вокзале.
- Он, значит, вернулся? - сказала Ирэн. - Кажется, он был в Тибете?
В эту минуту в комнату вошел Жан.
- Шторн? - воскликнул он. - Теодор Шторн приехал? - Он подошел к окну. - Тот, который сказал, что из меня не будет толку? Надо пойти его повидать. Я вернусь поздно. Вы не хотите пойти сегодня в театр или куда-нибудь? Я мог бы взять билеты.
- Нет, спасибо.
Он вышел, хлопнув дверью.
Выйдя из дома, он прямо направился в Гранд-Отель. За последние две недели он каждый день бывал там. Аннет он видел ежедневно. Он не знал, чем это кончится, и не думал об этом. Видеть ее стало для него насущной потребностью. Вся его жизнь свелась к этим ежедневным посещениям.
Он не знал, что думает и чувствует Аннет.
Всегда ровная, бесстрастная и недосягаемая, она тем не менее принимала его приглашения и разрешала ему бывать у себя.
Фрау Барш была занята починкой головного убора Саломеи, который разорвался. Он был из золотистого газа, усеянного жемчугом.
- Анна дала починить этот тюрбан костюмерше, но это очень тонкая работа. Она так добра ко мне, что мне хочется хоть чем-нибудь быть ей полезной.
Ее кроткие близорукие глаза остановились на Жане.
- Я очень беспокоюсь за Анну: у нее сделалась бессонница. Каждую ночь она принимает веронал и все-таки не засыпает, это не годится. При ее образе жизни отдых необходим.
- Я слышал, что вы плохо спите, - сказал Жан Аннет, дожидаясь автомобиля, чтобы ехать с ней в Версаль. - Почему вы плохо спите? - повторил он.
Аннет пожала плечами.
- Не знаю, вероятно - постоянные ужины.
- Я тоже мучусь бессонницей. Наверное, от того же.
- А может быть, это от мыслей? Причина вполне уважительная, не правда ли, и гораздо более поэтичная?
- Вы вечно шутите, - с горечью сказал Жан.
Жан ускорил ход машины. Дорога спускалась вниз по склону горы. Она была усеяна большими камнями, которые щедрое городское управление оставило на месте починки шоссе.
Рука Аннет сжала его руку. Она заметила опасность. Произошел сильный толчок. Быстро нагнувшись, он поцеловал ее руку и направил машину в ров.
Аннет оказалась невредима. Поднявшись, она посмотрела со смехом на свое белое полотняное платье, затем стала искать глазами Жана.
Он лежал неподвижно, уткнувшись лицом в траву. Автомобиль сильно накренился, слегка прижав его.
Аннет обошла кругом и попробовала вытащить его из-под машины. Это было бы нетрудно сделать, но она была слишком слаба. Наконец, ей удалось повернуть его и положить его голову себе на колени. Он лежал беспомощный, весь в ее власти. Когда она нагнулась к нему, ее губы задрожали.
- Жан, - прошептала она испуганным голосом. Он открыл глаза и лукаво улыбнулся.
- Обманщик! - резко сказала она, отталкивая его.
Жан поднялся на ноги. Он слегка шатался, его губы были бледны.
- Ну, разве вы не обманщик? - повторила она, подходя к нему вплотную.
Не отвечая ей, он подошел к ящику с инструментами и, опершись на него, достал домкрат. Он старался поставить колеса на домкрат и выровнять их, но это ему не удавалось: машина слишком накренилась на правую сторону.
Аннет следила за ним сердитым взглядом. Она не знала, что его порядком оглушило и он получил сильные ушибы.
На дороге показался встречный автомобиль. Шофер помог им вытащить машину из канавы. Никаких повреждений не было.
- Садитесь, - сказал Жан.
Всю дорогу они ехали молча. Когда они подъезжали к ее отелю, Аннет увидела, что его лицо исказилось от боли. Значит, он действительно расшибся!
- Вы должны зайти ко мне, - сказала она, - слышите, Жан, я вас прошу.
В гостиной было пусто и прохладно.
- Скажите, где вы чувствуете боль? - спросила Аннет.
Она стояла рядом с ним. Он посмотрел на нее в упор.
- Нет, нет, - невольно прошептала она. Гнев придал ему храбрость. Он силой привлек ее к себе и долго смотрел в ее глаза, стараясь прочесть их выражение, затем впился в ее губы долгим поцелуем.
Освободившись из его объятия, Аннет зашаталась.
- Я счастлив, слышите ли, счастлив, как никогда не был за эти два года. Если даже нам не суждено больше встретиться, вы все-таки меня никогда не забудете.
Он подошел к двери и остановился. Обернувшись еще раз и посмотрев на нее, он вышел из комнаты.
- Но почему ты должен ехать сегодня в Лондон? - спрашивала Ирэн Жана.
Он с каждым днем становился все невыносимее. Он принял целую кучу приглашений, а теперь вдруг решил ехать с ночным экспрессом в Калэ.
- Ты с Анжель можете оставаться, если хотите.
- Будь благоразумен! Ты ни слова не говоришь по-английски, и у тебя масса приглашений и деловых свиданий. Наконец, мы ведь приехали с тобой, чтобы быть всюду вместе.
- Я сегодня еду, - упрямо повторял он.
Со времени приключения с автомобилем прошла неделя. Аннет он больше не видел. В отеле ему сообщили, что она уехала два дня тому назад в Лондон. Через пять дней там был назначен его концерт. Жан решил ехать в этот же день.
Во время переезда была плохая погода. В Дувре шел сильный дождь. Лондон был окутан густым туманом, и, несмотря на лето, все ходили с зонтиками. Они остановились в Беркелее, так как Ирэн не хотела жить в центре города.
Жан знал, что Аннет живет в отеле "Савой" и танцует в Паласе. Он решил в тот же вечер пойти туда.
Что выйдет из этого, он не знал. Ему нужно было видеть Аннет. Он послал ей свою карточку через рассыльного. Тот вернулся с коротенькой записочкой от фрау Барш. Она гласила: "Аннет очень устала и не может принять".
Значит, он напрасно поскакал за ней, напрасно мучился. Заметив номер ее комнаты на доске с именами приезжих, он направился к лифту. Пройдя коридор, он остановился у ее двери. В комнате слышались голоса. Жан вошел. Аннет лежала на диване, подложив руки под голову. Фрау Барш сидела у окна в пальто и шляпе. Приход Жана, видимо, очень ее смутил.
- Здравствуйте, - спокойно сказала Аннет, затем, обращаясь к фрау Барш, прибавила: - Купите мне, пожалуйста, эту материю и возвращайтесь к чаю. До свиданья.
Фрау Барш еле заметно кивнула Жану и вышла. Лицо Аннет было хмурым.
- Раз вы так настойчиво хотели меня видеть, может быть, вы позвоните, чтобы нам подали чай?
Он стоял перед ней с судорожно подергивающимся лицом.
- Нет, не хочу, - сказал он глухим голосом. - Аннет, вы должны меня выслушать. Я...
- Что вы?
У него пересохло в горле:
- Я люблю вас, я... Не мучьте меня, скажите, что вы не ненавидите меня, или...
Он не мог продолжать. Нагнувшись, он вдруг схватил ее руки и прижал их к своим пылающим губам.
Аннет поднялась с дивана. Ее лицо было смертельно бледно. Она захохотала и вырвала руки.
- Наконец-то! Можете уходить, верный муж и любовник!
Лицо Жана передернулось.
- Это неправда. Вы...
- Я оскорбила вас? Да, так же, как вы меня. Вы думали, что я жду вашего объяснения в любви, хочу этого? Ха-ха-ха!
Аннет встала и заходила по комнате.
- Знайте, что я все время ждала этой минуты! - крикнула она. - Вы думали, что стоит вам только сказать слово - и я буду у ваших ног? Значит, все эти годы я работала, мучилась, отказывала себе во всем только для того, чтобы сделаться достойной вас? Ведь тогда вы не считали меня достойной сделаться вашей женой? Не так ли? А теперь вы награждаете меня своей любовью. Ваша любовь? Вы, который стремился только к удовольствиям, живет только для себя! Я знала, что вы поедете за мной. У вас не хватило твердости остаться.
Она подошла к нему ближе.
- Помните бедную маленькую танцовщицу, которая искала вас в толпе на вокзале? Вот она бежит к вам по холоду и грязи и думает, что вы заболели. Оказывается, господин Виктуар сделался важным человеком! Он живет в замке и собирается жениться на владелице этого замка. Да, ему повезло, и несчастная маленькая девочка побрела домой, беспомощно рыдая. В ее руках была корзинка, и она не могла даже вытереть льющиеся слезы. Вернувшись домой, она выплакала все: мечты, веру в людей, любовь. В этот вечер она потеряла то немногое, что у нее было: свои мечты. Бедная глупая девочка! Стоит ли о ней говорить! Ведь она всего лишь девица из дансинга, дочь народа, нищая! Она вам не пара!
Аннет замолчала и посмотрела на него, силясь улыбнуться.
- Итак, до свиданья, господин Виктуар, благодарна за урок, я, кажется, хорошо его усвоила!
Жан круто повернулся и вышел из комнаты. Аннет прижалась лицом к окну. Ее глаза были устремлены на подъезд отеля. Неужели он не вернется? Она, наконец, увидела его, бегущего с непокрытой головой по улице. Значит, он забыл шляпу. Затем подбежала к звонку и нажала кнопку.
- Отнесите сейчас же эту записку, сейчас же! - сказала она вошедшему лакею.
Вернувш