Уэдсли Оливия - Вихрь

но!

   Эбенштейн очень настойчиво говорил о сохранении титула. Жан считал, что следует предоставить этот вопрос течению событий. Он поцеловал руку Ирэн.

   - Вы любите меня? - он ласково повторил без всякого труда этот старый, как мир, вопрос, в котором кроются надежда, страх, радость и исступление.

   Ирэн притянула к себе его голову.

   - Жан, любовь моя!

   Благодаря страсти Эбенштейна к рекламе, в газетах ежедневно появлялись заметки о Жане.

   - Эта свадьба произведет большое впечатление, - говорил Эбенштейн Скарлоссу. - Кто мог бы подумать, что Виктуар способен на что-нибудь подобное?

   - У него хватило ума сделать блестящую партию. Некоторые будут, вероятно, считать, что это его главное достижение в жизни!

   - О, Виктуар влюблен в графиню! Я уверен, он ее обожает.

   - Он очень тщеславный карьерист. Эбенштейн сделал гримасу.

   - А его успехи! Взгляните на них!

   Он вытащил из кармана целую охапку писем.

   - Вот! Предложения, контракты, и все по высокой цене. Ну, что вы думаете по этому поводу?

   - Это сохранит отчасти приданое графини. Эбенштейн громко расхохотался. Он был чувствителен к такого рода соображениям.

   Он не переставал петь панегирики Жану. Правда, он не спешил поздравить Жана с сердечной победой над знатной дамой из общества, но сам Жан не упускал случая показать ему, что его вес и общественная ценность в его собственных глазах изменилась. Он ликовал: Аннет, дни его бедности, жизнь в родном доме, нищенское существование в Париже, - все потонуло в океане его счастья и успеха. Он накупил костюмов, нанял комнаты в "Бристоле" и охотно допускал к себе всех, кто искал с ним дружбы. Он был влюблен в Ирэн, и она была единственная женщина, которую он любил доныне в своей жизни искренне и глубоко. К этой любви у него постоянно примешивалось удовлетворенное чувство обладания - обладания ее красотой, ее ясной невозмутимостью, положением в свете. Он уже видел себя хозяином в замке Карла-Фридриха, и ему доставляло наивное удовольствие хозяйничать и командовать слугами Ирэн. В этих чувствах не было ничего предосудительного. Это было вполне естественно с его стороны и имело свой смысл. Он был похож на ребенка, который показывает всем встречным свою новую чудесную игрушку. Недовольство родных Ирэн трогало его очень мало. Он не встречался ни с кем из них и считал оптимистически, что все они вернутся. Если они смотрят на него свысока - черт с ними! Долго это не протянется. Его успех произведет на них свое действие. Он жаждал успеха и не сомневался ни на минуту, что успех придет. Но все же была одна вещь, за которую он готов был поколотить каждого из этих чванных аристократов. Он получал громадное удовлетворение от этой мысли. Только на небесах (да и то сомнительно) не существует самодовольства.

   Дядя Габриэль, сидя у себя, не переставал думать о замужестве Ирэн. Возможно, он немного понимал Жана.

   Он говорил Ванде:

   - Мы не должны его осуждать. Человеку трудно удовлетвориться, когда судьба возносит его на гребень своей волны. Все окружающее рисуется ему или в преувеличенном виде, или ничтожным. Человек, обласканный нежданным успехом, естественно, теряет правильность суждений.

   Ванда дождалась момента, когда до свадьбы оставалось два дня. Тогда она позвонила Ирэн по телефону.

   - Это я, Ванда. Если я приеду, вы меня примете?

   В тоне Ирэн чувствовалось некоторое колебание.

   - Вы хотите просто повидаться со мной?

   - Я должна вам кое-что рассказать.

   - Ванда, не пытайтесь сделать мне неприятное.

   Каждая из них ждала, чтобы заговорила другая.

   Наконец, Ванда сказала:

   - В таком случае, я приду к вам сегодня днем. Пожалуйста, примите меня с глазу на глаз.

   Ирэн вышла из своей спальни, где Анастаси суетилась и болтала, разворачивая пакеты. Со всех сторон приходили подарки, несмотря на то, что оповещение о свадьбе не было разослано. Ирэн прошла к няне.

   Маленькому Карлу мыли голову; Ирэн увидела его крошечную склоненную фигурку с полотенцем на плечах и мыльной пеной на коротко остриженной голове.

   - Мы его принарядили, миледи, - говорила няня, растирая мыло на голове. - Ведь свадьбы не каждый день случаются, не так ли, мой барашек?

   - И слава Богу, - пробормотал Карл.

   Он, как все маленькие дети, не слишком любил мыльную воду. Ирэн промолчала на его замечание. Она страстно желала, чтобы, наконец, свадьба уже прошла, и она была, наконец, в состоянии обрести свое счастье и покой. Ей было еще далеко до них, и ей казалось, что они еще дальше, чем было на деле.

   - Надо надеяться, миледи, что день будет хороший, - болтала няня. - Я думаю, что Карл наденет свой новый белый костюмчик, который ему только что сшили.

   - А есть карманы в штанишках? - озабоченно спросил Карл.

   - Да, мой дружок, - ответила Ирэн, - я и забыла о них, но Жан вспомнил.

   Жан не назывался дядей или отцом. Карл однажды назвал его Жаном и с тех пор не хотел выражаться иначе.

   - Какой характер! - говорила няня, слушая его болтовню.

   Когда умывание кончилось и началась церемония вытирания головы, Ирэн усадила ребенка к себе на колени и стала помогать няне. Обняв его за шею, она притянула к себе маленькую головку, от которой шел пар.

   - Что бывает на свадьбах? - с любопытством спросил Карл.

   - Ему надо все знать! - с гордостью воскликнула няня. - Как вам нравятся, миледи, эти вопросы!

   - На свадьбе бывает двое людей, которые женятся, - со смехом сказала Ирэн.

   - И это весело?

   - Не будь таким любопытным, мой барашек, - поспешно сказала няня.

   Впрочем, сама она часто, уединившись в своей комнате, думала о том, на что похожа пышная свадьба.

   Карл, глядя через плечо Ирэн, неожиданно задвигался.

   - А здесь тетя Ванда!

   Ванда вошла раньше, чем Ирэн успела подняться. Она поцеловала ее, затем обе прошли в будуар Ирэн.

   Ванда выглядела спокойной и сосредоточенной, и это не шло к ней. Ее живость, делавшая ее столь привлекательной, исчезла; глаза, казалось, сузились, а верхняя губа слегка оттопырилась.

   - Я не могу допустить, чтобы все так продолжалось, - нервно заговорила она, доставая папиросу дрожащими пальцами. - Вы уверены в Жане, Ирэн?

   - Я уверена в нем, как в самой себе, Ванда. Не начинайте снова всю эту историю. Я не могла бы теперь отказаться от Жана, даже если бы хотела. Вы его совсем не знаете. Для вас он просто увлекающийся, поверхностный человек. Возможно, что, подобно многим, он иногда производит совсем не то впечатление, какое следует, но вы его совершенно не знаете. Вы не можете представить себе его нежность, его способность понять человека. И он до того полон жизни, до того... - она запнулась в нерешительности, затем с живостью закончила свою речь: - До того мне предан и любит меня!

   Ванда яростно затянулась папиросой.

   - Я допускаю, что он не лишен известной привлекательности. Я тоже ее чувствую. Вы верно говорите, что он полон очарования юности и пылкой страсти. Это, конечно, сильно действует на вас, больше, чем другие из названных вами качеств Жана. Да я боюсь, что этих других качеств в нем нет. - Она бросила папиросу и наклонилась вперед. - Ирэн, вы никогда не спрашивали его, не был ли он близок с другой женщиной с тех пор, как он в Вене? Ирэн побледнела.

   - Я не могла спросить его об этом, - сказала она. - Я... Какое право я имею его спрашивать?

   - Вы говорите так потому, что сами были раньше замужем. Но ведь это нелепо! В вашей жизни нет ничего тайного.

   - Я не могу задать Жану такой вопрос, - с жаром сказала Ирэн. - Это некрасиво! Он мне отдает свое будущее, а не свое прошлое. Ни одна женщина не имеет права насильно требовать у мужчины, чтобы он рассказал ей о себе все, что с ним когда-либо произошло и с чем он уже покончил. Его жизнь принадлежит всецело ему, пока он не отдал ее мне. Рудольф писал мне неделю назад, что по поводу Жана ходят некоторые слухи, и, если я желаю, он готов мне их сообщить. Я, конечно, не захотела. Я считаю, что каждый должен хранить молчание о том, что принадлежит уже прошлому, - если он способен на это, конечно!

   - Тогда вы лишаете нас возможности вам помочь, - огорченным тоном сказала Ванда.

   - Я вовсе не желаю, чтобы мне помогали, - вспыхнула Ирэн. - Я счастлива, и этого достаточно!

   - А материальные мотивы не фигурируют в вашем предстоящем замужестве?

   Ирэн раздраженно рассмеялась.

   - Конечно, фигурируют. Вы, кажется, думаете, что у Жана нет ни гроша. Это правда, он небогат; он даже совсем не обеспечен, но это только пока. А в будущем он будет богат! Эбенштейн получил массу предложений для него. Я знаю это! Вы сами знаете, как легко богатеют в наши дни большие виртуозы. Я полагаю, что, несмотря на свое предубеждение, вы не станете отрицать талант у Жана. И...

   - В таком случае, - взволнованно сказала Ванда, - оставим все это в стороне и скажите, как вы представляете себе вашу жизнь в будущем? Неужели вы собираетесь разъезжать по Европе с его антрепренером? Разве может удовлетворить вас такая жизнь?

   - Жан не цирковой артист и не клоун, - резко ответила Ирэн. - Он будет давать в год известное число концертов, а остальное время мы будем жить дома, а наша жизнь дома, я надеюсь, в состоянии будет меня удовлетворить.

   - Вы думаете, что семейная жизнь удовлетворит Виктуара, при его привычке вести совсем другой образ жизни?

   Ирэн слабо всплеснула руками.

   - Ванда, неужели вы не понимаете, что все ваши попытки обречены на неудачу?

   Ванда промолчала, глядя на свои кольца. Наконец, она сказала:

   - Я расскажу вам, Ирэн, то, чего я еще не говорила никому на свете. Я должна так поступить, чтобы предохранить вас от несчастной жизни, поскольку я с ней знакома по собственному опыту. Десять лет назад, когда я уже была замужем за Рудольфом, - а брак наш был, как вам известно, подневольным браком, основанном на расчете, - я встретилась с человеком, которого полюбила. Он был актер, англичанин; он обладал всеми теми качествами, которые привлекают вас в Виктуаре. Он был молод, красив, весел, жизнерадостен. Он обожал меня и уже при второй встрече пламенно объяснился в любви. Мне было девятнадцать лет, я не была влюблена в своего мужа, вернее сказать, - я боялась его. Как и вас, меня одолевала жажда жизни. Стивен чувствовал это. О, конечно, все это произошло не сразу. Я сдерживалась, но, наконец, настал момент, когда я больше не в силах была противиться и сдалась. С месяц, должно быть, я блаженствовала. Положение Рудольфа и дружба со мной открыли Стивену доступ во все дома; остальное было делом его таланта. В поисках популярности и удовольствий он оставался еще короткое время моим обожателем уже после победы надо мной. Но затем ему наскучила эта игра. Он хотел перемены, а я могла предложить ему только мою любовь. И вот однажды, после великолепно разыгранной сцены, он бросил меня. Перед этим он нежно просил у меня свидания. Мне кажется, я никогда не забуду этого дня. Была зима. Ожидая его на Пратере, после одного утреннего визита, я простудилась. Мое лицо от этого немного опухло, и я выглядела неважно, чтобы не сказать - совсем плохо. К тому же я не позаботилась даже тщательно одеться. И вот, Стивен ушел от меня. В этот день ко мне пришла повидаться Мария Явонска. Помните, как она была красива? Она была похожа на распустившийся цветок, в золотом ореоле своих пышных волос. Стивен вошел в тот момент, когда уже начинало смеркаться. Я не могла сдержать себя, услышав его голос, и, забыв совершенно о Марии, сказала: "О, дорогой мой". Несколько минут после ее ухода он еще просидел у меня. Он выражал мне сочувствие, что у меня болят зубы. Он хотел, верно, сказать, что ему неприятно, что я выгляжу так плохо. Затем он ушел от меня навсегда. Вот что значит артистический темперамент, моя дорогая! Им, таким людям, свойствен быстрый успех, и они воспламеняются с легкостью. Виктуар так напоминает мне Стивена, что я решилась рассказать вам это; обижайтесь на меня, если хотите, но я не могу допустить, чтобы вы страдали. С самого начала я протестовала не из-за происхождения Виктуара, а именно из-за этого своего опыта. Конечно, с именем тоже следует считаться, - я разделяю с другими данный предрассудок, но я готова им поступиться, и меня страшит только то, что ваша жизнь будет окончательно испорчена. Теперь я все вам высказала. Мне нечего больше прибавить. Если вы мне не верите, то нам не о чем больше говорить.

   Ирэн подошла к ней.

   - Дорогая моя, я вижу, как вы страдали из-за меня. Это трогает меня до глубины души, но, что бы вы ни говорили, я скажу одно: к Жану это неприменимо, он не такой!

   Ванда быстро встала.

   - Я, должно быть, выгляжу отвратительно!

   Она посмотрела на себя в зеркало, затем вытащила пушок и стала пудриться.

   - Такой неказистой женщине, как я, нельзя пускаться в сентименты, - сказала она, повернувшись к Ирэн с натянутой улыбкой. - Я приду на вашу свадьбу, моя дорогая; поэтому будьте любезны, скажите, какое на вас будет платье?

   - Ванда! - умоляюще воскликнула Ирэн.

   Она почувствовала, что дверь между ней и Вандой захлопнулась навсегда. С секунду Ванда помолчала, затем весело заявила:

   - Вы пойдете посмотреть новую пьесу, о которой все говорят? Конечно, она очень вульгарна, но не лишена шика. Отлично, милая. Завтра вас нельзя будет видеть, но послезавтра, наверное, все вас увидят в полном блеске. Вы знаете, почти все придут.

   - Не думаю! - сказала Ирэн. - Не может быть! Знаете, я никому не послала приглашений.

   - Ваша свадьба - гвоздь сезона, - весело сказала Ванда. - Княгиня Скарвенка выписала себе новое платье от Пакена специально для этого случая. До свидания, душечка. Я не хочу с вами целоваться, потому что на моем лице сейчас больше пудры, чем тогда, когда я хочу понравиться своему мужу.

   В вечер перед свадьбой Эбенштейн чествовал Жана ужином в "Бристоле". Он пригласил несколько актрис, Скарлоссу с женой, а также Макса Бруха и Эгона Гартмана из Оперного театра. "Бристоль" в Вене то же, что "Савой" в Лондоне. Все столики в зале были заняты ужинающими. Жан болтал и смеялся, все время чувствуя на себе взгляды с других столиков. Пили только шампанское. Каждый приветствовал его тостом, и он отвечал на все тосты, стоя с высоко поднятой головой. Его глаза блестели. По распоряжению Скарлоссу оркестр играл "Марсельезу". Жан вскочил с своего места. Его шампанское, пенясь, проливалось ему на руку и на обручальное кольцо, подаренное ему в этот день Ирэн.

   - Да здравствует Франция! Да здравствует любовь! - вскричал он. Гул смеха и аплодисментов был ему ответом. - Да здравствует брак! - крикнул он, покрывая шум в зале, и залпом осушил свой стакан.

   За одним из столиков, среди зала, сидели Рейсы, дальние родственники фон Клеве. Фердинанд Рейс удивленно улыбался, подняв брови.

   - Кто этот рыжий, явно влюбленный французский патриот?

   Он поднял свой бокал.

   - Я уверен, что это наш новый скрипач! Да, да!

   Честное слово, это он. Это Виктуар, человек, за которого Ирэн фон Клеве завтра выходит замуж.

   - Сейчас он провозглашает тост за Ирэн, - сказал молодой Герман, заливаясь смехом.

   Фердинанд взглянул на него и сказал совсем спокойно:

   - Если он пришел сюда со всей этой компанией, я вызову его на дуэль.

   Между тем Жан, при помощи Эбенштейна и Макса Бруха, тщетно пытался прямо пробраться через зал к дверям. Было уже около двух часов ночи.

   - Идите сюда, вот лифт, - гримасничал, говорил Брух.

   - Мне не нужен лифт, - заявил, поворачиваясь к нему, Жан. - Я хочу пройтись, чтобы освежиться.

   - Бросьте, - сказал Эбенштейн. - Поезжайте домой спать, как все люди. Мы все смертельно устали.

   - Я хочу пройтись, - настойчиво повторял Жан.

   От шампанского у него болела голова, и его тянуло на свежий воздух. Он не очень вежливо освободился от опекавших его спутников и довольно прилично прошелся по мраморному полу вестибюля, затем вышел на улицу без шапки и пальто.

   Острый взгляд шофера заметил его. В один момент такси было около панели.

   - Автомобиль! - В мозгу Жана появилась блестящая идея. - Куда бы поехать? К Ирэн?

   - Замок Гарштейн, - вполне отчетливо произнес он, влезая в автомобиль.

   - Двойной тариф, - буркнул шофер, протягивая руку.

   Жан положил в нее золотую монету. Шофер надкусил ее, затем зажал в кулаке.

   От свежего воздуха у Жана закружилась голова.

   Затем, постепенно, голова начала проясняться, и он стал ясно соображать, где находится и куда едет. Конечно, Ирэн уже спит. Не сказать ли шоферу, чтобы он повернул назад и ехал в "Бристоль"?

   Но он хотел видеть Ирэн. Он любил ее. Ему хотелось смотреть в ее глаза, слышать дрожь ее голоса, когда он ее целует.

   В ее спальне еще горел огонь. Он увидел это еще издали, проезжая по аллее. В этот момент она также услышала шум мотора.

   Она выглянула из окна. Кто это едет?

   Карл, спавший на своей кроватке, рядом с ее постелью, "потому что она скоро уезжает", зашевелился во сне.

   Автомобиль остановился перед домом; Жан вышел из него и двинулся по направлению к светящемуся в темноте квадрату окна.

   - Ирэн! Голос Жана!

   - Жан!

   - Я пришел сказать вам, что сегодня наш день. День всей нашей жизни! Скажите мне, ответьте! Вы любите меня?

   Она совсем высунулась из окна.

   - Я люблю вас, - отвечала она слегка дрожащим голосом.

   - Все кругом спят, - сказал Жан. Его мозг был все еще несколько затуманен. - Забудьте о шофере. Он не понимает по-французски. Ирэн!

   - Дорогой мой! Я слушаю вас! Какой чудесный, смешной любовный разговор! Вы покончили с такси?

   Он с важностью утвердительно кивнул головой.

   - Я бы хотела спустить к вам свои волосы, как Мелизанда, но, увы, Пелеас моего сердца, они слишком коротки для этого.

   - Поцелуйте цветок и бросьте его мне. Так, чтобы мои губы могли прижаться в том месте, где были ваши!

   Она повернулась, побежала в гостиную, оставив дверь в спальню открытой, и вынула из вазы белую розу.

   - Жан! - Она высоко подняла розу, чтобы он мог ее видеть. - Я посылаю вам мои поцелуи, но я должна напрасно мечтать, чтобы вы мне их вернули! Мой дорогой! Я на слишком большой высоте, чтобы можно было бросить цветок обратно.

   Он ловко поймал пышную белую розу и прижал ее к своим губам.

   - Это похоже на вашу щеку до моего поцелуя.

   - До свидания, мой дорогой.

   - Спокойной ночи, мое сокровище, моя любовь, моя жизнь, Ирэн!

   - Да, - стыдливо прошептала она.

   - Завтра в это время мы будем одни. О, как я желал бы целовать вас сейчас! Целовать по-настоящему!

   Три минуты спустя он заснул в автомобиле. Роза выпала из его пальцев и лежала со сломанным стеблем на полу. Ирэн опустилась у окна на коленях. Она выключила свет. В комнате царил бледный полумрак. Слезы радости капали у нее между пальцев.

   10 июня Ирэн и Жан венчались в соборе Св. Стефана. День был прекрасен, как мечта, - светлый, теплый, полный аромата. В воздухе чувствовалась свежесть лета. Аромат деревьев смешивался с запахом вереска.

   В одиннадцать часов Ганс телефонировал Ирэн, предлагая ей отвезти ее в собор. Вторым шафером должен был быть Эбенштейн, и, хотя Ирэн это не было особенно приятно, все же она решила воспользоваться его услугами, чтобы не просить кого-нибудь из своих близких.

   Вскоре Ганс явился в ее апартаменты в отеле. Она сняла помещение в отеле Захера, где обычно останавливались ее знакомые, когда им в жаркие летние месяцы приходилось по какой-нибудь причине наезжать в Вену. Было совершенно немыслимо возвращаться после свадебной церемонии в замок, а затем снова ехать в город. Ирэн и Жан должны были сегодня же выехать в Будвейс, по дороге в Шенбург, маленький городок на Балтийском побережье. Там находился старинный замок, бывший когда-то во владении семьи фон Клеве. Один раз Ирэн видела его, и он сразу ей очень понравился. Она телеграфировала в одну из гостиниц Шенбурга, чтобы ей приготовили комнаты на несколько недель. Через месяц Жан должен был выступить на концерте в Гамбурге, а Шенбург находился оттуда всего лишь в расстоянии трех часов езды по железной дороге.

   Жан настоял на том, чтобы Ирэн была в белом платье на свадебной церемонии. Шпицер сшил ей платье, и оно было очень красиво.

   - Вы выглядите необыкновенно изящно, - с жаром сказал Ганс, целуя ей руку. - От всей души желаю вам счастья, - сказал он, густо покраснев. - Если вы когда-нибудь будете нуждаться в друзьях, моя дорогая, то вспомните о Лиане и обо мне.

   - О, Ганс, как вы непохожи на других! Как хорошо, что вы пришли. День моей свадьбы не должен никого печалить!

   Анастаси, закреплявшая фату, закончила свою работу восклицанием:

   - Вот вышло очаровательно!

   У подъезда отеля собралась небольшая толпа любопытных. Ганс провел Ирэн в ожидавший их автомобиль, среди общих улыбок и одобрительных восклицаний.

   После быстрой езды по залитым солнцем улицам они сразу попали в прохладную тень собора. У входа стояли церковные прислужники в белых и пунцовых одеждах. Сзади них расплывчатыми пятнами виднелись серебряные лилии и темная листва, а дальше пестрая толпа людей, стоявших по обеим сторонам обширного бокового придела собора. Ирэн не видела никого из них, она смотрела на бледное лицо Жана, которое виднелось издалека. Она улыбнулась ему. Когда она встала рядом с ним, он незаметно сжал ей руку. Его губы дрожали, лицо пылало. В тишине собора начался пышный и лживый ритуал.

   Ирэн чувствовала на себе взгляд старого епископа. Затем вдруг она почувствовала, что Жан взял ее за руку, и оба они опустились на колени.

   Она вспоминала давно забытые молитвы своего детства и шептала их дрожащими губами. Ее охватило страстное желание быть по-настоящему счастливой. Сквозь фату она видела бледное лицо Жана. Он смотрел на нее, низко склонив голову. Сильная дрожь пробегала по всему ее телу.

   Наконец, она и Жан поженились. Они были соединены в одно. Они принадлежали друг другу. Раздался колокольный звон. Стали подходить люди, целовать ее, поздравлять Жана. Он отвечал весело. Его волнение прошло, лицо было спокойно. Он смеялся и шутил с другими, когда они вместе выходили из собора.

   Они поехали в отель. Их обоих охватило минутное смущение. Жан первый преодолел его. Он улыбнулся ей. Она тоже пыталась улыбнуться ему, но слезы подступали к ее глазам.

   Он целовал ее, и она лежала у него на плече без дыхания и без движения.

   - Вот и отель, моя любимая!

   Он с гордым видом помог ей выйти. Еще бы! Она его жена!

   Они переоделись и закусили. Но не успели они оставить полную цветов гостиную, как пришло несколько незваных гостей.

   Ирэн смотрела, как Жан принимал их с видом хозяина. Он был немного застенчив и, может быть, слишком любезен, но все же он прекрасно исполнял свою роль.

   В спальне ее ожидал сюрприз. У окна сидела маленькая тоненькая девушка с рыжими волосами. Анастаси, полная сознания важности момента, засуетилась и стала смущенно объяснять, что "эта особа ничего не сказала, кроме того, что она желает видеть графиню. Не было никакой возможности заставить ее уйти".

   - Подождите минутку в ванной комнате, - сказала Ирэн.

   Она вошла в комнату. Девушка поднялась с своего стула.

   - Вы сестра Жана?

   На бледном лице девушки появилась довольно приятная улыбка.

   - Значит, мое лицо служит визитной карточкой? - сказала она. - Я боюсь, Жан страшно рассердится, но, подумайте только, мадам, я была совсем одна в Лондоне; это ужасное место, невыразимо унылое, и у меня не было денег, а в газетах я прочла, что Жан женится. Я продала все, что имела, мою брошку, кольцо, даже мой мех, и приехала сюда. Я думала, что, может быть, он теперь поможет мне найти работу.

   - Разве Жан вам ничего не писал? - быстро спросила Ирэн.

   Девушка пристально посмотрела на нее.

   - Ах, да! - сказала она тихо. - Иногда, когда у него было время, он писал, это правда. Скажите, - продолжала она в нерешительности, - ведь вы его любите?

   Последние слова она произнесла уже совсем спокойно.

   Лицо Ирэн вспыхнуло:

   - Сегодня день нашей свадьбы!

   Девушка закивала головой.

   - Какой счастливец Жан, - заметила она, поглядывая на Ирэн.

   - Вы должны его сейчас увидеть. Войдемте. Мы вернулись только полчаса назад.

   - Не могла ли бы я повидаться с ним наедине? - быстро спросила девушка.

   Ирэн вернулась в гостиную и позвала Жана.

   - Мой друг, приехала ваша сестра.

   - Моя сестра? Анжель? Каким образом?..

   - Она ждет в моей спальне. Пройдите к ней, пока я здесь распоряжусь.

   Жан шумно захлопнул за собой дверь, входя в спальню.

   - А, это ты? - холодно сказала Анжель. - Очень мило с твоей стороны оставлять мои письма без ответа. Я была без гроша денег...

   - Ну, ну, - отвечал он. - Чего ты хочешь?

   - Жить, - сказала Анжель со слабой улыбкой. - Ах, Жан, я вижу, ты все тот же. Я не собираюсь обременять тебя, не беспокойся. Могу сказать тебе, что девушка, на которой ты женился, настоящий ангел. Кажется, она верит в тебя, так же как ты веришь в себя. Я не буду разубеждать ее.

   - Я писал, - прервал ее Жан. - Я послал тебе денежный перевод по почте.

   - Он меня, вероятно, не застал, - спокойно ответила Анжель. - Это неважно теперь, когда я здесь.

   Она смотрела на Жана ясными глазами.

   - Ах, Боже мой, какой ты шикарный! Женился на графине! А я была все это время в Кемберуэлле. Как ты думаешь, весело мне было там служить, почти голодная?

   Жан сердито поглядел на нее, затем слегка улыбнулся и рассказал ей историю с картофелем в Париже.

   Анжель смеялась вместе с ним. Их лица были до смешного схожи. У них были те же серо-зеленые глаза, та же бледность, те же белые зубы, открывавшиеся при смехе. Но в лице Анжель не было слабоволия. Для нее был характерен немного презрительный взгляд, словно она читала в лицах и разгадывала все задние мысли.

   - Ну, хорошо, что же я теперь буду делать? - спросила она, когда Жан, живописно изобразив свою жизнь в Париже и в Вене, дошел, наконец, до своего первого концерта. - Я не умею играть на скрипке, и у меня нет графа, чтобы выйти за него замуж. Вот что, не мог ли бы ты рекомендовать меня куда-нибудь, как хорошую экономку?

   - Что за нелепость! - воскликнул Жан. - Наша жизнь теперь совсем изменилась. Я добился успеха. С нами Ирэн...

   - Но я не изменилась, - сказала Анжель, - и хотя ты теперь знаменит, мне все же надо есть и одеваться.

   Жан в порыве благородных чувств вытащил из кармана несколько кредитных билетов и вручил их Анжель. Она пересчитала их и спрятала молча.

   - Ты остригся, Боже, какое счастье! - заметила она. - Я думаю, родственники графини не очень одобряли твою пышную шевелюру. Я, конечно, республиканка, но все же с ними в этом согласна.

   Вошла Ирэн с множеством букетов в руках. За ней следовал слуга с завтраком на серебряном подносе.

   - Пройди в гостиную, мой дружок, - сказала она Жану, - я должна переодеться.

   Она обратилась к Анжель:

   - Не хотите ли с нами позавтракать? Да, вот что: мой маленький сын, Карл, останется один дома со своей английской няней. Не согласитесь ли вы пожить с ними в замке, пока Жан и я будем в отъезде?

   Она тщетно пыталась в эту минуту расстегнуть замочек своего жемчужного ожерелья. Анжель быстро вскочила.

   - Позвольте вам помочь, - сказала она дрожащим голосом.

   Две большие слезы скатились из ее глаз, пока она пыталась расстегнуть золотую застежку. Ирэн, ласково улыбаясь, сказала:

   - Итак, решено?

   Она все время страдала за Анжель. Она заметила, что ее маленькие запыленные ботинки порваны, а огромная шляпа, которая когда-то была черной, совсем порыжела от времени. Это была прекрасная мысль - поселить Анжель в замке. Ирэн одела дорожное платье и маленькую шапочку. Анжель проворно и старательно помогала ей.

   - Как вы похожи на Жана, - сказала Ирэн, - я узнала вас сразу!

   - Мне очень грустно, что у меня такой будничный вид, - ласково сказала Анжель, - но что же поделаешь? Я сделала все возможное. Вымыла лицо и пришла по черному ходу.

   Она засмеялась. Ирэн тоже пыталась смеяться, но вместо этого чувствовала, что готова расплакаться. Жан также, конечно, страдал от всего этого и потому, наверное, не говорил ей ни слова о сестре. Она воображала себе, как он посылает Анжель крохи из своего скудного заработка. Деньги! Какая это жестокая и в то же время совершенно ненужная вещь, думала Ирэн, ощупывая свой кошелек из золотых колечек.

   Наконец, Анастаси, чрезвычайно возмущенная, открыла дверь из ванной комнаты и спросила ледяным тоном:

   - Вы уже оделись?

   Она взяла нарядный чемодан с платьем и саквояж и направилась с ним к двери.

   - До свиданья, - сказала Ирэн, обращаясь к Анжель.

   Смешное, растерянное личико Анжель затрепетало.

   - Я даже не могу поблагодарить вас, - сказала она, запинаясь.

   Ирэн стояла в дверях.

   - Я рада, что все так устроилось. До свиданья! Дверь закрылась. Анжель с минуту посмотрела вслед им, затем схватила бутерброд, принялась его есть и разрыдалась.

   Переезд в Будвейс был длинный и не особенно приятный, тем не менее Ирэн была убеждена, что они едут в экспрессе, и дорога казалась ей восхитительной. Они были так счастливы, как только могут быть люди, совершающие свадебное путешествие. Они говорили на особенном языке и тем не менее прекрасно понимали друг друга. Когда они доехали до станции, где была пересадка, уже стемнело. Жан взял Ирэн на руки и, прижав ее к себе, целовал ее лицо сквозь вуаль. По дороге в отель они почти не разговаривали; их взгляды были красноречивее слов.

   - Ты устала, детка? - спросил Жан. Он взял ее руки. - Тебе холодно? Почему ты дрожишь?

   - Нет, не холодно, - сказала Ирэн, - я дрожу не от холода. - Она взяла его руку и приложила к своему сердцу. - Я думаю, что это от любви.

   Они остановились в скромном отеле. За обедом они были одни.

   После обеда они гуляли в саду и курили папиросы. В саду росли фруктовые деревья. Воздух был напоен ароматом цветущих яблонь, шиповника и тмина.

   - Этот запах меня опьяняет, как ты. - Он стремительно обнял ее. - Я полюбил тебя с того дня, когда увидел в первый раз. Ты знаешь, почему ты мне так понравилась? - спросил он с живостью.

   В темноте она видела только его глаза, устремленные на ее лицо.

   - Может быть, ты почувствовал, что мы созданы друг для друга?

   - Нет, не потому. Я знал, что в тебе под ледяной корочкой скрывается пламя.

   - Откуда ты мог это знать? - нежно спросила Ирэн. - Я сама этого не знала, пока ты не поцеловал меня.

   - Неужели?

   - Ты мне делаешь больно, милый.

   Она старалась высвободить руку. Ее слабое сопротивление еще более возбуждало его.

   Он приподнял ее и осыпал бесчисленными поцелуями.

   - Я люблю тебя, - бессвязно лепетал он. - Ты меня сводишь с ума!

   Когда они вернулись в свою комнату, Жан взял ее на руки и бережно отнес на кровать.

   Слова казались ненужными. Их сердца пели в унисон гимн любви. Их губы встретились...

   Они приехали в Шенбург только в субботу. Шел дождь. Жан в мрачном безмолвии созерцал "штранд". Он так мало напоминал пляж французских курортов, что его удивление было вполне естественно. Ирэн нарочно мало рассказывала ему про Шенбург; она была уверена, что ему там очень понравится. К несчастью, она плохо знала вкус Жана. Он надеялся увидеть ряд маленьких, но комфортабельных отелей, казино и пляж, усеянный белыми палатками; вместо этого оказалось, что в городе есть только один отель. Берег тянулся без конца золотисто-желтой полоской, окаймленной густым лесом. Море, солнце и чистый воздух - вот чем мог похвалиться Шенбург. Для Жана самая живописная природа не могла заменить казино; он смотрел с явным неудовольствием на полную круглолицую немку, раскладывающую его чемодан. Подойдя к окну, он стал смотреть на море. Так вот она, брачная жизнь. И еще, как назло, этот дождь! В этом забытом Богом и людьми захолустье придется провести две недели! В комнате почти не было мебели; кровать, как водится у немцев, была деревянная; на полу не было даже ковра. Через полуоткрытую дверь доносился голос Ирэн; она говорила с прислугой по-немецки. Ах, если бы он это предвидел! Лучше было поехать в Этапль или Эвиан. На любом французском курорте было бы лучше, чем здесь.

   Из дверей комнаты Ирэн раздался ее голос:

   - Милый, помоги мне надеть блузу.

   Жан вошел к ней. У него было недовольное лицо.

   - Как хорошо здесь, правда? Мы будем совсем одни. Наконец-то мы можем провести настоящий медовый месяц! Поцелуй меня.

   Она закинула голову. Он стал целовать ее, хотя все еще не перестал дуться. Ирэн, доказывая ему, что он устал, начала уговаривать его пораньше лечь спать.

   - Подожди до утра, - сказала она, расчесывая его густые волосы. - Боже, какая у тебя грива! Ты увидишь, как будет красиво, когда засияет солнце. Мне сказала служанка, что по четвергам здесь играет оркестр. Нам будет весело. Можем кататься на лодках; здесь красивые окрестности.

   Склонившись над ним, она обняла его голову.

   - Мой бедный, усталый старичок, пойдем обедать.

   После обеда они вышли на набережную и стали прогуливаться под монотонный шум волн. Жану хотелось плакать от тоски. Она прижалась к нему и нежно сказала:

   - Ты две недели будешь принадлежать только мне. Я выбрала это место потому, что здесь так тихо, и мы будем совсем одни.

   На следующее утро предсказания Ирэн сбылись: солнце ярко светило, и маленький залив переливался всеми цветами радуги. "К сожалению, сегодня не четверг, и оркестр не будет играть", - думал Жан. К завтраку Ирэн вышла в тирольском костюме. На ней были высокие сапожки, вышитая рубашка и юбка с передником. Этот наряд был совершенно неизвестен во Франции, и Жан был в ужасе, хотя Ирэн выглядела в нем молодой и красивой.

   - Боже мой, - сказал он, - скажи, ради Бога, кто тебя узнает в этом маскараде?

   Ирэн засмеялась.

   - И хорошо, пусть никто меня не узнает, я существую только для тебя.

   - Да, но твое положение тебя обязывает. Вчера ты даже не переодевалась к обеду.

   Ирэн перестала смеяться и удивленно посмотрела на него.

   - Какой ты чудак, мой милый! Кто же носит вечерние туалеты, живя на морском берегу в скромном отеле? Так разряживаются только разбогатевшие буржуа.

   Жан смущенно улыбнулся, чувствуя, что он неправ, он не мог ей этого простить. После завтрака они вышли погулять. Ирен хотела осмотреть старый замок на берегу озера. Замок имел величественный вид. Стены его были выкрашены в белую краску, и по бокам гордо возвышались четыре башни с красными черепичными крышами.

   - Войдем внутрь, хочешь? - спросила Ирэн.

   - Разве владельцы разрешат его осмотреть?

   - Княгиня? Она моя дальняя родственница со стороны матери. В это время года они всегда живут в Берлине.

   Когда они прошли подъемный мост и Ирэн позвонила в колокольчик у ворот, сердце Жана забилось. Старый благообразный слуга открыл им калитку и, увидев Ирэн, с низким поклоном отошел в сторону, уступая дорогу. В замке было довольно пусто. Вся его обстановка свидетельствовала о прежней пышной жизни его владельцев. Сводчатые потолки и толстые, обитые железом двери говорили о том, что замок был построен в средние века.

   - В банкетном зале висит портрет моей матери, - сказала Ирэн. - Я ведь наполовину немка. Знаешь, моя мать принадлежит к младшей линии этого рода. Вот ее портрет, здесь, налево.

   Жан увидел красивую женщину с гордым задумчивым взглядом. У нее было сходство с Ирэн, особенно в глазах. Недаром Эбенштейн говорил, что в Ирэн видна порода.

   - Пойдем, посмотрим часовню; она расположена над озером.

   Они спустились вниз по винтовой каменной лестнице и очутились в маленькой мрачной часовне. Вода с шумом плескалась под узкими решетчатыми окнами.

   - Это лютеранская часовня, - сказала Ирэн. - Род моей матери происходит из Баварии. Ее предки жили в так называемой "Провинции Черных католиков".

   - Куда ведет эта дверь? - спросил Жан, показывая на массивную черную дверь, обитую железом.

   - В склеп. Если хочешь, я попрошу Генриха открыть ее.

   - Нет, не стоит, - поспешил ответить Жан. Он смотрел со страхом на эту мрачную дверь.

   Вздох облегчения вырвался у него