Волконский Михаил Николаевич - Сирена

был в России при императоре Павле под запрещением; в круглых шляпах и во фраках у нас тогда не позволялось показываться на улице. Император требовал, чтобы носили по-старинному: парики с косичками, кафтаны, камфозы, чулки и башмаки; так одевалась Франция времен королей, и у нас даже в одежде не были терпимы республиканские новшества.

   Варгин не без любопытства оглядел одежду этого господина, сделал к нему несколько шагов, поклонился и снял свою треугольную шляпу.

   Господин ответил таким же поклоном и заговорил на иностранном языке, должно быть на английском; для Варгана это было все равно, потому что он никакого другого языка, кроме русского, не знал.

   Он уже мысленно прикинул, как он подметит повадки встретившего его иностранца и будет представлять его, рассказывая товарищам о своем посещении яхты. Для того чтобы сцена вышла комичнее (Варгин не мог обойтись без того, чтобы не сдурить), он стал подчеркнуто жеманно расшаркиваться, разводить руками и мотать головой, как бы выражая этим свое отчаянье, что не может понять то, что ему говорят.

   Иностранец перешел на французский язык, звуки которого были знакомы Варгину, но он опять сделал вид, что ничего не понимает. Тогда господин заговорил по-немецки. Варгин хотя не говорил, но кое-что понимал из германского наречия, однако опять-таки ради потехи утрированно раскланялся и проговорил скороговоркой, уверенный, что иностранец, в свою очередь, не поймет русского языка.

   - Позвольте мне, почтеннейший незнакомец, выразить вам чувство живейшего сожаления, что я, выражаясь высоким слогом, ни черта не смыслю в других диалектах, окромя российского.

   Проговорил он это с таким видом, как будто его выражения были чрезвычайно учтивы и высокопарны. Господин любезно кивнул головой и ответил на чисто русском языке:

   - В таком случае будем говорить по-русски.

   Варгин сконфузился. Он никак не ожидал этого и, чувствуя, что вместо того, чтобы высмеять господина, сам попал в смешное и неловкое положение, замялся и с глупой улыбкой очень глупо сказал ни с того ни с сего:

   - Извините!

   Потом он долго не мог простить себе эту глупую улыбку и никак не мог в смешном виде передать свой рассказ с иностранцем.

   - Вы желали видеть леди Гариссон? - сказал господин с необыкновенной выдержкой, отнюдь не дав понять Варгину, что замечает его неловкость. - Позвольте узнать, с кем имею честь говорить?

   Варгин на этот раз попросту, без ломания поднял свою шляпу.

   - Я - Варгин, художник, и желаю видеть госпожу леди Гариссон, чтобы передать ей очень важные бумаги.

   - В таком случае передайте их мне, - проговорил господин. - Я - управляющий леди и поверенный в ее делах.

   Обходительность управляющего успела уже ободрить Варгина и вывести его из смущения.

   "Ну, брат, шалишь! - подумал он. - Попасть на эту яхту и ничего не увидеть на ней - нет, не на того напал!" - и он, нахмурив брови и вскинув плечами, деловито и твердо ответил:

   - К сожалению, я могу передать бумаги только в собственные руки госпожи леди Гариссон. Впрочем, может быть, теперь еще очень рано и она еще спит, в таком случае я могу приехать позже!

   - Нет, - возразил управляющий, - леди имеет привычку, находясь на яхте, вставать в шесть часов, и если вы настаиваете, то я могу доложить ей о вас.

   Варгин, обретший уже обычную свою развязность, сказал:

   - Пожалуйста!

   Управляющий повернулся и, легко скользя по вылощенной, как зеркало, палубе, направился к кордовой части яхты, где виднелась фигурная золоченая дверь в высокое ютовое помещение.

   Через несколько мгновений из этой двери, вышел окутанный белой чалмой и белым с красивыми складками плащом высокий, стройный босой индус, поклонился Варгину по-восточному, то есть приложив руку ко лбу, и красивым движением показал на дверь, приглашая его войти.

   "Вот оно, самое интересное!" - подумал Варгин и вошел.

   На палубе все было превосходно, необычайно чисто и красиво, но все-таки это была обыкновенная палуба богатого и роскошного судна, какие случалось видеть Варгину. Зато помещение, куда он вошел, переступив порог золоченой двери, было так великолепно, что Варгин не только никогда не видал, но и не мог даже вообразить ничего подобного.

   Это была не комната, не каюта, даже не помещение, а просто какая-то сказочная греза, где разбегались глаза и стирались очертания пространства, потому что с первого взгляда не было заметно ни стен, ни пола, ни потолка, ни окон. Все это были ковры, драпировки, какие-то причудливые колонки, золотая резьба, бронзовые украшения, хрусталь и самоцветные камни. Свет проникал неизвестно откуда и разливался мягким розовым потоком.

   Варгин, как был, так и остановился, разинув рот от удивления.

   Первое, что бросилось между прочим ему в глаза, был большой гобелен с вытканной на нем картиной, изображавшей голую Цирцею, обратившую своих поклонников в свиней. Огромная резная курильница дымилась необычайно приятным одуряющим ароматом. Мало-помалу, ослепленный сначала, Варгин стал различать очертание отдельных предметов: диван, покрытый индийской шалью, с вышитыми шелками подушками, венецианское зеркало в хрустальной раме, серебряные и золотые кубки, мраморную статую с корзиной на голове, полной благоухающих цветов, обложенный перламутром столик с кальяном, потом еще диван, табуреты, покрытые кружевом, старинные баулы с каменьями.

   И вдруг среди всей этой роскоши и великолепия раздался гармонический певучий голос, произнесший приветствие на непонятном Варгану языке. Казалось, звуки были еще тем обаятельнее и таинственнее, что он только слышал их, но не понимал их значения.

   В рамке бархатной драпировки, которую, раздвинув, приподнял и, почтительно склонясь, держал управляющий, показалась женщина удивительная, прекрасная, величественная. Варгин в первую минуту подумал, что перед ним чудное видение, а не живая, простая смертная. Впрочем, если даже она не была видением, то и не могла быть обыкновенной смертной. Такого стана, такого лица, улыбки и таких глаз у обыкновенных людей не бывает.

   - Да что ж это такое, что ж это такое, наконец! - вслух шептал Варгин, глядя, совсем обезумев, на женщину.

   Она не была похожа на всех, даже самых красивых женщин, виденных Варгиным когда-либо до сих пор. Большинство пудрило волосы, отступив от старинной моды белых париков, но не расставшись с нею окончательно; у этой волосы были рыжие, ярко огненные и, вместо того чтобы быть поднятыми, ниспадали волнистыми локонами. Черные, прямые, строгие брови и черные же, как вишни, большие глаза не соответствовали цвету волос, но как бы именно вследствие этого еще более поражали и притягивали к себе. Лицо нежно-белое, оттененное румянцем, дышало энергией. Черты его, правильные, определенные, были классически красивы. Одета она была в платье тоже совсем особого покроя, подходящее больше к одеянию богинь, изображаемых на Олимпе: какая-то легкая пурпуровая материя лежала воздушными, причудливо изломанными складками.

   Варгин был не только по своему ремеслу, но и по своей природе истинный художник, способный на быстрое, как вспышка пороха, увлечение. Ему, бывало, случалось любоваться до самозабвения красотой вечерней зари, восходом солнца, синевою дали, он чувствовал прелесть ясного звездного неба и всего прекрасного, что есть в мире, и мог и умел наслаждаться созерцанием этого прекрасного.

   Теперь, при виде красавицы леди, он пришел в такой восторг, что, не зная, чем и как выразить его перед нею, опустился вдруг на колени. Ноги сами собой подогнулись у него. Он не соображал уже, что делает. Управляющий что-то говорил ему, и хотя произносил русские слова, - Варгин не понимал их. Он видел только ее, леди, перед собою, и только она занимала его.

   - Скажите ей, - заговорил он, - скажите ей, что я - художник и преклоняюсь перед красотой, потому что такой красоты не видел никогда и умилен и восхищен ею... Так и скажите ей.

   Ни управляющий, ни сама леди не ожидали такой выходки со стороны Варгана. Она улыбнулась, когда управляющий перевел слова художника, и сказала что-то. Но Варгин не слышал и не видел ничего.

   - Скажите ей, - продолжал он словно в исступлении, - что я не видел существа лучше ее, что она... что она лучше всех, кого я видел, и даже в грезах я не видел такой.

   Ему хотелось быть в эту минуту необыкновенно красноречивым, и он воображал, что ему удается это вполне и что говорит он вещи удивительно новые, такие, каких никто еще не говорил.

   Он желал дойти до полного пафоса торжественного восторга и совершить что-нибудь из ряда вон выходящее. Ему казалось, что он теперь, по крайней мере, великан, поддерживающий землю, Геркулес, совершающий нечеловеческий подвиг, богатырь, побивающий вражеские полчища, - словом, он чувствовал в себе подъем духа, свойственный, по его мнению, героям, и хотел поступать по-геройски.

   Но на деле из этого вышло лишь то, что он постоял на коленях в положении довольно глупом, наговорил околесицы и в конце концов, не совершив ничего выдающегося, исполнил лишь поручение, с которым явился на яхту, то есть отдал документы и план.

   Однако, как все это произошло, Варгин последовательно не помнил и глупого своего положения не осознал. Леди, ее яхта, сказочная и невиданная обстановка каюты и даже одетый по последней парижской моде управляющий - все промелькнуло у него, как сон, как видение.

   Очнулся он и пришел в себя лишь после того, как спустился уже с трапа яхты в свой ялик и отплыл довольно далеко вверх по Неве.

   "Что же это такое было? - спрашивал он себя. - Неужели она - такая же женщина, как и остальные? Какая красота, какая красота!" - мысленно повторял он, закрывал глаза и старался вызвать перед собой образ поразившей его леди.

   - Куда везти-то? - спросил лодочник, с усилием тяжело отгибаясь назад и выгребая веслами.

   Против течения теперь плыть было гораздо труднее.

   - Куда везти? - повторил Варгин, не сразу сообразив, что хотят от него. - Причаливай у Английской набережной! - приказал он, когда до его сознания дошло то, о чем его спрашивали.

   От Английской набережной было рукой подать к почтамту, откуда отходили дилижансы, и Варгину пришла в голову та же мысль, что и Киршу: вернуться в придорожный трактир в дилижансе.

  

  

   Варгин поспел как раз к отходу и нашел тут Кирша, который, давно уже усевшись, спал крепким сном, прислонившись головой в угол.

   "А-а, и он здесь!" - подумал Варгин, увидев Кирша, и не утерпел, чтобы не разбудить его.

   Ему хотелось поделиться поскорее впечатлениями с приятелем.

   Пассажиров было мало; кроме Варгина с Киршем, в дилижансе сидела какая-то старушка, по-видимому, сопровождавшая очень миловидную девицу. Но они заняли почти все места корзинками и узелками, которые везли с собой.

   - Кирш, проснись, голубчик! - убеждал Варгин, тряся приятеля за плечо.

   Кирш долго не подавал признаков сознательной жизни, наконец открыл глаза и, сонно взглянув на Варгина, спросил:

   - Откуда ты выскочил?

   - Откуда? - почти крикнул Варгин, не стесняясь присутствия старушки и девицы. - Я и сам не могу еще разобрать хорошенько, где был: на небе или на земле!

   Кирш почавкал губами и поморщился.

   - Да ведь ты на яхту ездил, кажется?

   - Ну да, на яхту!

   - Значит, ни на небе, ни на земле, а на воде был! - серьезно решил Кирш и снова закрыл глаза.

   - Да, но что это за яхта! - снова подхватил Варгин. - Чудеса! А сама леди - это такая красавица, что и рассказать нельзя.

   Несмотря на последние свои слова, Варгин все-таки хотел сейчас же рассказать Киршу, какая была красавица леди, но тот, равнодушный к восторгу художника, захрапел.

   Варгин обиделся и тоже уткнулся в угол.

   По счастью, Варгин был слишком взволнован, чтобы заснуть, а не то они проспали бы придорожный трактир, где оставили маркиза де Трамвиля. У этого трактира Варгин остановил дилижанс, разбудил Кирша и вытащил его.

   Они нашли Трамвиля в том же положении, в каком оставили его. Сознание к нему не возвращалось, он лежал как пласт, Станислав сидел возле него, честно исполняя свой долг.

   Елчанинов еще не возвращался.

   - Что же нам делать теперь? - спросил Варгин.

   Кирш покосился на больного с очень недовольным, почти сердитым видом.

   - Я лягу спать! - сказал он.

   Варгин не мог не заметить, что его приятель стал относиться совсем иначе к маркизу после своей поездки.

   - Ну, хорошо, - стал рассуждать Варгин, - ты ляжешь спать, а потом что?

   - Потом приедет Елчанинов, и ты меня разбудишь.

   - Ну да! Но что же нам делать с больным? Не оставлять же нам его тут на произвол судьбы! Надо предпринять что-нибудь. Я считаю, что это наша обязанность, тем более что он иностранец и покидать его в несчастье было бы с нашей стороны, по крайней мере, неблагородно.

   По правде сказать, благородство, выказываемое Варгиным, главным образом преследовало цель, через заботы о маркизе как-нибудь еще раз увидеть красавицу-леди.

   - Ну, там видно будет! - сказал Кирш и пошел к хозяину, чтобы найти у него место, где можно было бы лечь спать.

   Варгин остался один со Станиславом и, переполненный еще восторгом, который обуял его на яхте, предался самым сладостным и фантастическим мечтаниям, в которых, разумеется, на первом плане стояла леди.

   Станислав тихо сидел у ложа больного, в открытые окна вместе с лучами яркого солнца вливался теплый, пахнувший сеном воздух, живительный и чистый здесь, за городом.

   На дороге не было слышно движения: все было тихо кругом, и в этой тишине Варгин, задумавшись, унесся в мыслях далеко и забыл и о Станиславе, и о больном, и о трактире, и о том, что сам сидит тут, облокотясь о стол. Этот стол был белый, выструганный и оскобленный.

   Варгин долго глядел на его гладкую поверхность, потом бессознательно вынул карандаш и стал чертить на доске стола женский профиль. Вышло очень похоже на леди Гариссон.

   "Неужели уловил? - обрадовался Варгин. - Конечно уловил!.. Кажется, хорошо!" - и он, отодвинувшись, снова на чистом месте сделал контур поразившего его лица.

   - Где пан видел его? - послышался в это время голос Станислава.

   Варгин вздрогнул и оглянулся. Станислав стоял сзади него и смотрел ему через плечо.

   - Кого видел? - удивился Варгин. - Эту женщину?

   - Да, ее, которую вы тут так похоже нарисовали, - пояснил Станислав.

   В первую минуту Варгану не хотелось говорить с этим человеком о леди, и он решил соврать, что рисунок - его фантазия, но он сообразил, что Станислав мог, находясь в услужении у маркиза, знать что-нибудь о красивой англичанке, и потому спросил в свою очередь:

   - А вы ее знаете?

   Станислав как-то странно усмехнулся.

   - Еще бы! - произнес он, вскинув плечами.

   - Вы ее знаете; Знаете? - радостно повторил Варгин.

   - Ну да, и давно!

   - Вот как!

   - Еще бы!

   Варгин внимательно посмотрел на Станислава.

   С тем делалось что-то странное. Рот у него нервно дернулся, и один глаз замигал, как это бывает у людей, одержимых нервным тиком.

   - Что с вами? - невольно вырвалось у Варгина.

   - Ничего, только у меня всегда так, когда я вспоминаю о ней. Пан может ведать, что такие воспоминания должны действовать.

   - Какие воспоминания?

   - Да как же? Ведь это все-таки моя жена!

   - Как ваша жена? - воскликнул Варгин и даже привстал со своего места. - Эта... эта... эта женщина - ваша жена?

   - Ну да!

   "Нет, он с ума сошел или нагло врет! - решил Варгин. - Пьяным напиться он не мог еще - значит, с ума сошел!"

   Станислав опять усмехнулся.

   - Пан, я вижу, не верит мне, - произнес он, - а между тем он нарисовал профиль моей жены. Она здесь, в Петербурге? Скажите, будьте ласковы, она здесь теперь? Я должен знать это.

   Тон его был очень искренний, но Варгин все-таки не мог поверить ему.

   - Она уехала от меня пять лет тому назад, скрылась неизвестно куда, - продолжал Станислав. - С тех пор я ищу ее. Но все было напрасно. Недавно я получил сведение, что найду ее в Петербурге. Я нарочно нанялся к маркизу де Трамвилю в камердинеры, потому что он ехал в Петербург, а у самого меня денег на поездку не было. Вы знакомы с ней?

   "Да неужели это правда? Нет, тут что-то не так! - продолжал сомневаться Варгин. - Откуда беглой жене этого поляка стать вдруг английской леди, обладательницей такой яхты? Все это вздор или просто его больная фантазия!"

   - Нет, ручаюсь вам, что это не ваша жена, - твердо сказал Варгин. - Вы ошибаетесь...

   - О нет, я не ошибаюсь! - возражал поляк.

   Но в это время по бревенчатому настилу у трактира простучали колеса кареты, которая подкатила и остановилась. Варгин выглянул в окно.

   Карета была огромная, четырехместная, запряженная четырьмя лошадьми цугом, с форейтором. На запятках стояли два гайдука, они соскочили, откинули подножку и растворили дверцу. На дверце красовался огромный княжеский герб.

   Из кареты легко и ловко выскочил Елчанинов и подал руку выходившей за ним девушке.

   Елчанинов провел ее прямо в верхнюю горницу, где лежал Трамвиль. Девушка казалась очень взволнованной и, когда увидела лежавшего без сознания маркиза, пошатнулась, но совладала с собой и только крепче оперлась на руку ведшего ее Елчанинова.

   - Я говорил, что вам лучше не ехать самой! - сказал он.

   - Нет, нет! Ничего! - перебила его она и потом, сделав над собой усилие, добавила: - Он жив?

   Елчанинов вопросительно взглянул на Варгина.

   - Кажется, - ответил тот, тут только вспомнив и застыдясь, что совсем невнимательно исполняет взятую на себя роль сиделки.

   - Доктор... где доктор? - спросила девушка.

   В это время в комнату входил, приехавший с ней и с Елчаниновым в карете, старик-доктор. Он направился к больному, нагнулся над ним и приложил руку к его груди. Была минута томительной тишины ожидания; все затаили дыхание, притаились и замерли. Доктор покачал головой и произнес:

   - Похоже на то, что все кончено!

   Девушка дрогнула, доктор кинулся к ней, и по тому, что он оставил маркиза, можно было догадаться, что, действительно, все было кончено.

   Но она оказалась не из тех, которые падают в обморок или впадают в истерику, когда, наоборот, от них требуются ясность сознания и бодрость.

   - Во всяком случае надо увезти его скорее отсюда! - сказала она. - Скорее сделаем это; помогите мне.

   Все немедленно подчинились ее влиянию и, как бы успокоенные ее самообладанием, начали хлопотать, но без суеты и излишней возни.

   Все вышло как будто само собой: со стола сняли крышку и сделали из нее в карете койку. Самое трудное было перенести и уложить на эту койку Трамвиля; два гайдука, Елчанинов, Варгин и Станислав подняли его, стараясь сделать это как можно осторожнее.

   Доктор ничего не говорил им и не указывал, находя это излишним, что они несли безжизненный труп, с которым уже, с точки зрения доктора, церемониться было нечего. Девушка и доктор сели в карету, Станислав поместился на козлы. Оставшиеся после Трамвиля вещи обещался привезти Елчанинов.

   Когда карета уехала и он остался с Варгиным, тот первым делом спросил его:

   - Кто это такая?

   Елчанинов был очень потрясен всем случившимся, Варгин тоже чувствовал себя не совсем ладно. Елчанинов не ответил ему на вопрос, поставил локти на камин и закрыл лицо руками.

   "Однако, какой он впечатлительный!" - подумал Варгин.

   - Фу, как глупо! - вдруг произнес Елчанинов, отнимая руки от лица, и, тут только оглядевшись и как бы придя в себя, спросил: - А где же Кирш?

   - Он пошел спать, - ответил Варгин, - ведь он всю ночь не спал сегодня.

   - Да, он не спал, - вспомнил Елчанинов. - Фу, как глупо! - повторил он и, высунувшись в окно, крикнул: - Хозяин!

   Хозяин стоял на крыльце вместе с остальным населением трактира, взволнованным необычайным происшествием и обсуждавшим его, глядя вслед удалявшейся по дороге карете.

   - Водки! - приказал Елчанинов и стал ходить по комнате.

   Хозяин принес на подносе графин водки, огурцов и хлеба.

   Елчанинов налил себе рюмку, выпил ее залпом, потом налил другую, выпил и ее так же и, не закусив, опять заходил из угла в угол.

   - Да что глупо-то? - решился наконец вставить свое слово Варгин, тоже отведав водки и откусив кусок огурца.

   Елчанинов остановился, скрестил руки и, мотнув головой в сторону, куда уехала карета, спросил:

   - Ты ее видел?

   Варгин прищурил один глаз.

   - Кого? Девицу, с которой ты приехал?

   - Да... да...

   - Ну, конечно, видел! Я и спрашиваю тебя: кто она?

   Елчанинов круто повернулся.

   - Не знаю! Ничего не знаю! - вдруг быстро заговорил он. - Ни кто она, ни даже как ее зовут, да и встретиться мне с ней пришлось при таких странных и необычайных обстоятельствах, а между тем вот поди ж ты, я теперь от нее сам не свой; знаю, что это тут вовсе не к месту и обстоятельства совершенно не такие.

   - Что ж, ты влюбился?

   - Умный ты человек, а говоришь глупости! - серьезно возразил Елчанинов. - Уж сейчас и влюбился! И слово какое пошлое! Ничего тут нет и быть не может, а так только: глупо, вот и все!

   - Так как же ты ее нашел?

   - Ах, да никак я ее не находил! Очевидно, нас свела сама судьба: мы должны были встретиться, вот и встретились! Ты знаешь: две души должны непременно встретиться.

   - Знаю! - махнул рукой Варгин, хрустя огурцом за обеими щеками.

   Время, в которое они жили, было сентиментальное, чувствительное: тогда люди, в особенности молодые, как Елчанинов, верили в родство душ, предопределенные судьбой встречи, в идеальную, платоническую любовь и в то, что браки совершаются не на земле, а на небесах.

  

  

   - Когда я расстался с вами, - начал рассказывать Елчанинов Варгину, - и пошел в дом князя Верхотурова, то, как известно, мне приходилось отправляться наугад, потому что этот маркиз просил отнести кольцо в дом князя и рассказать там обо всем, что случилось, но, кому надо было передать кольцо и рассказать, этого он не договорил. Ну вот, иду я и рассуждаю: кого же мне спросить у Верхотурова? Сам князь умер, оставил огромное состояние, наследников этому состоянию нет, значит, некому теперь и жить в его доме, кроме холопов. Ну, думаю, хорошо: раз обещал идти - все равно пойду, а там посмотрю, что будет. Дело в том, что, как ты помнишь, маркиз-то очень настаивал, чтобы непременно была исполнена эта его просьба. Вам с Киршем он какие-то документы поручил доставить, а мне приходилось рассказывать о нем и кольцо отнести. Я и смекнул по дороге, что, вероятно, эти документы его дел касались, а кольцо, наверно, к его сердечному влечению отношение имеет; значит, то лицо, к которому я направляюсь посланным, - отнюдь не мужчина, а непременно должна быть женщина. Когда я сообразил это, то пошел увереннее, все-таки уж не совсем наобум. Извозчик мне попался довольно далеко. Сел я на него и поехал, подъезжаю к верхотуровскому дому, ничего себе - дом как будто имеет жилой вид: ставни не затворены, цветник расчищен, и дорожка к подъезду укатана, песком посыпана и водой полита, даже бронзовые вензеля на решетке и те вычищены! Извозчика я оставил у ворот, обогнул цветник, и прямо в главный подъезд: "Ну, - думаю, - заперт он, да все равно, попробую, толкнусь!" Только подхожу, ан дверь предо мной как бы сама собой распахивается. "Что за чудеса? - думаю. - Механизм, что ли какой в ней есть?" Только смотрю: это - не механизм, а карлик, маленький-премаленький, вот этакий! - и Елчанинов показал рукою на аршин от пола.

   Приятель молча слушал его.

   - Карлик этот, - продолжал он, - должно быть, стоял у подъезда, только я его не заметил. "Вот так швейцар!" - думаю. Вошел я, карлик на меня смотрит, а я - на него. Я чувствую, что он совершенно прав, что на меня смотрит, и что мне нужно объяснить ему, зачем я пришел. Делать нечего, я ему назвал себя, но это, разумеется, ему ничего не объяснило. У князя Верхотурова я не бывал, карлика этого я никогда не видел. Он мне поклонился; вижу - карлик обстоятельный, хорошему обращению обучен. Впрочем в княжеском доме иначе и быть не может; тогда я решил как-нибудь высказаться в общих выражениях; авось обстоятельный карлик поймет как-нибудь меня. "Видишь, милый друг, - сказал я ему, - я, собственно, тут не по своему делу, а по просьбе маркиза де Трамвиля". Как только я назвал маркиза, так карлик осклабился, словно чрезвычайно обрадовался, и сейчас говорит мне: "Пожалуйте!" Я ничего не понял и только руками развел; куда мне "жаловать" - не знаю. А карлик опять раскланялся, рукой этак показал - совсем по-придворному, "следуйте, дескать, за мною" - и повел меня вверх по лестнице. Лестница, братец ты мой, мраморная, великолепная, и ковер на ней красный, бархатный.

   - Эка, подумаешь, невидаль! - воскликнул Варгин. - Ведь на яхте...

   - Да ты не перебивай, а слушай! - остановил его Елчанинов. - Ну так вот, карлик ведет меня, я иду за ним. Прошли мы большой зал, одну гостиную, другую; в третьей карлик попросил меня подождать, а сам юркнул в дверь и исчез. Стал я у окна, смотрю в него в ожидании и испытываю такое ощущение, что как будто кто-то на меня смотрит сзади. Знаешь, бывает это иногда, и непременно тогда оглянешься. Оглянулся и я. В комнате никого не было, но прямо на меня смотрели два черные, как уголь, глаза, и такие острые и проницательные, что я никогда таких не видал; так и казалось, что живые! Это на противоположной окнам стене портрет висел. Нарисован был мужчина молодой, в петровском парике, лицо изжелта-бледное, глаза так прямо и смотрят. Отошел я к другому окну, глаза опять смотрят, просто хоть вон из комнаты уходи! Самому перед собой даже совестно, а за сердце какая-то жуть хватает. Вдруг дверь с шумом растворилась, хлопнула, и в комнату быстрыми шагами почти вбежала девушка.

   - Эта самая, что сюда с тобой приезжала?

   - Да, да, именно эта! Вбежала она и тревожно спрашивает: "Вы от него? Что с ним? Я всю ночь не спала, он должен был приехать, самое позднее, вчера вечером, он не мог не приехать! Значит, что-нибудь случилось". Я говорю: так и так, действительно случилось, и рассказал, в чем дело. Надо было видеть ее, как она выслушала мой рассказ! Положим, я постарался не сразу говорить все, а постепенно, но, надо отдать ей справедливость, владела она собой так, что любому мужчине впору: ни "охов", ни "ахов", схватилась за колокольчик, позвонила. Вбежала горничная. Я говорю: "Принесите барышне стакан воды", - а она говорит: "Не надо воды! Скажи, чтобы сейчас же большую карету закладывали и как можно скорей подавали, а Максиму Ионычу - чтобы бежал сейчас к доктору и привел его сюда!". Распорядилась она всем этим спокойным, ясным голосом и затем опять ко мне, стала расспрашивать о подробностях, как все это было, и главное - жив ли еще "он"; она ни разу не сказала ни маркиз, ни Трамвиль, ни имени не называла, а говорила все время "он".

   - Почему это так? - спросил Варгин.

   - А Бог ее знает! Да, так вот что было дальше, - продолжал рассказывать Елчанинов, - видимо, в верхотуровском доме прислуга была дрессирована мастерски, потому что карету заложили словно на пожар, так быстро, что я и оглянуться не успел; явился откуда-то и доктор, сейчас же. Все сделалось, как по щучьему велению. Мы сели втроем в карету и поехали, лошади понесли что есть духу, вскачь. Девушка всю дорогу молчала, ни слова не проронила, сжала губы, и ни слова! Доктор тоже молчал; откуда его достали и каким образом подняли такую рань - я не знаю; я тоже молчал; заговаривать первому считал для себя неприличным. Так и приехали сюда, а остальное ты уже знаешь.

   - Так ты не спросил у нее, кто она такая? - сказал Варгин, когда Елчанинов кончил свой рассказ.

   - Да когда же было спрашивать, сам посуди! - подхватил Елчанинов. - А кроме того, я это считал неучтивым! Что же, допрос ей чинить надо было? Раз она не нашла нужным назвать себя, я не смел спрашивать ее, да к тому же все это должно выясниться сегодня же; я обещал привезти вещи маркиза и привезу их, осведомлюсь о его здоровье и увижусь с нею!

   - Куда же ты повезешь эти вещи?

   - В дом к князю Верхотурову.

   - Ты думаешь, она отвезла маркиза к себе в дом?

   - А куда же ей везти его?

   - Мертвого-то?

   Елчанинов поморщился.

   - Бог знает; во всяком случае я повезу вещи в дом к Верхотурову; надо собрать их.

   - Да, но погоди! - сказал Варгин. - Надо узнать еще не только, можно ли будет вещи везти, но будет ли на чем нам самим отсюда уехать.

   - А ты-то как же добрался сюда? - спросил Елчанинов.

   - Я? В дилижансе.

   - А Кирш?

   - Тоже!

   - Дело скверное! Но, наверно, у хозяина найдется подвода для вещей.

   Был снова призван хозяин, однако он принес вести самые неутешительные. Карета маркиза была изломана так, что починить ее своими средствами не было никакой возможности; увязанные на ней сундуки и важи были так тяжелы, что под них требовалась большая телега, которой у хозяина не было, а была у него маленькая таратайка, которую он только что отдал внаймы в город.

   - Кому же ты отдал? - удивился Варгин, знавший, что, кроме них, никого с утра в трактире не было.

   - Да вот одному из ваших же, - ответил хозяин, - тому, который с вами приезжал.

   - Киршу?! - в один голос воскликнули Варгин и Елчанинов.

   - Уж не знаю, как их величают, может и так, только они выспались, встали, сторговали у меня таратайку в город и уехали!

   - Как "уехали"?

   - Да-с! Сели в таратайку и уехали!

   - И нам ничего не велел сказать?

   - Ничего!

   Варгин выпятил губы и протяжно свистнул.

   - Елчанинов, у тебя деньги есть? - спросил он.

   - Кажется, еще осталось немного.

   - Насчет денег не извольте беспокоиться, - заметил трактирщик, - господин, который уехал, за все заплатил!

   - Ну, хоть это хорошо! - сказал Варгин.

   - А все-таки он свинья! - решил Елчанинов. - Что же мне теперь без него делать?

   Варгин пожал плечами.

   - Да то же, братец, что и при нем! Ведь он же не подвода, которая тебе нужна, и на нем ты маркизовых вещей все равно не свез бы! Поэтому его отсутствие ничуть не усугубляет твоего положения, а раз у тебя есть деньги, так мы подождем обратного дилижанса, сядем в него и доедем до города.

   - Да пойми ты, - рассердился Елчанинов, - что ведь мне главное - вещи!

   - И вовсе не вещи тебе главное! - остановил его Варгин. - Ведь тебе что нужно? С этими вещами попасть в дом к Верхотурову? Ну, так ты можешь сделать это сегодня и без них. Сегодня ты пойдешь и скажешь, что, мол-де, не имея подводы, не мог привезти вещи, а затем завтра приедешь сюда с подводой, возьмешь вещи, и у тебя будет прекрасный предлог и завтра побывать в доме князя. Понял?

   Рассудительность Варгина, казалось, очень понравилась Елчанинову и вполне убедила его.

   - Знаешь что? - вдруг произнес он, сразу как будто повеселев. - Я есть хочу.

   - Ну что же, давай заказывать!

   - Ты чем нас накормить можешь? - обратился Елчанинов к хозяину.

   - Всем, чем угодно-с, - усмехнулся тот.

   И его слова оказались не пустым хвастовством, а действительно, у него был такой запас разной провизии, что мог удовлетворить самый изысканный вкус: нашлись ветчина, превосходная пулярка, заграничные сыры, сиг копченый, соленые лимоны, турецкий щербет, персики и настоящий английский эль, стоивший тогда по утвержденной правительством таксе сорок копеек бутылка. Словом, обед вышел такой, какого никак нельзя было ожидать найти здесь, и, принявшись за него, Варгин невольно удивился, откуда и для кого здешний хозяин держит такую роскошь.

   - Ну, как для кого? Для гостей! - авторитетно заявил Елчанинов.

   - Да какие же тут могут быть гости? - стал рассуждать Варгин, словно взявший на сегодняшнее утро патент на неопровержимую логику. - Подумай: какие гости тут могут быть? Проезжие под самым городом не станут останавливаться, а если бы ездили сюда из Петербурга, так, во-первых, это было бы известно, да и по внешнему виду трактир был бы совсем другой, а то он на вид такой, как строят для простонародья, а еда в нем барская! Согласись, что странный трактир!

   И Елчанинов должен был согласиться, что трактир был, в самом деле, несколько странный.

  

  

   Проезжавший мимо трактира дилижанс был задержан нарочно поставленным для этого человеком от хозяина, и вместе с Варгиным и Елчаниновым сели еще двое пассажиров, неизвестно откуда взявшихся. По платью они казались разночинцами, но руки у них были не мозолистые, не рабочие.

   Это обстоятельство еще более усилило сомнение Варгана относительно трактира. Откуда могли взяться эти пассажиры, появившиеся вдруг, как бы из-под земли, как раз к приходу дилижанса?

   - Нет, положительно, это - какой-то загадочный трактир! - сказал Варгин Елчанинову, когда они тронулись и поехали. - И заметь, что вчера на ужин дали обыкновенную еду, а сегодня вдруг явились деликатесы!

   При этих словах Варгина таинственные пассажиры как-то странно перемигнулись между собой.

   Приехав в Петербург, Елчанинов прямо направился в дом князя Верхотурова.

   Варгин сказал, что зайдет к Киршу, хотя и предчувствовал, что это будет напрасно, потому что внезапный отъезд Кирша, вероятно, объяснялся не чем иным, как тем, что его снова обуяла, по обыкновению, охота к чтению, и он бросил все, засел за свои книги, и увидеть его нет возможности.

   Варгину же нужно было увидеть Кирша для того, чтобы расспросить его, как он был во дворце, и самому рассказать о своей поездке на яхту и о том, что среди документов, которые он вез, был подробный план строящегося Михайловского замка.

   Этот план беспокоил Варгина. Без него все было бы хорошо, но о плане, как Варгин чувствовал, нужно посоветоваться с умным человеком, а Кирша он считал умным.

   Елчанинов, подъехав к верхотуровскому дому, прошел по знакомой уже дороге через цветник к большому подъезду, и на этот раз его встретил здесь не маленький карлик, а огромный, толстый, важный швейцар в густо обшитой гербовыми галунами ливрее.

   - Барышню можно видеть? - спросил Елчанинов, уверенный почему-то, что его сейчас же, как и нынче утром, проведут куда следует.

   - Какую барышню? - строго вопросил швейцар, кланяясь, однако, вежливо и почтительно.

   - Как какую барышню? - удивился Елчанинов. - Да вот у которой я был тут сегодня утром.

   - Не могу знать! - пожал плечами швейцар.

   - Как не можешь знать? Ну, госпожа, которая живет в этом доме.

   - В этом доме, - ответил швейцар, - был один господин - князь Верхотуров, ныне преставившийся и уже погребенный!

   - Как же так? Я видел ее сегодня утром и вместе с нею отсюда уехал в карете!

   Швейцар степенно и с достоинством улыбнулся.

   - Да вы извольте сказать, кого вам нужно и какую барышню вы ищете, а так я не могу знать.

   - В том и дело, что я имени ее не знаю!

   - Так что же прикажете мне сделать, если сами не изволите знать, кому доложить о вас?

   "Или он очень глуп, - подумал Елчанинов, - или очень хитер".

   Во всяком случае, он решил не сдаваться так легко и победить глупость или скрытность швейцара.

   - Мне нужно видеть маркиза де Трамвиля! - решительно заявил он, меняя позицию и думая этим путем добиться своего.

   - Маркиза де Трамвиля? - переспросил швейцар. - Такого в нашем доме нет.

   - Как нет? Разве его не привезли сегодня сюда мертвого?

   - С нами крестная сила! - перекрестился швейцар. - Зачем же к нам привезут мертвого? И зачем вам видеть его, если он мертвый?

   Елчанинов должен был внутренне согласиться, что выразился не совсем ловко и что вся правда на стороне швейцара.

   - Значит, его не привозили сюда?

   - Никак нет!

   Елчанинов замялся, помолчал, задумавшись. Швейцар терпеливо ждал, что он скажет ему дальше.

   - Вот что, - сообразил наконец Елчанинов, - позови-ка мне карлика здешнего! Он сегодня мне отворял дверь, я с ним столкуюсь.

   - В услужении у князя Верхотурова было два карлика; которого из них прикажете позвать?

   Елчанинов вспыхнул: увертливые ответы швейцара рассердили его, и он в сердцах крикнул:

   - Да зови обоих!

   Швейцар поклонился, с уверенным видом подошел к висевшей вдоль стены тесьме звонка и дернул за нее три раза.

   Через несколько секунд на мраморной лестнице сверху показался карлик, но не тот, которого видел Елчанинов сегодня утром, а другой, повыше его и с недобрым, как у того, а злым выражением лица.

   - А Максим Ионыч где? - спросил швейцар.

   - Ну вот, мне Максима Ионыча-то и нужно! - подхватил Елчанинов, вспомнив, что девушка приказывала горничной, чтобы "Максим Ионыч" отыскал доктора.

   - Максима Ионыча нет! - ответил карлик.

   Швейцар обернулся к Елчанинову и склонился, как бы говоря: "Сами слышите!".

   Елчанинов нетерпеливо тряхнул головой.

   - Где же он?

   - Уехал! - сказал карлик. - С час тому уехал в деревню!

   - И не вернется?

   - Вероятно, что нет.

   Елчанинов снова увидел, что ему не столковаться с этими людьми, но отступать он все-таки не хотел.

   - Хорошо! - проговорил он, как человек, принявший последнее решение. - Есть тут кто-нибудь, кто главный над вами, кто распоряжается?

   Швейцар не без некоторой гордости покачал головой.

   - Нами никто не распоряжается! Со смертью господина князя Верхотурова мы, по воле его сиятел