Главная » Книги

Уаймен Стенли Джон - Красная кокарда, Страница 4

Уаймен Стенли Джон - Красная кокарда


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

nbsp;  - Долой Бастилию! Долой Бастилию!
   Я замахал руками и закричал:
   - Чего вы хотите?
   - Правосудия! - кричали в одном месте.
   - Мщения! - вопили в другом.
   - Гаргуфа! Гаргуфа! - слышалось громче всего.
   - Перестаньте, - вдруг закричал диким, хриплым голосом Маленький Жан. - Разве мы пришли сюда, чтобы орать зря? Сеньор, выдайте нам Гаргуфа, и мы вас отпустим! В противном случае мы подожжем дом!
   - Каналья! - вскрикнул я. - У нас есть ружья...
   - И у мышей есть зубы, однако они сгорают заживо.
   И он с торжеством махнул своим топором в сторону, где горел флигель.
   - Мы дадим вам минуту на размышление. Выдайте нам Гаргуфа, и мы расправимся с ним, как хотим. Остальные могут убираться.
   - Это все?
   - Все.
   - А что же вы думаете сделать с Гаргуфом? - снова спросил я, весь дрожа.
   - Мы сожжем его заживо, - с ругательствами закричал кузнец.
   Меня бросило в холод. Помощи из Кагора нечего было и ждать раньше часа-другого. Из Со ее не могло и быть. Дверь не сдержит более натиска разбойников. Их было раз в тридцать больше, чем нас. Я не знал, на что решиться.
   - Даем одну минуту! - кричал снизу кузнец. - Одну минуту! Гаргуфа, или погибнете все!
   - Подождите!
   Я отвернулся от этих бесноватых фигур, от кружащихся над огнем голубей, спрыгнул с подоконника и увидал другую сцену, не менее для меня ужасную. Комната, ранее едва освещенная двумя свечами, была озарена красноватыми отблесками пожарища. Женщины уже перестали плакать и в молчаливом ужасе сбились в кучу. Старик-лакей, закрыв лицо руками, робко посматривал между пальцами. Одна мадемуазель, бледная как смерть, стояла спокойно. Она, очевидно, слышала наши переговоры.
   - Вы дали им ответ? - тихо спросила она, встретившись со мною глазами.
   - Нет. Они дали нам минуту на размышление, и...
   - Дайте им ответ, - промолвила она, содрогаясь. - Скажите, что этого никогда не будет. Никогда! Только скорее! Иначе они подумают, что мы колеблемся.
   Я, по-прежнему, не знал, на что решиться. В конце концов, что такое жизнь какого-то подлеца в сравнении с ее жизнью!
   - Мадемуазель, - заговорил я, стараясь не глядеть на нее, - может быть, вы не подумали хорошенько. Отказать им - ведь это значит обречь нас всех на гибель, и, в то же время, не спасти его самого!
   - Я подумала! - ответила она с решительным жестом. - Он служил моему отцу, а теперь служит моему брату. Если он и погрешил в чем-нибудь, то ради них. Но до этого, может быть, и не дойдет, - продолжала она, стараясь заглянуть мне в глаза. - Они не посмеют...
   - Где он? - хрипло перебил я.
   Она указала в угол комнаты. Я не узнавал теперь Гаргуфа. Я оставил его в припадке отчаянной храбрости, готовым дорого продать свою жизнь. Теперь он лежал, скорчившись, в углу. Хотя я говорил о нем вполголоса, не называя имени, он слышал и понял все. Его помертвевшее лицо исказилось от страха. Он пытался что-то сказать, но губы шевелились, не издавая звука.
   Такого рода испуг действует заразительно. Я подскочил к нему в бешенстве и схватил его за ворот.
   - Вставай, каналья! - закричал я. - Вставай и защищай свою жизнь!
   - Да, да, я буду защищать мадемуазель, - зашептал он, поднимаясь. - Я...
   Слышно было, как стучали у него зубы, а глаза бесцельно блуждали по сторонам, словно у зайца, которого вот-вот нагонят собаки. Было ясно, что ждать от него нечего. Рев толпы показывал, что срок, данный мне на размышление, истек. Оттолкнув от себя Гаргуфа, я бросился к окну.
   Однако, было уже поздно. Раздался такой сильный удар в дверь, что заколебалось пламя свечей. Женщины подняли вновь крик. В окно влетел большой камень, за ним другой, третий... Со звоном посыпались разбитые стекла. От дуновения холодного воздуха одна свеча потухла. Обезумев от страха, женщины с криком метались из одного угла в другой.
   Все эти крики, завывание толпы, зловещий отблеск пожара, общая паника - все это сильно подействовало на меня, и я стоял, беспомощно озираясь и не зная, что предпринять.
   Кто-то слегка дотронулся до моей руки. Повернувшись, я увидел перед собой Денизу, пристально всматривавшуюся снизу в мое лицо. Она была белее полотна.
   - Спасите меня! - шептала она, прижимаясь ко мне. - Неужели ничего нельзя сделать? Неужели мы должны погибнуть?
   - Мы должны выиграть время. Не все еще потеряно. Я попробую еще раз вступить с ними в переговоры, - отвечал я, чувствуя, как от ее прикосновения мужество возвращается ко мне.
   Я вновь взобрался на подоконник. На первый взгляд снаружи все оставалось по-прежнему. Но, приглядевшись внимательно, не трудно было заметить, что бунтовщики уже не двигались беспорядочно, а густой массой столпились напротив входных дверей, очевидно в ожидании, когда они будут взломаны. Я испустил отчаянный крик, надеясь удержать их от этой попытки. Но в общем шуме меня не было даже слышно.
   Пока я кричал, стараясь привлечь их внимание к себе, двери наконец рухнули, и толпа с торжествующим криком вломилась в замок.
   Времени больше нельзя было терять. Одним прыжком я возвратился в комнату и остановился в недоумении: около меня никого не было. Снизу доносился топот ног по вестибюлю, через секунду толпа уже будет здесь! Куда же исчезли мадемуазель, Гаргуф, плакавшие женщины, которые только что были тут?
   Внезапно что-то вроде стона раздалось справа от меня, из-за двери, ведущей во флигель.
   Едва я успел, перешагнув порог, затворить ее за собой, как в зале появились первые бунтовщики. Я быстро запер дверь на ключ, который, к счастью, оказался в замке, и пустился бегом через ряд комнат, оказавшихся передо мной.
   В последней из них я нашел беглецов. Они скрылись с такой поспешностью, что даже не подумали запереть за собой двери. Последней комнатой был будуар самой маркизы, отделанный белым шелком и золотом. Здесь несчастные укрылись за высокими спинками золоченых кресел. Единственная свеча бросала свет на украшавшие будуар безделушки и придавала какое-то особенное выражение их лицам, почти обезумевшим от страха.
   Мадемуазель стояла впереди этой кучки людей. Узнав меня, она постаралась успокоить своих спутников. Я спросил, сам не узнавая своего голоса, где Гаргуф.
   Оказалось, что они тоже не знали, куда он девался.
   - Но ведь вы бежали за ним?
   - Да, сударь.
   Это не объясняло отсутствия Гаргуфа. Впрочем, не все ли равно, куда он спрятался: ведь помощи от него было немного.
   Я с отчаянием огляделся. У меня было ружье и одного я мог уложить на месте, но какая от этого польза? Минуты через две мятежники неминуемо сломают дверь, и вся эта дикая орда накинется на нас...
   - А лестница из чулана? Он убежал по лестнице из чулана! - закричал бывший в группе беглецов мальчик - единственное существо, не растерявшееся в эти страшные минуты.
   - Где эта лестница? - спросил я.
   Мальчик бросился было ко мне, но мадемуазель опередила его: со свечой в руке она выпорхнула в коридор, отделявший будуар от других комнат. В стене коридора одна дверь была открыта настежь. Это, очевидно, и был чулан. Я заглянул в него и увидел темную лестницу. Сердце мое подпрыгнуло от радости.
   - Что там наверху?
   - Крыша, - был дан мне ответ.
   - Туда, скорее туда! - закричал я. - Скорее, они уже приближаются!
   Я слышал, как трещала запертая мною на ключ дверь. Бунтовщики старались выломать ее, и это могло произойти в любой момент. Слышны были хриплые голоса и ругательства. Но все уже перебрались на крышу. Быстро закрыв за собой дверь из коридора в чулан, сильно пахнувший мышами, я ощупью полез наверх. На повороте лестницы темнота рассеялась, и я быстро оказался на крыше.
   Зарево от горящего внизу дома ярко отражалось на большой трубе, стоявшей позади нас, и играло на небе; на листве больших каштанов, поднимавшихся верхушками до самой крыши, также лежал красноватый отблеск пожара.
   Остальная часть крыши и желоба тонули в темноте, казавшейся по контрасту с освещенными местами еще гуще. Густой дым струями валил снизу и, временами, совершенно скрывал нас из виду. Шум бушевавшей внизу толпы доносился сюда довольно приглушенно. Ночной ветерок холодом пахнул нам в лица, и у меня была теперь минута-другая, чтобы осмотреться и собраться с мыслями.
   - Есть ли еще лестница на крышу? - не без страха спросил я.
   - Есть, сударь.
   - Где? Впрочем, стой здесь и охраняй эту лестницу, - сказал я, передавая ружье слуге. - Пусть мальчик пойдет со мной и покажет дорогу.
   Парнишка побежал впереди и на гребне между двумя скатами крыши показал мне второй ход. Запереть его было нечем, и я не знал, что предпринять. К счастью, в нескольких шагах отсюда лежала груда кирпичей, оставшаяся, видимо, после ремонта трубы. Перетащив часть кирпичей к двери, мы в минуту заложили ее более, чем сотней штук. Поручив мальчику перетащить еще сотню, я бегом вернулся к женщинам.
   Если бы бунтовщики подожгли весь дом, нам было бы не избежать мучительной смерти. Но здесь, по крайней мере, можно было свободно дышать. Внизу, в будуаре маркизы, среди шелковых подушек и тяжелого аромата духов, мне было не по себе. К тому же, замок был довольно длинен, и пламя не могло охватить все здание разом. А, тем временем, могла подойти помощь.
   Я приложил руку к глазам, чтобы защитить их от света снизу, и жадно всматривался в темноту по направлению к дороге из Кагора. Через час, наверное, подоспеет помощь. Зарево видно за несколько миль отсюда, оно будет подгонять наших спасителей.
   Придет на помощь и отец Бенедикт. Не все еще потеряно!
   Мы стояли, сбившись в одну кучу, стараясь ободрить измученных женщин.
   - А где Гаргуф? - вдруг прошептал старик-лакей.
   - О! Я и забыл про него! - воскликнул я.
   - Куда же он девался, однако?
   Крыши, как я уже сказал, не видно было в темноте. Кроме того, она была вся усеяна трубами, и Гаргуф мог быть где-нибудь около нас. А, быть может, он в отчаянии уже бросился вниз!
   Пока я выяснял обстоятельства исчезновения Гаргуфа, опрометью прибежал мальчик, которого я оставил переносить кирпичи.
   - Там кто-то прячется! - вскрикнул он, прижимаясь к старому лакею.
   - Это, должно быть, Гаргуф, - отвечал я. - Подожди здесь.
   И, не взирая на вопли женщин, умолявших меня остаться с ними, я побежал ко второму ходу на крышу, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Вдруг до меня донесся какой-то шорох.
   Кто-то копошился на самом краю крыши. Я стал осторожно продвигаться вперед, не зная, что меня ожидает. За одной из труб действительно оказался Гаргуф.
   Он притаился в самой темной части крыши, там, где стена восточного флигеля выходила к парку.
   Парк был объят мраком, и можно было разглядеть только угол здания, стоявшего между ним и горящим домом. Сначала я предположил, что Гаргуф забрался сюда, чтобы спрятаться в темноте. Решив, что он не видит меня, я вздумал было приблизиться к нему, но он, встав с колен, зарычал на меня, как собака.
   - Назад! - закричал он каким-то нечеловеческим голосом. - Назад, или я...
   - Послушай, ведь это я, виконт де Со! - заговорил я как можно спокойнее, думая, что он не узнает меня от страха.
   - Назад! - опять закричал он. - Назад, - повторил еще раз, целясь в меня из пистолета. - Дайте мне одну минуту! Я не хочу умирать! Назад!
   - Да ты с ума сошел! - вскрикнул я.
   - Назад, или я буду стрелять. Я не хочу умирать.
   Он опять встал на колени и, цепляясь левой рукой за трубу, чудом держался на самом краю крыши. Вступить с ним в борьбу значило идти на верную смерть... Пришлось отодвинуться назад, но едва я сделал несколько шагов, как управляющий оторвался от трубы и полетел вниз.
   У меня захватило дух. Но напрасно я прислушивался - шума падения не было слышно. Вдруг спасительная мысль блеснула у меня: я бросился к тому месту, где мгновение назад был Гаргуф, и заглянул вниз.
   Гаргуф висел в воздухе, футах в двенадцати от меня. Осторожно он порывался спуститься ниже. Я инстинктивно обшарил Рукой крышу вокруг себя и нащупал веревку, на которой он висел. Она была привязана к трубе. Очевидно, он припас эту веревку заранее и, как всякий трус, скрывал свой план спасения, чтобы не уступать первой очереди мадемуазель и другим женщинам.
   В порыве негодования я сначала хотел оборвать канат, но быстро сообразил, что если ему удастся спастись, то этот путь может пригодиться и для других.
   Пока я обдумывал это, внизу в парке вдруг вспыхнул яркий свет, и человек двадцать мятежников бросились к дверям, через которые я еще недавно входил в замок.
   Гаргуф, спустившийся уже до половины веревки, замер и перестал двигаться. При свете факелов, которые несли с собой бунтовщики, можно было видеть каждый узел веревки, конец которой волочился по земле при каждом движении Гаргуфа. Направляясь к входу в замок, негодяи должны были пройти в двух шагах от этого места. Возможно, что, ослепленные ярким светом факелов, они в своем возбуждении могли и не заметить веревки.
   У меня перехватило дыхание, когда передний из шайки поравнялся с нею - мне показалось, что он что-то увидел. К счастью, он прошел мимо и вошел в подъезд. За ним последовали и другие. У меня отлегло от сердца. Оставалась одна женщина, та самая, что осыпала меня ругательствами, когда я появлялся в окне.
   Она бежала, торопясь нагнать других, и можно было надеяться, что она тоже ничего не заметит. Факел она держала в правой руке так, что свет приходился между нею и веревкой. Как сумасшедшая она размахивала факелом, танцуя и приглашая остальных мужчин скорее разграбить замок.
   Вдруг женщина остановилась напротив веревки, словно присутствие человека, сделавшего ей так много зла, имело на нее какое-то особенное влияние. Я видел, как она медленно повернула голову и, отдалив факел в сторону, внимательно стала смотреть вверх. Через секунду она увидела Гаргуфа!
   С радостным криком мегера бросилась к концу веревки и стала тянуть ее к себе, как будто таким путем она могла скорее овладеть несчастным управляющим. Мужчины, вошедшие было в дом, услышали ее хохот и вернулись обратно. Стоя на коленях на самом краю крыши, я дрожал всем телом, встречаясь с волчьими взглядами этих устремленных вверх глаз. Что же чувствовал в это время человек, поплатившийся за свой эгоизм и висевший беспомощно между небом и землей!
   Он начал проворно взбираться опять наверх и поднялся уже футов на двенадцать, но вдруг силы оставили его. Никакие человеческие мускулы не выдержали бы такой работы. Он хотел было добраться до следующего узла, но не мог.
   - Тяните меня кверху! - прохрипел он едва слышно. - Ради самого Бога!
   Но бунтовщики уже ухватились за конец веревки, и втащить его наверх не было никакой возможности, даже если б у меня хватило на это сил. Я крикнул ему, чтобы он поднимался сам, если хочет спасти свою жизнь, ибо через минуту будет уже поздно.
   Он понял, с трудом добрался до ближайшего узла и опять повис. Потом, сделав невероятное усилие, дотянулся до второго. Я слышал треск его мускулов и тяжелое дыхание. Осталось преодолеть еще три узла, и он будет на крыше.
   Вдруг он поднял голову и устремил на меня взор, полный отчаянья. Силы его иссякли. Мятежники с хохотом принялись раскачивать канат из стороны в сторону. Руки управляющего ослабели, и он со стоном спустился на два или три узла. Затем он опять уцепился за веревку и замолк.
   Между тем внизу собралась целая толпа. Все выли и прыгали, словно собаки, дожидающиеся лакомой пищи.
   Я не мог видеть теперь лица Гаргуфа, но от этого ужасного зрелища кровь стыла у меня в жилах. Поднявшись и с ужасом ожидая, что вот-вот он упадет вниз, я пошел прочь от края крыши. Но едва я сделал пару шагов, как вспышка яркого света ослепила меня и раздался громкий выстрел. Тело управляющего мешком упало вниз, а на том месте, где он висел только что, вилось легкое облачко дыма.
   Гаргуф не избег мести своих врагов.
  

IX. ТРЕХЦВЕТНЫЙ БАНТ

   Впоследствии мы узнали, что бунтовщики набросились на труп Гаргуфа и растерзали его, как дикие собаки. Но тогда с меня было довольно и того, что я видел.
   Несколько минут я держался за трубу, дрожа, как женщина, и едва не падая в обморок. Я был единственным зрителем этой страшной драмы; одиночество, холодный ветер наверху и свалка внизу потрясли меня до глубины души. Если бы негодяи вздумали напасть на меня в то время, я не смог бы и пальцем шевельнуть.
   К счастью, отрезвление пришло быстро и неожиданно.
   Позади меня послышались чьи-то шаги, и чья-то рука легла на мое плечо. То была маленькая маркиза де Сент-Алэ.
   - Вы вернетесь к нам? - сказала она, вопросительно поднимая ко мне свое лицо, казавшееся в темноте серым.
   Я, наконец, оторвался от трубы. Мне стало стыдно, что в припадке малодушия я совсем забыл о ней.
   - Что случилось? - спросил я.
   - Дом горит.
   Она произнесла это так спокойно, что сначала я не поверил ей, хотя и знал, что это должно было случиться.
   - Что такое? Как горит? - глупо спрашивал я.
   - Да, горит, - все так же спокойно повторила она. - Дым поднимается по чуланной лестнице. Видимо, они подожгли восточный флигель.
   Я бросился с нею к лестнице: через щели двери, ведущей на крышу, вился легкий дымок, едва заметный во мраке. Женщины уже бежали с этого места, и около струйки дыма, становившейся все заметнее и гуще, остались только я, да мадемуазель.
   Когда я влезал на крышу, мне казалось, что я смело встречу эту опасность. Тогда представлялось, что хуже всего было попасться в руки мятежников вместе с женщинами в тех роскошных апартаментах, где так сильно пахло розовой пудрой и жасминовыми духами.
   Теперь же угрожавшая нам гибель действительно была ужасна.
   - Мы должны скорее убрать кирпичи и открыть другую дверь! - закричал я. - Скорее открывайте другую дверь!
   - Они уже открывают, - отвечала мадемуазель.
   Действительно, все, кто был на крыше, сгруппировались около второго хода, разбрасывая кирпичи, которыми мы завалили его.
   - Мадемуазель, идите скорее, - кричал я. - Негодяи внизу, по всей вероятности, занялись грабежом, и мы сумеем спастись. Все равно, ничего другого нам не остается.
   В темноте и распространившемся дыму уже в нескольких шагах нельзя было ничего видеть. Я стал шарить вокруг себя руками и нашел Денизу возле одной из труб. Она стояла на коленях, закрыв лицо руками, волосы ее распустились.
   - Мадемуазель, - не без раздражения сказал я, находя, что теперь не время молиться, - нельзя терять ни одной минуты. Идемте! Ход открыт!
   Она как-то странно взглянула на меня. Ее лицо было бледнее прежнего, и весь мой гнев сразу испарился.
   - Я не пойду отсюда, - промолвила она. - Прощайте!
   - Не пойдете? - воскликнул я в ужасе.
   - Нет. Спасайтесь сами, - твердо и спокойно добавила она
   Я почувствовал, что задыхаюсь.
   - Послушайте, - закричал я, пристально глядя на эту белевшую во мраке фигуру. - Послушайте, вы не понимаете, что вы делаете! Оставаться здесь - значит погибнуть, погибнуть наверное. Дом горит под нами. Сначала рухнет крыша, на которой мы стоим, потом...
   - Это лучше, - прервала она, обращая лицо к небу с чисто женской величавостью. - Это лучше, чем попасть в их руки. Я - Сент-Алэ и сумею умереть с честью. Спасайтесь сами. Идите же, а я буду молиться за вас.
   - В таком случае, я тоже остаюсь здесь, - отвечал я, недолго думая.
   Что-то дрогнуло в ее лице. Она медленно поднялась с колен. Слуги уже бежали, ход был открыт и свободен. Схватив ее в объятия, я понес ее к лестнице - она была не тяжелее ребенка.
   Сначала она слабо крикнула и пробовала бороться со мной, но я только крепче держал ее, продолжая бежать. В открытом люке виднелась лестница, и я кое-как, все еще не выпуская ее из рук, спустился вниз и очутился в каком-то совершенно темном коридоре. В конце его, впрочем, брезжил слабый свет.
   Я кинулся туда. Распущенные волосы мадемуазель били мне прямо в лицо. Она уже не сопротивлялась более, и вскоре я добежал до какой-то новой лестницы. Узкая и крутая, не крашеная и не совсем чистая, она, очевидно, предназначалась для слуг. Здесь не было еще никаких признаков пожара, и даже дым не проник еще сюда. Но на середине лестницы валялась горящая свеча, которую, видимо, кто-то только что уронил. Снизу доносились хриплые крики, смех, возня и суматоха. Остановившись, я стал прислушиваться.
   - Поставьте меня на ноги, - прошептала мадемуазель.
   - А вы сможете идти?
   - Я буду делать все, что вы мне скажете.
   Я поставил ее у первой ступени и шепотом спросил, куда ведет дверь, виднеющаяся у подножия лестницы.
   - В кухню.
   - Если б можно было чем-нибудь накрыть вас, - сказал я, - нам удалось бы пробежать. Нас они не ищут. Они грабят и пьют.
   - Поднимите свечку, - прошептала она, - и мы попробуем найти что-нибудь.
   Я прислушался еще внимательнее: в кухне послышался какой-то шум, становившийся все сильнее и сильнее. В то же время до меня донесся запах дыма. Пожар, вероятно, распространялся и на флигель, в котором мы находились. Сзади нас была еще дверь. Налево по коридору виднелось еще несколько. - Я передал свечку моей спутнице и заглянул в ближайшую.
   - Может быть, здесь найдется какая-нибудь накидка, - прошептал я. - Нельзя оставаться здесь долее.
   Едва я успел произнести эти слова, как дверь внизу лестницы широко распахнулась, и какой-то человек бросился наверх к нам, шагая через две ступеньки. Он держал свечу в левой руке и железную палку в правой. Вслед за ним в растворенную дверь ворвался дикий хор голосов.
   Его появление было так внезапно, что мы не успели даже двинуться с места. Краем глаза я взглянул на мадемуазель. Она совершенно застыла от ужаса, и только свеча сильно дрожала в ее руке. Я быстро вырвал свечу из ее пальцев и потушил пламя.
   Потом, с подсвечником в руке, я стал ждать приближения незнакомца. Шпагу свою я где-то оставил, и теперь у меня не было другого оружия. Но лестница была довольно узка, и тут мог пригодиться и металлический подсвечник, особенно если другие мятежники не последуют за своим товарищем.
   Он поднимался быстро, держа свечу перед собой. Нас разделяли всего пять или шесть ступенек, как вдруг он споткнулся и с ругательствами упал. Свеча его потухла, и мы остались в полной темноте.
   Я инстинктивно схватил левой рукой мадемуазель, чтобы не дать ей вскрикнуть. Мы стояли, как статуи, затаив дыхание.
   Упавший человек, несмотря на близость к нам, очевидно, не догадывавшийся о нашем присутствии, поднялся, продолжая браниться, и остановился. Слышно было, как он ощупью искал свою свечку. Потом он стал спускаться вниз, где долго, как мне казалось, не мог найти задвижку двери.
   Дверь, наконец, открылась, и снова в нее ворвался на мгновение шум толпы. Пользуясь этим, я втолкнул мадемуазель в комнату, находившуюся позади нас и, оставшись сам у двери, стал прислушиваться.
   Как, однако, найти здесь в абсолютной тьме какое-нибудь платье, чтобы переодеться? Как пройти потом через кухню? Я пожалел, что покинул лестницу. Воздух в комнате был совершенно спертым, к тому же, все с тем же мышиным запахом. Но ворвавшийся за нами дым становился все гуще и запах его заглушал все остальные. Слышно уж было, как трещит пламя, охватившее стены флигеля.
   Сердце у меня упало.
   - Мадемуазель, - тихо позвал я.
   - Я здесь, - слабо прошептала она.
   - Нет ли отсюда окна на крышу?
   - Есть, но оно, вероятно, закрыто.
   У меня вдруг блеснула новая мысль: если пробраться через кухню невозможно, то, быть может, стоит попробовать спастись через окно? Я хотел уже подойти к нему, но мадемуазель, к моему удивлению, крепко ухватилась за мое плечо. Раздался тихий стон, и она упала прямо мне на руки.
   - Не падайте духом! Крепитесь! - твердил я, холодея от страха за нее.
   - Я так боюсь, так боюсь! Спасите, спасите меня! - простонала она.
   Мадемуазель держала себя вначале так храбро, что я был удивлен этой переменой, не подозревая, что даже самая храбрая из женщин подвержена таким перепадам настроения. Удивляться мне, впрочем, было некогда. Она все сильнее и сильнее наваливалась на меня, и напрасно было искать какой-либо помощи, какого-нибудь средства спасения. Кругом нас был кромешный мрак. Я уже не помнил, где была дверь, через которую мы вошли сюда. Напрасно я старался уловить малейший свет от окон. Я был совершенно один с полумертвой от страха девушкой на руках. Путь отступления был отрезан, а пожар подходил все ближе и ближе. Я почувствовал, как голова Денизы откинулась назад, и понял, что с нею обморок. Но в этой темноте я мог только поддерживать ее, прислушиваясь, не появится ли опять на лестнице напугавший нас человек.
   Все было тихо. Вдруг на лестницу вновь ворвался шум толпы: из кухни, очевидно, опять открыли дверь. По ступенькам застучали деревянные башмаки. Я как-то сразу сообразил, где находится дверь, ведущая из комнаты, и, положив мадемуазель на пол, остановился у порога, сжимая в руке подсвечник. Я находился в полном отчаянии от своего бессилия.
   С замиранием сердца вслушивался я в шаги. Услышав, что они замерли против двери, я крепко сжал в руке свое оружие.
   Внезапно раздался голос, который я сразу узнал. Быстро растворив дверь, я очутился лицом к лицу с отцом Бенедиктом. С ним было еще трое мужчин. Впоследствии мне рассказывали, что в эту минуту я был похож на человека, восставшего из гроба.
   Кюре бросился мне на шею и расцеловал меня.
   - Вы не ранены? - прежде всего спросил он.
   - К счастью, нет. Но как вы сюда попали?
   - Слава Богу, попали как раз вовремя, чтобы спасти вас. А где мадемуазель де Сент-Алэ? - быстро прибавил он, оглядываясь кругом. - Вам что-нибудь известно о ней?
   Я молча повернулся и вошел в комнату. Отец Бенедикт со свечой последовал за мной, а за ним, теснясь - трое его спутников, одним из которых был Бютон. Все это были простые крестьяне, но зрелище, представившееся их глазам, заставило их отпрянуть и обнажить головы.
   Мадемуазель лежала на том самом месте, где я опустил ее на пол. Голова ее покоилась на подушке из собственных волос. Лицо было спокойно и бледно, как у мертвой. Один глаз был полураскрыт и, не моргая, глядел в потолок. Что касается меня, то я смотрел на все это довольно спокойно - так много пришлось пережить мне за это короткое время.
   - Боже мой! - воскликнул, зарыдав, отец Бенедикт. - Неужели они убили ее?
   - Нет, - тихо отвечал я. - Она просто в обмороке. Если б здесь была какая-нибудь женщина...
   - Ни одной женщины здесь нет, за это можно поручиться, - пробормотал он сквозь зубы.
   Приказав одному из своих спутников спуститься вниз и принести воды, он прибавил ещё несколько, слов, которых я не мог расслышать.
   Вода была доставлена довольно быстро, и отец Бенедикт, заставив своих провожатых стать немного в сторону, принялся приводить мадемуазель в чувство, плеская воду ей в лицо. Он, видимо, очень торопился. Да и было от чего: комната все больше и больше наполнялась удушливым газом. Выглянув за дверь, я увидел, что огонь уже показался в конце коридора. Это заставило меня быть решительным, и я заявил отцу Бенедикту, что вынесу мадемуазель на руках.
   - Здесь она никогда не придет в себя, - пояснил я, чувствуя, как рыдания сдавливают мне горло. - Она задохнется здесь.
   В эту минуту в коридор ворвался густой клуб дыма, как бы подтверждая мои слова.
   - Я и сам так думаю, - медленно проговорил священник, - однако...
   - Что однако? Ведь здесь оставаться все равно нельзя!
   - Вы посылали в Кагор?
   - Да. Разве маркиз уже прибыл?
   - Нет еще. Видите ли, нас здесь всего четыре человека. Если бы я стал собирать еще, то, вероятно, опоздал бы. А с этими тремя, что я могу сделать? Правда, половина негодяев, устроивших погром, перепилась, но другие явились сюда со стороны...
   - Я думал, что все уже кончилось! - вскричал я.
   - Не тут-то было, - серьезно отвечал он. - Они позволили нам пройти после долгих препирательств. Я и Бютон - мы входим в число членов комитета. Но когда они увидят вас и мадемуазель де Сент-Алэ, трудно поручиться за то, что они сделают.
   - Не посмеют же они... - начал было я.
   - Не бойтесь, сударь. Они не посмеют.
   Слова эти сорвались с губ Бютона, которого не видно было из-за дыма. Он выдвинулся вперед, помахивая тяжелым железным бруском. - Они не посмеют. Нужно только сделать одно.
   - Что же именно?
   - Вы должны надеть трехцветный бант.
   Он проговорил эти слова с какой-то особенной, непонятной мне гордостью. Только позднее я понял это.
   Отец Бенедикт подпрыгнул на месте.
   - Верно, Бютон совершенно прав, - заговорил он. - К этому они должны отнестись с уважением.
   И прежде, чем я успел что-либо сказать, он сорвал у себя трехцветный бант и приколол его мне на грудь.
   - Теперь давай сюда твой, Бютон.
   И, взяв не совсем чистый бант кузнеца, он прикрепил его на левое плечо Денизы.
   - Вот так, - проговорил кюре. - Теперь берите ее на руки, - обратился он ко мне. - Живо, иначе мы здесь задохнемся. Бютон и я пойдем впереди. Остальные пойдут за вами.
   Дениза стала приходить в себя. Кашляя от дыма, мы тронулись в путь. Задержись мы еще на несколько минут, по коридору нельзя было бы пройти: кое-где уже пробивались тонкие струйки огня. Помогая друг другу и спотыкаясь, мы достигли двери в кухню. От дыма резало глаза и перехватывало дыхание.
   Кухня была большая, господская. В свое время на ней приготовлялось немало пиров и жарилось немало дичи. Но теперь я обрадовался, что мадемуазель спрятала лицо на моей груди и не могла видеть, что тут творилось. В очаге горел яркий огонь, в котором были набросаны куски жиру и ветчины; над ним горели трупы трех собак, отравляя воздух смрадом горящего мяса. То были любимые собаки маркиза, убитые в диком порыве к разрушению. Пол был усеян бутылками и залит вином, из которого, словно островки в море, торчали обломки мебели и разбитые бочонки. Все, что бунтовщики не могли унести с собой, они постарались испортить. И теперь еще какая-то женщина пыталась насыпать себе в передник как можно больше соли, кучей рассыпанной на полу, да три или четыре мужчины нагружали себя разными кухонными принадлежностями. Главная же масса погромщиков стояла на улице перед горящим зданием, заливаясь хохотом каждый раз, когда в огне падала труба или лопались стекла. Всякое живое существо, имевшее несчастье попасться им на глаза, они без капли милосердия бросали в огонь.
   Завидев нас, грабители постарались поскорее ускользнуть из кухни, озираясь словно волки, у которых отняли добычу. Они, несомненно, объявили и другим о нашем появлении, ибо, пока мы переводили, остановившись, дух, во дворе настала какая-то странная тишина.
   Когда мы открыли входную дверь, пламя горящего здания ярко освещало открывшееся нашим глазам зрелище. На всех лицах лежал отпечаток какого-то сумасшествия, о силе которого свидетельствовали груды обломков. Тень, отбрасываемая стенами, не позволила им сразу разглядеть нас. Но лишь мы сделали несколько шагов вперед, как вся толпа с яростным криком бросилась на нас, словно спущенная стая гончих на зайца. Низколобые, полуголые, перепачканные копотью и кровью, они напоминали скорее животных, чем людей.
   - Смерть тиранам! Смерть скупщикам! - рычала толпа, и от этих криков содрогнулся бы и самый смелый человек.
   Если бы наши спутники дрогнули хоть на мгновение, мы неминуемо погибли бы. Но они шли прямо, и вся толпа, кроме одного человека, вдруг отхлынула обратно. Оставшийся негодяй бросился на меня с ножом. И тотчас же Бютон поднял свой железный брус и, крикнув: "Относись с уважением к трехцветной кокарде!", ударил его по голове. Тот упал на землю, как подкошенный.
   - Относитесь с уважением к трехцветной кокарде! - заревел Бютон, словно разъяренный бык.
   Окрик этот произвел магическое действие. Толпа откатилась еще дальше, затихла и лишь тупо смотрела на меня и мою ношу.
   - Уважайте трехцветную кокарду! - закричал, в свою очередь, отец Бенедикт, поднимая руку и осеняя толпу крестом.
   Возглас его тотчас же был подхвачен сотней хриплых голосов. Прежде, чем я мог осознать произошедшую перемену, те самые люди, что минутою ранее были готовы растерзать нас, теперь толкали друг друга, крича:
   - Дорогу трехцветной кокарде! Дайте дорогу!
   Было что-то совершенно невероятное, странное и страшное в том почтении, в том уважении, которое дикари питали к этим словам, к банту, к идее. Я был так поражен, что всю жизнь не могу забыть этой сцены. Но в данный момент я едва сознавал, что происходит передо мной. Я шел сквозь толпу, спотыкаясь, будто во сне. Когда мы добрались до ворот, отец Бенедикт хотел было отнять у меня драгоценную ношу, но я запротестовал.
   - В Со! В Со! - лихорадочно повторял я.
   Не помню теперь, каким образом я очутился верхом на лошади. Мы скакали в Со по дороге, освещенной кровавыми отблесками пожара.
  

Х. НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ БУРИ

   В том месте, где дорога разветвлялась, отец Бенедикт предусмотрительно поставил часового для встречи помощи из Кагора. Теперь часовой должен был предупредить маркиза, что мадемуазель находится в безопасности. Не проехали мы и полмили, как за нами послышался стук копыт. Я уже пришел в себя после всего пережитого за ночь, остановил лошадь и приготовился передать маркизу де Сент-Алэ его сестру.
   Однако, то оказался Луи, сопровождаемый, к моему изумлению, всего пятью или шестью слугами, старым Гонто, одним из Гаринкуров и еще одним, незнакомым мне, человеком. Их лошади еле переводили дух от быстрой езды. Никому из прибывших не показалось, очевидно, странным, что я вез мадемуазель на своем седле. Поблагодарив Бога за то, что она осталась жива, каждый спешил осведомиться о числе бунтовщиков.
   - Около сотни, насколько я могу судить, - отвечал я. - А где же маркиз?
   - Он еще не вернулся, когда пришла весть о бунте.
   - Неужели вас так мало?
   - Я не мог собрать больше, - с досадой отвечал Луи. - Известие пришло в то время, когда загорелся дом Мариньяка, и он взял с собой около дюжины людей. Десятка два разбежались по своим замкам, опасаясь, что у них начнется то же самое.
   - Да, - прибавил он с горькой усмешкой, - теперь каждый сам за себя, кроме окружающих меня друзей.
   Гонто от быстрой скачки раскашлялся и едва держался на лошади.
   - Так вы не поедете с нами в Со? - спросил я, видя, что они поворачивают лошадей, поднимая целое облако пыли.
   - Нет, - сердито отвечал Луи. - Теперь или никогда! Если нам удастся еще застать их...
   Дальше я не расслышал его слов, ибо стук копыт заглушил их. Пришпорив лошадей, они в минуту были уже в шагах пятидесяти от нас. Но тут один из них, развернув коня, поскакал прямо на меня. Это был тот самый человек, которого я не знал.
   - Есть ли у них какое-нибудь оружие? - спросил он, подъехав ко мне.
   - Одно-то ружье было, - сказал я, с любопытством разглядывая его. - А теперь, вероятно, есть и еще. Большинство вооружено пиками и вилами.
   - Кто их предводитель?
   - Маленький Жан, кузнец из Сент-Алэ.
   - Благодарю вас, - проговорил он, поклонившись, и, пришпорив свою лошадь, пустился догонять остальных.
   Из боязни оставить полумертвую мадемуазель на попечении мужчин, я не мог присоединиться к ним, и мы двинулись дальше своей дорогой. Отец Бенедикт и я молчали, остальные говорили без умолку.
   В небе, по-прежнему, стояло сильное зарево, шум толпы все еще раздавался в наших ушах. Не раз на нашем пути попадались какие-то подозрительные фигуры, торопливо скрывавшиеся при виде нас в темноту. Отец Бенедикт полагал, что вспыхнул другой пожар, милях в двух восточнее Сент-Алэ. Но после пережитых волнений и в том душевном состоянии, в котором я находился, это предположение не произвело на меня никакого впечатления.
   Я не был бы поражен, если даже пожар вспыхнул впереди нас, в самом Со.
   К счастью, эта беда меня миновала. Напротив, вся деревня вышла ко мне навстречу и с приветствиями проводила до подъезда замка. В полном безмолвии, смешанном с любопытством, слуги сняли с моего седла мадемуазель и внесли ее в дом. Женщины, столпившись у входа, провожали нас глазами, но ни одна из них не решилась последовать за мной.
   Многое, что казалось сносным ночью, было отвратительно днем. Многое, что можно перенести за ночь, потом казалось совершенно невозможным. Проснувшись на следующее утро в зале, на кресле, в котором, по преданию, сидел однажды Людовик XIII, я увидел стоящего передо мной Андрэ. В окна и двери ярко светило солнце, и от его лучей все пережитое за ночь представилось мне просто сном. Но потом мой взгляд упал на пару пистолетов, которые я положил ночью около себя. Вспомнив действительность, я вскочил на ноги.
   - Маркиз де Сент-Алэ вернулся? - спросил я.
   - Никак нет.
   - А граф?
   - Тоже.
   - Неужели никто из них еще не возвратился? - вскричал я. Присев вчера в кресло отдохнуть, я рассчитывал, что через час меня разбудят, и я буду встречать их.
   - Вернулся только тот господин, что. был с ними, - доложил старый слуга. - Он теперь гуляет с аббатом в парке. А из-за него...
   - Что из-за него? - резко спросил я, видя, что Андрэ, взявший поучительный тон, вдруг остановился.
   - Он имеет такой вид, что вам, сударь, не стоило просыпаться из-за не

Другие авторы
  • Беляев Александр Петрович
  • Толстой Николай Николаевич
  • Годлевский Сигизмунд Фердинандович
  • Леонтьев Константин Николаевич
  • Мельников-Печерский Павел Иванович
  • Засецкая Юлия Денисьевна
  • Осоргин Михаил Андреевич
  • Петриенко Павел Владимирович
  • Зозуля Ефим Давидович
  • Капнист Василий Васильевич
  • Другие произведения
  • Соллогуб Владимир Александрович - Соллогуб В. А.: биобиблиографическая справка
  • Мусоргский Модест Петрович - Мусоргский М. П.: биографическая справка
  • Андреев Леонид Николаевич - Так было
  • Пяст Владимир Алексеевич - Переводы
  • Вельтман Александр Фомич - Эротида
  • Бласко-Ибаньес Висенте - Толедский собор
  • Туган-Барановский Михаил Иванович - М. И. Туган-Барановский: биографическая справка
  • Вогюэ Эжен Мелькиор - Э. М. де Вогюэ: биографическая справка
  • Волошин Максимилиан Александрович - Лики творчества
  • Скабичевский Александр Михайлович - М. Горький. Очерки и рассказы
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
    Просмотров: 397 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа