Сальгари Эмилио - Сокровище Голубых гор

="justify">   - Потом мы все бросились на носовую часть, в надежде овладеть добычей.

   - Да?.. Гм... Ну, значит, в это время кто-нибудь и совершил это злодеяние.

   - Позвольте узнать, капитан, о каком злодеянии вы говорите? - спросил недоумевавший старик.

   - Кто-то испортил у меня хронометр и секстант, чтобы лишить возможности делать измерения, понимаешь?

   Боцман и дон Педро в недоумении переглянулись. Наступило продолжительное молчание. Все трое погрузились в грустные размышления.

   - Это, должно быть, сделал кто-нибудь из ваших людей, капитан, - сказал наконец дон Педро. - Кому же еще?

   - Конечно. Но кто? Из людей моего экипажа нет никого, на ком можно бы остановить подозрение.

   - Так не извне же проник сюда изменник? - заметил молодой человек. - Следовательно, это кто-нибудь из ваших.

   - Из вахтенных никто не отходил от меня, за это могу ручаться головой, - утверждал боцман, усиленно ворочая во рту табачную жвачку, это любимое "лакомство" моряков. - Да и попробовал бы кто-нибудь сделать хоть одно подозрительное движение - я тотчас же отправил бы его в гости к акулам! - прибавил он, сжимая кулаки.

   - А разве не мог прокрасться в каюту кто-нибудь из остальных? - продолжал дон Педро. - Не сам же собою остановился хронометр и разбился секстант.

   - Да, вы правы, - согласился капитан. - Но кто мог решиться на такую подлость и с какой целью, - вот что меня интересует... К счастью, остался в целости компас; им теперь и придется руководствоваться. Если с ним одним нельзя добраться до определенного пункта, например, до Балабиосской бухты, то хоть мимо берега не проплывем. Прошу вас, дон Педро, и тебя, Ретон, оставить все это между нами. Пусть никто и не подозревает, что у нас случилось. Виновный сам не проговорится, а остальным лучше не знать, в каком затруднении мы оказались, чтобы не вызывать нежелательных волнений среди команды. Будем молча и зорко наблюдать за всеми. Теперь наша последняя надежда на компас: если испортят или совсем уничтожат и его, мы пропали. Другой компас, находившийся на "Андалузии", был сорван вместе с будкой и унесен в море ураганом, так что у меня остался только этот.

   - А вам не приходило в голову, что тут замешана рука Рамиреса? - спросил дон Педро.

   - Приходило, - ответил капитан. - Я даже не сомневаюсь, что это злодейство подстроено им. Наверное, подкупил здесь кого-нибудь. Но кто именно продал нас ему, - вот в чем вопрос. Клянусь моей душой, если этот негодяй попадется мне в руки, я его не пощажу!

   - Не поглажу его по голове и я! - проскрипел сквозь зубы боцман.

   - Хорошо, пока довольно об этом, - сказал дон Хосе. - Ступай, Ретон, к рулю и правь к северо-западу. Ветер подул с востока, а это-то нам и нужно.

   Пока старый моряк спешил на корму, капитан и молодой человек направились к носу плота. Часть команды прощалась с погибшим товарищем, другая часть управляли плотом. Один из матросов был занят разделкой меч-рыбы, другой разрезал ее на ломти и тут же густо солил их. На их лицах ясно было написано сильное отвращение: матросам претила необходимость питаться тем, что послужило причиной ужасной гибели одного из их товарищей. Но голод, этот величайший деспот, уже давал себя чувствовать команде, целые сутки не получавшей ничего, кроме той порции, которой было бы недостаточно и ребенку.

   Море начало слегка волноваться, и капитан должен был прислониться к высокой бочке, чтобы удержать равновесие. Дон Педро стал возле него. Дон Хосе долго и напряженно всматривался вдаль, потом, глубоко вздохнув, опустил руку с трубой.

   - Ничего не видно, капитан? - спросил его молодой человек.

   - Чернеется на самом горизонте какое-то пятно, но разобрать, что это такое, пока еще невозможно. Быть может, это вершина горы, а может статься, и просто облако.

   - А какой приблизительно высоты горы Новой Каледонии?

   - Самые высокие имеют от четырех до пяти тысяч футов, но их отсюда не видно: они находятся на южной стороне.

   - Не берег ли это уже виднеется, дон Хосе?

   - Нет, этого быть не может, - возразил капитан. - Берега Новой Каледонии очень низки; кроме того, мы должны считаться с тем, что земля круглая. Немного спустя опять сделаю обзор, а пока пойдемте завтракать, дон Педро.

   - Сырой рыбой?

   - Что же делать! Нельзя же развести огонь на плоту. Ведь это значило бы прямо обречь себя на самосожжение. Да вы не бойтесь, мой друг: рыба будет хорошо посолена, и вообще, к сырью обыкновенно очень быстро привыкают.

   - Ну, сестра едва ли согласится.

   - Для нее на сегодня остался кусок солонины с сухарем, а потом, если мы почему-либо еще не скоро достигнем берега, она сдастся: голод возьмет свое.

   Созвав экипаж к столу, расставленному под парусиновым навесом посередине плота, капитан напомнил, что нужно быть экономными в порциях, потому что еще неизвестно, когда попадется другая добыча.

   Девушке, с общего согласия, был предложен оставшийся кусок солонины и два последних сухаря.

   Все ели в угрюмом молчании. Самых грубых из моряков угнетало сознание, что они питаются чудовищем, погубившим их товарища. Голод у них был еще не настолько силен, чтобы заглушить в их сердцах голос совести.

   Встав из-за стола, капитан приказал завернуть покойника в старую парусину, потом, после новой общей молитвы, скомандовал опустить его в море. Едва мертвое тело скрылось в волнах, как на поверхности воды показалась огромная пасть со страшными зубами. Очевидно, его подстерегала под плотом акула, всегда еще издали чующая добычу.

   - Самая подходящая могила для моряков, - с горькой иронией произнес капитан.

   - Как бы нам всем не пришлось позавидовать, что для этого парня все уже кончилось! - проворчал себе под нос старый боцман.

   Хорошо, что никто не слыхал его зловещих слов.

   Рассыпавшись по плоту и обмениваясь между собой впечатлениями, матросы зорко всматривались в далекий небосклон, не покажется ли признака земли, и в море - не попадется ли еще рыба. Но ничего утешительного нигде не было видно. До земли, без сомнения, было еще далеко, а рыба хотя и шныряла поблизости, словно дразня несчастных пловцов, но держала себя очень осторожно: покажет голову, махнет хвостом и снова исчезнет. Особенно много мелькало красивой крупной рыбы с лазурной чешуей, сверкавшей в лучах солнца золотистыми блестками. Эта рыба ловится гарпунами, но она так проворна, что только самый искусный ловец может попасть в нее. Экипаж капитана Ульоа из себя выходил от досады, что у него перед глазами целая уйма вкусной пищи, а получить ее нет никакой возможности.

   По временам проносились мимо плота и целые стаи морских змей, длиной в метр, цилиндрических по форме, темно-коричневых сверху и с желтовато-белыми брюшками. Мясо этих змей хотя и нежно, но моряки на него не льстятся, зная, что оно ядовито.

   Вдруг один из матросов заметил, что и лазурные рыбы, и змеи в ужасе бросаются врассыпную, лишь только в их середину врезается плот. Обратили внимание на это обстоятельство и остальные моряки. Сам плот, даже и с людьми, не мог так напутать этих проворных морских обитателей, которым ничего не стоило увертываться от него. Очевидно, под плотом находилась та самая акула, которая закусила несчастным Кардосо и теперь притаилась в ожидании другой, не менее лакомой добычи.

   Когда Алонсо сообщил боцману о своем предположении, тот сказал:

   - Разумеется, она. Эта бестия, должно быть, намерена сопровождать нас до самого конца, чтобы по пути распугивать всю рыбу. Пока она не будет уничтожена, нам нечего и мечтать о пополнении запаса провизии.

   В полдень капитан, чтобы успокоить всю команду, производил по обыкновению свои измерения, хотя, как известно, ни хронометр, ни секстант больше не действовали.

   - Ну, теперь, слава Богу, до бухты осталось всего каких-нибудь восемьдесят миль, - веселым голосом говорил он окружавшим его матросам, с беспокойством следившим за его манипуляциями. - Если только не переменится опять ветер, мы скоро будем иметь удовольствие отдыхать под тенью кокосовой пальмы.

   Однако, когда дон Хосе оказался один на один со своим молодым другом, то сказал совсем другое.

   - Неприятная новость, - проронил он, уныло глядя в сторону.

   - Что еще случилось, капитан? - с беспокойством осведомился дон Педро.

   - Того черного пятна, которое я накануне заметил на горизонте, больше не видно. Будь это облако, оно уже надвинулось бы ближе. Следовательно, то была земля, а теперь ее и следа не осталось.

   - Что за странность, дон Хосе? Почему же это?

   - Да просто потому, что мы сильно отклонились в сторону. А я-то надеялся, что мы за этот день исправим курс!

   - Куда же нас отнесло?

   - На север, если только мой компас не врет. Может быть, и он испорчен, кто ж его знает?

   - Так мы уже миновали бухту?

   - Возможно, и так. Право, кажется, нет такого несчастья, которое не могло бы стрястись с нами. До сих пор я придерживался другого взгляда, а теперь...

   И не договорив начатой фразы, дон Хосе безнадежно махнул рукой.

   - Занесет нас на тот край океана! - с горечью проговорил дон Педро в тон своему собеседнику. - Доставшейся нам такой дорогой ценой рыбы надолго не хватит. Не больше чем на завтра, а потом что будет?

   - Ах, я и сам не знаю! - с отчаянием отозвался капитан. - Положим, море полно всяких случайностей, и плохих и хороших. Стоит только, например, пройти здесь какому-нибудь судну - и мы спасены.

   - Да разве заходят сюда корабли? Что им здесь делать?

   - Все может случиться, - самоутешался капитан. - Действительно, мы далеко от обычного курса судов, идущих от Зондских островов в китайские воды и обратно. Но ведь какое-нибудь судно может отклониться и в сторону Новой Каледонии. Есть же любители исследовать малоизвестные страны. Конечно, все это предположительно. С вами я могу быть откровенным, а другим не рискну сказать правду.

   - Стало быть, дело наше очень плохо, и на спасение, в сущности, нет почти никакой надежды! - с тоской воскликнул молодой человек.

   - Я не Бог, и верного ничего не могу сказать, - уже с оттенком раздражения проговорил дон Хосе. - Но пусть наши опасения останутся при нас. Раньше времени не следует обескураживать команду.

   Между тем, что бывает очень редко в этих жарких областях, потянуло свежим ветерком с юго-востока, и это угрожало отбросить злополучных пловцов от северных мысов Новой Каледонии. Тщетно боцман старался выправить курс, плот относило все дальше и дальше в сторону от намеченной цели. Экипаж же радовался ветру: это увеличивало надежду на скорое достижение берега. Еще более обнадеживало моряков появление птиц - не альбатросов и фрегатов, которые могут встречаться и за тысячу миль от берега, - а тех, которые держатся близ земли.

   К вечеру стало показываться на море и огромное количество водяных растений, покрытых как бы желтоватым порошком, называемым английскими моряками опилками. На самом же деле это вещество производится алъгами , микроскопическими водорослями, в изобилии встречающимися близ рифов и скалистых берегов.

   Подметив эти благоприятные признаки, капитан поспешил под навес, где дон Педро занимал беседой скучающую и подавленную горькими размышлениями сестру.

   - Вы с доброй вестью, дон Хосе? - спросил молодой человек, поднимаясь ему навстречу.

   - Да. Некоторые признаки указывают на близость берега, - ответил тот.

   - Новой Каледонии?

   - Именно. Ветер опять переменился, еще посвежел и несет нас как раз к Балабиосской бухте.

   - А самой береговой полосы еще не видно?

   - Пока нет. То, что я утром готов был принять за очертание горы, наверное, было лишь дождевым облаком. В Новой Каледонии в это время года часто идут дожди.

   - А когда можно надеяться пристать к берегу, капитан?

   - Определить это я пока не могу. Все зависит от ветра, который в этих широтах крайне непостоянен. Кроме того, надо считаться с разными встречными течениями.

   - Следовательно, мы и в виду берега можем долго пролавировать, не имея возможности пристать к нему? Ах, подумать только, что провизии хватит всего только на еще один день! - ужасался дон Педро.

   - Была бы вода, а без пищи можно обойтись денька два. Во всяком случае, нам нечего опасаться страшной участи экипажа "Медузы", - утешал капитан.

   - Какое зловещее совпадение! Я уже второй день все вспоминаю о "Медузе"! - вскричала девушка, только теперь из неосторожных слов брата понявшая, что до сих пор истинное положение дел от нее скрывалось.

   - Мало ли какие бывают совпадения! Не придавать же значение каждому пустяку, сеньорита, - возразил капитан, желая ее успокоить. - Вы лучше думайте не о дурном, а представляйте себе, как мы не сегодня-завтра будем сидеть под великолепными тенистыми деревьями, отягченными сочными плодами, а потом - рыться в золоте, спрятанном для вас вашим отцом в недрах Голубых гор.

   Однако, как нарочно, к ночи ветер стал утихать, потом поднялось сильное морское волнение с востока, явившееся, должно быть, отголоском шторма, разыгравшегося где-нибудь в отдалении. Под напором огромных валов плот подвергался такой качке, что все находившееся на нем раскатывалось и сталкивалось, угрожая разбиться или свалиться в воду. Команде всю ночь не пришлось сомкнуть глаз и следить за целостью груза.

   Когда наконец снова поднялось солнце, положение пловцов нисколько не улучшилось: шедшее с востока волнение еще не улеглось, и на горизонте ничего утешительного не показывалось. Все тот же безграничный морской простор со всех сторон охватывал злополучных пловцов, а над их головами сияло яркое лазурное небо без единого облачка.

   - Хоть бы какая-нибудь пирога показалась! - с отчаянием говорил капитан боцману. - И что всего хуже, мы даже не знаем, где находимся, из-за негодяя-предателя, скрывающегося среди нас... О, только бы мне узнать его! Понял бы он тогда, как проделывать такие шутки!

   - Что же, капитан, долго мы еще будем прохлаждаться здесь? - спрашивала команда, обступив его, когда он сошел со своего наблюдательного поста.

   - А вот подует ветер опять нам в спину, тогда мы через несколько часов будем у берега, - утешал он моряков, на лицах которых было написано угрюмое недоверие.

   - Рыбы хватит только на сегодняшний обед, капитан, - заметил один из моряков.

   - Что же будет с нами завтра, если не удастся сделать нового улова? - добавил другой.

   - Эх, братцы, люди постятся по целым неделям и то не умирают! Вот если бы у нас вышла вся вода, тогда действительно было бы скверно, но ее пока, благодаря Богу, достаточно.

   - Да мы и эти последние три дня живем впроголодь.. - начал было Алонсо.

   - Моя порция не больше вашей, однако я креплюсь, - перебил его капитан.

   - Это верно, капитан, и мы не смеем ничего возразить, - единодушно отозвалось несколько человек, пораженных верностью этих слов своего командира. - Вместо того чтобы ныть по-бабьи, постараемся лучше поймать еще хорошую рыбку, - прибавил один из них, очевидно самый благоразумный.

   - Вот это дело, ребята! - одобрил дон Хосе. - Давно бы так, чем терять время на пустые разговоры.

   Запасшись разного рода приспособлениями для ловли рыбы, команда уселась на краю плота и вся погрузилась в это занятие.

   Однако, несмотря на все их старания, не попалось ни одной рыбки, и в полдень капитан раздал остаток соленой меч-рыбы. Даже молодая девушка была вынуждена победить свое отвращение к сырому мясу и съесть кусок.

   С ужасом смотрели моряки на опустевшую бочку. Вдруг Эмилио, усерднее всех исполнявший обязанности вахтенного, заявил, что навстречу несется целая стая очень крупной летающей рыбы, преследуемая костедробителъницами .

   Вся команда бросилась на носовую часть и убедилась в верности слов юнги. Должно быть, летающей рыбе угрожала опасность не только со стороны птиц, но и от какого-нибудь врага под водой, вроде меч-рыбы или акулы, иначе, если бы не было такой опасности, она не стала бы держаться над водой на виду у пернатых хищниц.

   - Дайте-ка мне палку, товарищи! - крикнул один из матросов, малый лет под тридцать, жилистый, сильный и ловкий, настоящий испанский матадор, привыкший одним ударом сваливать быка. - Хорошо бы еще чего-нибудь на приманку, и у нас будет сегодня хороший ужин.

   - Кроме рыбьих внутренностей, которые я сберег на всякий случай, ничего нет, - отозвался повар.

   - Вот и отлично! Давай сюда, приятель.

   - Что ты хочешь делать, Джон? - спросил капитан у "матадора", бывшего чистокровным американцем и носившего английское имя. - Уж не задумал ли ты поймать на лету одну из этих "рыбок", которые немного меньше тебя самого.

   - Задумал и сделаю, капитан, - ответил Джон. - Когда я был еще у себя на родине, в Калифорнии, то чуть не каждый день притаскивал домой по несколько штук этой рыбы.

   - Неужели? Но ведь в каждой из них не менее двухсот фунтов. Впрочем, летучая рыба бывает и гораздо мельче, и ты ловил ее, наверное, сетями. А какой способ ловли ты намерен применить здесь?

   - А вот не угодно ли вам будет посмотреть, как мы, американцы, ловим эту рыбу прямо на удочку" Даже и не настоящую удочку, а на простую палку, - ответил калифорниец, наматывая на длинную и толстую палку часть рыбьих кишок.

   Присутствовавшие с любопытством обступили полукругом самоуверенного ловца. Привлеченная любопытным зрелищем, подошла даже девушка, держа под руку брата.

   Летучие рыбы огромной массой неслись прямо на плот, преследуемые воздушными хищниками, от которых старались спастись быстрыми, как молния, поворотами. Некоторые из этих рыб были длиной в пять футов и отличались красновато-коричневой окраской, тупым рылом и головным украшением в виде какого-то подобия каски, усаженной острыми колючками. Пользуясь своими длинными и широкими жабрами как крыльями, рыбы с шумом рассекали воздух и очень ловко бросались в пенистые волны в тот самый момент, когда пернатый враг, испуская крик преждевременного торжества, заносил над намеченной жертвой свой страшный клюв, готовясь нанести ей смертельный удар.

   Сидя на краю плота с опущенными в воду ногами, американец размахивал по воздуху своей примитивной "удочкой" с насаженной на ней приманкой, рассчитывая сильным ударом оглушить клюнувшую рыбу.

   Ловля летучей рыбы служит одним из любимых развлечений для жителей побережья Флориды, Нового Орлеана и Калифорнии - мест, наиболее богатых этой породой рыб.

   Как известно, есть два сорта летучей рыбы: мелкая, с нежным и приятным на вкус мясом, и крупная, на грубое, жесткое и терпкое мясо которой найдется мало охотников. Но голод, разумеется, гоняется не за качеством, а за количеством.

   Североамериканские ловцы обыкновенно выходят на эту ловлю в простых лодках и не используют никакого другого орудия, кроме крепкой палки с приманкой и бечевкой с подвижной петлей на конце. Приманка помещена так, что рыба, намеревающаяся ею воспользоваться, должна сунуться головой в петлю, которая и затягивается вокруг головы. Иногда же ее оглушают ударом палки и вытаскивают из воды, когда она свалится з нее. Нередко попадаются экземпляры в полтора метра длиною и более двухсот фунтов весом. Нужна особенная ловкость и сила, чтобы овладеть одному такой крупной добычей. Молодые североамериканцы на этой ловле упражняют свои силы, стараясь превзойти друг друга в интересном спорте. Диталлотеро - так называется крупная разновидность летучей рыбы - с трудом поддается на все ухищрения ловца и долго испытывает его терпение. Кроме того, она быстротой своих движений часто заставляет ловца терять равновесие; он падает в воду и подвергается неожиданному морскому купанию. Положим, для обитателя побережья это не опасно: во-первых, он с детства так же хорошо плавает в воде, как ходит по земле, а во-вторых, ловля летучей рыбы производится только в самое жаркое время года. Водится она у многих берегов Атлантического и Тихого океанов и почти всегда появляется огромными стаями.

   - Помолчите немного, товарищи! - крикнул Джон, не переставая размахивать приманкой по воздуху.

   Все сразу притихли и с интересом принялись наблюдать происходившую на их глазах сцену.

   Перед самым носом плота, среди опустившихся в воду диталлотеро, вдруг показалась меч-рыба, яростно нападавшая сразу на целый десяток их.

   Сообразив, что нужно делать в этот момент, Джон поспешно прицепил к палке острый крючок для ловли крупных рыб и с замечательной ловкостью сразу всадил его в бок одной из преследуемых меч-рыбой диталлотеро. Судорожно извиваясь, последняя тщетно рвалась с предательского крючка.

   -Давайте скорее другую палку с крючком и осторожно вытаскивайте добычу! - крикнул Джон товарищам.

   Требования ловца немедленно исполнялись, потому что дело шло об обеспечении себя хорошим ужином. Через полчаса на плоту лежало три огромных рыбы. Поймать больше Джону, несмотря на всю его ловкость, не удалось, так как остальная рыба поняла, что и со стороны людей ей угрожает не меньшая опасность, и, все еще преследуемая с двух сторон - хищной птицей и не менее хищной меч-рыбой, - бросилась в сторону.

   Призрак голодной смерти, носившийся над пловцами, пока исчез, но надолго ли - этого никто не мог предугадать.

  

   Прошло еще двое суток, а положение пловцов нисколько не изменилось к лучшему. Казалось, берег отходил от них все дальше и дальше, несмотря на то что боцман прилагал все усилия, чтобы держаться нужного направления

   Ни вблизи, ни вдали не белело ни одного паруса. Только изредка подлетала стая морских птиц, привлекаемая, быть может, любопытством, но тотчас же быстро удалялась, словно чуя, что на плоту есть два хороших стрелка: капитан и дон Педро, которые не упустили бы случая поохотиться на них.

   Провизия, добытая благодаря умению и ловкости американца, быстро убывала; да если бы ее было и много, она все равно должна была бы испортиться от сильной жары и неимения у пловцов больше ни одной щепотки соли.

   Экипаж глухо волновался. Волнение его увеличивалось еще и потому, что, по всей видимости, до берега вовсе не было так близко, как постоянно уверял капитан, и что, в сущности, никому не было известно, куда именно несет их плот, всецело находившийся во власти ветров и течений.

   Осаждаемый командой, требовавшей точного указания долготы и широты, под которыми они находились, капитан должен был сознаться, что не в состоянии определить этого, так как у него испортился хронометр. Причины он не высказал во избежание опасных недоразумений.

   Можно себе представить, как подействовало на матросов неожиданное для них открытие, что они затерялись в безбрежном океане и неизвестно, что ожидает их впереди.

   На третью ночь после рыбной ловли случилось нечто, сильно взволновавшее капитана, боцмана и дона Педро, этих троих людей, превосходивших остальных своих спутников силой духа.

   В эту ночь плот не двигался с места из-за полного затишья. Перед рассветом боцман, выйдя на вахту, уселся на носу. Старик надеялся при первых лучах солнца увидеть берег, но вместо этого обнаружил перед собой, в воде, кусок пробки вроде той, которая используется рыболовами для поплавков на удочках.

   Удивленный видом этого предмета и недоумевая, откуда он мог взяться, старик поспешно огляделся вокруг. Убедившись, что остальные вахтенные столпились в противоположной от него стороне, он достал веслом пробку и внимательно осмотрел ее.

   Эта находка не могла быть брошена с рыболовного судна, потому что там были в употреблении пробковые квадратики более крупных размеров и, вдобавок, всегда снабженные названием судна и какой-нибудь цифрой. Этот порядок был хорошо известен старому моряку, в молодости часто ходившему на рыболовных судах.

   Зажав в руке свою неожиданную находку, Ретон украдкой прошел в каюту к капитану, чтобы обрадовать его известием о вероятной близости какого-нибудь рыболовного судна, вышедшего, быть может, на добычу трепанга, этого моллюска, который так любим китайцами и водится только близ больших островов Тихого океана.

   Достаточно было простого шепота боцмана, чтобы дон Хосе, спавший всегда только "вполглаза", вскочил с тревожным вопросом:

   - В чем дело? Уж не берег ли?

   - К несчастью, пока еще нет, капитан, - ответил Ретон. - Впрочем, надеюсь, что теперь он уж скоро будет в виду. Но я не затем вас побеспокоил. Взгляните-ка вот, капитан, на эту вещицу, которую я только что выудил из воды.

   Капитан взял из руки боцмана пробочный квадратик и внимательно осмотрел его с обеих сторон. Вдруг с его уст сорвалось такое громкое восклицание негодования, что спавшие рядом за парусиновой переборкой дон Педро и его сестра проснулись и явились узнать, что еще случилось.

   - Новое несчастье, капитан? - спросил молодой человек.

   - Да" случайно открылась новая измена, - отрывисто проговорил дон Хосе, судорожно сжимая в руке квадратик.

   - Новая измена? - вскричал боцман, вытаращив с удивлением глаза.

   - Да, - продолжал капитан, - этот кусок пробки является доказательством того, что находящийся среди нас изменник продолжает свое гнусное дело. - Разве ты не понимаешь, что означает этот предмет?

   - Понимаю. Это значок, которым рыболовы обмениваются между собой во время кампании, - хотел ты сказать, мой старый друг. Да. Но эта таблетка брошена в воду здесь.

   - Кем же и с какой целью? - любопытствовал нетерпеливый дон Педро.

   - А вот сначала осмотрите эту штуку, - проговорил капитан, передавая ему квадратик.

   Молодой человек с живостью схватил этот маленький предмет и увидел довольно ясно нацарапанные на нем три непонятных иероглифа, над которыми расположилась фигура ноту - точное воспроизведение тех, которые значились на документе Фернандо де Бельграно.

   - Да ведь это то же самое, что у меня, - начал было он, но капитан перебил его:

   - Поверните пробку другой стороной. Что вы там видите?

   - Букву "А". Что же означает эта буква?

   - По всей вероятности, она означает "Андалузия".

   - Что же вы из всего этого заключаете, дон Хосе? - вмешалась наконец и девушка, до сих пор скромно молчавшая.

   - Сейчас объясню, сеньорита. Позвольте мне сначала спросить вашего брата кое о чем... Дон Педро, вы никому не показывали известный документ?

   - Никому, кроме вас, капитан.

   - Так ли это?

   - Даю честное слово.

   - А где вы его всегда храните?

   - У себя на груди.

   - Может быть, кто-нибудь доставал его у вас во время вашего сна?

   - Это невозможно! - вскричал молодой человек. - Я сплю так же чутко, как вы, дон Хосе, и всегда слышу малейший шорох около себя.

   - Однако кто-нибудь из наших все же изучил ваш талисман. Иначе объяснить это странное совпадение? - говорил с задумчивым видом капитан, вертя в руках возвращенную ему молодым человеком пробку.

   - Ну, что же вы об этом думаете, дон Хосе? - допытывалась девушка, инстинктивно чувствуя важность сделанного открытия.

   - А то, что над нами висит преступная рука пирата Рамиреса! - с нескрываемым волнением ответил моряк. - Этот негодяй подкупил кого-нибудь из моих людей. Я убежден, что этот значок брошен в море отсюда, и, быть может, уже не первый раз. Очевидно, этим путем ведутся переговоры с "Эсмеральдой", кораблем Рамиреса... Боцман, видел ты у нас на борту такие значки?

   - Нет, капитан, не видал. Да ведь они бывают только у рыболовов.

   - Подождите, вот и на боках квадрата есть знаки! - вскричал дон Педро, снова взяв в руки брошенную капитаном на стол пробку.

   - Какие? - поспешно спросил дон Хосе.

   - Да вот, на одном боку виднеется семь точек и четыре черточки, а на другом - цифры: двойка, десятка и двадцать четыре.

   - Гм! Да, - произнес капитан, взглянув на эти знаки. - Разумеется, это условные знаки.

   - Вы думаете, капитан, что этот значок предназначен для капитана Рамиреса? - спросил боцман.

   - Да, я убежден в этом.

   - Боже мой! Как же нам быть? - тоскливо произнес дон Педро.

   - Нужно постараться открыть предателя - больше нам ничего не остается, - сказал дон Хосе.

   - Эх, только бы он попался мне в руки! Угостил бы я им добрую акулу! - хрипел боцман, яростно сжимая кулаки.

   Вдруг он подскочил на месте, хлопнул себя по лбу и вскричал:

   - Да-да-да! Вспомнил! Вспомнил! Как-то утром я застал Эмилио бросавшим в воду такую пробку. Когда я его спросил, что он делает, он ответил мне, что бросает приманку рыбам.

   - Эмилио?.. Уж не подозреваешь ли ты этого мальчика? - с недовольным видом промолвил капитан. - Ты почему-то недружелюбно, даже враждебно относишься к этому бедняге, виновному разве только в том, что он по своей молодости охотник порезвиться, пошалить и поострить. Это у тебя своего рода мания, кстати сказать, очень для меня неприятная, и я был бы рад, если бы ты постарался от нее избавиться. Ну, сообрази сам, где же неопытному мальчику задумать и провернуть такую хитрую махинацию? На это нужен человек бывалый.

   - Хорош "мальчик", чуть не с бородой! - проворчал боцман. - Да ведь он...

   - Довольно! - сурово оборвал его капитан, поворачиваясь к выходу. - Оставим пока это. Никому ни слова, слышишь, Ретон? Будем наблюдать молча. Когда-нибудь предатель все же попадется. За это тебе большое спасибо, старина, а за стремление оклеветать ни в чем не повинного мальчика не хвалю.

   Вслед за капитаном вышли из каюты и остальные.

   По-прежнему нигде не было видно ничего, что могло бы окрылить надеждой угнетенный дух злополучных пловцов. Тихий океан в эту минуту вполне оправдывал свое название, данное ему, вероятно, в такое же утро великим, но несчастным Магелланом. В воздухе было совершенно тихо, и ни малейшая рябь не пробегала по зеркальной поверхности спокойных вод. Хотя солнце только что взошло, но уже немилосердно жгло.

   По временам с запада пролетали стаи птиц и, покружившись над морской гладью, снова возвращались назад. Это показывало, что в том направлении должна быть земля.

   - Все точно сговорилось против нас: ветер, море, люди и сама земля, как бы нарочно убегающая от нас, - говорил находившимся около него молодым людям капитан, долгое время молча водивший по всем направлениям подзорной трубой. - Лучше бы уж снова разразилась буря, чем это неспокойное затишье: по крайней мере, один бы конец. Стоим на мертвой точке и неизвестно, сколько еще времени придется пробыть в таком положении. Сегодня уже седьмой день, как мы покинули "Андалузию", а я был уверен, что не пройдет и трех дней, как мы будем у цели. Забыл, что не мы распоряжаемся стихиями, а они сами.

   Так прошел и этот день. Ночью ни капитан, ни боцман, ни дон Педро не смыкали глаз; оставаясь кто на корме, кто на носовой части плота, они наблюдали, не покажется ли наконец где-нибудь вожделенный берег.

   Команда усиленно работала веслами, но плот едва двигался вперед. Казалось, он превратился в свинец или притягивался чем-то снизу. С вечера до утренней зари было пройдено всего несколько миль.

   Полуголодные матросы глухо роптали между собой на капитана, вовлекшего их в такое безумное предприятие. Наобещал чуть не золотые горы, а вместо того подверг их всевозможным лишениям.

   Пока экипаж еще сдерживал кипевшие недобрые чувства, но по мрачным лицам и злобным взглядам матросов было видно, что достаточно небольшого толчка, чтобы все таившееся в них бурным потоком вылилось наружу.

   Прошло еще трое суток уже без всякой пищи. Напрасно матросы старались поймать хоть одну рыбу, напрасно и капитан истратил несколько зарядов, надеясь свалить хоть одного из альбатросов, иногда пролетавших над самым плотом, но, к несчастью, слишком высоко, так что их не могла настигнуть пуля.

   Наконец, начиная свирепеть от голода, команда перестала исполнять распоряжения не только боцмана, но и самого капитана. Это был очень зловещий признак. Одновременно с тем в сердцах матросов вспыхнуло озлобление против дона Педро и его сестры, в которых они видели главных виновников своих бедствий.

   Цель плавания экипажу хорошо была известна. Сам капитан сообщил своим людям, что дело это связано с сокровищем, скрытым знаменитым капитаном Фернандо де Бельграно в Голубых горах для своих детей, отправлявшихся за этим кладом. Сначала матросы, разумеется, были в восторге от перспективы получить богатое вознаграждение за переход по малоизвестным местам Тихого океана, в настоящее же время готовы были бы променять все золото мира на сытный обед и горько сожалели о тех днях, когда они спокойно плавали вдоль западных берегов Америки, где не могло быть такой голодовки.

   Эта перемена в настроении команды не могла укрыться от зоркого взгляда капитана и вызвала в моряке самые мрачные опасения.

   - Если еще долго не будет видно берега и нам не удастся раздобыть хоть какой-нибудь пищи, то дело наше дрянь, - говорил он боцману. - Особенно страшно становится мне за дона Педро и его сестру. Наша голодная команда такими алчными глазами смотрит на них, что того и гляди произойдет что-нибудь ужасное.

   - Сохрани, Господи! - вскричал боцман. - Попробуй только кто-нибудь тронуть хоть пальцем сеньориту - минуты не дам ему прожить, клянусь вечным блаженством моих родителей!.. Говорили вы об этом дону Педро, капитан?

   - Разве можно!

   - То-то, капитан! Молодой человек горяч и может раньше времени вызвать бурю" Винтовки и амуниция у вас в каюте?

   - Разумеется.

   - Смотрите, чтобы кто-нибудь не стащил их во время вашего сна или отсутствия.

   - Будь спокоен, никому не удастся: ты знаешь, как я чутко сплю, а уходя, всегда запираю помещение.

   - Всего у нас девять винтовок, капитан. Не лучше ли оставить только четыре, а остальные выбросить в море?

   - Я уже думал об этом, Ретон, но потом сообразил, что на острове среди людоедов лишнее оружие нам не помешает.

   - Это верно, капитан. Но если мы еще долго не доберемся до этого заколдованного острова, который не дается нам в руки, то как бы нам не пришлось раскаяться в излишке оружия. От голода люди чумеют; возьмут да и пристрелят нас нашим же собственным оружием. Нам для обороны достаточно и четырех винтовок, а остальными могут воспользоваться наши враги.

   - Ну, мы это увидим, Ретон, - проговорил дон Хосе. - Да, положение наше несладкое. Я сильно опасаюсь, как бы наши молодцы не вздумали повторить тех ужасных пирушек человечьим мясом, какие были устроены потерпевшим крушение экипажем "Медузы".

   Опасения его оказались вполне основательными. В тот же вечер семеро из команды, в том числе и Эмилио, собрались на корме и, делая вид, будто намерены продолжать свои бесплодные до сих пор попытки рыболовства, шепотом завели такую беседу, от которой у каждого слушателя кровь застыла бы в жилах.

   Юнга, несмотря на свою страсть к зубоскальству, пользовался любовью матросов, бывших когда-то приятелями его умершего отца, в свое время славившегося в качестве искусного лоцмана и хорошего товарища.

   - Пора наконец решиться, - говорил Эмилио, когда один из матросов спросил, какого он мнения относительно обсуждавшегося дела. - Что же мы, как круглые дураки, будем умирать с голоду, когда под руками столько вкусного мяса? Ждать, когда доберемся до земли, - бесполезно. До тех пор мы все передохнем с голодухи.

   - Страшный ты делаешь намек, паренек, - заметил Джон. - Ведь мы не людоеды.

   - Ну, это говори за себя или еще там за кого, Джон, - отозвался другой матрос. - До сих пор и я не был людоедом, но теперь готов им сделаться, только бы утолить голод" Третьи уж сутки он переворачивает все мои внутренности.

   - Каждому из нас суждено умереть, - заметил третий. - И не все ли равно, нынче или через несколько лет придет смерть? Я, например, хоть сейчас готов.

   - Да, но не от голода же! - перебил Эмилио. - На такую смерть мы к капитану не нанимались И не по своей вине мы попали в такое дьявольское положение, не правда ли, товарищи? Ведь не будь этого сеньоришки и его сестры, которые вбили себе в голову рыскать по неизвестным морям в поисках какого-то, может быть, вовсе и не существующего клада, мы бы и горя не видали. Поэтому я без дальних рассуждений предлагаю убить их и съесть, - заключил он.

   При этих словах, совершенно хладнокровно произнесенных юнгой, к которому всегда благоволили пассажиры, в особенности девушка, матросы в ужасе переглянулись, чуть не выронив из рук удил.

   - Джон, - обратился один из них к американцу, - погляди тут, как бы нас не подслушали. Даже товарищи пока не должны знать, о чем мы тут ведем разговор. В свое время все узнают.

   Американец встал и, пройдя несколько шагов, засел между двумя бочками, откуда ему видна была вся палуба.

   Капитан с боцманом находились на носу. Они тоже о чем-то вполголоса переговаривались, очевидно, не подозревая о совещании кандидатов в людоеды. Остальные матросы сидели вдоль одного из бортов, в противоположной от заговорщиков стороне. Дон Педро с сестрой заперлись в каюте и, наверное, уже спали.

   - Есть у вас терпение поголодать неизвестно сколько еще времени? - спрашивал Эмилио своих собеседников.

   - Нет! Нет! - единодушно отозвались матросы.

   - И вы полагаете, что остальные ваши товарищи не пойдут против вас?

   - Мы уверены в этом.

   - В таком случае нечего больше и церемониться: идем сейчас же к капитану и потребуем, чтобы он или дал нам провизии, или выдал этого малого либо его сестрицу на ужин.

   - Лучше бы уж сестрицу, - плотоядно облизываясь и со страшной улыбкой сказал один из матросов, - ее мясо будет понежнее.

   - А если капитан откажет нам? - спросил один из матросов.

   - Заставим силой, - ответил Эмилио.

   - Ты забываешь, Эмилио, что все оружие у капитана, а не у нас, - заметил еще кто-то.

   - Ну так что ж! - ничуть не задумываясь, возразил юнга, очевидно уже заранее во всех подробностях обдумавший свой адский замысел. - Нас ведь двенадцать человек, и мы вооружимся ножами и топорами. Перед такой силой капитан так струсит, что позабудет о своих ружьях и сдастся нам.

   - Ну, это еще сомнительно, - вмешался новый голос. - Он, кажется, не из трусливых. Ну ладно, попытаемся. А кого изберем старшим?

   - Лоцмана Эрмосу, - последовал дружный ответ.

   - А согласится ли он? - проговорил Эмилио. - Хотя по своей храбрости и наст