Главная » Книги

Сальгари Эмилио - Сокровище Голубых гор, Страница 2

Сальгари Эмилио - Сокровище Голубых гор


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

.
   - Но, дон Хосе, неужели...
   - Да, мой юный друг, едва ли нам удастся добраться до Голубых гор. До этой минуты я еще надеялся, а теперь, когда я слышу, как под моими ногами расползается судно...
   - Но, может быть, пробоина такого рода, что ее можно будет заделать? - искал утешения молодой человек.
   - Заделать! - повторил моряк. - Да вы поймите, что раз корабль вдруг перестал двигаться, несмотря на сильное волнение моря, то, значит, острие утеса проникло в самые недра корабля, и он теперь как бы пришпилен к утесу, а при таком условии о "заделке" и думать нечего.
   - Но у нас есть шлюпка, капитан.
   - Ее и следа не осталось. Разве вы не видите, что место, где она была, пусто. Ее снесло одновременно с верхушкой фок-мачты. Я еще тогда заметил это, да решил промолчать.
   - Боже мой! Боже мой! - с отчаянием восклицал молодой человек, заламывая руки. - Следовательно, мы погибли, и сокровище, собранное отцом для нас с сестрой, должно попасть в руки этого разбойника Рамиреса?
   - Ну, об этом еще рано беспокоиться. Если Рамирес вышел вслед за нами, то и его не миновала эта гроза; быть может, от него самого и от его судна теперь уж и следа не осталось, как от нашей шлюпки.
   - Что же нам теперь делать, капитан? Неужели мы так и будем сложа руки ожидать своей гибели?
   - Вовсе нет. Дайте немного улечься морю. Тогда посмотрим, нельзя ли будет соорудить плот и попытаться добраться на нем до берега. При спокойном море не страшно и на плоту.
   - Да ведь неизвестно, когда оно успокоится, дон Хосе!
   - По вашим возражениям видно, что вы в первый раз оказались лицом к лицу с опасностью, которой я подвергался десятки раз. Ураганы в Великом океане чрезвычайно сильны, зато непродолжительны. Не пройдет и ночи, как море совершенно успокоится. А когда перестанет свирепствовать ураган и исчезнет смерч, можно будет надеяться на долгое спокойствие. Не каждый же день случаются такие ужасы.
   Действительно, оставленные бурей в покое, огромные водяные валы понемногу стали уменьшаться, и под утро море пришло в обычное состояние. Солнце, появившееся во всем своем блеске, озарило совершенно чистое ярко-голубое небо и мелкую морскую рябь, слегка подернутую жемчужной пеной, сгущенной лишь вокруг огромного кораллового рифа, посередине которого застряла "Андалузия". Этот риф, занимавший довольно большое пространство, отличался изумительным количеством причудливо иззубренных вершин, напоминавших ветвистые деревья. Можно было только изумляться гигантским сооружениям, создаваемым неустанным трудом крохотных водяных существ в течение десятков, а может быть, и сотен тысяч лет, усеявших Тихий океан множеством островов, покрытых пышной растительностью. Рифы - это только, так сказать, фундамент для будущих островов, и тем опаснее они для мореходов.
   - Нет худа без добра, - заметил капитан, внимательно осматривая место своей невольной стоянки. - Если бы судно не было сразу пробито насквозь одной из вершин этого рифа, застрявшей в его боках, то разбилось бы вдребезги, чего я и боялся, потому что тогда мы все погибли бы.
   - Однако мы и сейчас не в блестящем положении, - процедил сквозь зубы молодой человек.
   - Но все же еще живы и невредимы, - возразил моряк. - Пойдемте-ка, осмотрим мою бедную "Андалузию", с которой, очевидно, нам придется проститься. Иди и ты, боцман. Обсудим на месте, что можно сделать.
   Трюм оказался наполненным водой, проникавшей в него через множество трещин в корпусе, с каждой минутой все более и более расширявшихся. Только при помощи сильных паровых насосов можно было бы выкачать всю эту массу воды, но и это уже не спасло бы судно, потому что в то время на берегах островов Тихого океана еще не было корабельных верфей, где бы можно было его отремонтировать и привести в годное состояние.
   - Я не ошибся в своем предположении: моя бедная "Андалузия" доживает последние минуты, - сказал дон Хосе, поднимаясь обратно на палубу вместе со своими двумя спутниками. Но слава Богу, что хоть мы сами-то все уцелели.
   - За это скажите спасибо мне, капитан, - самодовольно проговорил боцман, - если бы я не бросил в море бочонок с Крестом Соломона, то и нам несдобровать бы.
   - Честь тебе и хвала, друг Ретон, за твое умение колдовать! - со смехом промолвил дон Хосе, хлопнув старика по плечу. - Научи этому своих помощников и подручных. На всякий случай.
   - Дон Хосе, - раздался вдруг голос сеньориты Мины, только что вышедшей из каюты после крепкого предутреннего сна, вознаградившего девушку за перенесенные ею ночные страхи, - говорят, мы сели на риф и судно распадается на части. Что же вы теперь думаете предпринять?
   - Соорудим из имеющегося под руками материала хороший плот и на нем продолжим путь. До берегов Новой Каледонии осталось всего миль сто. Дня через три будем там, - уверенно проговорил моряк.
   - А если поднимется новая буря? - спросил дон Педро.
   - Едва ли в такой короткий промежуток времени. Это был бы совсем уж исключительный случай, - ответил капитан, затем, обернувшись к боцману, озабоченно спросил его: - Ретон, ты смотрел, кладовая для съестных припасов еще не под водой?
   - Силы небесные! У меня это совсем из головы вылетело! Ах я, старый безмозглый дурак! - обругал сам себя боцман. - Я сейчас.
   И он опрометью бросился к спуску в нижние помещения. Через минуту старик, запыхавшись и с искаженным от ужаса лицом, вернулся и хриплым голосом еще издали крикнул:
   - Все пропало, капитан! Вся кладовая под водой! Наступило тяжелое молчание. Все, слышавшие эту страшную весть, были поражены как громом. Первым пришел в себя капитан.
   - Ребята, - обратился он к окружавшей его команде, - нет ли чего-нибудь съестного в вашем помещении?
   - У меня есть немного сухарей, - заявил один из матросов.
   -А я сберег свою вчерашнюю порцию солонины, - сказал другой.
   - У меня баночка с сардинами, - послышалось со стороны третьего.
   Остальные матросы и другие члены экипажа зловеще молчали.
   - Больше ничего ни у кого нет? - спросил капитан. Полное безмолвие было самым красноречивым ответом.
   - В таком случае, друзья мои, - по возможности спокойным тоном сказал капитан, - нужно приступить к сооружению плота, не медля ни одной минуты. С Богом, за дело! К счастью, огнестрельное оружие и амуниция находятся у меня в каюте вместе с другими важными инструментами и приборами, а это самое главное в настоящих условиях.
   Не прошло и четверти часа, как на борту погибавшего корабля уже закипела работа. Вооружившись ломами, топорами и пилами, весь экипаж, начиная с боцмана и кончая младшим юнгой, спешно разбирал мачты и обшивку судна, подготавливая материал для плота. Боязнь призрака голодной смерти удесятеряла силы работавших и объединяла в дружном порыве самые противоположные характеры этой кучки людей.
   К полудню на рифах уже громоздились груды досок, остатки мачт и такелажа, так что плотники могли приступить к сооружению плота. Капитан лично наблюдал за всем и подбадривал работавших. Он убедился, наблюдая за барометром, что давление поднимается очень медленно, и это вызвало в старом моряке опасение, как бы не оказался прав дон Педро, высказавший предположение о возможности повторения страшного урагана. Но пока, к счастью, море оставалось совершенно спокойным, и это благоприятствовало работе.
   В три часа дня было уже готово основание плота, а к шести успели приколотить настил, устроить каюту и два небольших трюма.
   - Молодцы, ребята! - похвалил капитан усталую команду. - Отдохните немного, а потом - в путь. Как ты полагаешь, боцман, успеем мы добраться до бухты заблаговременно? Дон Педро тут недавно высказал опасение, что ураган может повториться. Ты человек бывалый и редко ошибаешься.
   - Сейчас не могу вам сказать ничего определенного, капитан, - пожав плечами, ответил боцман, окидывая своим ястребиным взором небо и море. - Во всяком случае, советую как можно скорее пересаживаться на плот, благо он готов. На нем будет безопаснее, чем на "Андалузии", которая того и гляди вся расползется по швам.
   - Провизию свою забрали, ребята? - снова обратился капитан к команде.
   - Она вся у нас в сумках, капитан.
   - А воду?
   - Она уже в трюме на плоту. Три бочки по сто литров в каждой.
   - Хорошо. Отдохнуть вы можете и на плоту, поэтому готовьтесь перейти на него. Забирайте с собой все, что кому дорого.
   - Мы все уже снесли туда, капитан.
   - Тем лучше. Сеньорита Мина, пожалуйте сюда. Вам первой спускаться. На новоселье, так сказать.
   С помощью дона Хосе, брата и боцмана молодая девушка была переправлена со зловеще трещавшего остова "Андалузии" на плот; за нею помогли спуститься и жене повара.
   Через несколько минут на ободранном борту "Андалузии" не осталось никого, кроме капитана и юнги.
   - А ты что же, Эмилио? - спросил дон Хосе, с удивлением глядя на молодого парня, спокойно усевшегося на обрубке мачты. - Чего ты еще ожидаешь тут?
   - Я бы желал, с вашего позволения, капитан, остаться для охраны вашего корабля, - ответил юнга, лениво поднимаясь на ноги.
   - Что такое?! - еще более удивился капитан. - Да ты с ума, что ли, сошел!
   - Напротив, капитан, я вполне в здравом уме! Отец не раз мне рассказывал, как он близ берегов Огненной Земли, во время такой же бури, какая потрепала нас прошлой ночью, спасся только потому, что остался на своем корабле, между тем как весь его экипаж погиб на плоту.
   - Это могла быть только счастливая случайность.
   - Почем знать, капитан, может статься, и мне суждено такое же счастье.
   - Ну, я таким случайностям не доверяю, - уже начиная раздражаться, возразил дон Хосе. - Я даже и права не имею покидать кого бы то ни было одного среди моря. Садись на плот. Живее, без дальнейших рассуждений! Слышал?
   Юнга с недовольным видом проворчал что-то себе под нос и, весь съежившись под строгим взглядом капитана, поспешил спрыгнуть на плот, но с таким расчетом, чтобы наделать при этом как можно больше шуму.
   "Ладно, - шептал он про себя, злобно сверкая глазами, - я все-таки всех вас перехитрю, что ни делайте со мной!"
   - Прощай, моя бедная "Андалузия"! - взволнованным голосом говорил капитан, спускаясь последним с борта своего судна, лишенного красивой обшивки и обреченного на полное разрушение при первом же натиске ветра и волн.
   Каждый моряк привязывается к своему кораблю, как к домашнему очагу, и с трудом покидает его. Горько было и дону Хосе Ульоа расставаться навсегда со своим плавучим домом, который, по его мнению, должен был бы пережить своего владельца.
   Впрочем, дон Хосе был человек слишком энергичный, чтобы долго предаваться личным чувствам, в особенности когда на нем лежали заботы и ответственность за весь экипаж и, вдобавок, за двух пассажиров, доверивших ему свою жизнь.
  

IV. На плоту

   - Трави канат! - Скомандовал он, придавая своему голосу обычную твердость. Канат живо был обрублен - этим обрывалась последняя связь с судном. Парус на мачте посреди плота сразу надулся, и неуклюжее сооружение довольно плавно вышло из широкого прохода между рифами и понеслось, подгоняемое свежим попутным ветерком, дувшим прямо на берег. Вместо руля боцман осторожно управлял длинным веслом; старик опасался, как бы это весло тут же не сломалось о невидимый подводный риф. Положим, весел в запасе было много, но могло случиться, что они все будут переломаны, пока плот выйдет из полосы рифов. К счастью, его опасения не оправдались.
   Убрав в каюту собственноручно взятые с корабля документы и разные приборы, необходимые для ориентировки на море, капитан вернулся к своим пассажирам, стоявшим рука об руку под мачтой и грустно смотревшим на покинутое судно.
   - Бодритесь, друзья мои, - сказал он им, - если ветер не переменится, мы дня через три, самое большее - через четыре достигнем залива Диа, ведущего в бухту острова Балабио... Дон Педро, где ваш талисман?
   - При мне, как всегда, дон Хосе.
   - То-то, молодой человек. Берегите его пуще всего, иначе, если он у вас пропадет, нам всем не миновать беды...
   - Дикари сжарят нас живьем и полакомятся нами? - с горькой усмешкой проговорил молодой дон Педро. - Да, я знаю, что дикари этих широт большие любители нашего мяса. Но мой талисман спасет нас только от одного племени, а разве не может случиться, что мы встретимся при высадке на берег с другим?
   - Тогда нам придется повоевать с ним - вот и все! К счастью, у нас достаточно оружия, пуль и пороха, и живыми мы в руки не дадимся.
   - Есть еще большая опасность, капитан: мы можем столкнуться с Рамиресом. Это человек отчаянный...
   - Знаю, знаю, дон Педро. Я и сам побаиваюсь этого. Ах, если бы не вчерашний ураган, мы этой ночью могли бы спать уже в Балабиосской бухте! Одно только утешение и остается нам, что и Рамирес пострадал не меньше нас.
   - Но могло случиться и так, что он еще не выходил в море. Тогда он нас нагонит, - предположил дон Педро.
   - Не оспариваю и этой возможности, - сказал моряк. - Шхуна у него быстроходная, даже лучше моей злополучной "Андалузии".
   Но оставим пока в стороне все эти предположения и сосредоточим все свое внимание на настоящем.
   С этими словами капитан достал из кармана морской бинокль и принялся осматривать все вокруг.
   Несмотря на все усилия боцмана, плот временами сбивался в сторону, но в общем шел неплохо, хотя и был тяжело нагружен.
   Море пока еще было спокойно. Лишь изредка с востока подкатывала длинная волна и, подхватив плот на свой высокий пенящийся гребень, сильно раскачивала его из стороны в сторону; при этом его составные части скрипели и трещали. Это были последние отзвуки пронесшегося ночью урагана. Экипаж ворчал на эти волнения, требовавшие напряженного внимания и отнимавшие время, которое матросы хотели использовать для ловли рыбы, ради чего вооружились гарпунами. В этих широтах водится рыба-меч, идущая большими стаями; если бы удалось поймать хоть одну их них, ужин был бы обеспечен.
   Ни земли, ни кораблей не было видно. Только далеко впереди иногда мелькала утлая пирога туземных островитян. Не показывалось вблизи даже и рыбы. Изредка проносилась по небу стая морских птиц, но так высоко, что никакая пуля не могла их достать. Таким образом, надежда на необходимое пополнение скудных съестных припасов не оправдывалась.
   Мина, убежденная, что всякая непосредственная опасность миновала, пришла в веселое настроение. Сидя под парусиновым навесом, устроенным специально для нее по распоряжению капитана, она беззаботно шутила с Эмилио, который нравился ей за его умение петь забавные песенки и рассказывать интересные истории из быта своей родной деревни. Когда же наступила темнота, девушка перешла в каюту, где для нее было приготовлено особое отделение, и спокойно заснула до утра.
   В двенадцать часов следующего дня, тоже ясного и тихого, дон Хосе по сделанным им измерениям удостоверился, что плот прошел уже около тридцати миль Скорость была удовлетворительная, и капитан беспокоился только относительно провизии. Ввиду сомнительности новой добычи провизию приходилось раздавать микроскопическими порциями. Каждый из семнадцати человек на плоту, не исключая и самого капитана, получал по сухарю, по сардинке и по небольшому куску солонины. К счастью, не было недостатка в пресной воде, хотя ее, ввиду тропической жары, и требовалось больше обыкновенного.
   Вскоре после полудня ветер перекинулся в другую сторону, и плот теперь шел с большими затруднениями.
   - Нас точно заколдовало, - говорил капитан не отходившему от него дону Педро, - рыбы и птицы бегут от нас, как будто чуя, что мы нуждаемся в них. Был попутный ветер, а теперь и он изменил, и мы должны ползти по-черепашьи.
   - Да, по-видимому, нам придется поголодать, - заметил молодой человек.
   - Похоже на то... Но хорошо еще, что у нас довольно воды. Без пищи еще можно провести несколько дней, а без пресной воды под этим раскаленным небом и дня не проживешь.
   -Да. Но странно, что не показывается ни одной рыбы, между тем как ее здесь должно быть очень много.
   - Вот погодите, скоро покажутся акулы. У них изумительное чутье на потерпевших крушение... К счастью, берег не так далек, чтобы не оставалось никакой надежды благополучно до него добраться. Как мы ни тихо ползем, а все же завтра будем на месте.
   Эмилио в это утро был назначен наблюдать, не покажется ли где земля или парус. Юнга славился своим острым зрением. Бывали случаи, когда он невооруженным глазом видел то, чего не мог разглядеть капитан даже в бинокль.
   Спустив ноги в воду и насвистывая что-то удалое, юнга, пользуясь тем, что возле него, на передней части плота, никого не было, по временам поднимал одну из досок настилки и доставал из-под нее по небольшому квадратику из пробкового дерева, на котором раскаленным железом была выжжена буква "А". Такие квадратики, так называемые доге , используются китоловами, которые бросают их в море, чтобы давать о себе знать друг другу.
   - Авось, хоть один из этих значков дойдет куда следует, - бормотал он, пуская в воду такой квадратик. - Я за две недели уже немало пустил их. Погоди, старый черт, отплачу я тебе за твое любезное обращение со мной!
   Только он хотел бросить еще один квадратик, как вдруг позади него раздался суровый голос:
   - Что это ты тут делаешь, дрянной мальчишка?
   - Ах, это вы, сеньор Ретон? - проговорил юнга, оборачиваясь и мастерски скрывая свой невольный испуг. - Видите, бросаю доге.
   - Для чего?
   - Чтобы посмотреть, не клюнет ли на нее рыба. Я бы ее сразу гарпуном. Это мне не впервой.
   - А где же ты взял эту доге?
   - Нашел среди разного хлама в трюме "Андалузии".
   - Гм... Странно! Каким образом такие вещи могли попасть на борт "Андалузии"? Ведь это судно никогда не было рыболовным?
   - Ну, этого я уж не знаю, - сказал юнга, ощерив свои блестящие острые зубы. - Вспомнил, что рыба бросается почти на всякую приманку, вот и вздумал попытаться, не выманю ли хоть одну рыбку на поверхность. Ни за что бы ей не удалось уйти от моего гарпуна. А какой был бы великолепный обед у нас сегодня, боцман, подумайте только!
   - Ну ладно, старайся, - смягченным тоном проговорил старик и, успокоенный, возвратился на свое место. Жаль, что он не мог видеть, каким злобным взглядом проводил его юнга.
   Плот медленно продвигался вперед в северном направлении, почти наперерез слабому ветру. Огромные валы продолжали набегать, хотя и гораздо реже, чем вначале. Немало хлопот доставляло экипажу удерживать плот в равновесии при натиске этих валов, но пока все обходилось благополучно.
   Огненный шар солнца уже потонул в волнах, и ему на смену всплыла луна, заливая все необъятное водное пространство своим голубоватым сиянием. Но ни земли, ни паруса нигде не показывалось.
   - Ой, ребята, - говорил боцман, качая своей лохматой головой, - боюсь, как бы завтра нам не пришлось потуже затянуть пояса!
   - Да и мы подумываем об этом, боцман, - отозвался один из матросов, стоявших на вахте. - Что же это капитан наврал нам, будто до этой проклятой Новой Каледонии остается всего несколько десятков миль?
   - А ты потише! - сердито осадил его боцман. - Наш капитан не из таких, чтобы обманывать Он не мог предвидеть, что придется перебираться на плот"
   - А за каким дьяволом его понесло сюда, в эти проклятые места? Разве ему не известно, что случилось здесь с "Медузой". Знать, ему захотелось, чтобы и мы испытали участь экипажа "Медузы"?
   - Да ты чего это разошелся сверх меры, Педро? - прикрикнул Ретон. - Смотри, как бы не угодить тебе за это в трюм!
   - Ну, вы сейчас же и на дыбы, боцман! Слова вам нельзя сказать. Нам бы только хотелось знать, чего еще мы должны ожидать.
   Какой-то странный звук, особенно резкий, словно металлический свист, разнесшийся по морю, прервал слова матроса.
   - Это еще что такое? - вскричала команда, бросаясь на переднюю часть плота, где находился на часах Эмилио.
   - Это морской черт, а то что же еще! - насмешливо проговорил юнга. - Слышите, боцман, черт собственной персоной плывет прямо на нас?
   - Замолчи ты, пустомеля! - прикрикнул на него старик. - Дай прислушаться.
   - Должно быть, это нам только показалось, - шепотом заметил матрос Педро. - А может статься, и птица какая-нибудь"
   - Ш-ш! - зашипел и на него Ретон, вытянув шею. - Вот опять... Действительно, послышался такой же свист, только еще продолжительнее и яснее, чем в первый раз.
   - А теперь понял! - вскричал боцман. - Это дюгонь. Слава Богу, теперь мы не умрем с голоду!
   И старик от радости даже подпрыгнул на месте.
   - Да, если удастся поймать эту "рыбку", - подтвердил его подручный, Алонсо. - Неприятно вот только то, что придется есть ее сырой: на плоту ни варить, ни жарить нельзя.
   - Ну, мы теперь с аппетитом поедим и сырого, - заметил боцман. - Главное то, что судьба посылает нам сразу кусочек мяса в несколько сотенок килограммов.
   В третий раз повторился странный свист и одновременно с ним метрах в сорока от носа плота из волн поднялось огромное черноватое тело, далеко разбрызгивая вокруг себя белоснежную пену.
   - Ребята, беритесь за винтовки и цельтесь вернее! - вскричал боцман. - Старайтесь! Кому удастся подстрелить эту добычу, тот получит двойную порцию.
   Алонсо достал из привинченного к плоту водоупорного ящика четыре длинноствольные винтовки, по числу людей, находившихся в это время на вахте.
   - Все уже заряжены, - сказал Ретон, раздавая оружие. - Полагаю, мой выстрел окажется самым верным, немало я за свою жизнь ухлопал таких морских обитательниц. Жаль только, что эти винтовки без разрывных пулы с ними было бы еще лучше.
   Дюгонь, или морская корова, отличается особой формы головой, снабженной на месте носа отростком, похожим на трубу или хобот. "Рыба" эта - млекопитающее и довольно часто встречается в экваториальных морях и под тропиками. Некоторые из дюгоней бывают весом в шестьсот килограммов, но чаще попадаются от четырехсот до пятисот килограммов. Мясо дюгоня нежное и вкусное, вроде телячьего. Разумеется, если бы удалось запастись такой "рыбкой", экипажу капитана Ульоа нечего было бы бояться голода.
   Чудовищная "рыбка", словно чуя опасность, только на мгновение показывалась над водой, а затем снова скрывалась в волнах. Выставляя свой необычный нос, она каждый раз издавала тот резкий свист, который и привлек к ней внимание моряков.
   - Никогда я не слыхал, чтобы морская коровка так свистела, - говорил боцман, стоя с винтовкой наготове. - Должно быть, эта милашка ранена или влюблена.
   - Влюблена! - со смехом повторил Алонсо. - Уж вы скажете, боцман!
   - Нуда, ищет себе пару, но не находит, вот с досады и орет благим матом. Старые люди говорят, что в таких случаях все китообразные выходят из себя и свищут так, что хоть уши зажимай" Впрочем, может статься, она ревет и от боли.
   - Вот это вернее, - сказал Педро.
   - Почему ты так полагаешь? - спросил боцман.
   - Потому, что ее кто-то преследует в воде.
   - Ну, преследовать дюгоня, кроме акулы, некому. Если ты не ошибаешься, что ее преследуют, то нам этой добычи не видать, как своих ушей: акула своего не упустит.
   - А мне кажется, что ее преследует не акула, а какие-то еще более крупные рыбины, - возразил Алонсо, забравшийся на бочку, чтобы иметь более полный обзор. - Их там много ворочается. Временами показываются головы, не похожие на акул - этих я хорошо знаю.
   - Да, теперь и я вижу, - заявил боцман. - До сих пор мне казалось, что это просто отражение луны в воде, а между тем это глаза.
   Чудовище вдруг испустило такой неистовый, пронзительный и протяжный - уже не свист, а прямо рев, что даже все спавшие на плоту проснулись и поспешили узнать, в чем дело.
   - Что тут такое? - осведомился капитан у боцмана.
   - Да ведь впереди нас морскую корову преследует стая акул или еще каких-то неприятелей. Должно быть, здорово попало бедняжке. Наверное, это был ее предсмертный крик, - пояснил Ретон.
   Капитан распорядился сесть на весла и как можно скорее продвинуть плот к тому месту, где разыгрывалась морская драма. Он хотел предупредить пожирание добычи охотившимися за ней преследователями.
   Все четырнадцать человек команды принялись усердно работать веслами, чтобы ускорить ход тяжелого плота. Рев дюгоня повторился еще несколько раз, но все слабее и слабее и наконец совсем замер.
   - Ишь ведь сколько времени боролась, - заметил боцман. - Но теперь уже конец.
   - Пожалуй, мы не поспеем вовремя, - сказал капитан, - плот идет слишком медленно, а охота удаляется от нас Приналягте еще, ребята!
   - И так из последних сил стараемся, капитан, - пробурчал кто-то в ответ. - На голодное-то брюхо не очень поработаешь. Руки почти не действуют.
   Дон Педро и его сестра тоже явились из каюты, заинтересовавшись этим, можно сказать, сенсационным событием.
   - Ба, да это рыба-меч! - вдруг вскричал дон Хосе, вглядевшись в то место, где кипели пенистые волны. - Ну, в этом удовольствия мало.
   - А что это за рыба? Почему у нее такое странное название? - полюбопытствовала девушка.
   - Потому что природа снабдила ее орудием, очень похожим на меч, и она им пользуется не хуже самых опытных воинов, - пояснил дон Хосе. - Вообще эта рыба - одна из самых опасных, но вместе с тем и вкусных.
   - Ишь ты, какое дело, - удивился старый боцман, хлопнув себя ладонью по бедру. - Сроду не видывал и не слыхивал, чтобы на дюгоня нападали другие рыбы, кроме акул.
   - Ну, а мне это давно уже известно, - сказал капитан. - Еще отец рассказывал об этом, да и сам я не первый раз вижу охоту меча-рыбы на дюгоней. Брюхо у этих китообразных мягкое, и рыбе-мечу ничего не стоит пронзить его одним ударом, подкравшись снизу. Кстати сказать, меч-рыба так же падка на человеческое мясо, как акула, и ее надо очень остерегаться. Она всегда ходит стаями, и если нам удастся попасть в середину стаи, то в провизии недостатка не будет.
   - Капитан, никак там сызнова начинается баталия? - вскричал боцман, указывая рукой немного в сторону от места, где перед тем шла битва между морскими чудовищами.
   Старик был прав: метрах в десяти по правому борту плота вода снова зашумела, образуя огромные пенистые волны, в которых мелькало множество голов и хвостов, покрытых блестящей чешуей.
   - Гм, - продолжал он, - должно быть, к "мечам" пришла другая рыба, оспаривая добычу. Но какая именно? Не пожалел бы целой трубки табаку, чтобы узнать это.
   - И без этой жертвы сейчас узнаешь, мой бравый Ретон, - сказал дон Хосе. - Потерпи немного. Видишь, подходим к месту.
   Команда добросовестно работала веслами. Матросы отлично понимали, что наградой им будет избавление от голодной смерти, которая пугала моряков больше, чем быстрая гибель при какой-нибудь катастрофе. Добыча дюгоня могла обеспечить им надолго пропитание.
   Близ берегов Новой Каледонии водится немало китообразных, длиной от пяти до шести метров, при обхвате в три метра. Туземные дикари, не менее свирепые, чем те, которые обитают на Соломоновых островах, на Новой Ирландии и Новой Британии, яростно охотятся за дюгонями и стараются по возможности схватить их живыми, чтобы потом похвастаться своей храбростью и ловкостью. Для этого они вплавь окружают то место, где заметили дюгоня, шумом и криками заставляют "рыбу" подняться на поверхность воды, ловят ее за хвост и за широкие плавники и тащат на берег, где и умерщвляют каменными топорами. Этот способ охоты распространен у всех островитян Тихого океана.
   Вскоре плот благодаря дружным усилиям команды оказался возле места новой морской битвы. На это раз сражение происходило между меч-рыбами и акулами.
   Из бушевавших в этом месте волн показывались то огромные головы с чудовищными разинутыми пастями, снабженными рядами треугольных острых зубов, то яростно размахивавшие во все стороны чешуйчатые хвосты, то нечто вроде длинных черных мечей, со свистом разрезавших воду. Волнение моря здесь было так же сильно, как в хорошую бурю, и плоту приходилось очень осторожно маневрировать, чтобы не быть опрокинутым или залитым водой.
   Сцепившиеся враги стоили друг друга. Меч-рыба хотя и не может равняться с акулой ни величиной, ни силой, зато превосходит ее быстротой и ловкостью движений, а главное, крепостью и силой своего орудия, давшего ей прозвание.
   Белые гребни крутящихся волн были покрыты полосами крови, но другого следа от дюгоня не было видно. Должно быть, прожорливые морские чудовища уже успели растерзать и проглотить добычу. Взбешенные неудачей матросы яростно колотили чем попало по головам и спинам барахтавшихся вокруг акул и меч-рыб, надеясь вознаградить себя добычей хоть одного из этих чудовищ. Но морские обитательницы извивались в воде с такой быстротой, что не представлялось никакой возможности попасть в них даже гарпуном, а стрелять в этот момент и совсем было бы бесполезно.
   Вдруг один из матросов по имени Кардосо, стоявший на самом краю плота, был сбит с ног какой-то темной с серебристым отливом громадной массой и издал раздирающий душу вопль. Стоявшие вблизи товарищи поспешили к нему на помощь и принялись колотить чем попало висевшую на нем массу. Кардосо отчаянно бился, продолжая испускать нечеловеческие вопли, постепенно переходившие в тяжелое хрипение.
   - Вы что же это, негодяи, - загремел капитан, думая, что тут происходит убийство, - товарища убивать?!
   И он выхватил из-за пояса револьвер.
   - Бог с вами, капитан, разве вы не видите, что на Кардосо насел "меч"? - возразил Алонсо. - У бедняги пробита грудь, и он, должно быть, уж умирает.
   Наконец чудовищная рыба, пораженная несколькими ударами ножа в наиболее чувствительное место, перестала шевелиться, но и ее жертву уже нельзя было спасти: длинный и острый меч чудовища пронзил беднягу насквозь, задев сердце и легкие; смерть его была неизбежна.
   Меч-рыба оказалась одной из самых крупных: она имела в длину более трех метров и весила около двухсот килограммов. Эти морские хищники очень опасны, когда раздражены, и случаи вроде описанного нередки среди рыбаков тех побережий, где водится меч-рыба. Она не боится ни акулы, ни даже кита, легко распарывая им брюхо своим страшным орудием.
   Наверное, той меч-рыбе, которая свалила злосчастного Кардосо, пришлось бы окончить свое существование и без постороннего содействия, потому что ее орудие застряло в позвоночнике матроса, и она была не в состоянии вытащить его обратно. Бывает, что на подводных частях деревянных кораблей находят повисшими по нескольку штук мертвых этих чудовищ, в слепой ярости или от жадности вонзивших в них свое страшное жало.
   Когда мертвое чудовище было снято с умиравшего, дон Хосе, сильно потрясенный этим несчастным случаем, стал принимать меры, чтобы остановить кровь, потоками лившуюся из огромной раны.
   - Не трудитесь. Напрасно. Умираю.. - еле слышно лепетал умирающий, устремляя на капитана потухающий, но благодарный взгляд.
   Это был красивый, мужественный малый лет двадцати пяти, и дону Хосе было очень жаль лишиться его, да еще таким ужасным образом.
   - Дай Бог, - продолжал умирающий, напрягая последние силы угасающей жизни, - чтобы моя смерть, послужила, на пользу, бедным, товарищам, без этого случая им не овладеть бы рыбой, и...
   Хлынувший изо рта новый поток пенистой крови заглушил последние слова несчастного. Голова его, покоившаяся на плече у боцмана, стоявшего возле него на коленях, бессильно повисла, все тело вздрогнуло и вытянулось.
   - Готов, - проговорил дон Педро, утирая набегавшие на глаза слезы.
   Дон Хосе молча кивнул головой.
   - И как нарочно, это был один из лучших у нас, - сказал боцман, делая разные гримасы, чтобы скрыть свое волнение, проявлять которое ему, старому морскому волку, казалось неприличным.
   Поднявшись на ноги, он поспешил в каюту и принес оттуда кусок парусины, которым и прикрыл покойника, между тем как столпившиеся вокруг товарищи погибшего совершали над ним молитву, к которой присоединились и все остальные.
   -Дурное предзнаменование для нашего предприятия, - заметил дон Педро, удаляясь вместе с капитаном на другой конец плота.
   - Хорошо, что вы не сказали этого при матросах, - сказал дон Хосе. - Это бы их окончательно обескуражило, и тогда действительно можно было бы ожидать всего худшего. Будем надеяться, что этим несчастьем и окончатся наши испытания. Немного погодя я прикажу похоронить этого беднягу. А пока пусть товарищи поплачут над ним и помолятся за упокой его души.
   - А мне кажется, что этим дело не кончится, - стоял на своем молодой человек. - Какое-то тяжелое предчувствие давит мне грудь. Боюсь, не напрасно ли мы с сестрой затеяли эту опасную игру... Не можете ли вы, дон Хосе, сказать мне, по крайней мере, где мы теперь находимся?
   - Полагаю, что недалеко от Новой Каледонии. В полдень сделаю измерения, и тогда мы узнаем в точности, сколько еще осталось до бухты. Может статься, что мы миль на двадцать или на тридцать уклонились в сторону от прямого курса, но это не страшно: стоит ветру подуть с востока - и мы в несколько часов исправим это положение.
   - А если дон Рамирес теперь уже на месте?
   - Так что же? Потягаемся с ним и возьмем свое. У него такой сброд на судне, который едва ли сумеет дать нам сильный отпор. При первом же нашем натиске все попрячутся. Талисман-то у вас цел?
   - Цел, дон Хосе. Не беспокойтесь Я берегу его как зеницу ока.
   - Да, берегите. Без него нам действительно придется плохо.
   Во время этой беседы они подошли к каюте, на пороге которой сидела девушка, закрыв лицо руками. Услыхав шаги приближавшихся, она подняла голову и сквозь слезы коротко спросила:
   - Умер?
   - Увы, сеньорита, да! - ответил капитан. - Никто из нас, моряков, не застрахован от такого конца. Дон Педро, успокойте свою сестру, а я пойду распорядиться относительно отдачи последнего долга бедному Кардосо. При восходе солнца мы, может быть, уже увидим вершины Голубых гор. Не огорчайтесь, сеньорита, а главное, не унывайте.
   Взяв сестру за руку, дон Педро увел девушку в ее помещение и уговорил прилечь, после чего забрался в свою койку и вскоре тоже крепко заснул.
   Рыба вокруг плота исчезла; вызванное ею волнение прекратилось, и плот тихо продвигался вперед.
   Когда горизонт с востока окрасился пурпуром утренней зари, дон Хосе отправился в свое отделение каюты, чтобы взять там подзорную трубу, с помощью которой собирался делать наблюдения. Труба эта лежала в большой деревянной шкатулке, никогда не запиравшейся, вместе с запасным компасом, секстантом, хронометром и другими приборами.
   - Что за странность? - пробормотал он, открывая шкатулку и протянув руку за трубой. - Не слыхать тиканья хронометра. Не мог же он остановиться сам собой? Я всегда аккуратно завожу его.
   Дрожавшей рукой моряк дон Хосе схватил часы и приложил к уху. Они стояли. Он побледнел и испустил сквозь крепко сжатые зубы проклятие. Остановка хронометра лишала его возможности делать правильное измерение долготы и широты данной местности. Простояв некоторое время как в столбняке, дон Хосе положил хронометр обратно в шкатулку и вынул секстант. Но взглянув на этот инструмент, он в бешенстве топнул ногой и снова выругался: стекла секстанта были разбиты, и их осколки валялись на дне шкатулки.
   - Это явное предательство! - прошептал он побледневшими губами. - Но кто мог это сделать? Почти всех своих людей я знаю по нескольку лет и не имею никакого основания подозревать кого-нибудь из них. И, во всяком случае, кому из экипажа могло прийти в голову портить инструменты, с помощью которых его капитан ориентируется в море?
   Выскочив из каюты, дон Хосе одним взглядом окинул плот. Весь экипаж находился возле тела погибшего товарища. Один только Эмилио сидел на корме, нагнувшись над водой, словно собираясь ловить рыбу.
   - Ретон! - крикнул капитан.
   Боцман со всех ног бросился к своему командиру.
   - Что прикажете, капитан? - спросил он.
   - Попроси ко мне дона Педро - он, по всей вероятности, у себя, - и приходи вместе с ним.
   - Но что с вами, капитан? У вас такой расстроенный вид.
   - Сейчас узнаешь. Ступай!
   - Слушаю, капитан. Сейчас.
   И старик поспешно отправился за молодым человеком, между тем как дон Хосе, вернувшись в свою каюту, снова достал хронометр и посмотрел на стрелки, которые показывали без двадцати минут одиннадцать.
   - Значит, это было сделано ночью, - пробормотал капитан, с силой сдавливая в сжатой руке хронометр.
  

V. Неразрешимая загадка

   Лицо капитана было так искажено, что у дона Педро упало сердце, когда он взглянул на него.
   - Боже мой! Что случилось, дон Хосе? - вскричал молодой человек. - Я никогда не видел вас таким.
   - Погодите немного, дон Педро, - перебил его капитан. - Ретон, кто этой ночью стоял на часах до одиннадцати часов?
   - Я, капитан.
   - Да не один же ты? Кто еще был с тобой?
   - Трое матросов и юнга.
   - Ты где стоял?
   - У руля.
   - А остальные?
   - По боковым сторонам плота.
   - И Эмилио находился там?
   - Нет, он один стоял на носу.
   - Впрочем, дело не в этом мальчике. Не заметил ты, чтобы кто-нибудь из матросов подходил к моей каюте?
   - Нет, капитан, при мне никто с места не сходил.
   - Припомни хорошенько, Ретон. Дело нешуточное: между нами есть предатель.
   - Предатель? Не может быть! А что касается вахтенных, то могу чем угодно поклясться, что из них никто не покидал своего места.
   - А когда ты ушел от руля?
   -Часов около одиннадцати, когда первый раз послышался свист дюгоня.
   - Ну, а потом?

Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
Просмотров: 293 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа