Сальгари Эмилио - Сокровище Голубых гор

bsp;   - Да это дерево представляет собой целую рощу! - дополнил его дон Педро. - В первый раз вижу такое колоссальное растение из породы бананов.

   - Верю, - с улыбкой проговорил Ульоа. - Вот мы и расположимся под ним и, чтобы не скучать, полакомимся. Сбегай-ка, Эмилио, - обратился он к юнге, - и принеси нам несколько орехов с тех вон деревьев.

   - Слушаю, капитан, - ответил молодой малый, сделавшийся почему-то вдруг удивительно почтительным и послушным.

   Пока он ходил исполнять поручение капитана, остальные удобно устроились под зеленым шатром банана.

   Вскоре юнга возвратился с целой охапкой огромных кокосов. Орехи оказались не совсем еще спелыми, зато были наполовину наполнены замечательно вкусным молоком и наполовину - не менее вкусной нежной мякотью, похожей на сливочный крем.

  

   В описываемое нами время Новая Каледония еще не была французской колонией и не служила местом ссылки преступников, как впоследствии. Этот обширный остров, населенный туземными людоедами, отдельные племена которых постоянно враждовали между собой, охотясь друг за другом ради мяса, только еще ожидал желающих овладеть им и подчинить своей власти. Лишь изредка к берегам Новой Каледонии приставали европейские, американские и китайские корабли. Владельцы и капитаны этих кораблей являлись сюда исключительно за трепангом, цилиндрическим моллюском, напоминающим вкусом раков и очень ценимым лакомками Поднебесной империи.

   Открытая в 1774 году английским мореплавателем Куком и посещенная в 1792 году французским адмиралом Д'Антркасто, Новая Каледония затем была предана полному забвению всеми мореплавателями. Это происходило, вероятно, потому, что Кук и Д'Антркасто ограничились только определением местоположения острова и его размеров, констатированием трудности доступа к нему и свирепости его населения; кроме того, они были уверены в бесплодности большей части почвы. Поэтому им и не заинтересовались.

   Между тем английский и французский мореплаватели сильно заблуждались, отнесясь с таким пренебрежением к Новой Каледонии. Этот обширный остров наделен густыми лесами с деревьями редких пород, большими пространствами девственной плодороднейшей почвы и, вдобавок, населен очень смышлеными, храбрыми и трудолюбивыми людьми, которые потом, под французским владычеством, сделались образцовыми земледельцами и моряками, ни в чем не уступавшими малайцам, этим высшим представителям оливкового цвета расы.

   В настоящее время как в Новой Каледонии, так и на всех островах Тихого океана людоедства уже не существует. Этот ужасный обычай удалось искоренить отчасти благодаря энергичным мерам французского правительства, а отчасти стараниями миссионеров, способствовавших смягчению нравов туземцев.

   Но в описываемую нами эпоху людоедство там было еще в полном ходу. Капитан Ульоа это хорошо знал и считался с этим.

   Всласть полакомившись и даже насытившись кокосовым молоком и кремом, путешественники растянулись на пышной свежей траве, в тени исполинского дерева, и предались приятному отдыху. Хотя им и было известно, какой опасностью угрожает эта местность, но, успокоенные царившей вокруг тишиной и отсутствием поблизости людоедов, они в эту минуту чувствовали себя в сравнительной безопасности под густым зеленым шатром. Вскоре вся компания сладко задремала.

   Не поддался этой слабости только Эмилио. Убедившись, что его спутники крепко заснули, юнга переждал еще несколько минут, потом взял один из карабинов и потихоньку проскользнул к дереву с силками.

   - Хорошо бы повидать кого-нибудь из здешних, - пробормотал он, озираясь по сторонам. - Мне необходимо знать, попал ли им в руки хоть один из той полусотни значков, которые я посылал по воде. Если они нашли такой значок, то должны были ответить мне условленным знаком на здешних деревьях. Посмотрим" На этом вот ничего нет, а на том, рядом? Гм! Тоже ничего...

   Осмотрев еще несколько ближайших деревьев и не найдя ни на одном из них того, что ему было нужно, юнга вытащил из-за пояса нож, срезал с одного дерева, на самом видном месте, часть коры в виде треугольника и вырезал в этом треугольнике очертания трех голубей ноту. Покончив с этим делом, он осторожно прокрался назад к своим ничего не подозревавшим спутникам и притворился также спящим.

   Перед солнечным закатом капитан Ульоа вдруг проснулся от громкого шума, походившего на глухое мычание далекого стада быков.

   - Ага, вот и ноту! - проговорил он, поднимаясь на ноги. - Вставайте скорее, друзья, - разбудил он сладко спавших спутников, - сейчас начнется кутио-кузта . Канаки уже должны находиться возле силков.

   Боцман, аза ним и остальные сразу поднялись и с удивлением стали прислушиваться к странному шуму, постепенно возраставшему.

   - Что это за шум, дон Хосе? - спросил дон Педро. - Уж не собирается ли напасть на нас целое стадо диких быков?

   - Нет, это перелет ноту, о котором я вам недавно говорил. - Но это, вероятно, еще только передовой отряд. Они перелетают через весь остров с противоположного конца на этот и присядут здесь отдохнуть на солнечной стороне.

   Действительно, над вершинами деревьев проносилась огромная стая красивых птиц бронзового цвета, величиной с курицу. Шуршание их блестящих, словно металлических крыльев и издаваемый странный крик, вроде мычания или глухого рева быков, производили сильный шум.

   - Ну и попируют же теперь эти канаки! - воскликнул боцман. - Я думаю, после такого пира они надолго потеряют охоту к человечьему мясу.

   - А что, разве эта птица так вкусна? - спросил Бельграно.

   - И даже очень, - ответил Ульоа.

   - Так нельзя ли нам подстрелить несколько?

   - Подстрелить? - перебил моряк. - Да ведь мы своими выстрелами сейчас же выдадим себя! Нет, мой молодой друг, об этом нечего и мечтать. Ну вот, - продолжал он, производя наблюдения в бинокль. - Так я и думал: там те же двое ловцов, которые были и прежде. Необходимо захватить их в плен. Ретон, - обратился он к боцману, - ты и Эмилио заходите с правой стороны, а мы зайдем с левой. Если дикари при виде вас вздумают бежать, стреляйте в них, но старайтесь не убивать их, а только ранить. Ну, теперь молчок и вперед!

   Отряд разделился. Капитан в сопровождении молодых людей начал осторожно подбираться к опутанному силками ризофору с правой стороны, а боцман и юнга - с левой.

   Наступил прохладный и ясный вечер. В вышине проносились все новые и новые стаи птиц, шумно усаживаясь на ближайших к морю деревьях. Часть птиц с жадностью бросалась на выставленную дикарями приманку.

   Отряд Ульоа находился еще только на полпути к дереву с силками, как вдруг раздались два выстрела и послышался громкий, болезненный крик.

   - Ого! - воскликнул Ульоа. - Это в той стороне, где находятся наши" Уж не напали ли на них? Нужно поспешить к ним.

   - Нет, нет, дон Хосе! - успокоил своего спутника молодой человек. - Вон там катается по земле дикарь, очевидно раненый, а еще двое убегают. Боже мой! Да, вы, пожалуй правы: вдали несется еще целая толпа дикарей. Кого-то тащат. Уж, действительно, не наших ли?

   - Наверное, так, - проговорил Ульоа. - За мной, друзья! Скорее! И он бегом бросился к месту, где происходила эта драма, за ним поспешили и спутники. Когда они явились туда, там уже никого не оказалось, кроме смертельно раненого дикаря, который тут же испустил дух. Вдруг немного в стороне из чащи выглянули было бронзовые лица двух канаков, но тотчас же скрылись. Однако зоркий глаз моряка успел их заметить. Подняв вверх карабин, Ульоа громко крикнул на туземном наречии:

   - Тайос! (Друзья!)

   После этого слова из-за исполинского ризофора осторожно вышел один из дикарей, вооруженный огромной дубиной, и в нерешительности остановился, увидев троих людей с карабинами в руках, но потом вдруг выступил вперед и твердым голосом произнес:

   - Тайос!

   Несколько мгновений Ульоа и дикарь мерили друг друга взглядами. Затем первый, опустив к ногам карабин, повторил:

   - Тайос, тайос! Выходите оба. Не бойтесь. Мы не сделаем вам никакого зла.

   Дикарь наклонил голову в знак согласия, но дубины из рук не выпускал. Обернувшись, он что-то сказал своему товарищу, все еще продолжавшему прятаться за деревом, после чего и тот вышел на поляну, держа в руке тяжелый каменный топор.

   Вдруг с толстых губ обоих дикарей сорвался единодушный крик удивления и радости, и они, бросив свое оружие, в видимом волнении приблизились к капитану и его изумленным спутникам и похлопали их обеими руками по щекам.

   - Белые! - вскричал на своем гортанном языке тот, который был вооружен дубиной. - Белые! - повторил он, радостно подпрыгивая и размахивая руками.

   - Почему же это тебя так удивляет, друг? - спросил Ульоа. - Разве ты в первый раз видишь белых?

   - Нет. Я уже видел белых, - ответил дикарь. - Наш великий вождь тоже был белый. Наше племя называется крагоа, - поспешил пояснить он, заметив недоумение на лицах путешественников.

   Наступила очередь удивиться Ульоа и его спутникам. После стольких опасностей и лишений судьба наконец смилостивилась над несчастными и забросила их именно в ту часть острова, куда им было нужно.

   - Так они принадлежат к племени крагоа! - в один голос радостно воскликнули дон Педро и его сестра.

   - Крагоа! Крагоа! - подтвердили дикари, подхватив это слово.

   - Что же нам теперь делать, дон Хосе? - спросил молодой человек. - На Ретона и Эмилио, очевидно, напала целая толпа людоедов и, несмотря на сопротивление несчастных, увела их с собой. Неужели мы допустим, чтобы их...

   - Разумеется, нет! - энергично возразил Ульоа. - Мы сделаем все возможное, чтобы выручить их. Но действовать нужно как можно осторожнее. Сгоряча нельзя. Придется немного потерпеть и им, и нам. Важно подружиться с этими вот молодцами. От них мы узнаем все что нужно. Они же помогут нам выручить из рук людоедов пленников. Вы только, пожалуйста, не мешайте мне. Я знаю, как обращаться с дикарями, и понимаю их язык, даже, как видите, говорю на нем... Тут сейчас была битва. Это ваше племя напало на моих людей? - спросил он у дикарей.

   - Нет! Нет! - поспешили ответить те. - Наше племя теперь не ест людей. Великий белый вождь запретил нам это.

   - Уж не наш ли отец был этим вождем? Вот было бы счастье-то! - воскликнула Мина.

   - Очень может быть, - проговорил Ульоа. - Это мы сейчас узнаем. Дон Педро, - обратился он к молодому человеку, - позвольте ваш талисман.

   Молодой Бельграно поспешно достал из-за пазухи бумажник, вынул из него кусок коры с изображениями ноту и вручил его капитану. Тот показал эту драгоценность дикарям и спросил:

   - Вам известно, что это такое?

   - Табу! Табу! - в благоговейном страхе вскричали оба дикаря и попятились назад.

   - Что с ними? Почему они так испугались этого кусочка коры? - не утерпела, чтобы не полюбопытствовать, девушка.

   - Словом "табу" дикари обозначают все, на что для них наложено запрещение, - пояснил Ульоа. - С помощью этого волшебного кусочка мы можем добиться от них всего. Видите, их уважение к нам еще больше возросло, когда они увидели у нас в руках этот талисман... Вы можете сказать, кто увел моих людей, которые убили вот этого? - указал он дикарям на тело канака.

   - Можем. Это племя нуку. Мы сами были у них в плену, - ответил дубиноносец, бывший, очевидно, старшим.

   - А убитый тоже из их племени?

   - Да.

   - Моих людей сейчас же будут есть?

   - Нет, их оставят до праздника пилу-пилу. Может быть, и тогда их не позволит есть другой белый.

   - А разве у вас тут есть еще белый?

   - Есть, есть.

   - Он тоже явился сюда из моря?

   - Да. Все белые всегда приходят к нам из моря.

   - А давно ли он пришел?

   Дикарь сначала пересчитал все пальцы на своих руках, потом поднял с земли хворостинку, разломал ее на мелкие куски, которые также сосчитал, затем немного подумал, наконец, покачав головой, произнес с видимым сожалением:

   - Не могу сказать. Только это было при закате солнца.

   - Вероятно, это Рамирес, - сказал Ульоа своим спутникам.

   - Вернее всего, он, - согласился дон Педро. - Обогнал-таки нас, негодяй! Что же вы думаете теперь предпринять, дон Хосе?

   - А вот порасспросим еще этих канаков, тогда и увидим, что нужно предпринять, - ответил Ульоа.

   Между тем перелет птиц продолжался, и пока старший дикарь разговаривал с капитаном, младший с замечательным проворством выбирал из переполненных силков отчаянно бившихся птиц и тут же ловко скручивал им головы. Вскоре возле него образовалась целая груда этой дичи.

   - А ты видел того белого? - продолжал Ульоа расспрашивать старшего дикаря.

   - Видел, вождь.

   - Какой он из себя?

   - Высокий, как и ты, вождь, только лицо у него темнее твоего и борода красная, а не черная с белым, как у тебя.

   - А нет ли у него знака на лице?

   - Есть: большой рубец.

   - Он один пришел сюда?

   - Нет, не один. С ним вот сколько других белых. Канак показал по три пальца на каждой руке.

   - А, значит, шесть человек, - догадался Ульоа. - А его большую лодку с белыми крыльями видел?

   - Сам не видал. Был в плену у людоедов вместе с братом, - дикарь указал на своего товарища, - но другие говорили, что видели эту лодку.

   - Есть у Рамиреса рубец на лице? - спросил Ульоа у своих спутников.

   - Есть на правой щеке, вероятно от очень глубокой раны, - поспешил ответить молодой человек.

   - Да, и я видела этот рубец, - подтвердила его сестра.

   - Ну, стало быть, это он; никакого сомнения теперь быть не может, - с уверенностью проговорил Ульоа. - Как зовут тебя и твоего брата? - снова обратился он к канаку.

   - Мое имя - Математе, а имя брата - Котуре.

   - Ты лично знал великого белого вождя?

   - Знал. Был его другом.

   - А! - воскликнул Ульоа и, указывая на молодых людей, с важностью сказал: - Вот белые дети великого вождя.

   Слова эти произвели новое магическое действие. Оба канака в сильном волнении опустились на колени перед молодыми людьми и принялись колотить себя кулаками по голове и по шее.

   - Ах, Боже мой! - вскричала девушка. - Что они делают?

   - Клянутся в верности сыну и дочери своего бывшего великого белого вождя, - с улыбкой пояснил Ульоа.

   Между тем оба дикаря, стоя на коленях, продолжали наносить себе такие удары, что молодые люди поспешили просить капитана, что бы он заставил канаков прекратить эти упражнения из опасения, как бы дикари не причинили себе серьезных повреждений.

   Когда дикари по приказанию молодых людей, переданному им капитаном Ульоа, поднялись на ноги, Математе радостно проговорил:

   - Счастливее нас нет никого на всем острове. Нам первым выпала великая честь встретить детей славного Тахахаки, который перед своим переселением в страну духов сказал нам, что придет время, когда его дети прибудут сюда на большой крылатой лодке с другими белыми людьми. Время это пришло, и мы радуемся.

   - Да, ваш вождь оказался прав: его дети прибыли сюда со мной и моими людьми, только мою большую лодку разбило бурей, - сказал Ульоа. - Они тоже очень рады видеть друзей, вождем которых был их отец, и желают посетить ваше селение, где жил их отец. Но сначала им нужно чем-нибудь подкрепить свои силы. Можете вы приготовить на огне несколько этих ноту? - указал он на убитых птиц.

   - Сейчас, вождь! - воскликнули дикари.

   Оба канака со всех ног бросились устраивать костер из сухого валежника. Потом младший отправился за птицами, а старший вынул из-за пояса обрубок довольно толстой бамбуковой палки с несколькими сквозными отверстиями. В одно из отверстий он вставил втулку из какого-то другого очень твердого дерева и, зажав между коленями палку, начал быстро вращать обеими руками вправо и влево втулку, держа ее над хворостом. Через несколько минут из отверстия стали сыпаться искры, и хворост загорелся.

   Этот простой способ добывания огня, не требующий ни особых приспособлений, ни большого труда, ни продолжительного времени, используется всеми островитянами Тихого океана.

   Ульоа и его спутники при помощи имевшегося у них огнива, разумеется, могли бы еще скорее добыть огонь, но им хотелось видеть, как будут добывать его дикари, а кстати, и доставить им удовольствие показать свое искусство.

   Вскоре большой костер, очень практично сложенный, весело запылал, Математе набросал в него целую груду камней, а его брат, начисто ощипав десяток птиц, аккуратно завернул каждую из них в банановые листья. Как только камни достаточно накалились, канаки с помощью толстых сучьев вытащили их из огня, побросали в заранее приготовленную яму и положили на них птиц.

   Едва они успели сделать это, как Математе и его брат с видимой тревогой поспешно принялись раскидывать костер и тушить огонь вырытой из ямы землей.

   - Зачем вы это делаете? - удивился Ульоа.

   - Люди идут, - ответил Математе.

   - Какие люди? Где ты их видишь?

   - Не вижу, а слышу. Какие - не знаю. Только не наши. Пусть сам вождь и дети нашего покойного вождя скорее прячутся вот на это дерево, - указал дикарь на гигантский ризофор, под которым сидели путешественники. - Там густо, и их никто не увидит.

   Ульоа и его спутники поспешили последовать этому совету. Сначала они помогли взобраться на дерево девушке, потом полезли и сами. Все довольно удобно разместились на огромных вилообразно раздвоенных ветвях, способных выдержать и не такую тяжесть. Густота листьев совершенно скрывала от посторонних взоров даже белую одежду Мины. Оба канака с ловкостью обезьян забрались чуть не на самую вершину этого дерева.

   - Да где же ты в самом деле слышишь людей, Математе? - спросил Ульоа. - Я ничего особенного не слышу и не вижу.

   - А ты прислушайся, вождь, - ответил дикарь. - Слышишь мычание?

   Действительно, в некотором отдалении раздавалось такое же глухое мычание, какое слышалось при перелете ноту, и непривычное ухо не могло заметить никакой разницы.

   - Да этот шум производят ноту, - проговорил, прислушиваясь, Ульоа.

   - Нет, вождь, это люди, - упорствовал канак, - вот послушай. Сорвав большой лист, Математе как-то особенно сложил его, потом приложил ко рту и начал проводить губами по краям листа; тотчас же раздались звуки, поразительно похожие на крик ноту. Повторив их несколько раз, дикарь остановился. Минуту спустя послышалось ответное мычание.

   - Слышишь, вождь? - проговорил канак и поспешил прибавить: - Теперь нам следует молчать. Сейчас придут сюда люди, и мы посмотрим, кто они.

   - Приготовьте карабины, - шепнул Ульоа своим спутникам. Мычание повторилось гораздо ближе, и все насторожились.

  

   Через небольшой просвет в листве Математе, острое зрение которого позволяло ему хорошо видеть и ночью на целую сотню шагов, различил очертания пяти человеческих фигур, выходивших из лесной чащи на прогалину. При слабом мерцании звезд он даже разглядел, что четверо из этих людей были темнокожие, а один - белый. Наблюдения эти он передал шепотом капитану.

   "Белый в сопровождении четырех туземцев, - подумал Ульоа. - Гм! Уж не нас ли они разыскивают?.. Неужели нас предали наши?.. Впрочем, нет, за старика-боцмана я чем угодно поручусь, а вот насчет юнги несколько сомневаюсь. Но посмотрим, что будет дальше, и будем действовать сообразно обстоятельствам".

   Вскоре небольшой отряд, вооруженный каменными топорами, вместе со своим предводителем, в руках которого был карабин, остановился в нескольких шагах от убежища путешественников, видимо, прислушиваясь и приглядываясь.

   Математе нагнулся к Ульоа, сидевшему ниже его на толстом суку, и еле слышно шепнул ему:

   - Видишь, вождь, белого? Это один из тех, которые приплыли сюда на большой крылатой лодке.

   - Вижу, но не могу понять, что он делает. Птиц, что ли, ищет?

   - Нет, тогда он действовал бы по-другому.

   - Значит, он кого-нибудь ищет или ожидает?

   - Да. Будем молчать. Увидим, - отрывисто прошептал дикарь. Между тем отряд двинулся вдоль ряда деревьев, окаймлявших с восточной стороны поляну. Он останавливался перед каждым деревом, причем предводитель внимательно осматривал на известной высоте ствол дерева. Добравшись до одной из роскошных колоннообразных сосен, называемых каори и принадлежащих к семейству даммаросов , высотой до сорока метров, при обхвате в полтора метра, темнокожие вдруг испустили радостный крик и указали своему предводителю на дерево. Тот поспешил подойти поближе, посмотрел и с видимым удовлетворением несколько раз кивнул головой; потом что-то сказал своим темнокожим спутникам, после чего все торопливо направились тем же путем назад.

   - Что бы все это значило? - прошептал с полным недоумением Ульоа.

   - Увидали на том дереве, что им было нужно, и ушли, - пояснил Математе. - Теперь они не вернутся до утра. Можно спокойно поужинать. Только не следует сходить с дерева: на нем все-таки безопаснее. Я сейчас сделаю тут для молодой дочери нашего вождя постель, - продолжал канак. - А ты, - обратился он к брату, - принесешь сюда птиц, они теперь уж готовы.

   Пока Котуре спускался вниз и доставал из ямы жаркое, Математе с поразительной быстротой и ловкостью устроил на дереве из тонких ветвей удобный и прочный гамак и устлал его мягкими листьями.

   Птицы действительно оказались изжаренными, и сильно проголодавшиеся путешественники принялись вместе с канаками усердно истреблять вкусную дичь. Обвернутые ароматными листьями и изжаренные по вышеописанному способу дикарей, ноту представляли собой настоящий деликатес.

   Когда все насытились, канаки устроили гамак побольше для капитана Ульоа и молодого Бельграно.

   Как только молодые люди улеглись в импровизированные воздушные постели, они тут же крепко заснули. Что же касается капитана, то, по привычке всех моряков, он еще долго продолжал сидеть, куря трубку, пока наконец его тоже не одолел сон, и старый моряк устроился рядом со сладко спавшим молодым человеком.

   Бодрствующими остались одни канаки. Дикари благодаря своей удивительной выносливости могут без особенного для себя неудобства не спать несколько суток подряд и продолжительное время подвергаться всевозможным лишениям.

   Давно уже измученные путешественники не спали так спокойно, как в эту ночь, под бдительной охраной дикарей и в полнейшей тишине, вдыхая чудесный воздух.

   Когда Ульоа проснулся на рассвете, дикари радостно приветствовали его, почтительно называя "великим белым вождем". Накануне они его называли просто "белым вождем", а теперь прибавили к этому эпитет "великий". Этим было многое сказано. Ульоа хорошо понимал, что значит такое отличие, и остался очень доволен. Это свидетельствовало о том, что почтение к нему дикарей за ночь не уменьшилось, а напротив, еще больше увеличилось. Из этого можно будет извлечь большую пользу для дела.

   Отправив дикарей за кокосовыми орехами на завтрак, Ульоа разбудил своих молодых спутников. Все с удовольствием позавтракали кокосовым молоком и кремом.

   По окончании завтрака Математе предложил капитану и его спутникам спуститься на землю и посетить, если им будет угодно, селение племени крагоа, где они будут приняты со всеми почестями, подобающими великому белому вождю и детям их бывшего великого вождя.

   Ульоа за себя и за своих спутников изъявил согласие на это любезное предложение и прибавил:

   - Кстати, взглянем на то дерево, к которому приходил ночью другой белый с темнокожими.

   К немалому изумлению Ульоа и его спутников и большому испугу дикарей, они увидели на дереве грубое изображение трех ноту, вырезанное ножом.

   - Табу! - вскричали канаки, с испугом отскакивая от дерева.

   - Знаки ноту! - воскликнули путешественники, с любопытством и удивлением рассматривая изображение птиц.

   - Только тут прибавлено два креста, которых нет у меня, - заметил Бельграно.

   - Зато они были на значке, выловленном Ретоном из моря. Я это хорошо помню, - сказал Ульоа. - Кто-нибудь из ваших мог начертить эти знаки? - спросил он у канаков.

   - Нет, - поспешил ответить Математе, - из наших никто не осмелится делать знаки, на которые великим вождем наложено табу: за это накажет Таки [*].

  

   [*] - Таки - один из злых духов канакской мифологии. - Примеч. автора.

  

   - Так кто же мог сделать это? - недоумевал Ульоа. - Очевидно, те, которые приходили сюда ночью, искали этот знак, следовательно, он начертан не ими, а для них... Дон Педро, - обратился моряк к молодому человеку, - вы говорите, что кроме вас и Рамиреса никому не должен быть известен этот иероглиф?

   -Да, я уверен в этом, - ответил тот. - По всей вероятности, ночью приходил сюда сам Рамирес, для которого был оставлен этот знак. Но сказать это наверное, конечно, нельзя: в темноте невозможно было разглядеть его лицо.

   - А между тем нам необходимо знать, с кем мы имеем дело, - сказал Ульоа, - поэтому мы должны прежде всего.

   Но здесь слова его были прерваны пронзительным свистом, раздавшимся вдруг из леса.

   - Туда! Скорее! - вскричал Математе и, схватив Ульоа за руку, потащил его вдоль побережья в противоположную сторону от того места, где была проведена ночь. - Нуку... Людоеды! - пояснил он уже на бегу.

   Котуре увлекал за братом молодых людей.

   Вскоре все очутились под деревьями, росшими в воде.

   - Некоторое время придется идти по воде, - предупредил Математе. - Позволь, госпожа, - обратился он к девушке, - перенести тебя на руках. Здесь у нас с братом есть такое убежище, которое никому неизвестно.

   С этими словами он подхватил девушку на руки и пустился со своей ношей в узенький пролив, где вода доходила только до колен.

   Ульоа и дон Педро, руководимые младшим канаком, следовали сзади.

   Минут через десять перед беглецами открылась обширная пещера, далеко вдававшаяся в берег и вся проросшая корнями деревьев. В этой пещере и устроилась небольшая компания. Сухое песчаное дно пещеры напоминало своей твердостью прекрасный мозаичный пол, вертикально пронизывавшие песчаную толщу корни могучих ризофоров походили на колонны, а их подножия - на скамьи. Пещера была таких размеров, что в ней свободно могло поместиться человек десять.

   - Котуре, - обратился Математе к брату, - проберись вон туда,

   - он указал рукой в сторону налево от себя, - набери там побольше плодов и высмотри, сколько там нуку. Будь осторожнее.

   Младший дикарь кивнул головой и тут же исчез. Через полчаса он вернулся с большим мешком, искусно связанным из огромных листьев какого-то дерева. Мешок оказался наполненным кокосовыми орехами и какими-то неизвестными молодым путешественникам плодами, величиной с голову двухлетнего ребенка, покрытыми шероховатой, усеянной наростами оболочкой.

   - Что это за плоды? - полюбопытствовала Мина.

   - Вероятно, вы слыхали о хлебном дереве, растущем в тропических странах, - это именно и есть его плоды, - пояснил Ульоа. - Ну что, Котуре, видел ты нуку? - спросил он у канака.

   - Видел, великий вождь.

   - А много их?

   - Много, великий вождь. Очень много. И белый с ними. Тот самый, который приходил ночью.

   - Далеко они отсюда?

   - Подходят к дереву, на котором табу.

   Ульоа передал эти ответы дикаря своим спутникам и прибавил:

   - Без сомнения, они ищут нас. Кто-нибудь сообщил Рамиресу о нашем прибытии сюда.

   - Но кто же мог сделать это?! - воскликнул молодой Бельграно.

   - Кроме Ретона или Эмилио, некому. Но возможно ли представить себе, чтобы такой прямой и честный человек, как боцман, мог решиться на подобную гнусность? Трудно допустить это и по отношению к Эмилио, который еще так молод, что...

   - А не приходило вам в голову, что они могли попасть в плен к Рамиресу? - перебил Ульоа. - Этот бесчеловечный негодяй мог под жестокими пытками выведать от них все, что ему нужно.

   - Не думаю, дон Хосе, чтобы на такое ужасное преступление решился даже Рамирес, хотя знаю, что он не из совестливых, - возразил молодой человек. Он все-таки постесняется.

   - Полноте, мой друг, кого он будет стесняться на этом затерянном среди океана диком острове, вдали от всякой цивилизации! - воскликнул Ульоа. - Напротив, я нисколько не удивлюсь, когда узнаю, что этот проходимец именно так и поступил. Боже мой! - вдруг прервал он сам себя, вскакивая с места и бросаясь к выходу.

   - Куда вы? Что с вами, дон Хосе? - с изумлением спросили молодые люди.

   Но Ульоа ничего не ответил. Высунувшись в отверстие пещеры, он стал напряженно прислушиваться к лаю собаки, доносившемуся сначала издали, потом постепенно приближавшемуся.

   - Гермоза!.. Гермоза! - радостно крикнул Ульоа, еще больше высунувшись в отверстие.

   - Кто это - Гермоза? - снова в один голос спросили брат и сестра, крайне заинтересованные поведением и видимым волнением своего спутника и руководителя.

   - Это моя собака-ньюфаундленд, таинственным образом исчезнувшая перед самым моим отплытием от берегов Чили, - возбужденно ответил наконец Ульоа, полуобернувшись к молодым людям.

   Последние с удивлением переглянулись и чуть не засмеялись. Слишком уж нелепым показалось им предположение их спутника, чтобы собака, пропавшая в Чили, могла вдруг очутиться на островах Новой Каледонии.

   - Вероятно, вы ошибаетесь, дон Хосе, - сдержанно заметил молодой человек, стараясь скрыть улыбку недоверия.

   - Нет, нет, этого быть не может! - тоном глубокого убеждения возразил Ульоа. - Я узнаю голос моей Гермозы среди лая хоть целой тысячи других собак.

   - Но каким же образом она могла попасть сюда? Не последовала же она за вами вплавь по морю! - воскликнула девушка.

   - А разве Рамирес не мог украсть ее и привезти сюда?

   - С какой же целью? - удивился молодой человек.

   - Да мало ли какие могут быть цели у этого негодяя! - вскричал Ульоа. - А что это лает моя Гермоза - ручаюсь головой.

   Лай собаки раздавался теперь совсем близко.

   - Великий вождь, наше убежище открыто! - взволнованно проговорил Математе.

   - Да, и благодаря моей собаке! - смущенно пробормотал Ульоа, не зная, что предпринять.

   - А у тебя была собака, вождь? Это очень опасное животное, - заметил канак.

   - Да-а, - машинально проговорил Ульоа, занятый своими мыслями, и вдруг, ударив себя по лбу, вскричал: - А, теперь я понял цель похищения Рамиресом Гермозы! При помощи моей умной собаки негодяй рассчитывал скорее напасть на мои следы, и он не ошибся: она навела его на них. Что же нам теперь предпринять?

   - Прежде всего нужно убить собаку, вождь, - посоветовал старший канак.

   - Никогда! - угрожающе крикнул Ульоа. - Я ни за что не допущу этого и накладываю на собаку табу. Слышишь? Мы будем иметь дело только с людьми, а собака, когда узнает меня, нас же станет защищать... Это очень смышленое и сильное животное, - прибавил он, обращаясь к молодым людям, - не то что та жалкая порода собак, которая была разведена здесь вместе с поросятами Куком и другими мореплавателями, пристававшими к этим берегам... Э, да будь что будет! - с решимостью отчаяния вдруг вскричал он и, снова высунувшись в отверстие, громко свистнул.

   В ответ на этот свист тотчас же послышался радостный, полуприглушенный визг, затем раздался звук падающего в воду какого-то тяжелого тела и усиленное шлепанье по воде. Оба канака, опасаясь нападения, загородили было собой вход в пещеру и приготовились встретить врага ударами своих каменных топоров.

   - Прочь отсюда! - властно крикнул им Ульоа.

   Едва канаки успели посторониться, как в пещеру влетела огромная собака, покрытая блестящей белоснежной с черными пятнами шерстью. С прерывающимся от волнения визгом она подбежала к Ульоа, поднялась на задние лапы, положила ему на плечи передние и, усиленно вертя во все стороны хвостом, принялась усердно облизывать лицо моряка. Затем она, продолжая стоять на задних лапах и опираясь передними о колено своего хозяина, намеревалась выразить радость свидания с ним громким лаем.

   - Куш, Гермоза! - остановил он собаку, погрозив ей пальцем. Лай собаки мог выдать их присутствие здесь врагам, если те еще не догадывались об этом.

   Девушка, со своей стороны, тоже старалась успокоить собаку, между тем как ее брат и Математе охраняли вход, а Котуре, растянувшись на земле и приложившись к ней ухом, прислушивался, близко ли преследователи. Ульоа ласкал собаку, приговаривая прерывавшимся от радостного волнения голосом:

   - Гермоза... Славная моя Гермоза!.. Ты не забыла своего старого хозяина... сразу узнала его... Я так и знал... Ведь вы, собаки, никогда не забываете своих хозяев... Ну, теперь мы уж не расстанемся с тобой, нас может разлучить только смерть. Вот видите, сеньорита, - обратился он к девушке, со слезами умиления наблюдавшей эту сцену, - я не ошибся, когда утверждал, что это был лай моей Гермозы.

   - Да, эта встреча просто чудесная. Быть может, она послужит к нашему счастью, - отозвалась Мина.

   - Во всяком случае, у нас прибавился новый храбрый и сильный друг, на преданность которого можно вполне рассчитывать, - проговорил Ульоа, лаская собаку, не перестававшую лизать ему одежду, руки и лицо.

   Заметив, что дикари опасливо косились на животное, пугавшее их своей величиной и страшными зубами, Ульоа поспешил успокоить их.

   - Не бойтесь, друзья, этой собаки, - сказал он. - Она не только не сделает вам ни малейшего зла, но еще будет защищать вас от всех ваших врагов. Вы только сами не задирайте ее, а постарайтесь лучше поскорее подружиться с ней.

   Успокоенные этими словами, дикари несмело подошли к собаке, которая, по приказанию своего хозяина, изъявляла, со своей стороны, полную готовность подружиться с ними, и стали внимательно и с заметным удивлением разглядывать ее.

   - Странно, что преследователи до сих пор не показываются, - заметил Бельграно, отходя от своего наблюдательного поста. - Должны же были они видеть, куда бросилась собака, и последовать за ней.

   - Может быть, они решили дождаться наступления темноты, чтобы захватить нас врасплох, - предположил Ульоа.

   - А мы так и будем сидеть здесь, как в осаде?

   - Что же еще мы можем сделать? - Устроить вылазку? Я бы, пожалуй, не прочь, но опасаюсь за вашу сестру.

   - О, за меня не беспокойтесь, дон Хосе! - воскликнула девушка. - Я ничего не боюсь с вами и с братом, а обращаться с ружьем, как вы сами видели...

   - Тсс! - прошептал Математе, вдруг обернувшись к ним и внушительно подняв вверх указательный палец правой руки.

   Среди воцарившейся тишины послышались глухие удары сверху по корням, образовавшим свод пещеры. В то же время вода у входа стала медленно, но заметно прибывать.

   - Что там происходит наверху? - спросил Ульоа у старшего дикаря, когда тот по его знаку подошел к нему.

   - Должно быть, нуку задумали завалить нас сверху землей... Стараются пробить ее около корней, как раз в том месте пещеры, где можно укрыться от воды, - высказал свое предположение дикарь.

   Когда Ульоа передал его слова дону Педро, тоже подошедшему к нему, молодой человек заметил:

   - Значит, нам угрожает быть засыпанными землей или затопленными водой?.. Приятное положение!

   - Можно спастись, - сказал канак, очевидно понявший молодого человека, хотя тот сделал свое замечание на испанском языке, на котором говорил с Ульоа.

   - Каким же образом? - спросил последний у канака на его родном языке.

   - Проделать проход... Вот здесь, - пояснил Математе, указывая на одно место. - Отсюда мы выйдем в такую чащу, где нас никто не найдет.

   - Гм, - пробормотал моряк, рассматривая указанное дикарем место. - Да тут, наверное, такая толщина, которую не скоро преодолеешь, а нам дорога каждая минута.

   - Не бойся, великий вождь, - успокоил его дикарь, - если дружно примемся за работу, живо проложим путь. Нам уж приходилось делать такие проходы, и мы знаем, что это вовсе не так трудно.

   - Да ведь нас, того и гляди, зальет водой или засыплет землей... Вон земля уже начала осыпаться, - возразил Ульоа.

   - Ничего, - стоял на своем дикарь, - нам нужно немного прорыть, чтобы уйти отсюда... А там будет уже не так опасно.

   - Но если эту пещеру засыплют землей, в ней не будет воздуха...

   - И об этом не беспокойся, великий вождь: воздух будет. Между корнями везде пустота, через нее и проходит воздух. Не задохнемся, - уверял дикарь.

   - Ну хорошо, будь по-твоему, - согласился Ульоа.

   Все поспешно принялись за дело. Канаки начали ловко действовать своими орудиями, а Ульоа и Бельграно - тяжелыми ружейными шомполами. Работа закипела. По указанию Математе следовало прочистить путь в одной из боковых стен пещеры. Рыхлая земля поддавалась легко; труднее было сладить с густой массой толстых корней, переплетенных частой сетью мелких отростков. Двое были заняты перерубанием этих преград, а другие двое - уборкой срубленного. Вскоре часть пещеры была завалена этими обрубками.

   Во время работы мужчин Мина взяла на себя обязанность сторожа. Держа наготове карабин, мужественная девушка чутко прислушивалась к