Сальгари Эмилио - Сокровище Голубых гор

ся крик ужаса.

   - Ага, почувствовал наконец! - злорадно вскричал Математе.

   - Я не могу допустить, чтобы муравьи съели его заживо! - проговорил Ульоа, подходя к злорадствовавшему канаку и с содроганием глядя на начинавшиеся муки пытаемого.

   - Не беспокойся, вождь, до этого не дойдет, - успокаивал его Математе, - он заговорит при первом же настоящем наступлении муравьев. Пока они только довольствуются вытекшей уже из него кровью, но вот когда примутся высасывать из него свежую, тогда он сдастся.

   - А каким же образом ты извлечешь его тогда из муравейника?

   - Сейчас увидишь, вождь, - ответил канак и, приказав своему брату срезать несколько длинных и гибких густолиственных ветвей, часть их взял себе и брату, а другие раздал остальным дикарям.

   В этот момент воздух прорезал громкий крик жертвы, и несчастный рванулся с привязи.

   - Начинается! - радовался Математе. - Теперь он быстро заговорит.

   Покрыв ноги пленника, муравьи вонзили в них свои ужасные клещи, отчего возникало такое ощущение, точно тело жгли раскаленными угольями. Через уже насевших на жертву кровопийц переваливались целые ряды других. Копошась и отталкивая друг друга, они пробирались на незанятые еще места, чтобы скорее полакомиться теплой кровью жертвы.

   Корчась в судорогах невыносимой боли, с глазами навыкате, с покрытыми кровавой пеной губами, несчастный тщетно старался разорвать связывающие его узы и испускал раздиравшие душу вопли и стоны.

   - Довольно, Математе! - воскликнул возмущенный Ульоа. - Прекрати эту невозможную пытку! Я не могу допустить, чтобы на моих глазах так ужасно погибал человек. Наверное, теперь он сдастся.

   Математе нехотя поднялся и с ветвью в руках направился к пытаемому, сделав знак другим дикарям следовать за собой. Подойдя к мучавшемуся пленнику, все принялись энергично сбивать с него ветвями муравьев, потом, перерезав веревки, которыми он был привязан к дереву, вытащили его из муравейника и повели под руки к Ульоа.

   Ноги несчастного снизу доверху были покрыты кровоточащими и сильно припухшими ранками, и сам он еле двигался. Ему осторожно обмыли израненные ноги водой, обвязали какой-то целебной травой, быстро утоляющей боль и затягивающей раны, потом дали выпить целый кокосовый орех для подкрепления сил. Через несколько минут дикарь пришел в себя, боль у него затихла, и он мог говорить.

   - Теперь, - сказал Математе, - отвечай на все, о чем тебя будет спрашивать вождь. Но смотри, - прибавил он с угрожающим видом, - не вздумай увиливать и лгать! Тогда ты снова будешь поставлен ногами в муравейник и брошен там. Помни это. Не забывай и того, что белые умеют читать наши мысли.

   После этого внушения начался допрос пленника.

   - В вашем селении есть белые? - спросил Ульоа.

   - Был, а теперь его нет, - ответил допрашиваемый.

   - Куда же он девался?

   - Не знаю. Я видел только, как он вчера на восходе солнца с отрядом наших воинов отправился в ту сторону, где заходит солнце.

   - Если знаешь, зачем он отправился туда, то лучше говори не таясь. Мы, белые, умеем читать мысли не хуже ваших вьерреданов (колдунов).

   - Я не таюсь, - возразил пленник, - но не могу сказать того, чего не знаю. Говорили, что белый отправился к своей большой лодке за подарками для племени крагоа, к которым он хотел потом пойти, но наверняка сказать не могу.

   - А где находится его большая лодка?

   - Говорят, на реке Диа.

   - Это далеко отсюда?

   - Два дня ходьбы.

   - Этот белый давно живет у вас?

   Пленник пустился было в какие-то таинственные вычисления по пальцам, но запутался, с досадой покачал головой и сконфуженно произнес:

   - Не могу сказать этого!

   - Так скажи, по крайней мере, почему твое племя приняло к себе этого белого, вместо того чтобы, по вашему обычаю, съесть его?

   - Он убил молнией из своей волшебной палки нашего вождя, потом дал нам много подарков и объявил себя нашим вождем.

   - Взял он недавно в плен двух белых?

   - Взял.

   - Что он сделал с ними? - с тревогой осведомился Ульоа.

   - Старого держат в пещере, и он будет съеден завтра при восходе луны, после большого пилу-пилу, а молодой...

   - Ты знаешь, где эта пещера? Можешь провести нас туда? - прервал Ульоа.

   Заметив, что пленник, вместо того чтобы прямо ответить на эти вопросы, как и на предыдущие, замялся, Математе с угрожающим видом занес над его головой топор. Эта угроза заставила пленника быстро проговорить:

   - Могу! Могу!

   - А что сделали с молодым белым? - продолжал допытываться Ульоа.

   - Он на свободе и отправился вместе с вождем.

   - Ах, каналья! - прошептал сквозь зубы Ульоа, сжимая кулаки. - Ну, теперь мне все ясно. Так я и чувствовал в последнее время, что этот негодяй испортил мои инструменты и указал значками Рамиресу наш путь. Можно ли было ожидать столько дьявольской хитрости со стороны почти еще мальчишки? Мой старый Ретон был абсолютно прав, сразу невзлюбив этого предателя. Он понял его лучше меня. Ну, попадись только он мне в руки, несдобровать ему!

   - Вот что, друг, - снова обратился он к пленнику, - желаешь сохранить свою жизнь, которую я только что спас тебе, и служить мне, а не тому белому?

   - Хочу, вождь! - воскликнул дикарь, и в тоне его ответа послышалась искренность

   - В таком случае веди нас к той пещере, где находится старый белый пленник" Ведь ты говоришь, что знаешь ее?

   - Еще бы не знать, вождь, когда в этой пещере постоянно происходят наши пиры после пилу-пилу. Я сведу тебя туда, но только...

   И дикарь замялся.

   - Что еще? - с нетерпением спросил Ульоа.

   - Только, если ты обещаешь не выдавать меня белому вождю нашего племени. Он узнает, что я все рассказал тебе, и отдаст меня на съедение.

   - А! Не беспокойся, я не выдам тебя, если только ты будешь верно служить мне, - прервал его Ульоа. - Теперь веди нас скорее... Впрочем, нет, - продолжал он, подумав немного, - сначала необходимо заручиться большими силами, а потом уж и действовать. До завтрашнего вечера мы еще успеем выручить старика Математе, - обратился он к канаку, который был его правой рукой, - сведи пленника в наше становище и хорошенько стереги его. Потом пошли в наше селение за молодым белым. Пусть он приведет ко мне еще отряд самых храбрых воинов" Я думаю, теперь вполне можно положиться на нуку?

   - О да, вождь! Ты им послан на счастье, и они не могут задумать ничего дурного против тебя.

   - А девушку можно оставить под их охраной?

   - Можно, вождь. Ведь ее брат имеет табу.

   - Ах, да! Значит, она неприкосновенна и вполне в безопасности.

   Успокоившись относительно этого, Ульоа вернулся на место ночной стоянки, где все вокруг казалось спокойным. Он расставил новую смену караульных и, страшно утомленный, улегся в приготовленный для него из лиан гамак и тотчас же крепко заснул.

   Остальная часть ночи прошла без всяких тревог. К утру прибыл молодой Бельграно с отрядом воинов, выбранных им из самых рослых, крепких и храбрых людей. Каждый из них принес по корзине с провизией: жареной рыбой, плодами и овощами.

   - Пора приступить к действиям, - сказал Ульоа молодому человеку, обменявшись с ним приветствиями и узнав, что в селении все благополучно и что Мина чувствует себя хорошо. - Сегодня вечером назначено жертвоприношение в лице нашего бравого Ретона. Но я знаю, где находится старик, и его спасение будет зависеть исключительно от нашего мужества и нашей ловкости.

   - За этим дело не станет! - уверенно проговорил молодой человек. - Я твердо надеюсь, что нам удастся вырвать из рук людоедов нашего старого друга.

   - Надеюсь и я, - продолжал Ульоа - Мы отправимся перед солнечным закатом. Вечером будет не так заметно наше передвижение. Зададим страха этим проклятым людоедам, уже точащим зубы на бедного Ретона, выручим его, а потом займемся и самим Рамиресом.

  

   Только что начало смеркаться, и огромные летучие собакоголовые мыши целыми стаями покидали свои дневные убежища, чтобы полакомиться насекомыми и плодами, когда отряд дона Хосе, состоявший из двадцати человек, двинулся в путь по направлению к селению кета Дорогу показывал пленник, по бокам которого шли оба канака, зорко наблюдавшие за его малейшим подозрительным движением.

   В лесной чаще, через которую приходилось проходить, царила томящая духота; все небо было покрыто тяжелыми тучами, насыщенными электричеством. Очевидно, над островом готовился пронестись один из тех страшных ураганов, какие нашим путешественникам уже пришлось испытать на море.

   Шли более часа. Вдруг проводник обернулся и тихо проговорил:

   - Теперь нужно идти как можно осторожнее: мы приближаемся к нашему селению.

   - Мы-то будем молчать, а вот ты сам, смотри, не вздумай издать какого-нибудь предательского звука. Тогда тебе тут же и конец! - угрожающе предупредил его Математе.

   - Не беспокойся: раз вы меня оставили в живых, я вас не выдам и до конца буду стоять за вас. У меня не двойной язык, - с достоинством проговорил пленник.

   - А далеко еще до места? - спросил Ульоа, услыхав разговор пленника с канаком.

   - Нет, - ответил пленник. - Вон уж и берег.

   - Твои соплеменники уже там?

   - Нет. Они соберутся при восходе луны.

   Лес начал сильно редеть. Высокие деревья не любят близости моря, где их так беспощадно треплют и ломают свирепые ураганы. Только кокосовые и каурисовые деревья да морские сосны отваживаются выдвигаться дальше других, гордо вознося свои пышные вершины на высоту сорока метров над землей.

   Уже засверкали первые молнии и загрохотал вдали гром, когда отряд, выбравшись на окаймленную густым кустарником лесную опушку, оказался перед селением кети. Селение было довольно большое и состояло из разбросанных среди обширной поляны хижин, напоминавших своим видом большие ульи.

   Нигде не было заметно никакого движения. Вероятно, все население уже отправилось к месту сборища, чтобы сначала поплясать, а потом урвать хоть кусочек останков злополучного боцмана.

   Осторожно миновав этот поселок, отряд вступил в новую полосу гигантских ризофоров, тянувшуюся параллельно морю, глухой рев которого уже слышался невдалеке.

   Вдруг откуда-то донеслись продолжительные раскаты словно подземного грома.

   - Опоздали! - в ужасе вскричали канаки. - Этот шум возвещает начало пляски в честь бога Тики.

   - Что вы говорите? - поспешил осведомиться Ульоа.

   - Мои соплеменники, кажется, раньше времени начали свое празднество. Этого прежде никогда не бывало. Пилу-пилу всегда начиналось только при восходе луны, а она еще не показывалась, - бормотал пленник, сам, видимо, пораженный.

   - Значит, твои соплеменники уже собрались в пещере? - продолжал Ульоа.

   - Да, вождь, должно быть. Хотя еще рано, и я не могу понять...

   - А что, вход в пещеру только один?

   - Нет, два. Но один из них будет очень неудобен для тебя, вождь. По нему надо спускаться ползком, и притом...

   - Это ничего не значит! Веди! Нам необходимо захватить твоих сородичей врасплох. Прямого нападения лучше избежать.

   - Хорошо, вождь, идем! - вдруг сказал кети тоном человека, принявшего какое-то важное решение.

   - Смотри, не вздумай завлечь нас в ловушку! Ты первый погибнешь тогда от моей рутси! - предупредил его Ульоа, подметив этот тон.

   - Ты подарил мне жизнь, вождь, и я теперь твой. Кети неблагодарным не бывает! - возразил дикарь, и в тоне его голоса слышалась полная искренность. - Идем скорее! Как только окончится пляска, твой белый друг будет убит и положен на огонь.

   С соблюдением всевозможных предосторожностей и в полном безмолвии отряд двинулся вперед вслед за проводником, быстрым и уверенным шагом направившимся к холму, поросшему величественными кокосовыми пальмами и густым кустарником.

   Подземный рокот деревянных барабанов, возвещавших начало пилу-пилу, с каждым шагом вперед становился все слышнее и слышнее. По временам этот шум перекрывался пронзительными взвизгиваниями и криками.

   "Интересно бы знать, сколько собралось там этих дьяволов в человеческом образе? - спрашивал сам себя Ульоа, сердце которого усиленно билось, когда он начинал опасаться за успех своего рискованного предприятия. - В состоянии ли мы будем одолеть их и вырвать из их рук беднягу Ретона?"

   Между тем проводник, которого оба канака продолжали крепко держать на привязи из лиан, вдруг остановился на краю холма, указал на зиявшую внизу пустоту и сказал:

   - Вот вход в пещеру.

   Ульоа заглянул в эту пустоту и спросил:

   - А что, если мы зажжем факелы, чтобы удобнее пройти там, не выдадим себя этим раньше времени?

   - Нет, вождь, - ответил пленник. - Проход очень извилистый. Факелы можно будет потушить, когда мы переберемся через подземный канал, питающий лагуну.

   - Разве там, в пещере, есть и вода?

   - Да, вождь, есть лагуна, посредине которой стоит изображение доброго духа моря, Тики.

   Ульоа при помощи своего огнива зажег один из имевшихся в отряде факелов из коры ниаули, потом вслед за проводником сполз с почти отвесной крутизны скалистого холма. Математе, продолжавший не доверять пленнику, первый, и также ползком, протиснулся сквозь узкую расщелину, через которую, по словам пленника, можно было проникнуть в пещеру. Факелом он освещал путь себе и другим. За Математе следовал пленник, потом Котуре. Таким образом, кети находился как бы в тисках, готовых сдавить его при малейшем подозрительном движении или звуке с его стороны. Ульоа со своим отрядом пока оставался в некотором отдалении позади передовой группы.

   Узкий проход весь был загроможден острыми выступами скалы. Пробираться между этими препятствиями было нелегко и довольно опасно.

   Откуда-то доносился грохот, напоминавший шум каскадов или бурно бегущих потоков, но пока ничего не было видно. Казалось, и самый проход когда-то служил ложем для горного потока. Местами этот проход был так тесен и низок, что люди должны были съеживаться до последней возможности, чтобы на несколько шагов продвинуться вперед. Иногда Математе вдруг останавливался перед преграждавшей путь глыбой и с большим трудом отыскивал подходящую лазейку, через которую и протискивались вслед за ним остальные. Пустить же вперед пленника, который, будучи лучше знаком с этой пещерой, нашел бы, вероятно, и более удобный проход, не решались из опасения, как бы он не завел их в какую-нибудь ловушку.

   Наконец шагов через четыреста проход начал понемногу расширяться, и впереди засверкала широкая серебристая лента какого-то источника.

   - Это пресная вода или морская? - шепотом спросил Ульоа у проводника.

   - Морская, вождь, - так же тихо ответил тот. - Скоро лагуна. Надо бы погасить свет.

   Ульоа шепнул Математе, и тот поспешил потушить факел.

   Между тем грохот барабанов, дикие крики, свист и рев вперемешку с гулким стуком, происходившим, вероятно, от ударов палицами и кистенями по стенам пещеры, просто оглушали. Шум был прямо адский.

   - Математе и Котуре, держите крепче пленника! - приказал Ульоа.

   - Будь спокоен, вождь, мы отвечаем за него головой! - раздалось в ответ.

   - Дон Педро, - обратился Ульоа к следовавшему за ним молодому человеку, - приготовьте карабин, но без моей команды не стреляйте. Ну, теперь с Богом, вперед!

   Расширившийся проход извивался крупными зигзагами. Могло случиться, что где-нибудь за крутыми поворотами притаились караульные, выставленные врагами на случай внезапного нападения с этой стороны. Приходилось удвоить предосторожности, чтобы не наткнуться на такую засаду.

   Вскоре показался яркий свет, лившийся из обширной пещеры, в которой людоеды праздновали свои пилу-пилу. Пещера была сталактитовая, почти круглой формы и такой красоты, что смело могла поспорить с иными прославленными пещерами всего мира. Сплошь выложенная самой природой дивной мозаикой из минералов всевозможных пород и цветов, ослепительно сверкавших при свете многочисленных факелов, воткнутых во все щели среди массы пестрых и причудливых форм сталагмитов, эта пещера представляла сказочно-прекрасный вид.

   Посредине был природный бассейн, наполненный водой, а в его центре, на выступе скалы, высился грубо вырезанный из дерева истукан, изображавший бога Тики. Сидя с поджатыми под себя ногами и скрещенными на толстом животе руками, истукан тупо таращил свои огромные глаза, во впадины которых были вставлены какие-то зеленоватые камни, и ухмылялся своим широчайшим ртом. На его бесформенной голове красовалась четырехугольная шляпа, грубо сплетенная из соломы.

   Вокруг бассейна, имевшего не менее ста метров в поперечнике, усердно плясало несколько десятков дикарей, ударяя палицами о сталагмитовый пол пещеры. Танцоров окружало несколько сотен зрителей, в числе которых были женщины и дети.

   Невообразимый шум, производимый барабанщиками, флейтистами и певцами, и неистовые крики толпы поощряли плясавших.

   - Что такое! - шепнул Ульоа молодому человеку. - Любая слабонервная дама через минуту упала бы в обморок от этого "концерта". Но где же, однако, наш бедный Ретон?

   - Разве вы его не видите, дон Хосе? - отозвался молодой человек.

   - Вон он посредине бассейна... По ту сторону идола, в клетке. Ульоа подвинулся немного вперед и действительно увидел на противоположной стороне, перед идолом, бамбуковую клетку, в которой сидел несчастный старик со скрученными назад руками.

   - Бедный мой друг! - взволнованно прошептал Ульоа. - Какие мучения должен ты терпеть!

   - Нельзя ли как-нибудь предупредить его о нашем присутствии здесь, чтобы хоть немного ободрить в эту ужасную минуту? - спросил молодой человек.

   - Невозможно! - возразил Ульоа. - Малейшая неосторожность с нашей стороны - и мы погибли.

   - Да, дон Хосе, вы правы... Этих дьяволов слишком много. Едва ли мы сладим с такой ордой. Что вы думаете предпринять?

   - Погодите, мой друг. Пусть они сначала досыта или, вернее, до полного изнеможения набеснуются, тогда мы и удивим их. У меня уже готов план... Долго еще может продолжаться это удовольствие? - спросил Ульоа у старшего канака.

   - Нет, вождь, сейчас будет конец, - ответил тот. - Вон уже и жрец идет, который должен совершить жертвоприношение богу Тики.

   - А, вижу, вижу! Ну хорошо, подождем еще минуту, а потом, как только я выстрелю, стреляйте и вы, дон Педро, а ты, Математе, бросайся в суматохе освобождать моего белого друга. Остальные же воины пусть рассыплются в разные стороны и как можно громче кричат, чтобы этим людоедам показалось, будто нас целые сотни.

   Пляска прекратилась. Измученные, с ручьями пота, струящегося по лицам, плясуны и плясуньи гурьбой двинулись вместе с музыкантами, певцами и зрителями вслед за жрецом, шествовавшим торжественным шагом к бассейну.

   Жрец был безобразного вида старик с морщинистым лицом, покрытым точно солончаковой корой от постоянного злоупотребления крепкой настойкой из особого рода хмельных кореньев и черного перца. На руках и ногах у него не хватало по нескольку пальцев, съеденных проказой. Длинные седые курчавые волосы были собраны на затылке в пучок, переплетенный шнурком, унизанным человеческими зубами, а самая голова была обвита ниткой крупных разноцветных стеклянных бус.

   За жрецом следовали четыре рослых молодых воина, с трудом несших тяжелую деревянную колоду, в которой, очевидно, что-то заключалось.

   - Что это они несут? - полюбопытствовал Ульоа.

   - Тело нашего вождя, убитого тем белым, который теперь занял его место, - ответил пленник.

   - Ведь ты говорил, что ваш убитый вождь давно похоронен?

   - Да, его похоронили на вершине вот этой горы. А теперь, когда белый удалился отсюда, жрец приказал вырыть тело вождя и доставить сюда. Вот в честь его и хотят принести в жертву белого пленника

   - А-а! - протянул Ульоа. - Ну, мы еще посмотрим, удастся ли им это!

   Между тем колода с останками убитого Рамиресом вождя, при благоговейном молчании только что бесновавшейся толпы, была донесена до бассейна и поставлена перед идолом, после чего с нее сняли крышку. В колоде оказался почти совершенно разложившийся труп, тотчас же распространивший сильное зловоние.

   Жрец три раза низко поклонился праху вождя, бормоча какие-то непонятные слова. Женщины подняли пронзительный вой и принялись расцарапывать себе до крови лицо, руки и грудь небольшими раковинами с острыми краями. Воины стояли молча и неподвижно, не сводя глаз с тела вождя.

   Но вот по знаку жреца женский плач и завывания разом смолкли. Вслед за тем жрец сбросил с головы подвязанную косу вместе со всеми украшениями и, потрясая топором в направлении клетки с пленником, громким голосом троекратно произнес формулу мести.

   - Ну, теперь больше медлить нельзя, вождь, - шепнул капитану | пленный кети, - сейчас начнется жертвоприношение.

   Бледный, с крепко стиснутыми зубами, Ульоа прислонил дуло карабина для более верного прицела к сталактиту возле себя, молодой Бельграно тоже приготовился стрелять вслед за Ульоа, если бы тот промахнулся. Оба метились в жреца, без которого жертвоприношение не могло состояться. Канаки и нуку, со своей стороны, также ожидали только знака капитана, чтобы броситься на своих исконных врагов - кети.

   Момент был трагический. В обширной пещере царило полное безмолвие. Начертив в воздухе топором ряд каких-то таинственных знаков, жрец направился к клетке с пленником и остановился перед ней, видимо, наслаждаясь ужасом, отражавшимся на лице и в глазах жертвы. Потом жрец одним взмахом топора разрубил крепкую бамбуковую преграду и, держа в правой руке топор, левой рукой схватил за шиворот злополучного пленника и вытащил его из клетки. Но тут произошло нечто совершенно неожиданное. Собрав всю свою силу, бравый боцман вдруг вырвался из руки жреца и принялся осыпать его целым градом ударов кулаками по чему попало.

   - Браво, Ретон! - крикнул Ульоа. - Хорошенько отделай эту старую обезьяну!

   Пораженная таким необычайным зрелищем, толпа не шевелилась и безмолвствовала. Пользуясь этим, боцман схватил довольно увесистый кусок сталактита и принялся им обрабатывать жреца, который, выронив из руки топор, беспомощно стоял перед наносившим ему удары моряком.

   Наконец последний, бросив камень, с такой силой ткнул ногой в отвислое брюхо жреца, что тот упал навзничь и, катаясь по полу пещеры, принялся испускать пронзительные вопли.

   Только теперь опомнилась толпа. Несколько человек бросились было поднимать старика, но тот, пристыженный своим падением, сам поспешил подняться на ноги. Однако едва он успел немного выпрямиться, как меткая пуля Ульоа вновь заставила его упасть, и уже навсегда. Вслед за капитаном выстрелил и Бельграно. Гул выстрелов, усиленный отзвуками пещеры, произвел на устрашенную толпу впечатление внезапного громового удара.

   Дикари в паническом ужасе заметались по обширной пещере и бросились к выходу, как стадо испуганных животных, опрокидывая и давя друг друга. Женщины и дети с отчаянными визгами и криками бежали впереди.

   Ульоа, Бельграно и Математе пускали выстрел за выстрелом по улепетывавшей со всех ног толпе, воображавшей, что на нее напали сами боги грома и молнии.

   По первому выстрелу Ретон понял, в чем дело, и поспешил в ту сторону, откуда раздался этот выстрел.

   - Капитан! - Дон Педро!.. Спасители мои! - радостно бормотал старик, так чудесно избавленный от смерти в самый критический момент, когда, казалось, уж неоткуда было ожидать помощи.

   - Бравый мой Ретон! Дорогой друг! - восклицал, в свою очередь, Ульоа, порывисто кидаясь навстречу старику по опустевшей уже пещере. - Как я счастлив, что мне удалось наконец вырвать тебя из когтей и зубов этих дьяволов!

   Взволнованные до глубины души, оба моряка крепко обнялись.

   - Обнимите и меня, боцман! - вскричал Бельграно, подходя к старику, когда тот высвободился из объятий капитана.

   - О, сеньор Бельграно! С радостью!

   - А ваша сестра?

   - В полной безопасности, - ответил за молодого человека Ульоа и тотчас же прибавил: - Уберемся поскорее отсюда. Эти дьяволы, пожалуй, опомнятся и вернутся, чтобы отомстить нам за своего старого урода. Ноги еще служат тебе, Ретон?

   - Действуют, капитан. Клетка была большая, и я мог вытягивать их, так что они нисколько не пострадали. На радостях я, пожалуй, пропляшу на них не хуже этих дикарей.

   - Ну и отлично, тогда следуй за нами, друг. Идем!

   И он хотел было направиться к проходу, по которому они пришли сюда, но Математе, успевший уже осмотреть его, остановил капитана.

   - Там больше нельзя пройти, вождь! - доложил он. - Вода в канале так поднялась, что залила весь проход. Наш проводник указывает еще на один боковой проход. Он шире и выходит прямо в кустарник на откосе холма.

   - Что же делать! Попробуем пробраться по этому проходу, если нельзя по первому! - согласился Ульоа, не дослушав доклада до конца. - Идемте скорее! Я больше ни одной минуты не желаю оставаться здесь.

   Отряд вслед за проводником двинулся по боковой галерее. Проход оказался настолько широким, что по нему можно было идти по двое в ряд; он не имел таких крутых изгибов, как первый. Лишь изредка попадались огромные сталактиты, преграждавшие путь, но их не трудно было прорубать: из-за своего сравнительно недавнего происхождения они не обладали особенной твердостью.

   Было недалеко уже до выхода, судя по несшимся навстречу струям свежего воздуха, как вдруг Математе остановился и стал нюхать воздух.

   - В чем дело? - не без тревоги спросил Ульоа, шедший вслед за ним и проводником с факелом в руке.

   - Дымом запахло, вождь.

   - Дымом? Да, действительно пахнет. Откуда же это?

   - Должно быть, мои соплеменники разложили перед самым выходом костер, - высказал свое предположение проводник. - Я опасался этого, но думал, что они не догадаются сделать это так скоро и мы успеем пройти.

   - Догадались, значит, черти! - воскликнул Ульоа. - Как же нам теперь быть? Куда деваться? Дым заполняет уже весь проход. Дышать становится трудно. Мы совсем можем задохнуться. Ах, черт возьми! Это что еще такое? - воскликнул он, хлопая себя свободной рукой по лицу, шее и другой руке, в которой держал карабин и факел. Что-то вдруг укусило и жжет, как огнем.

   - И меня тоже! - заявил Бельграно, яростно отбиваясь от целой тучи напавших на него мошек.

   - Это поие! - ответил испуганным голосом Математе. - Они залетели сюда, а вылететь назад не могут из-за дыма. Они так же страшны, как огонь. Нужно скорее идти вперед. До выхода всего несколько шагов. Может быть, мы успеем расшвырять костер кети, а их самих разогнать выстрелами.

   Судя по густому, удушливому и едкому дыму, дикари жгли перед выходом кору с мелаленкового дерева, богатого особенной, очень едкой смолой.

   Ульоа решил последовать совету старшего канака, тем более что тот уже бросился вперед. За ними поспешили и все другие дикари, которые, будучи без одежды, особенно сильно страдали от ядовитых укусов свирепых мошек, способных кого угодно довести до полного отчаяния.

   Воздух, к удивлению беглецов, вдруг очистился от дыма, последняя туча которого пронеслась дальше в пещеру, а новой не последовало. Мошки тоже исчезли.

   Ульоа и Бельграно остановились и прислушались. Снаружи не было слышно никаких звуков. Ульоа окликнул Математе и, когда тот подошел, спросил его, что он думает об отсутствии дыма.

   - Это костер, должно быть, догорел, и они отправились за корой, чтобы развести новый, - ответил канак.

   - Плохо дело! - проговорил Ретон. - Меня-то спасли, а теперь вот и сами попали в засаду.

   - Математе, нужно скорее заделать это отверстие так, чтобы сюда не могли проникнуть новые тучи проклятой мошкары и дыма, - распорядился Ульоа. - Этот путь для нас теперь бесполезен и даже опасен. Поищем другой.

   Под руководством старшего канака его брат и двое нуку живо воздвигли из разбросанных вокруг камней плотную преграду, которая могла противостоять любым воздействиям извне.

   - Дон Педро, - продолжал капитан, - оставайтесь здесь с Котуре и четырьмя воинами нуку на страже. В случае чего-либо подозрительного дайте мне знать выстрелом.

   - Хорошо, дон Хосе, - ответил молодой человек. - А вы что намерены предпринять?

   - Я с Математе и остальными отправлюсь на разведку по главному проходу. Посмотрим, что еще задумал неприятель. Если окажется возможным, мы проложим себе путь силой. Эти людоеды все еще сильно боятся огнестрельного оружия-

   - Как бы они не заделали и главный выход, - заметил Бельграно.

   - И я опасаюсь того же.

   - Каким же образом мы тогда выберемся из этой ловушки?

   - Что-нибудь придумаем. Ретон, иди и ты с нами.

  

   Казалось, кети, ошеломленные "громом и молнией" стрелков и смертью от их рук своего жреца, не спешили покороче познакомиться с таинственными врагами. Но, опомнившись, они, конечно, должны были принять какие-то меры для предупреждения их бегства.

   Ульоа в сопровождении Ретона, Математе и большей части отряда вернулся в пещеру, где, недалеко один от другого, лежали трупы вождя и жреца, окруженные несколькими телами убитых дикарей и освещенные факелами, продолжавшими ярко гореть.

   - Главного выхода что-то не видно, - заметил Ульоа, всматриваясь в то место, где находился этот выход.

   - Дикари могли забаррикадировать и его, - заметил Ретон.

   - Да, это возможно. Гм... Что же нам предпринять? - задумчиво проговорил Ульоа, обводя взглядом пещеру. - Э, вот отличная мысль! - вдруг вскричал он, машинально взглянув на клетку, в которой совсем недавно сидел злополучный боцман. - Эта клетка может оказать нам большую помощь: она послужит для нас превосходным щитом против оружия дикарей... Математе, распорядись перетащить клетку сюда.

   Клетка, три стороны которой были сколочены из толстых досок, оказалась настолько просторной, что свободно могла вместить целую дюжину людей и служить им крепостью. Ульоа приказал перенести ее в глубь пещеры, на возвышенное место, и примостить там к стене. После этого он вместе с Ретоном и Математе отправился к главному выходу.

   - Ах, негодяи! - воскликнул он, увидев огромную непроницаемую баррикаду, сооруженную из толстых стволов деревьев и крупных камней, которая преграждала выход. - Так я и думал... Заперли нас со всех сторон.

   - Да, эту баррикаду только пушкой и можно разрушить! - сказал Ретон. - Эх, ради спасения моей старой, ни на что не годной шкуры все попали в западню! Лучше бы оставили меня...

   - Ну, ну, не ворчи, дружище! - прервал его Ульоа. - Вышло иначе, чем мы рассчитывали, - вот и все. К счастью, здесь достаточно воздуха и воды, а что касается еды, то без нее можно будет обойтись некоторое временя, пока мы не придумаем выход из этого неприятного положения" Как ты думаешь, Математе, возможен какой-нибудь выход?

   Канак, погруженный в глубокую думу, при этом вопросе Ульоа вдруг встрепенулся.

   - Я сейчас думал об этом, вождь, - ответил он. - Мнекажется, что можно будет выбраться отсюда через лагуну.

   - Через лагуну?! - удивился Ульоа. - Ну, уж это ты, кажется...

   - Отчего же нет, капитан? - вмешался Ретон. - Пока я сидел в клетке, мне удалось сделать одно интересное наблюдение. Я заметил, что вода в этом пещерном озере ежедневно, в определенное время, пропадает часов на шесть...

   - Ну, и что же из этого?

   -А то, что здешнее озеро, подчиняясь закону приливов и отливов, имеет сообщение с морем. Вот по этой лазейке мы и могли бы сделать попытку выбраться из нашей западни.

   - А ты не знаешь, далеко отсюда до моря?

   - Говорят, шагов с сотню, не больше.

   - Гм... С сотню? Ну, одним взмахом их не переплывешь, да еще в темноте. Впрочем, была не была, попробуем.

   Ульоа послал за молодым Бельграно и сообщил ему о загромождении дикарями главного прохода и о предложении старшего канака пробраться прямо к морю подземным каналом.

   - А когда можно будет воспользоваться твоим советом, Математе? - обратился к канаку капитан.

   - Нужно сначала дождаться отлива, вождь, чтобы узнать, в каком месте здешнее озеро сообщается с морем, - ответил тот.

   - Гм... Долго, пожалуй, придется ждать. К тому времени наши враги придумают еще какую-нибудь пакость.

   - Не беспокойся, вождь, кети сюда не войдут, раз они закупорили нас со всех сторон. Они боятся нашего грома и хотят взять нас измором...

   - Ах, черт возьми! - вдруг вскричал Ульоа, ударив себя по лбу. - Я теперь догадываюсь, почему эти негодяи сделали так: они, вероятно, послали за Рамиресом.

   - Наверное так, капитан, - подхватил боцман. - При нем целый десяток головорезов, вооруженных винтовками и пистолетами...

   - А ты уже видел его, Ретон?

   - Видел так же хорошо, как вижу сейчас вас, капитан, потому что имел удовольствие беседовать с ним. Он обозвал меня и вас грабителями, явившимися с целью украсть у него сокровище, которое находится в Голубых горах" Ему известно и то, что дон Педро и сеньорита Мина находятся с вами.

   - Вот как! Кто сообщил ему об этом?

   - Да все тот же негодяй, Эмилио. Он-то и подстроил нам все пакости" Не верите, капитан? - продолжал старик, заметив что Ульоа пожал плечами. - Так вот вам лучшее доказательство низкой измены этого мерзавца. Меня Рамирес отдал на съедение людоедам, а его сделал своей правой рукой.

   - Боже мой, никогда я не мог ожидать, чтобы этот юноша былспособен на такую низость! - с горечью воскликнул Ульоа. - Ведь он был мне рекомендован моим старым, испытанным другом, и я всегда относился к нему, как к родному сыну.

   - Ну, а я с первого же взгляда на этого юного негодяя не стал доверять ему... Чуяло мое старое сердце, что он мерзавец. А вы, капитан, всегда сердились на меня за это. Теперь вот вышло, что я был прав...

   - Да, мой добрый друг, и я теперь очень жалею... Но довольно об этом негодяе. Сделанного не воротишь. Лучше скажи мне вот что: как смотрят дикари на Рамиреса?

   - С большим уважением или, вернее, со страхом, капитан. Они считают его вышедшим из моря божеством... Положим, этому, главным образом, способствуют угощения, которые он устраивает им, спаивая их водкой, так что они пьяны с утра до ночи и не могут опомниться. Не будь этого, они, пожалуй, отомстили бы ему за смерть своего вождя.

   - Да, действует, как настоящий дипломат... А не слыхал ты, куда он отправился?

   - Нет, капитан. Ведь меня не выпускали из клети, и я не мог.

   - Жаль! Мне очень хотелось бы узнать это. Меня сильно смущает его внезапное исчезновение. Куда он направился? К своему судну или к Голубым горам, чтобы овладеть сокровищем? И пока он действует там, мы, пожалуй, должны будем сидеть в этой ловушке и снова подвергнемся всем ужасам голода...

   - Ну, что касается голода, то нам от него не придется страдать, капитан, - сказал старый моряк, - тут целые склады разной провизии.

   - Как так? - удивился Ульоа. - Где же они?

   - Да везде, где прохладнее. Пользуясь этой прохладой, дикари и держат здесь свои запасы.

   - Почему же ты раньше не сообщил нам об этом, боцман?

   - Да не к чему было, капитан, а теперь вот я припомнил, как они носили сюда всякую всячину и прятали здесь... Когда я сидел в клетке, мне и еда в рот не лезла, и меня кормили насильно... Одной попи сколько заставили проглотить. Думали, я разжирею, а вышло наоборот: я еще больше похудел.

   - Да, мой бедный старый друг, не впрок тебе пошло угощение дикарей! - с улыбкой проговорил Ульоа.

   - А что это за попа, Ретон? - полюбопытствовал Бельграно.

   - Так называются здесь плоды хлебного дерева, сеньор... Да вот я сейчас покажу вам.

   С этими словами старик, всмотревшись внимательно в пол пещеры, сделал несколько шагов в сторону и сдвинул в одном месте ногами камень. Под камнем была довольно глубокая яма, прикрытая сверху банановыми листьями. Когда Ретон снял верхний слой этих листьев, под ними оказалось нечто вроде желтоватого теста с кислым запахом.

   - Вот вам и попа, - сказал он. - Сейчас пора сбора, и дикари складывают ее целыми массами в пещерах. Она требует влажной прохлады, иначе так ссыхается, что потом ее трудно разгрызть даже самыми крепкими зубами.

   - Ее едят в таком виде, как она есть? - продолжал расспрашивать молодой человек.

   - Нет, ее приготавливают особенным способом, - пояснил моряк.

   - Я видел эту процедуру. Самый плод, как известно, покрыт толстой, шершавой корой. Для того чтобы снялась эта кора, плод кладут на огонь; тогда кора отстает, и из нее вынимают вот это тесто. Его потом обрабатывают деревянными лопатками. Вкус неважный, но... Ах, черт их возьми! - вдруг вскричал старик, прерывая самого себя. - Начали, кажется, уже бомбардировать нас?

   Действительно, откуда-то в пещеру влетела целая каменная глыба и, ударившись о стену, рассыпалась на мелкие осколки. Ульоа и Бельграно схватились за карабины, с удивлением озираясь вокруг.

   - Откуда же это они нападают? - спросил молодой человек.

   - Сверху, - отвечал Ретон. - Там много мелких расщелин, и они стараются расширить их... Вон, вон, смотрите, какую дыру они уже успели пробить! Каме