Сальгари Эмилио - Сокровище Голубых гор

под пушку, - продолжал Ульоа. - У меня зародился один план, но для его выполнения необходим человек решительный, сообразительный и знакомый с морской наукой...

   - А я разве не похож на такого человека, капитан? - спросил старик, с комичной важностью выступая вперед и ударяя себя по выпяченной груди. - Кажется, меня никак нельзя смешать с каким-нибудь франтом из...

   - Ну еще бы, старина! - с улыбкой подтвердил Ульоа. - Но дело в том, что смельчак, который возьмется за исполнение задуманного мной крайне смелого плана, рискует оказаться в виде украшения на какой-нибудь брам-pee или...

   - Ну что ж, капитан, по-моему, я и на это гожусь.

   - Вы, Ретон, не только хороший человек, но еще и герой! - вскричал Бельграно, крепко пожимая старику руку.

   - Нет, сеньор, я просто человек, желающий принести хоть какую-нибудь пользу, а вы меня уж и в герои производите! Рановато. Я еще ровно ничего геройского не сделал, - проговорил старый моряк. - Ну, капитан, - обратился он к Ульоа, - если я гожусь для задуманного вами плана, то говорите, в чем дело.

   - Видишь ли, дружище, хорошо бы как-нибудь половчее пробраться на судно Рамиреса и высмотреть, что там и как... Я предполагаю, что там теперь находится сеньорита. - Не потащил же ее Рамирес с собой в горы! Не мешало бы дать ей знать, что мы здесь, около нее. По получении всех этих сведений мы обсудим свои дальнейшие действия. Понял, старина? Берешься за это рискованное дело?

   - Берусь, капитан. Берусь и все обстряпаю в самом лучшем виде, будьте спокойны. У меня тоже сейчас зародился в башке план, как обойти тех дураков, которые находятся на судне... Уж и посмеюсь же потом над ними, ха-ха-ха!.. Только вот не столкнуться бы там с самим атаманом... Впрочем, постараюсь заговорить зубы и ему... Если его сумел обставить какой-то юнга, - хотя я все еще сильно сомневаюсь в раскаянии этого мальчишки, - то такой старый морской волк, как я, и подавно сумеет провести разбойника. Ну, капитан, благословите. Я отправляюсь.

   - Вождь, позволь и мне идти с белым отцом, - вдруг заявил Математе, все время молча прислушивавшийся к беседе белых, сидя возле них на корточках и теперь с решительным видом поднявшийся на ноги.

   - Иди, иди, друг! - разрешил Ульоа. - Ретон, возьми его с собой.

   Он тебе пригодится.

   - С удовольствием, капитан! Разумеется, пригодится. Он парень смышленый и ловкий. Пойдем, друг. До свидания, сеньоры! Ждите скорых и точных сведений.

   Ульоа и Бельграно самым сердечным образом проводили двух смельчаков и пожелали им полного успеха в их рискованном предприятии.

   Выбрав удобное место для спуска в воду и убедившись, что поблизости нет ничего подозрительного, Ретон и Математе бросились в воду и пустились вплавь по направлению к бригу, который, мирно раскачиваясь на воде, казался совершенно безлюдным.

   Через несколько минут пловцы достигли носовой части судна, и боцман, приподнявшись на воде, крикнул во всю силу своих здоровых легких:

   - Эй! Кто на бриге?

   Только после второго оклика с борта корабля послышался грубый хриплый голос:

   - Какой там дьявол орет в такую пору? Разве нельзя было подождать до утра? Что нужно?

   - Однако вы тут не очень любезны к товарищам, имевшим несчастье потерпеть катастрофу и попасть в лапы к людоедам! - продолжал Ретон.

   - А, так вы потерпевший? - значительно смягчившимся тоном донеслось с корабля, и над бортом склонилась голова моряка. - Какого же черта нужно здесь?

   - Вот так вопрос! - снова крикнул Ретон. - Разумеется, спасти свою шкуру... Да чем зря-то болтать, бросили бы лучше веревку, если не хотите, чтобы я на ваших глазах отправился в брюхо к акулам... Это будет только лишний грех на вашей душе...

   - Сейчас, приятель!.. На, вот, держи!

   Через минуту с борта повисла веревочная лестница. Старый моряк проворно взобрался по ней на палубу. За ним влез и канак.

   Громко стуча тяжелыми башмаками по палубе, навстречу неожиданным гостям двигалось человек двенадцать членов команды. Шедший впереди матрос нес большой зажженный фонарь. Лица у всех были сонные и сильно опухшие - очевидно, после хорошей попойки.

   - Кто же ты будешь, приятель? - спросил этот матрос, человек огромного роста и геркулесового телосложения, суя фонарь прямо под нос Ретону.

   - Выл боцманом на погибшем судне, а теперь не знаю, кем буду, - ответил старый моряк.

   - Та-ак... А это что за черномазое чучело с тобой? - продолжал матрос, кивая на Математе.

   - А это мой новый темнокожий товарищ, - лгал старик. - Когда погиб наш корабль и я бросился вплавь к берегу, он возился в воде с акулой. Ну, я сейчас же за нож и спас его от зубов акулы, а он меня потом - от зубов своих сородичей... Вот мы и подружились...

   - Та-ак... Долг, значит, платежом красен?.. Молодчина! А он тебя-то спас, приятель?

   - Да вот как только мы с ним выбрались на берег, его сородичи сейчас меня и сцапали и, невзирая на мои старые кости и кожу, хотели устроить из меня пир завтра утром на заре" Этот темнокожий бросился было защищать меня, а они накинулись и на него и заперли нас с ним вместе до утра. Ночью он помог мне дать стрекача, да и сам увязался за мной, потому что теперь ему стало боязно оставаться среди своих: вместо меня могут, пожалуй, слопать его.

   - Это верно, приятель... Ничего, он, видно, малый хороший, не пропадет... Куда-нибудь пристроится с тобой... Постой! Да ты, может, есть и пить хочешь?

   - Еще бы не хотеть! Целые сутки ничего не пробовал, кроме морской воды, а от нее, сам знаешь, не больно...

   - Это правильно. Что ж ты сразу не сказал?.. Эй, команда! Тащите сюда еды и питья а сами можете продолжать дрыхнуть, если еще не выспались.

   Через минуту Ретон уже сидел на канатной бухте перед заменявшим стол большим ящиком, уставленным вареной и жареной рыбой, солониной и сухарями. Тут же красовалась и объемистая бутыль крепкой водки.

   - Принимайся-ка за дело, приятель! - угощал матрос. - Да не стесняйся: у нас этого добра вдоволь, а главное - пей как следует... Я сам есть не хочу, а выпить за твое здоровье могу, хоть и здорово врезал вечером.

   Матрос наполнил два огромных стакана, и новые приятели, чокнувшись, выпили за здоровье друг друга. Хотя Ретон и не был особенно голоден, но вид давно не пробованной им солонины заставил его основательно приналечь на любимое кушанье. Математе тоже был приглашен к столу и, со своей стороны, оказал ей внимание, отказавшись только от второго стакана водки, несмотря на уговоры и добродушное подтрунивание матроса, пришедшего в игривое настроение от выпитого.

   - Что же ты не пьешь, черномазый? Или, быть может, закуска не по вкусу? Человечинки захотелось? Ну, брат, у нас ее нет! - подтрунивал матрос, чокаясь с боцманом, который, чтобы не слишком охмелеть, выпивал только часть стакана, чего не замечал его порядочно подвыпивший новый приятель

   - Откуда ты шел со своим кораблем, приятель? - спросил слегка заплетающимся языком матрос, выливая в стаканы остатки водки из бутылки.

   - Из Кальяо, - продолжал врать Ретон.

   - Та-ак... А куда?

   - В Кантон.

   - И попал в ураган?

   - В том-то и дело! Корабль разнесло в щепы... Из всего экипажа один только я и спасся, а все остальные отправились в брюхо акулам.

   - Гм!.. Это часто бывает... Никто из нас не застрахован... Ну, да ты, старик, за свое будущее не беспокойся: наш капитан наверняка тебя оставит у себя... Ты, по всем видимостям, старый морской волк, а нам такие люди нужны...

   - Что ж, я буду очень рад. Да и ваш капитан не останется внакладе. Я хоть и стар, но любого молодого заткну за пояс... Уж одно то чего стоит, что я сорок лет пробродил по всем океанам и знаю их, как свои пять пальцев... А как имя вашего капитана?

   - Дон Алонсо Рамирес.

   - А-а!.. Имя знакомое. Он не чилиец?

   - Он родом из Асунсьона.

   - А бывал он в китайских портах?

   - Еще бы не бывать! Он там забирал невольников.

   - А сюда зачем же занесло вас? Уж не рассчитываете ли вы набрать и здесь...

   - Ну, нет, тут такого груза не наберешь. Здесь скорее нас самих заберут и переедят прежде, чем захватим хоть одного дикаря... Мы попали сюда за другим делом, собираемся нагрузиться золотом, а не...

   - Золотом?! - с искусно разыгранным удивлением спросил Ретон. - Да разве вы тут нашли новую Калифорнию?

   - Вроде того... Но об этом ты узнаешь только тогда, когда будешь принят капитаном в нашу команду, а до тех пор извини, приятель...

   - Так веди меня к своему капитану! - воскликнул Ретон. - Я сумею с ним...

   - Тише, приятель, - остановил его матрос, - не горячись! Капитана сейчас нет на борту. Он вчера с частью нашей команды и целым племенем людоедов отправился за золотом и вернется, пожалуй, не раньше чем через две недели... В его отсутствие распоряжаюсь здесь я. А так как ты пришелся мне по душе, то я оставляю тебя на корабле собственной властью до возвращения капитана и даже дам тебе занятие... оно, правда, не совсем подходит для моряка, но что же делать, другого пока нет... Я сделаю тебя тюремщиком...

   - Тюремщиком?! - снова воскликнул Ретон, на этот раз уже с неподдельным удивлением.

   - Да, приятель, - продолжал матрос. - Дело, видишь, в чем. Капитан добыл где-то тут смазливую девчонку нашей расы и держит ее здесь в заключении. Уходя, он строго-настрого приказал стеречь ее, а нам очень трудно это делать, потому что она нас чурается и не хочет ни с кем разговаривать; ты же старик, и она, быть может, перестанет гримасничать с тобой... Будь другом, возьми на себя эту обязанность. И мы скажем тебе спасибо, да и капитан останется очень доволен.

   Ретон чуть не выдал себя неосторожным восклицанием, когда узнал, что молодая девушка находится на корабле, но, к счастью, сдержался и нарочито недовольным тоном равнодушно проговорил:

   - Хоть и сильно мне не по душе эта должность... Вот уж не думал я сделаться на старости лет тюремщиком! Но делать нечего, за то, что вы по-дружески приняли меня, и я услужу вам. Что же я должен делать?

   - Ты засядешь в каюте, рядом с той, в которой заперта красотка, и будешь следить за каждым движением этой капризницы... Но предупреждаю тебя, приятель, по дружбе, что если ты прозеваешь эту птичку и она улетит из клетки, то еще до неприятного разговора с капитаном тебе придется познакомиться с моими кулаками. А они вот какие, смотри!

   С этими словами матрос поднес прямо к лицу боцмана пару кулаков, походивших на кузнечные молоты.

   - Ладно, не пугай! - отстранился старик. - Будь спокоен, не прозеваю вашу пленницу... Я сплю чутко, мимо меня и мышке не проскользнуть.

   - Ну и отлично! - проговорил довольным голосом матрос. - Захвати с собой и своего черномазого дружка... Пара лишних глаз не помешает.

   - Ладно, захвачу. Ну, веди нас в каюту. Спасибо за угощение, - ответил старый моряк, поднимаясь с места и делая знак Математе следовать за собой.

   Матрос тоже встал, взял фонарь и, покачиваясь, повел Ретона и его спутника через палубу в каютные помещения. Там они наткнулись на рыжеволосого матроса, лежащего на полу и храпевшего на весь корабль.

   - Вот какие надежные сторожа наши молодцы! - засмеялся великан, толкнув ногой спавшего матроса, который только испустил мычание, но не пошевельнулся. - Девчонка тоже, должно быть, спит, - продолжал он, приложив ухо к двери одной из кают, и, обратившись к Ретону, добавил: - А ты, приятель, и твой черномазый спутник ступайте вот в эту каюту и смотрите в оба, чтобы птичка не упорхнула" Я же отправляюсь досыпать.

   - Ладно, ладно, иди, дрыхни себе на здоровье! А насчет пленницы не беспокойся; цела будет, - проговорил с загадочной улыбкой Ретон.

   Когда затихли шаги удалявшегося матроса, он рассмеялся и, радостно потирая руки, весело продолжал сам с собой:

   - Убережем, убережем сеньориту, будь спокоен, только не для твоего атамана, а от него!.. А как все это чудесно сложилось, точно в сказке... Счастье, что капитан сначала послал нас сюда, а не приступил сразу к абордажу: эти разбойники, пожалуй, ухлопали бы сеньориту, как только увидели бы, что им не уйти от наших рук, и мы, вместо того чтобы спасти ее, собственными руками погубили бы... Э, да тут как раз есть такое приспособленьице, какое нам нужно! - продолжал он, оглядевшись в каюте и заметив, что одна из ее дверей выходит на небольшую галерейку, открывавшуюся одним концом прямо на море. - Это, надо быть, местечко для пушечки на случай "военных" действий? Великолепно!.. Математе, - обратился он к канаку, безмолвно прикорнувшему в уголке каюты.

   - Что прикажешь, белый отец? - отозвался дикарь, быстро вскакивая на ноги.

   - Нож при тебе?

   - Нет, я оставил его брату.

   - И глупо сделал! Я тоже не взял... Ну так вот что: пойди, пошарь у того пьяницы, который вон храпит на весь залив. Если найдется, стащи поосторожнее и принеси мне.

   Канак осторожно вышел из каюты. Через минуту он вернулся и подал боцману крепкий и острый нож в кожаном чехле.

   - Вот спасибо! - сказал Ретон, вынимая нож из чехла. - Эх, славная штука! Любой акуле можно разом распороть все брюхо... Ну, теперь вот что, приятель: стань-ка по ту сторону этой двери да гляди в оба. Как только заметишь, что этот храпун зашевелится, или еще что покажется подозрительным, тотчас же стукни потихоньку в дверь. А я пока тут займусь кое-каким делом.

  

   Cтарый моряк одним взглядом определил, что от соседней каюты, где была заключена пленница, его отделяла лишь тонкая перегородка. Ретон подошел к этой перегородке и три раза осторожно стукнул в нее рукояткой ножа. В ответ тотчас же раздался торопливый шорох, и знакомый старику нежный голос раздраженно крикнул:

   - Что еще вам нужно?! Даже спать спокойно не даете, негодяи!..

   - Ради Бога, тише, сеньорита! - остановил ее шепотом боцман. - Это я, Ретон. Не выдавайте себя и меня...

   - Ретон?.. Боже мой! - послышался радостный сдержанный шепот у самой перегородки. - Неужели это в самом деле вы, милый Ретон? Как же это вы ухитрились...

   - Пробрался сюда хитростью за вами.

   - Спасибо, дорогой Ретон!.. А брат?.. А дон Хосе?..

   - Все целехоньки, находятся недалеко отсюда на берегу и ожидают моего знака, чтобы приступить к абордажу... Но необходимо сначала освободить вас... Я придумал, как это сделать. Сейчас проделаю сюда из вашей каюты лазейку, через которую вы и выйдете, а потом мы вас с Математе - он тоже здесь - постараемся переправить на берег. Имейте только еще немножко терпения и не выдавайте нас...

   - Хорошо, хорошо, милый Ретон, я буду терпеливо ждать и, будьте уверены, ничем не выдам вас.

   - Отлично! Отойдите теперь от стены. Я принимаюсь за работу.

   И старик энергично взялся за дело. Через полчаса в тонкой перегородке был готов проход для девушки. После этого он стал искать что-то в каюте, и вытащил из-под груды старой парусины сверток толстых веревок.

   - Вот это-то мне и нужно было, - пробормотал он довольным голосом, выходя со своей находкой на галерею.

   Привязав один конец веревки к железному кольцу, ввинченному в стену галерейки у самого отверстия наружу, и перебросив другой через борт в воду, он позвал канака и шепнул ему:

   - Ты, приятель, наверное, умеешь лазить не хуже любой обезьяны да и плаваешь как рыба. Спустись-ка вот по этой веревке в воду и посмотри хорошенько, нет ли в море, по направлению к берегу, каких-нибудь обжор вроде акул, рыбы-молота или еще кого. Потом скорее возвращайся назад сказать мне, можно ли будет нам добраться до берега с белой госпожой. Возьми вот на всякий случай нож.

   Канак кивнул головой и с замечательной ловкостью спустился по веревке в море. Через четверть часа он вернулся и объявил, что от корабля до самого берега ничего опасного не заметил.

   - Вот и отлично! - довольным тоном проговорил старый моряк. - Теперь, приятель, постой здесь и подожди нас. Я сейчас приведу сюда молодую госпожу, и мы с тобой постараемся переправить ее на берег.

   Математе остался около отверстия, а Ретон поспешно направился в свою каюту и осторожно стукнул три раза в стену каюты молодой девушки.

   - Это вы, Ретон? - послышалось оттуда тихим голосом.

   - Я, сеньорита, - так же тихо ответил моряк. - Выходите скорее из своей клетки.

   Минуту спустя девушка находилась уже около старика и с чувством пожимала ему руку.

   - Вы не побоитесь, сеньорита, отправиться вплавь к берегу? - спросил старик. - Я и Математе будем около вас...

   - Конечно, нет! - ответила девушка. - Я хорошо плаваю, к тому же и вы будете около меня... Лишь бы только скорее вырваться отсюда.

   - В таком случае пойдемте. Математе ожидает нас около спуска в море.

   Канак спустился первый и стал придерживать снизу веревку, туго натянув ее. Затем последовал и боцман вместе с девушкой, доверчиво обхватившей старика за шею. Через десять минут пловцы благополучно добрались до берега, а спустя еще четверть часа были уже радостно встречены в лагере своими друзьями.

   - Мой бравый Ретон! - воскликнул Ульоа, крепко пожимая старому моряку руку. - Дорогая сеньорита, вот вы и опять с нами! - обратился он к девушке, которая, пожав его руку, с радостными слезами бросилась в объятия брата.

   Шумнее всех выразила свою радость Гермоза. Пока девушка была в объятиях брата, собака визжала и лизала ей одежду, а потом, когда Мина высвободилась из объятий и хотела погладить ее, она положила ей передние лапы на плечи и принялась облизывать ей лицо.

   После того как друзья уселись и поведали друг другу о своих приключениях, решено было обсудить, каким способом захватить "Эсмеральду".

   - Так ты говоришь, что на судне немного команды, Ретон? - спросил Ульоа после того, как боцман сообщил обо всем, что ему удалось узнать на корабле.

   - Да, капитан, было двенадцать человек. Но когда мы подплывали к берегу, я заметил, что к бригу подошла шлюпка с несколькими людьми в белой одежде. Это, должно быть, те, которые вели с нами перестрелку, когда мы спасались на утесе от наводнения.

   - Гм... Значит, там теперь человек около двадцати, и все они хорошо вооружены, - продолжал с задумчивым видом Ульоа.

   - Да, оружия у них много. Кроме того, имеется пушка. Но это не так уж страшно, капитан: вся команда вдребезги пьяна, а те, которые только что явились, тоже, наверное, напьются, так что, если мы нападем до рассвета и врасплох, пожалуй, наше дело и выгорит.

   - Так и сделаем. Мы тут без тебя соорудили четыре больших плота, на которых со всеми силами сейчас и переправимся к "Эсмеральде". Наши молодцы так и рвутся схватиться с шайкой ненавистного им разбойника.

   - Это наше счастье, капитан. На их численность только и надежда. Лишь бы нам удалось забраться с ними на борт, тогда мы потолкуем с этими пьяницами... А кто же будет командовать плотами?

   - Первым я, вторым ты, третьим Математе, а четвертым Котуре, потому что дон Педро с несколькими туземцами останется здесь оберегать сестру. Ну, с Богом, отправляемся!

   Четыре плота, прочно устроенные из массивных стволов кауриса и огороженные по краям высоким заграждением из плотно воткнутых стволов поменьше - для защиты от пуль, - тихо покачивались в небольшой бухточке.

   Разделив свое "войско" на четыре отряда, Ульоа при помощи своего деятельного помощника, Математе, разместил его на плотах и, когда все уселись, подал знак к отплытию. Для охраны молодой сеньориты остался ее брат с четырьмя туземцами.

   Плоты, по возможности управляемые бесшумно, плавно заскользили по гладкой поверхности моря, неслышно приближаясь к кораблю. Все находившиеся на них хранили глубокое молчание. Было еще темно. Зажженные было на "Эсмеральде" два палубных фонаря погасли, и с судна, смутно обрисовывавшегося при слабом мерцании звезд, не доносилось ни малейшего звука. Казалось, там все вымерло, и предположение Ретона, что с прибытием товарищей попойка возобновится, по-видимому, не оправдывалось.

   Плоты двигались гуськом, и лишь только передний, под командой капитана, подошел к кораблю, с последнего вдруг раздался громкий окрик:

   - Кто тут?

   - Потерпевшие крушение! - ответил Ульоа.

   - А много вас?

   - Нет, и все мы умираем от голода и жажды.

   - Все-таки вам придется подождать до рассвета.

   - Не можем!.. Истомились!..

   - Ах, истомились?.. Эй товарищи, к оружию!

   На корабле вдруг раздался шум. Слышно было, как по палубе забегали люди. Послышались ругательства и проклятия. Затем раздалась зычная команда: "Пли!" Сверкнул огонь, и далеко по морю раскатился гул пушечного выстрела, будя береговые отголоски.

   К немалому удивлению Ульоа, дикари не выказали не только своего обычного панического ужаса, но даже простого испуга, а спокойно стояли на плотах с поднятым оружием.

   Первый пушечный выстрел перелетел через головы осаждавших, не причинив им никакого вреда, но последовавший за ним второй ранил нескольких туземцев. Однако и это не произвело между ними особенного переполоха, и когда Ульоа скомандовал стрелять, они дружно выпустили в осажденных целую тучу стрел. По раздавшимся на борту корабля проклятиям можно было судить, что часть стрел не миновала своей цели.

   Пока шла перестрелка с этой стороны, плот Ретона подошел к тому месту, где все еще висела веревка. Старик со своим отрядом быстро взобрался по ней на галерейку; следовавшие за ним двадцать туземцев, вооруженных каменными топорами и тяжелыми палицами, не отставали от него.

   Отсюда Ретон бросился на палубу и крикнул громовым голосом:

   - За мной, друзья! Корабль сейчас будет наш! Прицелившись в пушкаря, он метким выстрелом свалил его с ног, так что пушкарь не успел еще раз зарядить орудие.

   Началась ожесточенная схватка. Экипаж "Эсмеральды", разрядив ружья и не имея возможности зарядить их вновь, сбился в кучу и с яростью бился прикладами ружей. Темнокожая орда, пылая жаждой мщения за убитых товарищей и поощряемая криками своих вождей, без устали наседала на небольшую кучку защитников судна, число которых с каждым мгновением все убывало.

   Продолжаться долго, конечно, это не могло. Через полчаса судно оказалось в руках осаждавших. Только пятерым защитникам удалось каким-то чудом ускользнуть с судна, и их заметил боцман, когда они быстро плыли к берегу. Старик, успевший уже зарядить пушку, хотел было пустить вдогонку беглецам картечь, но Ульоа остановил его:

   - Оставь этих несчастных, дружище! - сказал он. - Они теперь не могут нам принести никакого вреда. Ты вот что лучше скажи мне: не знаешь, сколько на "Эсмеральде" шлюпок?

   - Пяток я видел, капитан. Кроме того, есть довольно вместительная китоловка...

   - Ну вот и отлично! Пошли сейчас же Математе на одной из шлюпок за доном Педро и его сестрой, а китоловку и остальные шлюпки распорядись приготовить к отплытию. Утром мы отправимся на них по реке к Голубым горам и там окончательно разберемся с Рамиресом. Пушку возьмем с собой. Ее можно поместить на китоловку.

   - Слушаю, капитан, - ответил старик и отправился исполнять полученные распоряжения.

  

   К восходу солнца неутомимым Ретоном были окончены все приготовления к отплытию. В воду спустили пять шлюпок и китоловку и погрузили в них необходимое количество съестных припасов, оружия и амуниции. Пушку с несколькими десятками зарядов поместили на китоловке. Управлять орудием взялся сам Ретон, который был хорошим канониром. "Эсмеральду" оставили под охраной Котуре и десяти туземцев со строгим внушением никого не пускать на корабль. Девушку хотели оставить на корабле, но она упросила взять ее с собой.

   Рано утром флотилия тронулась в путь по Диа. Река эта, истоки которой скрываются в высотах, обступающих западный берег Новой Каледонии, не особенно велика, но довольно широка в устье, выходящем прямо в океан.

   Флотилия шла два дня, не встречая серьезных препятствий, за исключением обширной отмели, покрытой массой мелких раковин, которыми пловцы пополнили свои съестные припасы. После этого стали держаться самой середины реки, где было достаточно глубоко. По обоим берегам тянулись леса, из-за которых кое-где выглядывали поселки туземцев. Жара была такая, что не привыкшие к ней американцы буквально задыхались.

   - Ну, пока мы доберемся до Голубых гор, непременно изжаримся в этом адском пекле! - жаловался боцман, обливаясь потом и то и дело опрокидывая на голову холодную речную воду.

   - Рамиресу не легче нашего, - утешал его Ульоа.

   - Ему, разбойнику, поделом, а мы за что страдаем?.. Только ему теперь не на чем будет везти сокровище: кораблик-то от него уплыл... Как бы еще дикари не ухлопали его, чтобы воспользоваться золотом.

   - Ну, ради этого они его не ухлопают, - возразил Ульоа. - Туземцы пока еще не знают настоящей цены золоту и смотрят на него, как на простые камни.

   - Счастливцы! - со вздохом произнес старик. - Сеньорита, - вдруг обратился он к девушке, которая вместе с братом и капитаном Ульоа также находилась на китоловке, - вы давно не видали нашего юнгу, этого "раскаявшегося" грешника?

   - Видела в день отбытия Рамиреса к Голубым горам.

   - А где же он теперь?

   - Отправился вместе с Рамиресом.

   - Ага! - воскликнул старик. - Значит, он опять заодно с этим разбойником?

   - Нет, Ретон, - возразила девушка, - он отправился с ним по необходимости: Рамирес почему-то не захотел оставить его на корабле. Бедный юноша все последнее время относился ко мне очень хорошо и заботливо охранял меня от разных грубостей матросов.

   - Ишь какой выискался охранитель! - не унимался старик.

   - Значит, он искренне раскаялся? - спросил Ульоа, не обратив внимания на замечание боцмана.

   - Следовательно, и указания, которые мы два раза встретили на пути, о тебе и о Рамиресе были действительно оставлены им для нас? - с живостью спросил Бельграно. - Вот видите, Ретон? А вы все нападаете на этого беднягу!

   - Увидим, увидим, сеньор, что будет дальше, - упорствовал старик, не желавший так быстро сдаваться.

   На второй день к ночи флотилия пристала к небольшому зеленому островку в некотором отдалении от берега, которого Ульоа избегал из опасения засады, которую мог устроить Рамирес.

   Спокойно переночевав на этом островке, пловцы при первых лучах утреннего солнца пустились в дальнейший путь. Хорошо отдохнувшие и сытно накормленные туземцы усердно работали веслами. Берега начинали сближаться. К полудню их стала разделять только такая узкая лента реки, что росшие по обеим сторонам деревья сплетали свои ветки, образуя над рекой густой зеленый свод, под которым царила приятная прохлада. Этому особенно радовался Ре-тон, больше других страдавший от жары.

   К вечеру сделалось прохладнее, и пловцы с обновленными силами продолжали путь. Через несколько часов, когда над вершинами девственного леса уже заблистала луна, экспедиция приблизилась к селениям крагоа, ютившимся у самого подножия Голубых гор.

   Впереди находилось небольшое озеро, за которым, по словам Математе, расположились селения крагоа. Канак советовал остановиться на этом берегу озера до утра.

   - А почему же нам не идти теперь же к крагоа? - спросил Ульоа.

   - Опасно, вождь, - ответил дикарь. - Племя крагоа самое могущественное и храброе на всем нашем острове. Завидев нас, они способны окружить и уничтожить весь наш отряд, так что мы не успеем сказать им, кто мы и зачем пришли сюда. Пусть лучше твой молодой друг передаст мне значок с птицей ноту. Я покажу его вождям крагоа, чтобы они знали, что твой друг - сын их умершего великого белого вождя.

   Передав предложение канака Бельграно, Ульоа взял у молодого человека талисман и, вручая его дикарю, спросил:

   - А когда ты рассчитываешь вернуться назад?

   - К восходу солнца.

   - А если наш враг опередил нас и сумел уверить крагоа, что он и есть сын их умершего белого вождя, как же ты поступишь тогда?

   - Тогда они узнают от меня, что он обманул их, и жестоко отомстят ему за этот обман! - уверенным тоном ответил канак.

   - Хорошо, иди! Мы будем ожидать тебя к восходу солнца, - проговорил Ульоа.

   Вскоре после ухода канака из лесу вдруг раздался протяжный свист. Ульоа, Бельграно и девушка схватились за оружие. Их примеру последовали и нуку.

   - Это еще что такое? - воскликнул Ретон, бросаясь к своей пушке.

   Пока все тревожно прислушивались, не раздастся ли нового звука, из лесного мрака вынырнула фигура быстро бегущего к месту стоянки одного из разведчиков.

   - Что случилось? - поспешно спросил Ульоа у дикаря, когда тот подбежал к ним.

   - Я чуть было не наткнулся на кети! - еле мог выговорить задыхавшийся от поспешного бега дикарь.

   - Много их?

   - Очень много... с ними женщины и дети... Все воины вооружены... Я послал своего товарища догнать канака и сказать ему, чтобы он скорее привел нам на помощь побольше крагоа.

   - Это ты хорошо сделал, - похвалил дикаря Ульоа и обратился к боцману: - Слышишь, Ретон?

   - Слышу, слышу, капитан! - отозвался старик. - Ну что ж, пусть пожалуют, милости просим. У нас есть чем угостить их, - прибавил он, поглаживая дуло пушки.

   Раздался новый свист, еще протяжнее и резче первого.

   - Это мой товарищ дает мне знать, что догнал канака, исполнил мое поручение и возвращается назад, - пояснил дикарь, видя тревогу на лицах белых. - А первым свистом он остановил канака... Так мы условились на случай надобности... Теперь, вождь, будь готов. Сейчас, должно быть, на нас нападут.

   По знаку Ульоа все воины приготовились к битве, испуская оглушительные крики, чтобы показать наступавшим свое мужество.

   Бельграно отвел сестру под ветвистое дерево с густой листвой, чтобы защитить ее от пуль матросов и стрел туземцев, а сам вместе с Ульоа и Ретоном укрылся за баррикадой, ограждавшей пушку.

   Прошло несколько минут томительного и тревожного ожидания. Небо покрылось тучами, луна и звезды скрылись, и все вокруг погрузилось в полный мрак. Вдали сверкнула молния и пророкотал гром. Сделалось так душно, что почти нечем было дышать. Вслед за тем вблизи в лесу блеснул огонек и раздался звук карабинного выстрела.

   - А! Вы уже начали, приятели! - вскричал Ретон. - Ну, начнем и мы! Жаль только, что стрелять приходится наудачу: ничего не видно.

   Через мгновение вся окрестность содрогнулась от грохота пушечного выстрела, вслед за которым раздались крики испуга и болезненный вой. Когда эти крики и вой умолкли, на несколько минут воцарилась мертвая тишина. Затем на лагерь посыпался град стрел и над головами осажденных просвистело несколько пуль.

   - А! Не угомонились еще! Мало им этого угощенья! Захотели нового! Ну что ж, можно и прибавить, - бормотал Ретон, вновь заряжая орудие.

   В это время в непосредственной близости затрещали ветви деревьев, и на лагерь с ревом и воем готова была обрушиться целая лавина людей, казавшихся призрачными в темноте. Нуку хотели было отразить это нападение и бросились с поднятым оружием на врагов, но Ульоа приказал им лечь на землю, и Ретон по его команде дал новый выстрел. Сначала нападавшие с испуганными криками отступили назад, но потом, поощряемые своими белыми предводителями, снова полезли на осажденных. Завязалась ожесточенная рукопашная схватка. Стрелять из пушки и из ружей не было возможности.

   Вероятно, осажденным пришлось бы плохо ввиду огромного перевеса сил осаждавших, если бы вдруг вблизи не раздался пронзительный свист и не послышались новые воинственные крики, заглушившие даже страшный шум битвы. Это подоспел Математе с целой армией крагоа, подобно снежной лавине обрушившейся на нападавших.

   Произошло нечто неописуемое. Вой и рев дикарей, их предсмертные стоны и вопли, крики матросов, руководивших нападавшими, треск ломавшихся вокруг кустов и мелких деревьев, глухие удары каменными топорами и тяжелыми деревянными палицами - все это сливалось в один адский шум.

   Ульоа и его белые друзья, не обладавшие таким острым зрением, какое было у дикарей, позволявшим последним хорошо видеть в темноте, к своей досаде, не могли принять активного участия в схватке и должны были, сидя за своим прикрытием, оставаться только пассивными наблюдателями.

   Через каких-нибудь полчаса нуку и крагоа рассеяли нападавших, перебив всех их белых предводителей.

   Когда вокруг все затихло, Математе, каким-то чудом уцелевший в этой бойне, хотя и принимавший в ней самое деятельное участие, подошел к Ульоа и сказал ему:

   - Вождь, если ты хочешь захватить своего врага, то не теряй времени. Он плывет вниз по реке со всеми желтыми камнями...

   - Успел-таки захватить их, негодяй! - вскричал Ульоа. - Почему же крагоа допустили его к доверенному им их умершим вождем кладу?

   - По значку, который был у него... такому же, как вот этот, - ответил канак, возвращая данный ему доном Педро талисман. - Он взял у крагоа несколько пирог и положил в них все камни. Но ты на своих лодках догонишь его, если поспешишь. Пироги с камнями очень тяжелы и быстро идти не могут. Но у него, кроме белых с громовыми трубками, есть много кети, поэтому разреши мне, вождь, собрать нуку и крагоа. Они бросились преследовать врагов, но, если ты прикажешь, они возвратятся, чтобы проводить и защитить тебя.

   - Хорошо, собирай скорее! - разрешил Ульоа. - А потом мы отправимся в путь.

   Когда нуку и крагоа по сигналу старшего канака стеклись со всех сторон, оставив преследование беглецов, весь сильный соединенный отряд во главе с американцами, захватив с собой пушку, поспешно двинулся обратно к тому месту, где были скрыты лодки.

   Переход был совершен без остановок. Все лодки оказались целы. Пушку снова поместили на китоловку, и маленькая флотилия быстро направилась вниз по течению реки, между тем как главные силы нуку и крагоа, под предводительством канака, шли вдоль берега, стараясь не отставать от лодок.

   В первый день плавания похититель сокровища не только не был настигнут, но его даже не было видно. Это, впрочем, объяснялось извилистостью реки. Ночью поневоле пришлось устроить стоянку, потому что гребцы слишком переутомились.

   Лишь к концу второго дня американцы, плывшие впереди на китоловке, заметили перед собой на довольно большом расстоянии четыре темные точки, быстро несшиеся гуськом по воде.

   - Готов поставить свою последнюю трубку, что это наш приятель со своими разбойниками! - вскричал Ретон, первый заметив двигавшиеся впереди точки и указывая на них своим спутникам.

   Последние поспешили взглянуть в указанном направлении и радостно воскликнули:

   - Они! Конечно, они!

   - Нужно во что бы то ни стало догнать их до устья, - сказал Ульоа. - Но погодите! Что случилось с пирогами? - продолжал он, всматриваясь вдаль. - Они вдруг остановились... Математе, что бы это значило?

   - Пристают к тому самому островку, на котором останавливались и мы по пути сюда, - сразу определил канак, бросив туда беглый взгляд. - Несколько белых выходят на берег, а остальные вместе с кети остаются в пирогах.

   - Вот так глаза! - восторгался Ретон. - И у меня, как у моряка, они не плохи, несмотря на мои лета, но все-таки я, кроме каких-то точек, ничего не вижу, а он...

   - Ну, этому мы будем удивляться потом, - прервал Ульоа. - Пока же надо пользоваться удобной минутой. Друзья! - обратился он к гребцам, - приналягте на весла. Угощение за мной.

   Флотилия еще быстрее понеслась к островку и достигла его, когда начали спускаться вечерние сумерки. Под сенью исполинских ризофоров раскачивались на воде четыре двойные пироги, по-видимому, тяжело нагруженные. На каждой из них находилось несколько вооруженных дикарей и матросов. Все они с беспокойством смотрели на приближавшуюся флотилию.

   По команде Ульоа флотилия остановилась на расстоянии ружейного выстрела, образовав полукруг.

   - Сдавайтесь! - громовым голосом крикнул капитан. - Кто не исполнит этого требования, тому тут же и конец!

   В ответ раздался рев испуганных дикарей, тревожно зашевелившихся в пирогах, между тем как матросы бросились на берег.

   - Отправились за своим атаманом! - воскликнул Ретон. - Ну что ж, пусть является и он. Скорее окончится дело.

   - Вперед! - скомандовал Ульоа. - Математе, заставь кети сдаться и забери пироги. А мы потолкуем с их вождем.

   Пока Математе убеждал испуганных дикарей сдаться без напрасного кровопролития, американцы выскочили на берег и были встречены десятью вооруженными матросами во главе с самим Рамиресом.

   - Бандиты! - яростно крикнул с пеной у рта авантюрист, дико вращая во все стороны налитыми кровью глазами. - Горе тому, кто осмелится хоть пальцем прикоснуться к пирогам!.. Я завоевал сокровище Голубых гор и никому не уступлю его!

   Бельграно поднял было свой карабин и прицелился в авантюриста, но Ульоа поспешил остановить молодого человека, надеясь уладить дело мирным путем.

   - Это вы капитан "Эсмеральды"? - спросил он.

   - Да, - резко ответил Рамирес, - а вы кто?

   - Я - капитан "Андалузии" и хотел бы...

   - Был им, а сейчас отправишься вслед за своей "Андалузией"! - прохрипел авантюрист, наводя на своего противника дуло карабина.

   Но Ульоа также навел на него свое ружье и с улыбкой проговорил:

   - Перестаньте упорствовать, дон Рамирес! Разве вы не видите, что сила на моей стороне? Ведь в моих руках и пушка с вашей "Эсмеральды"...

   - Пушка с "Эсмеральды"?! - с удивлением вскричал Рамирес. - Но как же она могла очутиться у вас?

   - Очень просто, - невозмутимо продолжал Ульоа, - я ее взял вместе с вашим судном.

   Рамирес был как громом поражен и на несколько мгновений оцепенел. Потом в нем опять заклокотала ярость

   - А, негодяи! - скрежеща зубами, крикнул он и снов