Сальгари Эмилио - Сокровище Голубых гор

   Эмилио Сальгари

  

   - Да, ребята, быть беде: перед нашим носом заиграла полосатая рыба, а это дурной признак, - говорил хриплый бас.

   - У вас, боцман, вечно дурные признаки! Только и знаете путать всех, - насмешливо возражал звонкий молодой голос.

   - Ты-то вот много смыслишь в океане и лучше меня все можешь объяснить Молчал бы лучше, молокосос!

   - Какой же я молокосос, когда мне уже стукнуло семнадцать лет? Потом, боцман, вы забываете, что я - тоже сын моряка. Стало быть, у меня должно в крови сидеть.

   - Моряка! Наверное, твой отец дальше порта Вальдивии и носа не высовывал? Ничего, значит, кроме простой барки, не умел вести. Моряк тоже!

   - Что вы хаете моего отца, когда совсем и не знали его? Это нехорошо с вашей стороны, боцман. Прежде всего, он был такой же чилиец, как и вы"

   - Может быть. Но я уже сорок лет хожу по океану, поэтому полагаю, что равняться со мной.

   - Но и мой отец родился в одно время с вами.

   - Да ты что же это, Эмилио, опять начал зубоскалить надо мной? Или забыл, как тяжела у меня рука, а? Так я напомню!

   - Очень уж вы сердиты, боцман! Слова вам нельзя сказать.

   - Молчи, негодный мальчишка!

   - Смотрите, не ошибитесь, называя меня так.

   - Говорят тебе, каналья, молчать!

   - Перестаньте браниться, тогда и я замолчу.

   Эта ссора между старым боцманом Ретоном и юнгой Эмилио могла бы продолжаться еще долго, к великой потехе всего остального экипажа, если бы вдруг не была прервана появлением на палубе капитана судна.

   Капитан "Андалузии" представлял собой прекрасный тип чилийца с примесью испанской крови. Бронзовое лицо его выражало неукротимую энергию прежних воинов высоких Анд, а черные бархатистые глаза горели еще юношеским огнем, несмотря на то что ему уже стукнуло пятьдесят лет. Он был высокого роста, широкоплечий, крепкий, мускулистый и сильный, поэтому его не без основания сравнивали с быком-пуной, грозой его родных гор. В черной бороде, обрамлявшей его красивое лицо и придававшей ему сходство с одним прославленным разбойником, еще не серебрилось ни одного белого волоска, между тем как густые волосы на голове были уже сильно подернуты сединой.

   - Опять у вас тут баталия с Эмилио? - обратился он к боцману. - А вы, дон Хосе, не велите этому мальчишке вечно противоречить мне, тогда и баталий между нами не будет, - ответил Ретон.

   - В чем дело?

   - Да вот я говорю, что полосатая рыба заиграла на поверхности, а это предвещает дурное.

   - Полосатая рыба?! - с видимым испугом перебил капитан, бросаясь к борту.

   - В том-то и дело, капитан. Извольте сами посмотреть. Целыми дюжинами прыгает перед нами.

   - Гм! Да. Это плохо. Положим, на небе еще ни одного облачка да и ветер умеренный. Но, разумеется, это может измениться в одну минуту. Мы вошли в область, где бури - самое заурядное явление. А до Новой Каледонии осталось еще около полутораста миль. Пожалуй, нам и не добраться благополучно.

   Нахмурив лоб, капитан некоторое время молча смотрел на игру зловещих полосатых рыб, то и дело выскакивавших на поверхность моря и игравших вокруг великолепного парусника, который представляла собой "Андалузия".

   Рыба эта, длиной от двух до трех метров, плосколобая, покрытая мелкой чешуей, с удлиненным носом и открытой пастью, отчасти походит на огромную лягушку. Она массами водится в водах Тихого океана и охотно ловится обитателями Новой Каледонии, несмотря на ее неприятный вкус. Зато она берет количеством мяса: нередко попадаются экземпляры весом в сто пятьдесят килограммов. Обыкновенно полосатая рыба скрывается на большой глубине, но когда надвигается ураган, она выходит на поверхность, точно для предупреждения моряков об угрожающей опасности, а может статься, и в ожидании добычи.

   - Что, капитан Ульоа, ошибся я? - спросил боцман.

   - Нет, Ретон, ты не ошибся. Да я тебя никогда и не подозревал в таких ошибках, - ответил дон Хосе. - Что же нам теперь делать? Одну минуту я остановился было на мысли забраться в рифы, идущие параллельно берегу, и переждать там бурю. Но появилось опасение, что это будет еще рискованнее: в открытом море есть еще надежда уцелеть, а среди острых камней "Андалузию" может превратить в щепки. Поэтому лучше будем продолжать путь в Балабиосскую бухту. "Андалузия" уже не с одной бурей справлялась, надеюсь, выдержит и на этот раз".

   - И по-моему так, дон Хосе. Примем меры и, Бог даст, уцелеем" Ага, вот и туча уж подымается!.. Ну, пора приниматься за дело", э, уж и голос подает!

   Действительно, на горизонте, до этой минуты совершенно чистом и ясном, стала появляться темная туча, а по парусам пронесся зловещий свист.

   Отступив от борта, старый боцман начал отдавать приказания команде, состоявшей из четырнадцати человек. В несколько минут корабль был приготовлен к предстоящей борьбе с ураганом. Ход его с семи узлов [*] сразу убавился наполовину.

  

   [*] - Узел - единица скорости корабля, равная одной морской миле в час (1,852 км/ч).

  

   "Андалузия" в описываемое нами время - середине шестидесятых годов прошлого столетия - считалась одним из лучших парусников в Чили, морской державе, успешно соперничавшей с соседним Перу. Это был прекрасный четырехмачтовик с оригинальной и очень практичной оснасткой. Построенный из крепкого калифорнийского дуба, этот изящный корабль за свое пятилетнее существование с честью выдержал несколько сильных ураганов не только в Великом океане, но даже в Индийском, еще более опасном. Теперь для "Андалузии" пробил час нового испытания, серьезнее предыдущих: она в первый раз заходила в область Новой Каледонии, где свирепость морских бурь достигает апогея. Сердца капитана Ульоа и боцмана Ретона сжимались недобрыми предчувствиями. Что же касается экипажа, состоявшего из молодых и не особенно еще опытных моряков, то, не подозревая страшной опасности, он был совершенно спокоен. Это только радовало капитана и боцмана, потому что иначе у матросов раньше времени могли бы опуститься руки.

   - Вот эти порывы ветра с правой стороны у нас, чилийцев и южных островитян, называются вильивавис , и когда они задуют, мало надежды на благополучный исход, - говорил Ретон, с задумчивым видом глядя в морскую даль.

   - А разве они так же страшны в этой части Тихого океана, как и под Кордильерами? - вдруг спросил чей-то звучный и приятный голос позади боцмана.

   Старый моряк с живостью обернулся.

   -А, это вы, дон Педро? И сеньорита с вами! - вскричал он, увидев перед собой красивого молодого человека лет двадцати пяти, в белой фланелевой одежде, и державшую его под руку хорошенькую девушку лет семнадцати. - Вышли посмотреть, что значит поднятая нашими молодцами беготня? Да, дон Педро, вильивавис свирепствуют и здесь не хуже, чем у нас Ну, сеньорита, предстоящая нам под вой бури пляска едва ли понравится вашей особе, - неосторожно сострил старик, обращаясь к девушке.

   - Мне и вообще здесь не очень нравится, - в тон ему ответила та.

   - Ну, Бог даст, отпляшемся благополучно, а там недалеко и до цели нашего плавания, - продолжал боцман, стараясь загладить свою неосторожность

   Едва успел он проговорить последнее слово, как судно под пронзительный свист ветра высоко подбросило вверх, и через борт хлынула огромная волна. Боцман, молодые люди и капитан, приблизившийся было к ним, едва не были сбиты с ног. Девушка помертвела от ужаса, и ее кавалер поспешил увести ее обратно в каюту.

   - Ага, струсили! - насмешливо проговорил юнга Эмилио, строя обезьяньи гримасы вслед удалявшейся парочке. - Ну, а мне так только весело при этой музыке. Эй вы, ветры, бури и ураганы, дуйте вовсю! Потешьте мою душеньку, играйте живее хорошую плясовую!

   И он, напевая какую-то дикую песню, принялся плясать по мокрой и скользкой палубе.

   Занятый своими заботами, капитан не обратил внимания на то, что он считал простой шалостью со стороны юнги, славившегося своими проказами; зато старый суровый боцман сразу осадил его и приставил к какому-то делу, чтобы "мальчишка не болтался зря по кораблю".

   - Боюсь, как бы не разыгрался настоящий ураган со смерчем, - сказал капитан вернувшемуся молодому человеку. - Дон Педро, прошу вас, как сына моряка и человека, достаточно хорошо осведомленного в морском деле, взять на себя присмотр за парусной частью, а я буду сам управлять рулем.

   - Хорошо, капитан" А делали вы сегодня полуденное измерение?

   - Разумеется.

   - На каком мы теперь расстоянии от берега?

   - В полутора сотнях миль от Балабиосской бухты.

   - А нельзя ли укрыться где-нибудь от бури?

   - Положительно негде, да и времени нет на поиски такого места: буря на носу.

   - Ну, делать нечего! Будем готовы ко всему, - пожав плечами, проговорил молодой человек и направился к мачтам, а капитан поспешил к рулю.

   Между тем буря, послав первое предупреждение, готовилась к генеральному сражению. Небо потемнело, и зловещая туча, все шире и шире раскидываясь по всему горизонту, стала превращаться из свинцовой в черную. Над "Андалузией" с пронзительными криками тревоги проносились по направлению к берегу стаи морских птиц. Среди этих птиц были снежно-белые с розоватым оттенком на концах перьев и голубовато-серые с белыми брюшками, похожие на голубей; все они принадлежали к самым крупным породам рыболовов, промышляющих на некотором расстоянии от берегов. Временами в гордом одиночестве пролетал огромный альбатрос, шумя один за целую стаю своими исполинскими крыльями. За ним обыкновенно следовало множество тех коричневых птиц, которые называются костедробителями благодаря своему твердому как железо клюву, пробивающему даже человеческий череп. Поспешное бегство этих птиц, привыкших к бурям, доказывало, что предстоит страшнейший ураган.

   - Веселая ожидает нас ночка, могу сказать! - пробормотал Ретон, покачав головой. - Недаром птица так торопится к своим родным скалам. Да и я бы сейчас с гораздо большей охотой сидел в своем домишке, чем здесь.

   Было шесть часов вечера, и солнце, блеснув на мгновение кроваво-красным диском, скрылось за горизонтом.

   - Смотрите в оба! Буря идет на нас! - раздалась команда капитана.

   Море глухо зашумело и закипело. Во все стороны забегали пенистые волны, серебрясь в лучах полумесяца, не закрытого еще тучей. Это были первые судороги волновавшегося моря. Буря пока заявляла о своем приближении одними порывами, сопровождавшимися то глухим ревом, то резким свистом и смутным гулом словно тысячи человеческих голосов, взывающих о помощи. А туча, делаясь все чернее и грознее, охватывала уже небеса, скрывая за собой одну за другой выступившие было звезды. Временами слышался отдаленный громоподобный грохот и треск, словно где-то происходила ожесточенная канонада.

   Убрав паруса, "Андалузия" шла к северу, наперерез восточному ветру, стараясь не сходить с курса и не быть заброшенной в самую середину океана.

   Наконец все небо покрылось тяжелой, низко нависшей черной тучей, и корабль очутился в полном мраке. С каждым мгновением становилось страшнее и жутче. Присмирел даже проказник Эмилио, хотя и уверял своих товарищей, что ровно ничего не боится и только досадует на то, что вдруг сделалось так "адски" темно.

   - Состроил бы этому старому черту, боцману, хорошую рожу, да все равно он ничего не увидит теперь, вот мне и обидно, - пояснил юнга.

   Между тем боцман, вместе с капитаном, был занят рулем и наблюдением за морем. Кудлатая голова старика, как на шарнирах, вертелась во все стороны, а привычные глаза прорезывали мрак, точно в них сидели электрические прожекторы, в то время еще не изобретенные.

   - Плохо дело! - бормотал он. - Но это еще только присказка, а сказка-то впереди.

   И действительно, не прошло и получаса после уборки парусов, как туча, до сих пор таившая то, что несла в своих недрах, стала прорезываться мрачными темно-красными огнями; зарокотал гром, и зашумели ряды бичуемых ветром валов. "Андалузию" подняло на пенистый гребень огромной волны и подбросило словно в самую тучу, затем со страшной силой швырнуло в бездну, причем все судно на мгновение оказалось под водой. Самонадеянный, но еще не привыкший к таким переделкам Эмилио был сбит с ног и покатился по палубе, и если бы не наткнулся на борт, то был бы снесен волной прямо в бушевавшее море. Даже старые моряки едва устояли на ногах. Ни в одном море не образуется таких громадных волн, как в Тихом океане. И нигде во всем мире, не исключая и пресловутого мыса Доброй Надежды, не бывает таких страшных бурь, как у берегов Новой Каледонии. Ужасны циклоны, иногда опустошающие Антильские острова, но и они не так предательски подкрадываются и не отличаются такой продолжительностью, и причудливостью.

   Бури в Новой Каледонии особенно страшны тем, что не имеют определенного направления, а несутся сразу со всех сторон. Каждая из этих бурь повергает в отчаяние прибрежных жителей; она как помелом сметает их хижины, с корнями вырывает самые большие деревья, а на уцелевших странным образом засушивает плоды и ветви.

   Когда "Андалузия" благополучно вынырнула из бурливших волн, вдруг наступила зловещая тишина. Казалось, воздух замер в неподвижности. Но гроза продолжалась, и море как-то особенно бурлило. Экипаж, за исключением капитана и боцмана, думал, что опасность уже миновала, и облегченно вздохнул. Не поддался, впрочем, обольщению и дон Педро. Оставив свой пост на корме, он взошел на капитанский мостик и спросил:

   - Как вы думаете, сеньор Ульоа, долго ли может продолжаться это затишье? Оно мне кажется страшнее целой сотни ударов расходившейся бури.

   - Вы правы, дон Педро, - ответил капитан, лицо которого при свете фонаря поражало своей бледностью. - Это затишье очень зловеще. Оно означает, что ураган собирается с силой, чтобы сделать решительный натиск" До какой цифры опустился барометр? - крикнул он помощнику штурмана, выходившему в эту минуту из каюты.

   - До семисот восемнадцати, капитан, - послышалось в ответ.

   - Так я и думал! - со вздохом проговорил Ульоа. - Это цифра роковая.

   Туча, словно окутывавшая корабль со всех сторон, вдруг разразилась страшным ливнем. Вода, хлынувшая целыми потоками на палубу, не успевала стекать в многочисленные отдушины вдоль бортов. Немного погодя туча начала редеть и рассеиваться, и сквозь ее клочья на мгновение блеснула луна.

   Из-за полного прекращения ветра "Андалузия" не двигалась с места. Только шумевшие волны с силой ударяли в крепкие бока судна. Некоторое время на борту царила такая же тишина, как в воздухе. Но затем раздался громкий возглас дона Педро:

   - Берегись! Шквал находит!

   Только прозвучало его последнее слово, как туча, соединив вновь свои отдельные части, завертелась со страшной быстротой, причем в ней вспыхнуло бесчисленное множество красных огоньков, сопровождавшихся каким-то странным, постепенно усиливавшимся шумом, в котором слышались шипение, гул, свист и рев. И вдруг, под этот адский шум, "Андалузию" затрепало и зашвыряло во все стороны, как жалкую щепку.

   Все ее четыре мачты погнулись как тростинки, но, к удивлению экипажа, не сломались; только некоторые из рей и других мелких принадлежностей оснастки были унесены шквалом.

   - Поставить марсели! - скомандовал капитан, стараясь перекричать бурю. - Живее! Тонем!

   Действительно, судно, лишенное парусов, не имело никакой устойчивости и закружилось волчком, погружаясь в волны то кормой, то носом. Хорошо еще, что кроме обычного балластного груза - песка, в трюме находилось большое количество чугунных плит, так искусно сложенных, что никакие толчки не могли стронуть их с места. Не будь этой тяжести, корабль неминуемо бы погиб в такую страшную минуту.

   Когда марсели были поставлены, дон Педро снова чуть не ползком добрался до капитана и подавленным голосом проговорил:

   - Не видать нам, видно, сокровища старого вождя канаков! Напрасно мы и стремимся за ним.

   - Ну, это мы еще посмотрим! - ответил дон Хосе.

   - Неужели вы полагаете, что обойдется без нового натиска бури, да еще, пожалуй, более сильного?

   - Может быть, и не обойдется. Здешние ураганы так прихотливы, что не следуют никаким законам, и никогда нельзя предвидеть, скоро ли и как они кончатся. Но терять надежду не следует до последнего мгновения. Я вот немало видал бурь, а как видите, все еще цел и невредим.

   - А удастся ли нам войти в залив?

   - Этого не могу утверждать. Нас может отбросить в противоположную сторону.

   - На счастье Рамиресу! - вздохнул дон Педро.

   - Ну, это бабушка тоже надвое сказала, - возразил капитан. - Я уверен, что сокровище Голубых гор еще не в его руках.

   - Вы думаете? А может быть, он давно уже там?

   Капитан, зорко всматривавшийся в небо и море, освещаемые частыми вспышками круглых молний, ничего не ответил, потом, немного погодя, вдруг глухо прошептал:

   - Господи, помилуй! Вот когда наступает настоящая-то опасность!

   - Что такое, дон Хосе? - поспешно спросил дон Педро.

   - Смерч! Пушку сюда! Живее! Смерч на носу! - не своим голосом скомандовал Ульоа.

   Дон Педро взглянул на море и замер от ужаса. На некотором расстоянии от корабля поднимался водяной столб, крутившийся с неимоверной быстротой. Это была самая страшная угроза злополучным мореплавателям.

  

   За семь недель до описываемого нами события, в одно тихое и ясное утро на борт "Андалузии", стоявшей на якоре в бухте Кальяо, где она забирала груз в китайские и японские порты, поднялся молодой человек в сопровождении еще более молодой девушки и спросил капитана Хосе Ульоа, владельца этого прекрасного судна, составлявшего предмет восхищения всех моряков чилийского побережья.

   Эти молодые люди были дон Педро де Бельграно и его сестра Мина, дети одного из наиболее именитых судовладельцев и моряков Вальпараисо, четыре года тому назад таинственным образом исчезнувшего в Тихом океане.

   Дон Хосе Ульоа в это время курил трубку, сидя в своей маленькой, но прекрасно обставленной каюте.

   На столике перед ним стояла бутылка доброго старого вина, поднесенная ему одним из его аргентинских приятелей.

   Капитан "Андалузии" наслаждался приятным отдыхом и рассчитывал, что никто и ничто не нарушит его. Однако его расчеты не оправдались: внезапно появившийся юнга доложил, что капитана желают видеть по какому-то очень важному делу двое молодых людей, дама и кавалер. Дон Хосе хотя и с легкой досадой, но приказал их привести к себе в каюту.

   Увидев входящих посетителей, он поднялся им навстречу и любезно проговорил:

   - Милости прошу. Чем моту служить?

   - Вы - дон Хосе Ульоа? - спросил молодой человек.

   - Он самый, к вашим услугам.

   - В таком случае вы должны нас знать.

   Старый моряк внимательно всмотрелся в лица стоявших перед ним посетителей, затем покачал головой.

   - Нет, не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь имел удовольствие видеть вас, - сказал он.

   - Я не так выразился, - поправился молодой человек, - наше имя должно быть вам знакомо. Наш отец славился как первый моряк по всему чилийскому и перуанскому побережью. Его имя - Фернандо де Бельграно!

   - Фернандо де Бельграно! Да что же вы сразу не сказали мне этого? - вскричал капитан, с такой силой ударив кулаком по столу, что пролил все вино, бывшее в стакане. - Как же мне не знать Фернандо де Бельграно, когда я одно время состоял помощником капитана на его "Сармиенто"! Да, это действительно был великий моряк. Лучше его никто не умел ладить с морем" И вы - его дети?

   - Да, дон Хосе. Я - Педро, его сын, а это моя сестра, Мина.

   - Бедные сироты! И у вас предательское море похитило отца!. Впрочем, как я слышал, капитан Бельграно сделался жертвой не разбушевавшихся волн, а меланезийских дикарей. Так ли это?

   - Нет, капитан, совсем не так.

   Новый удар кулаком старого геркулеса по столу.

   - Как! - вскричал он. - Так ваш отец не был съеден дикарями Соломоновых островов, как у нас прошел слух?

   - Ничего подобного, - ответил с улыбкой молодой человек, прихлебывая душистый кофе, поданный ему и его спутнице по приказанию капитана.

   - Чему же это вы так улыбаетесь, сеньор! - вскипел дон Хосе, отличавшийся крайней вспыльчивостью. - Смеяться надо мной, что ли, вы явились сюда? Так я предупреждаю вас, что со мной шутки плохи!.. Не вертитесь, как вьюн! Терпеть не могу этого! Скажите мне прямо: жив еще ваш отец или умер, и как именно? Он был моим хорошим другом, и мне очень хотелось бы знать о нем правду.

   - Увы, в настоящее время отца уже нет в живых! - с грустью проговорил дон Педро, нисколько не обижаясь на грубость старого моряка. - А как он умер - можете узнать из документа, найденного капитаном Рамиресом в бочонке.

   - Рамиресом! - вскричал дон Хосе, нахмурившись. - Слыхал я об этом пирате, позорящем имя честных моряков. Он только тем и обогатился, что заморил голодом несколько партий китайских рабочих, нанятых им для добывания гуано" Что же это за бочонок с документом, о котором вы говорите, молодой человек?

   - Для того, чтобы вам, дон Хосе, было все понятнее, я должен начать несколько издалека.

   - Сделайте одолжение! - горячо проговорил моряк. - Повторяю, история таинственного исчезновения вашего отца, глубоко поразившая всех знавших его, крайне меня интересует.

   -Дело вот в чем, - начал молодой человек, допив кофе и отставив от себя чашку. - Недели три тому назад капитан Рамирес возвращался из Кантона [*] с новой партией китайцев.

  

   [*] - Кантон (ныне Гуанчжоу) - порт в Южном Китае.

  

   - Которых, конечно, не будет как следует кормить и уморит на тяжелой работе! - негодующим голосом прервал капитан "Андалузии". - Но простите, дон Педро, и продолжайте, пожалуйста. Я вас слушаю.

   - Возле острова Лифу, одного из самых больших, как вам известно, новокаледонских островов [*], дон Рамирес выловил из моря маленький бочонок, в котором оказался документ, написанный в двух экземплярах и на двух языках: на английском и на испанском. Кроме этого документа в бочонке оказались два куска древесной коры, покрытых какими-то таинственными знаками, смысл которых я напрасно старался понять, как ни ломал себе голову.

  

   [*] - Автор называет новокаледонскими островами группу островов, расположенных в непосредственной близости от о. Новая Каледония. О. Лифу является ...самым крупным из островов Луайоте, расположенных на 100 км севернее Новой Каледонии.

  

   - При вас эти документы? - осведомился капитан.

   - При мне, - ответил молодой человек.

   - Позвольте мне взглянуть на кору. Я хорошо знаю Новую Каледонию и, быть может, скорее вас пойму загадочное послание, найденное возле ее берегов.

   Дон Педро вынул из потайного нагрудного кармана бумажник и, развернув его, достал оттуда небольшой квадратный кусок беловатой древесной коры, на котором резко выступали три нарисованные чем-то красным фигуры птиц, походивших на больших голубей.

   - А, это изображения ноту! - вскричал капитан, лишь только бросил взгляд на эти фигуры.

   - Что же это значит? - в один голос спросили брат и сестра.

   - Ноту - это порода птиц, в изобилии водящихся на берегах Новой Каледонии, - пояснил дон Хосе. - Я сам не раз ловил этих птиц; мясо их очень вкусно, да и сама птица красивая. Величиной она с курицу, перья у нее бронзового цвета. Любит прятаться в чаще кустарников, поэтому ее очень трудно поймать. Крик этой птицы тоже очень своеобразный, напоминающий рев быка. Канаки Новой Каледонии предпочитают ее всем другим птицам, - не то за ее красивое оперение, не то за вкусное мясо, а быть может, и еще по какой-нибудь неизвестной мне причине.

   - А что это за кора? Знакома она вам? - спросил дон Педро.

   - Да, - ответил капитан, внимательно всмотревшись в кору. - Это кора дерева ниаули, растущего на всех островах Новой Каледонии.

   - Следовательно, во всем этом, в сущности, нет ничего особенного? - заметила Мина.

   - Погодите, сеньорита, - возразил дон Хосе, - этот кусочек коры с нарисованными на нем птицами, быть может, окажется ключом к важной тайне... Дон Педро, покажите-ка мне теперь документ, который находился вместе с этой. карточкой особого образца.

   - Вот, пожалуйте, один экземпляр, написанный по-испански.

   С этими словами молодой человек вручил капитану сложенный вчетверо лист обыкновенной писчей бумаги, местами пожелтевшей от сырости.

   - А другой экземпляр, на английском языке, не при вас? - спросил дон Хосе.

   - Нет, вместе со второй "карточкой" он находится в руках капитана Рамиреса.

   - Почему?

   - А вот, не угодно ли прочитать содержание этой бумаги? В ней вы и найдете ответ на свой вопрос.

   Развернув бумагу, капитан Ульоа прочитал вслух следующее:

  

   Писано двадцать четвертого марта 1866 года.

   Готовясь предстать пред судом Божьим, я, нижеподписавшийся, пустил по морю семь бочонков с документами одинакового содержания. Эти бочонки уцелели после крушения, постигшего мое судно "Сармиенто", принадлежавшее к морскому департаменту Кальяо. Крушение произошло 27 января 1863 года в рифах, окружающих Балабиосский залив. У меня в Вальпараисо остались двое детей: сын Педро и дочь Мина. Если один из бочонков, предаваемых мной морю, когда-нибудь попадет в руки моих детей, дальнейшая их жизнь будет полностью обеспечена, что окажется понятным из следующего.

   Я нашел приют у племени крагоа, туземных людоедов. Дикари эти приняли меня с большим почетом, как "вышедшего невредимым из недр океана", и, узнав поближе, сделали своим вождем, каковым я и остаюсь в настоящую минуту. Пользуясь свободой и изучая здешние горы, я случайно открыл богатую золотоносную жилу, из которой в течение трех лет извлек этого драгоценного металла на много миллионов пиастров. Сокровище спрятано мной в Голубых горах, и на место, где оно хранится, я властью вождя наложил священное табу (запрещение).

   Прилагаю к этому документу, написанному в двух экземплярах, на английском и испанском языках, два одинаковых куска древесной коры с нарисованными мной изображениями трех ноту. Эта птица служит эмблемой моего племени, и кусочки коры с ее изображениями должны служить указанием моим детям, если они решатся пуститься на поиски сокровища.

   Чувствую, что смерть быстрыми шагами приближается ко мне. На днях, во время праздника "пилу-пилу", неизвестной рукой мне в грудь была пущена стрела, по всей вероятности отравленная.

   Прошу всех, кому попадет в руки один из бочонков, бросаемых мной в море из залива Диа, доставить его моим детям, живущим в Вальпараисо, на улице Алькала.

   Капитан Фернандо де Бельграно

  

   Прочитав документ, капитан Ульоа некоторое время молча и с серьезным видом смотрел на молодых людей, с нетерпением ожидавших, что он скажет.

   - Гм... "Много миллионов" - это очень заманчиво, - произнес он наконец, закуривая новую трубку. - Это может вскружить голову даже самому хладнокровному человеку во всей Южной Америке.

   - Что бы вы сделали с этими документами в руках? - спросил дон Педро.

   - Конечно, тотчас отправился бы на всех парусах в Новую Каледонию и стал бы там отыскивать эти миллионы, если бы даже ради этого пришлось пожертвовать в пользу тамошних людоедов целой половиной тела!

   - Вот именно за этим-то, за отысканием сокровища мы и обратились к вам, сеньор Ульоа. Я был уверен, что вы как друг нашего отца не откажетесь помочь нам в этом деле, а мы, со своей стороны, готовы предоставить вам известную часть того, что будет нами найдено в Голубых горах. Выскажусь определеннее, - продолжал молодой человек, немного подумав, - если вы согласитесь посвятить себя исключительно нашему делу, оставив все остальные, хоть на полгода. Думаю, наши поиски займут не больше времени- Итак, дон Хосе, если вы найдете возможным предоставить себя и свой корабль в наше распоряжение на полугодовой срок, то мы обязуемся вознаградить вас третьей частью всего сокровища, скрытого для нас нашим отцом в Голубых горах. В случае же, если наше предприятие почему-либо не увенчается успехом, вы получите вознаграждение по высшей оценке из состояния, оставленного нам отцом, а это состояние тоже довольно порядочное.

   - Вы все это говорите серьезно, сеньор Бельграно? - спросил Ульоа, вскочив со своего места.

   - Вполне серьезно, - подтвердил молодой человек. - Ну так как же, сеньор Ульоа, можем мы надеяться на ваше согласие?

   - Разумеется! - весело вскричал моряк, срывая с себя фуражку и подбрасывая ее вверх. - Черт возьми, неужели я похож на дурака, который способен отказаться от подобного предложения! А когда вы желали бы отправиться в путь?

   - Чем скорее, тем лучше, ввиду того что второй экземпляр наших документов находится в руках капитана Рамиреса, и он наверняка поспешит воспользоваться этим.

   -А вы не знаете, где в настоящее время этот пират? - осведомился капитан.

   - Корабль его все еще в порту, а на корабле ли сам его владелец - не знаю.

   - Гм" Ну, он может обогнать нас, если даже выйдет и позже. Судно у него образцовое, быстроходнее моего, - проговорил с задумчивым видом моряк. - Еще только десять, - прибавил он, взглянув на часы. - Времени у нас достаточно, успеем до вечера погрузить все необходимое. Итак, если вам угодно, ровно в полночь мы можем поднять паруса.

   - Отлично, капитан. К этому времени мы с сестрой будем на вашем корабле. А пока до свидания.

   Оставшись один, Ульоа крикнул:

   - Эй, Эмилио!

   На этот зов явился тот самый юнга, который перед тем подавал кофе, и почтительно спросил:

   - Что прикажете, капитан?

   - Где экипаж?

   - С вашего разрешения, капитан, весь на берегу.

   - Это я знаю. Но где именно?

   - Боцман говорил, что его самого и всех остальных в случае надобности можно найти в таверне Быка.

   - Ну, так ступай туда и скажи им от моего имени, чтобы все они немедленно собрались на борту. Ночью выходим.

   - Слушаю, капитан! - проговорил юнга и бросился исполнять полученное приказание.

   Не прошел он и двадцати шагов по набережной, как какой-то плотный, коренастый человек, с лицом индейца из области Кордильер, только более грубым и неприятным, схватил его за руку и так сжал ее, что бедный малый чуть не взвыл от боли.

   - Молчи! - угрожающим шепотом предупредил его незнакомец. - Молчи и следуй за мной, если хочешь быть богатым" Ведь ты - юнга с "Андалузии"?

   - Да, сеньор. Но я послан по спешному делу и...

   - Ладно! Я не стану надолго задерживать тебя" Всего на четверть часа. Потом можешь идти, куда тебе нужно" Называй меня капитаном и следуй за мной так, чтобы это не очень бросалось в глаза разным любопытным.

  

   Самый страшный бич для мореплавателей - это подводный смерч, свирепствующий только в океанах, потому что в обыкновенных морях ему негде разгуляться. Водяным смерчем называется страшное явление, когда среди бушующих волн вдруг до самых облаков поднимается и соединяется с ними водяной столб, который, с необыкновенной быстротой вращаясь вокруг самого себя, так же быстро проносится по воде. Ужасны песчаные смерчи, временами проносящиеся по пустыне Сахара и погребающие под собой целые караваны, но еще более страшны морские. Горе несчастному кораблю, попавшему во власть всеразрушающего, крутящегося водяного столба; гибель судна тогда неизбежна - от него не остается ничего, кроме разбросанных по морю жалких щеп.

   Смерч, готовившийся обрушиться на злополучную "Андалузию", был невероятных размеров и крутился с ужасающей быстротой. Океан во время образования смерча бесновался с такой чудовищной силой, точно на дне его действовало несколько вулканов. Все пространство вокруг корабля постепенно вздувалось до размеров огромной горы. Из недр этой водяной горы временами раздавался шум, подобный раскатам подземной грозы.

   Капитан, боцман и дон Педро стояли на носу судна, наблюдая за зловещим явлением, угрожавшим всем неминуемой гибелью.

   - Буря улеглась, как это всегда бывает при смерче, - заметил капитан. - Но это только для того, чтобы вскоре разразиться с еще большей силой и уничтожить судно.

   - Неужели нет возможности уклониться от смерча? - тоскливо спрашивал дон Педро, думая о своей сестре, которую должен был покинуть одну в каюте.

   - Если не удастся рассеять его пушечным выстрелом, то спасения нет, - ответил дон Хосе.

   - Если не удастся? Следовательно, это не всегда удается?

   - Увы, да! Это зависит от разных условий. К тому же такая мера уже сама по себе представляет опасность для корабля.

   - Почему, капитан?

   - Потому, что смерч, разбиваясь, рождает огромные водяные валы, способные потопить любое судно.

   Между тем на палубу уже выкатили небольшое орудие, обыкновенно хранившееся в недоступном для сырости месте, и пушкарь, по указанию капитана, устанавливал прицел. Одновременно с этим старый боцман, суеверный, как все моряки из простонародья, пустил в море маленький бочонок, на котором острием ножа начертил кабалистический знак, так называемый Крест Соломона, обладавший будто бы силой уничтожать смерчи.

   Раздался выстрел, но внезапно налетевшим сильнейшим вихрем ядро подхватило и отнесло в сторону от цели. Крик ужаса, вырвавшийся у всего экипажа, был покрыт воем и свистом разнузданных стихий.

   На палубе появилась бледная как смерть и с трудом державшаяся на ногах сеньора Мина и повисла на руке у брата.

   - Я не могла дольше оставаться в одиночестве, - прошептала она. - Уж если погибать, так рядом с тобой, дорогой Педро.

   Молодой человек молча прижал к себе руку сестры.

   - Конец всему, дон Хосе? - немного погодя спросил он у капитана.

   - Это известно одному Богу, - ответил тот, нервно теребя кончик бороды. - Кажется, столб изменил направление, так что, быть может, на нас обрушится не вся его сила" Бывает и так.

   - А не попытаться ли дать второй выстрел?

   Капитан не успел ничего ответить, потому что в это мгновение новым напором вихря сорвало верхушку фок-мачты. К счастью, она тотчас же была унесена за борт, иначе придавила бы собой всех стоявших на носу. Вслед за тем "Андалузия" чуть было не опрокинулась от страшного толчка; зачерпнув много воды и сильно накренившись на бок, она удержалась только чудом. Некоторое время разъяренные волны играли судном словно мячиком. Мина, обхватив руками брата, державшегося за борт, была близка к обмороку. Моряки и дон Педро про себя творили молитву. Момент был критический, это чувствовали все. Даже бесшабашный Эмилио совсем притих, забившись куда-то в угол.

   Целые горы волн одна за другой обрушивались на злосчастное судно и гуляли по его палубе из конца в конец, целыми водопадами устремляясь через борта и отдушины обратно в море.

   Смерч находился всего в нескольких метрах от корабля. Основание водяного столба было окружено блестящей белой пеной, между тем как его совершенно черная вершина, имевшая в объеме не менее сотни метров, освещалась вспыхивавшими внутри багровыми огнями. Разветвления этой вершины, соединявшейся с тучей, казались огромными руками, тянувшимися к все ниже и ниже опускавшейся грозной туче. Вдруг вместо красных огней без блеска во все стороны засверкали яркие разноцветные молнии, и небо затряслось под беспрерывными раскатами такого грома, о каком в умеренных поясах не имеют и понятия.

   - Дон Хосе, скажите прямо: нет никакой надежды на спасение? - с отчаянием вскричал дон Педро, крепко прижимая к своей груди полумертвую от ужаса сестру. - Мне страшно не за себя, вы понимаете?

   - Увы! Ничего не могу сказать, - отозвался старый моряк, сам с не меньшим ужасом наблюдавший игру разрушительных сил природы. - Все зависит от того, в какую сторону обрушится смерч. Он может, не коснувшись нас, вдруг перекинуться далеко в сторону.

   - Ах, все равно нам погибать, если не от самого смерча, то от сопровождающего его вихря!

   - Мы уже выдержали несколько его напоров. Может быть, выдержим и остальные. Конечно, судно сильно пострадает, но это еще не значит конец всему" Смотрите, дон Педро, столб раскачивается из стороны в сторону и временами прекращает свое движение. Это может продолжаться довольно долго, пока он не разобьется своей собственной силой или под действием гонящего его урагана. Эта буря должна отозваться на всем восточном побережье острова Куни, самого южного из здешних островов, и вплоть до Балабио, самого северного" Но вот что: снесите-ка лучше свою сестру опять в каюту; там ей все-таки будет поудобнее, - вдруг добавил дон Хосе, видя, что его собеседник растерялся, не зная, что делать с замершей у него на руках девушкой. - Пусть вам помогут боцман и его подручный.

   Девушку отнесли и уложили на койку, поручив заботам жены корабельного повара, единственной женщины в составе экипажа.

   Когда дон Педро снова появился на капитанском мостике, смерч, разражаясь бесчисленными молниями и временами раздувая бока, с оглушительным громом, ревом и гулом надвинулся на корабль и подбросил его в самую середину соединенной с ним густой грозовой тучи. Казалось, теперь уже больше нечего было надеяться на спасение.

   Но судьба смилостивилась над несчастными. Под неописуемый адский шум, слабое подобие которого представляет канонада из тысячи орудий или стук тысячи молотов по железу, "Андалузия" рухнула в раскрывшуюся под ней морскую бездну, но тут же снова была выброшена на поверхность чудовищно вздымавшихся волн и несколько секунд вертелась в страшном водовороте, после чего вдруг почти остановилась на месте. Пронесшись мимо судна, смерч с оглушительным воем и ревом рассыпался по океану, а ураган сразу затих.

   - Живы! Уцелели!.. Благодарение Господу Богу! - вскричал дон Педро.

   - Да, но этим еще не все кончилось, - проговорил капитан. - Очевидно, смерч разбился, наткнувшись своим основанием на подводный утес; на этот же утес попали и мы. Слышите треск во всем судне?

   - Слышу, слышу! Значит...

   - Да, это значит, что в корпусе судна сильная пробоина и что, уцелев от смерча, мы можем пойти ко дну