Купер Джеймс Фенимор - Красный корсар

н человек?

   - Никакой!- ответил он с грустной улыбкой.- Я должен умереть, чтобы и другие, когда будут на моем месте, исполнили также свой долг.

   Мистрис Уиллис и Гертруда стояли неподвижно, со страхом и сочувствием всматриваясь в его спокойное лицо с блестящими глазами.

   - Если бы я знала, что делать!- вскричала мистрис Уиллис.- Говорите, молодой человек; дайте нам советы, которые вы дали бы своей матери и сестре.

   - Если бы я был так счастлив, что имел бы таких близких, таких дорогих людей,- горячо ответил он,- ничто не могло бы разлучить нас в подобную минуту.

   - Есть ли какая-нибудь надежда для тех, кто остается на этих обломках?

   - Очень мало.

   - А на шлюпке?

   Прошло больше минуты, прежде чем Уильдер ответил. Он снова взглянул на неизмеримый, блестящий горизонт и заботливо изучал небо.

   Ничто не ускользнуло от его внимания, и чувства, волновавшие его, отражались на его лице.

   - Клянусь моей честью, честью, которая обязывает меня не только советовать, но и оберегать женщин, я не доверяю погоде. Я думаю, шансы равны.

   - Тогда останемся здесь!- сказала Гертруда, и в первый раз с момента начала разговора румянец окрасил ее щеки.

   - Сходите, сходите!- нетерпеливо кричал Найтгед.- Каждая минута света - теперь неделя, каждая минута тишины - год жизни. Сходите, сходите, или мы вас оставим!

   Мистрис Уиллис не отвечала, но вся фигура ее выражала нерешительность. Тогда раздался шум весел, и шлюпка скользнула мимо.

   - Стойте!- закричала гувернантка, приняв внезапное решение.- Возьмите мое дитя и оставьте меня!

   Какой-то жест и несколько неясных слов лейтенанта были единственным ответом на этот призыв. Все три женщины - мистрис Уиллис, Гертруда и негритянка Кассандра - остались покинутыми.

   Никто из оставшихся не произнес ни слова. Каждый жадно следил глазами за удалявшейся лодкою. Уильдер оперся головою на руку, словно его голова кружилась от сознания ответственности, которую он принял на себя, но эта минута слабости скоро прошла, и к нему вернулась его обычная твердость.

   - Они уехали!- проговорил он, тяжело переводя дыхание.

   - Они уехали!- повторила гувернантка, бросая тревожный взгляд на Гертруду.- Нет больше надежды!

   Гертруда бросилась в объятия мистрис Уиллис, и несколько мгновений они оставались в таком положении, крепко обнявшись.

   - А теперь, моя дорогая,- произнесла Гертруда, высвобождаясь из объятий мистрис Уиллис,- доверимся искусству мистера Уильдера. Он предвидел и предсказал эту опасность. Почему не поверить ему теперь, когда он предсказывает наше спасение?

   - Предвидел и предсказал!- повторила мистрис Уиллис.- Мистер Уильдер, я не хочу просить у вас теперь объяснений, но вы не откажетесь сообщить ваши надежды.

   Уильдер поспешил удовлетворить это любопытство. Мятежники оставили самую большую шлюпку в виду того, что потребовалось бы слишком много времени, чтобы спустить ее в океан, так как она была стиснута двумя упавшими мачтами. В нее-то Уильдер предполагал перенести все необходимое, войти со своими спутницами и ждать решительной минуты, когда корабль погрузится в воду.

   - И это вы называете надеждой!- воскликнула мистрис Уиллис, и разлившаяся по ее лицу бледность выдала ее разочарование.- Я слышала, что бездна, поглощающая корабль, увлекает вслед за ним также малейшие предметы.

   - Это бывает иногда. Ни за что в мире не хотел бы я обмануть вас.

   - Это ужасно!- сказала гувернантка.- Неужели нет никакого способа спустить шлюпку в воду раньше рокового момента? Кассандра одна,- прибавила она,- обладает почти мужскою силою.

   - Если бы она имела силу двадцати мужчин, я не решился бы спустить шлюпку без помощи машины. Но мы теряем время. Я сойду вниз, чтобы взглянуть, сколько времени продлится для нас неизвестность, и тогда займемся приготовлениями к отъезду. В этом вы можете мне помочь.

   Через некоторое время Уильдер, мрачный, поднялся на палубу.

   Пока женщины занялись приготовлениями, Уильдер оснастил мачты шлюпки, приготовил паруса и другие снаряды, необходимые в случае успеха.

   Среди этих забот два часа прошли так быстро, как-будто минуты стали секундами. За это время молодой человек окончил свою работу. Он отрубил веревки, прикреплявшие шлюпку к кораблю, но оставил ее на прежнем месте.

   Приняв эти меры предосторожности, он пригласил в лодку своих спутниц. Сам он поместился на корме шлюпки и уверенным видом старался вдохнуть женщинам часть своей твердости.

   В течение целых часов полной неизвестности разговор между ними, доверчивый и даже дружеский, не раз прерывался долгим молчанием и раздумьем.

   Шли минуты, часы, прошел целый день. Над бесконечной ширью океана сгустилась ночь.

   Уильдер вздрогнул, заметив на поверхности воды мрачные силуэты акул, плававших вокруг "Каролины", как-будто они инстинктивно чувствовали, что все, находящееся на этом корабле, обречено им в жертву. Но вот поднялась луна и окутала обманчивым и нежным светом эту ужасную картину.

   В это время в нижней части судна послышался глухой, угрожающий шум, и заключенный внутри корабля воздух вырвался с шумом, похожим на залп.

   - Теперь держитесь за веревки!- закричал Уильдер задыхающимся голосом.

   Его слова были покрыты шумом волн. Судно погрузилось, как кит, и, подняв корму, быстро пошло ко дну.

   Шлюпка была увлечена вслед за кораблем и на мгновение круто поднялась.

   Когда остатки судна исчезли в бездне, нос ее врезался в волны, и она почти наполнилась водой.

   Но так как она была крепкой и легкой, то силой толчка оказалась выброшенной на поверхность и со страшной быстротой завертелась на волнах. Потом все приняло прежний, спокойный вид. Лучи луны играли на воде совершенно спокойно, как на поверхности озера, окруженного цепью гор, дающих ему свою тень.

  

  

   - Мы спасены!- вскричал Уильдер.- Мы спасены, по крайней мере, на время.

   Женщины спрятали свои лица в складках платья, и гувернантка подняла голову только тогда, когда ее спутник дважды повторил, что грозная опасность миновала.

   Со всех сторон виднелось безграничное пространство воды.

   - На такой хорошей шлюпке и при благоприятном ветре мы можем надеяться достигнуть земли через сутки!- вскричал с жаром Уильдер.- Было время, когда в такой славной шлюпке я бы не колебался проехать вдоль всех берегов Америки.

   Была уже глубокая ночь, но положение путешественников, участь которых зависела от погоды, ничем не изменилось. Скоро подул норд-вест, неся с собою суровый холод со стороны Канады.

   - А, я узнаю тебя!- прошептал Уильдер, когда первый порыв ветра ударил в его паруса и закачал лодку.- Я узнаю тебя по этому запаху пресной воды. Истощи свои силы на озерах и не приходи сюда, чтоб задерживать утомленного моряка и удлинять тяжелый переход из-за твоего упрямого бешенства.

   - Что вы говорите?- спросила Гертруда.

   - Спите, мисс,- ответил он таким тоном, словно ему было неприятно, что его прервали в такой момент.

   - Какая-нибудь новая опасность?- спросила молодая девушка.- Не бойтесь сказать мне, что нас ожидает самое ужасное. Я чувствую, что ветер усилился.

   - А вы знаете, куда идет шлюпка?

   - К земле, я думаю.

   - Если мы пойдем в этом направлении, нам надо переплыть весь Атлантический океан, прежде чем мы увидим землю.

   Гертруда ничего не ответила и умолкла.

   Но шум воды и ветра скоро привлек взоры всех трех женщин к Уильдеру.

   - Что вы думаете о нашем положении?- спросила мистрис Уиллис Уильдера, пристально смотря на него.

   - Мы можем еще надеяться держаться пути кораблей, имеющих сообщение с большими северными портами.

   - Что я вижу там?- вдруг вскричала негритянка Кассандра, большие черные глаза которой без всякого беспокойства, только с любопытством всматривались в горизонт.- Мне кажется, я вижу на воде большую рыбу.

   - Это шлюпка!- вскричал Уильдер, вспрыгнув на скамейку, чтобы рассмотреть темный предмет, который колыхался на волнах в сотне метров от того места, где была их шлюпка.

   - Гоэ! Го! Шлюпка! К нам! Эй! Го! Шлюпка! К нам!

   В эту минуту свист ветра раздался в его ушах, но ни один человеческий голос не донесся со шлюпки.

   Темный предмет приближался. Вдруг негритянка испустила пронзительный крик, оставив руль, который незадолго перед тем передал ей Уильдер, и, упав на колени, закрыла лицо обеими руками.

   Уильдер инстинктивно поглядел, куда взглянула она, и увидел полуодетый, обезображенный труп, плывший среди пены.

   На вершине волны он как-будто остановился на мгновение, его волосы бились по воде, потом мертвое тело скользнуло мимо шлюпки, поднялось на волну и исчезло.

   Не только Уильдер, но и Гертруда, и мистрис Уиллис сразу узнали черты Найтгеда.

   - Их шлюпка была слишком нагружена,- произнес Уильдер.

   - Вы думаете, что никто не спасся?- спросила мистрис Уиллис невнятным голосом.

   - Никто. Эта лодка и то, что на ней,- все, что осталось от "Королевской Каролины".

   - Неужели нельзя было предвидеть этой катастрофы?- продолжала гувернантка, пристально смотря в лицо Уильдера.

   - Конечно, нет.

   - А разве опасность, на которую вы так часто и так таинственно делали намеки, не имеет никакого отношения к тому, что произошло с нами?

   - Никакого.

   - И она прошла с переменою нашего положения?

   - Надеюсь.

   - Смотрите!- прервала Гертруда; порывисто опираясь на плечо Уильдера.

   - Это корабль!- вскричала радостно гувернантка.

   В самом деле, на расстоянии мили можно было заметить корабль, грациозно и свободно покачивавшийся на волнах, с которыми лодка боролась с такими усилиями. Корабль нес только один парус

   Уильдер сохранял мрачный и беспокойный вид.

   - Теперь,- сказала ему мистрис Уиллис, пожимая его руки,- мы можем надеяться на наше спасение, и тогда, мужественный и благородный молодой человек, мы будем иметь случай доказать вам, какую цену мы придаем вашим услугам.

   - Может-быть, не так легко достигнуть этого корабля, как вам кажется. Ураган может помешать нам. Теперь же ветер не таков, чтобы привести нас к нему.

   - Они нас видят, они ждут нас!

   - Нет, нет, на наше счастье, нас еще не видят. Эти тряпки наших парусов смешиваются с пеной. Они принимают нас за чайку.

   - На наше счастье?!- вскричала Гертруда, с удивлением смотря на Уильдера.

   - Разве я сказал это? Я ошибся в выражении. Это военный корабль.

   - Может-быть, королевский крейсер? Тогда еще больше оснований надеяться на хороший прием. Дайте какой-нибудь сигнал.

   - Вы забываете, что у этих берегов часто встречаются враги.

   - Я не боюсь благородного врага. Даже пират не отказал бы в приюте женщинам, находящимся в таком отчаянном положении.

   Глубокое и продолжительное молчание наступило после этих слов.

   - Мы можем стать в положение, которое предоставит нам свободу дальнейших движений,- произнес, наконец, Уильдер.

   Его спутницы не знали, что отвечать. Мистрис Уиллис до такой степени была поражена холодностью, с которой Уильдер принимал спасение, что она старалась найти этому какую-нибудь причину и не задавала бесполезных вопросов. Гертруда была удивлена поведением Уильдера, но верила, что, должно-быть, у него есть достаточные основания. Одна Кассандра не сдалась так легко. Она схватила багор, прикрепила к нему незаметно от Уильдера кусок полотна, спасенный при крушении, и минуту или две высоко держала его. Но при виде мрачного, угрожающего лица Уильдера она поторопилась опустить сигнал.

   Вслед за этим облако дыма окутало борт корабля, и раздался пушечный выстрел, звук которого был ослаблен встречным ветром.

   - Слишком поздно колебаться,- произнесла мистрис Уиллис.- Кто бы ни был этот корабль, друг или враг, нас увидели.

   Уильдер ничего не ответил, но продолжал следить за всеми движениями корабля.

   - Слишком поздно!- прошептал он, направляя шлюпку к кораблю.

   На палубе корабля стоял энергичный человек, отдавая матросам необходимые приказания. Полные волнения и тревоги, Гертруда и мистрис Уиллис были приняты на борт. Уильдер и негритянка следовали за ними, а шлюпка, как лишняя тяжесть, была оставлена на волю волн.

   Тогда двадцать матросов влезли на снасти, ставя паруса один за другим, и когда все они были развернуты, корабль полетел с быстротою птицы.

  

  

   Прошла неделя. Корабль Корсара, избороздив за это время океан на тысячи миль, ускользая от королевских крейсеров и избегая различных встреч скорее из прихоти, чем по какой-либо другой причине, находился сейчас уже в более мягком климате и в более спокойной части моря.

   Экипаж корабля был уже на ногах. Полсотни здоровых матросов висели со всех сторон на снастях, одни - смеясь и перекидываясь шутками, другие - занимаясь работой. На палубе показались три или четыре молодые человека в какой-то морской форме, не принадлежавшей, в сущности, ни одной нации.

   Несмотря на господствовавшее на корабле внешнее спокойствие, у каждого из них за поясом был заткнут короткий, прямой кинжал. Один из матросов наклонился над бортом, его мундир распахнулся, и из-под него выглянула рукоятка небольшого пистолета. Но так как между людьми не замечалось и тени недоверия, то наблюдатель мог объяснить все эти предосторожности простой привычкой. Два часовых, мрачные и суровые, одетые, как сухопутные солдаты, свидетельствовали о бдительности, господствовавшей на корабле. Матросы были, несмотря на все эти суровые признаки, совершенно беззаботны, так как, очевидно, давно привыкли к военному характеру судна.

   "Генерал" Корсара находился тут же и стоял позади матросов.

   Но одного человека можно было отличить от всех окружавших по достоинству, с которым он держал себя, и повелительному, несмотря на спокойную позу, виду. Это был Корсар.

   Он стоял один, в стороне, и никто не решался приблизиться к тому месту, которое он избрал для себя. Его острый взгляд скользил по всем частям корабля, иногда останавливаясь на легких и прозрачных облаках, плывших по небу, и тогда лицо его омрачалось. Временами его взгляд становился совершенно суровым. Прекрасные волосы спадали локонами. Пистолеты болтались у пояса его синего мундира с галунами, а сбоку висел турецкий ятаган, легкий и несколько изогнутый, как стилет, с итальянской отделкой.

   На корме и мостике, отдельно от всех, находились мистрис Уиллис и Гертруда. Они ни взглядом, ни жестами не выражали волнения, которое они могли бы чувствовать среди этих, стоявших вне закона, людей. Наконец мистрис Уиллис подозвала к себе Уильдера.

   - Я сейчас говорила Гертруде, что вон там наше спасение,- сказала она, указывая вдаль,- но бедное дитя очень взволновано и говорит, что не успокоится до тех пор, пока не увидит своего отца. Знакомы ли вам эти места, Уильдер?

   - Да, я часто здесь бывал.

   - Так, может-быть, вы мне скажете, какая это земля, вон там?

   - Земля?- сказал он с удивлением.- Разве показалась земля?

   - А то как же? Уже несколько часов раздаются об этом возгласы с мачт.

   - Очень может-быть. Мы, моряки, после ночного дежурства многое можем упустить из вида.

   Во вгляде мистрис Уиллис мелькнуло подозрение и какой-то безотчетный страх.

   - Неужели вид счастливой Америки уже потерял для вас всю свою прелесть? Вы так хладнокровно приближаетесь к ее берегам. Эта любовь к коварной и опасной стихии для меня непонятна.

   - Действительно ли моряки имеют такую исключительную привязанность к своей профессии?- с жаром спросила Гертруда.

   - В этом безумии нас часто обвиняют,- ответил Уильдер.

   Гертруда не продолжала разговора и опустила глаза, как бы глубоко задумавшись над этой упрямой привязанностью, которая делает человека нечувствительным к радостям тихой жизни и заставляет увлекаться опасностями океана.

   - На корабле прошла большая часть моей жизни,- задумчиво произнесла гувернантка,- это было печальное и несчастное время в моей жизни. В порядке ли это вещей, мистер Уильдер, что чужому человеку, как вы на этом корабле, доверяют командование?

   - Конечно, нет!

   - Но вместе с тем, насколько я понимаю, вы исполняете обязанности первого лейтенанта с тех пор, как мы были приняты на борт этого корабля.

   Уильдер, повидимому, искал слов для ответа.

   - Диплом лейтенанта всегда уважается.

   - Вы офицер коронной службы?

   - Что же другое могло доставить мне это место? Смерть сделала вакантным место на этом... крейсере.

   - Но скажите мне,- продолжала гувернантка,- всегда ли офицеры являются среди, своего экипажа вооруженными, как сейчас?

   - Это воля нашего командира.

   - Этот командир, очевидно, искусный моряк, но в то же время - человек, вкусы и капризы которого так же необыкновенны, как и наружность. Я уверена, что я уже видела его, и притом недавно.

   Мистрис Уиллис замолчала и стала всматриваться в спокойное и неподвижное лицо человека, все в той же позе стоявшего вдали от покорного его воле экипажа.

   - Давно вы знаете капитана Гейдегера?- спросила она.

   - Мы уже встречались.

   - Это имя кажется немецким. Я уверена, что слышу его в первый раз. Было время, когда я знала почти всех офицеров королевской службы в этом чине, по крайней мере, хоть по имени. Давно ли его семья обосновалась в Англии?

   - Это вопрос, на который он сам сумеет ответить лучше,- ответил Уильдер, заметив приближение Корсара.- Но мои обязанности призывают меня.

   Уильдер отошел с недовольным видом. В это время капитан подходил к дамам с утренним приветствием. В манерах Корсара не было ничего, что могло бы пробудить даже самую чуткую ревность. Они были холодны, и он казался озабоченным.

   - Вот вид,- сказал он, указывая пальцем на голубоватые очертания земли,- который доставляет наслаждение жителю земли и внушает ужас моряку.

   - Разве моряки испытывают такое отвращение при виде стран, где находят удовольствие жить тысячи им подобных?- спросила Гертруда.

   - И мисс Грейсон в том числе?- спросил Корсар с улыбкой, показывавшей, что за шуткой скрывалась ирония.- После всего, что вы испытали, я не удивляюсь вашему отвращению к нашей стихии. Но никакое озеро не будет спокойнее этой части океана. Если бы мы подвинулись к югу, я показал бы вам скалы и горы, заливы, холмы, увенчанные зеленью, беспечных рыбаков, хижины,- самую прелестную, мирную картину.

   - А я хотела бы привести вас на север и показать вам черные, грозные облака, зеленое, гневное море, скалы, холмы и горы, которые существуют лишь в воображении человека, который тонет.

   Было заметно, что воображение Гертруды еще полно недавними ужасами. Проницательный взгляд Корсара угадал это. Чтобы не возбуждать воспоминаний о перенесенном женщинами, Корсар переменил тему разговора.

   - Есть люди, которым море не доставляет никакого удовольствия. Мы же имеем здесь свои балы, своих артистов.

   - Бал без женщин - удовольствие мало приятное.

   - Гм! Мы имеем еще наш театр; фарсы и комедии помогают нам проводить время.

   - А вы играете роль церемониймейстера на балах?- смеясь, спросила Гертруда.

   - Угодно вам фигурировать в балете? Будет ли мой бал украшен вашим присутствием?

   - Я? С кем?

   - Вы хотели рассеять наши сомнения насчет вашего уменья развлекаться,- сказала гувернантка.

   - Я не отказываюсь от этого намерения.

   Корсар повернулся к стоявшему недалеко Уильдеру и проговорил:

   - Дамы сомневаются в нашей веселости, мистер Уильдер; пусть боцман свистнет в свой магический свисток и крикнет экипажу: "к развлечениям!"

   Молодой моряк пошел отдать необходимые приказания. Вскоре раздался пронзительный свист и вслед за ним грубый голос Найтингеля:

   - Гола, все к развлечениям!

   Едва раздалась эта команда, как тихие разговоры, слышавшиеся среди экипажа, прекратились, и со всех уст слетел дружный крик. В одно мгновение все оживились. Мачтовые матросы весело бросились по снастям и веревкам. Остальные, менее ловкие, спешили занять удобные позиции, чтобы приготовить своим товарищам развлечения.

   Под общие крики и суматоху собралась небольшая группа; это была группа солдат, собранная генералом. Между нею и остальными матросами существовала неприязнь, иногда доводившая их до настоящих столкновений.

   Матросы быстро рассеялись по мачтам, захватив с собою ведра, приготовленные на случай пожара. Солдаты пошли на них в атаку, но их быстро окатили водою из ведер.

   Тогда они выдвинули взамен артиллерии небольшую помпу, но матросы удивительно ловко с громким хохотом рассеялись по снастям. Промоченные до костей, горя злобой, солдаты затеяли трудное предприятие, решив взобраться на мачты. Вид тяжело и медленно взбиравшихся на мачты солдат произвел на матросов то же впечатление, какое производит на паука вид ползущих мух. Лишь только последний из отряда очутился на снастях, как двадцать матросов бросились на них с марса, чтобы овладеть своей добычей. Два или три смельчака были моментально зашвартованы на месте, не имея возможности сделать ни одного движения.

   Остаток отряда был быстро поднят при помощи блоков на мачты.

   Среди общего шума один из матросов обращал на себя внимание своим важным и озабоченным видом. Сидя на мачте с такой уверенностью, словно он сидел на софе, матрос этот занимался осмотром пленника, который, переходя из рук в руки, попал к нему.

   - Чорт возьми! Мои господа могли бы снабдить этого малого лучшей обмундировкой: на платье дыры!.. Эй, Гвинея! Подбери-ка мне портного и пришли его сюда починить брюки приятелю.

   Атлетически сложенный негр, стоявший на палубе, поднял вверх голову и отправился в поиски за портным с таким видом, словно данное ему поручение было первостепенной важности. На шум из какого-то уголка выполз на палубу человек, с таким беспокойным, отчаявшимся видом, который невольно внушал сожаление. На этого бедняка как-раз упал взор Сципиона. Прежде, чем его жертва могла опомниться, она уже была прицеплена за пояс к крюку и находилась над морем на полдороге от важного Ричарда.

   - Осторожнее, чтобы он не упал в море!- крикнул с кормы Уильдер.

   - Он портной, хозяин Гарри,- ответил негр невозмутимо;- если сукно не прочно, он должен жаловаться на самого себя.

   Но Гомспэн уже благополучно кончил свой воздушный полет. Фид принял его очень любезно и привязал к мачте, оставив его руки на свободе.

   - Заштопай-ка ему немного штаны,- сказал Ричард.

   С этими, словами он бесцеремонно схватил ногу пленника и поместил ее на коленях Гомспэна.

   - Спаси меня, боже, от преждевременной смерти!- бормотал портной, смотря со страшной высоты вниз.

   - Уберите от меня пленника!- наконец крикнул Фид своим товарищам.

   Этот крик Фида был вызван чувством жалости к солдату, висевшему между небом и водою.

   Когда его желание было удовлетворено, он повернулся к Гомспэну и стал говорить с такой непринужденностью, словно оба они сидели на палубе.

   - Я думаю,- сказал Фид,- человеку нечего краснеть за то, что он здесь.

   - Ах, смилуйтесь над неповинным человеком, который находится на этом корабле против своей воли,- ответил Гомспэн.- Я думаю, что такой ловкий моряк, как вы, не нанялся бы на такое дело, не получив вознаграждения и не узнав рода службы.

   - Я всюду следую за моим хозяином Гарри, и он не может сказать, что я утомляю его вопросами, куда он ведет свою лодку.

   - Как? Вы продали вашу душу чорту, даже не получив за это хорошего вознаграждения?

   - Послушай, приятель,- произнес Фид,- я не любитель угроз, но человек твоего возраста должен знать, что легче полететь с верхушки мачты, чем подняться на нее.

   - Прошу прощения,- сказал испуганный портной.- Я только хотел спросить вас, готовы ли вы следовать за вашим хозяином вплоть до того неудобного и опасного места, которое называется виселицей?

   Фид подумал, прежде чем ответить на щепетильный вопрос, и, наконец, решительно сказал:

   - Да, я последую за ним всюду! Я охранял его в продолжение двадцати четырех лет и был бы последним негодяем, если бы бросил его перед такой безделицей, как виселица. Вознаграждением же моим является жалованье и пища простого матроса.

   - Но, кроме того, часто происходят ведь дележи... призов на борту этого счастливого крейсера?- спросил портной, опуская глаза из боязни показать, какую важность он придает ответу.- Осмелюсь думать, что вы получите награду за все свои страдания, когда будут разделять награбленное.

   - Послушай, приятель,- сказал Фид, снова многозначительно взглянув на него,- не скажешь ли ты, где заседает адмиралтейский совет, который присуждает эти призы?

   Но в эту минуту необыкновенный шум в другой части корабля положил конец их разговору.

  

  

   В то время как на бизань-мачте "Корсара" развертывалась эта "игра", в других местах происходили сцены отчасти комического, отчасти трагического характера. Борьба между солдатами и матросами далеко еще не была окончена. Не один раз они обменивались оскорблениями и ударами.

   Едва начались игры, как веселость покинула Корсара. Оживление его исчезло. Глаза не блестели уже шутливым огоньком и взгляд стал суровым и строгим. Было очевидно, что он погрузился в раздумье, которое часто посещало его. Корсар стал вдруг чуждым всему, происходившему вокруг.

   Игры шли своим порядком. Вдруг среди шума послышался голос, выходивший как бы из океана.

   - Кто окликает "Дельфина"?- спросил Уильдер, когда заметил, что этот голос не мог вывести командира из его задумчивости.

   - Отец Нептун под вашим бимсом!

   - Что желает морской бог?

   - Он узнал, что некоторые иностранцы прибыли в его владения, и требует позволения явиться на борт, чтобы посмотреть их путевой журнал.

   - Добро пожаловать!- ответил Уильдер.

   Разговор окончился. Уильдер круто повернулся, словно ему была противна роль, которую он играл в этой комедии.

   Скоро на палубе появился моряк атлетического сложения. Длинные пряди льна, с которых стекала морская вода, заменяли ему седые волосы; дикие травы, покрывавшие вокруг судна поверхность воды служили ему как бы плащом. В его руках находился сделанный из пики трезубец. Его окружала толпа нимф, одетых в такие же причудливые костюмы.

   Уильдер должен был вступить с ним в разговор.

   - Давно ли это прекрасное судно оставило землю?

   - Около восьми дней.

   - Я не буду спрашивать вас о порте, из которого вы вышли; я узнал на ваших якорях ньюпортский песок. У меня мало времени, чтобы рассматривать бумаги всех людей экипажа.

   - Вы видите перед собою всех.

   - Хорошо, хорошо. Кто эти дамы?

   - Они обе уже были на море и, следовательно, могут избежать вашего допроса,- с живостью сказал Уильдер.

   - Младшая достаточно прекрасна, чтобы родиться в моих владениях,- любезно ответил владыка морей,- но никто не может отказываться отвечать на вопрос, предложенный самим старым Нептуном. Итак, если это все равно вашей чести, я бы попросил эту особу лично ответить мне.

   Не обращая ни малейшего внимания на гневный взгляд Уильдера, "представитель морских глубин" обратился непосредственно к Гертруде:

   - Если, как говорят, прекрасная дама, вы уже видели море, то не скажете ли имя того корабля, на котором вы плавали?

   Девушка изменилась в лице, но сейчас же овладела собою.

   - Может-быть, это докажет вам, что я не новичок на море.

   И ее рука опустила гинею в руку бога.

   - Не могу понять, как я мог не узнать вас, но это объясняется обширностью и важностью моих занятий!- ответил моряк, кланяясь с грубой деликатностью и опуская в карман монету.

   С этими словами он повернулся к гувернантке.

   - А вы, сударыня, в первый раз в моих владениях?

   - Ни первый, ни двадцатый. Я очень часто видела ваше величество.

   - Старое знакомство! А под какою широтою мы в первый раз встретились?

   - Кажется, под экватором, лет тридцать тому назад. Я была тогда на борту королевского корабля замечательной величины; он имел три палубы.

   И бог получил еще одну гинею. Казалось, успех удвоил его жадность, и он намеревался попробовать, не удастся ли получить еще контрибуцию:

   - Был флаг на этом судне?

   - Да, на носу. Адмиральский.

   - А не можете ли вы указать мне какую-нибудь подробность, одну из тех, которые легче запоминаются?

   Веселость покинула гувернантку, и она глубоко задумалась. Ее взгляд устремился в пространство, когда она заговорила, как бы с трудом восстанавливая в памяти прошлое:

   - Мне кажется, я вижу перед собою хитрое и лукавое лицо маленького шалуна восьми лет, сумевшего разрушить все хитрости мнимого Нептуна и сделать его посмешищем всего экипажа.

   - Ему было всего восемь лет?- раздался близ нее сильный голос.

   - Ему было восемь лет, но он был развитее своего возраста,- ответила мистрис Уиллис, вздрогнув, как бы внезапно пробужденная, и обернулась, чтобы взглянуть на Корсара.

   - Хорошо, хорошо,- прервал Нептун, который больше не хотел продолжать разговора, в котором счел нужным принять участие командир.- Довольно, я посмотрю мой журнал.

   С этими словами бог быстро прошел перед офицером и обратил свое внимание на солдат, которые столпились в одну кучу, чувствуя необходимость взаимной поддержки. Последовал шумный и длинный диспут. Затем слова противников стали сопровождаться враждебными жестами. Настала минута, когда внутренний мир корабля повис на волоске. Генерал счел нужным выступить на защиту дисциплины.

   - Всякий, кто тронет хоть пальцем одного из моих людей, получит хороший удар, который научит его уважать мой отряд.

   В эту минуту сильный удар, нанесенный сержантом богу, разбил ему нос и сразу доказал его земное происхождение...

   Считая себя обязанным защищать свою честь, сильный моряк отвечал на удар ударом. Такой обмен вежливостей явился сигналом к нападению. Шум схватки привлек внимание Фида, который тотчас спустился вниз, оставив своего собеседника. Его примеру последовали все матросы. Через минуту было очевидно, что солдаты будут уничтожены благодаря подавляющему большинству противника. Матросы схватились за пики.

   - Назад, все назад!- крикнул Уильдер, бросаясь в толпу с энергией, удвоившейся при мысли об опасности, которой подверглись бы женщины в случае падения дисциплины на судне.- Назад, если вы дорожите жизнью! А вы, сударь, хвастающийся тем, что вы - хороший солдат, прикажите вашим людям вернуться к своим обязанностям!

   Генерал был слишком заинтересован сохранением порядка на судне, чтобы не откликнуться на призыв. Ему помогали второстепенные офицеры. Но они оказались не в силах остановить поток, так неожиданно выступивший из берегов. Ссора солдат с матросами каждую минуту могла обратиться в резню.

   В течение этих нескольких минут человек, наиболее заинтересованный в поддержании дисциплины, казался странно равнодушным ко всему, что происходило вокруг. Скрестив на груди руки, устремив глаза на спокойное море, он стоял неподвижный, как мачта, к которой он прислонился. С давних пор привыкнув к шуму подобных сцен, он не придавал им большого значения.

   Но другие офицеры были более энергичны. Уильдер уже заставил отступить самых смелых буянов. Воображая, что восстание усмирено, он схватил самого отчаянного из них, но двадцать рук мгновенно вырвали у него пленника.

   - Кто этот человек, который строит из себя командира на "Дельфине"?- крикнул чей-то голос из толпы.- Как он попал на борт, и где он выучился своему ремеслу?

   - Да, да,- раздался другой голос,- где этот купеческий корабль из Бристоля, который он должен был завлечь в наши сети и из-за которого мы потеряли лучшее время, стоя без дела на якоре?

   Общий ропот поднялся среди матросов.

   - В море интригана! В море его!

   Но в эту минуту два человека одним прыжком оказались между Уильдером и его врагами. Одним ударом Фид свалил матроса. Негр последовал примеру товарища.

   - Назад, негодяи!- кричал Фид, обрушивая страшные удары направо и налево.- Стыда у вас нет бросаться всем на одного! И на кого? На вашего офицера, такого офицера, какого вы никогда в жизни не видели!

   - Уйдите,- закричал Уильдер, бросаясь между своими защитниками и врагами,- уйдите и оставьте меня одного с этими негодяями!

   - В море! В море его и двух негодяев, которые его защищают!- кричали матросы.- Бросить их всех в море!

   - Вы все будете молчать и смотреть, как на ваших глазах совершится ужасное злодейство?- вскричала мистрис Уиллис, бросаясь к Корсару и хватая его за плечо.

   Он вздрогнул, как человек, внезапно пробужденный от глубокого сна, и пристально посмотрел на нее.

   - Смотрите,- сказала она, указывая ему на бешеную толпу на палубе,- смотрите, они убивают вашего офицера, и нет никого, кто бы помог ему!

   Покрывавшая лицо Корсара бледность исчезла, лишь только он взглянул на происходившую сцену. Он тотчас понял, что происходит, и его лицо вспыхнуло, словно вся кровь бросилась ему в голову. Он схватил висевшую на снасти веревку и одним прыжком очутился среди толпы. Толпа раздалась на обе стороны, и глубокое, мгновенное молчание сменило шумные крики. Жестом приказав молчать, Корсар начал говорить, и голос его был менее громок и угрожающ, чем обыкновенно, но вместе с тем ни один оттенок его не остался непонятым самыми отдаленными слушателями.

   - Возмущение?- говорил он с выражением презрения и иронии.- Возмущение явное, открытое, наглое, жаждущее крови? Вы устали жить, бездельники? Есть ли среди вас кто-нибудь, кто пожелает подать первый пример? Пусть он скажет, пусть посмотрит мне в лицо или осмелится показать мне жестом, знаком, движением, что он существует.

   Он замолчал, и очарование его присутствия было так глубоко, что среди всей толпы не нашлось ни одного человека, осмелившегося возражать. Видя, что ни один голос не прозвучал в ответ, что никто не сделал ни малейшего движения, что даже ни один взор не поднялся навстречу его взору, твердому и блестящему, Корсар продолжал:

   - Эго хорошо. Рассудок вернулся слишком поздно, но, к счастью для всех вас, он все же вернулся. Назад! Слышите? Вы позорите палубу!

   Матросы отшатнулись в обе стороны.

   - Положите оружие на место! Будет время воспользоваться им, когда я сочту это нужным. А! Вы решились взять пики без позволения? Берегитесь, чтобы они не сожгли ваших рук!

   Дюжина пик сразу упала на палубу.

   - Есть ли барабанщик на этом корабле? Пусть он покажется!

   Какое-то трепещущее существо, едва держась на ногах, явилось со своим инструментом.

   - Ну, я посмотрю, командую ли я сбродом или дисциплинированными солдатами!

   При первых звуках барабана толпа разделилась, и виновные молча удалились.

   Во все это время Корсар не обнаружил ни гнева, ни нетерпения. Офицеры подошли к нему и отдали свой рапорт. Затем он подозвал Уильдера и потребовал объяснений.

   Уильдер откровенно и без утайки рассказал ему все.

   - Однажды они уже сделали на моем корабле живое применение евангельских слов: "первые да будут последними и последние - первыми". Я застал весь мой экипаж в разгаре попойки, в то время как офицеры были заперты в трюме.

   - Я удивляюсь, как вы могли установить дисциплину.

   - Я был среди них один и безоружный. Но мне довольно только места, чтобы поставить ногу и протянуть руку. Они меня хорошо узнали, и между нами редко бывают недоразумения.

   Покинув своего лейтенанта, Корсар пошел на палубу и потребовал виновных. Когда они явились, он заговорил с ними; в голосе его звучало обычное спокойствие. Среди них нашелся только один, который, ободренный, быть-может, своими прежними заслугами, осмелился произнести несколько слов в свое оправдание.

   - Что касается, ваша честь, лица, которое вы поставили...

   - Я один могу судить об его заслугах!- резко прервал его командир.- Идите и приведите мне тех двух людей, которые так благородно бросились на помощь к своему офицеру против бунтовщиков!

   Фид скоро явился в сопровождении негра.

   - Вы с товарищем хорошо вели себя сегодня... Давно вы неразлучны?

   - Да, ваша честь, уже двадцать четыре года, как мы втроем вместе: я, Гвинея и хозяин Гарри.

   - А, вы двадцать четыре года с мистером Уильдером?- сказал Корсар и добавил:- Ваши услуги не будут забыты. Вот золото. Разделите его, как товарищи, и всегда надейтесь на мое покровительство.

   Он протянул горсть золота негру. Сципион отшатнулся.

   - Не обращайте внимания на манеры этого малого,- сказал Фид с величайшим хладнокровием, протягивая руку и опуская деньги в карман,- но я могу сказать за него, что он благодарит вашу честь.

   Корсар, сделав им рукою знак удалиться, повернулся и увидел подходящего Уильдера. Корсар заговорил с ним о его друзьях, потом отдал ему распоряжение приказать бить отбой. После этого Корсар удалился с палубы.

  

  

   Море было спокойно. Океан раскинулся зерка