Купер Джеймс Фенимор - Красный корсар

   Фигура исчезла таким же внезапным, неожиданным образом, как и появилась.

   - Мой друг,- произнес капитан несколько высокомерно и тоном, показывающим, что он снисходит до объяснений,- мой друг командует здесь теми, которых на регулярных кораблях называют морскими солдатами. Вы могли заметить, что от всей его особы пахнет казармой...

   - Больше, чем кораблем, должен признаться в этом. Принято ли, чтобы невольничьи корабли имели такой грозный арсенал? Вы вооружены с ног до головы.

   - Вы, без сомнения, желаете поближе узнать нас, прежде чем заключить сделку?- ответил с улыбкой капитан.

   Он открыл небольшой ящик, стоявший на столе, вынул из него пергамент и спокойно подал его Уильдеру со словами:

   - Вы увидите из этого, что мы имеем охранительные грамоты и уполномочены сражаться, как королевские суда, спокойно обделывая свои делишки.

   - Это свидетельство на бриг.

   - Правда, правда! Я ошибся бумагою. Вот эту вы, я думаю, найдете более точной.

   - Это свидетельство на судно "Семь Сестер", но, конечно, вы несете больше десяти пушек, и притом орудия, находящиеся в вашей каюте, девятидюймовые, а не четырехдюймовые.

   - Ах, вы пунктуальны, как адвокат, а я безрассудный моряк.- Затем, поднявшись с кресла, капитан стал шагать взад и вперед по каюте.- Я не имею надобности прибавлять, мистер Уильдер, что наше ремесло имеет свои опасности. Оно, как его называют, незаконно. Но я не очень люблю "духовные споры", и потому оставим этот вопрос. Ведь вы сюда пришли с известными намерениями?

   - Я ищу службы.

   - Без сомнения, вы обдумали и зрело обсудили шаг, который предприняли. Чтобы не терять времени на слова и установить между нами откровенность, приличествующую двум честным морякам, я вам просто признаюсь, что нуждаюсь в вас. Мужественный и энергичный человек, старше вас, но без больших достоинств, месяц тому назад занимал каюту на бакборте {Бакборт - левый бок корабля, если стать лицом к его носу.}. Но бедный малый послужил пищей рыбам.

   - Он утонул?

   - Он? Нет. Он умер в сражении с королевским кораблем.

   - С королевским кораблем? Вы так буквально придерживаетесь своего свидетельства, что считаете себя в праве сражаться с крейсерами короля?

   - Разве только один на свете король Георг II? Может-быть, корабль носил белый флаг или датский. Этот человек мог бы наследовать мне в командовании кораблем, если бы он не родился под несчастной звездой. Я думаю, что умер бы спокойнее, если бы был уверен, что этот прекрасный корабль попадет в руки человека, который воспользуется им должным образом.

   - Без сомнения, арматоры {Арматоры - хозяева судна. (Прим. ред.)} судна избрали бы вам наследника, если бы произошло подобное несчастье.

   - Мои арматоры - люди очень рассудительные!- возразил капитан с многозначительной улыбкой.

   - Они сговорчивы. Я вижу, что они, снаряжая судно, не позабыли снабдить его флагами. Они позволили вам выбрать тот, который больше вам нравится?

   В момент, когда был сделан этот вопрос, взгляды моряков встретились.

   Капитан вынул флаг из полуоткрытого ящика, в котором Уильдер увидел и другие, и, развернув его во всю ширину, ответил:

   - Вот лилии Франции, как вы видите,- эмблема, достойная ваших французов. Вот расчетливый голландец, простой, прочный и недорогой. Этот флаг мало в моем вкусе. Вот ваш хвастливый буржуа из Гамбурга. Вот полумесяц Турции; пусть они наслаждаются отдыхом, им редко удается торжествовать на море. А это - маленькие спутники, витающие вокруг могущественной луны,- ваши берберийцы, из Африки; я мало имел сношений с этими господами, потому что они редко возят ценные грузы. Однако,- прибавил он, бросив взгляд на шелковый диван, возле которого сидел Уильдер,- мы иногда встречались и не отказывались от визита. А вот кого я люблю! Пышный, великолепный испанец! Это желтое поле напоминает богатство его рудников. А эта корона? Она кажется вылитой из золота,- так и хочется протянуть руку, чтобы схватить ее. Взгляните теперь на португальца, более скромного, но все еще великолепного. Вот мужественный и доблестный датчанин; вот неутомимый швед; оставим эту мелюзгу, которая старается иметь собственные армии, как великие державы! Вот ваш изнеженный неаполитанец. А! Вот ключи Неба! Под этим флагом я встретился однажды нос к носу с тяжелым корсаром из Алжира.

   - Как! Вы напали на него под знаменем церкви?

   - Да! Я рисовал себе удивление врага, когда он увидит, что мы не пускаемся в молитвы. Едва мы послали ему один или два залпа, как он решил, что Аллах судил ему сдаться. Потом мы обменялись некоторыми товарами и расстались. Я оставил его в открытом море курить трубку, с немного накренившимся судном, со сломанной фок-мачтой и с шестью или с семью дырами в его скорлупе, в которые вода хлестала с такою же скоростью, с какой ее выкачивали матросы. Но это, по его понятиям, предопределило небо,- и он, по своей глупости, был доволен этим.

   - А это что за флаги, о которых вы не говорили? Они богаты, и их много.

   - Это флаги Англии. Смотрите, как они дышат чванством. Вот они для всех рангов, для всех положений, как-будто люди созданы не из одного материала, и как-будто жители одной земли не могут плавать под одинаковым флагом! Вот лорд великий адмирал, вот поле красное и голубое, следующее за начальником, которого дает вам каприз минуты; вот Индия и сам королевский штандарт!

   - Королевский штандарт?

   - Королевский штандарт, который, кроме того, был выкинут в присутствии адмирала.

   - Это требует объяснения!- вскричал молодой моряк.

   - Я люблю бравировать перед негодяями,- прервал его капитан с горькой улыбкой.- В этом есть наслаждение. Притом, чтобы делать это, надо быть достаточно сильным.

   - Но которым из всех этих флагов вы пользуетесь чаще всего?- спросил Уильдер после глубокого раздумья.

   - В обычном плавании я капризнее, чем пятнадцатилетняя девушка в выборе лент. Я меняю их часто, раз по двенадцати в день. Сколько почтенных купеческих кораблей вошли в порт, рассказывая, что встретили: одни - голландское, другие - датское судно; и те, и другие были правы! Но когда готовится сражение, тогдя другое дело. Хотя и в этих случаях я иногда позволяю себе следовать капризу. Но есть знамя, которое я люблю особенно.

   - Какое?

   Одно мгновение капитан оставался неподвижным, положив руку на лежавший в ящике свернутый флаг, и можно было подумать, что его живой и проницательный взгляд старался прочесть мысли молодого моряка. Потом, взяв флаг, он вдруг развернул его и, показывая красное поле без каймы и украшения, произнес твердо:

   - Вот он!

   - Это цвет Корсара!

   - Да, он красен! Я люблю его больше, чем ваши черные поля с мертвыми головами и прочими глупостями, годными только для того, чтобы пугать детей. Он не угрожает, он только говорит: вот цена, которою можно меня купить! Мистер Уильдер, мы понимаем друг друга. Пора, чтобы каждый из нас плавал под собственным флагом. Мне не надо говорить вам, кто я.

   - Я думаю, что это, в самом деле, бесполезно,- сказал Уильдер;- по этим ясным приметам я не могу сомневаться, что нахожусь в присутствии...

   - Красного Корсара,- сказал капитан, замечая, что Уильдер колеблется произвести это имя.- Это правда! Надеюсь, что это свидание будет началом прочной и долгой дружбы. Я не могу объяснить причины, но с той минуты, как я увидел вас, меня влекло к вам сильное, необъяснимое чувство. Я ощутил, быть-может, ту пустоту, которую образует вокруг меня мое положение. Как бы там ни было, я принимаю вас от чистого сердца и с распростертыми объятиями.

   - Вы не ошибаетесь ни насчет моих намерений, ни насчет моих решений,- ответил Уильдер.- Я признаюсь вам, что я искал именно это самое судно. Я принимаю ваши предложения, и с этой минуты вы можете располагать мною и назначить меня на какой вам угодно пост, где, по вашем/ мнению, я могу исполнять с честью мои обязанности.

   - Вы будете первым после меня. Завтра утром я объявлю об этом, и, если я не ошибаюсь в своем выборе, вы будете наследовать мне в случае моей смерти. Это доверие может показаться вам странным. Оно действительно странно, по крайней мере, отчасти, сознаюсь в этом. У молодых людей в вашем возрасте сердце - как на ладони. Но, несмотря на эту симпатию, зародившуюся между нами сейчас, я должен сказать вам (чтобы вы не были слишком низкого мнения о благоразумии вашего начальника), что мы уже виделись. Я знал, что вы хотите искать меня, и предложил свои услуги.

   - Это невозможно!- вскричал Уильдер.- Никогда никто...

   - Не может быть уверен в сохранности своих секретов,- прервал Корсар,- когда имеет такое открытое лицо, как ваше. Только двадцать четыре часа тому назад вы были в добром городе Бостоне.

   - Я согласен с этим, но...

   - Вы сейчас согласитесь и с остальным. Вы выказывали слишком живое любопытство, слишком страстное желание расспрашивать дурака, который рассказывал, что мы ограбили у него паруса и провизию. Наглый лжец!

   - Так это неправда?- спросил Уильдер с удивлением, которого не старался скрыть.

   - Правда! Разве я таков, как говорит молва? Посмотрите же хорошенько на чудовище,- возразил с горькой улыбкой Корсар, как-будто презрение подавляло в нем чувство оскорбленной гордости.- Где рога и копыта? Понюхайте воздух: пахнет ли серой? Но довольно этой болтовни! Я подозревал ваши планы, и ваше лицо мне понравилось. Я решил изучить вас. Вы нравитесь мне, Уильдер, и я надеюсь, что это чувство будет взаимным.

   Новый корсар наклонил голову и, казалось, затруднялся что-либо ответить. Как-будто для того, чтобы удалиться и положить конец разговору, он поспешно сказал:

   - Теперь, когда все решено, я не буду вас больше беспокоить. Я ухожу и вернусь сюда к своим обязанностям завтра утром.

   - Вам уйти?- повторил Корсар, сразу останавливаясь и пристально смотря на молодого человека.- У нас не принято, чтобы мои офицеры оставляли меня в такой час. Моряк должен любить свой корабль и всегда должен ночевать на нем, по крайней мере, если его не удержали на земле силою.

   - Поймем же друг друга,- с жаром сказал Уильдер;- если это рабство, то между нами не может быть ничего общего.

   - Гм! Я удивляюсь вашей живости больше, чем вашему благоразумию. Вы найдете во мне преданного друга, но друга, который не любит разлуки, как бы коротка она ни была.

   - Мне необходимо вернуться на берег,- сказал решительно Уильдер,- хотя бы для того, чтобы убедиться, что мне доверяют, и что я не пленник.

   - Во всем этом или благородство чувств, или глубокое коварство,- промолвил Корсар после долгого раздумья;-я предпочитаю верить в первое. Обещайте мне, что во все время, пока вы будете в Ньюпорте, вы не скажете ни одной живой душе о том, чем является в действительности это судно.

   - Я готов поклясться в этом!- пылко прервал его Уильдер.

   - Даже на этом, украшенном бриллиантами кресте?- возразил Корсар с иронической улыбкой.- Нет, милостивый государь,- прибавил он, гордо нахмурив брови и с презрением бросая на стол драгоценную эмблему,- клятвы созданы для людей, нуждающихся в угрозе закона. Мне довольно правдивого, искреннего слова честного человека.

   - Со всею правдивостью и искренностью я обещаю вам, что во все время пребывания в Ньюпорте не скажу никому, что это за судно, если только вы не прикажете мне сделать это. Даже больше...

   - Нет, ничего больше! Лучше быть скупым на слова и не расточать их бесполезно. Может притти время, когда вам будет выгоднее, без неудобства для меня, не быгь связанным обещанием. Через час вы отправитесь на берег. Этот срок необходим, чтобы вы имели время ознакомиться с условиями вашей службы и подписать их.

   - Родерик,- прибавил он, снова ударяя в гонг,- ты нужен мне, дитя! Вот мой будущий лейтенант,- продолжал он, когда на зов его явился тот же мальчик,- и, следовательно, твой офицер и мой друг. Проводи его. Свети лучше по лестнице, Родерик, хотя вы умеете прекрасно сходить и без лестницы, мистер Уильдер!- И при этих словах Корсар лукаво улыбнулся.

   Но Уильдер, повидимому, вспомнил происшествие на башне без особенного удовольствия, потому что лицо его потемнело. Корсар заметил эту перемену и, сделав шаг вперед, с изысканностью и достоинством произнес:

   - Мистер Уильдер, я должен просить у вас извинения за тот неделикатный способ, при помощи которого я расстался с вами на холме. Хотя я считал вас своим, но все же не был в этом уверен. Вы легко поймете, как было важно для человека в моем положении избавиться в такой момент от собеседника.

   Уильдер повернулся к нему с просветлевшим лицом и знаком просил его не продолжать.

   - Конечно, довольно неприятно очутиться в таком плену, но я понимаю вас и поступил бы в подобном случае так же, если бы был не менее находчив.

   - Добряк, который молол в этих развалинах свое зерно, должно-быть, плохо вел свои дела, потому что все крысы оставляют его мельницу,- весело произнес Корсар, когда Уильдер спускался с лестницы.

   На этот раз Уильдер ответил ему искренней и сердечной улыбкой и ушел, оставив наедине своего нового начальника.

  

  

   Когда вышел Уильдер, Корсар остановился, и в продолжение минуты его лицо сохраняло торжествующее выражение. Было видно, что он радовался своему успеху, но вместе с тем это удовольствие было вызвано скорее мыслью об избавлении от смертельной опасности, чем уверенностью в услугах храброго молодого человека. Может-быть, внимательный наблюдатель заметил бы даже тень сострадания в его торжествующей улыбке и блеске глаз. Но это выражение скоро исчезло, и лицо приняло обычное спокойное выражение.

   Дав Родерику необходимое время для того, чтобы провести Уильдера в назначенное ему место, где он мог ознакомиться с уставом корабля, капитан снова ударил в гонг и в третий раз позвал своего юного прислужника. Родерик, войдя, должен был три раза напомнить о своем присутствии, прежде чем Корсар обратил на него внимание.

   - Родерик,- произнес он, наконец, после долгой паузы,- ты здесь?

   - Да,- ответил тихий, печальный голос.

   - Дал ты ему устав?

   - Дал.

   - Читал он его?

   - Да, читал.

   - Хорошо. Я хотел бы поговорить с генералом, Родерик! Тебе надо отдохнуть, спокойной ночи! Позови генерала на совет и... прощай, Родерик!

   Мальчик наклонил голову, но вместо того, чтобы тотчас же уйти, на мгновение остался у кресла капитана. Однако, он не привлек к себе внимания Корсара и медленно, с грустным видом отошел и спустился с лестницы, которая вела в нижний ярус судна.

   Излишне описывать вторичное появление генерала; оно ничем не отличалось от первого. Отдав капитану честь, генерал молча сел на стул. Корсар заметил его и слегка кивнул ему головою, но не счел нужным прерывать своих размышлений. Наконец, он быстро обернулся к генералу и сказал:

   - Генерал, кампания не кончена.

   - Что остается еще делать? Сражение выиграно, и враг в плену.

   - Да, вы сыграли свою роль, но моя еще не кончена. Видели вы молодого человека внизу, в каюте?

   - Да.

   - Как вы находите его внешность?

   - Внешность моряка.

   - То-есть то, чего вы не любите.

   - Я люблю дисциплину.

   - Я очень ошибусь, если он не понравится вам на палубе. Но я жду от вас услуги.

   - Я жду от вас приказаний,- лаконически ответил генерал.

   Корсар стиснул зубы, и презрительная улыбка скользнула по его губам, но сейчас же лицо его приняло полумягкое, полуповелительное выражение, и он сказал:

   - Вы найдете в лодке, у корабля, двух матросов. Один из них белый, другой - негр. Вы приведете этих людей на борт, в одну из кают на носу, и напоите их до бесчувствия.

   - Слушаю,- ответил тот, кого называли генералом, поднимаясь и широкими шагами направляясь к двери.

   - Постойте минуту!- закричал Корсар.- Кого употребите вы для этой цели?

   - Найтингеля, он лучшая голова на корабле.

   - Он далеко, я его послал на берег. Кроме того, между ними была ссора, и возможно, что они тотчас же побросают стаканы, чтобы схватиться в рукопашную.

   - В таком случае, я беру это на себя. Мой "ночной колпак" ждет меня. Нужно будет немножко больше пожать его.

   - Еще одно слово, генерал. Пленник здесь?

   - Его тоже надо напоить?

   - Нисколько. Привести его сюда.

   Генерал сделал утвердительный жест и оставил каюту.

   "Это слабость,- думал Корсар, снова принимаясь шагать взад и вперед,- слишком доверяться откровенному виду и энтузиазму молодого человека. Я сильно ошибаюсь, если молодой человек не имеет достаточных причин, чтобы избегать людей и бросаться в первое предприятие, которое кажется ему романическим. Но малейшая измена будет роковою. Он особенно привязан к этим двум матросам. Я хотел бы знать его историю. Пусть эти люди останутся заложниками и отвечают мне за его возвращение и за его верность".

   В то время, как он погрузился в раздумье, два матроса вошли в каюту и, поместив на кресле человеческое существо, вышли, не произнеся ни слова. Корсар остановился перед этим существом.

   Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

   Корсар молчал, и ужас, казалось, сковал все способности пленника. Наконец, Корсар, насмешливо улыбнувшись, быстро произнес:

   - Добро пожаловать, сэр Гектор Гомспэн! Будьте смелее, истинный и верный подданный! Судьба улыбнулась вам. Несколько часов тому назад вы жаловались, что не имеете никакой прибыли от этого корабля. Ну! Теперь вы можете работать на весь экипаж.

   - Ах! Досточтимый и великодушный Корсар,- возразил Гомспэн, к которому мало-по-малу возвратилась способность говорить,- я погибший человек, залезший в нищету по шею. Моя жизнь - ряд испытаний и волнений. Пять долгих и кровопролитных войн...

   - Довольно! Я сказал вам, что судьба начинает вам улыбаться: одежда так же необходима нам, как и приходскому священнику. Вы не сделаете ни одного шва, который не был бы оплачен. Посмотрите!- прибавил он, нажимая пружину потайного ящика, который сейчас же открылся. Он весь был наполнен золотом, при чем в нем странно перемешались монеты почти всех государств Европы.- Мы имеем деньги для расплаты с теми, кто нам верно служит.

   Вид этой кучи золота, которая неизмеримо превосходила не только то, что он видел в жизни, но и все, что он мог вообразить, произвел огромное впечатление на портного.

   Насытив свои глаза этим зрелищем в продолжение нескольких мгновений, которые дал ему капитан, он повернулся к счастливому обладателю этих сокровищ и произнес голосом, уверенность которого росла по мере производимого ящиком впечатления:

   - Что я должен делать, высокий и могущественный моряк, чтобы получить часть этих сокровищ?

   - То, что вы делаете каждый день на суше: резать, кроить и шить. Время от времени можно будет попробовать ваши таланты на каких-нибудь фантастических или маскарадных костюмах.

   - А! Это коварные махинации, чтобы вовлечь людей в светские гнусности. Но, достойный командир, я думаю о Дезире, моей неутешной жене. Хотя она стара и с ней довольно трудно жить, но все же она законная подруга моего сердца и мать многочисленного семейства.

   - Она ни в чем не будет терпеть недостатка. Я ручаюсь вам своим словом: о ней и о детях позаботятся.

   Затем, снова нажав пружину, он взял горсть золота из ящика и, протягивая ее Гомспэну, произнес:

   - Хотите наняться и произнести обычную присягу? Тогда это золото - ваше.

   - Героический Корсар, я страшусь правосудия!- пробормотал ослепленный портной.- Если с вами произойдет несчастье или по вине королевского крейсера, или по вине бури, которая выкинет вас на берег, я уверен, что вы умолчите о моих скромных заслугах.

   - Вот поистине государственный ум!- проговорил сквозь зубы Корсар и, повернувшись, сильно ударил в гонг.

   Четыре или пять голосов одновременно послышались с разных сторон, и один голос громко спросил, что прикажет начальник.

   - Унеси его на койку!- был быстрый и неожиданный приказ.

   Бедный Гомспэн, который из страха или из расчета не мог сделать ни малейшего движения, был тотчас взят и унесен к двери.

   - Остановитесь!- закричал он своим бесцеремонным носильщикам.- Я хотел бы, могущественный командир, унести в могилу честное имя! Выйдя здрав и невредим и с честью из пяти долгих и кровопролитных войн...

   - Унесите его!- раздались грозные слова, помешавшие ему говорить дальше.

   Гомспэн исчез, и Корсар снова остался один. Долго ничто не тревожило его размышлений. Глубокое спокойствие, которое поддерживалось железной дисциплиной, господствовало на корабле. Наконец, Корсар услышал, как чья-то рука нащупывала ручку двери, и перед ним снова явился генерал.

   В его походке, лице, во всей его особе было нечто, указывавшее, что если его предприятие и увенчалось успехом, то этот успех не остался без влияния на его собственную личность. Корсар, который быстро поднялся при приближении генерала, тотчас спросил у него, как идут дела.

   - Белый совершенно пьян, но у негра железная голова.

   - Я надеюсь, что вы отступили не скоро?

   - Минутой позже я уже не смог бы отступить.

   Корсар пристально посмотрел на генерала и ответил:

   - Хорошо! Теперь мы расстанемся до завтра.

   Генерал постарался выпрямиться и повернулся к лестнице. Сделав отчаянное усилие, он попытался пройти прямо с высоко поднятой головой, но ноги заметно не слушались его.

   Корсар взглянул на часы и, дав генералу время совершить "отступление", тоже направился к лестнице и спустился вниз.

   Нижние помещения корабля, не такие элегантные, как каюта капитана, были все же убраны заботливо и с большим порядком. Вообще каюты и все расположение их не многим отличалось от обычного устройства военных кораблей, равных силами и размерами "Корсару".

   Уильдер обратил внимание на то, что отделяющие каюты перегородки были прочнее обыкновенного. Двери были необычайно крепки, и орудия, приготовленные для баррикад в случае нужды, свидетельствовали скорее о военных приготовлениях, чем о простых мерах предосторожности. Мушкеты, пистолеты, сабли, полупики были размещены в гнездах у дверей в большом количестве и, очевидно, находились здесь не для украшения.

   В главной нижней каюте Корсар нашел своего нового лейтенанта, занятого изучением устава службы, на которую он только-что поступил. Подойдя к молодому моряку, Корсар произнес откровенным, доверчивым и даже дружеским тоном:

   - Я надеюсь, что вы находите наши законы достаточно строгими, мистер Уильдер?

   - Достаточно строгими! Конечно, если чего им и недостает, так уж никак не строгости,- ответил лейтенант, поднимаясь, чтобы приветствовать начальника.- Если всегда можно заставить их уважать,- тем лучше. Я никогда не видел более суровых правил даже...

   - Даже где?- спросил Корсар, заметив его колебание.

   - Я хотел сказать: на королевской службе,- ответил Уильдер, слегка краснея.- Я не знаю, недостаток или рекомендация на ваш взгляд служба на королевском корабле.

   - Это рекомендация; по крайней мере, в моих глазах, потому что я учился на той же службе.

   - На каком корабле?- с живостью спросил Уильдер.

   - На нескольких!- холодно ответил Корсар.- Но по поводу строгости правил находите ли вы мою власть достаточно обширной?

   - Да, даже безграничной,- сказал Уильдер с улыбкой, которая могла показаться иронической.

   - Надеюсь, у вас не будет случая сказать, что ею злоупотребляют,- ответил Корсар, не замечая или делая вид, что не замечает выражения лица своего собеседника.- Но час вашего отъезда настал. Вы можете уехать. Однако,- прибавил он,- лодка ваша здесь, и ваши матросы могут отвести вас. Кстати, эти два человека входят в наше условие?

   - Они не оставляли меня с детства, и я уверен, что им будет тяжело расстаться теперь со мною.

   - Странная связь между этими людьми и человеком, так резко отличающимся от них своим воспитанием и манерами!

   - Правда,- сказал Уильдер спокойно,- но мы моряки, и разница между нами не так велика, как кажется с первого влгляда. Я пойду сейчас к ним и скажу, чтобы они повиновались вашим приказаниям.

   Корсар незаметно последовал за ним и вышел на палубу с таким спокойным видом, словно его целью было подышать чистым воздухом.

   Ночь была теплая и темная. Молчание господствовало на мостках. Уильдер различил человеческую фигуру. Это был человек, встретивший его при прибытии. Он прогуливался по палубе, закутанный, как и тогда, в большой плащ. Молодой моряк обратился к нему и сообщил свое намерение тотчас оставить корабль. Он был выслушан с уважением, которое убедило Уильдера, что новое назначение уже известно, хотя его положение не могло заставить забыть высшую власть Корсара.

   - Вы знаете, сударь, что никто, какого бы ранга он ни был, не может оставить в этот час корабль без разрешения капитана!- был ответ, сделанный вежливым, но решительным тоном.

   - Полагаю; но я получил это разрешение и сообщаю его вам. Я отправляюсь на берег в моей лодке.

   Его собеседник, заметив стоявшего вблизи командира, подождал несколько мгновений, чтобы убедиться, верно ли то, что он слышал. Видя, что никакого возражения не последовало, никакого знака не было ему сделано, он ограничился тем, что показал, где находится лодка.

   - Мои люди оставили ее!- вскричал готовившийся уже сойти с корабля Уильдер, отшатнувшись в удивлении.- Негодяи убежали? Нужно их поискать.

   Офицер сказал, что он поищет их, и направился к носу, оставив Уильдера на палубе одного; но Уильдер был не один. Корсар выступил из темноты и обратился к нему с замечанием насчет корабля.

   - Вот прекрасный корабль, мистер Уильдер,- сказал он,- послушный и быстрый. Я называю его "Дельфином", по его ловкости и, может-быть, скажете вы, по цветам. Кроме того, надо же было дать имя, а я ненавижу ваши названия: "Изрыгай огонь", "Убийца".

   - Вы счастливы, обладая подобным кораблем. Он построен по вашему приказу?

   - Этот корабль был построен для его величества и был предназначен, я думаю, в подарок алжирцам, а может-быть, и для войны с ними; но он переменил хозяина, как вы видите, и судьба подвергала его некоторым изменениям. Как и почему? Это пустяк, которым не стоит смущать свой ум в настоящую минуту. Он был в порту, и благодаря некоторым улучшениям, сделанным по моему распоряжению, чудесно приноровлен к плаванию. Его красота, порядок и стройность всех частей поразили меня с первого взгляда, и это заставило меня постараться узнать, кому он принадлежит.

   - Но как вы чините его,- проговорил Уильдер,- если он пострадает во время бури или сражения?

   - Гм! Мы ухитряемся чинить его и держать в море в довольно хорошем состоянии.

   Он остановился, и Уильдер, заметив, что его еще не считают достойным полного доверия, замолчал. Офицер вскоре возвратился в сопровождении одного негра. Нескольких слов было достаточно, чтобы узнать положение, в котором находился Фид.

   Уильдер испытывал сильное огорчение. Открытое искреннее лицо, с каким он обратился к Корсару, чтобы просить его простить матроса, забывшегося до такой степени, убедило Корсара, что Уильдер не подозревал заговора, жертвой которого сделался Фид.

   - Вы слишком хорошо знаете матросов,- сказал он Корсару,- чтобы вменить бедному малому в преступление минутную ошибку. Поставьте его на рею или у снастей, и вы никогда не увидите лучшего матроса, чем Дик Фид. Он такой хороший товарищ, что готов не уступать никому со стаканом в руке.

   - К счастью, у вас еще остался человек, способный вести лодку,- возразил беззаботно капитан.

   - Я отлично поведу ее сам и предпочитаю не разлучать этих двух матросов. Если вы позволите, негр сегодня переночует на корабле.

   - Как хотите. После последней стычки у нас нет недостатка в пустых койках.

   Уильдер велел Сципиону вернуться к своему товарищу и позаботиться о нем до тех пор, пока Фид не протрезвится. Негр не проявил своего обычного упрямства и охотно повиновался. Молодой лейтенант тотчас же попрощался с новыми друзьями и сошел в лодку. Сильной рукой он оттолкнул ее далеко от корабля, и его глаза снова с удовольствием остановились на оснастке, расположенной в таком совершенном порядке. Потом его взор упал на палубу.

   У подножия бушприта рисовалась человеческая фигура и, казалось, следила за движением лодки. Несмотря на темноту ночи, молодому человеку показалось, что он узнает в этом человеке, с таким интересом следящем за малейшим его движением, Красного Корсара.

  

  

   Солнце только-что поднялось над пеленой вод, среди которых раскинулись голубые острова Массачузетса, когда жители Ньюпорта стали открывать свои двери и окна и готовиться к дневной деятельности.

   Хозяин трактира под вывескою "Опущенный Якорь" один из первых открыл дверь, чтобы привлечь к себе всех прохожих, которые почувствуют необходимость прогнать сырость минувшей ночи напитком, известным в английских колониях под различными наименованиями: горького, утреннего кубка, прогони-туман... Поток посетителей хлынул к его гостеприимной двери.

   Какой-то незнакомец, не вошедший вместе с другими и, следовательно, не совершивший обычного утреннего возлияния, стоял в углу таверны и, повидимому, был погружен в собственные мысли. Этот человек привлек проницательный взор трактирщика, который подумал, что, пожалуй, и на нем можно кое-что заработать, если вступить с ним в разговор.

   - Какой прекрасный ветерок, чтобы прогнать ночной туман, сударь,- произнес трактирщик, всей грудью вдыхая действительно нежный, укрепляющий ветер чудного октябрьского утра.- Вот именно этот укрепляющий воздух составил репутацию нашему острову и делает его самым здоровым во всем мире. Притом, как известно всем, это красивейшее место. Вы, вероятно, иностранец?

   - Только-что прибывший, сударь!

   - Судя по вашему костюму, вы - моряк, и я готов поклясться,- продолжал трактирщик, улыбаясь, как бы поощряя свою собственную проницательность,- что вы ищете судно. Мы видим здесь многих, приходящих с тем же намерением. Но хотя Ньюпорт и цветущий город, однако, нельзя воображать, что довольно только спросить про корабль, чтобы найти его. Попытали ли вы счастье в столице провинции Байи?

   - Я только третьего дня оставил Бостон.

   - Как? Гордые жители этого города не нашли для вас корабля? Да! Они хорошие болтуны, но у них едва ли найдется столько кораблей, сколько у нас. Вот великолепный бриг; вот корабль, пришедший вчера вечером. Это благородное судно, и его каюты достойны принца. Теперь как-раз время попроситься туда на место хорошему моряку. А там, вне форта, невольничье судно.

   - Правда, что корабль, стоящий в бухте, поднимет паруса при первом ветре?

   - Это наверно. Моя жена имеет там некоторых родных. Я знаю, что все бумаги уже готовы, и его удерживает только ветер. Нужно вам знать, что моряки у меня имеют текущий счет, а в такие трудные времена честный человек должен наблюдать за своими интересами. Да, это известный корабль: "Королевская Каролина".

   - Я попрошу вас, сударь, сказать, хорошо ли вооружено это судно?- спросил иностранец, на лице которого задумчивость сменилась выражением живейшего интереса.

   - Да, да; на его борту есть несколько бульдогов, чтобы лаять в защиту его прав и сказать слово в поддержку чести короля. Джуди, Джуди!- громко закричал он молодой негритянке, собиравшей на дворе щепки.- Сбегай к соседу Гомспэну и постучи как следует в окно его спальни. Добряк заспался дольше обыкновенного. Это необыкновенно: бьет семь часов, а портной не пропустил ни одной капельки горькой в свою пересохшую глотку.

   Пока негритянка исполняла приказание своего хозяина, собеседники молчали. Но удары в окно не привели ни к чему. В ответ на них раздался только пронзительный голос Дезире. Через минуту окно открылось, и на улицу выглянуло недовольное лицо Дезире.

   - Может-быть, прикажешь ждать еще!- вскричала оскорбленная супруга, вообразившая, что это ее муж после ночи, проведенной вне дома, позволяет себе тревожить сон своей жены, возвращаясь во-свояси.- О, Гектор, Гектор! Какой прекрасный пример показываете вы нашей неопытной молодежи и какой урок даете всем вертопрахам!

   - Это был достойный труженик, сударь!- промолвил трактирщик, обращаясь к незнакомцу.

   - А вы думаете, на основании таких незначительных признаков, что он бежал!

   - Ей-богу! Подобное несчастье случается с людьми и лучше его!- ответил трактирщик, с видом глубокого раздумья складывая руки на толстом животе.- Но... не выпьете ли вы чего-нибудь, сударь?

   - Капельку, что у вас есть лучшего.

   Подавая своему клиенту стаканчик с ликером, трактирщик добавил:

   - Может-быть, вам заблагорассудится пообедать с нами?

   - Я не говорю нет,- ответил незнакомец, расплачиваясь за напиток, в котором он едва омочил губы.- Это, главным образом, будет зависеть от тех сведений, какие мне удастся собрать здесь насчет судов, стоящих в порту.

   - В таком случае, сударь, хотя мне в этом нет никакого интереса, я бы посоветовал вам избрать своим местопребыванием это помещение, пока вы остаетесь в этом городе. Мой дом - место свидания многих моряков.

   - Советуете ли вы мне обратиться с просьбой о месте к капитану того корабля, который стоит во внутреннем порту? Думаете ли вы, что он скоро снимется с якоря, как вы мне говорили?

   - При первом ветре. Я знаю всю историю этого корабля с того времени, как взяли первую доску для его киля. Богатая наследница с юга, прекрасная дочь генерала Грейсона должна отправиться на борт "Каролины", и с нею ее воспитательница, ее гувернантка, кажется, мистрис Уиллис. Они ожидают сигнала к отъезду в доме мистрис де-Ласей, вдовы контр-адмирала, сестры генерала и, следовательно, тетки молодой особы. Говорят, что их состояния будут нераздельны, и кто женится на мисс Гетти Грейсон, будет не только счастливейшим из смертных, но, что еще важнее, богачом.

   - Так вы говорите, что дом, который недалеко от нас на склоне этого холма,- жилище мистрис де-Ласей?

   - Да, в полумиле от нас. Этот дом вполне приличен для особы с ее положением. Его легко узнать по этим прекрасным занавесям и тенистым деревьям. Ручаюсь, что во всей Европе не найдется таких прекрасных, развесистых деревьев, как перед дверью мистрис Ласей.

   - Очень возможно,- пробормотал незнакомец, снова задумываясь.

   Вместо того, чтобы продолжать разговор, он свел его на общие фразы и, повторив, что, вероятно, вернется, удалился в сторону дома мистрис де-Ласей.

   Трактирщик посмотрел, куда направился незнакомец, и готов был уже пуститься в догадки по поводу так быстро прерванного разговора, как его внимание привлекла Дезире, которая поспешно выбежала из своего дома и теперь с жаром начала описывать ему в самых резких чертах характер своего мужа.

   Незнакомец, разговаривавший с трактирщиком, был Уильдер. Взойдя на холм, на склоне которого раскинулся город, он направился к предместью.

   Нетрудно было узнать этот дом среди дюжины ему подобных по развесистым деревьям, о которых говорил трактирщик.

   Погруженный в задумчивость, Уильдер приблизился к нему. Его вывели из задумчивости звуки приближавшихся голосов. Особенно один голос, по причинам, не понятным ему самому, заставил его затрепетать.

   Он вспрыгнул на маленькое возвышение и, приблизившись к углу, образуемому очень невысокой стеной, очутился вблизи собеседников.

   Эта стена окружала сад дома, принадлежавшего мистрис де-Ласей. Летний павильон, несколько недель тому назад почти тонувший в чаще листьев и цветов, стоял недалеко от дороги. Благодаря возвышенному местоположению из него открывался вид: на западе - на город, порт и острова Массачузетса, на востоке - на острова Плантаций и Провидения, а на юге виднелась безграничная поверхность океана. Хотя павильон почти терялся в густой листве, но все же можно было разглядеть его внутренность.

   Уильдер узнал тех же самых лиц, разговор которых он подслушал накануне, находясь с Корсаром наверху старой башни. Хотя вдова адмирала и мистрис Уиллис были на переднем плане, зоркий глаз моряка скоро отыскал более свежее и привлекательное лицо Гертруды. Его осмотр был прерван словами, сказанными не замеченным им человеком.

   Уильдер направил свой взор на говорившего и увидел сидящего на краю дороги бодрого еще старика, который отвечал на вопросы дам, находившихся в летнем павильоне. Голова его была покрыта седыми волосами, и рука, опиравшаяся на палку, порою дрожала, но костюм, тон, манеры,- все изобличало в нем старого моряка.

   - Сударыня,- говорил он немного дрожащим, но еще сохранившим характеризующую людей его профессии решительность голосом,- мы, старые морские волки, никогда не заглядываем в альманах, чтобы судить, с какой стороны подует ветер. Нам достаточно, чтобы был дан приказ сняться с якоря, и чтобы капитан кончил прощанье со своей супругою.

   - Ах! Точно так же говорил мой бедный дорогой адмирал!- вскричала мистрис де-Ласей, которая, очевидно, находила удовольствие в беседе с этим стариком.- Итак, мой храбрый друг, вы думаете, что судно снаряжено и готово поднять паруса, лишь только ветер...

   - Вот другой моряк, который явился кстати, чтобы высказать нам свое мнение!- поспешно вскричала Гертруда.- Может-быть, он не откажется быть судьей в этом деле.

   - Вы правы,- сказала гувернантка.- Что думаете вы о нынешней погоде, сударь? Думаете ли вы, что она благоприятна для выхода в море?

   - Мало можно доверять погоде, сударыня,- ответил Уильдер.- Кому надо много времени, чтобы убедиться в этом, тот немного вынес из своих путешествий по морю.

   В мужественном и звучном голосе Уильдера было нечто до такой степени привлекательное, что все три дамы были поражены. Этому впечатлению содействовала опрятность его костюма. Простую матросскую одежду Уильдер носил с таким достоинством, которое невольно зарождало мысль, что он занимает в действительности более высокое положение.

   - Эти дамы,- сказала мистрис де-Ласей,- готовы отправиться на том корабле в провинцию Каролину, и мы выясняем вопрос, с какой стороны можно ждать ветра. Но на таком корабле, я думаю, не имеет особого значения, благоприятен ветер или нет.

   - Я думаю то же самое, потому что от подобного корабля ничего нельзя ожидать доброго, с какой бы стороны ни дул ветер.

   - Он имеет репутацию великолепного ходока. Что говорю я: репутацию! Мы наверное знаем, что он пришел из Англии в колонии в семь недель,- переход - почти невероятный по быстроте. Но моряки, кажется, имеют свои любимые идеи и суждения, как и мы, бедные жители твердой земли. Извините, если я спрошу мнения у этого почтенного ветерана. Что вы думаете, друг мой, насчет этого судна?

   Старый моряк поднялся и внимательно стал осматривать корабль.

   - Корабль, находящийся во внутренней бухте,- сказал он, закончив свой осмотр,- такой корабль, на каком может отдохнуть взор моряка.

   - Вот огромная разница во мнениях!- произнесла де-Ласей.- Но я думаю, сударь,- продолжала она, обращаясь к Уильдеру,- вы, по крайней мере, согласитесь, что это судно гарантирует полную безопасность?

   - Это-то как раз я и отрицаю!- коротко ответил Уильдер.

   - Вот удивительно! Этот моряк опытен, сударь, и думает совершенно противоположное.

   - Мо