Купер Джеймс Фенимор - Красный корсар

жет-быть, в продолжение своей жизни, сударыня, он видел больше моего, но я сомневаюсь, чтобы сейчас он видел так же хорошо, как я. Отсюда до этого корабля слишком велико расстояние, чтобы можно было судить о его качествах. Я видел его ближе.

   - Так вы действительно думаете, что есть опасность?- спросила Гертруда, у которой страх пересилил застенчивость.

   - Я думаю это. Если бы я имел мать или сестру,- ответил Уильдер, поднимая шляпу,- я бы не отпустил их на этот корабль. Ручаюсь моею честью, что на этом корабле угрожает большая опасность, чем на борту любого судна, которое оставило или может оставить этою осенью порт колоний.

   - Это необычайно!- сказала мистрис Уиллис.- Могу я спросить у вас, сударь, на чем основано ваше мнение?

   - Это довольно ясно. Его мачты слишком тонки, его корпус слишком тяжел, его бока прямы, как церковные стены, и он слишком мелко сидит на воде. Кроме того, он не несет переднего паруса, и весь напор ветра сосредоточивается на корме. Наступит день, когда этот корабль пойдет кормою вперед.

   Мистрис де-Ласей решила, что ее звание вдовы контр-адмирала обязывает ее показать, насколько хорошо она понимает морское дело.

   - Конечно, это очень серьезные неудобства,- произнесла она,- и совершенно не понятно, как мой агент мог пренебрегать этим.

   - Никогда я не слышал в мое время,- отозвался старый моряк,- чтобы об этом говорили, и, признаюсь, я слишком глуп, чтобы понять хоть половину того, что молодой человек только-что сказал.

   - Кажется, старик, вы давно уже не были на море?- холодно сказал Уильдер.

   - Пять-шесть лет со времени последнего и пятьдесят лет с первого раза,- отвечал старый моряк.

   - Так вы не видите причин бояться?- спросила его снова мистрис Уиллис.

   - Как бы стар и утомлен я ни был, сударыня, но если бы капитан захотел дать мне место на его борту, я поблагодарил бы его за это, как за милость. Я не вижу никакого недостатка в этом судне, сударыня! Именно таким образом всегда оснащивал свой корабль мой покойный достойный начальник, и я смею сказать, что никогда лучший моряк или более честный человек не служил во флоте его величества.

   - Так вы были на королевской службе? А как имя вашего начальника?

   - Как его имя? Мы, которые хорошо знали его, имели привычку звать его Хорошей Погодой, потому что под его начальством море всегда было прекрасно, и ветер был благоприятен, но на суше его звали храбрым и победоносным контр-адмиралом де-Ласей.

   - Мой искусный и уважаемый супруг всегда оснащивал так свои корабли!- вскричала вдова контр-адмирала голосом, в котором чувствовалась удовлетворенная гордость.

   Старый моряк с трудом поднялся с камня, на котором сидел, и промолвил с глубоким поклоном:

   - Видеть перед собою супругу своего адмирала - это радость для моих старых глаз. Я служил шестнадцать лет на борту его первого корабля и больше пяти лет в той же эскадре. Смею сказать, что миледи, наверное, слышали о марсовом матросе Бобе Бенте.

   - Без сомнения, без сомнения! Он любил говорить о тех, кто верно служил ему.

   - Да! Это был добрый офицер, который никогда не забывал своего друга, будь его обязанности на мачте или в каюте. Это был друг матросов, контр-адмирал де-Ласей!

   - Признательный человек,- произнесла мистрис де-Ласей.- Я уверена, что он прекрасно может судить о достоинствах корабля.

   С этими словами вдова адмирала обратилась к Уильдеру и сказала с видом человека, твердо принявшего свое решение:

   - Мы очень обязаны вам за ваше мнение, но нам кажется, что вы преувеличиваете опасность.

   - Ручаюсь моею честью, сударыня,- ответил Уильдер, прижимая руку к сердцу и произнося слова со странным волнением,- я говорю от чистого сердца и положительно убежден, что, вступая на это судно, вы подвергаете себя величайшей опасности. Говоря так, я делаю это не из недоброжелательства к капитану этого корабля или к его арматорам, которых я вовсе не знаю!

   - Мы верим вашей искренности, сударь; мы только думаем, что вы несколько заблуждаетесь,- ответила вдова контр-адмирала со снисходительною улыбкой.- Как бы то ни было, мы благодарим вас за ваши добрые намерения. Следуйте за мною, мой достойный ветеран; нам нельзя так расстаться. Пойдите, постучите в дверь моего дома, вас впустят, и мы возобновим наш разговор.

   И, поклонившись Уильдеру, она сошла в сад в сопровождении двух дам. Мистрис де-Ласей шла гордо, как женщина, сознающая свои преимущества; мистрис Уиллис шла медленнее, словно погруженная в размышления, и рядом с ней шла Гертруда, лицо которой закрывала большая шляпа.

   Уильдеру все же показалось, что она бросила украдкой взгляд на человека, зародившего в ее сердце сильное волнение, хотя волнение это было только чувством тревоги. Он оставался на месте, пока не потерял их из вида. Повернувшись, он готовился обрушиться на старого матроса, но увидел, что тот воспользовался моментом и уже входил в дом, без сомнения, поздравляя себя с удачной лестью, которая помогла рассчитывать на хорошее вознаграждение.

  

  

   Уильдер оставил поле сражения побежденным. Обманутый в своей надежде, он возвращался в город медленными шагами и с недовольным видом. Не раз останавливался он и всматривался в разнообразные корабли, находившиеся в порту.

   Настал обычный час работ, и в разных концах порта слышались отголоски дневного шума. В утреннем воздухе носились песни матросов с их особенными тягучими мелодиями. Корабль, находившийся во внутреннем порту, один из первых обнаружил деятельность, указывавшую на близкий отход.

   Можно было заметить, как матросы производили маневры с ленивым видом, который составлял поразительный контраст с быстротой, проявляемой ими в минуты необходимости; здесь и там, среди темных массивных мачт, виднелись человеческие фигуры. Через несколько мгновений малый парус отделился от мачты, вокруг которой он был укреплен, и распустил свои грациозные и небрежные складки. Уильдер отлично знал, что на торговом судне это являлось сигналом ставить паруса.

   Тогда он остановил глаза на корабле, стоявшем вне порта, чтобы посмотреть, какое впечатление произведет на него такой явный сигнал. Казалось, самый тщательный, самый внимательный осмотр не мог бы открыть ни малейшей связи между движениями двух судов. Однако, опытный глаз Уильдера различил среди этого кажущегося спокойствия и равнодушия нечто такое, что мог заметить лишь глаз моряка.

   Канат, вместо того, чтобы свободно спускаться в воду, был натянут. Лодки были еще на воде, но, очевидно, расположены так, что в любой момент могли быть приняты на корабль. В таком положении этот корабль для человека, знакомого с его истинным характером, представлялся хищным зверем, притворно погруженным в глубокий покой, чтобы вернее усыпить бдительность своей жертвы и привлечь ее ближе к себе.

   Уильдер поник головой с видом человека, ясно понимавшего, что значило это спокойствие, и продолжал прежним шагом свой путь к городу. Он шел погруженный в задумчивость, из которой его вывел легкий удар по плечу. Он повернулся и увидел старого моряка.

   - Ваши молодые ноги дали вам возможность уйти вперед,- сказал старик,- но и мои старые ноги донесли меня, так что мы имеем возможность перекликнуться.

   - Отлично, старик! Я полагаю, что вдова адмирала недурно наградила вас, так что теперь вы можете на некоторое время спокойно лечь в дрейф. Скажите мне, собираетесь ли вы спуститься с холма?

   - До самого низа.

   - Я в восторге, мой друг, потому что я намерен подняться. И, кончая разговор, желаю, как это мы говорим на море, "доброй кварты".

   Старый моряк засмеялся, когда увидел, как молодой человек повернулся и быстро стал подниматься на холм, с которого только-что спускался.

   - Ах, вы никогда не плавали под парусами контр-адмирала,- сказал старик, продолжая итти с величайшей осторожностью, как этого требовала его старость, в прежнем направлении.

   - Несносный лицемер!- проворчал сквозь зубы Уильдер.- Негодяй видел лучшие времена и воспользовался своими знаниями, чтобы обмануть глупую женщину и извлечь из этого выгоду. Я рад, что отделался от этого негодяя, который, наверное, сделал из лжи ремесло с тех пор, как перестал трудиться. Вернусь назад. Поле свободно. Кто знает, что может случиться?

   Уильдер взошел на холм, стараясь принять беззаботный вид на случай, если бы его возвращение возбудило чье-либо внимание. Но, прогуливаясь довольно долго взад и вперед, он не терял из вида дома де-Ласей. Однако, никого из обитательниц дома не было видно. Можно было заметить приготовления к отъезду: в город несли чемоданы и тюки, несколько слуг суетились с озабоченными лицами.

   Уильдер был готов уже уйти, как вдруг услышал за низкой стеной, к которой он прислонился, женские голоса. Звуки приближались к нему, и его чуткое ухо скоро различило гармоничный голос Гертруды.

   - Но это значит мучить себя без всякого основания, моя дорогая,- говорила она в ту минуту, когда Уильдер уже мог разбирать слова,- как можно придавать значение тому, что может сказать... подобный человек!

   - Я чувствую справедливость того, что вы говорите,- ответил печальный голос гувернантки,- но вместе с тем я не могу побороть невольное опасение. Гертруда, рада вы были бы увидеть снова этого молодого человека?

   - Я?- с тревогой переспросила ее воспитанница.- Почему мне или вам думать о человеке, совершенно нам не знакомом, и притом простом матросе, общество которого, во всяком случае, конечно, не подходит...

   - Женщинам нашего круга, хотите вы сказать? Но почему вы думаете, что этот человек ниже нас?

   Когда послышался ответ молодой девушки, тон его заставил Уильдера забыть все, что было для него нелестного в ее словах.

   - Я не придерживаюсь тех взглядов на рождение и достоинство человека, которых держится моя тетя де-Ласей,- сказала она.- Но я забыла бы ваши уроки, дорогая мистрис Уиллис, если бы не помнила, что различие между людьми создается образованием и воспитанием.

   - Правда, мое дорогое дитя! Но признаюсь, я не видела и не слышала ничего, наводящего на мысль, что молодой человек, о котором мы говорим, не имеет соответствующего образования. Напротив, его язык, его произношение обличали воспитанного человека; у него благородное, открытое выражение лица, как вообще у людей его профессии. Вы знаете, что очень почтенные молодые люди колоний и даже метрополии часто служат на морской службе.

   - Но они офицеры, а этот... этот человек носит костюм простого моряка.

   - Не совсем; материя тоньше, и костюм сделан со вкусом. Я знаю адмиралов, которые иногда одевались так.

   - Вы думаете, что это офицер?

   - Возможно, хотя факт, что он не на крейсере, противоречит, по-видимому, этому предположению. Но не это пустое обстоятельство возбуждает во мне непонятный интерес. Гертруда, дорогой мой друг, случай познакомил меня в моей молодости со многими моряками, и я редко могу без волнения видеть молодого моряка в этом возрасте с таким мужественным, одухотворенным лицом... Но я вас утомляю. Поговорим о другом.

   Легкий крик, вырвавшийся у ее собеседницы, прервал ее, и через мгновение незнакомец, занимавший их мысли, перепрыгнул стену под предлогом поднять свою тросточку, которая упала к ногам Гертруды и вызвала ее тревогу. Извинившись за способ, каким он проник в сад мистрис де-Ласей, Уильдер поднял свою тросточку и готовился уйти, как-будто ничего не случилось.

   - Постойте на минуту, сударь, если только у вас нет причин торопиться,- с живостью произнесла мистрис Уиллис.- Эта встреча так удивительна, что я буду очень рада воспользоваться ею. На это дает мне право смелость мнений, которые вы недавно высказывали относительно корабля, готового отплыть при благоприятном ветре.

   - Вы говорите о "Королевской Каролине"?- небрежно спросил Уильдер.

   - Кажется, он носит это название.

   - Надеюсь, сударыня,- поспешно возразил он,- что из того, что я говорил, в вас не зародилось никакого предубеждения против этого корабля. Могу вас уверить, что он построен из прекрасного материала, и нет ни малейшего сомнения, что его капитан - человек очень опытный.

   - Но вместе с тем вы считаете путешествие на этом корабле более опасным, чем на других кораблях.

   - Угодно ли вам, чтобы я повторил все, что я говорил по этому поводу?

   - Избавляю вас от этого; но я убеждена, что у вас есть причина говорить так.

   - Очень трудно моряку говорить о судне, не употребляя технических выражений; а этот язык должен быть совершенно непонятен женщинам вашего положения. Вы никогда не были на море, сударыня?

   - Я бывала на нем очень часто.

   - В таком случае, я надеюсь, что буду понят. Вы должны знать, сударыня, что безопасность судна в значительной степени зависит от того, как высоко оно может держать свой правый бок. Я уверен, что вы отлично понимаете, какая в этом отношении может предстоять опасность "Каролине", если она упадет на свой бимс {Бимс - балка, поддерживающая палубу корабля и служащая связью между шпангоутами (ребрами) судового корпуса.}. Кроме того, его бушприт {Бушприт - выдающаяся вперед часть носа судна. (Прим. ред.)}...

   - Лучший, какой когда-либо выходил из рук строителя!- произнес кто-то сзади него.

   Все трое обернулись и увидели вблизи старого моряка, спокойно опиравшегося на стену сада.

   - Я был у борта этого корабля,- продолжал он,- чтобы бросить на него взгляд, как желала этого госпожа де-Ласей, вдова моего благородного начальника и адмирала. Другие могут думать, что им угодно, но я готов принести присягу, что бушприт "Королевской Каролины" лучше бушприта всякого другого корабля, плавающего под британским флагом. И это не все, что я могу сказать в его пользу. Мачты легки, бока прямы. Я стар и пишу последнюю страницу своего журнала, следовательно, у меня нет и не может быть никакой заинтересованности в том или другом бриге, но я держусь мнения, что клеветать на крепкий, хороший корабль так же непростительно, как и на людей.

   Старик говорил энергично и с таким благородным негодованием, которое не замедлило произвести впечатление на дам.

   - Вы видите, сударь,- сказала мистрис Уиллис, напрасно выжидавшая ответа Уильдера,- оказывается, возможно, что два человека, имеющие одинаковые данные, расходятся в вопросе, касающемся их профессии. Кому из вас должна я верить?

   - Предоставляю решить это вашему доверию. Повторяю вам, что ни мать моя, ни сестра не взошли бы на борт "Королевской Каролины" с моего согласия.

   - Это непонятно,- тихо произнесла мистрис Уиллис, обращаясь к Гертруде.- Мой рассудок говорит мне, что этот молодой человек хочет позабавиться насчет нашей доверчивости, и вместе с тем он говорит с таким серьезным и искренним видом, что производит на меня сильное впечатление. К кому из двух, мой дорогой друг, вы чувствуете больше доверия?

   - Вы знаете, что я ничего не понимаю в этих вопросах,- ответила Гертруда, опуская глаза на увядший цветок, лепестки которого она обрывала,- но этот старик кажется мне хитрым и себе на уме.

   - От вас зависит, сударь,- обратилась мистрис Уиллис к Уильдеру,- изменить наше решение. Дело идет только о том, чтобы вы объяснились.

   Уильдер колебался. Его губы, казалось, готовы были произнести ответ, которого с таким глубоким интересом ждали мистрис Уиллис и Гертруда, но после длинной паузы он обманул их ожидания, сказав:

   - Я в отчаянии, что не имею таланта выражаться ясно. В этом виновата моя неспособность, но я снова утверждаю, что опасность очевидна для меня, как солнце в полдень.

   - В таком случае, сударь, мы принуждены остаться в нашей слепоте. Благодарю вас за ваши добрые намерения, но вы не можете осудить нас за то, что мы не хотим следовать таким туманным советам. Хотя мы здесь дома, но вы извините, если мы оставим вас. Назначенный час отъезда настал.

   Уильдер ответил на церемонный поклон мистрис Уиллис не менее церемонно. С большой грацией и сердечностью он раскланялся с Гертрудой. Затем, опершись рукою о стену, он перепрыгнул ее и увидел в шести шагах от себя старого моряка. Но тот не дал ему времени выразить свое неудовольствие и сразу заговорил сам.

   - Ну, брат,- произнес он дружеским и конфиденциальным тоном,- довольно мы плавали у этого берега, пора переменить курс.

   - Я надеялся,- ответил Уильдер, не удостаивая его взглядом,- что мы попрощались навсегда, когда я всходил на холм, а вы спускались с него; но так как вы предпочитаете высоту, то оставляю вас наслаждаться ею, а сам спущусь в город.

   Старик следовал за ним так скоро, что Уильдеру было трудно оставить его позади.

   - Вы поставили все паруса под ветер, молодой человек!- произнес упорный старик, который был в двух или трех шагах сзади.- Нужно было развернуть все мои паруса, чтобы не отстать, и теперь мы можем сократить переход приятной беседой. Вы почти убедили старую леди, что "Королевская Каролина" - "Летучий Голландец" {"Летучий Голландец" - по легенде моряков - призрак корабля голландского пирата, обреченный на вечное скитание по морям. (Прим. ред.)}.

   - А почему вы старались ее разуверить?- быстро спросил Уильдер.

   - Не хотите ли вы, чтобы человек, проживший пятьдесят лет на море, клеветал на корабль таким скандальным образом? Репутация корабля драгоценна для такого морского волка, как я, не менее, чем репутация жены или сестры.

   - Послушайте, приятель, я думаю, вы живете, как и другие, едой и питьем?

   - Немного первым, много вторым,- ответил старый матрос со смехом.

   - И, как большинство матросов, зарабатываете то и другое тяжелым трудом, с большими опасностями, подвергаясь всякой погоде?

   - Гм! "Зарабатывают деньги, как лошади, и тратят их, как ослы",- вот что говорят обо всех нас.

   - Ну, я дам вам средство заработать с меньшим трудом, а издержать, как заблагорассудится. Хотите поступить ко мне на службу на несколько часов за такое вознаграждение, которое будет удвоено, если вы честно будете служить?

   Старик протянул руку, чтобы взять гинею, которую подавал ему Уильдер через плечо, даже не повернувшись к своему новому рекруту.

   - Она не фальшивая?- произнес старый моряк, пробуя на камне звон монеты.

   - Чище этой не выходило ни одной монеты с монетного двора.

   Старик с величайшим хладнокровием опустил монету в карман и спросил у Уильдера решительным и твердым тоном, как-будто он был готов на все:

   - Какой курятник надо ограбить за это?

   - Я не требую ничего подобного. Дело идет только о том, чтобы вы сделали то, что, по моему мнению, вам легко сделать. Умеете вы вести фальшивый корабельный журнал?

   - Да, да, и притом поклясться, что он верен, в случае надобности. Я понимаю вас: вам надоело крутить истину, как канат, и вы хотите поручить это мне.

   - Почти. Нужно, чтобы вы опровергли все то, что говорили о "Королевской Каролине"; и так как вы достаточно ловки, чтобы повлиять на мистрис де-Ласей, то вам надо представить ей дело в еще более страшном виде, чем это сделал я. А теперь, чтобы я мог судить о ваших талантах, скажите мне, правда ли, что вы некогда плавали с контр-адмиралом?

   - Слово доброго и честного человека! Только вчера в первый раз я услышал об этом храбром человеке.

   - Ну, так слушайте теперь мой план.

   - Минуту, мой достойный приятель! Стены на суше, говорят, имеют уши. Знаете ли вы в городе известную гостиницу под вывеской "Опущенный Якорь"?

   - Я бывал там иногда.

   - Надеюсь, вы не прочь вернуться туда. Так как вы лучший ходок, чем я, то вы будете держать курс между этими домами, имея церковь под ветром. Я же пойду низом этого холма, и хотя мы сделаем разное количество узлов, мы войдем в порт в недалеком расстоянии друг от друга.

   - А что мы выиграем от этого маневра? Разве вы не можете ничего слушать без рома?

   - Вы обижаете меня такими словами. Вы увидите, когда придет время, трезвого исполнителя ваших поручений. Но если нас увидят беседующими на большой дороге, вы низко упадете во мнении дам, а я утрачу свою репутацию.

   - В этом есть доля правды. Поторопитесь же присоединиться ко мне, потому что они сейчгс уезжают. Нельзя терять ни минуты.

   - Вряд ли они так быстро пустятся в море,- произнес старик, поднимая руку, чтобы судить о ветре.- Еще нет достаточного ветра, чтобы освежить горячие щеки этой юной красотки, и будьте уверены, что им не дадут сигнала, пока не подует с моря.

   Уильдер сделал ему прощальный знак рукою и быстро направился в указанную сторону, раздумывая о неожиданном образном выражении, которое вырвалось у старого моряка под влиянием юности и красоты Гертруды.

   Его собеседник некоторое время следил за ним глазами с довольным и несколько ироническим выражением. Затем он тоже ускорил шаги, чтобы поспеть к месту свидания в назначенное время.

  

  

   Приблизившись к таверне "Опущенный Якорь", Уильдер заметил признаки сильного волнения. Толпа, состоявшая преимущественно из женщин, стояла в приличном отдалении перед дверью, слушая то, что какая-то женщина выкрикивала острым и пронзительным голосом.

   Уильдер решился двинуться вперед только тогда, когда увидел, как его старый союзник упорно и энергично прокладывал себе локтями дорогу.

   - Я обращаюсь к вам, Эрзли Поттер, к вам, Пресервед Грин, к вам, Фэсфул Уанто,- кричала Дезире (это была жена портного),- я обращаюсь к вам также, Эпрайт Крук, к вам, Релент Флинт, и к вам, Уильзи Пур,- вы все можете подтвердить мои слова. Вы все и каждый из вас может засвидетельствовать в случае надобности, что я всегда была нежной и работящей женой этого человека, который меня бросил в моем возрасте, оставив на моих руках такое большое количество его собственных детей. Кроме того...

   - Но где же доказательство того,- некстати прервал ее трактирщик "Опущенного Якоря",- что этот добрый человек бросил вас? Вчера был праздничный день, и вполне естественно думать, чтобы ваш муж был, как и некоторые другие, которых я мог бы назвать (но для этого я недостаточно глуп!)... чтобы ваш муж, говорю я, был немножко тем, что я называю "в винограднике", и чтобы он спал в это утро дольше обыкновенного. Отвечаю вам, что немного погодя мы увидим, как честный портной выйдет из какого-нибудь гумна, такой свежий и готовый орудовать ножницами, как-будто он только-что промочил свою глотку.

   - Нет, нет!- вскричала неутешная супруга портного.- Этот человек думал только о работе. Потому-то я и жалуюсь, что он был трудолюбив. Привыкнув так долго рассчитывать на его труд, вдруг оказаться предоставленной самой себе,- разве это не тяжелый крест для бедной женщины? Но я отомщу за себя, если существуют законы в Род-Эйленде или на плантациях Каролины.

   В эту минуту она заметила старого матроса, стоявшего с нею рядом, и, оборвав свою речь, вскричала:

   - Вот иностранец, который только-что прибыл в этот город. Скажите мне, друг, вам не попадался на дороге беглый бродяга?

   - У меня было слишком много заботы,- ответил хладнокровно старик,- направлять свой старый остов по твердой земле, чтобы я мог заниматься записыванием в свой путевой журнал имен и портов всех встречных лодок. Однако, мне помнится, я встретил на таком расстоянии, что можно было окликнуть, бедного малого в начале утренней кварты, недалеко отсюда, в кустах, между городом и паромом, который возит с острова.

   - Какого вида был этот человек?- спросили сразу пять или шесть человек, заглушая голос Дезире.

   - Какого вида этот человек? Ей-ей, он имел руки и ноги, как и другие. Однако, я вспоминаю, что он прихрамывал.

   - Это он!- провозгласил хор голосов, и в ту же минуту пять или шесть слушателей бросились прямо по дороге в похвальном намерении поймать беглеца, чтобы взыскать с него платеж по некоторым счетам. Дезире же ограничилась расспросами. Быть-может, ей уже рисовались все удовольствия свободы под формой развода, вместе с перспективою второго брака.

   - Был ли у этого человека вид беглого бродяги?

   - Вокруг его шеи болтались какие-то женские безделушки.

   - Как!- с отчаянием вскричала Дезире.- Он осмелился меня обворовать? Что он взял у меня? Я надеюсь, что это не было мое ожерелье из золотых бус?

   - Я не решился бы утверждать, что это не было ожерелье из поддельного золота.

   - Несчастный!- вскричала в бешенстве Дезире и с необычайной силой бросилась, расталкивая толпу, домой осмотреть свои спрятанные сокровища.- Злодей! Злодей! Ограбил жену! Мать своих собственных детей!..

   Старый матрос с выразительной улыбкой посмотрел на трактирщика.

   - Если храбрый портной украл в своей жизни только у этой крикуньи, то список его краж невелик, ибо все золотые бусы, которые были на нем, не оплатили бы его переезда на пароме. Однако, позорно, что подобная толпа закрывает вход в честную таверну, как-будто это порт "под эмбарго" {"Под эмбарго" - под запрещением. (Прим. ред.)}.

   Джоз Джорам взглянул на старого матроса и, радушно протягивая ему руку, вскричал:

   - Добро пожаловать, Боб Гудрон, добро пожаловать! С какого облака свалился ты, старина? Какой ветер занес тебя в этот порт? По какому случаю ты еще раз в Ньюпорте?

   - Слишком много вопросов, друг Джорам, чтобы отвечать на них в открытом рейде, и тема слишком сухая для разговора на свежем воздухе. Когда я буду в одной из твоих кают, за кружкой пива и хорошим куском Род-Эйлендского мяса, ты можешь задать мне сколько хочешь вопросов, а я отвечу столько раз, сколько мне понравится, как тебе известно.

   - А кто заплатит, честный Боб?- спросил трактирщик, пропуская в дверь старого матроса с предупредительностью, которая странно противоречила только-что произнесенным словам.

   - Кто?- возразил старый матрос, показывая ему гинею, полученную им от Уильдера.- Кто? Видите вы этого джентльмена? Могу похвастаться, что за меня отвечает "августейшая физиономия самого короля!"

   Уильдер, подошедший в это время к таверне, вошел в нее вслед за Бобом.

   К нему подошел трактирщик.

   - Удалось ли вам, сударь, отыскать судно?- спросил он его, сразу узнавая незнакомца, с которым беседовал утром.- Теперь больше рук, чем работы.

   - Не совсем,- ответил Уильдер.- Прогуливаясь сейчас на холме, я встретил старого матроса, который...

   - Гм!- прервал его трактирщик, делая ему украдкой знак следовать за собою.- Вам удобнее будет, сударь, позавтракать в другой комнате.

   Уильдер последовал за трактирщиком. Пройдя извилистый коридор, он провел Уильдера по лестнице в верхний этаж.

   Взобравшись наверх, он тихо постучался в дверь.

   - Войдите!- раздался громкий, строгий голос, заставивший моряка вздрогнуть. Однако, войдя в комнату, он не увидел там никого, кроме своего старого знакомца матроса, которого трактирщик назвал Бобом Гудроном.

   Пока Уильдер осматривался вокруг, несколько удивленный положением в котором очутился, трактирщик удалился, и он остался вместе со своим сообщником. Старый матрос в эти минуты угощался стоявшим перед ним куском мяса и запивал еду напитком, очевидно, пришедшимся старику по вкусу.

   Не давая времени Уильдеру долго раздумывать, он указал на свободный стул и произнес, сделав изрядный глоток:

   - Честный Джо всегда угощает своих приятелей. Мясо он подает такое нежное, что его можно принять за хвост трески. Путешествовали вы по чужой стране, приятель? Видели ли вы иностранные земли?

   - Очень часто, иначе я был бы плохим моряком.

   - В таком случае, скажите мне, знаете ли вы страну, которая так же изобиловала бы рыбой, мясом, плодами, как эта благодатная страна - Америка, к которой мы пристали, и где, я предполагаю, мы оба родились?

   - Это значит слишком увлекаться своею любовью к родине,- ответил Уильдер, желая дать другое направление разговору, чтобы привести в порядок свои мысли и убедиться, что, кроме его собеседника, в комнате не было другого слушателя.- Вообще принято думать, что Англия превосходит нас всем этим.

   - А кто это думает? Наши болтуны, которые ничего не понимают. Но я, видевший четыре части света, скажу этим фанфаронам, что они налгали. Мы из колоний, приятель, мы из колоний... Колонии так же смело могут претендовать на те или иные преимущества перед своею матерью-отчизной, как юнга - сказать офицеру, что он неправ, если бы тот был действительно неправ и это знали все. Я простой бедняк, сэр... Как я должен звать вашу честь?

   - Меня?.. Мое имя?.. Гаррис.

   - Ну, сэр Гаррис, я простой бедняк; но все это одна болтовня. Весь этот длинный берег Америки, со своими ручьями, реками и озерами, заключает в себе неистощимые богатства, а между тем слуги короля, находящиеся среди нас, говорят нам об их тюрбо, камбале, карпах, словно существуют только эти рыбы.

   Уильдер обернулся и с удивлением остановил свой взгляд на старике, который продолжал спокойно есть, с видом человека, говорящего самые обыкновенные вещи.

   - Ты, кажется, забыл,- начал Уильдер,- о полученном задатке?

   Старый матрос отодвинул мясо и, скрестив руки на груди, пристально посмотрел на своего собеседника.

   - Когда мое имя внесено в корабельный список,- сказал он с спокойным видом,- я человек, на которого можно рассчитывать. Я надеюсь, что вы плаваете под тем же флагом, друг Гаррис?

   - Было бы подло поступать иначе. Но, прежде чем посвятить вас отчасти в мои планы и желания, вы извините меня, если я приму маленькие предосторожности. Надо осмотреть эту каюту, чтобы убедиться, что мы одни.

   - Вы не найдете там ничего, кроме женских принадлежностей.

   Уильдер открыл дверь и действительно не нашел ничего, кроме принадлежностей женского туалета; он с удивлением обернулся.

   - Вы были одни, когда я вошел?- спросил он после минутного колебания.- Никого не было еще?

   - Я никого не видел!- ответил старый моряк с легким беспокойством.

   - Постойте! Ответьте на этот вопрос: кто произнес слово "войдите"?

   Боб Гудрон задумался на минуту и затем разразился взрывом бурного смеха.

   - Ха, ха, ха, я понимаю, что вы хотите сказать! Нельзя говорить одинаковым голосом, когда рот набит или когда язык болтается на свободе.

   - Так это вы сказали?

   - Я поклялся бы в этом,- ответил Боб,- а теперь, друг Гаррис, если вам угодно открыть ваши мысли, я готов вас слушать.

   Уильдер, повидимому, не вполне удовлетворился этим объяснением; однако, он сел и приступил к делу.

   - После всего, что вы видели и слышали, друг, я не имею надобности говорить вам, что я очень не желаю, чтобы молодая дама, о которой мы говорили сегодня утром, и ее спутницы взошли на борт "Королевской Каролины". Для наших проектов, я думаю, вполне достаточно, чтобы вы были осведомлены, в чем дело; знание причин, по которым я желаю, чтобы они остались там, где они находятся теперь, не может принести вам ни малейшей пользы.

   - Я понимаю, в чем дело! Арматоры "Каролины" не были достаточно вежливы, и вы хотите заплатить им маленький долг признательности.

   - Это, может-быть, в вашем вкусе,- сурово возразил Уильдер.- Но не имеет ни малейшего сходства с моим. Кроме того, я не знаю ни одного из этих арматоров.

   - О, о! Я предполагаю, что вы с корабля из гавани, и, ненавидя ваших врагов, вы любите ваших друзей. Нужно убедить дам перейти на борт невольничьего корабля.

   - Сохрани бог!

   - Сохрани бог! Хотя я не могу согласиться с вами в том, что бы говорили относительно "Королевской Каролины", однако, все заставляет меня думать, что мы одного мнения о другом корабле. Я считаю его кораблем прочно построенным, очень пропорциональным, на котором сам король мог бы проехаться с полным удовольствием.

   - Нисколько не отрицаю этого, но я не люблю его.

   - Ну, я в восторге; и так как мы дошли до этого пункта, мистер Гаррис, у меня есть несколько слов для вас относительно этого корабля. Я старый морской волк, человек, которого не проведешь. Разве вы не находите чего-то во всей его манере, что делает его непохожим на честное коммерческое судно?

   - Я считаю его, как вы сказали, прочным, хорошо построенным судном; но что внушает вам подозрения? Вы смотрите на него, может-быть, как на контрабандное судно?

   - Он имеет прекрасную батарею. Что думаете вы на этот счет, честный Джо?

   Уильдер нетерпеливо обернулся и увидел трактирщика, неслышно вошедшего в комнату.

   - Праведное небо!- вскричал трактирщик.- Мистер Боб, подумайте, что вы говорите. Я не хотел бы за все доходы лорда адмирала, чтобы в моем доме произносились скандальные слова по адресу честных и добродетельных работорговцев.

   - В таком случае, ваше зрение хуже, чем я думал. Но вы ничего не подозреваете?

   - Офицеры и матросы этого экипажа пьют, как следует. Генералы, как принцип, никогда не забывают платить, и, следовательно, я имею право сказать, что это честные люди.

   - А я говорю, что это пираты.

   - Пираты!- повторил Джорам, устремив полный недоверия взгляд на лицо Уильдера, который весь обратился во внимание.- Пират - слово серьезное, мистер Боб, и нельзя позволять себе такого злословия против кого бы то ни было, не имея доказательств. Но, я думаю, вы знаете, что говорите и перед кем.

   - Я знаю это; а теперь, так как ваше мнение в этом деле не имеет решительно никакого значения, не угодно ли вам спуститься вниз и посмотреть, не пересохли ли у ваших клиентов глотки,- сказал старик-матрос, делая трактирщику знак удалиться туда, откуда он пришел, с видом человека, уверенного в повиновении. Лишь только трактирщик вышел и дверь за ним закрылась, старик повернулся к своему собеседнику и сказал:

   - Вы, кажется, поражены тем, что слышали, не меньше самого недоверчивого Джо?

   - Ваши подозрения важны, старик, и вы хорошо сделаете, найдя для них достаточное основание, прежде чем произнести их вторично. О каком пирате у этих берегов были разговоры?

   - Красный Корсар, который достаточно известен,- ответил старый матрос, понижая голос и бросая вокруг беглые взгляды, как-будто были нужны необыкновенные предосторожности при произнесении этого страшного имени.

   - Но говорят, что он держится главным образом в Караибском море? {Караибское море - между Антильскими островами и центральной Америкой. (Прим. ред.)}

   - Этот человек повсюду, повсюду. Король заплатил бы хорошую сумму тому, кто предал бы этого негодяя в руки правосудия.

   - Это легче задумать, чем выполнить!- произнес задумчиво Уильдер.

   - Возможно. Я - старый остов, более годный на то, чтобы указать дорогу, чем вести, но вы - корабль, только-что вышедший с верфи, оснастка ваша новая. Отчего не сделать вам карьеры, предав этих негодяев королю? Это значило бы немного раньше, немного позже воздать им то, что полагается.

   Уильдер вздрогнул и отвернулся от своего собеседника, как человек, которому совершенно не нравится то, что он слышит. Однако, он почувствовал, что необходимо отвечать.

   - А какие причины,- спросил Уильдер,- делают ваши подозрения основательными? И в случае, если они основательны, какие у вас средства привести проект в исполнение в отсутствие королевских крейсеров?

   - Я не поклялся бы, что они основательны; но если мы идем по ложной дороге, мы всегда можем переменить направление; о средствах же легче говорить, чем найти их.

   - Ну, ну, это не больше, как болтовня, бред,- холодно произнес Уильдер;- и чем меньше говорить об этом, тем лучше. Все это время мы забываем о нашем единственном деле.

   Лицо старого матроса выразило такое очевидное удовольствие, что Уильдер был бы поражен, если бы, встав в это время, не прогуливался по комнате.

   - Ну, ну!- сказал старик, стараясь скрыть свое удовольствие под маской обычной хитрости.- Я старый мечтатель и часто мечтал, плавая в море. Теперь посмотрим приказы вашей чести.

   Уильдер снова уселся и приготовился дать старику указания, при помощи которых он смог бы опровергнуть все то, что раньше говорил в пользу корабля, готового к отплытию.

  

  

   Признаки, предвещавшие скорое появление благоприятного морского ветра, становились яснее, и по мере того, как ветер усиливался, можно было заметить, что торговое бристольское судно все больше и больше готовилось оставить порт.

   В то время отъезд большого корабля был целым событием в американском порту. Набережные были усыпаны народом. Через час ожидания в толпе прошел слух, что какое-то важное лицо из экипажа опасно ранено. Но этот слух был забыт, когда над бортом "Каролины" поднялось облако дыма, и грянул пушечный выстрел.

   Уильдер с величайшим вниманием наблюдал за всеми движениями судна. Прислонившись спиною к якорю, он стоял в некотором отдалении от других, неподвижно, целый час в одном положении, следя вокруг себя глазами. Он вздрогнул, услышав выстрел, и бросил быстрый беспокойный взгляд на все улицы, какие открывались взору с набережной. Довольная улыбка мелькнула на его губах.

   Во время этих приятных размышлений звуки нескольких голосов поразили его слух; повернувшись, он увидел в нескольких шагах от себя многочисленную компанию, и ему нужно было лишь одно мгновение, чтобы узнать мистрис Уиллис и Гертруду, в костюмах, не оставляющих ни малейшего сомнения в их готовности к отъезду.

   Облако, заслонившее солнце, не омрачает так вида земли, как это неожиданное зрелище омрачило лицо Уильдера. Он был уверен в успехе своей хитрости и вдруг сразу увидел, что все рушилось. Проклиная вполголоса, но от чистого сердца вероломство своего собеседника, он спрятался получше за якорь и с недовольным видом устремил глаза на корабль.

   Наконец шум шагов около него заставил Уильдера решиться взглянуть в другую сторону, и его глаза встретились с глазами мистрис Уиллис. Они неожиданно узнали друг друга. Дама вздрогнула, молодой моряк тоже. Овладев собою, мистрис Уиллис сказала ему с удивительным хладнокровием:

   - Вы видите, сударь, что объяснения ваши недостаточны, чтобы изменить наше решение.

   - Желаю, сударыня, чтобы вам не пришлось раскаиваться в вашей смелости.

   Последовало минутное молчание, в течение которого мистрис Уиллис была охвачена тревожными мыслями. Бросив вокруг себя взгляд, чтобы убедиться, что ее никто не может услышать, она подошла к молодому моряку и сказала вполголоса;

   - Еще не поздно. Дайте хотя бы тень основания тому, что вы сказали, и мы подождем отплытия другого судна. Я имею слабость доверять вам, молодой человек, хотя рассудок говорит мне, что, быть-может, ваша единственная цель-позабавиться над робкими женщинами.

   - Позабавиться? В подобном деле я не забавлялся бы ни над кем, а над вами тем более.

   - Это необыкновенно, совершенно необъяснимо со стороны незнакомца. Есть ли у вас какие-нибудь факты, какие-нибудь мотивы, на которые я могла бы указать родственникам моей юной воспитанницы?

   - Вы их знаете уже.

   - В таком случае, сударь, я должна помимо своей воли верить, что у вас есть серьезные основания скрывать мотивы ваших поступков,- холодно произнесла гувернантка.- Если только ваши намерения хороши, я благодарю вас, в противном случае, я вас прощаю.

   Они расстались с видом людей, не доверяющих друг другу. Уильдер снова прислонился к якорю. Отсюда он слышал разговор, происходивший в нескольких шагах от него. Мистрис де-Ласей часто возвышала свой голос, давая советы и высказывая свои мнения насчет некоторых технических вопросов.

   - Итак, моя дорогая,- закончила вдова,- да хранит тебя бог. Береги себя, пиши мне при каждом удобном случае; напомни обо мне своему отцу...

   Чере