Крашевский Иосиф Игнатий - Древнее сказание

акопали в землю, как животных, чтобы сгнили в земле и служили пищею для червей, - а это в те времена считалось великим позором.

   Внезапно, как раз когда слуги так бессердечно влачили по двору тела жертв княжеской злобы, со стороны леса, несмотря на совершенно чистое небо, поднялся ветер и с сильным порывом пронесся над замком...

   Хвост вздрогнул... Испуганными глазами обвел он окрестности, затем торопливо вошел в избу... Здесь он бросился на скамью, все еще под влиянием безотчетного страха.

   Брунгильда стояла у стола и мыла себе руки... Во взгляде, которым она посмотрела на мужа, ясно читалась жалость, близко граничащая с презрением.

  

  

   Между тем, пока слуги, исполняя приказание князя, очищали двор и сглаживали следы происшедшего, Жула, староста Мстивоя, предвидя, что и его ожидает плачевная участь, припал к земле, осторожно прополз к кустам, росшим у самой стены, спрятался в них и никем не замеченный взобрался на стену; потом, соскочив с нее, он бросился в озеро с целью переплыть на другой берег. Слуги, занятые своим делом, не обратили внимания на это бегство, не слышали даже всплеска воды... Караулившие на башне оказались бдительнее: они начали стрелять по плывшему Жуле, подняли крик; но пока собирали погоню, Жула успел добраться до противоположного берега и там, заметив пасшихся лошадей, вскочил на одну из них и быстро помчался по направлению к лесу...

   Пастухи, которым принадлежала лошадь, уведенная Жулой, бросились было за ним вдогонку, но скоро отстали. Ногами и руками понукал всадник испуганное неожиданностью животное; как шальное, скакало оно, невзирая ни на какие препятствия, и убавило шаг, только когда очутилось в лесу... Здесь всякие розыски оказывались напрасными...

   Жула направился прямо к Милошу, он хотел спасти хотя бы одного из погибшей семьи... Нетрудно было предположить, что Пепелек, освободивший ослепленного Лешка единственно для того, чтоб привлечь отшатнувшуюся родню снова на свою сторону, не оставит и Милоша в покое...

   По пути беглецу встретилось несколько кметов, которые с удивлением провожали его глазами... Жула, не останавливаясь, успел лишь сказать им:

   - Все Лешки погибли - отравлены... Один Милош со слепым своим сыном остались в живых!

   С быстротою молнии облетела печальная новость эта все уголки, где скрывались кметы...

   Жула между тем скакал без устали... При первой возможности он бросил свою уставшую лошадь, переменил ее на другую и снова помчался вперед.

   В дубовой роще, окружавшей жилище Милоша, сидела старуха-мать со своим сыном, несчастным Лешком, которого она, как ребенка, забавляла рассказами. Немного в стороне отдыхал Слован; он нарочно был приглашен, чтобы песнями развлекать бедного страдальца. Милош находился тут же; он, как всегда, подперши руками седую голову, думал невеселую думу... Вдруг у ворот раздался стук и зов чей-то. То появился Жула. Его сейчас же встретили, узнав в нем старосту Мстивоя. Он соскочил с лошади и с понурым видом приблизился к Милошу... С лица его капал пот, губы нервно дрожали; кинувшись старику в ноги и не будучи в состоянии произнести ни одного слова, он рыдал, как ребенок.

   Милош было не признал его, и неудивительно: дорога и сильное горе порядочно-таки изменили беднягу.

   - Князь, господин наш, - так начал Жула, ломая руки, - ты один у нас и остался только... Не хотели слушаться твоих добрых советов наши милостивые князья, вот и погибли... Хвост со своей немкою отравили их на пиру в собственном доме, отравили своих гостей!..

   Милош встал с земли, но, обессиленный выслушанным известием, снова на нее опустился; Жула продолжал:

   - Едва и я успел жизнь спасти, чтобы придти рассказать вам об этом... Уходите скорее отсюда!.. Сначала-то приняли нас у князя любезно; Хвост сам вышел навстречу... Все уселись у стола, хозяева угощали, еда и питье длились долго... Только встать-то из-за стола никому не было суждено; все как сидели, так и свалились на пол... Как собак закопали их в землю, костра даже пожалели... Только псы одни и повыли... Потом повязали наших людей... Сам я не знаю, как удалось мне уйти оттуда!.. Теперь, когда стали ясны намерения князя, видно, что он и на вас, милостивец, нападение задумывает... Нужно бегством спасаться!..

   - О, братья мои, о, род мой, несчастный! - воскликнул Милош. - До чего же дошло, наконец. Гибель от руки сродника!.. Куда и зачем мне бежать? Захочет убить - отыщет всюду...

   Эти слова услышали Лешек и мать, сидящая возле него. Оба они начали горько плакать, предчувствуя бедствия... Слуги, узнав обо всем, тоже подняли невообразимый крик. Один Милош угрюмо молчал.

   - Судьбы не обойдешь! - проговорил он наконец.

   В эту минуту взгляд старика упал на сына: жаль ему стало страдальца, и в душе он проклял его палачей. На зов Милоша начали собираться со всех сторон люди. Мать, взяв за руку своего сына, подвела его к отцу. Все засуетилось, забегало...

   - Приготовьте лошадей, - приказал старик, - я сам выеду... Лешек с матерью и слугами поселятся на время в лесу, там, где пасека... я же поеду дальше! Поднимать на своих руку! Родную кровь проливать! О, судьба, горькая судьба!..

   Между тем Жуле, изнемогавшему от голода и усталости, принесли хлеба и пива. Старый Милош, столько лет пролежавший в бездействии, казалось, вспомнил былые годы. Откуда-то у него снова явилась прежняя сила. Он поднялся с постели, выпрямился во весь рост и велел подать себе меч, лук и стрелы.

   Из конюшен выводили лошадей, люди приготовлялись в дорогу, Милош отдавал приказания, суетился - жизнь закипела в дубовой роще.

   Сборы быстро окончились. Лешек уехал в сопровождении старухи-матери и двух парней. Милош выступил во главе десяти всадников. Всеми забытый, Слован поднялся тоже с места, велев вожаку-ребенку вести себя, куда глаза глядят, к добрым людям.

   Никто не знал, куда направился князь. С ним был и Жула. Еще недавно убитый горем, почти расслабленный, старый Милош вдруг изменился: он так же бодро сидел на коне, как в далекие дни своей молодости. Видно, несчастье придало ему сил.

   На ночь всадники приютились в лесу. Здесь они раскинули ставку. Милош, распорядившись зажечь огни, лег отдохнуть в шалаше, наскоро собранном из ветвей и сухих прутьев; спать он, однако, не мог. Всю ночь напролет терзали его тяжелые думы, и с рассветом он первый был на ногах. По данному им сигналу тронулись в путь. Второй день, как и первый, все ехали молча: старик молчал, не смели говорить и другие... Жула, наконец, догадался, что Милош держал путь на Ледницу.

   Вдали уже виднелось озеро, когда всадники встретили нескольких кметов. Попавшиеся им навстречу были с ног до головы вооружены. Узнав Милоша, один из них, Стибор, подошел к нему.

   - Ты с нами, князь? - спросил Стибор.

   - Я... с местью, не с вами, - угрюмо ответил Милош. - Где месть - там и я!

   - Мы тоже идем мстить Хвостеку, - начал Стибор. - Кметы собираются на Леднице... Будь нашим вождем, князь милостивый.

   - Вождем вашим я быть не могу и не буду, - ответил Милош, - разве рукою! Как князю, мне с вами заодно стоять не приходится... Да и в голове у меня месть лишь одна!

   Сказав это, Милош оставил Стибора и двинулся к озеру. Кметы шли следом. На воде виднелись лодки, заполненные переправлявшимися на остров. Лошади остались на берегу под присмотром слуг.

   Милош и Жула вошли в хижину рыбака, чтоб потребовать лодок, но все рыбаки были заняты перевозом и волей-неволей пришлось подождать. Милош сел на землю. Кметы окружили его, но он на них не смотрел.

   Кметы шумели, спорили, жаловались. Старший Мышко, с обвязанной шеей, как видно, в среде своих играл главную роль.

   Все собрались сюда с целью выслушать совет старого Визуна. К тому же на Леднице безопаснее было рассуждать о деле, нежели на городище, где каждую минуту следовало опасаться внезапного нападения. Поодаль стоял Бумир со своими сторонниками. Ни для кого не было тайною, что Бумир всегда был готов поддерживать Хвостека. Когда Стибор и Мышко отошли от князя, не желавшего говорить с ними, к нему подошел Бумир.

   - Ты, князь, - проговорил он почти шепотом, - наверное, не думаешь соединиться с этими кметами... Что может быть у тебя с ними общего? Я служу своему господину и роду Лешков, к которому сам принадлежу.

   Милош взглянул на Бумира.

   - Если ты заодно с этим убийцею, что живет над Гоплом, уходи прочь от меня!

   Он сделал рукою повелительный жест. Бумир несколько отступил, затем продолжал:

   - Ты, князь... Тебе бы тоже следовало защищать своего племянника... Ты возразишь мне, пожалуй, что он велел убить твоего сына? Ну да, положим; так что ж из этого? Ведь твои сыновья восстали против него, стали для него опасными людьми!.. Заяц и тот защищается, когда собаки на него нападут... Князь умертвил Мстивоя и Забоя, - но ведь они ему в глаза сказали, что жить в ладах с ним не желают. А где найдешь ты человека, который был бы себе врагом?

   Милош молчал; Бумир снова начал:

   - Что ж выйдет из того, что они собираются и подстрекают друг друга вооружиться против князя? Ничего они не сумеют сделать, только голов лишатся... Князь обратится к немцам, те придут и уничтожат нас, а землю нашу разорят вконец.

   Долго еще говорил Бумир; Милош в ответ хоть бы слово! Заметив, что к берегу причалила освободившаяся лодка, он кликнул Жулу и вместе с ним вошел в нее; усталый рыбак ни за что не соглашался сейчас же перевезти их на остров. Тогда Жула сам схватил весло и отвалил от берега. Когда они приблизились к острову, глазам их представилось необыкновенное зрелище: целые толпы кметов, точно на вечевом собрании, галдели, бегали, суетились, поднимая крик, по временам доходящий до брани. Старик Милош вышел на берег и молча, ни с кем не здороваясь, ни на кого не обращая внимания, прямо направился к месту, где стоял Визун, окруженный жупанами, владыками, кметами...

   Не проронив ни одного слова, князь сел среди них на большом камне. Несколько дальше занял место только что прибывший со своими приверженцами Бумир.

   Старый Визун, опираясь обеими руками на палку, прислушивался ко всему, что вокруг него говорили. Мышки кричали громче всех. При появлении Милоша все на него взглянули, слегка посторонились, но, впрочем, особенного внимания не обратили.

   Старший Мышко с обвязанной шеей говорил:

   - Довольно! Будет уж с нас убийств - последствий немецкого господства! Хвостек сидит в замке, но не он правит, а эта баба-яга, которая подготовляет яд и измены. Не нужно нам ни его, ни его сыновей, никого из их рода! Достаточно напились они нашей крови!

   - Пусть они пропадают! - кричали другие. - Нам их не нужно! Глаза всех устремились в сторону Бумира, который весь побледнел, но не отступил ни на шаг.

   Милош слушал, опустив голову в землю.

   - Чего это вы вытаращили на меня глазища? - воскликнул Бумир после минутного молчания. - Я вас не боюсь... Вы точно корова, которая громко мычит, а молока не дает. Хвостек и немка не так-то легко отдадутся вам в руки! Начнете войну, они призовут немцев, разорят вас, вот вам и будет выигрыш!

   Бумир зло засмеялся.

   - Саксонцы живут неблизко! - коротко пробурчал Милош.

   - Да! Но башня крепка, замок обведен частоколом, насыпи твердые, в озере воды довольно, - возразил Бумир, - у князя дружина и большая, и смелая! Хотя бы пришлось целый год дожидаться саксонцев - с голода не умрут... Не взять вам Хвостека, нет!.. Впрочем, хотя бы и удалось его захватить, что ж из этого? У него есть два сына, живущие в немецкой стране! Как приедут они да покажут вам, что значит воевать, тогда и узнаете! Слушающие начали шуметь.

   - Зачем ты сюда пришел? - крикнул Мышко Бумиру, приближаясь к нему. - Отправляйся в замок лизать там ноги, как собака... Здесь ты не нужен.

   - Напротив, - возразил Бумир, - коли умом вы обижены, надобно же кому-нибудь вас надоумить!..

   - Прочь его, прочь! - раздались голоса в толпе. Бумир не трогался с места.

   - Не уйду! - отвечал он. - Кричите, хоть глотки порвите. Я здесь так же могу быть, как и вы.

   Стибор обернулся к нему спиною... Другие угрожали ему кулаками.

   - Бумир, пожалуй что, и не так глуп, как кажется, - заметил кто-то в защиту его. - Замок крепкий, а мы почти бессильны.

   - Зато нас много! - заметил другой.

   - Много, да нет головы, - прибавил Бумир. - Ваше дело толковать о свободе на вечевых собраниях, но уж никак не брать приступом княжеские столбы. Вы - земледельцы, плуг - ваше дело, да иногда охота на дикого зверя, волка или медведя! Брать каменные стены!.. Да пока вы надумаетесь завладеть ими, вы сто раз раньше между собою передеретесь!

   Визун до сих пор не вмешивался; прислушиваясь внимательно к каждому слову, он поглядывал на Милоша, сидящего с понурой головою, на Бумира и на беспокойных Мышков.

   Старший Мышко подошел к Визуну и, взяв его за руку, слегка отвел в сторону.

   - Перейдем куда-нибудь на другое место, - сказал он, - чтоб нам не мешал этот княжеский прихвостень!

   Мышки целой гурьбою тронулись за своим старшим, Визун же остался на месте.

   - Пусть каждый говорит, что у него на сердце, - сказал он, - на вече и на совете все можно говорить. А на чем старшие порешат, то и будет обязательно для всех!

   Все остались на прежних местах. Когда водворилась тишина, Милош проговорил:

   - Первым делом, коль скоро хотите войны, вам необходим воевода... без него ведь не сделаете ни шагу. Изберите себе вождя!

   Некоторым из собравшихся показалось, что Милош этими словами намекал на себя.

   - Лешка нам не надо!.. Никого из Лешек! - послышались крики. - Кмета!

   - Да избирайте кого хотите, хотя бы лошадь или быка! - рассердился Милош. - Но знайте, что нужно же выбрать кого-нибудь, иначе разгонят вас, как стадо овец! Не угодили Лешки, ищите других! В улье без царицы, среди людей без короля порядка не будет!

   Все замолчали.

   - Пока еще вождь нам не нужен, - сказал кто-то, - можем и подождать.

   - Но в борьбе вам одним не справиться, - продолжал Ми-лош. - Воевод, тысяцких, сотников набирайте - это первое дело!

   Снова воцарилась тишина. Старшие переглядывались друг с другом, указывая глазами на Мышков. Мышко с повязанной шеей стоял, понурив голову.

   - Ты да твои должны управлять нами, - сказал кто-то, обращаясь к старшему Мышку. - Вас несколько человек не боялось деспоту в пасть залезть, не побоитесь и нас на него повести.

   - Мышко! Мышко, - поддержали другие. - Пусть Мышко будет нам предводителем, мы согласны. Созвать людей, и пусть ведет нас на замок!

   - Согласен, - сказал старший Мышко, - я готов стать во главе, но я требую повиновения!

   - Будем повиноваться! - раздались голоса отовсюду.

   Только Бумир и его слуги молчали. Заметив, что здесь уж им нечего более делать, они отошли в сторону.

   Все обратились к Визуну, ожидая от него последнего слова, но он нахмурился: видно было, что настроение умов в данный момент ему не по сердцу. Когда окончательно состоялось избрание в воеводы Мышков, они собрались в одну кучку и о чем-то между собою шептались.

   После короткого совещания Мышки снова присоединились к толпе, из которой некоторые кметы обратились к Визуну с требованием, чтоб велел дать из храма станицы, обыкновенно предшествовавшие войску, идущему на войну, в мирное же время хранившиеся большей частью в храмах. Станицы - это были старинные изображения богов и военных эмблем, приделанных к длинным шестам. Когда их трогали с места, это было знаком, что собираются воевать.

   Визун взглянул вопросительно на нового воеводу. Мышко, покачав отрицательно головою, сказал:

   - На это времени еще хватит; я сам зайду за станицами... у меня есть своя причина, почему я теперь их брать не хочу!

   Затем, искоса поглядев на Милоша и обращаясь к Визуну, он продолжал:

   - Это их кровь, - и указал рукою на князя, - я ей не доверяю... Не хочу ни совещаться с ним, ни говорить при нем о чем бы то ни было. Вынеси я теперь станицы и объяви войну, они сейчас же начнут приготовляться к защите, сзывая людей на помощь. Пока разумнее будет скрыть окончательное решение, а тем временем успеем собрать народ без шума и крика. Хвостек подумает, что мы, испугавшись, притихли... Быть может, нам удастся его поймать и не осаждая замка. Долго он в нем не высидит, через несколько дней отправится на охоту, мы же будем его сторожить прилежно и, авось, убьем где-нибудь в лесу... Ну, а не выгорит - тогда уж придется брать замок приступом.

   Мышко не без хитрости улыбнулся; он выразительно посмотрел на Визуна, который головою дал знак согласия.

   - Бумир со своими приверженцами прямо отсюда направится к князю с докладом о всем здесь происходившем... Итак, разойдемся спокойно!..

   Вследствие такого решения, сообщенного старшинам, последние тотчас же оставили остров.

   Старый Милош не уходил. Он встал со своего места и подошел к вновь избранному вождю.

   - Я ни о чем не стану тебя расспрашивать, - сказал он Мышко, - знаю, что ты все равно скроешь от меня правду; ты мне не доверяешь, и я это знаю! Одно лишь скажу тебе: отсюда я никуда не уйду; разве домой! Не приходится мне ни с ним воевать, ни с вами соединяться... Зато, одержи вы победу, я первый порадуюсь этому! Стар я, Лешек мой слеп... Наше желание: спокойно проживать до конца наших дней!

   Сказав это, Милош уединился в глубь леса, сторонясь незнакомых людей.

   Мышко собрал свою дружину.

   - До времени все по домам! - приказал он. - Вокруг замка, в лесу, расставить часовых. На горах приготовить костры, чтобы, по данному знаку, сейчас же можно было бы их зажечь. Запылают они, ну, тогда все, что живо, должно бежать к берегу Гопла, в окрестности замка. До тех же пор, впредь до особого приказания, сидеть смирно! Пусть Хвост ничего не подозревает!

   Все разошлись в разные стороны.

   Бумир, желавший узнать, на чем порешили кметы, сунулся было туда и сюда, но никто не удовлетворил его любопытства. Тогда, рассудив, что если станицы остались в храме, следовательно, война не объявлена, и кметы, по всей вероятности, струсившие, в своих заключениях ни к чему не пришли; он спокойно отправился к Хвостеку.

   Замок был наготове встретить нападение неприятеля: часовые виднелись всюду; их можно было встретить на каждом шагу. Как только Бумир подъехал, его сейчас же впустили; сама княгиня вышла ему навстречу, она казалась взволнованной.

   - Какие новости?.. С чем являешься? - спросила она.

   Бумир вздохнул.

   - Милостивая княгиня, - проговорил он, - пока опасного ничего нет... На Леднице собрались было старшины, явился и князь Милош; толковать о войне, толковали, да, по-видимому, столковаться-то не могли!.. Сил, знать, мало у них!.. Избрали себе воеводами Мышков, а те и струсили.

   Княгиня обрадовалась и всплеснула руками.

   - Не может быть! - воскликнула она.

   - Истинную правду тебе докладываю, милостивая княгиня, - уверял Бумир. - Накричались вдоволь, разошлись по домам и теперь, полагать должно, все снова будет по-прежнему...

   Лицо княгини прояснилось. Она просила гостя минуточку обождать, а сама пошла к мужу разбудить его и сообщить такую приятную новость. Вскоре показался и князь из опочивальни, протирая себе глаза руками.

   Бумир поклонился ему и начал рассказывать, как все происходило на острове... Князь слушал, зевая. Потом, потрепав по плечу Бумира, он произнес:

   - Всех этих Мышков я живо переловлю, и тогда тишина настанет. Знаю я их - крикуны, а чуть дела коснется, ни на что не способны! Выпьем-ка лучше, - прибавил он, приглашая Бумира усесться за стол.

   Отказаться не представлялось возможности. Хотя Бумир и уверен был, что с ним ничего не случится, но когда принесли мед, ему нехотя вспомнилось недавнее угощение, и дрожь пробежала по его телу.

   Он начал усердно кланяться в пояс князю, уверяя, что слуги преданнее его трудно сыскать. Хвост заставил Бумира передать все подробности бывшего на острове сборища; по несколько раз переспрашивал имена главных лиц, словно желал их запомнить навсегда. Бумир должен был до поздней ночи пить и рассказывать.

  

  

   Время шло своим чередом, в замке все было спокойно. Князь рассылал ежедневно повсюду смердов и переодетых людей с целью узнать что-нибудь новое; но все возвращались с одним ответом: все спокойно, нигде о войне и не помышляют. Лето стояло жаркое; в иных местах начинали уж хлеб снимать, а потому на полях все чаще и чаще виднелись люди, вооруженные медными, железными и каменными серпами; другого оружия ни на ком не было видно.

   Князю, наконец, надоело сидеть одному взаперти в замке, окруженном стенами и насыпью. Исправно он ел, пил, спал, зевал, изредка заходил к княгине; но стоило ему поглядеть из окна на синеющие вдали леса, как сейчас же в нем и зарождалось желание отправиться на охоту. Подобному желанию Брунгильда противилась всеми силами. Сначала он покорялся, теперь начинал уж ворчать.

   Однажды утром князь приказал позвать Смерду.

   - Поезжай, осмотри хорошенько леса, не увидишь ли где засады...

   Смерда пропадал целый день. Вернувшись вечером и привезя с собою серну, убитую им по пути, он рассказал, что встретил в лесу кабана, медведя, волков; людей же ни разу не видел.

   Княгине такое спокойствие после недавней бури казалось и страшным, и подозрительным; напротив, князь считал его совершенно естественным.

   - Мне необходимо отправиться на охоту! - кричал он. - Я пропаду, если еще дольше останусь в бездействии... Не выдержу... Эта бесконечная спячка и плен - яд для меня...

   Брунгильда, однако, не пускала князя на охоту; хитрая немка боялась засад и измены. Изо дня в день князь откладывал исполнение своего намерения. Княгиня подговорила людей устраивать всевозможные препятствия. Хвост проклинал, сердился, сильнее обыкновенного напивался пьян и все больше и больше терял терпение.

   Наконец, он не выдержал: приказал Смерде непременно на следующий день приготовить все нужное для охоты и пораньше его разбудить. Едва вымолила у него княгиня, чтобы он согласился с собою взять большее против всегдашнего количество слуг и притом хорошо вооруженных.

   Хвостек, хотя и носил крест на груди, в сущности оставался язычником, сохранившим еще многие предрассудки. Слуги знали об этом и заранее осматривали окрестности и дороги, чтобы, по возможности, устранить все, могущее чем-либо расстроить князя. Смерда нарочно распорядился, чтобы как раз в то время, когда князь выедет из ворот, ему навстречу попалась женщина с полными ведрами, так как это считалось хорошим предзнаменованием.

   Прекрасное утро обещало такой же день. По небу скользили легкие облачка, прохладный ветер разгонял их и освежал воздух. Князь, выехав в поле из замка, направился к ближайшему лесу. Смерда уверил его, что зверей там тьма тьмущая. К тому же лес этот, в котором строго-настрого запрещено было пасти скот, был заповедный и нарочно оберегался для княжеских охот. Назывался он Глубь, и действительно дичи водилось в нем всегда великое множество, но чтоб добраться до настоящих мест, нужно было проехать значительное пространство.

   Хвостек, давно уже не сидевший на лошади, не слыхавший лесного шороха и собачьего лая, заметно повеселел, когда почуял запах непроходимых дебрей. Он шпорил лошадь, чтобы добраться скорее до Глуби. После получасовой езды князь очутился на небольшой поляне, откуда рукой подать до излюбленной чащи.

   Князь первый выехал на поляну, но сейчас же осадил лошадь и, нахмурившись, обратился к подскакавшему Смерде. Князь сердито указывал рукою вперед: там, на пне, сидела старуха, вся закутанная в большой платок; рядом с нею лежали кучи только что собранных трав. Разбирая их, она дребезжащим голосом мурлыкала себе под нос песню и, казалось, не замечала всадников. Встреча в лесу с такими старухами считалась признаком нехорошим и даже опасным.

   По тогдашним понятиям леса, озера, реки, поля населены были таинственными созданиями, и большая часть злых духов преимущественно принимала на себя вид старых женщин. Мятелицы, ночницы, бабы-яги, стриги и прочие представлялись воображению обыкновенно в образе грязной, невзрачной старухи, как раз вроде той, что сидела теперь на поляне.

   Князь их боялся, но также и Смерда был не из храбрых, тем более, что чем-нибудь раздражить такую старуху, значило навлечь на себя ее гнев и мщение. По ближайшем исследовании, однако, Смерда признал в сидящей Яруху. В замке все ее знали, так как она часто приносила княгине разные травы. Все считали ее могущественною, но вместе с тем полагали, что злою она не была. Князь не решался тронуться с места, и Смерда, слезши с лошади, волей-неволей принужден был сам подойти к старухе.

   Яруха так о чем-то задумалась, что только тогда с испугом вскочила со своего места, когда Смерда к ней совсем приблизился.

   Ей показалось, как она потом объясняла, что к ней злой дух подходил, признание, конечно, для Смерды не особенно лестное. Скороговоркой начала она что-то нашептывать, словно проклинала его, что его тоже совсем не обрадовало. Наконец, вся дрожа еще, но уже почти успокоившись, старуха уселась на старой колоде.

   - Что ты, Яруха, здесь делаешь? - спросил Смерда.

   - А разве ты слеп, негодный бродяга? - ощетинилась баба. - Делаю, что мне велено делать, собираю травы, вот что!.. А у тебя что там в бочонке болтается? А? Дай-ка хлебнуть, так и страх тебе мой прощу, а не то...

   - В бочонке нет у меня ничего, кроме воды, - отвечал Смерда.

   - Воды?.. Есть что таскать с собою! - рассердилась старуха. - Из каждой речки можно с лягушечьей икрой вместе ее достать! Есть что носить!.. Глупый ты человек, вот что... Старый, а ум-то ребячий... Воду носить!..

   Смерда начинал не на шутку трусить.

   - А до моих занятий тебе все-таки дела нет, - начала снова Яруха. - Не твое это дело... Никакая трава тебе не поможет, ишь ты ведь рожа какая!.. Хоть раскакую девушке поднеси, хоть бы ты и дал траву, не подействует!.. Видишь, что здесь лежит: вот были-ца... лисье яйцо... Хорошие зелья...

   - А худого нет ничего? - робким голосом заикнулся Смерда. - Князь ведь здесь, недалеко!.. Чтобы часом не повредить ему... с ним шутки-то плохи!..

   Яруха опять испугалась и взглянула в сторону чащи.

   - Князь, - повторила она, - а! Князь... а не велит он меня повесить?

   - Чтобы ты ему только зла не сделала, смотри ж! - шепнул ей Смерда.

   - Я? Ему? - баба испуганными глазами глядела на своего собеседника. - Я ведь нередко хожу к супруге его, княгине, пользуюсь ее милостью... и теперь вот для нее собираю травы... Если князь хочет, могу ему дать зелья на счастье... Чего же меня бояться? Яруху все знают...

   Смерда воротился к ожидавшему в чаще князю.

   - Это Яруха, милостивый князь, - сказал он. - Ведьма она, но своим зла не делает... она и княгине травы приносит... Даже, напротив, она может нам принести счастье, она многое знает!

   Хвостек, которого эти слова успокоили, выехал на поляну. Он потихоньку подъехал к старухе, поглядывая на нее с недоверием. Яруха низким поклоном приветствовала князя и сейчас же поднялась с места, стараясь придать своему лицу веселое выражение, она тоже трусила князя. В свою очередь, Хвост не особенно доверял Ярухе.

   - Не знаешь, какая нынче будет охота? - спросил князь.

   - А где? - спросила Яруха в свою очередь.

   - В Глуби.

   Яруха покачала головою.

   - В Глуби?.. Милостивый князь, незачем тебе ездить туда...

   - Почему?

   - Там нехорошие звери ходят...

   Она стала глазами считать спутников князя.

   - Какие звери? - спросил последний.

   - Там Мыши сидят, Мыши! - шепотом сказала Яруха. - Целая куча Мышей!..

   Оглядываясь по сторонам, она хотела было приблизиться к князю, но тот запретил ей трогаться с места. Таинственные слова Ярухи напугали его. Хвост вопросительно посмотрел на Смерду, который крикнул старухе:

   - Говори яснее!.. Яруха долго не отвечала.

   - Да что яснее!.. - проговорила она наконец. - Когда я сказала мыши, так дело понятное!.. Мыши, мышата, мышки одно и тоже... А, впрочем, я ведь не знаю, как есть ничего не знаю...

   Сказав это, она уселась и занялась переборкой трав.

   Князь, Смерда и дружина стояли в каком-то оцепенении: страх овладел ими...

   Ничем не прерываемая тишина царила вокруг... Маленький ветерок дул со стороны леса. Люди, привыкшие различать даже малейший шорох, слышали где-то вдали глухие голоса, как бы призывы.

   Князь побледнел. Яруха сидела с опущенною на грудь головою, не обращая внимания на всадников...

   Смерда подошел к ней.

   - Что ж мышки-то делают там? - спросил он.

   - Что делают?.. Сидят у огня, дичь жарят, пьют мед, да поджидают кого-то!

   Князь вздрогнул.

   - Сколько их всех? - крикнул он. - Сколько?..

   - Я считать не умею, - отвечала старуха, - а, пожалуй, что и кона, кона {Кона - шестьдесят.} наберется!..

   Последние слова она почти прошептала... Смерда сосчитал бывших при князе людей... Всего набралось три десятка. Хвостек боялся подъехать к Ярухе...

   - Спроси у нее... Пусть говорит все, что знает, нам, - сказал князь, обращаясь к Смерде. - А не захочет - веревку на шею и на дерево эту ведьму...

   Хотя лица старухи не было видно, но, судя по дрожавшим рукам, она наверняка слышала эти слова.

   Смерда обратился к ней:

   - Говори все, что знаешь! - крикнул он.

   - Я вам все сказала, - отвечала старуха упавшим голосом, - да ведь, если б не я, вы бы поехали в Глубь и попались бы... Они сидят там третьи сутки... А всех их много и все с оружием, но только там такая тишина, что в трех шагах и то их не слышно...

   - Где сидят? - спросил князь.

   - В Глуби, у самого болота, где ольхи растут, - объясняла старуха, - на правом берегу, и костер разложили...

   - Расставили часовых?..

   - Хотели меня поймать, да, видно, не смели... Несколько парней бродит в разных местах...

   Долго еще продолжались расспросы. Князь не знал, на что решиться... Вдруг невдалеке послышался шорох... Слуги невольно вздрогнули, хватаясь за оружие... Яруха перепугалась и припала к земле. Князь оглянулся и тотчас же увидел мелькавших между деревьев всадников; он повернул лошадь. Смерда вскочил тоже в седло... С правой и с левой сторон раздались крики, ветви ломались... Легко было догадаться, что князя намеревались окружить... Хвост то бледнел, то краснел: он сам не знал, что предпринять...

   Между тем крики усилились... Княжеские слуги сомкнулись вокруг своего властелина, готовясь к защите... В кустах показались головы, руки, оружие... Немыслимо было бежать... Отступать тоже не было никакой возможности... Смерде показалось, что в одном месте остался свободным еле заметный проход. Указав его князю рукою, он первый, стремглав, в него кинулся.

   Лишь осажденные тронулись с места, целый град стрел засвистел в воздухе. Некоторые из них вонзились в колпак Хвостека... Смерде прострелили руку... Многие были ранены... Не обращая, однако, на это внимания, осажденные бросились в лес... За ними погнались кметы, но стрелы не могли причинить уходящим особенного вреда.

   К счастью, навстречу еще никто не являлся... Смерда и слуги окружили князя, который, припав головой к шее лошади, скакал почти лежа... Удары сыпались за ударами... Сзади, слева и справа виднелись лица преследующих... Но вот уходящие радостно вскрикнули - лес становился реже, лошадям представлялся большой простор... Началась бешеная скачка.

   Стрелы все еще сыпались, но Хвостек со своей дружиной успел опередить на большое расстояние кметов... Вскоре последние заметно отстали... Смерда и князь, оба хорошо знали лес: они прискакали к лугу... Смерда что-то шепнул князю на ухо, потом дал приказание дружине... Сейчас же раздались крики, слуги подняли невообразимый шум и бросились влево...

   Смерда и князь между тем поскакали вправо... Поднятый крик заставил кметов броситься по следам дружины, а Хвостек тем временем забирался все глубже и глубже в лес... Вскоре шума погони не стало слышно... Князь и Смерда очутились в непроницаемой чаще, где множество опрокинутых ветром деревьев образовало нечто вроде высоких стен... Здесь они могли почитать себя уже вне опасности, но дрожащему от страха Хвостеку хотелось пробраться еще куда-нибудь дальше!.. Смерда не отставал от него...

   Они подвигались вперед до тех пор, пока лошадь князя не спотыкнулась и не сломала ноги... Волей-неволей пришлось остановиться... Когда Смерда соскочил со своей лошади, измученное, усталое животное упало и околело. Таким образом, оба, князь и Смерда, остались без лошадей.

   Они стояли теперь в самой густой части огромного леса, где скорее следовало ожидать встречи с медведем, нежели с человеком. Несмотря на знакомство с местностью, им решительно невозможно было узнать, где именно они находились, - куда завело их поспешное бегство. Князь повалился на землю; он в бешенстве рвал на себе одежду. Смерда стоял возле него с простреленной рукой, не в силах жаловаться князю, испуганный ожидающей их судьбою.

   Оба долгое время молчали. Смерда прислушивался, не раздается ли где-нибудь человеческий голос; храп издыхающей лошади - и ни одного звука более. Смерда из боязни, чтобы и это не могло послужить к открытию их местопребывания, схватил веревку, набросил ее на шею животному и придушил его.

   Отдохнув немного, беглецы стали осматриваться. Они предугадывали, в которой стороне находились озеро и княжеский столб, но чтобы к ним незаметно пробраться, необходимо было подождать наступления ночи. Для большей уверенности Хвостек и Смерда оставили место, где лошади пали, и забрались в еще более дикую глушь. Среди полусгнивших стволов деревьев они нашли закрытое отовсюду местечко, где и расположились.

   День тянулся, казалось, особенно медленно. До вечера было еще далеко. В лесу раздавалось чириканье птиц. Беглецы сидели в своем углу, ожидая с каждой минутой, что рассыпавшиеся по лесу кметы внезапно откроют их. Вплоть до вечерней зари, однако, в лесу царствовала ничем не возмутимая тишина. Приободренный этим, Смерда, кое-как повязав руку, отправился искать тропинки или удобного прохода, по которому можно было бы незаметно пробраться домой. Сначала Хвостек боялся его отпустить, но, убедившись в необходимости исследовать путь, пока еще было видно, решился на время остаться один.

   Было уже совершенно темно, когда Смерда вернулся и объявил своему господину, что теперь можно решиться покинуть их временное убежище.

   - Мы, - сказал он, - в двух шагах от жилища небогатого кмета Кошычко... Он здесь владеет небольшим куском земли и леса, это спокойный человек... Тут же живет и сын его, по имени Пяст... Мы к нему можем зайти, тем более, что ни тебя, князь, ни меня он никогда и в глаза не видал... Не то придется с голоду помирать... Уж и так ослабел... потерял много крови...

   Хвостек, наверное, остался бы весьма равнодушен к участи Смерды, если бы не сознавал, что последний ему еще нужен.

   - В чужое жилище входить! Самому лезть в руки кмета! - воскликнул князь. - Да ты никак с ума спятил... Пойдем домой!

   Смерда не смел прекословить, и они тронулись в путь. Слуга шел впереди, хотя и чрезвычайно медленно, останавливаясь почти на каждом шагу- Он до того изнемог, что несколько раз падал.

   - Хижина всего в двух шагах, - осмелился он вторично заметить князю, - человек бедный всегда гостеприимен, ему и в голову не придет справляться об имени гостя. Взойдем, отдохнем...

   Хвост был голоден и измучен; он еле тащился... Страх с одной, голод с другой стороны вели в нем ожесточенную борьбу. Наконец, физическая потребность одержала победу. Князь согласился просить у Пяста убежища.

   У самой опушки леса стояла одинокая бедная хижина... В открытом окне виднелся огонек... На дворе блеяли овцы.

   Князь остался в лесу, пока Смерда отправился просить разрешения переночевать в этой хижине... Хозяин сидел на крыльце, у ног его играл ребенок - сын его... Смерда с подвязанной рукой, с лицом, исцарапанным сучьями, приблизился к нему. Пяст поднялся навстречу нежданному гостю.

   - Кмет добрый, - начал усталым голосом Смерда, - не откажи принять меня с товарищем в дом твой на короткое время... Мы тоже кметы, живем в Ополе, заблудились в лесу на охоте, второй день бродим, не можем выбраться... Вдобавок, падая с лошади, я сломал себе руку... Усталый товарищ мой невдалеке ожидает ответа... Позволь же нам отдохнуть...

   Говоря это, Смерда зорко всматривался во все углы... Ни около хижины, ни внутри ее, по-видимому, никого не было... Глядя на незнакомца, Пясту казалось, словно он его где-то видел!

   - Кто бы вы ни были, - проговорил он приветливо, - коль скоро во имя гостеприимства проситесь отдохнуть под моим кровом - отказать не могу. Идите за мною. Вы хорошо знаете, что у нас не отказывают и врагу.

   - Мы не враги! - воскликнул Смерда. - Да как нам и быть врагами?

   Старик повторил свое приглашение. Смерда вернулся за князем, который, опасаясь быть узнанным, снял со своего колпака и одежды все украшения, спрятал меч, а волосы опустил на лоб. Хвост следовал за Смердой, но весь дрожал, несмотря на принятые предосторожности. Пяст пригласил их в избу и предложил хлеба. Хозяйка между тем принесла пива и всего, что нашлось по хозяйству в будничный день.

   Чтобы выдержать свою роль до конца, Смерда, по данному князем знаку, сел возле него на скамью. Перед тем как садиться за стол, Хвостек едва слышным голосом пробормотал что-то вроде приветствия и сейчас же прикрыл лицо рукою. Пяст несколько раз взглядывал на него, пробовал завести разговор, но, получая ответы от Смерды, махнул рукою, не любопытствуя более.

   Гостеприимство не позволяло допрашивать человека, который по доброй воле не хотел говорить.

   Проголодавшиеся гости молча принялись за еду. Царствовавшая в избе и на дворе тишина несколько их успокоила. Добродушное лицо хозяйки, приветливость ее мужа - все это казалось им добрыми признаками. У дверей стоял мальчик, простодушно рассматривавший невиданных дотоле людей.

   Хозяйка заметив, что раненая рука беспокоит Смерда, подошла к нему и спросила, не хочет ли он позволить перевязать ему руку, как следует. Смерда с радостью согласился и, подойдя к огню, показал свою рану. О происхождении ее догадаться было нетрудно... Что Смерда солгал - сделалось явным... Старуха пристально посмотрела на него, не сказав, однако, ни слова.

   Хвост между тем, осушив залпом кувшин стоявшего перед ним пива, заметно повеселел. Крепкий напиток вернул ему прежнюю храбрость.

   - Ты кмет? - решился он обратиться с вопросом к хозяину.

   - Как и отец мой, и дед, - ответил спокойно сын Кошычки.

   - Мы живем немного в глуши, - продолжал Хвост невнятно, - мы и не знаем, что творится над Гоплом... Говорят, у вас что-то неладно?..

   Пяст проницательно посмотрел на Хвостека.

   - Если кметы и неспокойны, - отвечал он, - виноваты не они!..

   - Говорят, что кметы бунтуют?

   - Просто отстаивают свои права! Хвост промолчал.

   - А князь тоже, верно, свой? - нерешительно произнес он, поглядывая исподлобья.

   Хозяин, казалось, сразу не решался ответить.

   - Если ты кмет, - наконец сказал он, - то знаешь, или, по крайне