Главная » Книги

Коллинз Уилки - Опавшие листья, Страница 13

Коллинз Уилки - Опавшие листья


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17

   Наглость этой женщины вывела из себя мистрис Фарнеби. Она указала на дверь.
   - Вы наглая тварь, - сказала она. - Мне не о чем говорить с вами.
   - Вам не о чем говорить со мной, - повторила Соулер. - Вы все устроили между собой с этим молодым человеком. - Она презрительно захохотала. - Вы думаете еще увидеть его?
   - Я увижу его сегодня в десять часов утра, - отвечала она разгорячившись.
   - И вместе с ним потерянную молодую леди?
   - Не смейте говорить о моей потерянной дочери! Я не желаю от вас слышать о ней!
   Мистрис Соулер села.
   - Посмотрите на часы, - сказала она. - Я останусь здесь до десяти часов. Вам придется поднять скандал в доме, если вы захотите меня выгнать отсюда. Я должна дождаться здесь десяти часов.
   Совсем уже готовая на резкий ответ, мистрис Фарнеби, однако, сдержалась.
   - Вы хотите вызвать меня на ссору, но вам не удастся испортить счастливейшее утро в моей жизни. Можете дожидаться здесь.
   Она отворила дверь в свою спальню и удалилась туда. Совершенно неспособная почувствовать себя оскорбленной при подобном поступке, Соулер с сардонической улыбкой посмотрела на дверь и стала ждать.
   Часы в зале пробили десять. Мистрис Фарнеби вернулась в столовую и стала ходить взад и вперед по комнате, беспрестанно приближаясь к окну.
   - Видите его? - спросила Соулер.
   Его и следа не было. Мистрис Фарнеби придвинула стул к окну и села. Руки ее были холодны как лед. Она, не спуская глаз, смотрела на улицу.
   - Теперь я могу объяснить случившееся, - решила мистрис Соулер. - Я человек податливый, вы знаете, и я должна поговорить с вами. Сначала о деньгах. Взял у вас молодой человек денег на путешествие? Он должен был отправиться в чужие края, чтоб привезти оттуда вашу дочь? Угадала я? Я так хорошо знаю его. А что случилось вчера вечером, скажите, пожалуйста. Обещал он вам привезти ее? Сказал он вам, что не покажет ее до тех пор, пока вы не заплатите ему издержки на путешествие и не вознаградите за труд? И вы забыли мои предостережения и поверили ему? Видите, я верно отгадала. Что же не видно его?
   Мистрис Фарнеби посмотрела в окно. Ее обращение совершенно изменилось, она стала весьма вежливой с мучившей ее женщиной.
   - Прошу извинить меня, сударыня, если я оскорбила вас, - сказала она тихо. - Я очень расстроена, я так беспокоюсь о моей бедной дочери. Вы, может быть, сами мать. Вы не должны пугать меня, вы должны мне сочувствовать. - Она остановилась и прижала руку к голове. - Он сказал мне вчера вечером, - продолжала она тихо и как бы бессознательно, что моя бедная девочка у него на квартире, что она утомлена долгим путешествием, нуждается в отдыхе, прежде чем придет ко мне. Я просила его сказать мне свой адрес и позволить пойти туда. Он уверял, что она спит и ее не нужно беспокоить. Я сказала, что пройду на цыпочках и только посмотрю на нее, я предлагала ему денег вдвое больше, чем обещала, но он оставался непреклонным. Он только и твердил, что я должна подождать до завтра, и потом простился, пожелав мне покойной ночи. Я было бросилась за ним, но упала на лестнице, мне стало дурно. Сбежавшиеся жители этого дома были очень добры ко мне. - Она снова обернулась к окну и стала смотреть на улицу. - Я должна быть терпеливой, - прибавила она, - он только немножко опоздал.
   Мистрис Соулер встала и сильно ударила ее по плечу.
   - Все ложь! - проговорила она. - Он столько же знает, где ваша дочь, сколько я, и он скрылся с вашими деньгами.
   От прикосновения ненавистной женщины в мистрис Фарнеби вспыхнул прежний гнев. Ее характер снова показал себя.
   - Вы лжете! - воскликнула она. - Оставьте мою комнату.
   Когда она произносила эти слова, отворилась дверь, и в комнату вошла служанка с письмом в руках. Мистрис Фарнеби взяла его машинально и посмотрела на адрес.
   Почерк Жервея был ей знаком. Она тотчас же узнала его, и жизнь, казалось, готова была ее покинуть. Она стояла бледная и безмолвная, держа в руках нераспечатанное письмо.
   Наблюдая за ней с коварным любопытством и вполне владея собою, мистрис Соулер посмотрела на письмо и в свою очередь узнала почерк.
   - Постойте, - закричала она горничной, которая только что приблизилась к двери, - на письме нет штемпеля, кто же принес его? Ждет посланный ответа?
   Почтенная женщина отвечала кратко и неохотно.
   - Нет.
   - Принес мужчина или женщина? - был следующий вопрос.
   - Должна я отвечать этой госпоже, сударыня, - обратилась служанка к мистрис Фарнеби.
   - Отвечайте мне немедленно, - приказала Соулер. - Этого требуют собственные интересы мистрис Фарнеби. Неужели вы не видите, что она не в состоянии говорить.
   - Хорошо, - отвечала служанка, - это был мужчина.
   - Косой.
   - Да.
   - В какую сторону он пошел?
   - К северу.
   Мистрис Соулер бросила письмо на стол и поспешно выбежала из комнаты. Служанка приблизилась к мистрис Фарнеби.
   - Вы еще не читали своего письма, сударыня, - сказала она.
   - Нет, - бессознательно отвечала мистрис Фарнеби, - я еще не открывала его.
   - Боюсь, что оно содержит дурные вести, сударыня.
   - Да, полагаю, что так.
   - Могу я что-нибудь сделать для вас?
   - Нет, благодарю вас. Да, одно. Распечатайте письмо.
   Странное было поручение. Служанка удивлялась, но повиновалась. Она была добросердечная женщина, жалела бедную леди. Но движимая любопытством, она спросила, как только вынула письмо из конверта: "Должна я прочесть его, сударыня?"
   - Нет, положите его на стол. Я позвоню, когда вы мне понадобитесь.
   Мать осталась одна, одна со смертным приговором, ожидавшим ее на столе.
   Часы пробили половину одиннадцатого. Она в первый раз пошевелилась после получения письма, встала, подошла к окну и посмотрела на улицу. Это продолжалось не более минуты. Она вернулась опять, сказала с презрением к себе: "Какая я безумная!" и взяла развернутое письмо.
   Она посмотрела на него и положила его назад.
   - Зачем я буду читать его? - проговорила она про себя, - ведь я не читая знаю, что в нем написано.
   На стене в деревянных рамах висели иллюстрации, на одной из них была изображена сцена спасения после кораблекрушения, на переднем плане мать обнимает дочь, вызволенную из пучин спасательной шлюпкой. Внизу подписано: "Благость провидения". Мистрис Фарнеби несколько минут смотрела на нее с особенным вниманием. "Провидение ей благоприятствовало, - пробормотала она, - мне - нет".
   Подумав немного, она отправилась в свою спальню, вынула из шкатулки какие-то бумаги. Оказались рецепты. Она вернулась к камину, на нем стояли два пузырька с лекарствами. Она взяла один из них, в нем была какая-то бесцветная жидкость. На ярлычке значилась доза "две столовых ложки", и также номер, соответствовавший номеру рецепта. Она прочитала рецепт. Это была микстура из двууглекислой соды и синильной кислоты для облегчения пищеварения. Она посмотрела на число и вспомнила о редком случае, когда она прибегла к помощи врача. Это было серьезное нездоровье, случившееся с нею после парадного обеда, данного хорошими ее знакомыми. Она очень умеренно поела какого-то кушанья, от которого пострадали и некоторые другие гости. Потом оказалось, что это кушанье было изготовлено в медной, нелуженой кастрюле. У нее случилось расстройство пищеварения, и только вследствие чего доктор и прописал ей это лекарство. Она выпила две ложки, хотя со своим здоровым темпераментом она презирала лекарства. Микстура и теперь была в склянке.
   Она о чем-то задумалась, потом пошла опять к камину и взяла другую склянку.
   В ней тоже была бесцветная жидкость, склянка была меньше, и лекарство было не тронуто. Она с необычайным вниманием рассматривала разницу пузырьков. Она имела также рецепт этого лекарства, но не оригинал, а копию, сделанную аптекарем по просьбе знакомого. Дата, значившаяся на ней, показывала, что он выписан три года тому назад. На кусочке бумажки, приколотой к рецепту, имелось несколько строк, написанных женской рукой: "Я не думаю, моя дорогая, чтоб с вашим здоровьем и сложением вам понадобилось когда-нибудь тоническое средство. Но на всякий случай прилагаю рецепт. Будьте осторожны, принимая лекарство, в нем яд". В рецепте три составных части: стрихнин, хинин и хлористоводородная кислота. Предписывалось принимать по пятнадцати капель в воде. Мистрис Фарнеби зажгла спичку и сожгла записку своей приятельницы. "Давно уж я собиралась покончить с собою, - думала она, глядя на горевшую бумагу, - почему же не привести в исполнение этого намерения?"
   Уничтожив бумагу, она убрала рецепт для пищеварения в шкатулку, несколько минут оставалась в нерешимости, потом открыла окно спальни и осмотрела маленький, пустынный дворик. Она вылила содержимое второго маленького пузырька во двор и поставила его пустой на камин. После вторичной непродолжительной нерешимости она вернулась в столовую со склянкой микстуры и с копией рецепта.; в котором был выписан стрихнин.
   Она поставила склянку на стол и, усевшись подле камина, взялась за звонок. Как ни было тепло в комнате, она дрожала от холода. Не предчувствовала ли ее горячая натура возникших в ней намерений и не содрогалась ли от них? Вместо того чтоб позвонить она склонилась к огню и старалась согреться.
   - Другие женщины искали бы облегчения в слезах, - подумала она. - Желала бы я быть похожей на других женщин.
   Грустная истина заключалась в этом желании. Для нее не было облегчения в слезах, забвения в обмороках. Сильный организм этой женщины не имел снисхождения к невыразимым мукам, терзавшим ее душу. Он удивительно противостоял всему: он превращал ее как бы в камень или железо.
   Она отвернулась от огня, сама удивляясь себе.
   - Какая низость, мне бояться смерти! Зачем буду я жить?
   Лежавшее на столе письмо попало ей на глаза. "Теперь прочтем его", - сказала она, взяла письмо и стала читать.
   "Все, что я могу для вас сделать как джентльмен, это избавить вас от дальнейших недоумений и ожиданий. Вы не увидите меня сегодня в десять часов по той простой причине, что я не знаю и никогда не знал, где находится ваша дочь. Желал бы быть богатым, чтоб возвратить вам ваши деньги. Но так как не имею на то никакой возможности, то хочу дать вам добрый совет. Если вы будете когда-нибудь сообщать свои тайны мистеру Гольденхарту, то позаботьтесь о том, чтоб никто не мог вас слышать".
   Она прочла эти ужасные строки, не потеряв, по-видимому, своего самообладания. Ее ум не утруждался мыслью о том, кто подслушал и изменил ей. Для обыкновенного любопытства, для обыкновенных ощущений она была нравственно мертва.
   Одна мысль овладела ею, мысль об обманувшем ее мужчине.
   - Если б он попался мне, я впилась бы в горло его руками и задушила бы его! Но так как... - Преследуя свою мысль, она бросила письмо в огонь и позвонила.
   - Снесите это в ближайшую аптеку, - сказала она, отдавая служанке рецепт на стрихнин, - подождите там и принесите мне лекарство.
   Оставшись одна, она отперла конторку, вынула оттуда письма и бумаги. Потом взяла перо и написала письмо Амелиусу.
   Когда служанка вернулась и принесла ей лекарство, пробило одиннадцать часов.
  

Глава XXXIII

   Тоф возвратился в коттедж с туфлями и чулками.
   - Как вы долго ходили, - заметил Амелиус.
   - Это не моя вина, сэр, - оправдывался Тоф. - Чулки я добыл без затруднения, но в ближайшем башмачном магазине я не мог найти по мерке туфель, все были слишком велики. Я отправился к своей жене и попросил ее указать мне подходящий магазин. Посмотрите! - воскликнул он, показывая пару шелковых стеганых туфель с голубыми розетками. - Эти, кажется, достойны прелестной ножки. Померьте их, мисс.
   Глаза Салли заблестели при виде туфель. Она вскочила с места и бросилась в свою комнату. Амелиус, заметив, что она ступает с трудом, позвал ее.
   - Я совсем забыл о нарыве, - сказал он. - Прежде чем вы наденете новые чулки, Салли, покажите мне вашу ногу. - И обратившись к Тофу, он продолжал:
   - Вы всегда так находчивы, а не подумали об игле и нитках.
   Старый француз отвечал с видом почтительного укора.
   - Зная меня, сэр, - сказал он, - могли ли вы сомневаться в том, что я сам чиню свои платья и штопаю свои чулки. - Он отправился в свою спальню и вернулся оттуда с кожаным свертком. "Когда вы будете готовы, сэр?" - прибавил он, развернув сверток и вдев нитку в иглу, между тем как Салли снимала носок с больной ноги.
   По указанию Амелиуса она села на стул у окна. Он опустился на одно колено, а на другое поставил ее ногу.
   - Повернитесь больше к свету, - сказал он, взял рукой ее ногу, осмотрел и вдруг быстро опустил ее на пол.
   Салли вскрикнула от испуга, и Тоф приблизился к ним.
   - Посмотрите, - закричала она, - ему дурно! - Тоф посадил Амелиуса на стул. "Господи помилуй, - пробормотал ошеломленный старик, - что случилось?" Амелиус побледнел, как смерть, что бывает с мужчинами крепкого сложения при внезапном потрясении. Он не мог выговорить слова. "Выпейте водки", - посоветовал Тоф, указывая на буфет. Салли тотчас же подала ее. Это несколько взбодрило Амелиуса.
   - Очень жалею, что испугал вас, - тихо промолвил он. - Салли! Дорогая маленькая Салли, ступайте оденьтесь поскорее. Вы должны поехать со мной, я скажу вам после зачем. Господи! Почему не знал я этого прежде? Он увидел, что Тоф удивляется и дрожит. "Добрый старик! Не пугайтесь, вы после все узнаете. Бегите, приведите первый попавшийся кабриолет".
   Оставшись на минуту один, он немного собрался с духом. Он старался выиграть время, приготовить себя к предстоящему свиданию с мистрис Фарнеби.
   - Я должен обдумать, как поступить, - размышлял он, сознавая, какое потрясающее впечатление произвело на него самого это открытие, - она не ожидает, что я приведу ей ее дочь.
   Салли возвратилась к нему совсем готовая идти из дома. Она казалась испуганной, когда он подошел к ней и взял ее руку.
   - Не сделала ли я чего-нибудь дурного, - спросила она по детски. - Не хотите ли вы меня отвести в какой-нибудь другой приют? - Тон и взор, с которым были произнесены эти вопросы, нарушили сдержанность, взятую на себя Амелиусом ради нее же.
   - Дорогое дитя! - воскликнул он. - Можете ли вы выдержать очень большую неожиданность? Я умираю от желания сообщить вам радостную истину, но боюсь сделать это. - Он заключил ее в объятия. Салли дрожала от беспокойства. Вместо того, чтоб отвечать ему, она повторила свой вопрос.
   - Вы хотите отвезти меня в какой-нибудь другой приют?
   Он не мог выдержать больше.
   - Это счастливейший день в вашей жизни, Салли! Я отвезу вас к вашей матери.
   Он прижал ее к себе и с тревогой смотрел на нее, опасаясь, что высказался слишком быстро.
   Она молча подняла на него свои глаза, в них выражались страх и удивление, не было и следа радости. Священные понятия и чувства, связанные с именем матери, были ей неизвестны. Человек, который проявил к ней сострадание, спас ее, так нежно обошелся с нею, был для нее отцом и матерью. Она опустила голову ему на грудь, изменившийся голос ее показал ему, что она плачет.
   - Мать моя возьмет меня от вас? - спросила она. - О, обещайте мне, что вы привезете меня назад в коттедж!
   На минуту, и только на одну минуту, Амелиус был разочарован в ней. Великодушие, свойственное его натуре, живо представило ему настоящую точку зрения. Он вспомнил, какова была до сих пор ее жизнь. Сострадание к ней наполнило его душу.
   - О, моя бедная Салли! Наступит время, когда вы не будете думать так, как думаете теперь! Я не сделаю ничего, что может огорчить вас. Вы не должны плакать, вы должны быть счастливы и любить свою мать.
   Она вытерла слезы.
   - Я сделаю все, что вы мне велите, - сказала она, - если вы меня привезете назад, Амелиус вздохнул и ничего не сказал больше. Он серьезно и безмолвно повел ее с собой, когда доложили, что экипаж у дверей.
   - Я заплачу вдвое, если вы доставите нас на место в четверть часа, - сказал он извозчику. Было двадцать пять минут двенадцатого, когда извозчик тронулся от коттеджа.
   С этой минуты разница в переживаемых чувствах двух спутников все более и более стали обнаруживаться. По мере того, как волнение Амелиуса усиливалось, Салли становилась более спокойной и доверчивой. Первый вопрос, с которым она обратилась к нему, относился не к ее матери, а к странному его состоянию при виде ее ноги. Он отвечал, объяснив вкратце и искренно все положение дела. Рассказ о происшедшем между ним и ее матерью заинтересовал и встревожил ее.
   - Как может она так любить меня, не видав в продолжение стольких лет? - спросила она. - Мать моя леди? Не говорите ей, где вы нашли меня, ей будет стыдно за меня. - Она замолчала, и в волнении смотрела на Амелиуса. - Огорчены вы чем-нибудь? Могу я взять вашу руку? - Амелиус подал ей свою руку, и Салли успокоилась.
   Когда они подъехали к дому, дверь была отворена. Джентльмен, одетый в черное, поспешно вышел оттуда, посмотрел на Амелиуса и заговорил с ним, когда тот вышел из экипажа.
   - Извините, сэр. Могу я спросить вас, не родня ли вы даме, которая живет в этом доме.
   - Нет, - отвечал Амелиус. - Но я ее друг и привез ей хорошие вести.
   Серьезное лицо незнакомца выразило сострадание.
   - Я должен поговорить с вами прежде, чем вы пойдете туда, - сказал он, понижая голос и смотря на Салли, еще сидевшую в кабриолете. - Вы извините, может быть, мою вольность, когда я скажу вам, что я доктор. Войдемте на минуту в сени, но не берите с собою молодую леди.
   Амелиус сказал Салли подождать его в экипаже. Она заметила, что лицо его изменилось и просила его не оставлять ее. Он обещал оставить дверь в дом отворенной, чтоб она могла видеть его, и последовал за доктором.
   - Очень сожалею, что должен сообщить грустные вести, - начал доктор. - Но дело очень важное, и я должен говорить откровенно. Вы слыхали, вероятно, о том что иногда по ошибке принимают одно лекарство вместо другого. Бедная леди умирает вследствие такого же случая. Постарайтесь владеть собой. Вы можете быть мне полезны, если будете настолько тверды, что займете мое место, пока я буду в отсутствии.
   Амелиус моментально приободрился.
   - Что я могу сделать, то я сделаю, - отвечал он.
   Доктор взглянул на него.
   - Я верю вам, - сказал он. - Теперь слушайте. Вместо дозы в пятнадцать капель было принято две столовые ложки, и лекарство, принятое по ошибке, был стрихнин. Один гран этого лекарства был бы гибелен, принято же три. Конвульсии уже начались. О противоядии не может быть и речи, бедняжка не в состоянии проглотить что-нибудь. Опиум облегчает в этом случае, и я отправляюсь за инструментом, чтоб пустить его под кожу. Не то чтоб я очень верил в это средство, но должно же попытать что-нибудь. Хватит ли у вас мужества подержать ее, если повторятся конвульсии в мое отсутствие?
   - Ей будет легче, если я стану держать ее? - спросил Амелиус.
   - Конечно.
   - Так я обещаю.
   - Помните, вы должны использовать силу. Там только две женщины, обе совершенно бесполезны в этом случае. Если она будет кричать, напрягайте силы, прижимайте ее крепче. Если вы будете только прикасаться к ней (я не могу вам объяснить почему это), это еще ухудшит положение.
   Пока они разговаривали, сверху сбежала служанка.
   - Не оставляйте нас, ради Бога, сэр, припадок снова начинается.
   - Этот джентльмен поможет вам, пока меня не будет, - сказал доктор. - Еще одно слово, - продолжал он, обращаясь к Амелиусу. - В промежутках между припадками она в полном сознании, может слушать и говорить. Если она пожелает изъявить свою последнюю волю, воспользуйтесь оставшимся временем. Она может каждую минуту умереть от истощения. Я сейчас вернусь.
   Он поспешно направился к двери.
   - Возьмите мой экипаж, - сказал Амелиус, - берегите время.
   - А молодая леди...
   - Останется со мной.
   Он отворил дверцу и подал руку Салли. Минуту спустя доктор сидел уже в кабриолете.
   Амелиус увидел служанку, ожидавшую его в сенях. Он стал говорить с Салли, мягко, осторожно сообщил ей слышанное, прежде чем ввел ее в дом.
   - У меня были такие хорошие надежды для вас, - сказал он, - и вот какая ужасная развязка! Хватит ли у вас мужества вынести это, если я позову вас к постели умирающей? Вам будет служить большим утешением впоследствии мысль, что облегчили последние минуты вашей матери.
   Салли взяла его руку и сказала кротко:
   - Я пойду всюду за вами.
   Амелиус ввел ее в дом. Служанка из сострадания к ее молодости позволила себе сделать замечание.
   - О, сэр, - воскликнула она. - Вы не допустите молодую леди увидеть такое ужасное зрелище.
   - Вы очень добры, - отвечал Амелиус, - благодарю вас. Если б вы знали, что я знаю, вы взяли бы ее туда. Покажите, куда идти.
   Салли смотрела на него с безмолвным благоговением, следуя за служанкой. Это был точно другой человек. Брови его были нахмурены, губы плотно сжаты. Он так крепко стиснул ее руку, что ей было больно. Вся внутренняя сила его - решительность, скрывающаяся в чувствительных организмах, - восстала в нем, чтоб встретить страшное испытание. Доктор вполне поверил бы ему, если б видел его в эту минуту.
   Они поднялись на первую площадку. Не успела служанка отворить дверь прихожей, как по всему дому разнесся пронзительный крик. Служанка попятилась и, дрожа, схватилась за перила лестницы. В ту же минуту отворилась дверь и из комнаты выскочила другая женщина в страшном испуге.
   - Я не могу выносить этого! - закричала она и кинулась вниз по лестнице, не замечая присутствия посторонних людей.
   Амелиус вошел в гостиную, держа Салли за руку. Когда он усадил ее в кресло, ужасный крик повторился. Он ободрил ее словом и взглядом и бросился в спальню.
   На минуту, но только на одну минуту остановился он, пораженный ужасом при виде отравившейся женщины. От стрихнина каждый мускул у нее напрягался, и все тело сотрясали мучительные конвульсии. Руки у нее были точно вывернуты, голова загнута назад, все тело напряжено, согнуто и приподнято кверху от постели, вытаращенные глаза, мрачное лицо, перекошенные губы, сжатые зубы, - все это было ужасно видеть. После минутного колебания он смело подошел к ней.
   Прежде чем она успела закричать еще раз, он охватил ее своими руками. Полного напряжения его сил было едва достаточно, чтоб сдержать страшные конвульсии, перекашивающие все ее тело и поднимавшие его с постели. Он почувствовал постепенно ослабление судорог ее тела и припадок затих. Мертвенная неподвижность глаз стала проходить, и искривленные губы приняли нормальное положение. Она опустилась на постель и отдыхала, на лице выступила испарина. Немного спустя отяжелевшие веки слегка приподнялись. Она взглянула на него.
   - Вы узнаете меня? - спросил он, наклонившись над нею, и она прошептала в ответ: "Амелиус".
   Он опустился подле нее на колени и поцеловал ее руку.
   - Можете вы выслушать меня? Я должен очень важное сообщить вам.
   Она с трудом перевела дух, грудь ее сжималась. Он крепко обнял ее своими руками, чтоб положить повыше на постели, в эту минуту из соседней комнаты раздался умоляющий голос Салли:
   - Позвольте мне придти к вам, я боюсь здесь одна.
   Прежде чем ей ответить, он подождал с минуту, посмотрел на лицо, отдыхавшее у него на груди. По нему распространялась мертвенная тень, холодная, липкая влага покрывала лоб. Он обернулся к двери соседней комнаты, девушка стояла уже в дверях. Он сделал ей знак приблизиться. Она робко подошла, остановилась подле него и смотрела на мать. Амелиус велел ей занять его место.
   - Обнимите ее, - прошептал он. - Салли, сообщите ей в поцелуе, кто вы.
   Слезы девушки бурно полились, когда она прижала свои губы к щеке матери. Умирающая женщина взглянула на нее вопросительно, потом перевела взор свой на Амелиуса. В ее глазах было сомнение, от которого сжалось его сердце. Устроив подушки так, чтоб она могла оставаться в сидячем положении, он сделал Салли знак приблизиться к нему и снять туфлю с ее левой ноги. Сделав это, он снова посмотрел на постель, посмотрел и содрогнулся. Еще минута, и будет, может быть, поздно. Он поспешно ножом разрезал чулок и, посадив Салли на постель, подтянул ее босую ногу к матери.
   - Ваше дитя, ваша дочь! - воскликнул он. - Я нашел вашу любимицу. Ради Бога, приподнимитесь, посмотрите!
   Она услышала его, слегка приподняла ослабевшую голову, взглянула, узнала.
   На минуту она собралась с угасающими силами. Глаза ее засияли божественной радостью материнской любви, крик торжества вырвался у нее из груди. Тихо, медленно наклонялась она вперед к самой ноге дочери. Со слабым вздохом экстаза она поцеловала ее. Прошла минута, и голова ее не поднялась более. Последний вздох ее был вздохом радости.
  

Глава XXXIV

   День склонялся к вечеру. Несколько часов отдыха и уединения в коттедже в некоторой степени возвратили Амелиусу спокойствие. Он сидел теперь в библиотеке в обществе одной Салли. В комнате царствовало молчание. На открытой конторке подле него лежало письмо мистрис Фарнеби, написанное ему в утро ее смерти.
   Он нашел письмо нераспечатанным на полу спальни и, по счастью, успел скрыть его прежде, чем хозяйка дома и служанки решились войти в комнату. Доктор, вернувшийся несколько минут спустя, заявил женщинам о прибытии осмотрщика мертвых тел и тщетно советовал им быть осторожными на язык. Не только причина смерти, но и имя покойной, помеченное на ее белье, скоро стали известными и открыли, что она наняла квартиру под чужим именем, а именно мистрис Рональд, и все это спустя несколько часов сделалось предметом толков во всей округе. При таких обстоятельствах рассказ об этом происшествии был в тот же вечер напечатан в одной из местных газет. Названо было настоящее имя, чтоб уведомить родственников о печальном событии. Если б письмо попало в руки хозяйки дома, то, по всему вероятию, тоже появилось бы в газетах, и тайна жизни и смерти мистрис Фарнеби стала бы общим достоянием.
  
   "Я поручаю вам, только вам одному, - писала она Амелиусу, - исполнить последнее желание умирающей женщины. Вы знаете меня, знаете, как я мечтала о счастливой жизни в уединении с моей дочерью. Единственная надежда, которой я жила, оказалась жестоким обманом. Я открыла сегодня утром, что я была жертвой негодяев, наглым образом обманывавших меня за последнее время. Если 6 я была более счастливая женщина, если б у меня были какие-нибудь другие интересы, которые могли бы поддержать меня в этом ужасном несчастье, тогда другое дело. При настоящих условиях единственное мое спасение - смерть.
   Мое самоубийство не должно быть известно никому, кроме вас. Уже несколько лет мысль о самоубийстве под видом ошибки возникла в уме моем. Я хранила это средство (весьма простое), думая, что рано ли, поздно ли кончу этим. Когда вы будете читать эти строки, я успокоюсь навсегда. Вы исполните то, о чем я буду просить вас, в память обо мне, я в этом уверена.
   Вам предстоит еще долгая жизнь, Амелиус. Мечта о вас и своей дочери все еще коренится у меня в душе, я все еще верю, что вы можете встретить ее через несколько лет.
   Если это со временем случится, я умоляю вас из сожаления ко мне не говорить никому, что она дочь моя. И если Джон Фарнеби будет еще жив тогда, я именем умирающего друга запрещаю вам дать ей увидеть его и даже сообщить ей о его существовании. Угадываете ли вы мои побуждения? Я могу сделать вам теперь постыдное признание, которое объяснит все, так как я знаю, что никогда более вас не увижу. Моя девочка родилась до брака, и человек, сделавшийся впоследствии моим мужем, человек низкого происхождения, был ее отец. Он использовал это обстоятельство, чтоб заставить родителей моих выдать меня за него замуж и составить таким образом его состояние. Теперь я знаю, хотя прежде только подозревала, что он бессовестно бросил своего ребенка, как помеху его карьере. Теперь вы не будете думать, что я требую слишком много, изъявляя желание, чтоб никогда не говорили моей бедной девочке об этом бесчеловечном негодяе. Что же касается до моей доброй славы, то я не думаю о себе. Имея перед собой смерть, я думаю о моей бедной матери и обо всем, что она выстрадала и чем пожертвовала для спасения меня от беды, которую я заслужила. Ради нее, не ради меня, должны вы хранить тайну от друзей и врагов, когда вас будут спрашивать, кто моя девочка. Вы должны сделать исключение только для моего стряпчего. Уже много лет тому назад я отдала в его руки деньги для моей дочери на случай, если она окажется жива. Вы можете показать ему это письмо, как ваше полномочие.
   Не забывайте меня, Амелиус, но и не горюйте обо мне. Я отправилась в могилу, как вы отправляетесь спать, когда вы уставши. Я вас любила и благодарна вам: вы были всегда так добры ко мне. Писать больше нечего, я слышу, что служанка вернулась из аптеки и принесла мне освобождение от тяжелого бремени безнадежной жизни. Дай вам Бог быть счастливее, чем я! Прощайте!"
  
   Итак она рассталась с ним навеки. Но роковое соединение скорбей этой женщины с жизнью и счастьем Амелиуса этим не кончилось.
   Он без малейшего колебания решился уважить и исполнить желания умершей, нимало не предчувствуя того, что может из этого выйти. Теперь, когда несчастная история прошлого была вполне раскрыта перед ним, он считал себя честью обязанным сохранить тайну дочери ради матери. С таким убеждением он прочел это грустное письмо. С таким убеждением встал он с места, чтоб спрятать под замок ее письмо.
   Только что он убрал письмо в потайной ящик своей конторки, как вошел Тоф с карточкой и доложил, что джентльмен желает его видеть. Амелиус, взглянув на карточку, был очень удивлен при виде имени: "Мистер Мильтон". Несколько строк было написано внизу карандашом: "Мне нужно переговорить с вами по весьма важному делу". Не понимая, чего может от него желать этот соперник, Амелиус приказал Тофу ввести посетителя.
   Салли вскочила с места с обычным ее недоверием к незнакомым людям.
   - Могу я уйти прежде, чем он войдет сюда? - спросила она.
   - Если вам угодно, - отвечал Амелиус спокойно. Она была уже в дверях своей комнаты, когда Тоф снова явился и доложил о посетителе. Мистер Мильтон вошел в ту минуту, когда она скрылась, но он успел увидеть ее платье, когда затворялась за нею дверь.
   - Я, кажется, вам помешал? - сказал он, не спуская глаз с двери.
   Этот пожилой господин был великолепно одет, его шляпа и перчатки могли служить образцом. Он был печален и вежлив, но относился подозрительно к увиденному им в дверях платью. Когда Амелиус предложил ему стул, он взял его с таинственным вздохом, мрачно решившись покориться печальной необходимости сесть на него.
   - Я считаю ненужным хитрое вступление или предисловие, - начал он, - так как вы, без сомнения, читали горестное известие в вечерних газетах.
   - Я не видал вечерних газет, - отвечал Амелиус, - о каких известиях вы говорите?
   Мистер Мильтон откинулся на спинку стула, и выразил сожаление и удивление, высоко подняв брови.
   - О, дорогой! Как это грустно! Я полагал, что вам известны все подробности, что вы примирились, как и следует, с неисповедимыми путями провидения. Позвольте мне насколько возможно мягче сообщить вам обо всем. Я пришел узнать, не слыхали ли вы чего о мисс Регине. Поймите мои мотивы! Теперь не должно быть между нами недоразумений по этому предмету. Здесь серьезная необходимость, пожалуйста, будьте внимательны, да, весьма серьезная необходимость немедленных прямых сношений с дядей мисс Регины, а я не знаю никого, кроме вас, кто мог бы иметь так скоро известия о путешественниках. Вы, так сказать, член семьи...
   - Позвольте! - воскликнул Амелиус.
   - Прошу извинения, - сказал мистер Мильтон, как бы недоумевая, почему его прервали.
   - Я не понимаю, что вы хотите сказать, - объяснил Амелиус, - вы говорите околичностями, извините за выражение. Если вы все это ведете к смерти мистрис Фарнеби, я могу сказать вам, что уже знаю об этом.
   Спокойное самообладание, выражавшееся на лице мистера Мильтона, было несколько нарушено. Он только что намеревался излиться в приличном обстоятельствам красноречии, с особенными модуляциями его звучного голоса и вдруг его ставят в смешное положение.
   - Но вы, кажется, сказали, что не читали вечерних газет, - заметил он глухим голосом.
   - Совершенно справедливо, я не видел их.
   - Так как же вы узнали о смерти мистрис Фарнеби?
   Амелиус отвечал со свойственной ему откровенностью.
   - Я попал к бедной леди в утро ее смерти, - сказал он, - ничего не зная о случившемся. Я встретил доктора у дверей и присутствовал при ее смерти.
   Неестественное спокойствие мистера Мильтона было опять подвергнуто испытанию этим новым открытием.
   Он как самый обыкновенный человек вскочил с места и вскричал с удивлением:
   - Господи, помилуй, что же это значит?
   Амелиус вообразил, что этот вопрос обращен к нему и спокойно отвечал:
   - Я не знаю.
   Мистер Мильтон со своей стороны истолковал эти невинные слова в другую сторону, принял за намерение прервать его и холодно заметил:
   - Прошу извинения. Я сейчас объясню все. Вы поймете мое удивление. Прочитав вечернюю газету, я отправился по означенному адресу. В отсутствие мистера Фарнеби я, как старый друг его, считал себя обязанным сделать это. Я видел хозяйку дома, а также и доктора. Оба они говорили о джентльмене, приехавшем поутру в сопровождении молодой леди, они рассказывали, что он настаивал, непременно хотел ввести ее с собою. Теперь, когда вы объяснили мне, что присутствовали при последних минутах мистрис Фарнеби, я не сомневаюсь больше, что вы именно были этот "джентльмен". Удивление с моей стороны было весьма естественно. Я никак не ожидал, что вам было известно, куда скрылась мистрис Фарнеби. Что же касается до молодой леди, то я совершенно недоумеваю...
   - Вам сказали правду относительно меня, - перебил его Амелиус. - Надеюсь, что этого достаточно. Что же касается молодой леди, то вы меня извините, мне нечего сообщать о ней ни вам, ни кому-либо другому.
   Мистер Мильтон поднялся с достоинством и холодно-вежливым тоном сказал:
   - Позвольте вас уверить, что я вовсе не желал войти в ваше доверие. Осмелюсь только сделать одно замечание. Вам, без сомнения, легко сохранить ваши секреты, говоря со мною. Но вам встретятся некоторые затруднения, когда придется отвечать судебному следователю. Вам, я полагаю, известно, что вы будете вызваны свидетелем при разбирательстве этого дела?
   - Я оставил свой адрес доктору на этот случай, - по-прежнему спокойно отвечал Амелиус, - и готов дать показания всего виденного мною у постели бедной мистрис Фарнеби. Но если даже все следователи Англии станут допрашивать меня о молодой леди, я им скажу то же, что сейчас сказал вам.
   Мистер Мильтон иронически улыбнулся.
   - Увидим, - заметил он. - Могу я просить вас (в интересах семейства) прислать мне немедленно адрес, как только вы получите известия о мисс Регине. Я не имею другой возможности войти в контакт с мистером Фарнеби. Я могу еще прибавить, что я уже распорядился насчет похорон, уплаты некоторых долгов и так далее. Как друг и представитель мистера Фарнеби...
   Тут он был прерван приходом Тофа со счетом в руках.
   - Извините, сэр, эта особа дожидается. Она просит только подписать счет. Вещи в зале.
   Амелиус рассмотрел счета. Это был формальный документ на получение гардероба Салли, возвращенного из приюта. Когда он взял перо, чтобы подписать бумагу, он взглянул на дверь комнаты Салли. Мистер Мильтон, наблюдавший за ним, собрался уходить.
   - Я на минуту прерву вас, - сказал он. - У вас мой адрес на карточке, прощайте.
   Выходя из дома, он прошел мимо пожилой женщины, ожидавшей в зале. Тоф поспешил отворить садовую калитку, извозчик, увидев его, обратился к нему. Леди, которую он привез в коттедж, не отдала ему должной платы, он требовал или денег, или адрес этой особы. Спокойно переходя через улицу, мистер Мильтон вскоре услышал женский голос, она получила подписанный счет и проследовала за ним. Во время спора о плате и проделанном расстоянии не раз упоминалось название приюта и местность, в которой он находился. Заполучив эти сведения, мистер Мильтон зашел в свой клуб, потолковал с директором о "благотворительных учреждениях" и пришел к заключению, что он открыл жительницу приюта "погибших женщин" в доме Регинного жениха.
   На следующее утро принесли Амелиусу с почты письмо от Регины. На нем был помечен один из отелей Парижа. Ее "дорогой дядюшка" слишком понадеялся на свои силы, отказался отдохнуть ночь в Булони, страшно страдал от утомления после такого продолжительного путешествия и должен теперь лежать в постели. Приглашенный ими английский доктор не мог сказать, скоро ли он будет в состоянии продолжать путешествие, организм больного испытал серьезные перегрузки, он очень ослаб. Заботливо сообщив докторское мнение, Регина позволила себе сказать несколько приветливых слов и уверяла его, что с нетерпением ждет от него известий. Но во всем и всюду "дорогой дядюшка" был на первом плане. Ей нужно идти к мистеру Фарнеби, а потому она и пишет коротко. Бедный больной страдает хандрой, его величайшая отрада это слушать чтение племянницы, и он нуждается в ней теперь. В неизбежном постскриптуме стояло несколько нежных слов. "Как бы я желала, чтоб вы были с нами. Но, увы! Это невозможно!"
   Амелиус списал адрес и немедленно послал его мистеру Мильтону.
   Было двадцать четвертое число. Поезд отходил из Лондона рано утром, а расследование было отложено по просьбе следователя до двадцать шестого числа. Мистер Мильтон после своего свидания с Амелиусом решил, что случай был настолько серьезен, что давал ему право отправиться в Париж вслед за телеграммой. Это был долг его, как старого друга мистера Фарнеби, сообщить тому об открытии, сделанном в коттедже, и обо всем, что он слышал от хозяйки дома и доктора. Там он сам увидит, как должен он поступить для блага своей племянницы. А какие услуги могут подобные действия оказать самому мистеру Мильтону в его неудачных исканиях руки мисс Регины, он как будто и не замечал. При сознании долга свои собственные дела ставил он на задний план.
   В этот же вечер между двумя джентльменами было тайное совещание в Париже. Доктор подтвердил, что пациент его не в состоянии выдержать обратное путешествие в Лондон ни при каких условиях.
   При обсуждении вопроса о распоряжениях, необходимых при формальном следствии о смерти мистрис Фарнеби, мистер Мильтон сообщил обо всем происшедшем подробно, как того требовала дружба его к мистеру Фарнеби. К его величайшему удивлению и беспокойству, Фарнеби вдруг приподнялся на постели, объятый паническим страхом.
   - Вы говорите, - пробормотал он, как только в состоянии был заговорить, что хотите навести справки об этой девушке.
   - Я, конечно, нахожу это необходимым при известных отношениях мистера Гольденхарта к вашему семейству.
   - Не делайте ничего подобного! Не упоминайте о том Регине и ни одной жив

Другие авторы
  • Кольридж Самюэль Тейлор
  • Мальтбрюн
  • Красницкий Александр Иванович
  • Джакометти Паоло
  • Шеррер Ю.
  • Анненский Иннокентий Федорович
  • Нефедов Филипп Диомидович
  • Амосов Антон Александрович
  • Будищев Алексей Николаевич
  • Ладенбург Макс
  • Другие произведения
  • Верхарн Эмиль - Вечерня
  • Немирович-Данченко Василий Иванович - Святые Горы
  • Гуревич Любовь Яковлевна - Архив Л. Я. Гуревич
  • Чичерин Борис Николаевич - История политических учений. Часть третья. Новое время (продолжение)
  • Плеханов Георгий Валентинович - Письмо об обстоятельствах, сопровождавших выход тов. Ленина из редакции "Искры"
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Изгнанник, исторический роман из смутных времен Богемии, в продолжении Тридцатилетней войны
  • Гримм Вильгельм Карл, Якоб - Три лентяя
  • Эркман-Шатриан - Возмездие
  • Лесков Николай Семенович - Справедливый человек
  • Вагнер Николай Петрович - Вагнер Н. П.
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
    Просмотров: 397 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа