Григорович Дмитрий Васильевич - Два генерала

stify">   Удовлетворить! Особенно былъ онъ строгъ, когда жалоба поступала противъ лица купеческаго сослов³я; онъ не любилъ купцовъ по убѣжден³ю и всегда говорилъ:

   - Надо держать ихъ въ ежовыхъ рукавицахъ!

   Въ послѣднихъ случаяхъ Помпей Николаевичъ не выслушивалъ даже оправдан³й, не принималъ никакихъ возражен³й. Подозвавъ Ѳомина, онъ говорилъ коротко и ясно:

   - Удовлетворить!

   Справедливый во всѣхъ случаяхъ своей жизни, онъ не пощадилъ разъ даже перваго купца города и милл³онщика Лепехина, на котораго пришла жаловаться кухарка, говоря, что Лепехинъ обсчиталъ ее на цѣлковый, выдавая ей мѣсячное жалованье.

   - Ѳоминъ, вызвать завтра Лепехина! сказалъ Пыщинъ.

   Когда на другое утро Лепехинъ явился, Помпей Николаевичъ не позволилъ ему даже рта открыть; онъ сдѣлалъ шагъ впередъ и грозно ему замѣтилъ:

   - Я вамъ дамъ грабить народъ! Я здѣсь для порядка! Вы всѣ мошенники, плуты! Удовлетворить! Безъ разговора! Ѳоминъ, удовлетворить!..

   Увлеченный справедливост³ю и участ³емъ къ беззащитнымъ бѣднякамъ, Помпей Николаевичъ въ одномъ только ошибся; онъ не расчелъ, что эти бѣдняки, поощренные его заступничествомъ, злонамѣренно имъ воспользуются. Дѣйствительно, по прошеств³и нѣсколькихъ дней, не стало отъ нихъ отбою; они полѣзли толпами и, если недоставало мѣста въ пр³емной, крикливо осаждали подъѣздъ начальника. Дѣлать было нечего, требовалось принять энергическ³я мѣры; позванный полиц³ймейстеръ получилъ приказан³е, чтобы съ этой же минуты каждый, кто явится, забранъ былъ въ часть и крѣпко высѣченъ. Этимъ только можно было остановить безпорядокъ и своевол³е.

   Во все время управлен³я своего въ городѣ, Помпей Николаевичъ разъ, можно сказать, взволнованъ былъ досадливымъ чувствомъ; мы приводимъ его здѣсь какъ исключен³е. Въ одинъ лѣтн³й день, на многихъ улицахъ, на канцелярскихъ столахъ и въ лавкахъ перехвачено было множество подкидныхъ листковъ, на которыхъ начертаны были стишки, очевидно направленные противъ Помпея Николаевича, или, вѣрнѣе, противъ его способа рѣшать дѣла.

   Вотъ эти стишки:

  

   "Наше судопроизводство.

   "Встань направо!

   И онъ подлецъ,- и ты не права!

   Ѳоминъ! обоихъ посадить!

   Ихъ допросить! Мнѣ доложить! Имъ объявить!.."

  

   Досада Помпея Николаевича не столько возбуждалась, конечно, этими ничтожными стишонками, сколько тѣмъ, что никакъ не могли отыскать негодяя автора, несмотря на то даже, что весь городъ поставленъ былъ на ноги и полиц³я трое сутокъ какъ угорѣлая металась, высунувъ языкъ. За исключен³емъ этого случая, дни Помпея Николаевича текли невозмутимо-стройно. Такъ жилъ онъ пять лѣтъ, распространяя вокругъ себя миръ и порядокъ, водворяя чистоту и спокойств³е, когда вдругъ вызванъ былъ въ Петербургъ, гдѣ получилъ извѣст³е, что мѣсто его отдано другому.

   Сколько ни старались мы проникнуть тайну неожиданнаго переворота въ служебной карьерѣ Помпея Николаевича, старан³я наши оказались тщетными. Самъ Помпей Николаевичъ не могъ дать себѣ въ этомъ опредѣлительнаго отчета. Достовѣрно только то, что удален³е это вовсе нельзя было считать немилост³ю.

   Новое мѣсто было тѣмъ хорошо, говорили эксперты въ дѣлѣ пр³обрѣтен³я коронныхъ мѣстъ, пенс³й, арендъ и казеннаго содержан³я, тѣмъ хорошо новое мѣсто, что, оставляя Помпея Николаевича въ совершенномъ покоѣ, не требуя отъ него никакой дѣятельности, оно давало отличное жалованье, которое, вмѣстѣ съ его пенс³ей, составляло круглую, увѣсистую цифру. Говорили, что Пыщинъ въ этой должности будетъ какъ нельзя больше на своемъ мѣстѣ: - головоломной работы рѣшительно никакой, только въ сроки получать жалованье,- обязанность, которую выполнитъ онъ со всею аккуратност³ю, такъ всегда его отличавшею.

   Не такъ, однакожъ, смотрѣлъ, повидимому, на этотъ предметъ Помпей Николаевичъ. Новое мѣсто, несмотря на весь почетъ свой, равнялось въ глазахъ его не болѣе, не менѣе, какъ чистой отставкѣ. Онъ увидѣлъ, что, переводя его сюда, ему ясно сказали, что въ немъ больше не нуждаются. Человѣкъ, который чуть ли не съ шестнадцати лѣтъ привыкъ къ страшной дѣятельности, привыкъ управлять и повелѣвать, не могъ, конечно, ужиться съ пассивною ролью человѣка, для котораго вся дѣятельность ограничивалась получен³емъ жалованья, обѣдомъ въ клубѣ и прогулкою по Невскому проспекту. Для могучей натуры Пыщина дѣятельность была такою существенною потребност³ю, какъ масло для лампы, если хотятъ, чтобы она горѣла; отнимите это масло,- лампа потухнетъ. Такъ было и съ Помпеемъ Николаевичемъ. Въ первые шесть мѣсяцевъ онъ постарѣлъ цѣлыми десятью годами.

   Къ этому, надо сказать, много также способствовалъ Петербургъ. Здѣсь каждый день доставлялъ ему двадцать случаевъ убѣдиться, что удален³е его отъ прежней должности равнялось паден³ю, и что часъ его пробилъ. Иначе нельзя было истолковать себѣ обстоятельства, что въ клубѣ, на гуляньѣ, въ обществѣ,- словомъ, вездѣ, Помпей Николаевичъ встрѣчался съ молодыми людьми, часто прежними своими подчиненными, которые занимали виднѣйш³я мѣста и дѣйствовали на службѣ, между тѣмъ, какъ онъ,- онъ, Пыщинъ, былъ отстраненъ отъ всякаго дѣла. Встрѣчая, кромѣ того, на каждомъ шагу противорѣч³е самымъ кореннымъ своимъ убѣжден³ямъ, онъ въ первое время рѣшился было подать въ отставку и удалиться въ Москву. Разсудивъ, однакожъ, основательно, что мѣрою этою никому ничего не докажетъ: лишится только значительнаго оклада; разсудивъ, съ другой стороны, что какъ ни пассивна занимаемая имъ должность, она все-таки должность, служба, а безъ службы ему предстоитъ положительно нравственная смерть, онъ отложилъ такое намѣрен³е.

   Единственною отрадой почтеннаго старика было пр³ѣзжать иногда лѣтомъ въ деревню, не въ ту деревню, которая была по дорогѣ къ Сергѣю Львовичу, но въ другую, которую Помпей Николаевичъ купилъ подъ Петербургомъ, какъ только рѣшился не подавать въ отставку. Мирный пр³ютъ этотъ тѣшилъ старца.

   Тамъ, отдыхая душевно, находилъ онъ удовольств³е вспоминать свою счастливую, но трудовую юность; движимый этими воспоминан³ями, движимый также, можетъ-быть, чувствомъ признательности къ покойному благодѣтелю Аракчееву и желая почтить его память. Помпей Николаевичъ старался устроить въ имѣн³и тотъ же порядокъ, который въ его время былъ въ Грузинѣ. Онъ разбивалъ вездѣ маленьк³я правильныя клумбы, сажалъ въ лин³ю и въ равномъ разстоян³и другъ отъ друга деревья, пробивалъ вездѣ по шнуру лин³и, которыя украшалъ тумбочками,- словомъ, проводилъ время въ мирныхъ занят³яхъ, отвѣчавшихъ его врожденнымъ вкусамъ и наклонностямъ.

   Съ крестьянами держалъ онъ себя совершеннымъ отцомъ. Онъ входилъ во всѣ мелочи ихъ семейнаго и хозяйственнаго быта, лично чинилъ судъ и расправу, заботился объ ихъ дѣтяхъ, заботился даже о ставяяхъ ихъ жилищъ, требуя, чтобы всѣ ставни выкрашены были одинаковою краской. Короче сказать, онъ былъ не столько помѣщикомъ, сколько патр³архомъ въ своей деревнѣ.

   Вставъ всегда очень рано, обливалъ голову студеною водою и потомъ, обтеревъ всего себя губкой, отчего на полу оставался всегда большой лучеообразный мокрый кругъ съ сухимъ центромъ, Помпей Николаевичъ вооружался складнымъ пальмовымъ аршиномъ и предпринималъ крѣпительную утреннюю прогулку.

   Выступая ровнымъ, размѣреннымъ шагомъ, онъ неизмѣнно направлялся сначала къ небольшому полю ржи, которое приказывалъ засѣвать, повидимому, съ тою лишь цѣлью, чтобы каждое утро доставлять себѣ удовольств³е, вымѣрять аршиномъ, насколько увеличился ростъ хлѣба. Послѣ того осматривалъ онъ клумбы, дорожки, столбы; если замѣчалъ, что гдѣ-нибудь краска отлупилась, или валялась какая-нибудь нечистота,- онъ тотчасъ же отмѣчалъ это въ особую книжку и, возвратясь домой, отдавалъ приказан³е немедленно исправить безпорядокъ.

   Прогулку свою кончалъ онъ обыкновенно тѣмъ, что проходилъ по улицѣ и каждый разъ, остановившись,- сегодня передъ одной избою, завтра передъ другой,- требовалъ къ себѣ хозяйку.

   - Здравствуй, матушка, говорилъ онъ, привѣтливо кивая.

   - Здравствуйте, ваше превосходительство.

   - Ты хозяйка?

   - Я, ваше превосходительство.

   - А корова у тебя есть?

   - Есть, ваше превосходительство.

   - А телята есть?

   - Есть, ваше превосходительство.

   - И куры есть?

   - Есть, ваше превосходительство.

   - Сколько куръ?

   - Три, ваше превосходительство.

   - Мало куръ! А цыплята есть?

   - Нѣтъ, ваше превосходительство.

   - Отчего нѣтъ?

   - Собаки поѣли, ваше превосходительство.

   - Не должно быть! Недосмотръ значитъ! говорилъ Помпей Николаевичъ, отечески нахмуривая брови. - А дѣти есть у тебя?

   - Есть, ваше превосходительство.

   - Гдѣ они?

   - Въ работѣ, ваше превосходительство.

   - Сколько получаютъ жалованья?

   - Двадцать рублевъ, ваше превосходительство.

   - Береги деньги! внушительно говорилъ Помпей Николаевичъ, послѣ чего шелъ далѣе, съ тѣмъ, чтобы на другое утро распространить свою заботливость, точно такъ же, по порядку, на сосѣднюю избу.

   Устроивъ здѣсь образцовое хозяйство, онъ задумалъ, ради скуки и развлечен³я, сдѣлать то же самое въ наслѣдственной деревнѣ. Съ этою цѣлью взялъ онъ двадцативосьмидневный отпускъ, сѣлъ въ вагонъ желѣзной дороги и посѣтилъ мѣста, которыя, по справедливости, всегда будутъ гордиться, что служили ему родиной и первою колыбелью.

   Такъ вотъ какую жизнъ велъ въ послѣднее время человѣкъ, который болѣе сорока лѣтъ удивлялъ своими способностями не только подчиненныхъ, но даже постороннихъ,- который и теперь,- былъ бы только просторъ для его дѣятельности,- могъ бы оставить еще болѣе рѣзк³й слѣдъ своего существован³я и прибавить нѣсколько лишнихъ вѣнковъ къ числу тѣхъ, которые и безъ того такъ уже пышно обвивали его голову.

  

  

   Утромъ, на другой день послѣ того, какъ прибылъ въ Дудиловку знаменитый родствепникъ, Петръ Сергѣевичъ проснулся позже обыкновеннаго. Это произошло вотъ отчего: наканунѣ, какъ только увели дядю Пыщина въ приготовленные для него покои, Петръ Сергѣевичъ приступилъ къ устройству помѣщен³я для себя собственно: онъ занялъ прежнюю свою комнату во второмъ этажѣ, на концѣ коридора, и провозился далеко за полночь, раскладывая книги и разбирая бумаги.

   Онъ, вѣроятно, проспалъ бы еще долѣе; но его разбудилъ ускоренный шумъ на лѣстницѣ; секунду спустя, дверь его комнаты скрипнула и пропустила голову Сергѣя Львовича.

   Съ перваго взгляда пришла ему мысль, что съ отцомъ вѣрно произошла какая нибудь непр³ятность. Онъ не ошибся; первымъ словомъ Сергѣя Львовича было:

   - Ты видишь меня въ совершенномъ отчаян³и!..

   - Что случилось?

   - Я просто не знаю, что дѣлать! произнесъ Сергѣй Львовичъ голосомъ глубочайшей скорби и унын³я.

   - Что-жъ такое?

   - Вотъ! братецъ,- вотъ!.. ороговорилъ Сергѣй Львовичъ, неожиданно прикладывая ладонь къ губамъ и вдругъ отводя ее на цѣлую четверть.

   - Я все-таки ничего не понимаю...

   - Его укусила муха!

   - Кого?

   - Помпея Николаевича! Узнаю, что онъ проснулся, прихожу къ нему здороваться,- взглянулъ:- вотъ губа!- вотъ!.. подхватилъ Сергѣй Львовичъ, снова отводя ладонь на четверть отъ губы.

   Лицо Сергѣя Львовича было проникнуто выражен³емъ такого искренняго, душевнаго разстройства, что скорѣе возбуждало сострадан³е и жалость; но какъ быть! Петромъ Сергѣевичемъ овладѣло въ эту минуту то невольное чувство, которое заставляетъ смѣяться, при видѣ, когда съ человѣка сорветъ шляпу и унесетъ ее въ воду, или когда кто-нибудь неожиданно шлепнется въ лужу. Сергѣй Львовичъ не шутя обидѣлся.

   - Не понимаю, чему тутъ смѣяться! сказалъ онъ, краснѣя. - Ты видишь, какъ меня это безпокоитъ, и смѣешься!..

   - Прости меня, Бога ради! Это совершенно противъ воли... поспѣшно заговорилъ сынъ, дѣлая надъ собою усил³е,- но ты сказалъ мнѣ объ этомъ такъ неожиданно, я не успѣлъ очнуться; главное, ты произнесъ это такимъ страннымъ голосомъ...

   - Да, тебѣ легко говорить! горячо перебилъ Сергѣй Львовичъ.- Ты стань на мое мѣсто; Помпей Николаевичъ пр³ѣхалъ всего на какихъ-нибудь два дня - и вдругъ такое несчаст³е!..

   - Это вездѣ могло случиться...

   - Да, но отчего же случилось именно у меня? крикнулъ Сергѣй Львовичъ, судорожно сжимая кулаки.

   - Во всякомъ случаѣ, ты напрасно себя такъ тревожишь; ты нисколько не виновать.

   - Нѣтъ, виноватъ! виноватъ!.. Надо было предвидѣть такой случай, надо даже все предвидѣть! Я долженъ былъ устроить ему пологъ, или повѣсить темныя занавѣси... Я даже думалъ объ этомъ; но, чортъ возьми,- всего не успѣешь!..

   - Все равно, сердись не сердись,- теперь не исправишь, перебилъ Петръ Сергѣевичъ,- надо подумать, нельзя ли пособить горю...

   - Да что-жъ тутъ сдѣлаешь?! Я тебѣ говорю:- вотъ! вотъ! - подхватилъ Сергѣй Львовичъ, повторяя снова свой выразительный жестъ ладонью.- Я такъ обрадовался его пр³ѣзду, такъ давно ждалъ его: надо же, чтобъ это случилось! Завтра, какъ нарочно, съѣдутся гости; главное, разумѣется, съ тѣмъ и пр³ѣдутъ, чтобъ взглянуть на него... это очень понятно; что-жъ я скажу имъ? Помпей Николаевичъ очевидно не можетъ показаться въ такомъ видѣ; онъ наконецъ самъ сказалъ, что не выйдетъ изъ своей комнаты... Проклятая муха! чортъ ее дралъ туда затесаться! укуси она няньку Ульяну или Петра Кондратьевича... нѣтъ: - туда именно занесла ее нелегкая!..

   - Повторяю тебѣ: ты напрасно себя такъ тревожишь; быть-можетъ завтра все пройдетъ; я слышалъ, въ этихъ случаяхъ удивительно помогаетъ примочка изъ холодной воды съ солью...

   - Какъ это дѣлается?

   - Очень просто: развести соль въ водѣ, напитать тряпку и прикладывать къ больному мѣсту...

   Сергѣй Львовичъ крѣпко притиснулъ раскраснѣвш³йся лобъ ладонью и выбѣжалъ изъ комнаты. Все это произошло такъ скоро, что Петръ Сергѣевичъ едва успѣлъ очнуться, какъ уже каблуки отца застучали по ступенькамъ лѣстницы.

   Минутъ черезъ десять Петръ Сергѣевичъ былъ одѣтъ. Въ нижнемъ коридорѣ встрѣтилъ его отецъ.

   - Я послѣдовалъ твоему совѣту, сказалъ онъ,- приложили! онъ теперь пьетъ чай...

   - Ну и прекрасно; увидишь,- вройдетъ! возразилъ сынъ.

   Оба вошли въ залу.

   Семейство было въ полномъ сборѣ и окружало чайный столъ. Происшеств³е съ дядей Ныщинымъ, но еще болѣе, вѣроятно, состоян³е духа Сергѣя Львовича, замѣтно дѣйствовали во вредъ веселости. Всѣ молчали, переглядывались и казались не въ своей тарелкѣ; дѣти улыбались тогда только, когда отецъ, расхаживавш³й какъ маятникъ взадъ и впередъ съ закинутыми за спину руками, отходилъ въ дальн³й конецъ залы. Зинаида Львовна казалась болѣе другихъ разстроенною. Взглянувъ на ея голову, на которой каждый волосокъ былъ тщательно подобранъ, гофрированъ и напомаженъ, можно было думать, что она въ это утро готовилась къ чему-то особенному; но вдругъ пришли и обманули ея надежды; ситцевый пеньюаръ, наброшенный на ея плечи и такъ рѣзко противорѣчивш³й тщательному убору головы, краснорѣчиво подтверждалъ такое предположен³е. Легко также могло статься, что такъ дѣйствовало на нее скорбное происшеств³е съ дядей Пыщинымъ; оно, весьма натурально, должно было вызывать въ ея душѣ тяжелыя воспоминан³я о другомъ гостѣ, который точно такъ же пр³ѣхалъ въ Дудиловку и точно такъ же занемогъ.

   Софья Алексѣевна, повидимому, инстинктивно проникала въ тайныя чувства своей подруги и внутренно ей сочувствовала.

   Одна Ольга Ивановна, какъ говорится, въ усъ себѣ не дула. Она была даже веселѣе обыкновеннаго: это сдѣлалось замѣтнымъ послѣ того особенно, какъ поздоровался съ ней Петръ Сергѣевичъ. Въ черныхъ глазахъ ея, въ выражен³и лица и даже во всей ея фигурѣ было что-то заигрывающее; туалетъ ея отличался на этотъ разъ безукоризненною свѣжест³ю. Горничная Аннушка рѣшительно не понимала, чему слѣдовало приписать перемѣну въ обращен³и гувернантки; капризная и "пронзительная" по обыкновен³ю, Ольга Ивановна сдѣлалась вдругъ ласкова; учтиво начала упрашивать горничную выгладить платье, юбки и даже,- чего никогда не было - подарила ей рублевую бумажку!

   Петръ Сергѣевичъ не могъ, конечно, знать такихъ подробностей; онъ не былъ однакожъ ни слѣпъ, ни близорукъ; въ качествѣ зрячаго, ему никакъ нельзя было не примѣтить, что улыбки Ольги Ивановны, ея взгляды и,- кто знаетъ? - быть-можетъ самый туалетъ,- предназначались собственно для него одного.

   Не довольствуясь общимъ разговоромъ, Ольга Ивановна поминутно обращалась къ Петру Сергѣевичу съ вопросами, имѣвшими явную цѣль вызвать его на отвлеченную бесѣду самаго запутаннаго свойства. Послѣ чаю она нѣсколько разъ подходила къ нему, разспрашивала, не привезъ ли онъ съ собою новыхъ книгъ, новыхъ журналовъ, и как³е именно. Даже послѣ, когда Петръ Сергѣевичъ пошелъ гулять въ садъ, Ольга Ивановна, увлекаемая любознательност³ю къ наукѣ и литературѣ, поспѣшила надѣть шляпку и пустилась за нимъ вдогонку.

   Надо думать, молодой Люлюковъ не чувствовалъ въ это утро особенной потребности къ ученымъ разговорамъ; едва мелькнула вдалекѣ шляпка Ольги Ивановны,- онь быстро юркнулъ въ густую аллею изъ акац³й и, ускоряя шагъ, поспѣшилъ выбраться изъ сада.

   Дорогой пришла ему мысль сдѣлать большую прогулку въ поляхъ, которыхъ онъ такъ давно не видалъ; они были теперь въ полномъ блескѣ; рожь совсѣмъ уже дозрѣла; много если черезъ недѣлю должно было начаться жнитво. Прежде, однакожъ, чѣмъ пуститься въ дальн³й путь, Петръ Сергѣевичъ нашелъ нелишнимъ зайти домой, запастись сигарами и спичками. Чтобы не терять времени, онъ вышелъ изъ саду боковою калиткой и направился мимо задняго фаса флигеля, гдѣ помѣщалась прислуга.

   - Здравствуйте, батюшка, Петръ Сергѣевичъ, сказала баба.

   Люлюковъ тотчасъ же узналъ въ ней жену кучера Власа; она исполняла въ домѣ должность прачки и занималась теперь развѣшиван³емъ бѣлья на веревкахъ, подпертыхъ кольями.

   Петръ Сергѣевичъ поздоровался съ ней и подошелъ къ старухѣ въ ту минуту, какъ она вынимала изъ корзины пару женскихъ чулокъ съ протертыми пятками и продранными кончиками.

   - Постой, Дарья, постой, промолвилъ Люлюковъ, остананливая руку, которая готовилась повѣсить чулки на веревку.- Послушай, неужто чулки эти наши?

   - Барск³е, батюшка...

   - Быть не можетъ! Помилуй, они всѣ прорваны, всѣ въ лохмотьяхъ!.. кто жъ станетъ носить ихъ?

   - У мамзели, батюшка, всѣ так³е-то...

   - Такъ, стало-быть, это Ольги Ивановны чулки?..

   - Ея, батюшка! У нея три пары, и всѣ так³я-то; а юбки, батюшка, и того хуже, пояснила старуха,- какъ есть однѣ дырья!..

   Воображен³е мигомъ нарисовало Люлюкову Ольгу Ивановну, разодѣтую съ такимъ изяществомъ въ розовое кисейное платье, съ обшивочками à la vieille, съ широкою лентой вокругъ пояса, съ воздушною "модести" на груди, съ ножками, обутыми въ узеньк³я прюнелевыя ботинки, которыми,- такъ ему показалось,- она особенно хотѣла пощеголять сегодня.

   "А ну, какъ у ней и тамъ чулки-то так³е же протертые, какъ эти?.." невольно подумалъ Люлюковъ, приближаясь къ дому. Петръ Сергѣевичъ самъ потомъ сознавался, что въ эти минуту Ольга Ивановна сдѣлалась для него не только смѣшна, но даже жалка и какъ-то противна.

   - Въ этомъ случаѣ никакъ нельзя оправдывать ее бѣдностью, говорилъ онъ тогда Зинаидѣ Львовнѣ, которая со свойственнымъ ей сердолюб³емъ принялась защищать гувернантку,- достало же у нея депегъ накупить нѣсколько платьевъ, платочковъ, лентъ, колечекъ; достаетъ у нея, наконецъ, времени набивать голову всякою дребеденью подъ предлогомъ развит³я; не лучше ли было бы сначала выучиться штопать чулки и потомъ уже пускаться въ отвлеченные предметы и заботиться объ исправлен³и человѣчества!..

   Изъ дому Петръ Сергѣевичъ принялъ прежнее направлен³е; но пошелъ уже не черезъ садъ, и полевою дорогой, которая огибала съ этой стороны садъ и вела въ деревню.

   Передъ нимъ разстилались на солнцѣ неоглядныя золотистыя поля ржи, мѣстами перемежеванныя обширными пустырями, отдыхавшими подъ паромъ. Тамъ въ одномъ мѣстѣ пестрѣло стадо, лежавшее на отдыхѣ; дальше, горизонтъ подергивался словно какою-то дымкой и слегка переливался волною въ знойномъ раскаленномъ воздухѣ; слѣва, панорама заслонялась зеленою стѣною яблонь, покрытыхъ плодами.

   Поглядывая время отъ времени въ эту сторону, чтобъ отвести глаза отъ солнца, Петръ Сергѣевичъ невольно спросилъ себя, какая могла быть причина,- помимо крѣпостного права, разумѣется,- что прежн³е помѣщики занимались своимъ хозяйствомъ, любили свои деревни, вездѣ воздвигали так³я прочныя постройки, разводили огромные сады, рыли канавы, насаживали деревья,- между тѣмъ, какъ теперь постройки только продаются, а если и дѣлаются, то как³я-то жиденьк³я, словно на одинъ годъ, деревья рубятся, плетни валятся, канавы зарастаютъ?

   Мысль эта возбуждена была въ немъ двумя обстоятельствами: онъ съ удивлен³емъ замѣтилъ, что не было уже высокихъ старыхъ березъ, которыми когда-то обсаженъ былъ весь садовый валъ; съ другой стороны, его поразила ветхость загородки: плетень валился вправо и влѣво; рѣдко гдѣ подпиралъ его колъ; мѣстами плетень даже лежалъ на землѣ, опутанный бурьяномъ и крапивой.

   На этомъ мѣстѣ своихъ хозяйственныхъ размышлен³й, онъ былъ внезапно прерванъ такимъ страшнымъ хрюканьемъ, что даже вздрогнулъ. Обративъ глаза въ ту сторону, онъ увидѣлъ трехъ свиней, которыя, расхаживая съ большимъ комфортомъ въ тѣни яблонь, обшаривали ихъ корни.

   - Славный у отца порядокъ, нечего сказать! произнесъ онъ, нотряхивая головою. - Что жъ удивительнаго, что прежде садъ давалъ, говорили, дѣду двѣ тысячи;- теперь самъ отецъ разсказываетъ, что радъ радехонекъ, когда получитъ съ него сто рублей!..

   Петръ Сергѣевичъ перешелъ черезъ плетень, вооружился длинною хворостиной и погналъ свиней изъ саду, соблюдая, чтобъ онѣ не разбѣгались, а держались въ кучкѣ.

   Выбѣжавъ на дорогу, свиньи, подгоняемыя Петромъ Сергѣевичемъ, направились по прямой лин³и къ стаду.

   Люлюковъ увидѣлъ пастуха, который лежалъ на синнѣ, раскинувъ руки и задравъ кверху лицо, облѣпленное мухами. Онъ спалъ мертвецки и храпѣлъ во всю ивановскую.

   Собака разбудила его прежде, чѣмъ подошелъ къ нему Люлюковъ.

   - Вотъ, братецъ, сказалъ Петръ Сергѣевичъ ровнымъ, веселымъ голосомъ, между тѣмъ какъ пастухъ, вскочивш³й на ноги, пялилъ глаза и кланялся,- я сейчасъ выгналъ трехъ свиней изъ барскаго сада: скажи, пожалуста, ты какъ нанимался: стережешь ты одно только крестьянское стадо, или вмѣстѣ съ нимъ также и нашихъ коровъ?

   - Десять коровъ барскихъ тутъ ходятъ... отозвался пастухъ.

   - Ты получаешь за нихъ особое жалованье?

   - Получаю...

   - Сколько?

   - По рублю въ лѣто съ коровы.

   - Ну, такъ слушай же, любезный; только слушай хорошенько, чтобы сразу понять въ чемъ дѣло: если когда-нибудь увижу я свиней въ саду, или вообще тамъ, гдѣ имъ быть не слѣдуетъ, я всяк³й разъ буду вычитать изъ твоего жалованья! Это какъ Богъ святъ! Ты ночью что дѣлаешь, примолвилъ онъ,- спишь?

   - Сплю, проговорилъ озадаченный пастухъ.

   - Стало-быть, днемъ ты должемъ караулить стадо и дѣлать свое дѣло, а не спать! За то тебѣ и жалованье платятъ; ты думалъ, такъ, здорово живешь, станутъ давать деньги! Если тебѣ трудно угоняться за ними, принайми мальчика, помощника. Такъ помни же, что я сказалъ: чѣмъ намъ ссориться, мнѣ вычитать у тебя жалованье, тебѣ на меня пенять,- дѣлай-ка лучше свое дѣло какъ слѣдуетъ; если не ладно, такъ какъ я сказалъ тебѣ, такъ и сдѣлаю; хочешь свое добро поберечь,- береги чужое!...

   Заключивъ такимъ образомъ, Петръ Сергѣевичъ повернулся спиною къ пастуху и снова направился къ саду, но взялъ на этотъ разъ значительно правѣе, чтобы попасть на тотъ конецъ его, изъ-за котораго выглядывала деревня. До послѣдней было добрыхъ полверсты; чтобы попасть туда, необходимо было перейти узк³й, но длинный лугъ, который съ этой стороны отдѣлялъ садъ отъ полей; знакомая намъ тинистая рѣчонка проходила въ нижней части сада, послѣ того уже, какъ дугою окаймляла лугъ, который весною, при разливѣ, покрывался водою. Трава тутъ была всегда превосходная; Сергѣй Львовичъ хвасталъ даже, что тутъ больше цвѣтовъ и клеверу, чѣмъ травы.

   Петра Сергѣевича удивило, что лугъ этотъ до сихъ поръ не былъ еще скошенъ.

   Но такъ уже видно суждено было, что въ это утро долженъ онъ былъ наскакивать на безпорядки отцовскаго управлен³я. Обративъ глаза къ деревнѣ, онъ увидѣлъ съ той стороны на лугу чутъ ли не цѣлый табунъ крестьянскихъ лошадей.

   - Безподобное здѣсь житье, какъ я вижу, только не для отца, конечно! проговорилъ онъ.- Но нѣтъ, однакожъ; довольно, что я былъ сегодня свинопасомъ; за всѣмъ не угоняешься; добро, конечно, наше,- но и ноги у меня не чуж³я!..

   Онъ остановился, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ къ саду, но вдругъ перемѣнилъ намѣрен³е и направился прямо въ деревню. Въ ту минуту, какъ онъ входилъ въ околицу, съ противоположнаго конца,- подальше деревни,- послышались пѣсни, сопровождаемыя мѣрнымъ звяканьемъ въ косу, извѣстный аккомпаниментъ сельскаго хорового пѣн³я.

   - Что это, бабушка, за пѣсни так³я? спросилъ Люлюковъ у первой встрѣчной старухи.

   - Мужики, батюшка, да бабы съ покоса идутъ... Знать время обѣдать.

   Петръ Сергѣевичъ пошелъ впередъ. Онъ задерживалъ шаги очевидно съ тѣмъ намѣрен³емъ, чтобы встрѣтиться съ толпой, когда она вступитъ въ деревню.

   Пѣсни и говоръ замѣтно приближались; вмѣстѣ съ тѣмъ, изъ-за лощины все выше и выше цриподнимались грабли и косы, сверкавш³я на солнцѣ; запестрѣли наконецъ платки на головахъ бабъ и дѣвокъ. Немного погодя, можно было уже различать лица и цвѣтъ бородъ. Надо думать, народъ тоже замѣтилъ идущаго къ нимъ навстрѣчу молодого барина. Толпа заволновалась и расширилась; пѣсня смолкла. Петръ Сергѣевичъ пошелъ ходчѣе. Минуты двѣ спустя, онъ буквально былъ окруженъ чуть ли не всѣмъ населен³емъ Дудиловки; всѣ лѣзли другъ на дружку, стараясь ближе къ нему протискаться, ближе заглянуть ему въ глаза; большая часть лидъ выражали любопытство. Петръ Сергѣевичъ замѣтилъ нѣсколько бабёнокъ и парней, которые, глядя на него, скалили зубы, толкали другъ друга локтемъ и шептались.

   - Здравствуйте, братцы, здравствуйте, бабы! произнесъ Петръ Сергѣевичъ, приподнимая фуражку.

   Со всѣхъ сторонъ посыпались привѣтств³я.

   Больше, впрочемъ, было шума, возни и давки: всѣ лѣзли впередъ, тискались и толкали другъ друга.

   Нѣкоторые изъ присутствующихъ, въ томъ числѣ лысый мужикъ съ соколиными глазами, бывш³й староста, выступили впередъ.

   - Пожалуйте, батюшка, ручку... сказалъ онъ, осклабляясь и кланяясь.

   - Пожалуйте ручку... тутъ же подхватили друг³е два мужика и какая-то старая баба.

   - Совсѣмъ, братцы, не надо этого, сказалъ Петръ Сергѣевичъ, запрятывая руки въ карманы,- руки цѣлуютъ только на образахъ! Я вотъ что хотѣлъ сказать вамъ: сейчасъ, проходя черезъ нашъ лугъ, я встрѣтилъ тамъ вашихъ лошадей; я хочу знать, чьи это лошади?..

   - Ѳедосѣевы!

   - Анъ врешь!

   - Анъ твои!

   - Степановы!

   - Врешь!

   - Твои! посьшалось вокругъ перекрестнымъ огнемъ.

   - Все равно, братцы, чьи бы онѣ ни были, сейчасъ надо послать кого-нибудь выгнать ихъ оттуда!

   Въ толпѣ пробѣжалъ шопотъ; но въ ту же секунду онъ возвысился и вдругъ со всѣхъ концовъ раздалось:

   - Ступай, твои!

   - Врешь,- твои!

   - Самъ ступай!

   Никто однакожъ не трогался съ мѣста.

   - Что-же вы, братцы, долго ли будете спорить? Я говорю вамъ, чтобы сейчасъ же выгнать лошадей съ моего луга! вымолвилъ Петръ Сергѣевичъ, возвышая голосъ. - Куда же вы всѣ теперь бросились? присовокупилъ онъ въ ту же секунду, видя, что человѣкъ двадцать разомъ бросились къ околицѣ,- стойте! довольно для этого одного, двухъ ребятъ; ступайте сюда; мнѣ надо переговорить съ вами...

   Тутъ онъ остановился и оглянулъ толпу, которая обступила еще плотнѣе и съ большимъ любопытствомъ впилась въ него глазами.

   - Вотъ что братцты, началъ онъ твердымъ, спокойнымъ голосомъ,- вы, пожалуйста, зарубите слова мои въ памяти, чтобы потомъ, какъ случай такой выйдетъ, никто не могъ сказать: не знаю, да не слыхалъ! Если вы впередъ станете травить мои луга, мало того: если я увижу хоть одну лошадь или корову у себя на лугу или въ хлѣбѣ, прошу не гнѣваться,- я тотчасъ же велю загнать скотину къ себѣ на дворъ; тогда сами на себя пеняйте: не выпущу ее безъ штрафа!..

   - Помилуйте, батюшка Петръ Сергѣевичъ, заговорили разомъ нѣсколько человѣкъ,- усмотрѣть никакъ нельзя... Это что-жъ такое?.. Мы вами никогда не обижались... Это что-жъ?.. Такихъ законовъ никогда прежде не было...

   - Ну, а теперь, братцы,- такъ будетъ!

   - Воля милости вашей, только этакъ будетъ оченно ужъ обидпо; это что-жъ будетъ такое? заговорили опять вокругъ,- дѣло наше сосѣдское... Другой разъ ваша скотина къ намъ зайдетъ; мы никогда этимъ не обижаемся...

   - Въ чужомъ добрѣ никто не указчикъ; какъ знаете, такъ и дѣлайте, перебилъ Петръ Сергѣевичъ,- любо вамъ пускать къ себѣ скотину,- пускайте; только, мой совѣтъ, коли хотите послушать, мой совѣтъ вотъ какой: хватайте и мою скотину, коли къ вамъ зайдетъ; какой штрафъ я съ васъ возьму, такой и съ меня берите...

   - Какъ это можно! Смѣемъ ли мы такъ супротивъ васъ дѣлать! сказалъ бывш³й староста.

   - Ну, это, братецъ, вздоръ! тутъ же отрѣзалъ Петръ Сергѣевичъ,- не смѣешь то, что по закону слѣдуетъ, а смѣешь то, что противъ закона: смѣешь рубить чужой лѣсъ, смѣешь травить чуж³е луга! Знаемъ мы все это! Батюшка былъ добръ съ вами, вотъ вы и вздумали, что вамъ все позволено, все можно... все ваше; бери, тащи чужое, какъ свое собственное!..

   - Эхъ, батюшка Петръ Сергѣевичъ! воскликнулъ бывш³й староста,- кто-жъ и миловать-тонасъ станетъ, какъ не ваша милость? Вы надъ нами Богомъ утверждены: вы наши отцы, мы ваши дѣти!..

   - Ну, это опять, братецъ, вздоръ! Вы не дѣти наши; мы не отцы вамъ; никогда такими и не были! Это все бабы выдумали.

   Въ толпѣ кое-гдѣ засмѣялись.

   - Какъ же такъ, батюшка... Нѣтъ, такъ ужъ Богомъ уставлено: вы наши отцы, мы ваши дѣтки! лукаво упорствовалъ староста.- Вотъ все единственно, вы къ намъ теперь пожаловали, въ вотчину вашу,- такъ-то мы вамъ всѣ, батюшка, возрадовались! Потому... оченно вами довольны... право слово; продли Богъ вѣка ваши... потому, оченно мы васъ любимъ...

   - Это ужъ какъ есть...

   - Батюшка, пожалуйте ручку! проговорила опять та же старуха.

   - Оченно вами довольны, батюшка,- всѣ довольны; оченно мы васъ любимъ... умасливали также друг³е изъ близъ стоявшихъ.

   Нѣкоторые, настоятельнѣе прежняго, начали просить поцѣловать ручку.

   Но Петръ Сергѣевичъ снова засунулъ руки въ карманы и ограничился тѣмъ только, что объявилъ, что самъ радъ ихъ видѣть, и явись только случай,- докажетъ имъ на дѣлѣ, что любитъ ихъ не притворно, но истинно.

   - Такъ помните же, братцы, что я вамъ сказалъ. Законъ опредѣлилъ по уставной грамотѣ,- которое ваше, которое мое,- пусть каждый свое добро знаетъ, пусть каждый свое и оберегаетъ! Какъ я не смѣю по закону, по правдѣ, тронуть колоса въ вашемъ полѣ, такъ и вамъ не дамъ прикоснуться къ моему добру... Передъ тѣмъ какъ я лошадей вашихъ нашелъ на моемъ лугу, я выгналъ изъ моего сада вашихъ свиней, которыя портили яблони...

   - Звѣрь такой, Петръ Сергѣевичъ, никакъ не устережешь его... самая что ни есть безпокойная тварь... У насъ у самихъ всѣ огороды перекопали...

   - Ну, это ваше дѣло! Я у себя этого не позволю; очень понятно, что пастухъ одинъ за всѣмъ не угоняется... Но что, напримѣръ, дѣлаютъ у насъ вотъ эти! эти! эти! подхватилъ Петръ Сергѣевичъ, указывая на ребятишекъ, которые тотчасъ же попрятались,- только баклуши бьютъ! заставьте ихъ стеречь по очереди! Такъ, такъ-то, братцы, уговоръ лучше денегъ! добавилъ онъ, снова возвышая голосъ,- слово мое крѣпко: какъ сказалъ такъ и сдѣлаю! А пока прощайте; и вамъ время обѣдать, и мнѣ также! заключилъ онъ, выходя изъ толпы, которая торопливо дала ему дорогу.

  

  

   Въ то время какъ Петръ Сергѣевичъ приближался къ дому, отеуъ его расхаживалъ въ залѣ; увидѣвъ сына изъ оконъ, Сергѣй Львовичъ торопливо выбѣжалъ къ нему навстрѣчу.

   Лицо Сергѣя Львовича выражало обычную свою суету и озабоченность; на этотъ разъ, однакоже, въ чертахъ его замѣтно меньше проглядывало унын³я и тревоги.

   - Я вездѣ искалъ тебя, душа моя! Ну, спасибо, спасибо! заговорилъ онъ, пожимая руку сыну.- Твой совѣтъ оказался въ самомъ дѣлѣ очень дѣйствительнымъ: стало припадать; замѣтно припадаетъ!.. заключилъ онъ, выразительно нажимая верхнюю губу ладонью.

   - Увидишь, завтра ничего не будетъ... Все пройдетъ!

   - Дай-то Богъ, дай Богъ!.. Онъ очень не въ духѣ; и это понятно... Ты гдѣ былъ?

   - Такъ, прогуливался...

   - Знаешь: у насъ гости... неожиданно перебилъ Сергѣй Львовичъ.

   - Какъ, уже?..

   - Да, понятно, братецъ, всѣмъ любопытно его видѣть... ты одинъ не принимаешь этого...

   - Кто же пр³ѣхалъ?

   - Берендѣева, Лизавета Ивановна...

   - Наша судейша?

   - Да, только одна, безъ мужа; дѣла его задержали; онъ завтра будетъ.

   Въ залѣ Петръ Сергѣевичъ встрѣтилъ Ольгу Ивановну; она расхаживала по залѣ съ закинутыми назадъ руками.

   - Вы гуляли? спросила она, покрываясь румянцемъ безо всякой видимой причины.

   - Да, прошолся для моц³ону; у меня голова болитъ...

   - Ахъ, не хотите ли одеколону?.. Это отлично помогаетъ; я сейчасъ принесу вамъ, заботливо вымолвила Ольга Ивановна, дѣлая шагъ впередъ; при чемъ выставилась впередъ узенькая ножка, обтянутая щегольскою ботинкой.

   - Нѣтъ, нѣтъ, покорно благодарю; такъ пройдетъ! поспѣшилъ отвѣтить Петръ Сергѣевичъ, подумавъ въ то же время: "А ну, какъ подъ этою хорошенькой ботинкой дырявые чулки? Навѣрно такъ; прачка сказала: всего три пары и всѣ одинаково въ лохмотяхъ!.."

   - У васъ гостья, Петръ Сергѣевичъ, вы это знаете? подхватила Ольга Ивановна.

   - Да, отецъ сказывалъ...

   - Жалѣю васъ, искренно жалѣю... произнесла Ольга Ивановна, устремляя на него интересные глаза.

   - Почему?

   - Вамъ сейчасъ придется занимать эту повседневную посредственность! Это одинъ изъ тѣхъ жалкихъ образчиковъ человѣчества, о которыхъ, помните, я вамъ говорила...

   - Это давнишняя моя знакомая! возразилъ Люлюковъ, направляясь въ гостиную.

   Тамъ сидѣли его мать, Зинаида Львовна и госпожа Берендѣева.

   Послѣдняя полулежала на диванѣ, въ разслабленной какой-то позѣ, и обмахивала себя вѣеромъ. Въ гостиной вовсе не было жарко; кромѣ того, Лизавета Ивановна была замѣчательно прохладно одѣта относительно плечъ и спины; онѣ сквозили изъ-подъ кисеи; но такъ уже принято у ней было, на основан³и свѣтскихъ правилъ, ею изобрѣтенныхъ, что свѣтская дама, гдѣ бы она ни сидѣла: въ гостиной, у себя дома или у чужихъ, непремѣнно должна "для контенансу" держать въ правой рукѣ лорнетку, вѣеръ или шитый платокъ; мелк³я уѣздныя дамы недаромъ называли ее гордячкой и аристократкой.

   Лизавета Ивановна представляла изъ себя довольно субтильную даму, которую по одеждѣ и особенно издали,- всегда можно было цринять за шестнадцатилѣтнюю дѣвочку,- но у которой, тѣмъ не менѣе, сынъ брилъ уже бороду и говорилъ такимъ басомъ, что всѣ вздрагивали. Она была такого нѣжнаго сложен³я, что всегда представлялась какимъ-то вздохомъ, вылетающимъ изъ кисеи; она вся какъ бы испарялась и улетучивалась. Мужъ и домашн³е ходили вокругъ нея на цыпочкахъ, кашляли и чихали не иначе, какъ въ ладонь. Она очень любила новости; но разспрашивая о нихъ или сообщая ихъ (она то и другое дѣлала съ одинаковымъ удовольств³емъ),- употребляла самыя деликатныя выражен³я, согласовавш³яся съ нѣжност³ю и деликатност³ю ея натуры; она, напримѣръ, никогда не рѣшилась бы сказать: такая-то дама завела интригу; но всегда смягчала выражен³е, говоря: такая-то дама завела "предметъ" или чаще: "objet"... Казалось, она жила для того только, чтобы полулежать на кушеткѣ и принимать разслабленныя позы, выставляя впередъ свою ножку: она убѣждена была и даже громко высказывала убѣжден³е, что имѣетъ самую маленькую ножку въ губерн³и. Стоило заговорить въ ея присутств³и о женскихъ ногахъ, Лизавета Ивановна приходила тотчасъ въ безпокойство, или, вѣрнѣе, приходила въ безпокойство ея нога и нечаянно выставлялась впередъ до самой щиколки;- точно на перекличкѣ: "Сидоръ" - "Здѣсь!.."

   Дѣтск³й туалетъ ея служилъ какъ бы эмблемой ея дѣтскихъ чувствъ и желан³й. Такъ, въ городѣ любители устроили о