Маркевич Болеслав Михайлович - Марина из Алого Рога

оскликнулъ управляющ³й.- И самъ я, и вотъ Марина моя - большую охоту имѣла она къ этому дѣлу сначала,- и строгостью, и ласкою, и на всяк³й манеръ старались мы молодцовъ этихъ облагородить, внушить имъ чувство долга и обязанности...

   "А твоя Марина, подумалъ графъ и улыбнулся, вспомнивъ о ней,- должно быть, сама не прочь толковать хлопцамъ о борьбѣ за существован³е"...

   - И такъ и не добились мы ни до чего! заключилъ межъ тѣмъ г. Самойленко,- причемъ, разумѣется, не счелъ нужнымъ упомянуть, что изъ пяти школъ, содержимыхъ на деньги Завалевскаго, двѣ были закрыты еще въ прошломъ году, вслѣдств³е того, что родители перестали вовсе посылать туда дѣтей своихъ; школы же значились въ вѣдомостяхъ существующими, и ассигнованныя на нихъ деньги шли, въ числѣ другихъ доходовъ, въ бездонный карманъ господина главноуправляющаго.

   - Но этотъ самый недостатокъ въ хорошихъ учителяхъ, на которой вы жалуетесь, сказалъ Завалевск³й, какъ бы обрадованный представившимся ему аргументомъ,- не говоритъ-ли онъ краснорѣчиво за полезность такого заведен³я, которое могло бы подготовлять достойныхъ и надежныхъ наставниковъ для народныхъ школъ?

   Достойныхъ и надежныхъ? хихикнулъ г. Самойленко.- Да одно изъ двухъ: или вы дадите ему въ вашемъ институтѣ высшее противъ его сослов³я образован³е, такъ онъ у васъ полугода въ школѣ не останется, а убѣжитъ въ городъ, на желѣзную дорогу или какое тамъ другое мѣсто... А обяжете вы его, положимъ, по уставу вашему, прослужить сколько-то тамъ лѣтъ сельскимъ учителемъ, такъ онъ или съ ума сойдетъ, или пулю себѣ въ лобъ пуститъ, потому вообразите себѣ образованнаго человѣка въ нашей глуши лѣсной,- каково ему жить съ нашими волками четвероногими и двуногими!... Если жь вы его самого на первоначальной грамотѣ да на четырехъ правилахъ ариѳметики держать будете, такъ вѣдь изъ него тотъ же пьянчужка ледащ³й учитель выйдетъ, что и теперь не знаемъ мы какъ съ ними быть. Такъ на что вамъ тогда для расплода этой дряни институтъ заводить!..

   - Позвольте однако, пробовалъ защищаться Завалевск³й,- вы ставите такую произвольную дилемму...

   Но ²осифъ Козьмичъ расходился окончательно.

   - Позвольте вамъ сказать, Владим³ръ Алексѣевичъ, что народнаго образован³я, такъ какъ вы - я очень хорошо понимаю васъ,- такъ какъ вы бы желали, не достигнете вы никакими институтами, ниже большимъ даже жалованьемъ учителямъ!.. Человѣкомъ сдѣлать почитай изъ звѣря дикаго, какимъ приходитъ у насъ въ школу мужицкое дитя,- не легкое дѣло, повѣрьте моему слову, и посвятить себя ему наклонность особенная нужна, все равно, что, положимъ, на флейтѣ играть или тамъ къ механикѣ что-ли,- призван³е прежде всего нужно...

   Завалевск³й задумчиво улыбнулся,- онъ словно ждалъ довода и въ душѣ своей не находилъ на него возражен³я.

   - Апостолатъ нуженъ, да, тихо заговорилъ онъ про себя, забывая о присутств³и г. Самойленки и покачивая головою справа налѣво, какъ онъ это обыкновенно дѣлалъ въ минуты размышлен³я,- отречен³я во имя любви и высшихъ задачъ духа... Создается-ли это искусственно?.. А откуда возьмутся живыя силы тамъ, гдѣ внизу мордовск³й богъ, повыше культъ мертвящаго, животнаго матер³ализма... и ни традиц³и, ни устоя...

   ²осифъ Козьмичъ не совсѣмъ разслышалъ, но понялъ такъ, что графъ внутренно сдается на его доводы.

   - Трудно-съ, очень трудно, заговорилъ онъ онъ, - особенно когда ни съ какой стороны дѣло это надлежащей поддержки не находитъ. Мѣры правительства въ этомъ отношен³и...

   - Правительство, такъ! вдругъ горячо прервалъ его Завалевск³й, - а вы не чувствуете, какъ смертельно обидно за страну, гдѣ и въ такомъ насущномъ, кровномъ дѣлѣ нужно, чтобы чиновникъ толкалъ васъ въ шею?...

   Г. Самойленко и опѣшилъ, и обидѣлся въ одно и то же время.

   - Да-съ, язвительно прошипѣлъ онъ,- и, смѣлымъ скачкомъ перекидываясь на противоположную сторону вопроса,- а вотъ что можетъ легко случиться: вы вотъ, напримѣръ, доброхотно и отъ правительства совершенно самостоятельно вздумали учредить образовательный институтъ, и деньги больш³я на него пожертвовали, и даже самое жилище вашихъ предковъ...

   - Il n'en démord pas! засмѣялся внутренно графъ.

   А тотъ продолжалъ все злѣе:

   - И, разумѣется, почитаете себя въ правѣ разсчитывать, что увѣковѣчили, такъ-сказать, ваше имя такимъ колоссальнымъ пожертвован³емъ на благое просвѣщен³е... Вдругъ-съ послѣ вашей кончины - при жизни вашей этого, пожалуй, не сдѣлаютъ, - вздумается тамъ въ Петербургѣ какому-нибудь департаменту, или совѣту, что институтъ вашъ вовсе никому не нуженъ, а деньги могутъ съ гораздо большею пользою быть употреблены на другое назначен³е. Хлопъ - предписан³е!... И этотъ вашъ дворецъ отдается подъ какое-нибудь интендантское депо или сводную конюшню, а капиталъ розданъ большимъ лицамъ въ займы, съ разсрочкою платежа на 37 лѣтъ...

   - Да, пожалуй, поручиться нельзя! громко засмѣялся Завалевск³й, и подумалъ: "а онъ очень уменъ однако!"...

   Еще разъ настало молчан³е.

   Завалевск³й прервалъ его вопросомъ, который снова озадачилъ его уже, казалось, торжествовавшаго собесѣдника.

   - Скажите мнѣ однако, на какое другое учрежден³е могъ бы я съ большею пользою пожертвовать деньги мои и этотъ домъ?

   - А вы ужь непремѣнно желаете пожертвовать? растерянно пробормоталъ господинъ Самойленко.

   - Да, потому что, не почитая себя способнымъ ни на какую полезную задачу, я могу служить такимъ цѣлямъ единственно матер³альными средствами, имѣющимися у меня въ распоряжен³и...

   - Но почему же, позвольте узнать, Владим³ръ Алексѣевичъ, вдругъ началъ ²осифъ Козьмичъ, ласковымъ, льстивымъ голосомъ, пробуя, en désespoir de cause, и этого фортеля,- почему же въ васъ такое недовѣр³е къ собственнымъ вашимъ силамъ? При вашемъ, кажется, положен³и и образован³и польза, которую бы вы могли принести государству...

   - Да очень просто, не далъ ему кончить Завалевск³й,- потому что я вообще въ пользу не вѣрю!...

   Уменъ былъ дѣйствительно господинъ Самойленко, но это было рѣшительно выше его пониман³я.

   Онъ не успѣлъ еще найти слова въ отвѣтъ на это странное признан³е, какъ вдругъ изъ библ³отеки донесся шумъ чьихъ-то спѣшныхъ и тяжелыхъ шаговъ, и кто-то, еще невидимый, запыхавшимся и визгливымъ голосомъ прокричалъ:

   - Je veux être décapité si je vous cède sur ce point, - никогда Абиссинцы не были Семитами! Mais où diable êtes vous?

   - Сюда, сюда! громко отвѣчалъ съ мѣста Завалевск³й, засмѣявшись.- Это Пужбольск³й. объяснилъ онъ ²осифу Козьмичу,- большой оригиналъ, какъ увидите...

   Дѣйствительно, въ дверяхъ кабинета показалась здоровая и рослая фигура, съ выпуклыми грудью и животомъ, огненною, лопатою, бородой, въ мягкой, чернаго цвѣта, пуховой шляпѣ, надвинутой на самыя брови, и съ лезвеемъ сѣкиры на длинномъ топорищѣ, тускло блестѣвшемъ при послѣднемъ с³ян³и дня надъ его правымъ плечомъ. Словно самъ Ричардъ-Львиное Сердце или одинъ изъ мрачныхъ героевъ Шекспировскихъ историческихъ драмъ ввалился въ комнату...

   ²осифъ Козьмичъ, никогда не читавш³й Шекспира, глядѣлъ, недоумѣвая, на него и на его топоръ, между тѣмъ какъ Пужбольск³й, продолжая начатый съ Завалевскимъ въ коляскѣ, два часа тому назадъ, споръ о происхожден³и абиссинцевъ, возглашалъ пискливымъ фальцетомъ. которымъ, какъ бы въ насмѣшку надъ его богатырскимъ видомъ, надѣлила его причудливая природа:

   - Абиссинск³я племена имѣютъ два языка, deux idiomes, qui sont le Ghise et le Tigrima; эти языки...

   - Семитическаго происхожден³я, договорилъ, поддразнивая его, Завалевск³й.

   - C'est faux, c'est faux! завизжалъ князь.- Ни Бурхардъ, ни Заису...

   - За то Роллинсонъ, Форстеръ...

   - Mais laissez-moi donc achever, sacrebleu! И Пужбольск³й со злостью рванулъ топоръ свой съ плеча и замахалъ имъ по воздуху.

   - Да перестань буйствовать. пожалуйста, продолжалъ смѣяться графъ, - непремѣнно кого-нибудь изъ насъ зацѣпишь... Позвольте однако познакомить васъ, господа: князь Александръ Ивановичъ Пужбольск³й, - ²осифъ Козьмичъ Самойленко,- здѣшн³й губернаторъ...

   Это шутливое обозначен³е его положен³я очень польстило ²осифу Козьмичу: онъ вовѣки вѣковъ не простилъ бы Завалевскому, если бы тому вдругъ вздумалось попросту сказать: "мой управляющ³й".

   - Невзначай сорвется, такъ, пожалуй, и... не договаривая, улыбнулся онъ князю, кивая на его оруд³е.

   - Откуда ты этотъ топоръ притащилъ? спросилъ графъ.

   - Во-первыхъ, не топоръ, а сѣкира, поправилъ Пужбольск³й и сунулъ ее подъ самые глаза Завалевскаго. - Voyez donc, quelle forme, mon. cher, - la vraie hache normande!... Я купилъ ее тамъ, у кузнеца... Очень интересно было бы слѣдить (русск³я глагольныя формы были вѣчно точкою преткновен³я для Пужбольскаго, воспитывавшагося за границей и который лишь на осьмнадцатомъ году своей жизни сталъ говорить на родномъ языкѣ,) - какъ пришла эта форма въ Сѣверскую сторону, когда въ Новгородѣ, напримѣръ... .

   - Ее занесли сюда изъ Польши банды Дмитр³я Самозванца, пресерьезно отвѣчалъ ему Завалевск³й: - вѣдь мы здѣсь на самомъ историческомъ пути его похода на Москву...

   - На Новгородъ-Сѣверскъ, Путивль, Рыльскъ, Трубчевскъ, Брянскъ, тотчасъ же и зарядилъ Пужбольск³й. И вдругъ спохватившись:- А что же общаго съ нормандскою сѣкирой les банды Дмитр³я Самозванца? запищалъ онъ.

   - Очень просто, объяснялъ графъ, котораго страсть была дразнить и сбивать съ толку Пужбольскаго на почвѣ истор³и и археолог³и,- и еслибы ты былъ знакомъ съ учеными трудами польскаго историка Шайнохи.

   - Читалъ, читалъ Шайноху! замахалъ тотъ руками.

   - А если читалъ, такъ долженъ знать, что Поляки, или, точнѣе,- Ляхи, Лехи, Лехиты,- не что иное какъ Нормандское племя...

   - Quelle blague, quelle infâme sottise! И Пужбольск³й, выронивъ изъ руки сѣкиру, которая, звякнувъ, грохнулась подъ ноги подскочившаго съ испуга ²осифа Козьмича, схватилъ себя въ отчаян³и за волосы.- Допускавъ, что Лехи - et je l'admets, je l'admets, parfaitement!- племя не славянское, а завоюющее аборигеновъ страны, Славянъ Poloniae magnae - то это завоеватели, sine dubio, изъ одного происхожден³я съ Уграми, завоевателями Паннон³и, то-есть, Гунны, des Touraniens purs, mon cher, одного семейства съ Туркмено-Турками и Финскими нашими племенами... И, помимо другихъ доказательствъ, это племенное сродство говорится въ историческихъ, неизмѣнныхъ симпат³яхъ Венгерцевъ и Поляковъ. Но, чтобы Поляки были des Normands! Какъ могъ, нѣтъ, скажи, приставалъ онъ къ графу,- скажи, какъ могъ твой Шайноха выдумывать эту безстыдную ложь!...

   - А почему не выдумывать? передразнилъ его Завалевск³й:- поле гипотезы безконечно...

   - А Дмитр³й Самозванецъ, дѣйствительно, шелъ нашею мѣстностью, поспѣшилъ г. Самойленко заявить и себя не невѣждою по части исторической науки. - И даже пять лѣтъ тому назадъ, сколько помнится, я доставилъ графу за границу вырытый у насъ въ лѣсу крестьяниномъ кожаный кошель съ монетою его царствован³я...

   - Мелочь,- да, небольшая рѣдкость! съ нѣкоторымъ пренебрежен³емъ отозвался на это князь, - у меня штукъ пять этихъ копѣекъ Самозванца...

   - Нѣтъ-съ, тамъ была, я помню, и одна крупная монета...

   - Рубль? Рубль Дмитр³я ²оанновича? такъ и взвизгнулъ Пужбольск³й.- Гдѣ, гдѣ, куда ты его дѣвалъ?

   Онъ кинулся къ графу.

   - Право не знаю,- кому-то подарилъ... Грегоров³усу въ Римѣ, кажется...

   Князь только отчаянно руками всплеснулъ.

   - Грегоров³усу! повторилъ онъ задыхаясь: - какъ матер³алъ для его истор³и Рима, probablement! Mais, par la barbe de Jupiter, - на что ему, говори, говори! - que diable peut entendre Gregorovius dans un рубль Лжедмитр³я! Да тебѣ за это мало голову отсѣкнуть!... Ты знаешь-ли, что такихъ рублей всего три или четыре на свѣтѣ? При императрицѣ Екатеринѣ отысканъ былъ 1е со³п... какъ это по-русски?...

   - Штемпель?... чеканъ?...

   - C'est cela, чеканъ! Настоящ³й, его чеканъ, "Дмитр³й ²оанновичъ, царь Бѣлыя" et caetera... И она приказала нарочно нѣсколько экземпляровъ этихъ его рублей выбить. Mais le coin était un peu fendu d'un côté, и эти при Екатеринѣ выбитыя монеты сейчасъ можно узнать. А настоящ³я...

   - Успокойся, успокойся, Пужбольск³й! сказалъ графъ, которому это начинало нѣсколько надоѣдать. - Настоящ³й Дмитр³й ²оанновичъ, "царь Бѣлыя", et caetera, - у меня, въ московскомъ моемъ домѣ, я никому его не отдавалъ, и днесь, въ присутств³и ²осифа Козьмича, я передаю тебѣ его въ вѣчное и потомственное владѣн³е: можешь получить, когда вернемся"

   Пужбольск³й съ радости полѣзъ было обнимать его, но Завалевск³й остановилъ его движен³емъ руки, указывая на книгу, лежавшую на столѣ:

   - А посмотри вотъ на эту рѣдкость,- только ее тебѣ не подарю: c'est une relique de famille.

   Князь такъ и прыгнулъ къ пергаментному переплету - и, поднеся книгу къ окну, ему тотчасъ же кинулся въ глаза типографск³й значекъ, по которому онъ узналъ драгоцѣннаго Альда XVI вѣка.

   - Un Horatius Flaccue vénitien du cinque cento, editio princeps! крикнулъ онъ,- quelle merveille!...

   А въ библ³отекѣ у насъ и инкунабулы найдутся, молвилъ графъ, - и Пужбольск³й, бережно опустивъ Альда на прежнее мѣсто, тотчасъ же сталъ приставать, чтобъ ему показаны были эти инкунабулы.

   - Темно, да и не знаю право теперь, какъ мы найдемъ, отговаривался Завалевск³й. Но ²осифъ Козьмичъ, которому хотѣлось домой, объявилъ, что рѣдк³я книги въ особомъ шкафу, ключъ отъ котораго у него спрятанъ, и что онъ сейчасъ отыщетъ его и пришлетъ, а съ нимъ лампу, свѣчъ, чаю и поужинать.

   - А затѣмъ честь имѣю кланяться, заключилъ онъ, подавая первый руку графу и Пужбольскому.

   - Что онъ, большой мошенникъ, твой управляющ³й? спросилъ князь, едва успѣлъ исчезнуть тотъ за дверью.

   - Немалый, смѣю думать, засмѣялся Завалевск³й.

   - Et avec cela familier comme la gale, и рука потная...

   И Пужбольск³й, гадливо отирая свою правую руку о полу пальто, спросилъ:

   - Что, ты его прогонишь?

   - Не намѣренъ.

   - А что?

   - Во-первыхъ токовъ и своеобразенъ,- что я очень цѣню въ людяхъ; во-вторыхъ, какой же у насъ съ тобою управляющ³й не будетъ мошенникомъ?

   - И то правда, вздохнулъ князь.- Какъ подумаешь только, что Горбачевъ, Толкачевъ, Тукмачевъ, Фицтумъ, Розенбаумъ et toute la satanée kyrielle de mes управляющ³е наворовали у меня денегъ...

   Онъ только свистнулъ въ заключен³е.

   А ²осифъ Козьмичъ, вернувшись къ себѣ,- онъ занималъ лѣвое крыло обширнаго Алорожскаго дома,- засталъ въ залѣ Марину, распустившую косу и, съ великолѣпными волосами своими закинутыми за плечи, раздиравшую пальцемъ листы свѣжаго нумера какого-то петербургскаго журнала. Она не читала, а пробѣгала глазами за одно и то же время романъ нѣкоего господина Омнипотенскаго, и помѣщенный вслѣдъ за нимъ какой-то трактатъ о соц³альной патолог³и, сочинен³я доктора Лиссабонскаго, - что впрочемъ оказывалось совершенно тождественнымъ.

   "Очень прогрессивно, но ужь очень скучно!" думала Марина, нетерпѣливо обрывая толстую бумагу, въ надеждѣ, что "дальше лучше пойдетъ"...

   Она живо обернулась на шумъ шаговъ ²осифа Козьмича.

   - Что тамъ, этотъ князь пр³ѣхалъ? спросила она. - Я чаю сейчасъ послала...

   - Надо ужинъ снарядить, да освѣтить ихъ тамъ чѣмъ-нибудь... Да не помнишь-ли, гдѣ ключъ отъ того шкафа, въ которомъ рѣдк³я книги? урывисто пропускалъ сквозь зубы г. Самойленко, сердито шагая по комнатѣ.

   Онъ мелькомъ взглянулъ на нее, - она показалась ему какъ-то особенно красива...

   - Да ты бы сама туда пошла! сказалъ онъ, останавливаясь на ходу.

   - Это еще для чего? надменно фыркнула она.

   - Ну, не чванься, матушка. И онъ ласково повелъ на нее глазами. - Недолго намъ, можетъ-быть, оставаться здѣсь, такъ молодцами покажемъ себя ему на-послѣдяхъ, чтобъ онъ не воображалъ, что очень жалѣемъ.

   - Что это, значитъ? съ удивлен³емъ перебила его Марина.

   - А то это значитъ, съ новою вспышкою гнѣва зашагалъ ²осифъ Козьмичъ, - что этотъ шальной философъ какой-то отдаетъ триста тысячъ и дворецъ свой,- гдѣ мы тутъ живемъ двадцать лѣтъ, на учебное заведен³е!...

   - На какое учебное заведен³е? повторила, слѣдя за нимъ блестящими глазами, дѣвушка.

   - А на такое, что будутъ въ немъ всякихъ шалопаевъ въ наставники народа приготовлять.

   Марина всплеснула руками, и свѣтлая, чистая радость озарила какъ пламенемъ ея молодое, говорящее лицо.

   - Триста тысячъ и домъ свой, едва могла проговорить она,- и это онъ жертвуетъ для блага народа? Да онъ послѣ этого великолѣпный господинъ!

   - Да, точно, пробурчалъ себѣ подъ носъ г. Самойленко:- великолѣпный дуракъ!...

   - Я сейчасъ все имъ устрою, защебетала Марина, связывая наскоро лентою свои распущенные волосы.- Ну, а князь этотъ каковъ?

   - А этотъ шутъ еще какой-то невиданный, рѣшилъ неумолимо про Пужбольскаго практическ³й ²осифъ Козьмичъ.

   Черезъ полчаса Марина, тихо подкравшись къ дверямъ библ³отеки, наблюдала за слугами, уставлявшими тарелками и бутылками большой круглый столъ, освѣщенный лампою. За другимъ столомъ, при двухъ свѣчахъ, сидѣли другъ противъ друга Завалевск³й и князь, огненная борода котораго напоминала нашей героинѣ не Ричарда Львиное Сердце, - такъ какъ о немъ, и вообще объ историческихъ лицахъ, она въ своемъ качествѣ современной дѣвицы имѣла лишь самое слабое понят³е,- а жида-разнощика, у котораго она покупала булавки. Друзья горячо промежь себя спорили. Это былъ все тотъ же, въ трет³й разъ возобновлявш³йся споръ о происхожден³и абиссинцевъ.

   - Согласенъ; оставляю тебѣ Пельгрева и о Максѣ Миллерѣ не упомяну, говорилъ графъ;- но вотъ тебѣ самое рудиментарное доказательство: нарѣч³е, на которомъ читаютъ Библ³ю всѣ Абиссинск³я племена, къ какому принадлежитъ оно семейству языковъ?

   - Къ Семитическому, отвѣчалъ Пужбольск³й.

   - Что и требовалось доказать, торжествовалъ Завалевск³й.

   - Да развѣ это доказательство, развѣ имѣетъ какой-нибудь смыслъ подобный силлогизмъ, визжала огненная борода, колотя себѣ въ грудь, обѣими руками:- Чехи читаютъ Библ³ю на латинскомъ языкѣ,- ergo чехи Латинскаго племени?...

   - Отецъ прислалъ вамъ ключъ отъ книгъ, неожиданно для него проговорила вдругъ Марина, легкою поступью своею незамѣтно скользнувшая тѣмъ временемъ въ залу.

   Онъ оторопѣлъ, глянулъ на нее, срывая шляпу, которую до сей минуты, въ пылу неустанно возобновлявшагося прен³я, все не успѣвалъ еще стащить съ головы.

   Она положила, улыбаясь, ключъ между двумя пр³ятелями и молча указала рукою на простѣнокъ, въ который вдѣлана была витрина для инкунабулъ.

   Пужбольск³й схватилъ ключъ и свѣчку со стола и тотчасъ же отправился. къ нимъ.

   А Марина, какъ стояла, повернула голову, смѣлымъ и ласковымъ взглядомъ глянула въ самые глаза Завалевскаго и проговорила горячо и медленно:

   - Вы хо-рош³й человѣкъ!

   - Почему вы такъ думаете? спросилъ онъ въ изумлен³и.

   - Я знаю! также медленно промолвила она опять, кивнула головой сверху внизъ, еще разъ улыбнулась ему и - скрылась.

   - Mon cher ami, быстрымъ шагомъ переходя къ нему отъ витрины, зашепталъ Пужбольск³й тотчасъ вслѣдъ за ея исчезновен³емъ,- ты въ Венец³и, въ церкви Santa Maria Formosa былъ?

   - Былъ.

   - Святую Варвару Пальма Векк³о помнишь тамъ?

   - Очень хорошо помню.

   - Эту силу, жизнь, красоту! восклицалъ восторженно Пужбольск³й.- И не напоминаетъ тебѣ ее,- avec moins de distinction, peut-être - эта... не хочу знать, не говори кто, зачѣмъ, для чего? но эта прелестная Erscheinung, которую мы съ этой минуты такъ и будемъ называть: la bel la Barbara di Corno carmino (Алаго-Рога)!

   - Barbara, пожалуй, шутливо отвѣчалъ Завалевск³й, на котораго выходка Марины - онъ не могъ объяснить себѣ ея смысла,- нѣсколько непр³ятно подѣйствовала,- но никакъ уже не великомученица...

  

  

   Было уже довольно поздно, когда Завалевск³й, проводивъ Пужбольскаго въ приготовленную ему комнату, вернулся въ кабинетъ, гдѣ онъ велѣлъ приготовить себѣ постель на диванѣ. Онъ потушилъ принесенную имъ свѣчу и подошелъ къ раскрытому окну...

   Майская ночь лежала кругомъ, безмолвная и прозрачная. Широкая полоса тѣни падала справа на землю отъ вѣковыхъ липъ, колоссальною группой подымавшихся съ этой стороны сада, и сквозь какой-то причудливо очерченный прорывъ въ сплошной листвѣ ихъ вершинъ выглядывалъ золотымъ пятномъ щербатый мѣсяцъ, словно лампада изъ глубины пещеры. Изъ сада несся проникающ³й запахъ жасмина; туманы поднимались надъ рѣкой...

   То были знакомые съ дѣтства, съ дѣтства любезные Завалевскому туманы Алаго-Рога. Какъ въ тѣ младенческ³е дни, когда изъ этого же окна, погрузивъ въ обѣ ручонки свою кудрявую головку, глядѣлъ онъ за рѣку съ какимъ-то сладкимъ чувствомъ въ трепетно бившемся сердцѣ - и все ждалъ, все чудилось ему... вотъ, вотъ, сейчасъ, поверхъ лѣсу стоячаго, поверхъ той ольховой рощи, выглянетъ лѣш³й и нечеловѣческимъ гоготомъ загогочетъ на весь лѣсъ... и онъ заранѣе, въ чаян³и близкаго ужаса, закрывалъ глаза и чувствовалъ на волосахъ своихъ чью-то мягкую руку, руку старика дяди, - и снова жадно глядѣлъ онъ впередъ, и гдѣ-то внутри его сказывалось ему, что пока тутъ эта рука, ничего ему не сдѣлаетъ лѣш³й... какъ и въ тѣ дни стлались теперь надъ рѣкою сизыя пелены тумана, раздвигая ея берега до безконечной дали... Словно изъ лона глубоко дремлющихъ водъ выростали, казалось, стволы ольхъ, серебримые блѣднымъ мѣсячнымъ с³ян³емъ... Но вотъ колыхнулся сѣдой паръ и, цѣпляясь за кусты, понесся вверхъ... вотъ вьется онъ среди стволовъ,- вотъ побѣжалъ разорванными клочьями, хватаясь за верховые сучья... Не воздушная-ли семья Виллъ проносится тамъ въ фантастической пляскѣ?.. Но снова темнымъ очеркомъ рисуются лѣсныя вершины на синей чащѣ неба, тяжелѣя падаетъ туманъ и прыгаетъ по землѣ большими бѣлыми клубами,- и снова, тихо волнуясь, заливаетъ даль серебримое луной марево безконечнаго озера...

   "Призраки... все тѣ же призраки... какъ и вся жизнь! vitae phantasmata, прошепталъ Завалевск³й, поворачивая въ окну вольтеровское кресло покойнаго дяди и медленно опускаясь въ него.

   И изъ толпы этихъ призраковъ его минувшей жизни прежде всего выдѣлялся предъ нимъ суровый, почти аскетическ³й обликъ этого старика, воспитавшаго его... Завалевск³й не помнилъ матери,- она скончалась два года послѣ его рожден³я. Отецъ его былъ убитъ подъ Варною, въ турецкую кампан³ю. Онъ остался сиротою на рукахъ дяди... Заподозрѣнный по дѣлу 14-го декабря, графъ Константинъ Владим³ровичъ Завалевск³й выпущенъ былъ изъ крѣпости послѣ полуторагодоваго заключен³я и сосланъ въ деревню, съ запрещен³емъ въѣзда въ столицу. По прошеств³и десяти лѣтъ запрещен³е это было снято съ него, но графъ не пожелалъ самъ воспользоваться дарованнымъ ему прощен³емъ. - "Я чистъ, обѣлять меня безполезно", отвѣчалъ онъ холодно чиновнику, посланному къ нему отъ генералъ-губернатора съ этою вѣстью. Онъ былъ дѣйствительно чистъ, не участвовалъ ни въ какихъ преступныхъ замыслахъ; онъ остался на вершинахъ и, за распавшимся Союзомъ Благоденств³я, не поступилъ ни въ одно изъ образовавшихся послѣ того обществъ. Но онъ понесъ бы скорѣе голову свою на плаху, чѣмъ отказаться отъ прежнихъ друзей, чѣмъ, въ виду гибели, отдѣлить судьбу свою отъ ихъ судьбы... Памяти ихъ, тѣмъ чистымъ стремлен³ямъ первоначальной связи его съ ними остался онъ вѣренъ до конца... Въ продолжен³е двадцати восьми лѣтъ, до смерти, Константинъ Владим³ровичъ не выѣзжалъ изъ Алаго-Рога... Да и что было дѣлать ему въ Петербургѣ, въ Москвѣ того времени?- "Съ нами порвалась нить", говорилъ онъ своимъ отрывчатымъ, часто загадочнымъ языкомъ,- "теперь тамъ минотаврово логовище, непроглядная темь... изъ мрака дѣти мрака выйдутъ"...

   И Завалевск³й вспомнилъ, какъ въ этомъ кабинетѣ, наклонясь надъ этимъ драгоцѣннымъ Альдомъ XVI вѣка, въ длинномъ сѣраго сукна халатѣ, похожемъ на хитонъ, съ бархатною шапочкой на порѣдѣвшихъ волосахъ, читалъ съ нимъ старикъ Artem poлticam:

  

             ...Grajis ingeniun,

         Grajis dйdit ore rotundo

         Musa loqui...

  

   раздавался какъ живой въ его ушахъ, не по лѣтамъ одушевленный, слегка дрожавш³й голосъ дяди. Константинъ Владим³ровичъ самъ преподавалъ племяннику латинск³й языкъ; эллинскому обучалъ его ученый филологъ, выписанный старикомъ изъ Герман³и. Въ строг³я рамы заключена была жизнь юноши; рано привыкъ онъ сосредоточиваться, наблюдать, вдумываться въ предстоявш³я ему явлен³я. Изъ суммы впечатлѣн³й, вынесенныхъ имъ изъ постояннаго общен³я съ дядей, въ душѣ его глубоко врѣзались два понят³я, засвѣтились лучезарно двѣ звѣзды: родина и свобода. И Завалевск³й вспоминалъ опять, какъ рано зачитывался онъ всѣмъ, что относилось до Русской Истор³и, вспоминалъ свои ранн³я, молодыя, до слезъ горьк³я недоумѣн³я...

   Когда ему минуло девятнадцать лѣтъ, дядя отправилъ его въ университетъ, въ Москву. - "Пора разстаться, пора тебѣ въ жизнь", говорилъ онъ ему на прощаньи,- "съ Богомъ,- и не возвращайся безъ нужды... Не напоминай собою обо мнѣ,- за тобой наблюдать будутъ... Учиться будешь хорошо, знаю,- приготовленъ... Да и зачѣмъ?... Свѣта, свѣта и еще свѣта - вотъ что нужно! Времени прошло довольно,- можетъ быть, и тамъ успѣли это понять... Свѣта ищи, къ свѣту веди, если сможется... А нѣтъ, - что же дѣлать! Во мракъ ты не пойдешь, - уходи! Только ко мнѣ не обращайся, не требуй совѣтовъ,- я не отвѣчу"...

   И призраки минувшаго проносились одинъ за другимъ предъ духовными очами Завалевскаго. Онъ вспоминалъ свою одинокую жизнь въ университетѣ - товарищи почитали его за "педанта",- и первую любовь... и первые лучи снова загоравшагося тогда въ Москвѣ "свѣта", вспоминалъ славянъ и западниковъ, свѣтлыя личности, дѣтскую нетерпимость и горяч³я увлечен³я, добросовѣстныя натяжки и яростные до брани споры въ одной извѣстной тогда въ Москвѣ гостиной, на Собачьей-Площадкѣ... И затѣмъ, въ 1848 году, разгромъ университетовъ, безумныя гонен³я... А тамъ Петербургъ, свинцовое небо и свинцовыя лица, затянутые воротники, канцеляр³я многочисленная и вымуштрованная какъ казарма, большой свѣтъ съ его маменьками, назойливо бѣгавшими за Завалевскимъ, какъ за богатымъ женихомъ, съ его офицерами, которые прыткими ногами выплясывали себѣ карьеру, со всякими самомнящими правовѣдами и облизанными дипломатами... Изъ раздушенной и душной атмосферы бала или раута Завалевск³й бѣжитъ, алча свѣжаго воздуха, куда-нибудь къ Пяти Угламъ, въ тѣсный литературный кружокъ, или на чиновничью сходку, въ третьемъ этажѣ, на Стремянной... Тамъ опять споры, споры безъ конца, но безъ московской искренности, безъ вѣскости московскаго знан³я,- за то съ тѣмъ избыткомъ самонадѣянности и желчи, что такъ присущъ петербуржцу, изворотливая д³алектика и жидкая культура, презрѣн³е къ истор³и, къ предан³ямъ быта и, какъ панацея противъ существовавшаго зла, государственныя и экономическ³я теор³и, цѣликомъ нахватанныя изъ французскихъ книжекъ тридцатыхъ годовъ... Печально слушаетъ Завалевск³й - и думаетъ: "нѣтъ, не зажжете вы свѣта, друзья мои: ваши высиженныя теор³и, вашъ деревянный канцелярск³й либерализмъ - не свобода, ваше напускное народолюб³е тѣмъ же Иваномъ Четвертымъ пахнетъ"... А будущ³е "общественные дѣятели" - онъ это чувствуетъ, - глубоко презираютъ его, въ свою очередь, какъ "аристократа" и "идеалиста"...

   И все тяжелѣе, ненавистнѣе съ каждымъ днемъ становятся для Завалевскаго его канцеляр³я, и балы high life'а, и маменьки, владѣлицы взрослыхъ дочерей, и демократы-чиновники, и слѣпой космополитизмъ литературныхъ борцовъ.

   "Что дѣлать? думаетъ онъ; неужели уходитъ, - уходить такъ рано"...

   Крымская война разрѣшила его недоумѣн³я: онъ распростился съ Петербургомъ и поскакалъ въ одно изъ своихъ великорусскихъ имѣн³й. Черезъ мѣсяцъ онъ выступалъ въ походъ съ ополчен³емъ той губерн³и.

   Какъ изстрадался онъ! Чего ни наглядѣлся въ продолжен³е этого похода! Бездарность, распущенность, безобразное пьянство, казнокрады, сжигавш³е на свѣчкѣ сторублевыя ассигнац³и, и рядомъ безъ сапогъ солдаты, гибнувш³е въ грязи непроходимыхъ дорогъ, - вся та "мерзость и чернота неправды", которую горькимъ стихомъ громилъ въ тѣ дни поэтъ...

   Имъ овладѣвало отчаян³е, ему хотѣлось скорѣе въ бой, онъ жаждалъ непр³ятельскаго штыка, пули, ядра. Скорѣе, скорѣе туда, говорилъ онъ себѣ, гдѣ "безсмысленную ложь" свою искупаетъ теперь Росс³я потоками чистѣйшей, благороднѣйшей крови своей, гдѣ противъ всего м³ра, за вчера поднявшимися стѣнами, отстаиваютъ честь ея неслыханные бойцы, безъ словъ, безъ страха и безъ надежды...

   Завалевск³й кинулъ свою дружину и поступилъ въ пѣхотный полкъ, форсированнымъ маршемъ спѣшивш³й изъ Москвы въ Севастополь... Но онъ не дошелъ туда: не враж³й выстрѣлъ, а злокачественный тифъ лишилъ его памяти, сознан³я окружавшаго...

   Рядомъ съ нимъ лежалъ ополченецъ Пужбольск³й, раненый при Черной. Они сдружились... Вмѣстѣ, по заключен³и мира, уѣхали они за границу... Константина Владим³ровича уже не было на свѣтѣ: онъ умеръ, пока племянникъ былъ въ походѣ.

   Въ неотразимомъ блескѣ воскресало въ воспоминан³яхъ Завалевскаго его трехлѣтнее пребыван³е въ Итал³и. Онъ весь ушелъ тамъ въ м³ръ искусства, въ м³ръ древности, въ тотъ обаятельный, вѣчно живой, вѣчно юный м³ръ... Онъ вспоминалъ еще, какъ, по пути туда, онъ случайно во Франкфуртѣ, за table d'hote'омъ въ Hôtel d'Angleterre, познакомился съ высокимъ, чопорнымъ, саркастически улыбавшимся старикомъ, какъ онъ сошелся съ нимъ, и завязалась затѣмъ между ними переписка, какъ мало-по-малу овладѣвалъ его мыслью своеобразный ген³й этого случайнаго его знакомца: звали его Артуръ Шопенгауэръ...

   Первая вѣсть о готовившемся освобожден³и крестьянъ застала Завалевскаго въ Римѣ. Онъ все кинулъ - и поспѣшилъ на родину...

   Живо припоминался ему тогдашн³й переѣздъ изъ Штетина въ Петербургъ. Погода стояла великолѣпная; онъ по часамъ глядѣлъ, не отрываясь, съ палубы на мелкую, словно рыбья чешуя, морскую зыбь, всю трепетавшую въ нѣгѣ и с³ян³и горячаго весенняго солнца... Онъ ожидалъ, онъ говорилъ себѣ, что такимъ же трепетомъ и с³ян³емъ жизни должна была теперь, предъ великимъ разсвѣтомъ, быть отъ края до края исполнена его родина...

   Онъ по пр³ѣздѣ не имѣлъ случая замѣтить ничего подобнаго... Тѣ же разговоры, та же д³алектика, только еще болѣе прежняго желчи; съ одной стороны безплодныя жалобы и ядовитыя нарекан³я, съ другой - безпощадная насмѣшка, торжествующее глумлен³е, словно весь вопросъ состоялъ въ томъ, какъ бы злѣе насолить тѣмъ, кто почиталъ себя въ правѣ жаловаться, - вотъ что нашелъ въ Петербургѣ Завалевск³й... На Васильевскомъ Острову таинственно работали коммисс³и... Старые знакомые приняли его недовѣрчиво, почти враждебно; онъ, извѣстно, былъ "аристократъ" и "идеалистъ"...

   Но онъ, именно въ этомъ своемъ качествѣ "идеалиста", не стремился ни въ какому вл³ян³ю, не примыкалъ ни въ какой парт³и, не навязывалъ никакой своей программы. Чьими бы руками ни совершалось великое дѣло, лишь бы совершилось оно,- онъ мысленно заранѣе сжималъ горячо въ своихъ эти благотворныя руки... Для него важнѣе было другое: онъ все прислушивался, тревожно искалъ того усиленнаго пульса жизни, который - упорно надѣялся онъ,- долженъ былъ биться въ странѣ наканунѣ такого огромнаго событ³я. Но онъ все не доискивался его...

   Насталъ велик³й день (Завалевск³й былъ назначенъ членомъ крестьянскаго присутств³я въ одной изъ среднихъ губерн³й); за этимъ слѣдовалъ цѣлый рядъ коренныхъ преобразован³й, измѣнившихъ всю наружную физ³оном³ю страны... Но внутри ея, гдѣ, гдѣ то широкое, воскрешающее вѣян³е свободы, та подымающая сила жизни, которую съ юности призывалъ нашъ "идеалистъ" всѣми голосами души своей? Гдѣ благодарная дѣятельность освобожденнаго труда? Гдѣ тотъ подъемъ духа въ народѣ, обрѣтшемъ вновь свои человѣческ³я права?... Тщетно искалъ вокругъ себя Завалевск³й, - внизу прогулъ, шатанье, недоимка, м³ръ горлановъ и пьяный самосудъ; выше - постыдное, тупое унын³е, безнадежность трутня, выгнаннаго изъ улья... А мысль, молодая мысль Росс³и - то, что именовало себя тогда "новыми людьми",- чѣмъ привѣтствовала, чѣмъ праздновала она это великое дѣло освобожден³я родины?

   Съ ужасомъ и отвращен³емъ раскрывалъ каждый разъ Завалевск³й нумера толстыхъ журналовъ, ежемѣсячно получавшихся имъ изъ Петербурга; часто, не довѣряя глазамъ своимъ, знакомился онъ съ ихъ содержан³емъ... Тамъ раздавался какой-то дик³й вой,- вой эѳ³оповъ, по древнему сказан³ю, лаявшихъ на солнце... Полудик³е семинаристы, заявлявш³е себя представителями "молодаго поколѣн³я", сталкивали съ вѣковыхъ пьедесталовъ высочайшихъ представителей человѣческой культуры и обзывали ихъ "пошляками"; наглые гаеры въ бѣшеной "свистопляскѣ" топтали козлиными ногами все великое духовное прошлое человѣка, и съ пѣной у рта, съ поднятыми кулаками, требовали, да возвратится онъ въ образъ звѣриный. Освистанное искусство объявлено было "аристократическимъ тунеядствомъ", поэз³я "пакостнымъ времяпрепровожден³емъ", истор³я оказывалась "не стоящимъ вниман³я собран³емъ всякой негодной дряни"... Дерзость этого скоморошества уступала только его неслыханному комизму. Лѣтосчислен³е русской мысли повелѣвалось вести съ какой-то полемической статьи одного изъ "новыхъ людей", а "дворянскую литературу", то-есть все то, что по-русски написано было не семинаристами, почитать не существующею. Росс³и, оплеванной наперерывъ всѣми этими бѣшеными устами, приговоренной ими на мельчайш³е атомы,- Росс³и объявлялось, что у нея и истор³и никакой нѣтъ, что во все продолжен³е ея тысячелѣтняго существован³я она произвела одного единственно "порядочнаго человѣка", и что этотъ порядочный человѣкъ - Стенька Разинъ!...

   Глубоко, всѣми сторонами своего существа, какъ человѣкъ образован³я, какъ гражданинъ, какъ сынъ своей земли, возмущенъ былъ Завалевск³й, - и воспоминались ему пророческ³я слова его дяди: "изъ мрака лишь дѣти мрака выйдутъ"... Да, вотъ они, эти исшедш³я изъ мрака дѣти! Неразумное прошлое давало свой естественный плодъ... Но гдѣ же, гдѣ же спасен³е?...

   Быстро неслись призраки... Завалевск³й вспоминалъ 1863 годъ, грозу, подымавшуюся съ Запада на Росс³ю, и могуч³й взрывъ патр³отическаго чувства, охвативш³й его родину изъ конца въ конецъ... Горячо отдался онъ весь этому спасительному движен³ю! Онъ уразумѣлъ сразу всю его вѣскость, все его значен³е...

   Въ пылу увлечен³я нашъ идеалистъ обрекалъ всего себя на дѣло сл³ян³я русскихъ окраинъ съ общимъ отечествомъ; онъ началъ составлять большое общество съ цѣл³ю пр³обрѣтать покупкою имѣн³я въ Западномъ краѣ, намѣревался самъ поселиться въ немъ, поступить тамъ на службу... Предпр³ят³е не удалось,- предложен³я его были отклонены... "Благо, что такъ случилось", вспоминалъ теперь Завалевск³й, улыбаясь своею унылою улыбкой:- "хорошъ бы я былъ! Считаемый чуть не за самую газету Вѣсть въ 1866 году, я, пожалуй, былъ бы выгнанъ оттуда какъ "революц³онеръ" и "соц³алистъ"...

   Онъ почувствовалъ себя безполезнымъ и снова уѣхалъ въ Итал³ю. Но онъ не обрѣлъ въ ней прежнихъ восторговъ, прежняго самозабвен³я. Онъ теперь, можетъ быть, еще лучше, тоньше понималъ, цѣнилъ искусство, но онъ уже не чувствовалъ себя способнымъ отдаться ему всецѣло, уйти всѣмъ существомъ своимъ въ этотъ волшебный м³ръ и, какъ прежде блаженно замереть въ немъ... Онъ вспоминалъ, какъ однажды въ Венец³и, остановившись предъ Святымъ Маркомъ, перечислялъ онъ мысленно, что ген³я, человѣческаго труда и навезенныхъ изо всѣхъ странъ земли сокровищъ потрачено было на этотъ исполинск³й памятникъ дней славы и велич³я... "Что двигало все это", подумалъ онъ, "то уже никогда, никогда для человѣка, не вернется! И для меня къ этому нѣтъ уже возврата"... Нежданныя, жгуч³я слезы выступили у него подъ рѣсницами... Онъ на другой же день уѣхалъ въ Гамбургъ, оттуда въ Америку. "Посмотримъ на страну, гдѣ этого никогда не бывало", сказалъ онъ себѣ,- "познакомимся поближе съ новою жизн³ю, съ новыми задачами"...

   Но самъ онъ не могъ отрѣшить себя отъ прежняго человѣка. Въ этой странѣ безпредѣльной свободы,- Завалевск³й провелъ тамъ два года,- онъ все отыскивалъ суровыя республиканск³я добродѣтели, пуританъ временъ Пенна, героевъ пустынь и дѣвственныхъ лѣсовъ Купера,- и натыкался лишь.на эксплуататоровъ и humbug'онъ всякаго рода. Онъ задыхался. какъ задыхался въ немъ Эдгардъ По, въ этомъ м³рѣ машинъ, царственнаго мѣщанства, колоссальнаго разсчета и циническаго корыстолюб³я. Новая жизнь наводила на него невыносимую тоску. Онъ вернулся въ Европу.

   Онъ пр³ѣхалъ въ Парижъ вслѣдъ за вступлен³емъ въ него германской арм³и... Его настигла тамъ коммуна со всѣмъ ея безумствомъ, со всѣми ея ужасами, со всѣми ужасами версальскаго возмезд³я... "А вотъ и разрѣшен³е новыхъ задачъ!" говорилъ себѣ Завалевск³й,- "пожаръ, кровь и разрушен³е! Чѣмъ же хуже были Неронъ и Гунны?"... Какъ бы въ отвѣтъ ему, какой-то русск³й выходецъ посылалъ изъ Женевы свой братск³й привѣтъ поджигателямъ Парижа: "Петролеумъ", восклицалъ онъ въ младенческомъ восторгѣ,- "вотъ тотъ факелъ, которымъ долженъ освѣтиться велик³й пиръ равенства и братства людей!" - "Какъ будетъ вонять на этомъ пиру!" говорилъ по этому поводу Пужбольск³й,- Завалевск³й засталъ его въ Парижѣ,- Пужбольск³й, который, не стѣсняясь, въ самый разгаръ террора отпускалъ громко на улицѣ подобныя же замѣчан³я, за что чуть и не былъ разстрѣлянъ однажды толпою блузниковъ. Его уже тащили въ стѣнѣ. Bon mot спасло ему жизнь.- "Vous allez me fusiller; je veux bien; mais en serez vous plus propres?" спросилъ онъ вдругъ, указывая на ихъ грязныя лохмотья,- "tenez, j'aime mieux vous payer du savon!" И онъ вытащилъ два золотыхъ, бывшихъ въ его карманѣ. Его отпустили съ громкимъ смѣхомъ... И вотъ, послѣ пяти лѣтъ отсутств³я, Завалевск³й опять на родинѣ... Комед³я Нечаевскаго процесса только-что была отыграна, патр³отическая струна давно смолкла, - и надъ нею ретроспективно потѣшались теперь фельетонныя балалайки... Внимательно сталъ прислушиваться, приглядываться Завалевск³й, и... и прежнею тоской щемило у него въ груди... Преобразованная родина, на свѣж³е глаза, представлялась ему теперь - увы!- какимъ-то нескладнымъ недорослемъ, облеченнымъ въ одежду взрослаго человѣка и безпомощно запутавшимся въ ней... Ничто, казалось ему, не спорилось, не шло въ здоровый ростъ, не складывалось въ строй, въ дѣйственное, живучее сочетан³е... Старое, очевидно, вымирало, гн³я, но изъ-подъ его опадающихъ стеблей нигдѣ не замѣчалъ Завалевск³й свѣжихъ побѣговъ здоровой молодой жизни... Въ темныхъ и нелѣпыхъ краскахъ рисовался предъ нимъ этотъ давно не виданный имъ родной бытъ: города и села представляли собою зрѣлище одного сплошнаго кабака; вѣчно неуловимый красный пѣтухъ гулялъ безнаказанно по всему пространству деревянной Росс³и; жаловались на тѣсноты, на опеку, толковали о расширен³и правъ,- а самоуправлен³е не умѣло моста устроить, и земск³я дороги утопали въ грязи какъ во времена Михаила Ѳедоровича, а излюбленные люди страны, а представители высшихъ и низшихъ сослов³й позорили себя то-и-дѣло безстыдною недобросовѣстностью... Сегодня читалъ Завалевск³й,