Маркевич Болеслав Михайлович - Марина из Алого Рога

bsp; 

   Какъ туча грозный вернулся изъ сада ²осифъ Козьмичъ... Къ немалому своему удивлен³ю, онъ засталъ у себя въ столовой, чрезъ которую проходилъ онъ въ кабинетъ, Вермана, котораго ожидалъ никакъ не ранѣе завтрашняго дня. "Монополистъ" сидѣлъ за обѣденнымъ столомъ и жадно доѣдалъ какую-то поданную ему половину холодной индѣйки...

   - Извините, что безъ васъ распорядился, многоуважаемый, объяснилъ онъ хозяину,- чуть съ голоду не умеръ просто...

   - Не застали генерала? коротко спросилъ тотъ.

   - Утромъ въ городъ уѣхалъ, какъ нарочно,- и со всѣмъ семействомъ... Хлѣба куска тамъ достать не могъ, повѣрите!... Вернулся въ вамъ и...

   - Неудачный для васъ день! отрѣзалъ господинъ Самойленко.

   - А что? поднялъ на него глаза Верманъ, встревоженный его тономъ.

   - Что!- Пошелъ вонъ! обернулся главноуправляющ³й въ прислуживавшему гостю слугѣ.- Мимо проѣхало,- вотъ что! объяснилъ онъ Верману, едва остались они вдвоемъ.

   "Монополистъ" только глазами заморгалъ,- онъ не совсѣмъ сообразилъ еще.

   - Не продаетъ, - понялъ ты? крикнулъ ему ²осифъ Козьмичъ.

   - Какъ не продаетъ? даже поблѣднѣлъ слегка Верманъ.

   - А вотъ такъ, что ему больш³я деньги не нужны теперь...

   - Да вѣдь онъ самъ же, говорили вы, въ шею гналъ васъ, чтобы деньги ему скорѣе?...

   - Ну, а теперь не нужно!... Въ маломъ, говоритъ, масштабѣ думаю... Да вретъ онъ,- не то совсѣмъ, вретъ! захлебывался г. Самойленко, расхаживая по комнатѣ, какъ въ клѣткѣ разъяренный левъ.

   - Сомнѣвается - полагаете? смекнулъ "монополистъ"- и выронилъ вилку изъ рукъ.

   ²осифъ Козьмичъ внезапнымъ оборотомъ сталъ стоймя предъ нимъ, весь багровый.

   - Змѣю за пазухой выростилъ я, пропустилъ онъ сквозь спиравшееся отъ гнѣва горло, - оттуда идетъ, понимаешь?...

   Верманъ не на шутку перепугался.

   - Выпейте, выпейте, многоуважаемый! захлопоталъ онъ, наскоро наливая полный стаканъ воды и подавая ее пр³ятелю...

   Тотъ выпилъ ее залпомъ и - судорожнымъ движен³емъ рванулъ съ себя галстукъ.

   - Змѣю выростилъ! повторилъ онъ глухо.

   - Никогда того быть не можетъ, не повѣрю, великодушно вступился "монополистъ", - чтобы такая благородная и образованная дѣвица какъ...

   - А сегодня утромъ, перебилъ его господинъ Самойленко, - не слышалъ ты самъ, какъ она... Кто тамъ? крикнулъ онъ вдругъ на скрипъ осторожно отворявшейся изъ передней двери.

   - Я... Осипъ, отвѣчалъ надтреснувш³й голосъ - и въ дверь бочкомъ, сгорбясь, пролѣзла жабообразная фигура хромаго кузнеца:- приходить, сказывалъ Лаврент³й, приказывали...

   - Приходить! такъ и накинулся на него главноуправляющ³й,- драть тебя, такъ и то мало!...

   - Что-жь драть-то! пробормоталъ кузнецъ, перебирая между пальцами свою неизбѣжную мѣховую шапку,- напрасно, за что драть-то!...

   - Напрасно! подбѣжалъ къ нему съ поднятыми кулаками "потомокъ гетмановъ": - а колеса въ тарантасѣ моемъ ты смотрѣлъ?...

   - Смотрѣлъ...

   - Смотрѣлъ, подлецъ, а что хлябаютъ кругомъ шины, не видалъ?

   - Новыя, извѣстно, - ссохлись, объяснялъ Осипъ, конфузливо опуская мѣшки своихъ вѣкъ на глаза.

   ²осифъ Козьмичъ такъ и затопалъ на мѣстѣ.

   - Такъ на это, распротоканалья ты эдакая, держу я тебя кузнецомъ, чтобы ты, ерепей мерзопакостный...

   Голосъ Вермана прервалъ ругательства его на половинѣ.

   - Гдѣ у васъ сигары, многоуважаемый? говорилъ онъ,- мои всѣ вышли...

   - А вотъ сейчасъ... Погоди меня здѣсь, я съ тобой не кончилъ! крикнулъ кузнецу господинъ Самойленко и направился вслѣдъ за Верманомъ въ кабинетъ.

   Дверь за ними затворилась; "хромой бѣсъ" остался одинъ...

   Быстро наступалъ вечеръ. Кузнецъ все ждалъ... но дверь кабинета все такъ же оставалась затворенною... никто не звалъ его. Отмороженная нога его затекла,- онъ осторожно опустился на кончикъ ближайшаго въ передней стула, прикорнулъ головой въ притолкѣ и - тутъ же задремалъ...

   Часы въ освѣщенной гостиной ²осифа Козьмича только-что отзвонили одиннадцать ударовъ, когда онъ съ Верманомъ вышли туда изъ полутемнаго кабинета, въ которомъ они до того времени переговаривались о неожиданномъ оборотѣ, принятомъ ихъ дѣломъ, и о средствахъ его поправить... Остаться ночевать въ Аломъ-Рогѣ "монополистъ" не согласился: ему, увѣрялъ онъ, необходимо было захватить въ городѣ одного пр³ятеля, который съ первымъ утреннимъ поѣздомъ собирался въ Харьковъ ѣхать, такъ что онъ его едва застать успѣетъ... ²осифъ Козьмичъ не настаивалъ...

   Онъ проводилъ гостя до крыльца.

   - Прощайте, до скораго свиданья, почтеннѣйш³й другъ! говорилъ "монополистъ", усаживаясь въ свой экипажъ: - я увѣренъ, что, при вашемъ умѣ, все устроится въ лучшему по вашей фантаз³и... Маринѣ Осиповнѣ мое почтен³е прошу засвидѣтельствовать, заключилъ онъ подъ звонъ бубенцевъ и грохотъ задвигавшихся колесъ...

   - Я вотъ ей засвидѣтельствую! пробурчалъ господинъ

   Самойленко, оставшись одинъ на крыльцѣ, - и медленными шагами поворотилъ назадъ.

   Не успѣлъ онъ войти въ гостиную, какъ на порогѣ дверей, выходившихъ въ садъ, вырисовалась предъ нимъ стройная фигура Марины, вся свѣтлая на темномъ фонѣ сада...

   Она увидѣла его, на мигъ остановилась въ дверяхъ и - вошла въ комнату, блѣдная и спокойная.

   У ²осифа Козьмича даже губы задрожали...

   - Откуда, сударыня? началъ онъ, едва сдерживаясь.

   - Изъ саду, какъ видите...

   Она опустилась въ кресло и сложила руки на колѣняхъ, какъ бы готовясь слушать... Лицо ея приняло выражен³е чего-то преднамѣреннаго и рѣшительнаго...

   Онъ быстро прошелся по комнатѣ - и вдругъ остановился предъ ней.

   - Что же вы цѣловались тамъ съ нимъ въ саду?...

   Какъ отъ прикосновен³я горячаго желѣза, вся вздрогнула Марина.

   - Про кого это вы говорите?

   - Про кого-жь, какъ не про графа вашего! злобно отрѣзалъ онъ ей въ отвѣтъ.

   Она улыбнулась,- чего стоило ей эта улыбка!..

   - Вы знаете, что это не можетъ быть;- къ чему же вы говорите? тихо вымолвила она, и руки ея упали снова на ея колѣни.

   Господинъ Самойленко никакъ не ожидалъ этого спокойств³я,- оно его еще болѣе раздражило.

   - Я всего въ правѣ ожидать послѣ вашего пассажа! крикнулъ онъ на нее:- дерзости я еще могъ бы простить,- подлости никогда!..

   Марина подняла на него свои потускнѣвш³е и изумленные глаза: онъ упрекалъ ее въ подлости!.. ,

   - Вы осмѣлились передать ему, захлебывался межъ тѣмъ ²осифъ Козьмичъ, - передать подслушанное... перевранное вами...

   Она только плечами пожала.

   Онъ наклонился въ ея креслу, сжимая кулаки...

   - Ты меня, сквернавка ты эдакая, захрипѣлъ онъ, забывая уже всякую удержь,- ты меня предъ жидомъ смѣла воромъ назвать... меня, Самойленку!.. Да мало того, пш³онничать пошла, нашептывать на меня своему... чортъ васъ знаетъ, чѣмъ онъ тебѣ приходится!..

   Она молчала, недвижимая какъ мраморная глыба... Только пальцы до боли стиснутыхъ ею рукъ хрустѣли въ отвѣтъ его бѣшенымъ ругательствамъ.

   - Да говори же, отвѣчай!- его все сильнѣе приводила въ ярость неожиданная ея невозмутимость:- не ты развѣ отсовѣтовала графу лѣсъ продавать?..

   - Я ничего не совѣтовала, все такъ же тихо промолвила она.

   - Брешь ты, врешь! затопалъ онъ на нее ногами. Она вскинула на него взглядомъ.

   - Солгала-ли я вамъ хотя разъ въ жизни? сказала она только.

   - Такъ кто-жь его научилъ! уставился на нее ²осифъ Козьмичъ:- не святымъ же духомъ осѣнило его, чтобъ онъ съ утра на вечеръ съѣхалъ, съ хочу на не хочу?..

   - Развѣ такъ трудно ему самому догадаться... что вы его обманываете? отвѣчала на это Марина.

   Искры запрыгали въ зрачкахъ "потомка гетмановъ"... Онъ схватился за стулъ...

   - Да какъ ты смѣешь... въ глаза... мнѣ... еще разъ... Знаешь ли ты... что я тебя могу...

   Она еще разъ глянула ему въ лицо.

   - Что вы можете? спросила она.

   - Въ ничтожество, въ холопство обратить тебя могу! заревѣлъ онъ,- и стулъ затрещалъ подъ его сильною рукой...

   - Вы можете оскорблять меня, сказала Марина,- я все снесу... добровольно... Но права надо мною вы не имѣете... вы мнѣ не отецъ!..

   - Я тебѣ не отецъ? озадаченно повторилъ ²осифъ Козьмичъ:- такъ кто же я тебѣ?..

   - Мужъ моей покойной матери.

   - Мужъ твоей... А твой... твой отецъ кто же, по-твоему?..

   - Вы знаете, избѣгая встрѣтиться съ нимъ глазами, отвѣчала она:- отецъ мой князь Анатол³й Сергѣичъ Серебряный...

   - Анатол³й Серг... Князь Анатол³й Сергѣ... Ха, ха, ха! Княжна! С³ятельная!.. Княжна! хохоталъ какъ въ истерическомъ припадкѣ ²осифъ Козьмичъ...

   - Моя мать вамъ сама въ этомъ призналась, прервала его Марина,- и вы... вы простили ей... вы хорошо тогда поступили!..

   - Твоя мать мнѣ призналась? повторилъ онъ, почти испуганно тараща на нее свои воспламененные круглые глаза:- да ты обезумѣла что-ли совсѣмъ?..

   Она, вся блѣдная, недоумѣвающая, воззрилась на него:

   - У меня доказательство есть! пробормотала она и кинулась въ свою комнату.

   - Ваша рука,- не помните? быстро возвращаясь и протягивая ²осифу "Козьмичу бережно хранивш³йся у нея клочокъ его письма въ Марѳѣ Ѳадѣевнѣ, промолвила Марина.

   Онъ вырвалъ у нея листовъ, подошелъ въ лампѣ, пробѣжалъ его... Еще злѣе забѣгали его зрачки... Безобразенъ былъ въ эту минуту ²осифъ Козьмичъ!

   - И вы изъ этого,- вы изъ этого вывели, что жена моя... моя жена... рога мнѣ наставила... и что ты княжной родилась! Княжной!.. Холопкой родилась ты! зашипѣлъ, зашамкалъ онъ отъ злости,- изъ милости своей безконечной сжалилась покойница надъ тобою... за дочь свою приняла... А ты надъ памятью ея ругаешься... Княжна!..

   Марина схватилась за спинку кресла... ноги ея подкашивались... что-то безсвязное, острое и невыносимо-мучительное давило ей голову, ныло до тошноты въ ея груди...

   - Кто же они - мать моя... отецъ?.. Гдѣ?.. Кто у меня остался? спрашивала она отрывистымъ, надрывающимъ голосомъ...

   Но безжалостенъ былъ господинъ Самойленко... Князь Анатол³й,- это былъ послѣдн³й, невыносимый ударъ для его самолюб³я, съ утра, во всѣ больныя мѣста его исколотаго Мариною съ какою-то слѣпою безпощадностью,- князь Анатол³й, человѣкъ ненавистнѣе котораго не существовало для него никого на свѣтѣ, которому онъ и понынѣ не могъ забыть высокомѣрно-насмѣшливаго обращен³я съ нимъ, "потомкомъ гетмановъ", когда онъ, бѣдный армеецъ въ отставкѣ, искалъ руки Марѳы, пренебреженной этимъ блестящимъ гвардейцемъ,- нѣтъ, не въ состоян³и былъ ²осифъ Козьмичъ простить Маринѣ это имя, это заблужден³е ея... онъ ненавидѣлъ ее теперь,- ненавидѣлъ наравнѣ съ тѣмъ, котораго она посмѣла почитать своимъ отцомъ!..

   - Кто остался у васъ, захихикалъ онъ ей въ отвѣтъ:- а вотъ я вамъ сейчасъ... сейчасъ покажу, кто у васъ остался!.. Не угодно-ли?

   Онъ пригласилъ ее рукой слѣдовать за нимъ и направился въ кабинетъ.

   Она тупо, безотчетно пошла за нимъ...

   Въ кабинетѣ одиноко горѣла свѣча... Онъ сильно дрожавшею рукою зажегъ о нее другую свѣчу и прошелъ съ нею въ столовую.

   - Эй ты, сопунъ! Ступай сюда, послышался дѣвушкѣ оттуда его голосъ, и затѣмъ чей-то хриплый, будто испуганный, возгласъ, шумъ упавшаго стула... чьи-то тяжелые шаги близились къ дверямъ...

   Вошелъ ²осифъ Козьмичъ - и за нимъ...

   Все ясно стало для Марины: та Марья Ѳедоровна, на которую намекалъ ей утромъ этотъ ужасный человѣкъ, это была мать ея... А онъ...

   - Вотъ онъ, - мужъ вашей матери... отецъ вашъ по закону! объяснилъ ²осифъ Козьмичъ, поднося свѣчу подъ самые глаза кузнеца и, выронивъ ее изъ рукъ, всѣмъ грузнымъ тѣломъ своимъ упалъ на близъ стоявш³й диванъ, какъ бы раздавленный самъ этимъ безжалостнымъ торжествомъ своимъ...

   Она шатнулась всѣмъ тѣломъ назадъ, словно въ грудь ее кто ударилъ... И тутъ же, неимовѣрнымъ усил³емъ надъ собой, выпрямилась вся, провела рукой по лицу и прямо направилась къ кузнецу:

   - Пойдемте! коротко сказала она ему.

   Съ просонковъ, моргая своими красными вѣками отъ внезапнаго свѣта, онъ, какъ звѣрь лѣсной, оглядывался во всѣ стороны, не понимая еще, не успѣвъ сообразить...

   - Пойдемте! повторила Марина, притрогиваясь къ его плечу.

   - Куда? Какъ бы невольно проронилъ ²осифъ Козьмичъ. Она обернулась къ нему:

   - Благодарю васъ, твердо проговорила она, и словно сталью блеснули устремивш³еся на него глаза ея,- благодарю за прошедшее... И за сегодняшнее благодарю васъ, примолвила она почти ласково,- за то, что гордость мою покарали... Прощайте!...

   - Куда? растерянно спросилъ еще разъ господинъ Самойленко.

   - Куда мнѣ слѣдуетъ! такъ же рѣшительно отвѣчала Марина, и ухватившись за рукавъ "хромаго бѣса": - идемте же... вы отецъ мой... я за вами!...

   Безмолвно, оторопѣло повиновался онъ ей... Они вышли изъ комнаты... ²осифъ Козьмичъ хотѣлъ вскрикнуть, приподняться, и снова, безъ словъ, упалъ на спинку дивана. Онъ былъ, дѣйствительно, раздавленъ.

  

  

   Безлунная ночь мрачно глядѣла съ неба; накрапывалъ дождикъ. Кузнецъ и Марина выходили за ограду села, въ поле... Впереди какимъ-то страшнымъ чернымъ пятномъ темнѣла предъ ними ближняя опушка лѣса,

   - Такъ яжъ же то... вы со мною пойдете? недоумѣвающимъ голосомъ словно рѣшился спросить дѣвушку ея спутникъ: до этой минуты они еще словомъ не обмѣнялись.

   - Съ вами, тихо отвѣчала она.

   - А куда же мы пойдемъ? остановился онъ вдругъ на-ходу.

   - Куда хотите...

   - До меня пойдете? проговорилъ кузнецъ, какъ бы совсѣмъ не вѣря.

   - Вы отецъ мой,- куда прикажете, я туда пойду, сказала она въ свою очередь.

   Онъ потянулся головой ближе въ ней, будто пытаясь въ темнотѣ разглядѣть выражен³е ея лица.

   - Отецъ! повторилъ онъ сквозь зубы и - вдругъ заковылялъ впередъ такъ быстро, что Марина едва поспѣвала за нимъ. Онъ что-то мычалъ про себя непонятное и сердитое.

   Они дошли до лѣса.

   - Довелъ-таки до того! неожиданно захихикалъ "хромой бѣсъ", снова останавливаясь: якъ же то вышло съ нимъ у васъ, кажите?

   - Не спрашивайте, прошу васъ, не мучьте меня! вырвалось невольно у Марины.

   - Не мучьте! протянулъ онъ страннымъ голосомъ - и примолвилъ:- а якъ онъ меня отцомъ вашимъ назвалъ... за что вы ему спасибо казали?

   Она не отвѣчала,- что могла она отвѣчать ему на это?

   - Отецъ! пробормоталъ онъ еще разъ, и уже безъ слова, безъ остановокъ продолжалъ держать свой путь въ почти непроглядной теми лѣса, не оборачиваясь, какъ бы позабывъ о неотстававшей отъ него дѣвушкѣ.

   Она упрекала себя въ томъ, что только-что сказала ему: не мучьте меня!... Нѣтъ, именно мучен³й, мучен³й алкала ея душа теперь... настоящихъ, грозныхъ... мучен³й мучениковъ, внѣшнихъ, ощутительныхъ болей... И съ любовью приняла бы ихъ она, съ восторгомъ... Среди этихъ пришлыхъ мучен³й она быть-можетъ позабыла бы хоть на мигъ эту горчайшую снѣдающую ее муку - его презрѣн³е!... Но она смирится, смирится, какъ желаетъ онъ,- она это свое теперешнее унижен³е возведетъ себѣ въ утѣшен³е, въ радость!... Она искупитъ имъ все свое прежнее: безобраз³е своего воспитан³я, свое фуфырство, свои безумныя надежды... Она крестьянкой будетъ, чумичкой, послѣднею изъ послѣднихъ, - она хлѣбы будетъ печь, борщъ варить этому увѣчному, уродливому, ненавидимому всѣми отцу своему!

   Все темнѣй становилось въ лѣсу. Частый дождикъ слышно дробилъ по листамъ,- холодныя капли, скатываясь съ нихъ, капали на голову, за воротъ Марины... Она вздрагивала и жалась, стискивая зубы, чтобы не стучали они, - лихорадка пронимала ее. А кузнецъ все такъ же торопливо шелъ впередъ,- она за нимъ... Онъ неожиданно повернулъ влѣво, въ чащу... Куда же это?... Но не всели равно ей?

   - Низомъ не пройти вамъ ни за что! счелъ онъ какъ бы нужнымъ объяснить, - трава скользкая... съ горы въ церковище свалитесь.

   - Ой! вскрикнула Марина: она въ темнотѣ наткнулась лбомъ на какой-то острый сучекъ.

   Онъ остановился... Въ чащѣ уже рѣшительно ничего разглядѣть было нельзя.

   - За кушакъ держитесь, тутъ недалечко, на дорогу за разъ выйдемъ... только на дерева надсадиться можно, потому узко тутъ будетъ.

   Онъ развязалъ свой кушакъ и протянулъ конецъ его Маринѣ. Ея рука встрѣтилась съ его грубою какъ сапогъ, мокрою отъ дождя рукою. Она превозмогла себя - и ухватилась не за кушакъ, а за эту отвратительную, мокрую руку.

   - Такъ лучше, тихо промолвила она.

   - Ну и такъ можно... и такъ!... И такъ можно, повторилъ еще разъ кузнецъ, и какой-то мимолетный мягк³й звукъ послышался ей въ его надтреснутомъ голосѣ.

   Онъ осторожно сталъ пробираться впередъ по узкой тропѣ между деревьевъ, крѣпко держа ее за руку и бормоча опять про себя что-то несвязное и непонятное. ,Дочка" - могла только разслышать Марина: онъ о ней разсуждалъ самъ съ собою.

   Тропинка между тѣмъ становилась шире, и впереди, какъ яркая звѣзда, блеснула прямо въ глаза Марины недалекая огненная точка.

   - Акуратъ до нея вышли! засмѣялся вдругъ кузнецъ, выпуская сразу руку дѣвушки.

   Они вышли къ хаткѣ, одиноко стоявшей на большой дорогѣ, противъ самой опушки лѣса.

   - А вотъ я заразъ, заразъ, забормоталъ "хромой бѣсъ", торопливо перебираясь черезъ дорогу.

   Марина не отставала отъ него. Онъ подошелъ къ двери избушки и осторожно стукнулъ въ нее своими костлявыми пальцами.

   - А кто тамъ? раздался чрезъ мгновен³е за дверью заспанный старушеч³й голосъ.

   - Я, Горпино, я, отмыкай скоро!

   Дверь распахнулась. Онъ, не входя, прошепталъ нѣсколько словъ отворившей. Звяканье мѣдныхъ монетъ донеслось до слуха Марины.

   Она стояла посередь дороги. Пламя ночника чрезъ окно избушки прямо било на нее, освѣщая ея распустивш³еся спутанные волосы, ея порванное о сучья, прилипшее къ тѣлу отъ дождя кисейное платье. Кузнецъ съ порога повелъ на нее глазами.

   - Слухай ты, Горпино, обратился онъ опять къ невидимой старухѣ съ какими-то опять неслышными словами.

   - Матерь Бож³я, барышня! послышался въ отвѣтъ изумленный возгласъ.

   - Ну, ну, давай! заговорилъ хромой, загораживая собою дверь, съ очевиднымъ намѣрен³емъ не допустить ее выйти изъ хаты.

   Онъ взялъ у нея что-то изъ рукъ, поднесъ ко рту, закинувъ голову назадъ, крякнулъ и бережно уложилъ себѣ это за пазуху.

   - А вотъ вамъ... чтобъ не мокли! молвилъ онъ, вынося Маринѣ добытую имъ отъ старухи какую-то дырявую свитку.

   - Спасибо вамъ! сказала она не поморщась, накидывая себѣ на плечи эти грязныя лохмотья.

   Они пошли опять по дорогѣ.

   Марина хорошо знала мѣстность: отъ этой "келейки" Горпины, до которой не разъ - и каждый разъ тщетно - добирался Марининъ обожатель, акцизный чиновникъ, подозрѣвавш³й старуху въ тайной продажѣ водки,- отъ этого ея жилища до кузницы оставалось не далѣе версты. Но кузнецъ, повидимому, не спѣшилъ домой; онъ такъ же медленно теперь подвигался впередъ, какъ спѣшилъ за четверть часа предъ этимъ добраться до Горпины, и то и дѣло останавливался на ходу, чтобы поднести къ губамъ тотъ завѣтный сосудъ, что хранился у него за пазухой. Сосудъ вскорѣ оказался пустъ. Онъ поднялъ его надъ головой съ намѣрен³емъ швырнуть о земь - и вдругъ пр³удержался.

   - Дочка, держи! съ сиплымъ, пьянымъ хохотомъ крикнулъ онъ нежданно Маринѣ, заходившею во всѣ стороны рукою протягивая ей штофъ.

   Марина подошла къ нему. Онъ уцѣпился за ея плечо: онъ еле на ногахъ держался.

   Она взяла его подъ руку и повела.

   Дождь пересталъ тѣмъ временемъ; становилось свѣтлѣе, кое-гдѣ на расчищенномъ небѣ замигали звѣзды.

   Въ лощинкѣ, подъ ракитами, стояла довольно длинная мазанка, крытая соломой и землей, съ пристроенною къ одному изъ боковъ ея на четырехъ деревянныхъ столбахъ стойкою для ковки лошадей: это была кузня,- обиталище "хромаго бѣса".

   - Мой дворецъ теперь! сказала себѣ Марина, бодрясь и силясь улыбнуться, межь тѣмъ какъ вся она изнемогала подъ тяжестью навалившаго на нее пьянаго.

   Они добрели кое-какъ до входа.

   - Отмыкай!... Петрусь! безсмысленно замахалъ рукой кузнецъ, опускаясь какъ мѣшокъ на припетокъ {Заваленка.} мазанки.

   Оконце рядомъ съ дверью быстро отворилось; кто-то выглянулъ изъ него и, замѣтивъ Марину, слегка вскрикнулъ... Послышался звонк³й ребяческ³й голосокъ:

   - А я заразъ свичу запалю, заразъ!

   Дверь отворилась; на порогѣ ея появился мальчикъ лѣтъ четырнадцати, съ сальнымъ огаркомъ, воткнутымъ въ бутылку въ рукѣ, и съ полусонными, полуиспуганными глазами, устремленными на барышню.

   Она улыбнулась ему - она знала его въ лицо: онъ когда-то былъ ученикомъ ея въ волостной школѣ,- и, указывая на отца:

   - Помоги свести его, Петрусь! сказала она тихо мальчику.

   Но хромой самъ, безъ помощи ихъ, приподнялся и, держась о стѣнку, вошелъ въ кузню. Онъ оглядѣлся кругомъ мутными глазами и поплелся прямо къ стоявшей за мѣхами большой кадкѣ съ водой, въ которой остуживалось у него при ковкѣ раскаленное желѣзо. Опустившись предъ ней наземь, онъ принялся обливать себѣ водою голову, громко охая, фыркая и икая.

   - Веди въ горницу! крикнулъ онъ посреди всего этого мальчику.

   Петрусь, свѣтя своимъ огаркомъ, отворилъ едва замѣтную, обтянутую рогожей дверь, что вела во внутренн³й апартаментъ кузнеца.

   Марина вошла, низко наклонивъ голову...

   Ее такъ и прошибло тройнымъ запахомъ дыма, дубленой кожи и полыни... какъ и въ кузнѣ, потолка не было въ этой горницѣ; ночное небо проглядывало кое-гдѣ сквозь ветхую крышу, подъ которою, встревоженные внезапнымъ свѣтомъ, зарѣяли, при появлен³и Марины, пр³ютивш³еся тамъ воробьи и ласточки. На низко опустивш³яся тонк³я балки навѣшаны были для просушки пучки лѣкарственныхъ и настоечныхъ травъ; окна, лавки кругомъ стѣнъ, полуразвалившаяся печь, занимавшая чуть не половину помѣщен³я,- все это было загромождено всякою рухлядью, кучами гвоздей, болтовъ, гаекъ, обрѣзками шинъ, неотянутыми колесами, ведрами и грудами угля. Въ углу на гвоздяхъ висѣла цѣлая коллекц³я смушковыхъ шапокъ, кожуховъ, женскихъ платковъ и понявъ, подъ залогъ которыхъ ссужалъ бѣдный людъ грошами ростовщикъ-кузнецъ... Въ этомъ углу и спалъ онъ на старой попонѣ, разостланной на голомъ полу... Рядомъ съ дверью настланъ былъ ворохъ полусгнившей вонючей соломы, служившей Петрусю ложемъ.

   Марина въ изнеможен³и опустилась на это ложе, - она ногъ болѣе подъ собой не чувствовала... Петрусь стоялъ у притолки и глядѣлъ на нее все тѣми же испуганно-изумленными глазами...

   - Чаво смотришь, мерзунъ, гнѣвно толкнулъ его кузнецъ, вваливаясь за ними въ горницу: - бери, о, свитку, неси до Горпины, ейная,- и чтобъ не приходилъ ты до утра, - слухаешь!...

   Мальчикъ повиновался. Кузнецъ проводилъ его до входной двери, заперъ ее болтомъ и вернулся въ Маринѣ.

   Опьянѣн³е какъ бы на половину прошло у него: онъ двигался довольно твердо, и языкъ его не путался какъ за нѣсколько минутъ предъ этимъ... Но при мерцан³и свѣчнаго огарка, который онъ изъ рукъ Петруся принесъ на печь, скинувъ съ него предварительно нагаръ своими корявыми пальцами, Марина могла замѣтить, что губы его судорожно подергивало и что недобрымъ выражен³емъ сверкали глаза его изъ-подъ приподымавшихся красныхъ вѣкъ... Ей опять становилось страшно съ этимъ... съ этимъ отцомъ своимъ...

   Онъ смахнулъ съ одного размаха съ лавки все, что было навалено на нее всякаго желѣза, сѣлъ и, уткнувъ себѣ локти въ колѣни, положилъ голову на руки и принялся молча глядѣть на Марину:

   - Якъ же мы теперь будемъ жить съ тобою, дочка? спросилъ онъ наконецъ, съ какимъ-то ехиднымъ торжествомъ.

   - Я... я не знаю, прошептала она,- какъ хотите...

   - Якъ хочу! повторилъ онъ, хихикнувъ...- А якъ захочу я надъ тобою покуражиться,- что тоди? спросилъ онъ, грозно покачивая косматою головой своею.

   - Куражьтесь!... Я снесу, отвѣчала покорно Марина... "Княжна!" сказала она себѣ съ невольно горькою улыбкой.

   Онъ опять уставился на нее:

   - И не можетъ онъ ничего со мною подѣлать,- самъ казалъ... "отецъ твой", казалъ: "по закону!..." Жинка мнѣ была... вѣнчанная - Марья Ѳедоровна. Не слыхали,- про мать свою... про Марью Ѳедоровну?... Нѣ, не слыхали, утромъ казали мнѣ - не слыхали!... Ой грѣхъ, грѣхъ... большой грѣхъ!..

   Онъ вдругъ закрылъ себѣ глаза руками...

   - А таки моя, моя дочка! На мое вышло, продолжалъ онъ какъ въ бреду...- Отнялъ, двадцать годовъ не отдавалъ... а на мое-жь вышло!... Потому - знаю! какимъ-то таинственно зловѣщимъ шопотомъ проговорилъ онъ:- двѣнадцать зорь по ту траву ходилъ... поки нашелъ... Завивъ тотъ мой вчирась на виру бачили?... казалъ Тулумбасъ - бачили... Нѣту на завивъ тотъ отговора... Нѣту!... Отдалъ дочку, отдалъ! захохоталъ вдругъ дикимъ хохотомъ хромой...

   Ужасъ все сильнѣе овладѣвалъ Мариной...

   - Въ Сибирь хотѣлъ меня... убогимъ на вѣки сдѣлалъ... дьяволъ лысый!... Онъ приподнялся и опять упалъ на лавку,- винные пары снова подымались ему въ голову, глаза его налились кровью и блуждали свирѣпо кругомъ, какъ бы отыскивая предметъ ненависти его... А за что?.. Простилъ я ей... все простилъ... Богъ съ тобою! сказалъ ей, только ты напредки не подумай... смѣть не подумай съ нимъ возжатись... А онъ, гадюка {Змѣя.}, чтобъ ему, проклятому...

   Въ эту минуту подъ самою кузней слышно раздался жалобный визгъ собаки, и въ оставшееся открытымъ, не высоко надъ землею прорѣзанное оконце однимъ прыжкомъ вскочилъ Каро - и съ неистовымъ лаемъ радости и тревоги кинулся въ госпожѣ своей. Онъ, видимо, давно, долго, отчаянно отыскивалъ ее повсюду...

   - А чтобъ тебя, песъ анаѳемск³й! заревѣлъ кузнецъ, подымая надъ головой тяжелую желѣзную полосу, попавшуюся ему, въ несчаст³ю, подъ руку...

   Каро, оскаливъ зубы, неустрашимо кинулся на него...

   Не успѣла вскрикнуть Марина, какъ бѣдная собака, съ разможженнымъ черепомъ, лежала истекая кровью у ея ногъ.

   - Каро, Каро... за что, за что убили вы его! съ безумнымъ рыдан³емъ упала она наземь, охватывая руками содрогавшееся еще тѣло вѣрнаго друга...

   - Убью!... И тебя... убью!... Кровь барскую изъ жилъ выпущу! не помня себя ринулся на нее пьяный...

   - Убейте! приподымаясь на колѣняхъ, вскрикнула Марина, простирая въ нему молящ³я руки. Смерть,- о, какое блаженство было бы это для нея!...

   Полоса съ грохотомъ шлепнулась изъ рукъ его оземь... Онъ зашатался и растерянно ухватился за стѣну...

   - Не буду... не буду! вдругъ зарыдалъ онъ истерическимъ страшнымъ воплемъ,- тоди хотѣлъ... якъ въ люлькѣ лежала... съ Марьею... съ Марьей хотѣлъ,- обоимъ одна смерть!... Царство ей небесное, барыня покойница... съ рукъ вырвала... Чуръ его... син³й, о-о, чортъ рогатый!... Огнемъ меня... огнемъ...

   Онъ повалился на лавку въ судорожномъ припадкѣ.

   Марина схватила съ печи бутылку съ огаркомъ - и выбѣжала въ кузню... Зачерпнувъ изъ кадки воды въ жбанъ, она принялась обливать ею голову кузнеца... Она не слыхала, какъ въ это самое время грохотали колеса подъѣзжавшаго экипажа, какъ вслѣдъ за тѣмъ нетерпѣливая и сильная рука застучала что есть мочи въ дверь кузни...

   - Отворяй, отворяй сейчасъ! кричалъ въ окно, уже почти подъ самымъ ея ухомъ, чей-то - она въ первую минуту даже не была въ состоян³и признать, чей это былъ угрожающ³й голосъ:- двери выломаю!..

   Она выбѣжала, отомкнула...

   - Гдѣ Марина? крикнулъ входя ²осифъ Козьмичъ,- онъ не замѣтилъ ее въ темнотѣ... Первымъ движен³емъ ея было кинуться отъ него прочь, въ горницу, къ отцу своему...

   Этотъ ненавистный голосъ словно привелъ того въ чувство. Онъ сидѣлъ теперь на лавкѣ, низко опустивъ косматую голову, диво поводя кругомъ мутными глазами.

   - Марина! крикнулъ съ порога, завидя ее, г. Самойленко,- ѣдемъ!..

   - Куда? спросила она, не понимая.

   - Со мной!... Не можешь же ты здѣсь оставаться... Онъ шагнулъ впередъ и чуть не упалъ, запнувшись за бездыханное тѣло бѣднаго Каро...

   Онъ наклонился, узналъ:

   - Это твоя работа? крикнулъ онъ бѣшенымъ голосомъ кузнецу.

   - Моя, замоталъ тотъ головою:- и дочку хотѣлъ... и дочку!... Въ Сибирь посылай!...

   - Онъ пьянъ? испуганно глянулъ на Марину ²осифъ Козьмичъ.

   - Пьянъ! вызывающимъ тономъ повторилъ хромой: - пьянъ, посылай въ Сибирь!...

   - Марина, заговорилъ опять т. Самойленко,- ты виновата предо мной... Я... я простить тебѣ готовъ... Но не здѣсь объ этомъ разсуждать намъ... ѣдемъ скорѣе!...

   - Куда я отъ отца уѣду? сказала она.

   - Онъ, онъ! возгласилъ ²осифъ Козьмичъ, насильно схватывая ее за руки,- не отецъ онъ, а уб³йца!... Онъ жену свою... твою мать, вотъ какъ эту собаку несчастную...

   - Помилуй мя, помилуй, Господи! застоналъ вдругъ хромой.

   - Я, съ глубоко захватывавшимъ его волнен³емъ говорилъ между тѣмъ ²осифъ Козьмичъ,- я... ты должна это знать, я любилъ твою мать бѣдную...

   - На сносяхъ ее за меня отдалъ! прошипѣлъ кузнецъ.

   - Врешь ты, мерзавецъ, врешь! кинулся на него со сжатыми кулаками г. Самойленко: - не отдалъ бы я ее тебѣ на вѣрную смерть!... Сама она, сама... въ мое отсутств³е... Растерялась... скрыть... предъ барыней, предъ покойницей захотѣла... А онъ тутъ, жаба подлая, приставалъ въ ней давно... Она и пошла за него...

   - Пошла... На то шла, чтобъ вѣрною быть...

   - И была бъ она тебѣ вѣрная, аспидъ ты эдакой, потому душа у нея была ангельская!... Безъ меня все это было, Марина, безъ меня!... Жилъ я всю тогда зиму въ городѣ, ратниковъ сдавалъ... Не зналъ даже, что она замужъ вышла... побоялась она что-ли извѣстить меня... Только за меня покойница жена, по ея просьбѣ, попу обвѣнчать ихъ скорѣй приказала... какъ вернулся я, да узналъ,- она ужь и родила давно... Захотѣлъ я на младенца... на тебя поглядѣть! И всего-то я разъ, разъ одинъ, зашелъ въ ней, предъ самымъ отъѣздомъ опять въ городъ, - всего на три дня пр³ѣзжалъ я тогда домой... Зашелъ... когда его, мерзавца, дома не было, потому видѣть я его не могъ!... Зашелъ... благословить тебя хотѣлъ, двухмѣсячная была ты тогда, примолвилъ ²осифъ Козьмичъ какимъ-то сконфуженнымъ тономъ... Не успѣлъ я вернуться въ городъ, какъ получаю письмо отъ жены, что злодѣй этотъ въ тотъ самый день, какъ только выѣхалъ я, убилъ Машу до смерти...

   - А будь вы всѣ прокляты! промычалъ, прерывая его, кузнецъ и свалился съ лавки на солому, уже совершенно лишенный сознан³я.

   Раздавленная, уничтоженная стояла Марина предъ этими двумя отцами своими, изъ которыхъ одинъ погубилъ, другой убилъ ея мать! Тошно, отвратительно ей было! Оба они равно внушали ей въ себѣ ужасъ и отвращен³е. Ничего у нея теперь не оставалось, ни одной не задѣтой, не помятой струны въ ея душѣ! Она бы все перенесла - нищету, грубость, унижен³е, она отдавала всю себя на жертву своему дочернему долгу. Но предъ кѣмъ теперь этотъ ея долгъ, кому изъ этихъ уб³йцъ нужна ея жертва?...

   - Марина, говорилъ ей тѣмъ временемъ ²осифъ Козьмичъ, - позабудемъ все! Побранились съ тобой - и баста! Квитъ... Вспомни: кто жь тебя взлелѣялъ, воспиталъ... Вспомни покойницу жену,- она жь тебѣ за мать была!... А я - я ничего не хотѣлъ до времени говорить тебѣ,- я просилъ правительство, чтобы тебѣ права законной дочери моей предоставить... На дняхъ графъ получилъ письмо изъ Санктъ-Петербурга, что тамъ на это согласны... Поняла ты, - ты теперь моя, моя законная дочь, Марина Осиповна Самойленкова.

   Она пристально глядѣла на него лихорадочно-с³явшими глазами - и ничего не отвѣчала.

   Не того ждалъ господинъ Самойленко; онъ видѣлъ, что далеко не все кончено, что не обрадовалась, не кинулась ему на шею эта "его теперь законная дочь", что недобрымъ пламенемъ горѣли ея устремленные на него глаза, казавш³еся огромными отъ страшно-осунувшагося, потемнѣвшаго за эти два дня лица ея... Безпокойство не на шутку заговорило въ немъ.

   - Время намъ нечего терять, Марина, уговаривалъ онъ ее,- ѣдемъ скорѣе домой!... Подумай, - вѣдь это скандалъ!... Что могутъ подумать... что скажутъ обо мнѣ... о тебѣ наконецъ... Ты только размысли хорошенько: первый, графъ... Ну, что онъ можетъ подумать?...

   Она еще разъ взглянула на него, потомъ на другаго... на кузнеца. Онъ лежалъ на соломѣ, какой-то скорченный, безпомощный и жалк³й,- и стоналъ во снѣ,- въ томъ мучительномъ снѣ пьянаго, исполненномъ грозныхъ, давящихъ представлен³й.

   Марина кивнула на него и опустилась на лавку.

   - Нѣтъ, молвила она ²осифу Козьмичу и улыбнулась невыразимо-презрительною улыбкой,- я съ вами не поѣду... Все же онъ лучше васъ!

   Онъ даже покачнулся на толстыхъ ногахъ своихъ... Это было слишкомъ, перенести это былъ онъ уже не въ состоян³и.

   Едва сдержался "потомокъ гетмановъ".

   - Помни же, прерывавшимся отъ бѣшенства голосомъ проговорилъ онъ, - помни: придешь... въ ногахъ будешь валяться... вонъ выгоню!

   Онъ плюнулъ всѣмъ ртомъ въ распростертаго на соломѣ, предпочтеннаго ему соперника. - и кинулся вонъ изъ кузни въ таратайку, которая привезла его сюда.

   Долго не могъ онъ опомниться - и въ неостывавшемъ гнѣвѣ своемъ плевалъ въ воздухъ въ продолжен³и всего пути до дому. А думы его въ то же время становились все мрачнѣе, все безотраднѣе...

   Подъѣзжая ко дворцу, онъ не безъ удивлен³я увидѣлъ свѣтъ въ покоѣ, занимаемомъ княземъ Пужбольскимъ.- Не спитъ еще! сказалъ онъ себѣ, судорожно сжимая брови отъ невольной опять мысли о томъ, "что они скажутъ..." И вдругъ, какъ бы осѣненный какимъ-то вдохновен³емъ:

   - Стой! крикнулъ онъ своему кучеру, вылѣзъ изъ экипажа и, приказавъ не откладывать, самъ прошелъ на большое крыльцо.

   Въ передней встрѣтился ему камердинеръ Пужбольскаго, со свѣчею въ одной рукѣ и только-что скинутымъ барскимъ платьемъ въ другой.

   - Что, князь ужь легъ? спросилъ ²осифъ Козьмичъ.

   - Книжку въ постели читаютъ, отвѣчалъ слуга съ любопытствомъ глядя ему въ глаза; - графъ сейчасъ отъ нихъ вышли... Прикажете доложить о васъ?..

   - Ступай въ свое мѣсто! величественно отрѣзалъ ему на это главноуправляющ³й;- я самъ о себѣ доложу...

   И, отворивъ дверь, онъ направился въ спальню князя.

  

  

   Стукъ таратайки ²осифа Козьмича давно смолкъ на песчанистомъ пригоркѣ; давно погасъ на печи, нестерпимо чадя, сальный огарокъ Петруся, и блѣдный свѣтъ зари уже брежжилъ въ оконца кузни, а Марина все такъ же упорно и безсознательно не отрывала глазъ отъ бездыханнаго Каро, отъ рядомъ съ нимъ лежавшаго, въ безчувственный сонъ погруженнаго теперь кузнеца... Способность мыслить словно покинула ее теперь, въ головѣ было пусто, точно что-то вдругъ насѣло, прихлопнуло, вышвырнуло все, что тамъ сейчасъ мучительно сознавало, судило и металось... Я умерла... могила, проносилось у нея быстрыми, смутными ощущен³ями... Но нѣтъ, она жива, говорила ей опять ноющая, тягучая боль, что скребла будто кошачьми когтями у нея въ груди, подъ сердцемъ...

   Послышались шаги, скрипъ двери... кто-то вошелъ, остановился на порогѣ... Она не подымала головы...

   Это былъ Петрусь. Она видѣла, какъ онъ шагнулъ ближе, низко наклонился, протянулъ руку, провелъ ею по волнистой шерсти безжизненнаго Каро - и какъ затѣмъ поднялъ на нее перепуганно-вопрошавш³е глаза, и изъ этихъ глазъ двѣ крупныя слезинки выкатились и потекли по загорѣвшимъ щекамъ мальчика.

   Нежданными, горючими слезами залилась въ от