Светлов Валериан Яковлевич - При дворе Тишайшего

й разум вернется, и понесет она тяжкое наказание, а может быть, и позорную смерть, а так... пусть страждет - и Господь ей простит ее тяжкие вины. Видно, Его воля отняла у нее разум. Ему лучше ведать, что надо человеку для искупления.

   Все молча слушали слова боярина, и никто ничего не возразил на них.

   - Не забывай могилы моего сына! - крикнул Вахтанг Ольге, когда грузинский кортеж двинулся уже со двора.

   Ольга махнула в ответ рукою. Разве в этом могло быть сомнение? В целом свете у нее остались только дорогие могилы на кладбище. Могла ли она забыть их?

   Царевна обняла Ольгу, и они долго следили, как по Неглинной медленно двигался грузинский поезд.

   Оставшиеся грузины стояли с непокрытыми головами и грустными глазами смотрели на уезжавших.

   А мелкий осенний дождь неустанно падал со свинцового непроглядного неба неприветной для Грузии Москвы.

  

  

   ...1909 год, Париж. Грандиозный успех русского балета, привезенного в "столицу мира" С. П. Дягилевым. Ошеломляющие аншлаги, не бывало долгие овации, сказочная популярность "звезд": Нижинского, Павловой, Фокина... Пока шли эти сенсационные гастроли, почти каждый день то за кулисами, то в фойе, то в уголке директорской ложи можно было заметить фигуру человека средних лет, элегантно одетого, с седеющими усами и бородкой, с внимательными глазами, с неизменным блокнотом в руках. Он не выходил раскланиваться вместе с артистами, к нему не приставали назойливые интервьюеры, его даже мало кто знал в лицо - и, однако, без его участия триумф мог бы и не состояться. Звали этого человека Валерьяном Яковлевичем Светловым.

   Балет являлся главной его страстью. Не было, вероятно, в Петербурге и Москве 1890-1900-х годов ни одного балетного спектакля, которого бы он не видел, не было ни одного балетного танцовщика, чей дебют или новая роль остались бы им незамеченными. Он составил одно из самых богатых в России коллекционных собраний по истории балета. Великого реформатора в этой области, Михаила Фокина, он знавал еще ребенком и неизменно поддерживал новаторские его поиски. С Дягилевым Светлов познакомился и подружился еще в середине 1890-х годов, и с этой поры все дягилевские затеи так или иначе опирались на поддержку и помощь Светлова - как моральную, так и денежную. При подготовке "Русских сезонов" Светлов был и меценатом, и администратором, и членом художественного совета, и бессменным летописцем труппы, и ее "присяжным критиком" (позднейшее выражение Сергея Лифаря). Любить балет значило для Светлова еще и писать о балете. Его балетные рецензии и блестящие теоретические статьи пользовались в начале XX века самой широкой известностью и высоким авторитетом. Знатоки считали Светлова вообще одним из первых "настоящих" балетных критиков России, который, в отличие от большинства своих предшественников, прикрывавших невежество и эстетическую беспомощность звучными специальными терминами: аттитюд, антраша, фуэте и тому подобное,- не старался оглушить читателя терминологической трескотней, но просто излагал свои мысли, "мысли умного человека, приходящие ему в голову при встрече с любимым искусством" {См.: Фокин M. M. Против течения. Л., 1981. С. 80-81.}. И мысли эти всегда оказывались интересны.

   Эстетические взгляды Светлова были близки к тем, что формулировались в то время в кругу "Мира искусства" и кое-кому могли показаться парадоксальными. "Мы признаем одну только пользу,- писал он в нашумевшей своей статье "Декаденство и балет",- смотрим на живопись и на литературу как на проповедь, требуем от художественных произведений тенденции и "пользы для народа"... И до сих пор "Арестанты на этапе" действуют на нашего зрителя импонирующим образом, а обнаженная женщина, как бы она хорошо ни была написана, оставляет зрителя холодным и безучастным, за исключением двух-трех порнографов".

   "Балет более всего приближается к языческому искусству. В нем на первом плане пластика, культ формы, культ линий, культ красоты... Кто ничего не понимает в красоте форм, тот не пойдет в балет, напротив, тот, кто замирает от художнического восторга перед красотою античной статуи, кто при виде великолепных форм человеческого тела не замечает их обнажения, как чего-то предосудительного, тот, конечно, пойдет в балет и будет наслаждаться красотой, пластикой, формой, грацией, ритмом танцев и линиями человеческого тела" {Светлов В. Я. Терпсихора. Спб., 1906. С. 21-23.}.

   "Искусство всегда было, есть и будет аристократично, то есть понятно и доступно немногим".

   Статьи В. Светлова не только ему самому создали репутацию; благодаря им русская публика постепенно отвыкала смотреть на балет как на утеху сластолюбивых старичков и приучалась читать его язык и судить его по художественным законам, присущим именно этому, и никакому другому, виду искусства.

  

   В истории балета за Светловым сохраняется его место - место критика-новатора, подлинного ценителя и знатока, первооткрывателя таланта Анны Павловой, постоянного защитника исканий Михаила Фокина, энтузиаста всех хореографических достижений. Гораздо меньше повезло Светлову-беллетристу, одному из самых плодовитых и высокооплачиваемых сочинителей рубежа XIX-XX веков.

   Настоящая фамилия В. Я. Светлова - Ивченко. Он родился в Петербурге 17 октября 1860 года в богатой дворянской семье. Его отец был известным прокурором, статским советником и состоятельным помещиком. Мать - Мария Фоминична, урожденная Злотницкая,- отлично образованная и очень начитанная женщина, отличалась артистизмом: рисовала, прекрасно играла на фортепьяно, пыталась писать. Валерьян обожал мать и всецело находился под ее влиянием: рано пристрастился к чтению, к театру и музыке, воспринял материнские литературные и художественные вкусы. В доме Ивченко бывали видные писатели, художники, музыканты, в том числе Д. Л. Мордовцев, М. П. Мусоргский, М. К. Башкирцева. Со многими из них мать состояла в долголетней переписке. Однако до поры до времени артистические пристрастия не особенно влияли на жизнь Валерьяна Ивченко. По настоянию отца ему была предназначена военная карьера: сперва он учился в Третьей петербургской военной гимназии, затем, по окончании ее, в Николаевском кавалерийском училище и наконец был выпущен офицером и отправился к месту службы - на Кавказ.

   Несколько следующих лет будущий писатель провел подобно сотням других молодых офицеров: была рутинная гарнизонная жизнь с ее дежурствами, учениями, маневрами, был монотонный провинциальный быт, напоминающий, вероятно, тот, что описан А. П. Чеховым в "Дуэли". Валерьяна Ивченко, однако, эта жизнь не тяготила: его окружала изумительная кавказская природа, овеянная светом романтики и вызывающая сотни литературных ассоциаций; перед его наблюдательном взором была одна из самых интересных стран мира - Грузия, с ее древней культурой, колоритными обычаями, замечательным народом,- любовь к этой земле Светлов пронес через всю жизнь, и книга, которую держит в руках читатель,- лишнее тому доказательство. В неизбежных офицерских переездах довелось Валерьяну Яковлевичу познакомиться и с жизнью уездных городков, и с казачьими станицами, и полученные впечатления использовались им потом в литературной работе.

   Служба оставляла много свободного времени; Ивченко попробовал писать. Ближайший друг, полковой врач П. А. Агапов, прочитал и одобрил. Одобрила и матушка, которой Валерьян Яковлевич послал несколько первых рассказов. Это и решило дальнейшую судьбу. В 1887 году в журнале "Наблюдатель" появились два первых "Очерка станичной жизни", подписанные псевдонимом В. Светлов. Их успех превзошел все ожидания. Вслед за "Наблюдателем" сочинения нового автора стали печатать журналы "Колосья" и "Труд". В начале 1890-х годов Валерьян Ивченко оставил военную службу и возвратился в столицу, чтобы отныне и навсегда посвятить себя почти исключительно писательскому ремеслу.

   Точное число его сочинений неизвестно, но писал он чрезвычайно много, и одной только художественной прозы у него от четырехсот до пятисот названий. В начале 1910-х годов стало выходить собрание его сочинений. Было выпущено восемь солидных томов, но из-за войны издание остановилось, далеко не собрав всего написанного.

  

   В наследии В. Светлова рассказы и очерки, новеллы, сказки и легенды, бытовые повести и путевые заметки, стихи, драматические этюды, одних романов не менее двадцати пяти. Его охотно печатали самые популярные журналы: "Всемирная иллюстрация", "Родина", "Исторический вестник", "Русская мысль", "Новое слово", "Нива", которую в начале 1910-х годов Светлов редактировал. Его романы выдерживали по нескольку изданий, рассказы выходили многочисленными, быстро раскупаемыми сборниками... И такой читательский успех был вполне оправдан - "произведения Светлова, о чем бы он ни писал: о далеком прошлом или о современности, об актерах, врачах, офицерах, казаках - всегда интересно было читать. Он в особенности ловко владел даром занимательного повествования - мастерски закрученная интрига в его сочинениях с первых же страниц захватывала внимание читателя и не отпускала до самого конца.

   Светлов охотно обращался к современному "проблемному" роману ("Змея и чаша", "Уголок Колхиды", "Замок счастья", "На полпути" и другие), разрабатывая главным образом популярную в те времена тему "взаимоотношений полов" в различных ее аспектах: свободная любовь и семейная несвобода, положение женщины в семье, истинная и ложная мораль... Очень любил жанр новеллы, столь "модный" в литературе "серебряного века". Этот жанр позволял Светлову "путешествовать" по самым разным векам и странам, воспроизводя то легенды Кавказа ("Ночи Тамары", "Корабль Хазиздара"), то сюжеты Древней Греции ("Аулетрида", "Дух зеленого света") и итальянского Ренессанса (цикл "Флорентийские новеллы"), то мотивы житий святых или средневековые сказания ("Опустошенный ад", "Стефан Новый"). Эти путешествия во времени и пространстве позволяли ему вместе с читателем поразмышлять над такими вечными понятиями, как вера и безверие, вера и любовь, дух и плоть, над причудами любви, причудами судьбы, над тайнами человеческой психики.

   Исторические повествования занимают в творчестве Валерьяна Светлова особое место. В них он обращался и к излюбленным им временам раннего христианства (романы "Дар слез", "Крушение богов"), и к эпохе Возрождения ("Недостроенный храм"), и ко времени французской революции ("Белые цветы"). Несколько произведений были им посвящены русской истории, среди них важнейшее - роман "При дворе Тишайшего".

   Развивая традицию авантюрно-приключенческого жанра, это произведение восходит к самым истокам русского исторического романа - к произведениям 1830-х годов (аналогия с романами И. И. Лажечникова напрашивается в первую очередь). Для эпохи, в которую жил Светлов, это естественно: общеизвестно, что пушкинские времена, эпоха романтизма, были тогда постоянным источником литературного и художественного вдохновения. Поэтому историческая проза Светлова сознательно ориентировалась на романтическую традицию с ее неистовыми страстями и чрезвычайными обстоятельствами.

   В работе он, разумеется, использовал сочинения профессиональных историков. Среди его источников угадываются труды Н. И. Костомарова, "Собрание писем царя Алексея Михайловича", изданное в 1856 г. П. И. Бартеневым, и некоторые другие произведения, но вместе с тем задачей Светлова, очевидно, не являлось воссоздание реального исторического прошлого, той "русской старины", которая существовала на самом деле, но лишь той, которая описывалась в ранних русских исторических романах. Именно этим объясняется вся условность воссоздаваемой им картины. И хотя можно было бы долго и нудно рассуждать о том, что изображаемые писателем нравы и характеры не были свойственны людям описываемых времен, перечислять допущенные "ошибки" и "неточности", вроде тех, например, что сбитень не пили с блюдечек, а бояре XVII века не строили себе домов в стиле итальянского ренессанса, а древнерусские женщины не носили "кисейных сорочек с открытой шеей" и из-под их кик не выбивались "волны роскошных белокурых волос" - но нужно ли? Ведь перед нами добротная и увлекательная литература из разряда тех сочинений, в которых история служит лишь "гвоздем, на который автор вешает свой сюжет".

   Достаточно и того, что царь Алексей Михайлович изображен в романе почти таким же, как и в трудах известных историков, а грузинское посольство действительно пребывало в описываемое время в Москве.

   ...С началом первой мировой войны В. Я. Светлов отправился на фронт в качестве военного корреспондента. Присылаемые им материалы несколько месяцев печатались в столичных изданиях. Затем, несмотря на немалый возраст, он вступил в действительную службу и до конца войны с замечательной отвагой сражался в рядах знаменитой "Дикой дивизии", что соответствовало как его патриотическому чувству, так и давней привязанности к Кавказу и кавказцам.

   Дороги гражданской войны привели Светлова в эмиграцию. Во Франции он и его жена, бывшая танцовщица дягилевской труппы Вера Трефилова, как и большинство русских, тяжко бедствовали. Ни военная, ни литературная профессии неспособны были больше прокормить писателя, чья "публика" исчезла вместе со старой Россией. Единственное, что по-прежнему помогало не умереть с голода, был балет. Рецензии и статьи Светлова появлялись в 1920-х и начале 1930-х годов и в русской эмигрантской печати, и в специальных французских и английских изданиях. Он успел написать также ставшие классическими монографии об Анне Павловой и Тамаре Карсавиной. В 1934 году Валерьян Светлов скончался в Париже.