Купер Джеймс Фенимор - Пенитель моря

в обмен на несколько бурдюков вина "лякрима кристи". Бедняга проглотил драгоценный напиток, как говорится, единым духом. Лично я не придаю никакой цены этому товару, и если их купил, то больше из сострадания к просьбам этого мавра. Я дарю их вашему дяде в знак старинной моей с ним дружбы.

   Алида не возражала против этой щедрости. Втайне она была уверена, что эти подарки, в сущности, предназначались ей самой. Это обстоятельство заставило ее быть более сдержанной в похвалах товарам незнакомца.

   - Дядя, наверное, будет очень благодарен вам за подарок,- сказала она, потупив взор, - хотя в торговле желательна не только щедрость, но и справедливость. Вот любопытный рисунок, вышитый, кажется, иглой!

   - Эту вещь я купил во Франции у одной монахини. Много лет провела она над своей работой, быть-может, более ценной, чем весь материал, который пошел на нее. Бедняга плакала, когда ей пришлось расставаться с этой тканью, над которой она скоротала столько времени. Право, иной теряет друга с более легким сердцем, чем эта монахиня расставалась с трудами рук своих. А это работа английского происхождения. Как она сюда затесалась? Признаться, в моих тюках мало есть вещей, которые были бы осквернены законами. Скажите мне откровенно, прекрасная Алида, разделяете ли вы предрассудки других людей относительно нас, свободных купцов?

   - Не хочу судить о вещах, в которых ничего не понимаю, - отвечала молодая девушка. - Некоторые думают, что всякое нарушение закона есть нарушение нравственности.

   - Это проповедуют люди, которые уже успели нажить себе целые состояния. Они прячут свои богатства за оградой закона и кичатся своей непогрешимостью, в то время как, в сущности, служат лишь своему эгоизму. Мы, пенители моря...

   При этих словах Алида так задрожала, что ее собеседник остановился.

   - Неужели мои слова так страшны, что вы даже побледнели?

   - Надеюсь, что они сорвались у вас случайно и не имеют того значения, которое я им придаю. Мне бы не хотелось говорить. Нет, нет, я ошиблась! Такой человек, как вы, не может быть тем, чье имя обратилось в поговорку.

   - Такой человек, как я, прекрасная Алида, есть то, чем угодно было его сделать судьбе. О ком вы говорите?

   - Пустяки, - ответила девушка, невольно глядя на красивое лицо и учтивые манеры незнакомца. - Продолжайте ваши объяснения. Какой красивый бархат!

   - Это также из Венеции, но торговля, как и милости, следуют за богатыми, между тем как - увы! - царица Адриатики находится теперь на закате своих дней. То, что составляет счастье земледельца, причиняет гибель купцу. Каналы переполняются жирным илом, и киль коммерческого судна реже смотрит на него, чем прежде. Пройдет еще несколько столетий, и плуг проведет борозды там, где некогда плавал гордый "Буцентавр" {Буцентавр - правительственная галлера, на которой совершали торжественные выезды венецианские дожи. (Прим. ред.).}. Открытие морского пути в Индию перенесло центр торговли в другие места. Венеция опустела. Народы будут поучаться, смотря на пустынные каналы и красноречивое величие этого павшего города, гордость которого до сих пор поддерживается еще бесполезными воспоминаниями о прошлой славе и заветами старинной аристократии. Мы, моряки, мало придаем цены этим последним, как отжившим и устаревшим, которые притом насаждены богатыми и сильными, чтобы еще больше стеснить слабых и несчастных.

   - Вы увлекаетесь. С вашими теориями рушилось бы общество.

   - Наоборот, с моими теориями оно более окрепло бы, так как каждый получил бы свои естественные права. Когда в основу законов будет положена защита этих прав, тогда и "Морская Волшебница" обратится в королевский куттер, а его капитан - в таможенного офицера.

   Бархат выпал из рук Алиды, и она порывисто вскочила с места.

   - Скажите же прямо, - с твердостью проговорила она, - кто вы?

   - Отщепенец общества... авантюрист океана, Пенитель Моря! - вдруг вскричал за окном чей-то голос.

   Вслед за тем в комнату вскочил Лудлов. Алида тихо вскрикнула и стремительно выбежала из комнаты.

  

  

   Лицо Лудлова пылало бешенством. Он обвел внимательным взглядом всю комнату, как бы отыскивая спрятавшегося врага: он был убежден, что в комнате, кроме Алиды и Сидрифта, находилось еще третье лицо. Разочаровавшись в ожиданиях, он повернулся к контрабандисту и бросил на него подозрительный взгляд.

   - Здесь какой-то обман! - вскричал он наконец.

   - Ваша любезная манера входить в дома, - отвечал незнакомец, на лице которого появилась было и исчезла мимолетная краска волнения, - спугнула молодую даму, но так как вы носите ливрею королевы, то, должно-быть, имеете право вторгаться в жилища ее подданных.

   - Я имел причины думать, что захвачу здесь одного человека, уже давно внушающего ужас всем лойяльным гражданам, - сказал с некоторым смущением Лудлов. - Я едва ли мог ошибиться, так как ясно слышал его голос. Между тем его здесь не оказалось.

   - Благодарю за то значение, которое вы придаете моей особе.

   Лудлов еще раз внимательно посмотрел на собеседника. В его взгляде читалось смутное подозрение, удивление и даже ревность.

   - Я раньше не встречался с вами! - пробормотал он.

   - Мудреного нет. Океан велик. Можно долго бороздить его, не рискуя встретиться.

   - Вы были на службе королевы, хотя имеете несколько подозрительный вид?

   - Не имел этого удовольствия. Я вообще не создан для рабства у какой бы то ни было женщины.

   - Довольно смело сказано для слуха королевского офицера. Кто же вы тогда?

   - Отщепенец общества, осужденный, авантюрист океана, Пенитель Моря.

   - Этого не может быть! Тот имеет, говорят, свирепую наружность. Вы хотите обмануть меня?

   - Если я не то, что говорю, то тогда я тот, чем кажусь.

   - Вздор! Докажите мне ваши слова.

   - Посмотрите на эту бригантину, - сказал незнакомец, подойдя к окну и жестом указывая в сторону бухты Коув. - Это то самое судно, которое так часто смеялось над всеми усилиями королевских крейсеров, старавшихся догнать его. Оно несет меня и мои сокровища туда, куда мне угодно, не считаясь с пристрастными законами, ускользая от розысков презренных наемников. Легкостью и быстротою своего хода оно оставляет за собою даже грозовое облако. Вот почему его справедливо назвали "Морской Волшебницей"! И "Волшебница" достойна любви, Лудлов! Поверьте мне, ни к одной женщине не чувствовал я такой привязанности, как к этому верному и красивому судну.

   - Ни один моряк не произносил такого горячего панегирика в честь самого любимого своего судна!

   - Конечно, вы не сделали бы этого по отношению к тяжелому кораблю королевы Анны. Ваша "Кокетка" не из самых красивых судов королевского флота. В ее названии звучит больше претензии, чем правды.

   - Клянусь королевой! Этот дерзкий язык пристал более тому, кого ты корчишь из себя, чем такому молокососу, как ты! Легкий или тяжелый, мой корабль сумеет захватить твою бригантину и представить ее на суд.

   - Клянусь "Морской Волшебницей"! Такой язык более приличен человеку, который волен располагать собою как ему угодно! - отвечал незнакомец, передразнивая голос Лудлова. - Вы сейчас удостоверитесь в моей личности. Есть некто, гордящийся своим могуществом и забывающий, что он не что иное, как игрушка в руках одного из моих людей, пленник, несмотря на его гордость и смелость.

   Загорелые щеки Лудлова покраснели от бешенства, и он бросил на хрупкую фигуру контрабандиста такой взгляд, как-будто хотел кинуться на него. Не известно, чем бы окончилась эта сцена, если бы, к счастью, приход Алиды не положил ей конец.

   На минуту водворилось неловкое молчание. Наконец, молодая девушка, преодолев смущение, произнесла, обращаясь к капитану Лудлову:

   - Не знаю, следует ли мне выразить одобрение или порицание поступку капитана Лудлова, явившегося сюда в столь неурочный час. Надо узнать сначала, насколько были уважительны соображения, приведшие его сюда.

   - В самом деле, необходимо дать ему объясниться, прежде чем изрекать приговор, - промолвил незнакомец, подавая стул молодой девушке, которая, впрочем, холодно отвергла его услуги.

   Лудлов опять бросил на непрошенного советчика взгляд, который, казалось, грозил сжечь его. С трудом преодолевая охвативший его гнев, капитан сказал:

   - Не буду скрывать, что я сделался жертвой коварства одного негодяя, того самого матроса, которого вы видели на палубе периаги. Обманутый его наружностью н речами, я оказал ему полное доверие, а в награду встретил лишь низкое предательство.

   - Не понимаю, какое отношение имеет ко мне то обстоятельство, что какой-то бродяга обманул командира "Кокетки". Я не знаю не только его, но и эту личность, - Алида подчеркнула последнее слово. - Между нами не было других отношений, кроме тех, которые вы видите.

   - Излишне говорить, - продолжал Лудлов, - что привело меня сюда. Покидая свой корабль, я имел неосторожность позволить ему ехать вместе со мною. Когда же я захотел вернуться, он каким-то образом обезоружил матросов моей шлюпки и сделал меня пленником.

   - Ну, для пленника вы достаточно свободны, - иронически сказал контрабандист.

   - Что мне свобода, когда нельзя воспользоваться ею! Меня отделяет от моего судна море; мои люди связаны. Меня самого в первое время стерегли. Но хотя мне и было запрещено приближаться К некоторым местам, я мог ясно видеть, каких людей принимает у себя альдерман.

   - И я, его племянница, хотите вы сказать?

   - Не хочу говорить ничего такого, что оскорбило бы мое уважение к Алиде де-Барбри. Признаюсь, тяжелая мысль причиняла мне страдания, но теперь я вижу, что ошибся, и... раскаиваюсь в своей поспешности.

   - Тогда нам не остается ничего другого, как снова, приняться за прерванное занятие, - проговорил контрабандист, спокойно садясь перед раскрытым тюком.

   Алида и Лудлов смотрели друг на друга с немым изумлением,

   - Чрезвычайно забавно показывать запрещенные товары в присутствии королевского офицера, - продолжал неугомонный незнакомец, - авось, последний найдет средство снискать милость своей царственной повелительницы. На чем мы остановились? Ах, да! На бархате и...

   Резкий свист, раздавшийся в эту минуту в кустах, заставил контрабандиста умолкнуть. Бросив свои товары, он встал и, казалось, колебался. Через минуту послышался второй такой же свист.

   - Слышу, слышу, мэтр Толи! - пробормотал контрабандист. - К чему торопиться! Прекрасная Алида, пришло, видно, время расстаться с вами. Должен ли я возвратиться на бригантину с этими товарами или могу здесь обменять их на золотую монету? Не решаетесь?.. Тогда я сделаю вот что: я оставлю их до завтра на вашем попечении. Рано утром за ними придут мои люди, которым вы и дадите окончательный ответ. Капитан Лудлов, мы расстанемся с вами друзьями, не правда ли? Или, быть-может, долг службы запрещает вам это?

   - Если вы то, чем кажетесь мне, то вы существо загадочное. Если же все это не что иное, как мистификация, что я и подозреваю, то ваша роль, хотя а недостойная, сыграна вами мастерски.

   - Не вы первый, не вы последний теряетесь в догадках, когда речь заходит о "Морской Волшебнице" и ее командире... Довольно, Том! Твой свисток не ускорит ведь времени... Друг или недруг, капитан Лудлов не нуждается в напоминании о том, что он все-таки мой пленник.

   - Если и нельзя отрицать, что я попал во власть презренного...

   - Стойте, если дорожите жизнью! Томас Тиллер не любит сносить оскорблений. Кроме того, он не виноват: он повиновался лишь моим приказаниям...

   - Твоим приказаниям, - презрительно протянул Лудлов. - Тот человек скорее создан для командования, чем для повиновения... Если Пенитель Моря здесь, то это не кто иной, как он.

   - Мы все не что иное, как пена, идущая туда, куда толкает нас ветер. Но что сделал этот человек, чтобы возбудить такое ожесточение в офицере королевского флота? Или он имел дерзость предложить тайную сделку верноподданному джентльмену?

   - Вы выбрали удачный момент, для шутки! Объясняю, что меня привела сюда вовсе не эта жалкая махинация, а единственное желание засвидетельствовать этой даме чувство моего глубокого уважения.

   - Это значит говорить с откровенностью моряка, - весело сказал загадочный незнакомец; однако, лицо его слегка побледнело. - Мне нравится такое чистосердечное признание женщине со стороны мужчины. Действительно, как ни препятствуют предрассудки свободному выражению чувств, мы обязаны как можно яснее излагать свои намерения. Прекрасная Алида должна по всей справедливости вознаградить откровенное преклонение перед ее красотой.

   С этими словами незнакомец бросил на молодую девушку взгляд, в котором читалась тревога, и ждал, повидимому, ответа,

   - Когда наступит время принять решение, - ответила Алида, недовольная этим намеком, - придется, быть-может, посоветоваться с кем-нибудь... Но я слышу шаги дяди. Капитан Лудлов, предоставляю вашему благоразумию решить, должен ли вас видеть мой дядя или нет.

   В соседней комнате послышались тяжелые шаги альдермана. Лудлов с минуту колебался. Затем, бросив взгляд упрека на Алиду, он выбрался из комнаты тем же путем, каким и вошел. Шум, который затем раздался в кустах, доказывал весьма убедительно, что возвращения капитана ждали и что за ним наблюдали.

   В дверях показалось раскрасневшееся, взволнованное лицо почтенного коммерсанта.

   - Клянусь ковчегом Ноя! Вы привезли никуда не годные товары, мэтр Сидрифт! Они впору были бы разве нашим предкам. Вот эти - другое дело! Такие и следовало бы мне получить в обмен на то золото, которое я уплатил.

   - Что такое? - пренебрежительно спросил Сидрифт, обращение которого мигом переменилось. - К чему вы жалуетесь на товары, которые скорее слишком хороши для этих отдаленных стран? Любая английская герцогиня с радостью купила бы те ткани, которые я предлагаю вашей племяннице.

   - Этот бархат и кружево порядочны, зато все остальное не совсем пригодно для торговли с могавками. Надо, по крайней мере, сбавить с них цену. Иначе между нами все кончено.

   - Как ни жаль, но приходится, видно, искать для них других покупателей.

   - Ты так же скор на решения, как и твое судно, мэтр Сидрифт! Разве нельзя покончить дело миром, устроив какой-нибудь компромисс? Вынимай-ка флорины да доплачивай до круглой цифры.

   - Ни гроша больше. Вынимай сам недостающее число дублонов, и пусть твои слуги несут товары, пока еще темно. Здесь есть некто, могущий сильно повредить нам, хотя я и не знаю, в какой степени он владеет нашей тайной.

   Альдерман вздрогнул и невольно оглянулся назад. Затем он поправил парик и благоразумно задернул занавески. Приняв эти предосторожности, старик отвечал:

   - Здесь все обычное население, за исключением разве Алиды. Правда, здесь есть еще патрон Киндергук, но он спит. Да если бы и не спал, все равно: он умеет хранить молчание.

   - Ну, хорошо; пусть будет так! - сказал незнакомец, прочитав в глазах Алиды мольбу о том, чтобы не говорить больше на эту тему.

   - Я знал, что мы уладим дело. Сказать откровенно, любезный Сидрифт, твои товары уже на периаге. Драгоценного времени терять нечего, тем более, что вблизи стоит королевский крейсер. Мои мошенники пройдут под самым его носом, как-будто отправляясь на рынок. Держу даже пари, что они осведомятся у капитана Лудлова, не надо ли ему овощей. Да, племянница, Лудлов не создан для того, чтобы меряться силами с людьми рассудительными. Когда-нибудь ты вполне оценишь эту истину и, надеюсь, тогда дашь ему отставку.

   - Дядя, твои закупки, конечно, оформлены?

   - Оформлены! Счастье все оформит. В торговле все равно, что на войне: успех узаконивает и дает вместе с тем добычу. Наиболее богатый купец есть в то же время и наиболее честный... Да и что такое наши губернаторы в Англии, которые так восстают даже против незначительной контрабанды? Они произносят прекрасные речи против подкупов и прочего, а сами получают свои теплые местечки в парламенте путем тех же подкупов. Дайте мне один - два таких же прибыльных сезона, как последний, тогда и я сам, пожалуй, отправлюсь в Лондон и сделаюсь членом парламента. Сюда возвратится тогда сэр Беврут, быть-может, не один, а с леди Беврут. Тогда, милая, твое состояние сильно уменьшится!.. Кстати, тебе пора и спать, дитя! Желаю приятных снов. Обними меня, малютка, и ступай!

   Алида собралась уже исполнить волю дяди, как к ней подошел незнакомец с таким почтительным видом, что у нее не хватило духу сердиться на его смелость.

   - Позвольте мне поблагодарить вас за ваше великодушие. Надежда встретить вас, без сомнения, ускорит мое возвращение.

   С этими словами контрабандист поднес руку молодой девушки к своим губам и почтительно поцеловал ее. Не ожидавшая этого Алида покраснела, хотела рассердиться, но улыбнулась и, смущенно поклонившись, удалилась из павильона.

   Несколько минут прошло в глубоком молчании. Незнакомец задумчиво ходил взад и вперед по комнате. Его глаза сверкали радостью. Повидимому, он даже забыл о присутствии альдермана, так что последний принужден был напомнить о себе.

   - Не бойтесь Алиды. Это прекрасная племянница, вполне сознающая свои обязанности по отношению к дяде, тем более, что эти сокровища закроют уста хоть жене самого лорда-казначея. Когда вы думаете отправиться в путь, мэтр Сидрифт?

   - С утренним приливом. Я сильно не долюбливаю соседство этих милых таможенников.

   - Умно придумано. Осторожность - драгоценное качество в нашей тайной торговле. Не лучше ли поэтому пройти пролив под покровом ночи?

   - Невозможно. Течение там слишком быстро, да и ветер восточный. Не бойся, однако: нам не надо паспортов. Ты согласишься, что "Дочь Мельника" не менее приличное название, чем "Морская Волшебница". Нас начинает утомлять такое положение. Хочется пожить с недельку на Джерсее, поохотиться по лугам.

   - Ну, этим можешь не утруждать себя, Сидрифт! Вот уже десять лет, как я перебил всех оленей. А что касается птиц, то индейцы позаботились уничтожить их до последнего голубя. Нет, нет! Ты рискуешь не выпустить из ружья ни единого заряда. Конечно, ты не сомневаешься в гостеприимстве виллы Луст-ин-Руст, но, видишь ли, я не желал бы возбуждать толков среди соседей. Не думаешь ли ты, что когда рассветет, мачты твоей бригантины не будут заметны из-за деревьев? Этот капитан Лудлов не будет дремать, увидев, что здесь затронут его служебный долг.

   - Ну, мы постараемся сохранить его спокойствие. Что же касается его людей, то им мы не будем видны из-за деревьев. Я оставляю здесь. достойного Тиллера для окончания наших подсчетов. А теперь я пойду... Впрочем, еще один вопрос: виконт Корнбери все еще здесь?

   - Здесь, точно врос в землю!

   - Я с ним еще не свел одного счета.

   - Счастливого путешествия, мэтр Сидрифт! Что касается милорда, то пусть королева и дает ему в управление какую-нибудь провинцию. Миндерт ван-Беврут не доверит ему даже хвостика куницы.

   Довольно небрежно простившись с альдерманом, контрабандист ушел тем же путем, как и Лудлов, т.-е. через балкон. Альдерман был очень рад отделаться от своего гостя. Закрыв окна павильона, он удалился во внутренние комнаты и быстро защелкал там на счетах. Затем последовало короткое свидание с моряком в индийской шали, во время которого неоднократно слышался звон монет. Наконец, удостоверившись в прочности запоров, коммерсант вышел на лужайку как бы с целью подышать свежим воздухом. Он бросил беспокойный взгляд на окно комнаты, где мирно почивал Олоф ван-Стаатс, потом на бригантину и на королевский крейсер, стоявший в отдалении. Вокруг все дышало спокойствием ночи. Лодки, ходившие, как он знал, между бригантиной и берегом, были отсюда совершенно не видны. Облегченно вздохнув, старик поплелся на свою половину.

  

  

   На следующий день рано утром Олоф ван-Стаатс вышел на лужайку, чтобы подышать свежим воздухом. Он, как и другие обитатели виллы, не имел ни малейшего понятия о событиях, которые произошли накануне. Павильон был еще закрыт, но вблизи него уже виднелся Франсуа. Увидя слугу, патрон подошел к нему и завязал разговор.

   - Какое прекрасное утро сегодня, Франсуа! - сказал он, с важностью приподняв шляпу в ответ на почтительный поклон слуги. - Здесь вообще приятно жить в жаркое время года. Надо почаще навещать эти места.

   - Когда эта ферма перейдет в руки господина патрона, он может приезжать сюда, когда ему будет угодно, - ответил Франсуа, старавшийся, с одной стороны, избежать в своем ответе всего того, что могло бы связать так или иначе его госпожу, а с другой, желая сказать любезность гостю. - Господин патрон уже является собственником прибрежной области. Быть-может, он сделается в одно прекрасное утро и собственником приморской полосы.

   - Я намерен последовать примеру альдермана, Франсуа, и построить на берегу моря виллу. Впрочем, об этом будет еще время подумать. Что, ваша молодая госпожа еще не встала?

   - Нет еще, сударь, барышня спит. Это хороший признак. Молодые люди должны спать всласть.

   - С другой стороны, приятно ведь и дышать свежим морским воздухом. Может-быть, добрый Франсуа, ваша госпожа не знает, который теперь час? Вы бы очень хорошо сделали, постучав в ее дверь. Признаюсь, было бы очень приятно видеть в окне ее личико среди этой роскошной природы.

   Вероятно, никогда еще воображение патрона не работало так, как в данную минуту, и, судя по его растерянному виду, можно было предполагать, что он сам порядком струсил от своей смелости. Франсуа, не желавший противоречить молодому владельцу ста тысяч акров земли, был поставлен просьбой патрона в затруднительное положение.

   - Мне очень хотелось бы сделать вам приятное, - ответил он, - но сон такая хорошая вещь для молодых людей, что было бы жаль прерывать его. К тому же, боюсь, госпожа рассердится... Впрочем, если господин патрон желает... Но вот идет господин Беврут. Не надо, значит, и стучать в окно. Честь имею кланяться.

   Учтивый и в то же время осторожный слуга вышел таким образом из затруднения, в которое был поставлен желанием патрона.

   По всему было видно, что приближавшийся хозяин дома был в отличном расположении духа. Прежде чем подойти и поздороваться со своим гостем, он три раза сильно вздохнул и потянул в себя воздух. Что хотел он этим показать; силу ли своих легких или чистоту воздуха в своем имении?

   - Зефиры и ураганы! Вот подлинно полезное для здоровья местечко, не правда ли, патрон? - вскричал он наконец, когда его эволюции, были приведены к благополучному концу. - По-моему, здоровая грудь, морской воздух, спокойная совесть, удача в торговле способны сделать, легкие так же деятельными, как крылья у птицы.

   - Действительно, воздух на вашей вилле такой живительный, что им следовало бы пользоваться почаще, - ответил патрон, имевший вообще более сдержанный характер, чем альдерман. - Жаль, что те, которые могли бы им дышать, не пользуются случаем.

   - Вы намекаете на этих ленивцев, - сказал коммерсант, кивая по направлению к королевскому крейсеру. - Да, слуги королевы не очень-то торопятся. Что касается бригантины, которая перед вами в бухте, то она попала туда положительно волшебством. Держу пари, что мошенник прибыл не с добрыми намерениями. Не разбогатеет таможня от его прихода. Подойди-ка сюда, Бром! - прибавил он, обращаясь к старому негру, работавшему невдалеке. - Не видал ли ты лодок с этой подозрительной бригантины?

   Негр отрицательно покачал головой.

   - Ну-с, теперь можно приняться за завтрак, - продолжал альдерман, стараясь, повидимому, отвлечь внимание патрона от моря, за которым тот внимательно, следил. - Мои негры не зевали в эту ночь и наловили таких рыбок в реке, что, как говорится, за каждый глоток скажешь спасибо. А ведь облако-то там, в устьях Раритона, поднимается: будет, значит, западный ветер.

   - Кажется, со стороны города идет какая-то лодка, - заметил патрон, неохотно повинуясь жесту альдермана, звавшего к завтраку. - Она что-то слишком быстро приближается.

   - Значит, сильные руки гребут, вот и все. Вероятно, она идет к крейсеру. Нет, скорее приближается к берегу. Должно-быть, это жители Джерсея возвращаются из города к своему домашнему очагу. Идем же, патрон, зададим работу ножам и вилкам; покажем, что у нас здоровые желудки.

   - Разве мы будем завтракать одни? - спросил молодой человек, не перестававший в продолжение речи альдермана бросать нетерпеливые взгляды на закрытые окна павильона.

   - Твоя мать положительно испортила тебя, любезный Олоф! По крайней мере, кофе, не приготовленное красивою ручкою, теряет для тебя вкус. Знаю, знаю, на что ты намекаешь, и с своей стороны не вижу ничего дурного в этой слабости, весьма естественной в твоем возрасте. Мужчина только тогда чувствует себя вполне господином, когда ему перевалит за 40 лет. Подойди сюда, мэтр Франсуа! Пора стряхнуть моей племяннице свою лень и показать свое личико на солнце. Мы ждем ее услуг за столом. Отчего не видно этой лентяйки Дины?

   - Мадемуазель Дина никогда не торопится вставать, - ответил слуга, - но, господин альдерман, обе они молоды, а сон так необходим молодым.

   - Моя племянница не двухлетнее дитя, Франсуа. Постучи в ее окно. Что касается дерзкой негритянки, - мы сведем с ней счеты после. Пойдем, патрон! Аппетит не подчиняется капризам женщин. Сядем поскорее за стол.

   Говоря это, альдерман шел в столовую, где их уже ожидал завтрак. За хозяином медленно плелся Олоф ван-Стаатс.

   Бедный патрон все еще надеялся, что окна павильона откроются и в них покажется улыбающееся личико Алиды. Франсуа с своей стороны приготовился будить Алиду, стараясь при этом действовать, как подобало благовоспитанному слуге, возможно деликатнее. После некоторого колебания хозяин и гость сели за стол, при чем первый не упустил случая выразить неудовольствие по поводу необходимости ждать лентяек.

   Вдруг, как-будто что-то вспомнив, почтенный коммерсант прервал поток своей речи и обратился к Эразму:

   - Эразм, поди, взгляни, не поднялось ли облако над Раритоном.

   Негр возвратился с ответом, что облако стоит попрежнему неподвижно. Потом как бы мимоходом сообщил своему хозяину, что какая-то барка пристала к набережной, и что целая толпа каких-то людей поднимается на холм, направляясь в Луст-ин-Руст.

   - Ну, что ж! Пускай идут сюда во славу гостеприимства, - сказал альдерман веселым тоном. - Держу пари, что это честные фермеры, утомленные ночным трудом. Иди, скажи повару, чтобы он им выставил что есть лучшего и пригласи их войти. Да послушай: если есть между ними кто-либо почище, зови его сюда, за наш стол. Здесь не такая страна, - прибавил альдерман, обращаясь к патрону, - чтобы обращать внимание на качество сукна, надетого на госте. Чего еще ищет этот болван?

   Эразм протер глаза, оскалил ослепительно белые зубы и наконец сообщил своему хозяину, что пришел негр Эвклид, родной брат Эразма по матери. Это сообщение заставило альдермана отложить в сторону нож и вилку. Прежде чем, однако, он успел что-либо сказать, обе двери в столовую разом отворились и в одной из них показалась благообразная физиономия Франсуа, в другой - лоснящаяся угрюмая физиономия Эвклида. Глаза хозяина поочередно остановились на том и на другом. Какое-то недоброе предчувствие сжало ему горло.

   Лицо негра действительно выражало крайнюю степень испуга. Его длинное и худое лицо теперь, казалось, стало еще длиннее. Рот его был широко раскрыт, как-будто он задыхался. Водянисто-голубые глаза его были положительно вытаращены. Обе руки, приподнятые вверх, нервно мяли войлочную шапчонку. Плечи поднялись чуть не до ушей... Словом, было отчего взволноваться даже и такому рассудительному человеку, как альдерман ван-Беврут.

   - Ну, - прервал, наконец, Миндерт молчание, - каковы известия из Канады? Королева умерла? Или отдала колонию Соединенным Провинциям?

   - Мадемуазель Алида! - произнес со стоном Франсуа.

   - Бедное животное! - пролепетал Эвклид.

   Ножи и вилки выпали у альдермана и его гостя. Патрон даже невольно поднялся со своего места, между тем как альдерман еще более погрузился в свое кресло, точно готовился выдержать жестокий толчок.

   - Что сказал ты о моей племяннице?.. Что сказал ты о моих лошадях?.. Ты звал Дину?

   - Так точно, сударь!

   - У тебя не украдены ключи от конюшни?

   - Мой всегда держит их при себе.

   - Ты велел ей разбудить барышню?

   - Она ничего не отвечает.

   - Ты давал им корм и питье, как тебе было приказано?

   - Он не хотел кушать совсем, масса {Масса - в устах негра означает "господин", (Прим. ред.).}.

   - Входили вы в комнату племянницы, чтобы разбудить ее?

   - Так точно, сударь!

   - Что же, чорт возьми, сделалось с бедным животным?

   - Он потерял аппетит, и мой думает, что уже давно.

   - Господин Франсуа, я желаю знать, что велела передать племянница?

   - Барышня не издала ни одного звука.

   - Водопой и молния! Следовало бы дать ей пить и вообще лечить!

   - Теперь уже поздно, масса!

   - Экая упрямая девушка! Настоящая гугенотка!

   Тут альдерман накинулся на негра:

   - Ты должен был бы, черная твоя образина, послать за коновалом! Надо было лечить лошадь!

   - Мой послал за мясником, масса, чтобы спасти кожу. Она издохла слишком скоро, чтобы ее можно было лечить.

   Наступило молчание. Разговор происходил так быстро, вопросы и ответы, так же как и мысли альдермана, настолько перепутались, что при последних словах негра он сначала не мог сообразить, идет ли тут речь об Алиде или о фламандской лошади, только-что околевшей.

   Огорченный неожиданным известием патрон вначале не принимал никакого участия в разговоре. Теперь же он счел долгом вмешаться.

   - Очевидно, ван-Беврут, - сказал он дрожащим от волнения голосом, - случилось какое-то несчастье. Мне лучше удалиться отсюда, чтобы вы могли свободно расспросить Франсуа о том, что случилось с мадемуазель де-Барбри.

   Альдерман очнулся, наконец, от изумления. Он утвердительно кивнул головой, и ван-Стаатс вышел из комнаты. Вслед за ним хотел было шмыгнуть и Эвклид, но был остановлен своим господином.

   - Мне еще надо поговорить с тобой, - дрогнувшим голосом промолвил альдерман. - Жди здесь, мерзавец, и будь готов ответить, когда я тебя спрошу. Теперь, Франсуа, я желаю знать, почему моя племянница отказывается разделить со мной и моими гостями завтрак?

   - О, сударь! Невозможно мне ответить на ваш вопрос: чувства молодой девушки так трудно угадать.

   - Ну, так идите, объявите ей, что я решил лишить ее моего наследства.

   - Пощадите, сударь, вспомните о молодости моей барышни.

   - Старая она или молодая, но мое решение неизменно. Иди. А ты, ты, адское отродье, ездил верхом на бедном животном и, должно-быть, загнал его до смерти?

   - Умоляю вас, сударь, подумайте о вашем решении. Барышня, может-быть, еще возвратится, и я вам отвечаю за то, что она уже больше никуда не скроется.

   - Что ты хочешь сказать? - вскричал альдерман, раскрыв от испуга рот. - Где моя племянница? Что значат твои слова?

   - Дочь господина де-Барбри скрылась из дому! - вырвалось наконец из груди честного Франсуа. Его руки при этом были прижаты к груди, как-будто он испытывал острую боль. Вспомнив, однако, что он находился в присутствии человека, к которому он был обязан относиться с особым почтением, Франсуа отвесил ему глубокий поклон и тихо вышел из комнаты. Надо отдать справедливость альдерману ван-Бевруту: известие о необъяснимом исчезновении его племянницы значительно ослабило горечь от потери дорогого фламандского жеребца. Правда, допрос Эвклида сопровождался неоднократными проклятиями, но хитрый слуга с таким рвением бросился вместе с прислугою на поиски беглянки, что скоро заставил позабыть о своем проступке. Произведенный осмотр павильона не привел ни к чему. Наружные комнаты, прилегающие к помещению Алиды и занимаемые Франсуа и негритянкой Диной, находились в обычном виде. Только в комнате служанки разбросанные в беспорядке платья и белье служили очевидным доказательством, что ее обитательница покинула свою комнату крайне поспешно.

   Что касается гостиной, туалетной комнаты и спальной, составлявших все помещение Алиды, то в них замечался обычный порядок: каждая вещь была на своем месте. Казалось, владелица этого помещения просто спряталась где-нибудь в порыве ребячьей шутки. Альдерман даже громко позвал ее по имени, но как ни напрягали слух все присутствовавшие, на его оклик не последовало ответа, и только эхо раскатилось по пустым комнатам.

   - Алида!- кричал альдерман чуть не двадцатый раз. - Выходи, дитя мое! Я позабуду твою жестокую шутку и то, что я сказал относительно наследства. Выходи же, милое дитя! Обними твоего старого дядю!

   Видя, что даже человек, настолько, повидимому, погруженный в житейские дела, как альдерман, уступил голосу чувства, патрон позабвил собственное горе и подошел к своему другу.

   - Уйдем отсюда, - сказал он, нежно взяв его за талию, - а потом обдумаем на свободе, что нам делать.

   Альдерман не противился. Однако, перед уходом он еще раз обшарил все уголки и ящики. Эти поиски уничтожили всякие сомнения относительно шага, предпринятого молодой наследницей. Оказалось, что платья, книги, принадлежности для рисования и музыкальные инструменты, - все исчезло вместе с нею.

  

  

   - Это была прелестная девушка, патрон, - с горечью говорил альдерман, ходя взад и вперед по комнате своими быстрыми и широкими шагами. Почтенный коммерсант говорил об Алиде в таком тоне, как-будто она уже не существовала на белом свете. - Правда, она была своевольна и упряма, как молодая невыезженная лошадь... Эта молодая девушка была усладою моих дряхлых лет. Как неразумно поступила она, покинув своего опекуна, нежно любившего ее, чтобы искать покровительства у иностранцев! Вот так-то судьба перевертывает вверх дном все наши самые умные и глубокие планы!.. Алида, Алида!- вдруг болезненно вырвалось из его груди. - Ты ранила сердце, желавшее тебе только добра! Ты оставила мне лишь безутешную старость!

   - Что делать? Бесполезно бороться с сердечными наклонностями, - ответил патрон, вздохнув. - Я бы с радостью дал вашей племяннице социальное положение, которое с таким достоинством занимала моя почтенная матушка, но теперь слишком поздно...

   - Пустяки! - прервал альдерман, который все еще надеялся видеть исполнение своего заветного желания. - Пока торг не закончен, нельзя отчаиваться.

   - К сожалению, предпочтение, выказанное мадемуазель де-Варбри, так очевидно, что я не вижу для себя никакой надежды.

   - Это просто кокетство с ее стороны, - убеждал альдерман. - Она для того скрылась, чтобы придать больше цены своему будущему согласию.

   - Боюсь, что "Кокетка" играла в этом деле более деятельную роль, чем мне было бы желательно! - сухо заметил патрон.

   - В настоящее время я еще не знаю, как должен реагировать на шаг, который, повидимому, роняет репутацию моей воспитанницы. Капитан Лудлов... Что такое, негодяй? Что ты суешься сюда?

   В дверях стоял Эразм, удивленный секретною беседой, которую вел его господин с гостем.

   - Он ждет господина.

   - Да кто он? Что ты хочешь сказать, осел?

   - Мой хочет сказать, масса...

   - Капитан "Кокетки" прибыл сюда, чтобы сообщить нам о своем успехе, - заметил надменно ван-Стаатс Киндергук. - Я не буду нарушать своим присутствием беседу альдермана ван-Беврута и его племянника.

   С этими словами оскорбленный патрон отвесил церемонный поклон растерявшемуся альдерману и поспешил оставить комнату. Вслед за ним негр отправился к капитану и пригласил его войти.

   Сначала разговор носил натянутый характер. Альдерман принял самый недоступный вид, тогда как офицер готовился исполнить, по видимому, крайне неприятную для него обязанность. После предварительных церемоний капитан Лудлов приступил к цели своего визита.

   - Не могу не выразить своего изумления тому обстоятельству, что такое подозрительное судно, как бригантина, находится в торговых сношениях с таким всеми уважаемым негоциантом, как альдерман ван-Беврут.

   - Капитан Корнелиус Лудлов! Кредит моего торгового дома слишком прочен, чтобы его могло поколебать случайное появление того или иного корабля. Я вижу отсюда два корабля, стоящие перед моей виллой. Если бы меня пригласили на допрос в королевский совет, я бы сказал, что судно под королевским флагом больше делает несправедливостей подданным королевы, чем эта бригантина. В чем ее обвиняют?

   - Буду говорить откровенно. По-моему, просто преступление, когда человек вашего положения, могущий пользоваться своими правами разумно...

   - Гм! - прервал его коммерсант, которому очень не понравилась вступительная речь моряка, и в голове которого уже созрел план соглашения. - Гм! Удивляюсь вашей скромности, капитан Лудлов. Мне чрезвычайно лестно, что человек, родившийся в провинции, призван к ответственной и почетной должности в здешних краях. Садитесь, прошу вас, поболтаем немного. Что вы имеете сказать относительно бригантины?

   - Надо ли указывать вам, столь опытному в коммерческих делах человеку, на характер корабля, носящего кличку "Морской Волшебницы", и его командира, пресловутого Пенителя Моря?

   - Капитан Лудлов, надеюсь, не думает обвинять альдермана ван-Беврута в сношениях с этим человеком? - вскричал коммерсант, вскочив со стула и отступив назад как бы в порыве изумления и негодования.

   - Я не имею права обвинять кого бы то ни было из подданных королевы. Мой служебный долг охранять ее интересы, сражаться с врагами и поддерживать уважение к власти.

   - Очень почтенные обязанности, и я не сомневаюсь, что они имеют в вас надежного исполнителя. Но скажите, неужели эта бригантина имеет хотя бы отдаленное отношение к Пенителю Моря?

   - Я имею основание думать, что этот корабль и есть пресловутая "Морская Волшебница", а его командир - не кто иной, как авантюрист, известный под кличкой "Пенитель Моря".

   - Весьма вероятно... Но что же этот мерзавец может делать под носом у пушек королевского крейсера?

   - Господин альдерман, вам известно то уважение, которое я питаю к вашей племяннице?

   - Да... Я догадывался, - ответил Миндерт ван-Беврут, жалавший узнать, какие уступки намерена сделать противная сторона, чтобы затем уже разом покончить с этим, как он думал, торгом.

   - Мое уважение к ней заставляло меня посетить ее в прошлую ночь...

   - Вы поспешили, мой друг!..

   - Откуда я и увел...

   Здесь Лудлов остановился, как бы подыскивая подходящее выражение.

   - Алиду де-Варбри!- подсказал альдерман.

   - Алиду де-Барбри?! - с недоумением воскликнул Лудлов.

   - Да, сударь, мою племянницу, скажу более: мою наследницу. Хотя ваша поездка и продолжалась недолго, но приз вышел недурной... если только в пользу части груза не будет объявлена привилегия нейтралитета.

   - Ваша шутка остроумна, но мне теперь, право, не до шуток. Сознаюсь, я был в павильоне, и надеюсь, что при настоящих обстоятельствах прекрасная Алида не обидится на мое признание.

   - Это будет удивительно с ее стороны после того, что случилось!

   - Не берусь судить о том, что лежит вне моей службы. Увлекаемый служебным рвением, я завербовал в число матросов своего судна одного моряка оригинального склада ума и поразительной смелости. Вы, вероятно, вспомните его: он был вашим спутником на палубе периаги.

   - Ах, да! Помню! Это моряк дальнего плавания, причинивший мне с племянницей и ван-Стаатсу Киндергуку немало беспокойства?

   - Ну-с, так этот человек под предлогом исполнения обещания, наполовину вымученного у меня, попросил позволения сойти на берег... Я поехал вместе с ним. Выйдя на берег, мы пошли по вашим владениям...

   Лицо альдермана выражало за