треть за мошенником в оба... Да, гордость погубит этого корсара. С своей стороны, я не очень осуждаю этого сорта людей. По-моему, контрабандная торговля - просто состязание в силе, ловкости, уме. Кто сумеет ускользнуть, тот - победитель. Кто попадется, тот делается призом. Этим я отнюдь не хочу сказать, что надо дать им полную волю. Я утверждаю только, что на свете найдутся люди похуже их.
- Ну, хорошо! - проговорил рассеянно Лудлов. - Я постараюсь на свободе обдумать ваши идеи. А теперь займемся охотой. Моя подзорная труба ясно показывает, что бригантина подняла лиселя и готовится двинуться в путь.
Тьма между тем все более и более сгущалась, и явилось опасение, как бы, воспользовавшись ею, корсар не улизнул. Люди, стоявшие на реях, лишь по временам могли различить очертания бригантины.
Лудлов пошел на корму, где его уже ждали пассажиры.
- Благоразумный человек должен попытаться действовать хитростью, если нельзя взять силою, - сказал альдерман. - Хотя я и не моряк, однако, знаком с морем, так как мне во время поездок в Роттердам приходилось семь раз пересекать океан. Мы отнюдь не старались насиловать природу. Когда ночи делались темными, как сегодня, мы спокойно дожидались рассвета и таким образом благополучно приходили в порт.
- Но вы видите, что бригантина подняла паруса? Если мы не желаем упустить ее из виду, то должны и с своей стороны сделать то же.
- Никогда нельзя предугадать перемену погоды, раз нельзя различить за темнотою цвет облаков, Я знаю Пенителя Моря... по слухам, конечно. По моему мнению, надо бы сейчас же зажечь сигнальные огни в предупреждение столкновения и мирно дожидаться завтрашнего дня.
- Что это такое? На бригантине зажгли сигнальный огонь. Оказывается, нам облегчают погоню! Это неслыханная дерзость. Смеяться над одним из самых быстрых крейсеров английского флота! Господа, осмотрите, все ли в порядке. Натяните лучше паруса.
Приказание было исполнено, и мертвая тишина сменила недавнее оживление. На бригантине действительно горел огонек и таким образом снимал с офицеров мучительную обязанность наблюдать за судном, которого нельзя было видеть в темноте, хотя, с другой стороны, они были чувствительно задеты таким явным пренебрежением к ним Пенителя Моря.
- Кажется, мы приближаемся к нему, - сказал вполголоса нетерпеливый капитан. - Пусть все хранят полное молчание. Мошенники нас и не подозревают. Приготовить все для абордажа. Пусть несколько человек будут готовы броситься на ее палубу по первому сигналу. Я сам их поведу, - быстро приказывал Лудлов, стараясь говорить как можно тише.
"Кокетка" продолжала итти с прежней быстротой. Ветер плотно надувал ее отяжелевшие от ночной росы паруса. Глубокое молчание царило на палубе. Даже офицеры стояли неподвижно, как изваяния.
- Ночь такая темная, что нас оттуда не видят, - сказал Лудлов стоявшему около него второму лейтенанту. - Бесспорно, он потерял нас из виду. Держите круче к ветру, мы сейчас должны взять на абордаж его.
- Должно-быть, Пенитель лишился рассудка! - ответил лейтенант.- Не видите ли вы, капитан, с какой стороны нос бригантины?
- Ничего не вижу, кроме фонаря. Такая тьма кругом, что я едва различаю свои паруса. Впрочем, впереди, направо, кажется, виднеются реи.
- Это наши собственные. Я их приготовил на всякий случай, если потребуется поворотить на другой галс.
- Не слишком ли близко от бригантины мы держим курс?
- Можете стать ближе к ветру. Круче, круче, иначе мы разобьем его.
Отдав это приказание, Лудлов поспешил к носу. Там стояли матросы, готовые броситься вперед по первому приказанию. Лудлов еще раз напомнил им, чтобы они овладели бригантиной во что бы то ни стало, но к насилиям без крайней к тому необходимости не прибегали... Повторив еще раз строжайшее запрещение бросаться в каюты, он в конце концов выразил желание захватить Пенителя Моря живым.
Тем временем судно приблизилось к фонарю. Тщетно Лудлов искал бригантину, чтобы ориентироваться в ее положении. Не видя ничего, капитан решил положиться на случай.
- Абордаж! - громко скомандовал он. - Бросайте как можно дальше крючья! Держитесь ближе к носу! Смелее, друзья!
Матросы бодро вскочили на передние снасти, готовясь отсюда перескочить на палубу бригантины. "Кокетка" наклонилась к фонарю, потом выпрямилась и пошла, повидимому, рядом с бригантиной. Крючья брошены, и каждый, затаив дыхание, стал ждать толчка. В это мгновение фонарь слегка закачался и вдруг потух. "Кокетка" свободно прошла вперед. Послышался всплеск от упавших в воду крючьев. Насколько хватал глаз, кругом ничего не было видно. Бригантина сгинула.
Капитан Лудлов несколько минут прохаживался по шканцам {Шканцы - наиболее почетное место на палубе военного судна; на парусниках так называется пространство между грот- и бизань-мачтою. (Прим. ред.).}, отдавая приказания лейтенанту, так же, как капитан, смущенному неудачей. Паруса убрали. Судно повернули по ветру, подвели ближе к берегу и стали дожидаться рассвета.
Альдерман и патрон с напряженным вниманием следили за всеми движениями "Кокетки". Радостное восклицание сорвалось у ван-Беврута, когда он заметил, что бригантина исчезла.
- Что за надобность гнаться за этими светящимися мушками океана?- прошептал он на ухо своему товарищу. - Я знаю, по слухам, конечно, этого Пенителя. Ловкость его еще издали бросается в глаза подобно летящей ракете. У королевы нет судна, которое догнало бы контрабандиста. Так к чему же понапрасну утомлять беднягу?
- Капитан Лудлов имеет в виду кое-что другое, кроме бригантины,- отвечал патрон многозначительным тоном. - По его мнению, там находится Алида, и эта мысль придает ему жару.
- Как вы равнодушно говорите об этом, господин ван-Стаатс... Слушая вас, трудно поверить, что вы жених Алиды. Или я должен понимать ваши слова в том смысле, что вы раздумали жениться на моей племяннице?
- Выслушайте меня спокойно, ван-Беврут. Я буду говорить откровенно. Ваша племянница отдает предпочтение другому. Это несколько охладило мое к ней чувство.
- Было бы в высшей степени странно, чтобы такая пылкая любовь осталась без вознаграждения! Чтобы покончить с этим вопросом, позвольте прямо спросить вас, изменились ли ваши намерения относительно Алиды?
- Я не изменил, а окончательно решил, - ответил патрон. - Мне бы не хотелось, чтобы мою мать заменила женщина, которая так любит выезжать. Это нарушило бы все мои домашние привычки.
- Ну, так слушайте, что я вам предсказываю. Вы женитесь, господин ван-Стаатс, да, вы женитесь, на ком - удержусь пока говорить, но счастье ваше, если эта женщина не заставит вас покинуть все: дом, друзей, отечество и ферму.
- Скажите, альдерман, ваше откровенное мнение о тех непонятных явлениях, свидетелями которых мы были? - вдруг спросил патрон, стараясь замять неприятный для него разговор. - Не правда ли, "Морская Волшебница" не совсем обычный корабль?
- Зеленое море и синее небо! Да в этом-то и заключается все зло! Она бы лучше сделала, если бы ушла поскорей в открытое море и не расстраивала дела, на которое можно было смотреть, как на окончательно решенное. Угодно ли вам ответить на несколько вопросов, которые я хочу предложить вам, патрон?
Патрон утвердительно кивнул головой.
- Как вы думаете, что сделалось с моей племянницей?
- Она увезена.
- Кем?
Патрон выразительно махнул рукой по направлению к морю. Альдерман с минуту раздумывал. Вдруг он весело засмеялся, как-будто утешительная мысль пришла ему в голову.
- Да, да, понимаю ваши чувства,- заговорил он снова любезным тоном, каким вообще считал нужным говорить с владельцем ста тысяч акров земли, - но самое запутанное дело можно, по-моему, распутать, если обе стороны сделают обоюдные уступки. Не унывайте, патрон, ветреница наша еще вернется, и вы увидите, что она не внесет печали в ваш дом.
Высказав это утешение патрону, альдерман счел нужным покончить на этом разговор.
Между тем на "Кокетке" все уже спали. Один Лудлов продолжал ходить по палубе, не будучи в состоянии успокоиться после недавней неудачи. Лишь на час-два прилег он на гамак, но сон его длился недолго.
Едва зашелестел предрассветный ветерок, он уже открыл глаза. При всяком слове, обращенном вполголоса вахтенным офицером к матросам, он поднимал голову и всматривался в ночную тьму. Мысль его лихорадочно вертелась около бригантины. Он был уверен, что контрабандист находится невдалеке, и с минуту на минуту ждал встречи с ним. Наконец, не выдержав волнений неизвестности, он решил немедленно атаковать ненавистное судно, подойдя к нему под покровом ночи.
В полночь он отдал приказание спустить на воду все гребные судна. Это приказание было выполнено с обычною на военных судах быстротою при помощи талей и даже выдвижных рей, приведенных в движение сотней матросов. Вскоре рядом с "Кокеткой" качались четыре шлюпки, в которые сели назначенные для абордажа матросы. Одною из них командовал лично капитан "Кокетки". Маленькая флотилия отчалила от крейсера и разошлась по разным направлениям среди глубокого мрака, лежавшего на океане. Но отойдя от корабля на расстояние около пятидесяти саженей, Лудлов убедился, что предпринятая им охота совершенно бесполезна, так как темнота не позволяла ему видеть даже собственного корабля. Поэтому, приказав матросам поднять весла, он приготовился терпеливо ждать результатов своего замысла. Прошел час. Торжественная тишина ночи не прерывалась. Лишь всплески воды да изредка удары весел, чтобы удержать шлюпку на месте, нарушали ее. На небе не было видно ни зги, не показывалась ни одна звезда. Лудлов начинал уже подумывать, не бросить ли ему свою затею, как вдруг невдалеке послышался странный звук, сопровождавшийся скрипом каната. Затем раздалось хлопанье парусов, и все смолкло.
Привычное ухо моряка сразу подсказало капитану, в чем дело.
- Ребята! - тихо, но отчетливо проговорил он. - Бригантина поворачивает свой нижний парус. Вперед!- Приготовить все для абордажа.
Эти слова разбудили наполовину спавших матросов и заставили их приналечь на весла. В следующий момент они и сами заметили, как впереди мелькнули паруса.
- Налегай на весла! - скомандовал Лудлов, и его голос зазвучал, как боевая труба. - Теперь она наша! Еще раз спокойно, всем вместе!
Исполненные воинственного пыла, матросы лихо исполнили его приказание. Вот они уже совсем вблизи предмета своих преследований.
- Бросай крючья! Держи оружие! Вперед!.. Абордаж!..
Экипаж испустил громкий клич. Послышался стук оружия, и через минуту дробный топот ног по палубе возвестил об одержанной победе. Момент был в высшей степени торжественный. Громкие крики победителей, шум взвивавшихся ракет далеко разносились по простору океана и подхватывались экипажами других шлюпок, спешивших изо всех сил к месту схватки. На "Кокетке" вспыхнула молния, и грохот орудия вторил общему ликованию. На корабле засветились линии огоньков, чтобы обозначить место, где он находится. На гребных судах в то же время горели синие огоньки, как-будто их командиры хотели убедить побежденного врага в их силе.
Первым делом Лудлова, когда он вскочил на палубу, было поспешно опуститься в кормовую каюту. Но здесь его ждало самое жестокое разочарование. Уже с первого взгляда топорная обстановка каюты, бившие в нос неприятные запахи, - все это показало ему, что судно не было элегантной и комфортабельной бригантиной.
- Это вовсе не "Морская Волшебница"! - громко вскричал он в порыве величайшего изумления.
- Ой, ой! - ответил какой-то человек, испуганное лицо которого появилось в дверях кают-кампании, - мы знали, что корсар ушел в открытое море, и когда услышали нечеловеческие крики, то подумали, что на нас напала нечистая сила.
Кровь бросилась в лицо Лудлову. Резко приказав бросить все и немедленно сесть в шлюпку, он и сам последовал туда же, предварительно обменявшись извинениями со шкипером захваченного судна. Когда шлюпка в молчании отвалила, вслед ей понеслась заунывная песня, которую тихо пел кормчий оставленного судна, принимая снова руль.
В этот день в корабельном журнале "Кокетки" было отмечено, что в час утра было захвачено каботажное судно "Noble Pin" (шкипер Джон Тернер), шедшее из Нью-Йорка в Северную Каролину.
На шканцах "Кокетки" шушукались легкомысленные мичманы, участвовавшие в экспедиции; слышался полузаглушенный смех. Однако, веселость господствовала недолго: вид капитана был слишком серьезный и внушительный.
Не лишним будет добавить, что шкуна "Noble Pin" благополучно достигла места своего назначения. Здесь экипаж ее сообщил о своей встрече с французским крейсером. Прошел слух, что английская шхуна выдержала блестящий бой с огромным французским кораблем, вполне поддержав старинную морскую славу Великобритании. Через шесть месяцев газеты и журналы Лондона трубили наперебой, описывая победоносный бой шхуны и восхваляя ее бесстрашного шкипера, почтенного мистера Джона Тернера. Правда, капитан Лудлов впоследствии подал подробное донесение начальству, в котором представил дело в истинном его свете, но благородные лорды адмиралтейства сочли нужным скромно умолчать об этом инциденте.
Между тем, подняв шлюпки и потушив огни, команда "Кокетки", свободная от вахты, разошлась по койкам, и скоро весь корабль с Лудловым во главе погрузился в крепкий сон. Ветер дул легкий, но постоянный, океан был спокойный и облака заволакивали небо.
Солнце только-что выглянуло из-за океана, заливая пурпуром его поверхность, когда капитан Лудлов появился на палубе и внимательно оглядел горизонт. Спросив вахтенного офицера, нет ли чего-нибудь нового, и получив отрицательный ответ, Лудлов снова обратил внимание на темный еще, но уже начинавший алеть восходом горизонт.
- Люблю я этот свет на северо-востоке, - заметил он вахтенному начальнику, - это верный признак, что оттуда будет ветер. Если даже он будет небольшой, мы все-таки попытаемся догнать эту "Морскую Волшебницу". Посмотрите, не видите ли вы там паруса, или это только морская пена?
- Волнение делается настолько сильным, что я сегодня с рассвета успел ошибиться 10 раз.
- Поставьте больше парусов. Ветер начинает дуть с берега. Надо им воспользоваться.
До сих пор "Кокетка" несла все три марселя, один из которых был повернут таким образом, что корабль оставался неподвижным, если, конечно, не считать легкой качки, которой вообще немыслимо избежать в океане. Теперь же к ним присоединилось несколько легких парусов. Под их действием корабль двинулся вперед, рассекая носом волны. Через несколько минут хлопанье парусов показало, что ветер переменился.
Берега Северной Америки подвержены этим внезапным переменам ветров. Иногда эти перемены совершаются так внезапно, что подвергают парусный корабль серьезной опасности, если только на нем не успевали заблаговременно принять необходимые меры предосторожности. Капитан Лудлов слишком хорошо знал эту особенность родных берегов, чтобы подвергать свое судно опасности.
Уже совсем рассвело, когда "Кокетка" вышла в отрытое море. Ветер все усиливался, вызывая сильное волнение. Облака постепенно загромождали горизонт. Орлиным оком окидывал молодой капитан морскую даль. Радость и разочарование по временам вспыхивали на его лице. Вдруг он круто повернулся к первому лейтенанту и радостно проговорил:
- Мы думали, что он ушел, а он, оказывается, вот где! Видите, под ветром? И все такой же неподвижный. Покройте "Кокетку" от верха до низа парусами! Вызовите наверх всех матросов. Покажите этому мерзавцу, что может в случае надобности сделать королевский крейсер.
Крик: "все наверх!" поднял общее движение. Из всех щелей выскакивали на палубу толпы матросов, которые стремительно бросились на снасти. Скоро крейсер буквально скрылся под целым облаком белоснежных парусов. Поставлены были не только обыкновенные паруса, но и боковые, висевшие почти над самой водой. Под их тяжестью гнулись и трещали мачты, но зато "Кокетка" развила такую скорость, на какую только способно первоклассное судно. Волнение усиливалось, а вместе с тем усиливалась и качка. Корабль бросало из стороны в сторону. Мачты описывали в воздухе широкие круги. Когда волны вскидывали судно, его черные бока, обнажаясь, блестели под утренним солнцем.
Замеченное Лудловым судно действительно оказалось бригантиной.
Когда "Кокетка" подошла на расстояние пушечного выстрела, бригантина тоже распустила паруса и полетела прочь от мчавшейся за ней "Кокетки".
Это было удивительное зрелище. Два корабля, увенчанные пирамидами парусов, походили на белоснежные облака, летевшие одно за другим с такою же быстротою, как их сородичи в верхниях слоях атмосферы. Часы текли за часами, а расстояние между обоими кораблями не изменялось ни в ту, ни в другую сторону.
- Я ожидал большего от моего корабля, Тризай! - сказал с огорчением Лудлов. - Кажется, все средства пущены в ход, а этот мерзавец все на прежнем расстоянии.
- И это расстояние не уменьшится, хотя бы мы гнались целый день, капитан Лудлов! Подобным же образом мне приводилось преследовать этого самого корсара в Ламанше {Ламанш - часть Атлантического океана между Францией и Англией. Название французское. Англичане называют его Английским каналом.}. Мы на всех парусах гнались за ним до тех пор, пока не скрылись берега Англии, и мы чуть не налетели на пески Голландии. А что из всего этого вышло? Оказалось, что мошенник играл с нами, как рыбак с форелью, которая имела несчастье попасть ему в сеть. Мы уже думали схватить его чуть не голыми руками, как вдруг проклятая бригантина разом вынеслась за пределы пушечного выстрела. Только ее и видели.
- Все это так, но ведь ваша "Друида" была старое, покрытое ржавчиной судно, а моя "Кокетка" считается здесь одним из самых быстроходных крейсеров.
- Посмотрите, капитан, бригантина уклоняется влево, к земле. Она хочет скрыться в мелких водах; ей трудно выносить волнение.
- А я надеялся прогнать его от берегов. Вот если бы его удалось загнать в залив, он был бы в наших руках: все же он сидит в воде не настолько мелко, чтобы мог там ускользнуть от нас. Гоппер, скажите вахтенному офицеру, чтобы он повернул немного к северу.
- Какой громадный парус они распустили! И как он сильно тянет! Надо правду сказать: прекрасная и у них парусность!
- Мне кажется, мы догоняем его. Волны помогают нам, я начинаю яснее видеть его, когда он поднимается на волнах.
- Солнце освещает его. Впрочем, может-быть, вы правы, капитан: на марсе отчетливо виднеется фигура человека, Одно - два ядра окажут нам большую услугу.
Лудлов сделал вид, что не слышит. Однако, когда к этому предложению присоединился и первый лейтенант, он нехотя отдал приказание перевезти одно орудие к левому борту. Матросы с радостью повиновались. Тогда Лудлов спустился вниз и лично навел орудие.
- Вынь заклепку, - приказал он командору {Командор - наводчик орудия. (Прим. ред.).}, - теперь лови момент, когда бригантина поднимается на волны... Держите спокойнее корабль, сударь!.. Пли!
Чему можно было приписать результат выстрела, быть-может, тайному желанию капитана охранить ту, присутствие которой на бригантине он подозревал, - неизвестно, только когда вылетела из орудия пламенная струя и облако дыма легло на волны, пятьдесят глаз напрасно искали в снастях бригантины следов посланного туда железного гостинца. Судно контрабандиста скользило с тою же легкостью и быстротою. Между тем Лудлов слыл за отличного стрелка.
Однако, на одном выстреле нельзя было остановиться. Было сделано еще несколько выстрелов, но попрежнему без успеха.
- Бесполезно стрелять больше на таком большом расстоянии и в такую бурную погоду! - сказал наконец Лудлов. - Прекратить огонь! Господа, осмотрите, исправно ли действуют паруса. Отвезите орудие на место.
- Оно уже заряжено, капитан! - почтительно возразил командор, сняв шляпу. - Было бы жаль не воспользоваться зарядом.
- Ну, стреляйте, но только в последний раз, - небрежно согласился капитан, как бы желая показать, что и этот выстрел будет иметь прежний результат. На этот раз орудие наводил старый, сурового вида матрос, опытный канонир.
- Цельтесь в мачту, - говорил он, - небось, мы обойдемся и без геометрических расчетов. - Ну, теперь пли!
Море помогло старому матросу: оно приподняло корабль как-раз в то самое мгновение, как приложили фитиль к затравке. Не будь этого, ядро упало бы, без сомнения, не долетев до цели. Теперь обломки дерева брызгами полетели с бригантины, и половина мачты, увлекая оба паруса, грохнулась на его палубу.
- Не плавай другой раз с полными парусами, - наставительно промолвил старый моряк, радостно ударив ладонью по орудию. - "Волшебница" она или нет, все равно: две ее кофточки слетели; остальное мы попытаемся снять сейчас же, если позволит капитан.
- Капитан приказал отставить орудие на место! - заявил, подходя к ним, мичман. - Мошенник достаточно ловок, чтобы сохранить остальные паруса.
Положение бригантины было действительно таково, что не допускало ни малейшего промедления в принятии необходимых мер. Потеря двух важных парусов должна была отозваться на скорости судна, тем более, что расстояние между бригантиной и английским крейсером не превосходило теперь мили. И эти меры были приняты с тою находчивостью, которая появляется у моряков в минуту опасности.
Бригантина слегка изменила курс к югу, насколько прежде склонялась более к северу. Как ни незначительно было это отклонение, но оно притянуло ветер на противоположную сторону парусов и заставило повернуться тот громадный парус, который вызывал такое удивление Тризая. В то же мгновение лиселя, до сих пор бившиеся под ветром этого паруса, надулись до последней возможности и почти восстановили первоначальную скорость судна. На мачтах показались матросы, срывавшие лоскутья разорванных парусов и приводившие все в порядок. Ни одна эта подробность не ускользнула от наблюдательных взоров Тризая. В них читалось и удивление, и одобрение.
- Этот каналья, Пенитель, сообразительный парень. Вот это именно и нужно им! Славный маневр! И выходит, что игра не стоит свечей. Кроме убытка от напрасной траты пороха, мы ничего не выиграли. Бригантина тоже мало потеряла: для такой козявки достаточно и тех снастей, которые у нее имеются.
- Все-таки мы заставили ее удалиться от берега, - кратко ответил Лудлов. - Мне даже кажется, что мы настигаем ее, по крайней мере, ее корма становятся яснее.
- Без малейшего сомнения. Но к чему это послужит?
- Я уверен, что мы догоним ее, - задумчиво сказал Лудлов. - Дайте-ка мне вашу трубу.
Тризай внимательно следил за выражением лица своего командира и ему показалось, что на нем промелькнуло выражение неудовольствия.
- Обнаруживает ли бригантина намерение подчиниться нашим требованиям или все упорствует?
- На его корме стоит тот дерзкий матрос, которого я хотел взять к себе, и попрежнему в своей развязной позе.
- Да, да, хорошо помню этого молодца бравого вида. Я уже готовился поздравить вас с такой находкой. Вы правы, капитан, назвав его дерзким. Бесстыдство этого человека в корне подорвало бы всякую дисциплину корабля. Помню, с каким небрежным видом, не снимая даже шляпы, он прохаживался по шканцам. Этот человек не имеет никакого понятия об уважении к флагу.
- Бригантина опять поворотила к берегам.
- Если порывы ветра будут все усиливаться, она не так-то скоро уйдет от нас. Смотрите, с наветренной стороны море позеленело, а волны показывают приближение шторма. Вы, я знаю, бывали в южных морях. Мы с вами, помнится, даже плавали вместе несколько лет назад. Видали вы теснины Грибралтара и голубые воды Италии?
- Я был всего раз около берегов Африки. Служба отозвала меня к берегам Севера.
- Я и говорю о последних. Мне там известен каждый дюйм поверхности, и я знаю, что в тамошних водах моряк может быть вполне спокоен. Здесь же мы находимся у берегов Америки, отстоящей от нас спереди на восемь - десять миль, сзади - на сорок. Между тем, если бы мы сами не были оттуда, если бы не зеленая вода и показания лота, можно было бы прозакладывать голову, что мы находимся в середине Атлантического океана, а не у берегов материка. Много прекрасных судов находит здесь преждевременную могилу, даже не зная, тде они погибают. В Европе не то: там вы можете плыть двадцать четыре часа, все время имея перед собою отчетливо видную гору, прежде чем достигнете города, расположенного у ее подножья... Такова прозрачность воздуха.
- Зато здесь есть Гольфштром {Гольфштром или Гольфштрем (правильнее было бы произносить "Гольфстрим") - теплое течение, несущее свои воды, нагретые тропическим солнцем, из Мексиканского залива в Центральной Америке к Северо-западным берегам Европы - далеко на Север. Запасенное тепло Гольфштром постепенно расходует и тем нагревает окружающий воздух. (Прим. ред.).} с его плавающей травою, с различием температур; ночью же можно найти путь к берегу лотом.
- Я говорил лишь о хороших кораблях, капитан, а не о хороших моряках. Последние, конечно, знают очень хорошо разницу между зеленою водою и голубою. Я сам сделался раз жертвою обмана зрения. Это было около берегов Италии. Мы шли в Геную под свежим северо-западным ветром и надеялись бросить якорь в ту же ночь. Мы стали уже убавлять паруса, думая, чго подходим к порту. Солнце уже с час, как закатилось. На наше счастье горизонт скоро прояснился, и что же мы увидели? Две огромных горы: одна сзади нас - на юго-востоке, другая спереди - на северо-западе. Обе казались такими близкими, как-будто мы находились у их подошвы, а между тем хорошему английскому крейсеру понадобился бы целый день, чтобы достичь их. Оказалось, что первая гора находилась на острове Корсике, а вторая была Альпы. Несмотря на середину лета, обе они были белы, как голова восьмидесятилетнего старца. До Генуи же нам оставалось еще добрых два лье.
- Бригантина поворачивает! - вскричал вдруг Лудлов. - Она намерена опять итти в береговые воды.
Вместо ответа Тризай жестом указал на север, и Лудлов, взглянув туда, понял, в чем дело.
Как это ни странно может показаться на первый взгляд, большинство штормов идет снизу. Опыт доказывает, что разрушительная сила бури сильнее в том месте, где она началась, чем там, откуда она, повидимому, направляется. В то время как восточный ветер ураганом свирепствует в Пенсильвании, Виргинии и Каролине,- в штатах, расположенных ближе к востоку, он еще неприметен. Легко объяснить себе это явление. Нижний слой воздуха нагревается и поднимается вверх. На его месте образуется пустота, которую холодный воздух, как более тяжелый, стремится заполнить. Происходит, таким образом, передвижение воздушных масс по направлению сверху вниз. Это передвижение, конечно, совершается с различною быстротою, в зависимости от степени удаленности разных слоев воздуха от места, где начинается пустота. Очевидно, самый нижний слой воздуха, ближайший к области пустоты, и двигаться будет с наибольшею силою и быстротою. Его место заступает следующий слой воздуха, двигающийся уже с меньшею силою и быстротою, затем идет третий слой, четвертый и т. д., пока не заполнится все пустое пространство и не восстановится равновесие воздушных масс. Еще нагляднее это явление объясняется на воде. Если бы можно было моментально выбросить известное количество воды, то тотчас произошло бы передвижение водных масс, аналогичное тому, о котором мы только-что говорили. Таким образом между двумя стихиями - водой и воздухом - существует теснейшая связь и взаимодействие. Не только воздух влияет на океан, но и наоборот - океан производит пертурбации в воздушных массах. Впрочем, проследить последние более трудно, тогда как первое ясно для всякого. Моряк даже на краю гибели изучает состояние неба, откуда идет на него опасность: он очень хорошо понимает, что океан лишь покорное орудие невидимой, но мощной силы, которая вздымает водяные горы перед его утлым судном, грозя ему гибелью.
Тризай, указывая Лудлову на зловещие признаки приближающегося шторма, руководился своею многолетнею опытностью. На горизонте внезапно появилось облако, оторванные клочья которого неслись вперед с ужасающей быстротою, как бы предупреждая всех об опасности.
- Надо убавить лишние паруса! - озабоченно проговорил Тризай.- Этот ветер не любит распущенных парусов. Ему по нраву лишь обнаженные мачты.
- Я полагаю, что бригантина сейчас уберет паруса,- ответил капитан.- Мы будем выдерживать до последнего момента, а ей это не по силам, так как у нее мало рук.
- Это выгодная сторона нашего судна. Впрочем, мошенник что-то мало думает об опасности.
- Пора, однако, нам позаботиться о собственных снастях,- сказал Лудлов и, обернувшись к вахтенному начальнику, прибавил: - Вызовите матросов и распорядитесь о том, что следует сделать в случае приближения шторма.
Послышался хриплый голос лейтенанта, свисток боцмана и зычный крик: "Все наверх к парусам!" Вслед за тем палуба задрожала от топота многочисленных ног. Каждый матрос молча занял свое место и стал напряженно ждать вторичной команды.
В отношении маневрирования военный корабль поставлен в несравненно лучшие условия, чем какое-либо купеческое судно. Уж самый его стройный, узкий корпус, рассчитанный именно на быстроту и легкость хода, выгодно отличает его от широкого, неповоротливого "купца", преследующего, конечно, исключительно коммерческие цели. Второе отличие военного судна - многочисленность команды. В то время как купеческий корабль довольствуется зачастую какой-нибудь дюжиной матросов, на военном судне экипаж в две сотни - обыкновенное явление. Это позволяет ему не только нести полный рангоут, но и дает ему возможность пользоваться могучей двигательной силой ветра до последней возможности, в то время как торговое судно, располагающее малым числом рук, принуждено бывает в случае опасности заблаговременно убирать паруса и терять напрасно время.
Вот на что рассчитывал Лудлов, когда его "Кокетка" неслась, несмотря на надвигавшуюся бурю, с полными парусами. Уже клубы паров крутились в воздухе, почти касаясь верхушек мачт крейсера; уже поднятая вихрем пена волн чуть не задевала бортов судна, когда Лудлов, все время следивший за этим грозным явлением природы с полнейшим спокойствием, дал знак вахтенному начальнику.
- Долой паруса! - громко скомандовал лейтенант.
Оглушительное хлопанье парусов на мгновение покрыло собою и свист ветра, и шум волн. Паруса один за другим вместе с реями полетели вниз, и через несколько мгновений белой пирамиды уже не существовало. Оставлены были лишь марселя, широкие поверхности которых и приняли на себя всю ярость ветра. Судно стойко выдержало порыв разъяренной стихии. Опасность миновала. Убедившись, что с этой стороны все благополучно, Лудлов взглянул на бригантину. К величайшему изумлению всех, следивших за нею, бригантина продолжала итти на всех парусах. Ее командир, очевидно, подражал "Кокетке".
- Если он промедлит еще минуту,- сказал Тризай,- все его паруса улетят, как дым. Ага! Взялись за ум!
На бригантине действительно в самую решительную минуту приняли все необходимые меры предосторожности. Одни паруса были совсем спущены, другие зарифлены, т.-е. площадь их была уменьшена с целью уменьшения силы сопротивления напору ветра.
Но хотя судно контрабандиста и блестяще выдержало боевое крещение, его положение ухудшалось. Ветер, а следовательно, и волнение усиливались. Низкое и маленькое, оно с трудом боролось с волнением, и крейсер стал догонять его.
- Дуйте, ветры! Напрягайте ваши силы! - говорил с лихорадочным оживлением Лудлов.- Я прошу вас поработать лишь полчаса, а потом уж воля ваша!
- Еще минуту,- и мы будем в состоянии окрикнуть их! - спокойно проговорил Тризай.
- Проклятие! Ветер падает! - в бешенстве закричал капитан.- Поднять паруса, какие только можно! Покрыть ими "Кокетку" от верха до низа!
Это приказание было исполнено с такою быстротою, что паруса распустились раньше, чем ветер окончательно, стих. На бригантине поступили еще смелее: она исполнила этот маневр значительно раньше, когда море еще бурлило и было покрыто пеной. Она опять выиграла в расстоянии.
- Мошенник не унывает,- заметил Тризай,- он видит, что ветер упал, и спокойно ждет своей очереди. Теперь перевес в численности экипажа не поможет нам.
Замечание было слишком справедливо, чтобы можно было его оспаривать. Ветер окончательно упал. Волны: океана улеглись. Паруса обоих кораблей печально повисли. В этот момент бригантина была впереди на расстоянии пушечного выстрела.
Капитан Лудлов решил испытать последнее средство. Он распорядился спустить шлюпки и приготовиться к абордажу. Затем он пригласил патрона и альдермана в свою каюту,.
- Друого средства нет,- сказал капитан, положив бинокль на стол, я бросился в кресло.- Корсар должен быть захвачен во что бы то ни стало. Момент для нападения благоприятен. Через двадцать пять минут мы овладеем им, но...
- Но вы думаете, что Пенитель скажет вам спасибо за ваш визит?- подхватил альдерман, и в голосе его слышалась ирония.
- Я ошибся бы в этом человеке, если бы он сдал без боя свое прекрасное судно. Но для моряка прежде всего - долг. Приходится ему повиноваться, иногда против желания.
- Понимаю. Капитан Лудлов имеет двух повелительниц: королеву Анну и дочь старого Этьена де-Барбри, и обеим им он одинаково боится не угодить.
- Вы ошибаетесь,- промолвил Лудлов.- Я хотел, только сказать, что нельзя вполне довериться матросам, если они под влиянием успеха, а тем более сопротивления, придут в ожесточение. Альдерман ван-Беврут, угодно вам сопровождать нас, выступив в качестве посредника?
- Пики и гранаты!.. Разве у меня физиономия головореза, который с кинжалом в зубах карабкается на бригантину? Нет, если вам угодно будет посадить меня в самую маленькую из ваших шлюпок и дать мне в полное распоряжение двух ребят, то я согласен ехать на бригантину с оливковой ветвью, но и то под тем условием, что вы все останетесь спокойно на месте и поднимете на всех мачтах этого корабля белые флаги. Затем отнюдь не употреблять угроз! Ваш Пенитель, говорят, их не любит.. Да, да, капитан Лудлов, я согласен ехать голубем мира, но отказываюсь от роли Голиафа.
- Вы тоже отказываетесь? - спросил Лудлов, повернувшись к патрону.
- Я готов повиноваться! - ответил Олоф ван-Стаатс.
- Патрон! - вскричал обескураженный альдерман.- Вы сами не знаете, что говорите. Если бы вопрос шел о вторжении могавков или канадцев,- было бы дело другое. А то ведь речь идет, о каких-то грошах, в которых заинтересована непосредственно одна таможня; это ее дело. Итак, советую вам остаться здесь.
- Я готов! - твердо повторил патрон.
- Верю вам,- просто ответил Лудлов и, взяв его под руку, удалился в кабинет.
Совещание длилось недолго. В нем принимал участие также старик Тризай. Когда дали знать, что шлюпки готовы, капитан вышел на палубу, чтобы сделать окончательные распоряжения.
Корабль был оставлен на попечение мистера Луффа, при чем ему было строго приказано воспользоваться малейшим ветром, чтобы подойти как можно ближе к бригантине.
Шлюпки были распределены таким образом: в самой большой, парусной, ехал Тризай; патрон выбрал обыкновенную гребную лодку, а Лудлов поместился в своей собственной шлюпке. Баркас Тризая двинулся прямо на видневшуюся вдали неподвижную бригантину. Лудлов описал широкий полукруг, вероятно, с целью отвлечь внимание неприятеля, а также для того, чтобы прибыть к бригантине одновременно с баркасом, так как тот двигался значительно медленнее. Лодка патрона также уклонилась в сторону, но противоположную той, куда поехал капитан.
Вскоре раздался сигнал со шлюпки Лудлова, и матросы приготовились к битве. Баркас Тризая находился в это время на расстоянии пистолетного выстрела от бригантины. Патрон подъехал как-раз к носу и стал пристально смотреть на "Волшебницу". На противоположной стороне находилась шлюпка Лудлова. Капитан в эту минуту обозревал бригантину в бинокль.
Тризай обратился к своей команде с речью, на которую последняя ответила дружными рукоплесканиями.
Пистолетный выстрел со шлюпки Лудлова был сигналом к абордажу. В то же мгновение с "Кокетки" грохнула пушка, и ядро просвистело над бригантиной, попрежнему остававшейся спокойной.
Весла разом ударили, и баркас птицей полетел к бригантине. На последней как-будто все вымерло. Паруса безжизненно висели, как и прежде. Не было видно ни малейших признаков каких-либо приготовлений к обороне. Уже до бригантины оставалось всего футов сто, как вдруг в воздухе пахнуло прохладой. Паруса бригантины надулись, и судно, наклонившись в сторону подходившего баркаса, как бы посылая, ему поклон, скользнуло мимо и понеслось прямо на лодку, в которой находился патрон.
Одного взгляда было достаточно Лудлову, чтобы убедиться в бесполезности новой погони. Он дал знак Тризаю возвратиться на корабль. Некоторое время оба они с разочарованным видом смотрели на пенистую полосу, которая вилась, из-под кормы, уходившей на всех парусах бригантины.
Между тем патрон Киндергук ничуть не думал об опасности, которой он подвергался, находясь на пути следования бригантины. Равнодушно стоял он на носу своей скорлупы, держа в руке охотничий нож.
Едва рулевой успел несколько повернуть лодку в сторону, как над ним вдруг вырос борт бригантины.
Патрон, не сознавая ясно, что делает, испустил крик и одним прыжком вскочил на палубу.
Так как Луфф, на попечение которого была оставлена "Кокетка", никогда не пренебрегал своими обязанностями, то крейсер скоро приблизился к шлюпкам. Пока их поднимали на судно, бригантина уже успела выйти из-под пушечных выстрелов. Отдав приказание продолжать погоню, Лудлов поспешил в свою каюту, чтобы там отдаться своему горю.
- Счастье непостоянно. Барыши служат наградой купцу за его благоразумие,- наставительно произнес альдерман, едва скрывая свою радость от неудачного исхода экспедиции.- Нередко купец получает дублоны вместо простых долларов, но зато и цены на товары понижаются прежде, чем они выйдут из таможни. Разве мало французов, капитан Лудлов, чтобы поддерживать дух отважного офицера? Стоит ли горевать из-за безделицы?
- Не знаю, во сколько вы оцениваете вашу племянницу? Во всяком случае, я на вашем месте при одной мысли, что она стала жертвой ухищрений негодяя, сошел бы с ума!
- К счастью, вы не дядя ей, а следовательно, и не имеете причин для беспокойства. Молодая девушка - француженка, и я уверен, что в настоящую минуту она преспокойно роется в материях и кружевах контрабандиста. Когда ее выбор будет сделан, она возвратится более нарядной, чем когда-либо.
- Ах, Алида, Алида! Не того я ожидал от образованной и гордой девушки.
- Образование ее - дело моих рук, а гордость она унаследовала от старого Этьена де-Барбри,- сухо ответил Миндерт.- Но жалобы не помогут делу. Позовите патрона Киндергука, и мы обсудим сообща, что нам надо делать.
- Ваш патрон присоединился к вашей племяннице, и теперь оба они совершают увеселительную поездку. Мы его потеряли во время последней экспедиции на шлюпках.
Альдерман казался пораженным.
- Олоф ван-Стаатс погиб! Вы сами, сударь, не знаете, что говорите, если высказываете такую ужасную мысль. Смерть этого достойного молодого человека прекратила бы существование одной из самых богатых и уважаемых фамилий и оставила бы без наследников чуть ли не одну треть всех земель колонии.
- Ну, до этого еще не дошло! - с горечью ответил капитан.- Патрон просто бросился на палубу бригантины и отправился вместе с прекрасной Алидой обозревать материи и кружева.
- В самом деле? Ну, тогда узнаю сына моего друга Стефана! - произнес альдерман, потирая от удовольствия руки.- Настоящий голландец не живое серебро {Ртуть. (Прим. ред.).}, называемое французом, который хватается за волосы и морщит лицо, если переменится ветер или изменит женщина. Это и не сорви-голова, называемый англичанином, нет, это настоящий сын Батавии, настойчивый и энергичный, который сломя голову не бросается даже на своего...
- На кого? - спросил Лудлов, заметив колебание альдермана.
- Ну, конечно, на своего врага. Браво, Олоф! Ты человек как-раз такой, какой мне нравится, и я не сомневаюсь... нет сомнения, что счастье будет тебе благоприятствовать.
Лудлов встал, улыбнувшись несколько иронически, хотя он не испытывал никакой злобы при виде откровенной радости альдермана.
- Господин ван-Стаатс не может пожаловаться на судьбу,- сказал он,- хотя я не думаю, чтобы он одолел человека, такого ловкого и, по-видимому, увертливого. Впрочем, мне нет до других никакого дела, альдерман ван-Беврут! Я должен исполнить свою обязанность. Контрабандист три раза уходил от меня. Будем надеяться, что в четвертый раз он будет не так счастлив. Мой корабль достаточно силен, чтобы уничтожить корсара, и судьба его свершится!
Высказав эту угрозу, Лудлов вышел из каюты и, поднявшись на палубу, занял обычное место. С новой энергией он следил за движениями бригантины.
Ветер вполне благоприятствовал ей и она уходила все дальше и дальше. "Кокетке" не оставалось ничего другого,