Купер Джеймс Фенимор - Пенитель моря

едлагаешь мне? - резко оборвал его начинавший терять терпение контрабандист.

   - Отдай мне молодую девушку и возьми взамен ее двадцать пять дукатов.

   - То-есть половину цены фламандской лошади! Нечего сказать, будет тебе благодарна Алида, когда узнает, во сколько ты ее ценишь!

   - Уступка и сострадание! Ну, даю сто, только бы покончить с этим делом!

   - Выслушайте меня, господин ван-Беврут. Не буду отрицать, особенно перед вами, что иногда я перехожу за пределы, установленные законом. Не в моей натуре, почтеннейший, носить английский хлопок, когда мне больше нравится флорентийский шелк, и признаюсь, что вина Гасконии мне приходятся больше по вкусу, чем простое пиво. Но, за исключением этих случаев, я строго держусь законов, а потому имей я целых пятьдесят ваших племянниц, и то не выдал бы ни единой из них, хотя бы вы предлагали за них мешки золота!

   Альдерман сначала подумал, что его собеседник шутит, но тон речи контрабандиста был слишком горяч для этого. Почтенному коммерсанту казалось непонятным, что этот человек свои чувства ценит выше золота.

   - Нелепость и упорство! - бормотал растерянный Миндерт. - На что тебе нужна эта несносная девчонка? Ежели же действительно нет у тебя моей племянницы, позволь тогда осмотреть корабль. Это успокоит обоих молодых людей и еще больше укрепит наши с тобой отношения.

   - Охотно. Но если они откроют несколько тюков с куньим и бобровым мехом - пеняй на себя.

   - Это ты правильно говоришь. Ни один дерзкий взор не должен видеть эти вещи. Ну-с, так как мы сейчас не можем притти к соглашению, то я покидаю ваш корабль, чтобы не пострадала моя репутация.

   Контрабандист усмехнулся отчасти иронически, отчасти печально и небрежно пробежал по струнам лютни.

   - Отведи достойного альдермана к его товарищам, Зефир! - отдал он приказ явившемуся юнге.

   Кивнув затем своему гостю в знак прощания₍ он отпустил его, при чем снова на его лице появилось выражение какой-то затаенной тоски.

  

  

   Пока между контрабандистом и альдерманом шли переговоры, Лудлов и патрон беседовали на корме с моряком в индийской шали. Впрочем, разговор вели собственно капитан с моряком в индийской шали, так как он носил исключительно морской характер. Патрон, по обыкновению, больше молчал. Появление Миндерта, видимо смущенного и обеспокоенного, дало другое направление мыслям собеседников. Хотя альдерман и не совсем был уверен, что его племянницы нет на бригантине, он отвечал уклончиво на расспросы его товарищей о результатах разговора.

   - Наверно, вся эта история скоро разъяснится, и Алида Барбри вернется домой. Незнакомец отрицает ее присутствие на этом корабле, и приходится верить ему. Конечно, не мешало бы поискать в каютах, не трогая груза, но, повидимому, надо верить капитану этого судна на слово за неимением лучших доказательств.

   Лудлов, взглянув на облако в устьях Раритона, сказал:

   - Дайте нам только дождаться восточного ветра, и мы обыщем тогда все это судно вместе с грузом.

   - Тише! Вас может услышать мэтр Тиллер, и тогда, пожалуй, будет благоразумнее немедленно покинуть бригантину.

   - Господин ван-Беврут! - возразил Лудлов, весь покраснев от гнева. - Вы, может-быть, уже примирились с бегством вашей племянницы, но мой долг повелевает мне истребовать от этого судна надлежащего разрешения для выхода в море.

   - Не угодно ли повторить эти слова?- проговорил моряк в индийской шали, неожиданно появившись близ Лудлова.

   При этом неожиданном вопросе капитан невольно вздрогнул, но тотчас же оправился.

   - Сколько угодно и перед кем угодно,- надменно ответил он.

   - Ловлю вас на слове. Нет более верного способа узнать все, как обратившись для этого к нашей "Волшебнице". Мы позовем ее обычным способом.

   С этими словами моряк в индийской шали спокойно спустился под палубу, и вскоре оттуда понеслись стройные звуки мотива. Молодые люди слушали с изумлением и восторгом; только альдерман не разделял их чувства по причинам, которые он считал нужным скрывать.

   После короткой прелюдии таинственный голос под аккомпанемент флейты запел хвалебную песнь какому-то божеству океана.

   - Безумие и флейта! - пробормотал альдерман.- Это какой-то культ, от которого честному торговцу хочется бежать. Какое нам дело до всех волшебниц моря и суши?! Зачем нам еще оставаться на этом судне, раз нам известно, что Алиды нет здесь?! Ради торговли? Но здесь нет товаров. Право, по самой густой грязи твоей фермы, патрон, можно увереннее ходить, чем по палубе бригантины с такой дурной репутацией.

   В те далекие от нас времена даже до известной степени просвещенные люди верили в существование различных сверхъестественных сил, имеющих будто бы влияние на нашу жизнь. Влиянием этих сил суеверные люди старались объяснить всякие изменения в своей жизни. Патрон принадлежал именно к этой категории людей и поэтому находил тайное, но глубокое удовольствие во всей происходящей мистификации.

   - Неизвестно, какие будут результаты нашей поездки на бригантину, - ответил он, - но, признаюсь, я не прочь был бы еще побывать здесь. Этот Пенитель Моря далеко не таков, каким можно было вообразить его по слухам. Если мы останемся здесь еще на некоторое время, нам представится возможность исправить и дополнить его портрет. Я слыхал от покойной тетушки...

   - Очаги и традиции! Добрая женщина была недурной находкой для людей подобного сорта, патрон. Как еще они не выудили у нее части вашего наследства, хотя бы в качестве вознаграждения? Но вот капитан Лудлов - человек занятой и согласится, что неприлично терять время за этой комедией.

   - Я, признаюсь, сам не прочь посмотреть, чем это все кончится,- сухо ответил командир "Кокетки". - Отчего не познакомиться ближе с характером этого странного судна, раз ветер все равно не позволяет ни ему, ни моей "Кокетке" тронуться с места?

   - Ох, уж это мне любопытство!- проворчал альдерман.- Всегда оно создает только затруднения! Пришла же им фантазия шутить с огнем, словно не знают, что им можно обжечься!

   Несмотря на брюзжание старика, его спутники решили остаться, и упрямый коммерсант должен был покориться. Хотя главнейшей побудительной причиной, заставлявшей его стараться ускорить отъезд с бригантины, было опасение, как бы здесь его чем-либо не скомпрометировали, но надо сознаться, что и он не был вполне свободен от слабости, заставившей Олофа ван-Стаатса смотреть и слушать с таким интересом все происходившее на бригантине. Даже капитан Лудлов невольно проникался симпатией к этому судну и особенно к его матросам, степенный и скромный вид которых располагал к ним каждого.

   Лудлов был хороший моряк. Он обладал, между прочим, способностью при первом взгляде на матроса угадывать его происхождение. Уже при входе на палубу бригантины он заметил, что люди ее экипажа принадлежали к различным национальностям. Между ними виднелась крепкая, приземистая фигура финляндца, дальше стоял моряк с берегов Средиземного моря, с правильными чертами загоревшего под лучами южного солнца лица. Лудлов заметил, что этот матрос бросал по временам беспокойные взгляды на горизонт.

   Вскоре вновь появился Тиллер и повел своих гостей вниз. На этот раз дверь в каюту отворил сам Сидрифт. Задние окна каюты были закрыты, и таинственный полумрак царствовал в комнате. Занавес был задернут. Оставалось лишь одно небольшое окно сбоку. Дневной свет, проходя через это окно, отражался розовыми фонариками, украшавшими каюту, и придавал мебели пурпуровый оттенок.

   Контрабандист принял своих посетителей с серьезным видом, хотя Лудлов уловил улыбку, пробежавшую по его выразительному лицу. Патрон смотрел на него с видом обожания. Лишь альдерман время от времени недовольно брюзжал.

   - Мне сообщили, что вы желаете говорить с нашею повелительницей,- промолвил незнакомец тихим голосом.- Ее книга всегда открыта для всех желающих.

   Вновь раздались звуки флейты. Занавес раскрылся. В центре алькова виднелась та же таинственная женщина, которую альдерман и его спутники уже видели снаружи бригантины: одежда, поза были те же. В руках она держала книгу, страницы которой были обращены к зрителям. Один из пальцев был вытянут вперед, как бы указывая путь бригантине. Легкая зеленая драпировка развевалась сзади нее, как бы волнуемая ветром, а на темном лице ее виднелась та же насмешливая улыбка, как и на ее бронзовом двойнике под бушпритом.

   Альдерман и его друзья посмотрели друг на друга с видом немого изумления. На лице контрабандиста мелькнула торжествующая улыбка.

   - Кто хочет говорить с нашей "Волшебницей", - сказал он,- пусть делает это сейчас.

   - Тогда я желал бы знать, - сказал Лудлов, - не находится ли на этом корабле та, которую я ищу?

   Контрабандист, игравший роль посредника в этой странной сцене, слегка поклонился и приблизился к книге "Волшебницы". Заглянув в нее, он наконец промолвил:

   - В ответ на ваш вопрос вас спрашивают, точно ли вы ищете ту особу, о которой говорите?

   Лудлов вспыхнул, но преодолел уколотое самолюбие и спокойно ответил:

   - Да, именно ее.

   - Вы моряк, а моряки свою привязанность часто переносят каждый на свое судно. Ваша любовь к той особе превосходит ли вашу любовь к судну, к профессии, надеждам, к мечтам о славе, так присущим военному?

   - Моя привязанность не роняет достоинства мужчины! - ответил Лудлов после некоторого колебания.

   По лицу контрабандиста пробежало легкое облако, однако, он приблизился и снова заглянул в книгу.

   - Вас спрашивают еще, не нарушено ли вследствие недавнего происшествия ваше доверие к той особе?

   - Нарушено, но не разрушено.

   При этих словах таинственная фигура "Волшебницы" зашевелилась, и книга в руках ее вздрогнула.

   - Согласны ли вы подавить свое любопытство, гордость и снова искать ее расположения к вам, не требуя объяснений всего происшедшего с ней?

   - Я многое бы дал, лишь бы получить благосклонный взгляд Алиды де-Барбри, но ваши условия уронили бы меня в ее глазах. Если я найду Алиду - вся моя жизнь будет посвящена ее счастью; если нет - я до самой смерти буду оплакивать ее.

   - Испытывали вы когда-нибудь чувство ревности?

   - Сначала дайте узнать, есть ли у меня повод к ней! - вскричал молодой человек, устремившись к неподвижной фигуре с очевидным намерением сорвать с нее покрывало.

   Моряк в индийской шали с силой гиганта удержал его.

   - Никто не должен выходить из пределов уважения, - холодно сказал он.

   Бешеный взгляд был ответом Лудлова. Вспомнив, однако, что он здесь беззащитен, моряк постарался подавить свое чувство.

   - Испытывали ли вы когда-нибудь чувство ревности? - повторил спокойно контрабандист, как-будто ничего не случилось.

   - Кто же из любивших не испытывал его?

   В наступившей затем тишине явственно послышался тихий вздох... Лудлов оглянулся.

   - Ваши ответы удовлетворительны, - сказал контрабандист после некоторого молчания. Обратившись затем к Олофу ван-Стаатсу, он спросил:

   - Кого и что вы ищете?

   - Мы прибыли сюда для одной общей цели.

   - И вы ищете именно ее?

   - Мне бы хотелось найти то, что я ищу.

   - У вас много земель и домов. Дороже ли они для вас той, которую вы ищете?

   - Я дорожу и тем, и другим, ибо кто же захочет, чтобы любимая женщина жила в нужде?

   - Гм!- крикнул альдерман на всю каюту, но, спохватившись, почтительно умолк.

   - В ваших словах больше благоразумия, чем жару. Испытывали вы ревность?

   - Очень часто!- с жаром вскричал вместо патрона альдерман.- Я раз видел, как он застонал подобно медведю, потерявшему детенышей, когда увидел, что моя племянница кому-то улыбнулась. Философия и спокойствие!- обратился он к Олофу ван-Стаатсу.- Кто знает, не присутствует ли здесь при этом допросе Алида? В таком случае вся ее французская кровь должна вскипеть при виде вашей холодности.

   - Готовы ли вы принять ее, не расспрашивая о том, что с нею было?

   - Да, да, я отвечаю за это! - снова вмешался альдерман. - Ван-Стаатс привык самым точным образом исполнять свои обязательства, как самый лучший торговый дом Амстердама.

   При этих словах книга в руках неподвижной фигуры снова задрожала, но, казалось, это движение не выражало удовольствия.

   Снова раздались звуки флейты, и занавес закрылся. Вслед затем послышался сильный удар, как-будто кто-то с силой затворил дверь, и все стихло.

   - Не многие из ваших флотских видели нашу "Волшебницу",- сказал контрабандист, обращаясь к Лудлову.

   - Твоя "Волшебница", твоя бригантина, да и ты сам - большие, видно, забавники. Посмотрим, долго ли вы будете смеяться над таможней!

   - Мы уверены, что вы получите ответы на свои вопросы. Бравый Тиллер свезет вас всех на берег. Мимоходом можете заглянуть в книгу "Волшебницы". Я не сомневаюсь, чго она скажет вам что-либо на память о посещении.

   Контрабандист слегка кивнул головой и отпустил своих гостей. Впрочем, на прощанье он незаметно оглянулся, желая, повидимому, узнать, какое действие произвело на наших друзей это свидание.

   Альдерман, Лудлов и патрон молча сели в шлюпку, не проронив ни одного слова. Отойдя на небольшое расстояние от бригантины, Тиллер сказал с самодовольной улыбкой, оглядывая ее стройный корпус и снасти:

   - Есть много кораблей на огромной поверхности океана, но никогда еще не было такого красавца. Капитан Лудлов, вы служите своей королеве, мы верны своей "Волшебнице". Пусть каждый остается верен своей повелительнице. Не угодно ли вам еще раз заглянуть в книгу?

   Лудлов утвердительно кивнул головой, и шлюпка приблизилась к изображению, бывшему на носу бригантины.

   - Вы первый сделали вопрос и первый же должны получить ответ,- сказал Тиллер.- Наша "Волшебница" говорит главным образом стихами, выбирая их из произведений наших старых писателей.

   - Что это значит?- спросил с живостью капитан Лудлов, прочитав следующую фразу:

   "Посмотрите: та, которую вы обвиняете, возвращена вам. Любите ее, Анджело! Она открылась мне, я знаю ее добродетель".

   - Слова совершенно ясны, но мне бы хотелось, чтобы кто-либо другой сообщил мне о том, кого я люблю!

   - Тс! Какая у вас пылкая кровь. Эти комментарии излишни. Теперь вы, господин патрон, поверните следующую страницу.

   Олоф ван-Стаатс нерешительно поднял свою мускулистую руку. Страх и любопытство читались в его глазах. Он громко прочитал:

   "Я хочу сделать вам предложение, которое очень важно для вашего благополучия. Если вам угодно благосклонно выслушать его, то мое будет вашим, ваше - моим... Итак, пойдемте в наш дворец, где мы покажемте, что скрыто от глаза, но что каждый должен был бы знать".

   - Это еще лучше. Как! Мое будет твоим, твое - моим!

   - Это в самом деле мера за меру, патрон! - радостно вскричал альдерман. - Нет обмена более справедливого, как обмен равноценностями. Вот за это спасибо! Теперь, мэтр Тиллер, нам можно возвратиться домой. Там, должно-быть, и есть дворец, на который намекают стихи. Что скрыто: это, должно-быть, Алида. Ах, мучительница! Играть с нами в жмурки только ради удовлетворения своего женского тщеславия! Трогайте же, мэтр Тиллер, и примите нашу благодарность за услуги.

   - Очередь за вами, почтенный! Палка к вашим услугам.

   - Но я презираю, любезный друг, праздное любопытство и довольствуюсь тем, что имею, - возразил альдерман. - Довольно с меня знать содержание моих торговых книг и положение рынка, вот и все.

   - Бросьте шутки! Повертывайте живее страницу, и вы узнаете, принесет ли пользу вам недавний визит.

   Альдерман медлил, но слова Тиллера как-будто намекали на будущие выгоды его тайной торговли. Это соображение превозмогло его нерешительность. Он взял палку и перевернул страницу. На ней было написано:

   "Объявите это во всем городе".

   Альдерман упал на скамейку шлюпки и расхохотался.

   - Объявить мне! К чорту эти объявления! Ваша дама, мэтр Тиллер, не лучше всякой другой. Я не верю в волшебство и не придаю веры ее словам. Пусть что угодно говорят обо мне в городе, в деревне, в Голландии, в Америке,- никто не сможет поколебать моего кредита. Советую зажать ей рот, так как я больше ни единого слова от нее слышать не намерен.

   - В ее книге заключается лишь самая чистая истина. Капитан Лудлов, вы можете вернуться на ваш крейсер. Позади этого мыса вас дожидается шлюпка с матросами, которых вы считали погибшими для вас. Остальное предоставим нашему искусству и, наконец, ветру. Прощайте.

   Когда наши друзья высадились на берег, моряк в индийской шали поворотил шлюпку назад, и через минуту она уже качалась на кормовых талях бригантины.

  

  

   В то же утро на берегу бухты Коув находился наблюдатель, хотя и не совсем понимавший то, что происходило на его глазах, но не упускавший из виду ни одного обстоятельства. Это был негр Бонни, управляющий владениями альдермана в Луст-ин-Русте, всецело посвященный альдерманом в его негласные отношения к бригантине. Да и вообще обо всем, что происходило в вилле и ее окрестностях, знал Бонни. Так и теперь.

   Занятый работами в саду, он тем не менее очень хорошо заметил, как Эразм вел своего господина и его спутников по ту сторону пролива. Видел, как все они покинули мыс и направились к бригантине. Все это окончательно сбило с толку старого слугу. Обыкновенно такого рода визиты делались в глубочайшей тайне, и негр недоумевал, куда девалась обычная осторожность его господина. Его удивление возросло, когда он на борту бригантины заметил даже капитана королевского крейсера.

   Любопытство негра не уменьшилось и тогда, когда он увидел, что наши друзья возвращаются с бригантины. Собравшись снова под тенью дуба, они имели, очевидно, серьезное совещание, после чего отправились на северную сторону мыса, где и скрылись за кустарником вместо того, чтобы спуститься, как он ожидал, по берегу бухты к проливу.

   Тогда Бонни сосредоточил свое внимание на бухте. Здесь прежде всего его взгляд остановился на легких, изящных очертаниях бригантины. Казалось, на ней не было ни одной человеческой души. Недалеко от нее, за песчаною косою, отделявшею пролив от бухты, так же мирно покачивался на волнах крейсер "Кокетка". Повидимому, крейсер и не подозревал о таком близком соседстве, что и не удивительно, так как берег бухты был покрыт кустарником, а коса заросла дубом и сосною.

   Переведя взгляд на берег, Бонни увидел, как из-за кустарника показалась шлюпка и направилась к "Кокетке". Его, впрочем, не удивило это обстоятельство, так как он уже знал о захвате контрабандистом этой самой шлюпки и ее матросов. Он только ломал себе голову, стараясь объяснить причины такого маловероятного союза, который, очевидно, заключили альдерман и капитан Лудлов.

   Между тем облако в устьях Раритона стало подниматься, хотя ветер дул попрежнему с востока. Стало свежо. Шум прибоя усилился. В этот момент шлюпка достигла бортов крейсера, поднялась на тали и исчезла в темной массе корабля, после чего последний погрузился в прежнюю дремоту. Так, по крайней мере, казалось негру, но не так было в действительности. Отдаленность мешала ему видеть те неясные фигуры, которые появились на снастях "Кокетки". Через минуту они исчезли, и негру показалось, что паутина снастей сделалась как бы гуще. В эту минуту облако над Раритоном разверзлось, блеснула молния, и отдаленный гром зловеще прокатился по воде. Должно-быть, это было сигналом для крейсера, так как Бонни, переведя глаза снова на корабль, увивал, что на нем уже были подняты все три марселя, под действием которых "Кокетка" начала шевелиться подобно орлу, расправляющему свои крылья. Ветер задул порывами, и судно бросалось из стороны в сторону, как бы стремясь освободиться от тисков якорей. Но вот подул западный ветер. Судно накренилось, встав против ветра, и минуты две неподвижно стояло на месте. Тем временем реи повернулись, один за другим стали взлетать паруса, и под их белоснежным облаком "Кокетка" понеслась с быстротою птицы.

   При виде грозной опасности бригантина не обнаружила никаких признаков тревоги. А между тем последняя шла разом с двух сторон: с одной стороны приближалась буря, с другой враг еще более страшный: крейсер.

   "Кокетка" летела с быстротою, вполне оправдывавшею ее название. Нос ее был обращен к северу, и можно было думать, что она обогнет мыс и выйдет в открытое море. Однако, описав полукруг, крейсер повернулся по направлению к вилле альдермана, и тогда всякие сомнения исчезли: судно капитана Лудлова двигалось прямо на бригантину.

   На бригантине царило полное спокойствие. Время от времени она поворачивалась, следуя менявшемуся постоянно воздушному потоку. Так охотничья собака поднимает голову, прислушивается к отдаленным звукам или втягивает в себя воздух, стараясь уловить случайно принесенный ветром запах.

   Так как глубина воды в проливе в то время была достаточной для прохода крупного судна, то в душу верного Бонни уже закралось опасение, как бы скоро не пришел конец торговым операциям его господина с бригантиной. Единственной надеждой на спасение последней у него оставалась еще перемена погоды, все признаки которой были налицо.

   Облако, покинув устье Раритона, мчалось на запад с ужасающею быстротою. Пахло грозой. Редкие капли дождя падали по временам из тучи. Бешеные порывы ветра налетали на потемневшую и вспененную поверхность моря. Несмотря на это, "Кокетка" не уменьшила ни на дюйм поверхность своих парусов. Она бесстрашно мчалась вперед, управляемая опытной и искусной рукой. Сотня глаз с ее палубы спокойно наблюдала причудливую игру света и теней, которая отражалась и на цвете воды. Капитан судна мог быть доволен доверием, которое питал к нему экипаж.

   Лудлов прохаживался по палубе, наружно спокойный, но внутренно волнуемый чувствами, имевшими мало отношения к его служебному долгу. Приближавшаяся буря почти не останавливала его внимания. Чаще бросал он взгляды на бригантину, которая уже отчетливо виднелась вдали.

   Возгласы матросов дали знать, что и они, наконец, поняли, к какой цели направлялась их "Кокетка".

   - Какая красавица эта бригантина! - проговорил первый лейтенант, почтительно обращаясь к капитану. - Это и есть, должно-быть, контрабандист? На нем нет никакого флага.

   - Напомните ему его обязанность, - рассеянно ответил Лудлов, едва ли сознававший, что говорит вслух. - Надо научить корсаров уважать наш флаг.

   Грохот пушечного выстрела заставил очнуться Лудлова и вспомнить о действительности.

   - Выстрел сделан боевым зарядом? - спросил он тоном упрека.

   - Да, только направлен в воздух. Надо им показать, что мы не спим.

   - Я не хочу наносить вреда этой бригантине, даже если бы она была контрабандным судном. Позаботьтесь, чтобы ее не трогали без прямого моего приказания.

   - Действительно, лучше всего захватить такого красавца живым. А, наконец-то послушался! Белый флаг! Неужели это француз?!

   Лейтенант, взяв подзорную трубу, спокойно приставил ее к глазам. Но скоро, опустив руку, он, повидимому, стал перебирать в памяти те флаги, которые приходилось ему видеть в течение долгой своей службы.

   - Этот мошенник, надо полагать, прибыл из каких-то неведомых стран. В жизнь свою не видал подобного флага: белое поле с изображением какой-то женщины в середине. Клянусь жизнью! Точно такая же фигура видна под его бушпритом. Не угодно ли убедиться собственными глазами, капитан?

   Лудлов взял бинокль и убедился в истине слов своего помощника. Возмущенный дерзостью контрабандиста, он молча возвратил трубу лейтенанту.

   Второй лейтенант, уже пожилых лет, слышавший этот разговор, отвел глаза от облака, на которое все время пристально смотрел, и обратил наконец внимание на предмет, возбудивший такой интерес в его товарищах.

   - Бригантина с половинной оснасткой, с брамстеньгой, отогнутой назад. А, узнаю друга! Я тридцать шесть часов гнался за ним в Ламанше, и не далее, как в прошлом году. Мошенник кружился вокруг нас, словно дельфин: то спереди, то сбоку, то сзади. Теперь он заперт в бухте. Однако, держу пари, что он ускользнет от нас. Капитан Лудлов, эта бригантина не что иное, как пресловутый Пенитель Моря.

   - Как! Это Пенитель Моря?! - воскликнуло сразу двадцать голосов.

   - Я готов подтвердить это. Да вот, если хотите, подробное описание, которое я составил во время погони за пиратом.

   Сказав это, старый моряк вынул из кармана табакерку, раскрыл ее и, предварительно сняв лежавшие сверху разные записки, вытащил клочек бумаги, весь испачканный табаком.

   - Ну-с, - продолжал он, - вот насколько возможно точное описание этого корабля. Слушайте: "Не забудьте привезти кунью муфту для мистрисс Тризай... Купи ее в Лондоне..." Это не то!.. Господин Луфф, я приказал вашему юнге наполнить мою табакерку свежим табаком, а он перемешал, надо полагать, все мои документы.- И, роясь в своей табакерке, старик продолжал: - Что делать! Юность! Ах, вот где: "Пенитель Моря. Нижние паруса отогнуты назад. Очень высокие стеньги. Вес небольшой. По красоте нет ему равного. В легкий ветер снаружи большого паруса подымает бикет. Сидит в воде мелко. На носу украшение в виде женщины"... Вот описание, и вы теперь можете проверить по оригиналу.

   - Пенитель Моря! Пенитель Моря! - повторяли на все лады теснившиеся вокруг старика матросы.

   - Пенитель или бегун, он теперь у нас в руках, так как с трех сторон пески, а навстречу ему ветер! - вскричал первый лейтенант. - Вы будете иметь случай, мистер Тризай, пополнить ваши заметки, когда мы взойдем на палубу этой бригантины.

   Старый штурман с сомнением покачал головою и затем всецело ушел в наблюдение над облаком.

   В этот момент "Кокетка" приблизилась к проливу, идущему в бухту. Теперь она находилась от бригантины в расстоянии нескольких сот саженей. По знаку капитана были убраны все легкие паруса. Оставлены лишь марселя и большой фок-парус. Дальше итти лоцман наотрез отказался. Надо было прежде узнать, достаточна ли в проходе глубина воды, чтобы позволить пройти такому крупному судну, как "Кокетка". Состояние погоды делало осторожность вдвойне необходимой. Как ни стремился Лудлов вперед, он все-таки должен был уступить голосу благоразумия. Подозрительной была та кажущаяся беспечность, с какой бригантина относилась к появлению врага. Очевидно, она имела к тому веские основания.

   Один офицер предложил спустить на воду все гребные судна, на которых и атаковать немедленно бригантину. Но Лудлов нашел этот план слишком рискованным. На самом же деле он боялся сделать ту, которая овладела всеми его помыслами, свидетельницей кровавых сцен боя, неизбежных в подобных случаях. Лудлов решил сам лично отправиться на промерку прохода. Спустили шлюпку, подняли на ней парус, и командир "Кокетки" отправился вместе с Тризаем и лоцманом удостовериться, насколько близко можно подойти к контрабандисту. Сверкнувшая молния, сопровождавшаяся сильным ударом грома, напомнила ему о необходимости спешить. Шлюпка быстро летела по вспененным волнам бухты, а Тризай с лоцманом усердно бросали лот и подсчитывали глубину.

   - Прекрасно, - проговорил Лудлов, убедившись, что "Кокетке" можно свободно пройти пролив.- Теперь хотелось бы мне поближе взглянуть на бригантину. Я не очень-то доверяю ее кажущемуся спокойствию.

   Шлюпка приблизилась к бригантине.

   - А, вот эта фигура со злобной улыбкой и дерзким видом! - пробормотал тихо Тризай.- Я узнаю ее книгу и зеленое покрывало. Но где же ее любимцы? На корабле как-будто все вымерло. Вот был бы удобный случай взобраться на палубу и сорвать этот дерзкий флаг, если бы...

   - Что если бы?.. - спросил Лудлов, которому в первое время не приходила в голову эта заманчивая мысль.

   - Говоря по правде, я готов лучше иметь дело с французским фрегатом, хотя бы он был унизан бесчисленными пушками... Ах!

   Ослепительная молния осветила на мгновение темное лицо "Волшебницы" и придала удивительную жизненность ее чертам. Оглушительный грохот прокатился по воздуху. Ветер яростно завыл в снастях бригантины. Буря грозила разразиться с минуты на минуту. Обеспокоенный за свой корабль, Лудлов взглянул на него. Его реи были покрыты как бы суетившимися муравьями. Там, очевидно, крепили паруса. Шлюпка быстро повернулась.

   - Вперед, если дорога вам жизнь! - бешено закричал моряк.

   Удар весел - и шлюпка разом на несколько саженей отлетела от бригантины. Необходимы были отчаянные усилия, чтобы достигнуть крейсера пока еще не разразилась буря.

   Едва Лудлов вступил на палубу, как шквал с яростью бросился на паруса крейсера. Началась отчаянная борьба людей с разъяренной стихией. Капитан всецело погрузился в свои обязанности, позабыв на время и о самой бригантине. Громовым голосом, заглушавшим рев урагана, он отдавал приказания. Море превратилось в сплошную массу пены. В воздухе стоял такой шум, точно тысячи телег мчались во весь дух по мостовой. Огромная масса воды хлынула на палубу. Судно накренилось. Но это продолжалось лишь мгновение. Следующую секунду оно уже выпрямилось и рванулось вперед. Послышалась команда повернуть судно по ветру. Сначала крейсер, лишенный парусов, плохо повиновался рулю. Но едва нос его стал опускаться, как подхваченный ветром корабль полетел вперед с ужасающей быстротой. В то же мгновение туча разразилась ливнем, шум которого смешался с шумом урагана. Кругом - лишь полосы дождя, падавшего в кипевшее пеной море.

   - Вот и берег. Мы несемся мимо, как скаковая лошадь! - вскричал Тризай, весь мокрый и походивший со своей седой бородой на Нептуна.

   - Приготовить якоря! - приказал Лудлов.

   - Есть! - ответил Тризай.

   Лудлов сделал знак рулевым повернуть корабль против ветра. Когда это было исполнено, и ход судна значительно уменьшился, два якоря с шумом упали в клокочущую бездну. Судно остановилось без особенного толчка и его живо закрепили.

   Когда этот опасный маневр был благополучно закончен, офицер и команда переглянулись как люди, только-что избежавшие смерти. В воздухе просветлело. Стали видны сквозь частую сетку дождя окружающие предметы.

   Когда опасность миновала, взоры всех как-будто по команде устремились на бухту. Там ничего не было видно: бригантина исчезла. Единодушный крик вырвался у всех.

   - Что сделалось с Пенителем Моря? Куда он девался? - восклицали матросы, напрасно стараясь увидеть какие-нибудь признаки обломков корабля.

   Кругом, насколько хватал глаз, виднелись сквозь покрывало дождя взволнованные седые валы. Спустя уже час, когда океан стих и сделалось совсем светло, Лудлову показалось, что он видит вдали, на горизонте, мачты корабля, но без парусов. Бросив, однако, новый взгляд, он уже ничего не увидел.

  

  

   На следующий день погода установилась ровная. Ветер дул с океана. Было туманно. Море лениво плескалось у берегов. Уже перевалило за полдень. "Кокетка" стояла на якоре у мыса. По заливу то тут, то там мелькали белые паруса рыбачьих лодок. Окна виллы были раскрыты. Царило обычное оживление, указывавшее на присутствие хозяина. Действительно, альдерман расхаживал по лужайке в сопровождении капитана Лудлова и патрона.

   Мысли Лудлова всецело сосредоточились на отсутствующей племяннице альдермана, о чем можно было заключить и по тем нетерпеливым взглядам, которые он не раз бросал на павильон. Замечательно, что на этот раз патрон мало обращал внимания на окна, в былое время заставлявшие его изменять своему обычному хладнокровию.

   - Собственность и скромность! - сказал альдерман в ответ на замечание, сделанное одним из молодых людей. - Я же вам говорю в двадцатый раз, что Алида возвратится к нам такой же, как всегда, прекрасной и... упрямой. Вы оба для меня одинаково приятные молодые люди. К обоим вам я питаю глубочайшее уважение. И если моя племянница пойдет вместе с капитаном по жизненному пути, это обстоятельство нисколько не умалит дружбы между сыном старика ван-Стаатса и Миндертом ван-Беврутом. Притом мы сродни, так как наши бабушки - родные кузины.

   - Не могу претендовать на вашу племянницу, - ответил патрон. - Она ясно дала мне понять свои чувства.

   - Пустое! Минутный каприз! В жилах молодой девушки течет горячая кровь. Ей хочется, чтобы вы поживей ухаживали за ней. Вот и все! Если бы каждую сделку признавали несостоявшейся только потому, что контрагенты с первого раза не могли сойтись, невозможно было бы торговать. Подождите немного, и я уверен, что в конце концов девушка склонится на голос благоразумия. Ведь не ведьма же она и не улетела в трубу! Но вот капитан Лудлов смотрит на море. Уже не надеется ли он, что моя племянница выйдет к нему из воды в образе сирены?

   Лудлов молча указал рукою на океан. Альдерман с патроном взглянули и сделались свидетелями явления, которое при их суеверии показалось сверхъестественным.

   Воздух в тот день был насыщен туманом или, вернее, легкими парами. Если в такую погоду наблюдатель смотрит на море с какого-нибудь возвышения, то он не может различить горизонта. Вода и воздух в дальнем плане сливаются для него в одну белую массу. И тогда все предметы, которые он видит вдали, представляются его взору как бы плывущими по воздуху. В таком именно виде представился и нашим друзьям корабль с распущенными парусами, который они отыскали вдали по указанию капитана Лудлова.

   - Этот корабль несется по воздуху! - вскричал пораженный изумлением альдерман. - Как подумаешь, и в наше время встречаются чудеса!

   - Хотя я вообще мало расположен верить в чудеса, - произнес с важным видом патрон,- но теперь бы подтвердил, что судно в самом деле плывет по воздуху.

   - Вы оба ошибаетесь, - возразил Лудлов, - это просто-напросто бригантина. Господин ван-Бевруг, крейсер ее величества сейчас выходит в море.

   Лицо альдермана вытянулось. Он заговорил было что-то о добродетели терпения, выгодах твердой земли, но, увидев, что решение Лудлова было непоколебимо, с крайнею нерешительностью выразил всю готовность лично отправиться на поиски своей племянницы. Через полчаса все трое очутились на берегу Шрюсбери, где их уже ожидала шлюпка с "Кокетки".

   - Прощайте, Франсуа! - сказал альдерман, обращаясь к слуге, стоявшему на берегу. - Смотрите за мебелью в комнатах барышни. Она там еще понадобится.

   - Но, господин Беврут, если бы море было приятнее, мне бы хотелось следовать за мадемуазель Алидой, как того и требует мой долг. Никто в семействе Барбри не любил моря. Как же, однако, поступить? Я погибну от качки на корабле, но и оставаясь здесь, я умру от тоски.

   - Тогда поезжайте с нами, Франсуа! - сказал Лудлов. - Вы узнаете, что море не так страшно, как вы думаете.

   Лицо старого слуги, решившегося последовать приглашению капитана, выражало такое томление, что матросы, сидевшие за веслами и втайне посмеивавшиеся над беднягой, уже ожидали у последнего припадка морской болезни.

   Лудлов, сочувствуя страданиям несчастного слуги, ободрял его взглядом. Наконец Франсуа, совершив благополучно посадку в лодку, счел приличным сказать комплимент той стихии, о которой он прежде отзывался в несколько пренебрежительном тоне.

   - Море, господин капитан, - обширное поприще славы, - говорил он с видом уважения. - Только я должен сознаться, что фамилия Барбри всегда предпочитала сушу.

   - Не мешало бы и твоей капризной госпоже помнить это, - раздраженно заметил Миндерт. - Не унывайте, патрон! Молодая девушка просто хочет испытать ваше терпение. Морской воздух не окажет дурного влияния ни на ее красоту, ни на ее кошелек. Капитан Лудлов, вам, должно-быть, приятно то предпочтение, которое она оказала морю?

   - Да, - ответил тот иронически, - если бы это предпочтение не заходило слишком далеко. Но что бы с ней ни случилось, наша обязанность вырвать ее из преступных рук... Я любил вашу племянницу, ван-Беврут, и... Вперед, матросы! Заснули вы, что ли, на веслах? - вдруг громко и повелительно скомандовал Лудлов.

   Разговор оборвался. Было ясно, что Лудлов не только не имел ни малейшего желания продолжать его, но и крайне досадовал на себя за признание, неожиданно для него самого сорвавшееся с языка. Молчание не прерывалось вплоть до того времени, пока пассажиры не достигли "Кокетки".

   Вот что, между прочим, было записано в тот день в корабельном журнале: "6 июня 17...г. Крейсер "Кокетка" в 7 часов вечера обогнул Сэнди-Гук при легком северо-восточном ветре. Курс на юго-запад. Корабль под лиселями правого борта делал 6 узлов в час. На востоке замечено под парусами грот-мачты судно, готовое, повидимому, тронуться в путь. Предполагают, что это и есть пресловутая "Морская Волшебница", которая так странно ускользнула вчера от нас. Если будет ветер, предстоит погоня за ней. Пассажиры: Миндерт ван-Беврут, альдерман города Нью-Йорка; Олоф ван-Стаатс, эсквайр, называемый обыкновенно патроном Киндергуком, и один старый чудак, одетый в подобие морской куртки; смотрит постоянно так, как-будто его тошнит; зовут его Франсуа. В общем тройка, можно сказать, единственная в своем роде и, повидимому, по вкусу капитану".

   Солнце уже закатилось. Тень от прибрежных холмов все дальше и дальше уходила в море. Наступила прекрасная ночь, только более темная, чем обыкновенно бывает на океане.

   Лудлов прохаживался по палубе, бросая время от времени взгляды в сторону предмета своего преследования. На потемневшем горизонте отчетливо рисовался стройный рангоут бригантины с паутиной снастей, вызывая в душе капитана и восхищение, и тайную зависть. Нос бригантины был обращен прямо к ветру и в сторону идущей на него "Кокетки". И опять там виднелась таинственная фигура с книгой, обращенной навстречу любопытным взорам, и с пальцем, который как бы указывал в даль океана. Опершись на гамак, Лудлов задумчиво смотрел на эту фигуру, но легкое движение гамака вывело его из задумчивости. Повернув голову, он увидал старика Тризая, которого Лудлов уважал, как опытного моряка, сожалея, что судьба ничем не вознаградила человека, достигшего такого почтенного возраста.

   - Сегодня у нас будет темная ночь, мистер Тризай! - сказал Лудлов, снова повернувшись к бригантине. - Нам надо поднять еще парус, чтобы не упустить негодяя из виду.

   Старый моряк улыбнулся и с сомнением покачал головою.

   - Долго придется нам работать на реях, прежде чем наша "Кокетка" настигнет контрабандиста. Мы были достаточно близко от него, а что из этого вышло?! Я знаю дисциплину, капитан Лудлов. Умею молчать, когда нужно; умею высказывать свое мнение, если этого требует командир. А это мнение в настоящую минуту не сходно с тем, которого придерживаются другие офицеры, - честные ребята, правда, но все же неопытная молодежь.

   - Какое же ваше мнение? Ход корабля, кажется, хороший, парусность прекрасная...

   - Конечно, наш корабль ведет себя, как скромная, благовоспитанная девица. Но если бы у старого Тома Тризая был корабль, и если бы этот корабль находился именно здесь, я знаю, что сделал бы его командир.

   - Что же именно?

   - Он пошел бы на всех парусах по ветру.

   - То-есть к югу? Но ведь корабль, за которым мы гонимся, стоит на востоке.

   - Кто знает, сколько времени он простоит на том месте? Я слышал в Йорке, что ближе к берегу стоит французский корабль таких же размеров, как и наша "Кокетка". Правда, война почти окончена, но отчего бы нам его не захватить? Это принесет нам больше выгоды, чем погоня за бригантиной с напрасным трепанием парусов. Придется дважды починить корабль прежде, чем нам удастся схватиться с ней. Воля ваша, действуйте, как хотите, но таково, по крайней мере, мое мнение.

   - Не знаю, Тризай, - ответил Лудлов, взглянув вверх, - отчего бы нам не иметь удачи? У нас все в порядке. Ход чудесный.

   - О быстроте этого мошенника вы можете судить по его беспечности, чтобы не сказать больше. Посмотрите, он ждет нас так же уверенно, как военный корабль. Он надеется, как видно, единственно на свои паруса. Я уверен, что и вчера он преспокойно прошел через пролив в то время, как мы валандались с парусами. Словом, я готов скорее гнаться за каким угодно неприятельским судном, но только не за этой бригантиной, летающей подобно птице.

   - Вы забываете, мистер Тризай, что я был на этой бригантине и изучил ее.

   - Да, у нас говорили об этом; только подробности не известны,- сказал старик, и в голосе его прозвучали нотки любопытства. - Должно-быть, она прекрасно отделана внутри, судя по ее наружному виду.

   - Корпус ее превосходный. Оснастка удивительная.

   - Я это чувствовал. Тем более командир должен беречь ее. Говорят, самомнение губит людей... Однако, ночь делается что-то очень темной. Нам надо смо