Купер Джеймс Фенимор - Пенитель моря

асти, вторым - взглянуть на небо и третьим - вопросительно посмотреть на капитана.

   - Боюсь, твои раны не дали тебе покою, особенно в такую сырую ночь!- с участием промолвил Лудлов.

   - Конечно, разбитая снасть не то, что здоровая, но так как я моряк, а не пехотный солдат, то жизнь корабля должна итти обычным путем, и мне незачем ложиться в фургон.

   - Рад видеть, что ты не унываешь, дружище! Должен тебе сообщить, что наше положение серьезное: французы идут на нас в шлюпках и скоро уже будут здесь.

   - В шлюпках!- повторил старый штурман.- Жаль, что не на фрегате! Когда имеешь дело со шлюпками, то простой солдат стоит офицера.

   - Будь, что будет!

   Сказав это, молодой капитан присоединился к группе офицеров, собравшихся около кабестана. В нескольких словах он объяснил им, в чем дело.

   Выслушав внимательно своего капитана, офицеры разошлись, чтобы приступить к нужным приготовлениям. Шум шагов по палубе разбудил несколько старых матросов, которые и присоединились тотчас же к своему начальству.

   За работой время летело незаметно.

   Через полчаса Лудлов решил, что корабль готов к встрече незванных гостей.

   Из двух пушек были вынуты ядра и на их место были помещены двойные заряды картечи. Несколько мушкетонов было расположено таким образом, чтобы можно было обстреливать вдоль палубы. На переднем марсе поместилось несколько лучших стрелков. Закурились фитили. Всем матросам произведена была перекличка. Когда, наконец, все заняли свои места, шум замолк и водворилась такая тишина, что совершенно отчетливо был слышен шум берегового прибоя.

   Лудлов стоял вместе с Тризаем на шканцах. Отсюда он спокойно смотрел на небо, на океан. Был полный штиль. Изредка со стороны земли ощущалось легкое дуновение - предвестник ночного ветра. На небе, казалось, застыли громады облаков. Редкие звезды поблескивали порой сквозь их прорывы.

   - Никогда мне не приходилось видеть подобной ночи!- тихо промолвил старый штурман, тоскливо покачивая головою.- Я считаю, капитан, что стоящий на якоре корабль уже наполовину тем самым ослаблен.

   - У меня слишком мало рук, чтобы двигать все эти снасти. Наши силы должны быть всецело сосредоточены на защите. Не правда ли, слышен, как-будто, шум весел?

   - Нет, это шум с берега. Тоскливая ночь сегодня, капитан, и звезд почти не видно! Никогда я не видел, чтобы ночные экспедиции кончались благополучно.

   - Это, по крайней мере, не остановит тех, кто собирается напасть на нас. Положительно, я слышал стук весел!

   - Это просто звук, который всегда слышится около берегов!- возразил старый штурман.

   Лудлов прислушивался к какому-то звуку, доносившемуся с океана.

   - Это дышит морская свинка. Звук столь сильный, что можно, пожалуй, смешать с китом, тем более, что эти животные - не редкость в здешних местах.

   - Может-быть, это морская курица? Нет, тот же предмет появился с правого борта! Да это французы идут! Ну, счастлив тот, кто останется сегодня в живых!

   Старый штурман спустился со шканцев и пошел к матросам. Шопот: "французы, французы!" как дыхание ветра, пролетел по всему кораблю, из конца в конец. Затем наступила гробовая тишина.

   "Кокетка" стояла на якоре, обращенная носом на юг, а кормой к берегу, видневшемуся на севере на расстоянии мили. Такое направление было принято потому, что с некоторого времени океан стал как бы пухнуть. Широкие волны тяжело катились к берегу.

   Лудлов встал на бушприт с целью лучше видеть неприятеля. Через минуту он отчетливо увидел вдали темную линию неясных предметов, шедших прямо на его корабль. Убедившись, что это не был обман зрения, молодой капитан сошел на палубу, где и начал разгуливать с самым спокойным видом.

   На расстоянии около двухсот метров темная линия неприятельских шлюпок остановилась и стала, видимо, перестраиваться.

   В эту минуту в воздухе пронесся первый порыв берегового бриза, под влиянием которого корма повернулась к открытому морю.

   Вдруг две молнии разом блеснули у бушприта, озарив на мгновение облако дыма, и картечь пронеслась по направлению к ночным гостям. Грохот выстрелов смешался с криками боли и словами команды. В наступившей затем тишине явственно донесся плеск воды о весла, что уже и не старались скрывать. Океан осветился, и три - четыре шлюпки сделались первыми жертвами роковых выстрелов.

   Лудлов молчал. Стоя на своем возвышении, он со спокойствием командира наблюдал результаты выстрелов.

   Он увидел минутное смятение на шлюпках, возвестившее успех первого залпа; по его сжатым губам пробежала жесткая улыбка. Но когда он услышал у своих ног треск ломающегося дерева и глухие стоны,- знак того, что и неприятель не бездействовал,- в сердце его вспыхнул отчаянный гнев.

   - Покажите-ка им себя!- вскричал он в порыве воодушевления.- Покажите, друзья, как спят англичане! Катайте там с палубы и марса!

   По этому сигналу разом заговорили аркебузы, мушкеты и мушкетоны. В то же время неприятельские шлюпки массой ринулись к носу "Кокетки", и затем хор голосов возвестил начало абордажа.

   Наступила минута общего смятения. Дважды нос корабля наводнялся темными фигурами, озарявшимися непрестанными вспышками пистолетных выстрелов, и дважды враги отступали назад, преследуемые штыками англичан. Третья попытка их имела больший успех, и скоро носовая палуба задрожала от топота нападающих. Свалка была короткая, но упорная. Палуба покрылась убитыми и умирающими. Кровь разлилась по деревянной настилке. Впереди французов виднелась фигура уроженца Булони. С своей стороны Лудлов и Тризай бились, как простые матросы, при чем первый был бы непременно убит, если бы свалившийся сверху убитый матрос не прикрыл его своим телом.

   Быстро поднявшись на ноги, Лудлов с пылающим отвагой лицом позвал своих людей и последние отвечали ему таким восторженным криком, на который способны моряки, даже когда они стоят на краю гибели.

   - Отступайте на шкафуты!- вскричал Лудлов.

   - Отступите на шкафуты, молодцы!- повторил слабым голосом Тризай.

   Матросы повиновались, и Лудлов увидел, что он может еще собрать достаточную для сопротивления силу.

   Обе враждующие стороны остановились. Огонь с марса мешал нападающим итти вперед. Англичане в свою очередь колебались. Но вдруг они разом ринулись вперед, и у подножия передней мачты произошла страшная свалка. К французам постоянно прибывали сзади новые силы. На место павшего у них становился новый. Англичане не выдержали и отступили.

   Лудлов, с трудом выбравшись из давки, удалился на шканцы. Здесь он сделал еще одну отчаянную попытку поправить дело. По его приказанию все англичане словно провалились сквозь палубу. Одни из них вскочили на снасти, другие спрятались в каюты, третьи, наконец скользнули в люки. Тогда Лудлов с помощью одного канонира приставил дымящиеся фитили к двум картечницам, стоявшим на палубе. Дым застлал палубу, а когда он рассеялся, вся носовая часть была пуста. Ни одного неприятеля не виднелось на ней. Все те, которые не были убиты, исчезли из виду.

   Это было сигналом к новой вылазке. Загремело громовое "ура", и англичане кинулись на нос. Тут французы, до сих пор прятавшиеся, вышли из своих прикрытий и встретили нападавших грудь с грудью.

   Посреди шума борьбы две гранаты, оставляя за собою струйки дыма, пролетели над головами сражавшихся и упали среди англичан... Раздался оглушительный треск, корабль дрогнул до основания. Англичане в смятении остановились. Бодрость оставляла их. А когда разорвалась и другая граната, а вслед за тем французы толпой человек в пятьдесят произвели новую отчаянную атаку, моряки "Кокетки" не выдержали и начали отступать. Лудлов принужден был скрепя сердце, последовать за ними. Защита приняла тогда характер отчаянного, но уже бесполезного сопротивления. Крики атакующих становились все шумнее.

   Беспрерывным мушкетным огнем неприятелю удалось заставить замолчать, наконец, и марсы. Вскоре передняя часть "Кокетки", вплоть до первых люков, находилась во власти французов. Дальнейшее движение последних замедлилось отчаянным сопротивлением молодого Гоппера, который с помощью нескольких матросов старался не допустить их до люков. Лудлов с холодным отчаянием оглянулся назад. Он уже решил в уме как можно дороже продать неприятелю доступ в каюты, как вдруг в эту минуту над кормой блеснуло лицо двигающейся "Морской Волшебницы". Прежде чем капитан мог догадаться, в чем дело, какие-то темные фигуры вскочили на корму и бросились На помощь" изнемогавшему экипажу "Кокетки". Впереди них виднелась гигантская фигура Пенителя.

   - Держитесь, друзья мои!- прозвучал мужественный голос контрабандиста^ и от раската его голоса радостно затрепетало сердце капитана. "Кокетки".

   Новая атака походила на ураган. Изумленный враг в паническом ужасе бросился назад. Смерть гналась за ним по пятам. Живые и мертвые летели в море, и в несколько минут палуба корабля была очищена от неприятеля. Один только упорно держался на бревне бушприта, но меткий выстрел из пистолета заставил полететь вслед за другими и его.

   Послышались поспешные удары весел, и прежде чем англичане опомнились, шлюпки потонули во мраке.

  

  

   Час показался англичанам мгновением.

   Смолкла битва, улеглось смятение, звук весел замер вдали, а моряки, словно окаменевшие, не двигались с места. Они держали оружие и как-будто ожидали возобновления боя. И только когда все пришли в себя и получили сознание действительности, в них заговорили те чувства, которые ранее были заглушены шумом свалки. Только теперь раненые почувствовали свои раны. Немногие оставшиеся в живых спешили окружить несчастных необходимыми заботами. Лудлов, как часто бывает с людьми, подвергавшимися наибольшей опасности, вышел из боя без единой царапины. По шаткой походке окружавших его людей, которых уже не поддерживало недавнее одушевление боя, он видел, что победа досталась ему недешево.

   - Пришлите ко мне Тризая!- сказал он тоном, который не свидетельствовал о торжестве победителя.- Береговой ветер дует, и мы воспользуемся им, чтобы обогнуть мыс еще до рассвета, прежде чем французы предпримут новое нападение.

   Слова: "штурмана к капитану" - перелетели из уст в уста, но никто не откликался. Наконец к Лудлову подошел матрос и сообщил, что врач просит его сойти к нему. Яркий свет фонаря и маленькая кучка людей, собравшихся близ фок-мачты, сразу объяснили, в чем дело. Старый штурман лежал в агонии, а врач, только-что покончивший с осмотром ран, укладывал на место свои инструменты.

   - Надеюсь, раны не опасны? - прошептал с волнением капитан на ухо врачу.- Употребите в дело все ваше искусство.

   - Положение безнадежное, капитан!- равнодушно ответил флегматичный хирург.- Но если интересуетесь операциями, то сегодня предстоит прекраснейший случай ампутации у одного марсового, которого я послал в лазарет. Случай действительно редкий!

   - Ступайте живей!- прервал Лудлов почтенного медика.- Идите туда, где ваши услуги принесут пользу!

   - Как бы мне хотелось, чтобы часть твоих ран была на более молодых и сильных!- промолвил с состраданием капитан, склонившись, над умирающим.- Не могу ли я что-либо сделать для твоего, успокоения, мой старый и верный товарищ?

   - Берегите корабль,- задыхающимся голосом проговорил старый моряк.- Я думал об экипаже... Вам придется перерезать... Они никогда не смогут поднять якорь... Ветер дует с севера.

   - Все это уже сделано. Не утомляй себя заботами о корабле. О нем будут заботиться, даю тебе слово! Не хочешь ли что передать своей жене в Англию?

   - Она получит после меня пенсию и, надеюсь, будет счастлива. Берегитесь рифа близ Монтаука... Если ваша совесть дозволит, не забудьте в своем донесении упомянуть и о старом Томе Тризае.

   Голос моряка становился все тише и тише и наконец перешел в шопот. Лудлов видел, что старик хочет еще что-то сказать. Он наклонился к самому его лицу.

   - Я говорю... что стаксель и задние штанги сместились. Берегите рангоут... иногда... бывают шквалы... ночью... в Америке.

   С этими словами моряк в последний раз вздохнул и смолк. Тело его перенесли на корму, и Лудлов с тяжелым сердцем возвратился к своим обязанностям. Несмотря на огромную потерю, понесенную "Кокеткой", маневр с поднятием парусов был выполнен довольно быстро, и корабль печально тронулся в путь. Лудлов поднялся на корму с целью осмотреть горизонт и определить план действий. Здесь он увидел, что его уже предупредили. Перед ним стоял Пенитель Моря.

   - Я обязан вам своим кораблем и, можно прибавить, своею жизнью!- сказал капитан контрабандисту.

   - Вспомните о своих матросах, выдержавших испытание, подобное сегодняшнему. Да, надо было торопиться! Мы только должны были потерять несколько времени за переноской наших лодок из бухты в море.

   - Тот, кто оказал такую услугу, не нуждается в извинениях!

   - Стало-быть, мы друзья, капитан?

   - Конечно, иначе и быть не может! Прошлое забыто. Если вы еще хотите продолжать здесь свой промысел, я переведусь на другое место.

   - В этом нет надобности. Я решил, что "Волшебница" последний раз бороздит воды Америки. Прежде чем расстаться с вами, мне бы хотелось поговорить с альдерманом, с ними ничего, надеюсь, не случилось?

   - Он действовал сегодня с хладнокровием голландца и оказался нам крайне полезен.

   - Очень хорошо. Нельзя ли попросить альдермана притти сюда? Времени у меня мало, а я должен с ним о многом переговорить...

   Здесь Пенитель невольно остановился. Внезапный свет озарил и океан, и корабль, и его экипаж. В немом ужасе оба моряка переглянулись между собою и одновременно отступили назад, как бы по влиянием одной страшной мысли. Вскоре яркий свет, вырвавшийся из переднего люка, объяснил им все дело. В то время глубокая тишина, до сих пор царившая на "Кокетке", огласилась испуганными криками: "пожар!"

   Страшная весть мигом облетела весь корабль. Какие-то глухие звуки, несшиеся из трюма, скрипение палубы, торопливые слова команды следовали друг за другом с быстротою молнии. Двадцать голосов повторяли одно слово: "граната", объяснявшее и опасность, угрожавшую судну, и причину ее.

   Еще за минуту перед тем надутые паруса, темные снасти, воздушные линии вантов виднелись лишь при слабом отблеске звезд. Теперь же при зареве пожара мельчайшие детали корабля резко выделялись на темном фоне неба и океана. Красивое зрелище представляли эти симметричные снасти, грациозные очертания крейсера, эти группы моряков, походивших на озаренные светом факелов статуи; но в то же время окружавшая этих несчастных темная бездна океана слишком красноречиво говорила о всем ужасе их положения.

   На мгновение водворилась тишина: как окаменелые, моряки смотрели на грозное зрелище. Но вот раздался звонкий и ободряющий голос капитана, покрывший собою гул огня, пролагавшего себе дорогу уже через все щели.

   - Позвать всех тушить огонь! На места, господа! Будьте спокойны, друзья, храните молчание!

   Хладнокровие и решительность, звучавшие в голосе Лудлова, превозмогли смятение матросов. Привычка повиноваться взяла свое. Все беспрекословно отправились исполнять приказание капитана.

   В эту минуту близ одного из люков выросла гигантская фигура Пенителя Моря. Подняв руку, он вскричал голосом, могущим поспорить с ревом бури:

   - Где мои матросы с бригантины? Сюда, мои храбрые соколы! Намочите водой парусину и следуйте за мною!

   Толпа суровых моряков окружила своего вождя и исчезла вслед за ним в глубине корабля. Началась отчаянная борьба с разбушевавшейся стихией. Одеяла, паруса, все предметы, которые могли в данную минуту быть полезными, были облиты водой и бросались в огонь. Пожарная помпа заливала корабль водой. Но теснота пространства, где можно было действовать против огня, нестерпимый жар, удушливый дым не позволяли проникнуть в центр пожара. Надежда уступила место отчаянию. Через полчаса Лудлов заметил, что самые сильные и храбрые матросы беспомощно опустили руки, видя бесплодность своей работы. Появление Пенителя на палубе окончательно обескуражило всех. Словно по команде, все работы были разом брошены. Подойдя к капитану, контрабандист сказал ему на ухо:

   - Спасайте раненых! Мы на раскаленном вулкане.

   - Я уже приказал канониру затопить пороховую камеру.

   - Слишком поздно! Внутренность корабля превратилась в огненную печь! Я слышал, как этот несчастный провалился в кладовую. Никакая сила человеческая не могла бы помочь ему. Граната упала в кучу горючего материала, этим и объясняется пожар. Как ни жаль, а приходится бросить это чудное судно. Лудлов, покажите себя мужчиной! Позаботьтесь о раненых. Мои лодки к их услугам.

   Лудлов с твердостью покорился судьбе. Немедленно он распорядился снести всех раненых в лодки. Эта операция потребовала величайшей осторожности и в то же время быстроты. Самый последний юнга очень хорошо понимал, что взрыв пороховой камеры, угрожающий с минуты на минуту, сбросит всех в море.

   Передняя палуба становилась слишком горячей, чтобы можно было на ней оставаться. Некоторые балки уже начинали поддаваться действию огня, но корма некоторое время могла еще служить убежищем. На ней то все и собрались. Здесь же сносили раненых в лодки.

   Лудлов стоял около одного трапа, Пенитель - возле другого, чтобы предотвратить какие-либо беспорядки. Здесь же виднелись фигуры Алиды, Сидрифта, альдермана и слуг. Казалось, прошел целый век, прежде чем последний раненый нашел себе место в лодке. Наконец радостный крик: "готово!" раздался в воздухе. Лудлов повернулся к Алиде.

   - Теперь можно подумать и о вас, дорогая Алида!- сказал он, обращаясь к молчавшей девушке.

   - А вы? - нерешительно спросила она.

   - Мой долг требует, чтобы я оставил свой корабль последним.

   Резкий взрыв в глубине корабля, при чем он сопровождался целым снопом огня, вырвавшимся из люка, прервал капитана. Это было сигналом к общему смятению. Под влиянием слепого ужаса некоторые из матросов бросились в море, другие устремились, давя друг друга, к лодкам. Забыты были всякий порядок и дисциплина; все сокрушала жажда жизни. Тщетно Лудлов заклинал своих людей успокоиться и подождать. Его слова тонули в общем крике и гаме.

   Одну минуту казалось, что Пенителю Моря удастся восстановить порядок. Бросившись вниз по трапу, он одной рукой уцепился за канат, другой схватился за нос шлюпки, с гигантской силой удерживая ее, несмотря на все усилия весел и багров отпихнуть ее. Громовым голосом он вскричал, что раздробит голову первому, кто осмелится покинуть корабль.

   Вероятно, великодушный порыв контрабандиста увенчался бы успехом, имей он дело с одними своими матросами. Теперь же вышло иное. В то время как некоторые из бунтовщиков уже готовы были уступить приказанию Пенителя, другие, наоборот, с яростью завопили:

   - В море колдуна!

   Уже багры направились в грудь Пенителя, как раздавшийся вторичный взрыв придал новые силы бунтовщикам. Еще усилие, и шлюпка их отделилась от корабля.

   Повиснув на трапе, Пенитель яростно смотрел вслед отъезжавшим лодкам. Примеру одной последовали и другие. Вслед за ними полетело энергичное проклятие Пенителя. Но едва он поднялся на палубу, прежнее хладнокровие вернулось к нему.

   - Несколько пистолетов разрядилось от жары. Трусы и напугались!- сказал он почти весело.- Надежда еще не потеряна. Смотрите: они остановились и, быть-может, вернутся.

   Вид покинутых ими на произвол судьбы жертв, сознание, что сами они почти вне опасности, едва не остановили беглецов. Но эгоизм восторжествовал! Хотя многие в глубине души и жалели покинутых, но вернуться назад не решались, за исключением молодых мичманов. К сожалению, их предложение в этом смысле было отвергнуто, и, не находя другого средства, храбрые молодые люди сделали знак продолжать путь к земле, имея в виду немедленно вернуться к погибающим, как только будут высажены матросы. Весла погрузились в воду, и шлюпки беглецов потонули во мраке.

   Еще во время тушения пожара все более и более усиливавшийся ветер отнес горевший корабль довольно далеко от берега. Лудлов, раньше не знавший об этом, хотел направить корабль, по крайней мере, на мель, но, когда он узнал горькую истину, бесполезность этой попытки не оставляла сомнений.

   Вернувшись на корму, Пенитель осмотрелся кругом, как бы проверяя наличность сил, на которые он мог еще рассчитывать. Он увидел альдермана, верного Франсуа, двух своих собственных матросов с бригантины и четырех молодых офицеров "Кокетки". Это было все, что осталось в наличности.

   - Пламя достигло уже кают-компании!- прошептал Пенитель на ухо Лудлову.

   - Я думаю, оно не проникло дальше кают мичманов, иначе мы услыхали бы взрывы разряжающихся пистолетов.

   - Конечно, эти ужасные сигналы могут служить нам показателем хода пожара... Наше единственное спасение заключается в плоте.

   По глазам Лудлова было заметно, что он не очень-то полагается на этот способ спасения, но, скрывая свои сомнения, он ответил утвердительно...

   Тотчас же закипела работа. Во главе ее встал Пенитель, которому вообще пришлось в эту ужасающую ночь принять руководящую роль. Алида была бледна, как смерть. В глазах Сидрифта горел огонек отваги.

   Чтобы немного отдалить минуту катастрофы, закрыли наглухо все люки. Но уже зловещие огоньки начинали то тут, то там пробиваться сквозь палубу. Вся передняя часть ее между фок и грот мачтами находилась в самом критическом положении. Некоторые места судна уже проваливались, но в общем оно продолжало сохранять свою форму.

   С величайшей осторожностью ходили моряки по опасным местам. Если позволял удушливый жар, они старались сами разрушать те половицы, которые угрожали поглотить их в огненную бездну.

   Дым прекратился. Чистое, блестящее пламя озарило корабль вплоть до верхушек мачт. Последние были еще целы. Паруса продолжали надуваться и толкать судно по ветру.

   На реях и среди фал появились фигуры Пенителя и матросов. Они были заняты обрыванием парусов. Тяжелая парусина быстро летела вниз, и через несколько времени передняя мачта осталась почти с голыми реями и вантами. Лудлов тоже не оставался праздным зрителем. Он, альдерман и Франсуа обрубали ванты маленькими топориками. Теперь мачта поддерживалась одним нпагом.

   - Сходите вниз!- закричал Лудлов.- Все уже упало, за исключением штага.

   Пенитель прыгнул на канат, сопровождаемый своими матросами, и с легкостью белки скользнул вниз. Но не успел он вступить на палубу, как страшный взрыв заставил корабль задрожать до основания. Контрабандист остановился было, но когда он очутился опять возле Алиды и Сидрифта, его голос звучал попрежнему бодро, а вид был исполнен решительности.

   - Палуба впереди провалилась,- сказал он,- наши пушки начинают говорить. Что ж, это к лучшему, по крайней мере, медная обшивка отделяет нас от пороховой камеры.

   Раздавшийся снова залп нескольких пушек возвестил быстрое течение пожара. Огонь хлынул наружу, и передняя мачта запылала.

   - Надо положить этому конец!- произнесла Алида, сложив беспомощно руки и не скрывая больше своего ужаса.- Спасайтесь, если можете, вы, сильные и храбрые, а нас предоставьте своей судьбе.

   - Да, уходите!- прибавил и Сидрифт, не скрывая более, что он - девушка.- Человеческое мужество не может итти дальше. Оставьте нас умереть!

   Пенитель с сожалением посмотрел на обеих молодых девушек. Потом, схватившись за канат, он спустился на шканцы, где и встал на ноги с необходимой сторожностью. Подняв глаза вверх, он бодро улыбнулся и произнес:

   - Где пол выдерживает пушку, выдержит и человека.

   - Это наше единственное спасение!- вскричал Лудлов и последовал его примеру.- Идите сюда, друзья мои!

   В один момент все очутились на шканцах, но нестерпимый жар не давал никакой возможности оставаться здесь неподвижно.

   С каждого борта здесь стояло по пушке, жерла которых и повернули к передней мачте, начинавшей уже зловеще трещать.

   - Цельтесь вернее!- сказал Пенителю Лудлов, наводя в то же время собственноручно одну из пушек. Твердой рукой храбрецы приложили фитили. Выстрелы последовали одновременно. Густой дым застлал на мгновение палубу. Послышался страшный треск, и мачта со всеми своими реями опрокинулась вперед. Корабль поворотился боком к ветру и наконец остановился.

   При падении мачты верхние паруса ее откинулись назад, и они теперь бились один о другой. Воспользовавшись остановкой корабля, моряки пробежали среди огненного вихря вдоль борта и благополучно достигли шкафутов. Здесь Пенитель остановился, огляделся и, подняв Сидрифта за талию, продел его сквозь запутавшиеся ванты и поставил на бак. Лудлов последовал за ним с Алидой, остальные старались подражать, как могли. В конце концов все благополучно достигли носа корабля. Только Лудлова пламя загнало было в элинги, а оттуда чуть не в море.

   Молодые офицеры стояли уже на плававших обломках мачты и рей и деятельно трудились над постройкой плота. Все деревянные предметы они подводили один к другому, связывая их веревками и канатами.

   Тем временем из офицерских кают доносились выстрелы пистолетов, накалившихся от жару, и это торопило их с окончанием работ. Хотя со времени отплытия шлюпок прошел целый час, но этот час показался им минутою.

   Пожар разгорелся с новою силою. Пламя, таившееся до сих пор внутри, вырвалось наружу и огненным столбом взвилось к небу.

   - Нет более сил выносить этот жар!- сказал, задыхаясь, Лудлов.

   - Тогда скорей на плот!- прозвучал твердый голос Пенителя.

   Девушки благополучно были водворены на плоту. Передняя мачтаупала через борт со всеми снастями, так что моряки имели материал для сооружения плота под рукой. Основою плота им послужил обломок мачты с несколькими перекрещенными реями, дававшими всему сооружению достаточную устойчивость. Поперек этой основы были брошены доски, шесты и тому подобный материал, плававший неподалеку. Все это было закреплено канатами. Пошли в дело и сундуки, а также бочки, приготовленные, было, экипажем "Кокетки" еще в начале пожара, как предметы, могущие послужить в случае надобности точкой опоры на воде. На сундуки сели женщины, а под ноги им были подложены ящики.

   - Обрубите канат,- распорядился Лудлов, невольно вздрагивая при каждом доносившемся изнутри корабля взрыве, следовавшем один за другим и выбрасывавшем на воздух обломки горевшего дерева.- Рубите канаты и оттолкните плоты!

   - Стойте!- вскричал в отчаянии Сидрифт.- Мой храбрый, мой преданный...

   - В безопасности,- ответил спокойный голос Пенителя, который в эту минуту показался среди носовых снастей, еще не тронутых огнем. Рубите канат! Я останусь здесь на минутку, чтобы только обрасопить бизань-парус, и сейчас же назад.

   Выполнив успешно эту задачу, ловкий контрабандист повис над бортом пылавшего судна и печально посмотрел на огненную массу.

   - Вот конец прекраснейшего из кораблей!- сказал он достаточно громко, чтобы его могли слышать находившиеся внизу.

   С этими словами Пенитель прыгнул в волны и поплыл к плоту.

   - Последний взрыв произошел в каюте над пороховой камерой,- сообщил он, выбираясь на плот и отряхивая свои мокрые волосы.- О, если бы ветер не упал! Нам необходимо как можно дальше отойти от корабля!

   Предосторожность, предпринятая контрабандистом, оказалась не излишней.

   Хотя плот стоял неподвижно на одном месте, но горевшее судно под действием еще остававшихся на нем парусов начало постепенно удаляться, и через десять минут расстояние между ним и плотом настолько увеличилось, что моряки вздохнули свободнее. Правда, они все еще были близко от корабля, но, по крайней мере, не подвергались теперь опасности быть поглощенными водоворотом в случае взрыва пороховой камеры.

   Пламя между тем вздымалось все выше и выше. Загорелись паруса, развевавшиеся по ветру. Казалось, все вокруг пылало огнем.

   Только корма "Кокетки" была еще цела. Виднелось прислоненное к бизань-мачте тело покойного штурмана. Суровое лицо его отчетливо рисовалось при багровом свете пожара. В голове Лудлова, с тоскою смотревшего на мертвеца, вставали сцены из времен его юношества, неразрывно связанные с личностью его старого товарища. Капитан глубоко задумался. Из этой задумчивости он не очнулся даже и тогда, когда одна из пушек, накалившись, выстрелила, при чем огонь на мгновение отразился на лице покойника, а в воздухе просвистело ядро, пролетевшее как-раз над плотом.

   - Держитесь крепче на сундуках,- вдруг сказал Пенитель пассажирам и сам в свою очередь навалился всем телом на сиденье.- Обопритесь сильнее и приготовьтесь!

   Только при этих словах Лудлов очнулся немного, но не сводил глаз с грозного зрелища. Он увидал, как пламя поднялось над ящиком, где лежало тело молодого Дюмона.

   - Это памятник Дюмона!- сказал он сам себе.

   В эту минуту он почти завидовал своему недавнему врагу. Его взор опять упал на мертвое лицо Тризая. Освещенное отблеском пожара, лицо мертвеца казалось живым. Вдруг тело Тризая полетело вверх. Вырвался пламенный вихрь. Океан и небо разом осветились красноватым светом. Страшный гул, казалось, вышедший из самых недр океана, оглушил всех. Тело Тризая, описав дугу, упало в море в двух шагах от пораженного ужасом Лудлова. Огромная рея упала поперек плота; смела, как пылинки, четырех офицеров и вместе с ними исчезла в волнах.

   Горевшие реи, куски парусов, порванные канаты,- все разом погрузилось в воду. Океан со страшным свистом и шипеньем расступился и принял в свои объятия последние останки крейсера, бывшего долгое время гордостью американских вод. Пламя погасло, и полный мрак окутал воды океана.

  

  

   - Опасность миновала,- произнес Пенитель Моря, вставая на ноги и подходя к тому месту, где исчезли офицеры.- Теперь нам остается положиться на свою ловкость и мужество. Не будем, однако, унывать, капитан Лудлов! Смотрите, наша "Морская Волшебница" не покинула своих слуг.

   Лудлов бросил взгляд по тому направлению, куда указывал контрабандист. Он увидал качавшееся в волнах изображение "Волшебницы". Эту свою эмблему моряки с бригантины принесли с собою и на "Кокетку", когда шли к последней на помощь. Перед тем, как броситься в бой, они прикрепили к ней фонарь.

   Лудлов молча смотрел, как Пенитель бросился в волны, поплыл к продолжавшему еще гореть фонарю и скоро возвратился вместе с эмблемой бригантины, которую и водрузил на плоту. Голос Пенителя звучал бодро.

   - Смелее!- вскричал он.- Мы, правда, находимся на ненадежном плоту, но и плохой парусник имеет часто счастливое плавание. Говори же, развлекай нас, Сидрифт! Пусть возродится твоя веселость и энергия!

   Но Сидрифт изменил на этот раз лестной аттестации Пенителя. Он только ниже наклонил голову к плечу Алиды и не отвечал ни слова.

   Несколько мгновений Пенитель с нежным участием смотрел на эту группу. Затем, взяв капитана за руку, он отвел его в сторону, чтобы своими словами не встревожить пассажиров.

   Хотя опасность от взрыва и миновала, но положение казалось безнадежным.

   - У нас нет средств для продолжительного плавания, капитан Лудлов!- тихо проговорил Пенитель.- Мне случалось плавать на всевозможных судах и во всякую погоду. Но это наше плавание надо отнести к разряду наиболее тяжелых.

   - Мы не можем скрывать от себя, что подвергаемся величайшей опасности,- ответил Лудлов,- хотя было бы желательно скрыть это от наших пассажиров.

   - Здешние моря мало посещаются кораблями. Если бы дело происходило где-нибудь в Ламанше или даже в Бискайском море, то можно было бы еще надеяться встретить какой-нибудь корабль. Но здесь всю надежду мы должны возложить лишь на французский фрегат или на бригантину.

   - Французы, без сомнения, слышали взрыв. Но, может-быть, они думают, что мы спаслись на шлюпках в виду близости земли. У них нет теперь побуждений оставаться вблизи здешних берегов.

   - Разве нельзя надеяться на помощь со стороны ваших офицеров? Неужели они покинут своего командира?

   - Ну, на них плохая надежда! Корабль за это время настолько ушел от берега, что еще до рассвета мы будем в открытом море.

   - Положение скверное!- согласился Пенитель.- На каком же мы приблизительно расстоянии находимся от земли, и с какой стороны она лежит?

   - Земля от нас к северу, а нас несет к юго-востоку. Теперь, надо полагать, мы на несколько миль в открытом море.

   - Я этого и не предполагал. Но, может-быть, нам поможет прилив?

   - Да, прилив может отнести нас обратно к земле. Но что вы скажете о небе?

   - Оно не предвещает нам ничего хорошего, хотя и опасного в нем как-будто не видно. На рассвете подует с моря ветер.

   - И прибавьте: разведет волнение. Сколько, спрашивается, времени может продержаться этот на скорую руку сколоченный плот, особенно в случае качки? А наши пассажиры, как они обойдутся без пищи?

   - Вы рисуете мрачные картины, капитан!- сказал Пенитель, железное сердце которого в первый раз дрогнуло при последних словах Лудлова.- К сожалению, я сознаю, что вы правы, хотя я дорого дал бы за то, чтобы иметь возможность сказать противное. Впрочем, я думаю, эта ночь будет для нас спокойной.

   - Для корабля и даже для шлюпки, но не для плота, особенно, такого, как наш. Видите, он расшатывается от малейшей волны.

   - Вижу, капитан, что вы не шутите. Вполне согласен с вами, что наше положение едва ли может быть хуже, и что у нас остается одна надежда - на бригантину.

   - Но как она будет искать плот, о существовании которого ничего не знает?

   - Я глубоко верю в ее бдительность...

   - Единственно, что мы можем еще сделать для спасения, это снять лишний груз с нашего плота да закрепить его покрепче.

   Пенитель согласился с этим. Множество мелких снастей, мешавших свободному ходу плота, а также железные рейки, прикрепленные к реям, полетели в воду. Это значительно облегчило плот, который теперь мог лучше поддерживать своих пассажиров.

   Тем временем Пенитель с помощью своих двух молчаливых и дисциплинированных матросов занимался скреплением и перестановкой разных обломков снастей с целью придания плоту возможной прочности.

   Альдерман и Франсуа помогали ему по мере сил и способностей.

   Когда же работа была закончена, подошедший Лудлов молча признал, что все возможное, чтобы отдалить минуту катастрофы, было сделано. Никто не говорил ни слова. Среди глубокой тишины слышалось только ровное дыхание матросов, которые, несмотря на весь ужас своего положения, крепко заснули, утомившись от трудов.

   Когда наступил рассвет, каждый старался ориентироваться в своем положении, пытаясь узнать, на что можно надеяться и чего надо опасаться.

   Океан был спокоен, хотя широкое волнение, так свойственное ему, заставляло предполагать, что земля была далеко. В этом скоро все убедились, когда дневной свет прогнал остатки ночи. Кругом, насколько только хватал глаз, простиралась темная водная гладь.

   Вдруг крик радости вылетел из груди Сидрифта и заставил повернуть взоры всех на запад. Прошло еще немного времени, и все бывшие на плоту увидали вдали чуть заметные паруса, блестевшие при свете утра.

   - Это французский фрегат!- заметил контрабандист.- Надо сознаться, что хотя француз и враг, но ему не чуждо чувство сострадания.

   - Вероятно, это он, так как наша судьба не тайна для них!- ответил Лудлов.- К несчастью, мы ушли от него слишком далеко. Да, те, которым еще недавно мы так дорого продавали свою жизнь, теперь исполняют долг гуманности.

   - А вот дальше и разбитый корвет, видите, под ветром? Блестящий мотылек обжег свои крылышки и не может лететь по своей воле. Таков уж удел человека. Он пользуется своими силами, чтобы самому уничтожить средства, необходимые для его же безопасности.

   - Не правда ли, незнакомец маневрирует в благоприятном для нас направлении? - спросила капитана Алида, стараясь прочесть в его глазах ответ на свой вопрос.

   Лудлов и Пенитель напряженно всматривались в далекое судно. Через минуту они в один голос ответили, что фрегат направляется прямо на них.

   Это известие значительно ободрило путешественников, а негритянка, не сдерживая своей южной натуры, разразилась шумными восклицаниями восторга.

   Чтобы дать знать о себе незнакомцу, привязали несколько белых платков к шесту, футов в двадцать длиною, и этот импровизированный флаг подняли над плотом, после чего все терпеливо стали ожидать результатов.

   С каждой минутой корабль становился виднее. Скоро можно было различить людей, стоявших на реях. Наконец корабль приблизился на пушечный выстрел.

   - Мне не нравятся его маневры!- заметил, нахмурив брови, Пенитель.- Он как-будто хочет бросить свои поиски. Если бы он продолжал итти этим курсом еще хотя бы десять минут!

   - Нельзя ли как-нибудь дать знать ему о нас? - вмешался альдерман.- Мне кажется, что сильный мужчина способен подать свой голос и на такое расстояние, особенно, если от этого зависит его спасение.

   Оба моряка отрицательно покачали головой. Но альдерман, нисколько не смущаясь этим, побуждаемый угрожающей опасностью, издал зычный крик, к которому постепенно присоединились оба матроса, а потом и Лудлов. Кричали до тех пор, пока не охрипли.

   Несмотря на то, что марсовые с французского фрегата, как можно было с уверенностью предположить, избороздили вдоль и поперек поверхность океана, не было видно никаких признаков, что плот ими был замечен. Корабль продолжал, однако, приближаться и находился теперь на расстоянии, не превышавшем половину английской мили.

   Вдруг он свернул в сторону, повернувшись к плоту бортом. Было ясно, что он отказался от дальнейших поисков. Заметив эту печальную истину, Лудлов в тревоге закричал:

   - Кричите все разом! Это наше последнее средство!

   Раздались дружные восклицания. Один Пенитель не принимал участия в общем хоре. Скрестив на груди руки, он с печальной улыбкой наблюдал, как напрасно надсаживались его друзья.

   - Вы добросовестно старались,- сказал он, когда крики замолкли,- но не успели в своей попытке. Оно и понятно: шум волн и командные слова на корабле могли заглушить и более сильный звук. Я не хочу давать вам напрасной надежды, но все-таки сделаю с своей стороны попытку.

   С этими словами, приставив руку в виде рупора, Пенитель испустил такой оглушительный крик, что казалось невозможным, чтобы на корабле не услыхали его. Трижды повторил он свой сигнал, хотя с каждым разом слабее.

   - Они слышат!- вскричала Алида.- Я вижу какое-то движение в парусах!

   - Это просто крепчает ветер, надувая их сильнее!- печально ответил Лудлов.- С каждым мгновением они удаляются от нас все дальше и дальше.

   Увы! Это было так. Еще с полчаса наши друзья с тоскою смотрели вслед уходящему кораблю. Вдруг на последнем загрохотал выстрел. Распустив паруса, фрегат стал по ветру и полетел на юг, где виднелись в отдалении верхние паруса разбитого корвета. Исчезла последняя надежда на помощь со стороны неприятельского крейсера.

   Тогда самые сильные духом поникли головою.

   - Скверные предвестники,- пробормотал сквозь зубы Лудлов, обращая внимание Пенителя на темные плавники трех - четырех акул, время от времени начавших показываться на поверхности волн и притом совсем вблизи от плота.- Животные инстинктом чуют нашу беспомощность.

   - Моряки, действительно, думают, что у этих чудовищ есть какой-то тайный инстинк, почти безошибочно приводящий их к добыче. Роджерсон,- прибавил Пенитель, позвав одного матроса,- у тебя обыкновенно водятся в карманах рыболовные принадлежности. Нет ли у тебя чего-либо для этих прожорливых рыб?

   Роджерсон вытащил крючок достаточной величины и привязал его вместо веревки к обрывку каната.

   Приманкой послужил кусок кожи, снятой с одного из обломков снастей, и весь аппарат был брошен в воду. Голод увеличивал прожорливость чудовищ. Одно из них с быстротою молнии накинулось на воображаемую добычу. Толчок был так внезапен и силен, что несчастный матрос, не успевший выпустить из рук каната, полетел со скользкой доски, на которой стоял, прямо в море.

   Все это произошло так неожиданно, что никто из присутствовавших не мог подать помощи.

   Раздался пронзительный крик. Несчастный на один миг остановил на застывших от ужаса пассажирах свой потухший взор, в котором выражалась предсмертная тоска и