Крашевский Иосиф Игнатий - Король хлопов

ть ложь, - сказала она, заметив насмешливую улыбку, появившуюся в ответ на ее слова, - будто вы в хороших отношениях с невестой короля, силезской княжной.

   Тайна, которая казалась ему скрытой от всех, и которую он считал никому неизвестной, была так смело высказана ему Эсфирью, что от изумления с его уст сорвалось несколько проклятий.

   - Конечно, я бывал в Глогове! - воскликнул он гневно и раздражительно. - Я и не думаю этого отрицать. На турнирах мне несколько раз повезло, и я имел счастье танцевать с княжной...

   Эсфирь внимательно слушала.

   - Злые люди в состоянии и в этом увидеть что-нибудь предосудительное и сочинить небылицу, - продолжал он, волнуясь. - Поэтому я не даром просил вас о защите.

   - Вы сами сумеете себя защитить, - произнесла она холодно.

   Боркович оправился от изумления, и к нему возвратилась его обычная смелость.

   - И вам, вероятно, новая королева не особенно по вкусу, - произнес он со смехом. - Вам придется делить с ней любовь короля, а она, ей Богу, красива, молода, восхитительна, очаровательна...

   Эсфирь покраснела.

   - Я уезжаю из Кракова, - сказала она.

   Боркович рассмеялся.

   - И вы не будете питать никакой злобы против короля? - спросил он.

   - Никакой обиды и никакого гнева я не чувствую! - спокойно ответила Эсфирь. - Королю нужен сын, и дай Бог, чтобы этот брак оправдал его надежды.

   Мацек слушал и ушам своим не верил. Чувствуя, что он потерял полную неудачу и что ему не о чем больше говорить, он насупился и попрощался, сказав:

   - Будьте же ко мне милостивы!

   Эсфирь ничего не ответила.

   Староста ушел от Эсфири очень огорченный и, находясь под впечатлением этого посещения, он вечером, встретившись у Неоржи со своими приятелями, высказал им свое удивление.

   - Кто из вас видел эту еврейку? - воскликнул он. - Мало того, что она красива, хотя лицом то отцвела, но она бой-баба, и себя в обиду не даст. Я предложил ей в подарок ожерелье, за которое заплатил много денег, и оно было бы под-стать поднести даже невесте...

   А она не приняла. Разговаривала со мною, как будто в действительности была королевой, а не любовницей и дочерью еврея из Опочна... Она говорит, будто уедет из Кракова. Присутствовавшие громко запротестовали, закричав:

   - Что вы? Как же? Разве король расстанется с ней? Разве он может день прожить без нее? Ведь он ежедневно прокрадывается к ней и у нее отдыхает. Она его, вероятно, напоила каким-то зельем, а они ведь мастерицы околдовывать. Не освободиться ему из ее сетей. Боркович в задумчивости проговорил:

   - Тем лучше!

   Однако, он весь вечер не мог успокоиться и, рассказывая каждому о еврейке, хотя и был зол на нее, восхищался ее ловкостью и умом. Существовавшее вначале сильное возбуждение против Эсфири теперь значительно улеглось; духовенство надеялось, что она будет вытеснена молодой королевой... К тому же, как это обыкновенно случается, первое впечатление, самое сильное, понемногу сглаживается, и люди постепенно привыкли к этой любовной связи короля и не придавали ей большого значения. Многих же Эсфирь обезоружила тем, что никогда не чванилась счастьем и не злоупотребляла им.

   Постройка дома в Лобзове была закончена еще до бракосочетания короля. Эсфирь в крытом экипаже поехала его осмотреть и, найдя в нем множество подарков короля, на которые не надеялась, не могла скрыть своей радости. Дом был обширнее и с большими удобствами, чем ее собственный в городе; само его устройство и меблировка указывали на то, что король и не думает ее бросить. В доме было отдельное помещение, предназначенное для короля, а комнаты, отведенные Эсфири, были устроены с комфортом, роскошью и вполне подходили для приема такого гостя...

   Возвратившись к себе после осмотра дома, Эсфирь сделала все приготовления к переезду, отослала туда вещи, слуг и перевезла своего больного сына.

   - Тайна недолго осталась скрытой и через несколько дней в городе уже знали о пребывании Эсфири в Лобзове; различным образом объясняли это переселение.

   Лишь только Эсфирь переехала и успела разложить вещи, как вечером у ворот раздался звук рожка, возвещавший о приезде короля, который возвращался с охоты возле Тенчина.

   Эсфирь радостно встретила его и, упав к ногам его, благодарила за помещение, превзошедшее все ее ожидания.

   - Я не достойна его, - говорила она, - и не следует меня так баловать. Я тут буду чувствовать себя совсем, как в раю, лишь бы время от времени слышать звук этого рожка, который только что раздался у ворот. Король смеялся и радовался, оглядывая знакомые комнаты, объясняя, для какой цели они предназначены, и почему он велел их так расположить. Он был доволен садом и указал ей на высокую ограду кругом, сделанную по его приказанию, которая защищала обитателей дома от любопытных глаз прохожих. Эсфири пришлось увеличить количество слуг, и Казимир даже настаивал на том, чтобы в ее распоряжении, безопаности ради, была небольшая вооруженная стража. Хотя на небольшом расстоянии от дома находились другие королевские помещения, но в окрестностях столицы всегда бродило много воров и грабителей, а потому надо было их остерегаться.

   Совершенно иную жизнь вела теперь Эсфирь, чувствуя себя гораздо свободнее; ей нечего было тут бояться навязчивых, любопытных людей, которые в городе следили за каждым ее шагом...

   Помимо своей воли она тут стала более важной барыней, чем была в Кракове; здесь ей понадобились и крытые экипажи, и кучера, которых у нее в городе не было, и слуги, для исполнения разных поручений, которых приходилось посылать в город.

   До сих пор она пользовалась лишь услугами евреев и евреек, потому что церковные уставы строго запрещали евреям держать у себя слуг, кормилиц и сторожей христиан. Теперь же, так как король намеревался часто приезжать сюда, то в доме была помещена челядь, присланная из королевского дворца, которая должна была ему услуживать, а вместе с тем услуживала и Эсфири.

   В доме увеличилась роскошь и пышность, и Эсфирь, зная вкусы Казимира, его любовь к изящному, старалась во всем ему угодить.

   Малый Пелка был болезненный, слабый ребенок, а потому и королевский врач ежедневно приезжал в Лобзов. Туда старались проникнуть под разными предлогами придворные, все еще надеясь, что, прислуживая ей, добьются ее расположения, а через нее и милости короля. Но она оставалась непреклонна в своем решении никогда не затруднять короля никакими просьбами и не служить посредницей для других.

   Приближалось время, назначенное для свадьбы Казимира, и к ней делали большие приготовления. Напрасно королева Елизавета посылала брату письма одно за другим, в которых советовала ему не жениться и пугала его разными неприятностями в будущем. Все ее сторонники при польском дворе тоже были против нового брака короля и тщетно прибегали к всевозможным средствам, чтобы его расстроить. Духовенство во главе с архиепископом, даже Бодзанта, стояли за брак; на их стороне была значительная часть дворян, не прельстившаяся обещаниями привилегий, данных Людовиком венгерским, и не перешедшая на его сторону.

   Во дворце все уже было готово к свадьбе и назначен день, как вдруг доверенный Елизаветы, венгерец Алмаза, прибыл к королю с секретным поручением, которое она боялась изложить на бумаге, и он должен был его устно передать.

   Но все эти старания и хлопоты производили на Казимира совершенно противоположное впечатление; они раздражали его и, вместо того, чтобы отвлечь от этого брака, вызывали в нем желание поступить наперекор. Поэтому он очень неохотно принял посла Елизаветы.

   Сам вид его и несколько вступительных фраз, сказанных им с большим смущением, указали королю на то, что речь будет об очень щекотливом деле.

   Ловкий и хитрый венгерец начал с торжественного уверения, что королева Елизавета руководится только желанием добра своему брату и заботами о его счастье. Это именно и заставило ее самым тщательным образом разузнать обо всем, касающимся княжны Ядвиги. Алмаза продолжал, что к великому своему неудовольствию и огорчению он должен от имени Елизаветы сообщить королю, что все сведения, почерпнутые из самых достоверных источников, выставляют будущую королеву в невыгодном для нее свете: девушка очень легкомысленна, страшно любит веселиться, проводить время в обществе мужчин и слишком смела в обхождении как со стариками, так и с молодыми. Королева Елизавета велела передать брату, что в числе других, находящихся при силезском дворе и бывших в близких отношениях с его невестой, был и Боркович, посылавший ей подарки через старую воспитательницу, которая ему устраивала тайные свидания с княжной Ядвигой и т.д.

  

   Услышав эти рассказы, король возмущенно вскочил с кресла, не позволив продолжать послу, и заявил ему, что все это коварная ложь.

   - Передайте моей сестре, - воскликнул он очень взволнованный, - что я очень ценю ее заботливость обо мне, но я и сам не слеп. Раньше, чем этот брак был решен, мы обо всем разузнали. Княжна молода, резва и, как всякая девушка в ее возрасте, любит веселиться и шутить. При силезском дворе много мужчин бывает, вероятно, там бывал и великопольский староста, но это вымысел, что он был с ней в близких отношениях. За княжной очень строгий надзор, и невозможно, чтобы какой-нибудь дворянин, хоть и богатый, посмел бы к ней приблизиться со злыми намерениями. Все, что вы мне рассказали, меня не заставит отступиться от моего намерения, так как все это доказывает, что существуют злые люди, которые хотели бы помешать моему браку. Королева меня знает, и ей известно, что, если мне ставят препятствия, я не уступаю поля битвы и готов поступать как раз наперекор. Алмаза, видя короля таким разгневанным, не посмел больше говорить и попрощался, получив поручение передать королеве устно ответ брата. Перед отъездом он успел рассказать по секрету приверженцам венгерского дома о цели своего приезда и об оказанном ему приеме.

   Казимир весь день был сильно взволнован и разгневан, но никому не рассказал о гнусной клевете, сообщенной ему послом сестры.

   Вечером он отправился в Лобзов.

   Чем больше приближалось время свадьбы, тем чаще король посещал Эсфирь и тем дольше оставался у нее. В таких случаях отсутствие короля в замке объясняли его отъездом на охоту. Так было приказано свите.

   Кохан иногда сопровождал короля для того, чтобы в случае надобности у него было под рукой лицо, которому он мог бы доверить и послать его с секретным поручением; иногда вместе с королем ездил Добек, и для сопровождающих Казимира была отведена в нижнем этаже отдельная комната, устроенная со всеми удобствами.

   В этот вечер короля сопровождал Кохан, который, чем реже король пользовался его услугами, тем чаще он их ему навязывал, стараясь о том, чтобы ничто не ускользнуло от его бдительного ока. Он не столько был заинтересован в собственной выгоде, сколько в том, чтобы снова заслужить любовь короля, остывавшего к нему после истории с Баричкой. Поэтому он не упускал случая оказать королю услугу, надеясь этим вернуть утраченную любовь. Он ревновал короля даже к Эсфири и говорил, что именно она вытеснила его из сердца своего властелина.

   В этот вечер Казимир больше, чем когда-либо, изливался в жалобах перед своей любовницей и с горечью говорил о людях. Эсфирь старалась его успокоить и указывала ему на все великое и хорошее, совершенное им во время царствования.

   - Моему племяннику Людовику слишком сильно хочется иметь это королевство, - произнес он печально. - Положим, верно, что два государства, соединенные между собой, будут иметь большую силу и смогут устоять против всякого врага, но и Польша после присоединения Поморья, Мазовья, завоевания части Руси постоит сама за себя. Они хотят, чтобы я умер, не оставив наследника! Сегодня приезжал ко мне посол Алмаза; он привез глупую сказку, будто Ядвига очень легкомысленна и находится в слишком близких отношениях с разными сомнительными людьми, вроде Мацека Борковича.

   Король рассмеялся и пожал плечами.

   - На Борковича взваливают все, - сказал он. - Его хотят сделать козлом отпущения. Он и заговоры составляет против меня, он и хочет тайком отбить у меня невесту, он будто бы посягает на мой покой и на эту корону. Но что же это за человек, который осмеливается на все это?

   Говоря эти слова, Казимир поглядывал на Эсфирь, которая молча слушала его со скрещенными на груди руками и с печально поникшей головой. На лице ее не было ни возмущения, ни недоверия, и это поразило Казимира.

   - Господин мой, - произнесла она после некоторого молчания. -Боркович дерзок, честолюбив, горяч, а такие люди решаются иногда на то, о чем другой не посмел бы и подумать. Сплетня или вымысел, о котором вам рассказывал венгерец, известна всему свету, и я о ней слышала. Я ей не верю, но люди ее повторяют.

   Она покачала головой, король нахмурился.

   - Все это - глупая болтовня, - воскликнул он, - придуманная теми, которые хотят помешать браку и расстроить его. Как тебе известно, Боркович приезжал ко мне в Краков, объяснился и поклялся мне в верности. Не может быть, чтобы он замышлял что-то против меня...

   Невозможно, чтобы он до того обезумел, что полагал с помощью силезцев и бранденбургцев свергнуть меня с трона! Он слишком ничтожен. Я превратил бы его в прах одним ударом.

   Эсфирь долго ничего не отвечала.

   - Властелин мой, - промолвила она, наконец, - хотя вы и не верите этим известиям, однако, даже и с ничтожным человеком необходимо соблюдать большую осторожность. Маленький человек, решаясь на большое дело, ничем не рискует, потому что ему нечего терять. О старосте говорят, что у него много сторонников в Великопольше, будто он чинит насилия, вселяет страх, и что многие дворяне боятся его и молча все переносят. Почему же его роднойдядя Бенко, почему Вержбента ему не доверяют и предостерегают против него?

   Хотя Казимир не любил Борковича, однако он не считал его таким уж опасным.

   - Я велел наблюдать за ним, - сказал он, - я поручил его стеречь и следить за каждым его шагом. Но что же это за глупая выдумка? Для того, чтобы ему еще больше повредить в моих глазах, его превращают в приятеля княжны. Разве это не явный вымысел?

   Казимир вызывающе смотрел на Эсфирь, как будто требуя утвердительного ответа.

   - Я не знаю придворных обычаев, - сказала девушка предварительно, по привычке обдумав свой ответ, - возможно ли это, или невозможно. Не знаю, но верно то, что он бывал частым гостем при силезском дворе.

   - Но ведь не к княжне он туда ездил! - возразил король. - Он не посмел бы даже поднять на нее глаз. Хотя силезские Пясты и отделились от нас и предпочли немцев, с которыми они связались, однако они слишком высоко себя ставят, чтобы великопольский дворянин пришелся им по вкусу как жених для дочери.

   Король презрительно засмеялся.

   Эсфирь не посмела его больше раздражать и замолчала.

   Однако, этот вымысел, как король о нем отзывался, не выходил из его головы, поражая его своей чудовищностью. Наконец он доверился Кохану и рассказал о слышанном.

   Рава ответил, что и ему известны эти слухи, и хотя они показались ему смешными, однако он, зная Борковича, не находит их такими неправдоподобными, какими они в первый момент кажутся.

   - Милостивый мой господин, - произнес он, - есть много наглых людей, и мы недавно еще видели пример, как не остановились перед святотатством и подняли руку на Святые Дары. Вот и Мацек Боркович принадлежит к числу тех людей, для которых нет ничего святого и, по мнению которых, нет ничего недоступного.

   Король рассмеялся.

   - Вы хотите превратить Борковича в какое-то пугало для меня, -произнес он с презрительной улыбкой. - Я не удивляюсь другим, но ты, который так хорошо знает людей, и у которого такая голова - вот кто меня удивляет!

   - Милостивый король, - произнес Рава, немного обиженный. - Я его не опасаюсь, но именно потому, что я знаю этого человека, я верю в безумные замыслы, в которых его подозревают. Пускай он хоть сотни раз клянется и, падая к ногам вашим, все отрицает, я говорю вам, что, если он до сих пор еще не изменил, то, вероятно, потому что не успел, но что он в душе изменил, это написано на его лице.

   Король внимательно выслушал слова Кохана.

   - Если Боркович замышляет измену, - произнес он, - то я на нем покажу пример, как за нее буду наказывать. Дело идет не обо мне, а об этой короне, и всякий, кто осмелится посягнуть на нее, погибнет!

   Последнее слово было произнесено громко, отчетливо и с такой энергией, что Рава молча, не возобновляя разговора, тихонько удалился из комнаты.

  

  

  

  

   В королевском замке уже третий день продолжалось брачное пиршество с пышностью и торжественностью, полагавшимися по тогдашним обычаям. Всякого рода увеселения, игры и забавы следовали один за другими. Рыцари ежедневно выступали в состязаниях, на турнирах, после которых раздавались награды победителям, устраивались танцы, пели, играли.

   В течение этих трех дней пир продолжался с утра до поздней ночи, и за столами, уставленными яствами, маршалок, подкоморий и другие чиновники угощали гостей, сменявшихся один за другим, и наблюдали за тем, чтобы вместо опорожненных блюд и кувшинов подавались вновь наполненные. Ежедневно прибывали новые лица с поздравлениями и подарками для короля, и, в свою очередь, даже за самое незначительное приношение получали подарки из королевского казнохранилища. Раздавали дорогие шубы, крытые сукном и атласом, меха, разные ткани, серебряные вещи и утварь соответственно положению дарившего и степени расположения к нему короля. Приготовленный заранее запас дал возможность щедро наделить всех, и король поручил заведовать раздачей подарков Вержинеку, верные слуги которого никого не обидели при распределении даров. В залах дворца было тесно и шумно, и, правду сказать, все были под хмельком; казалось, что лишь немногие сохранили ясность ума и здравый рассудок в этой атмосфере веселья, бессонницы и пьянства. Однако внимательный наблюдатель мог бы заметить среди этих веселых, красных лиц с блестящими глазами, более серьезных гостей, даже немного грустных.

   Но в этом не было ничего удивительного, так как этот новый брак короля вызывал самые разнообразные чувства, и многие на него косо смотрели. Все приверженцы королевы Елизаветы и Людовика венгерского, - а их было много, - противились этому браку; одни из них были подкуплены подарками, другие - обещанием больших свобод для дворян, и боялись, что при будущем законном наследнике Казимира укрепится старый порядок вещей, установленный его законодательством. Король хлопов был еще бодр и силен и мог бы еще к концу своего царствования ограничить права земледельцев и рыцарей и поставить шляхту на одну доску с другими сословиями. Между тем, Людовик обещал дворянам и рыцарям освобождение от налогов, участие в управлении государственными делами и исключительные привилегии.

   Те, которые уговорили Казимира, начали опасаться, сумеет ли молодая жена привязать его к себе. Взоры всех были обращены на короля с желанием узнать, как он относится к этому навязанному ему браку, но Казимир обладал сильной волей, умел владеть собой, и на лице его ничего нельзя было прочесть, когда он выступал официально. Самые близкие к королю люди, которые хорошо его знали, не умели понять его мыслей и чувств. Он иногда казался холодным, равнодушным, ничего не переживающим в то время, как внутри его кипел вулкан. По характеру он был сдержан, замкнут, ни с кем не был откровенен, за исключением нескольких симпатичных ему лиц.

   Во время обряда венчания лицо его было бесстрастно, и все видели перед собой короля, исполняющего свой долг, но никто не видел души человека. Все было исполнено по церемониалу, и Казимир строго соблюдал все правила этикета, был приветлив, ласков там, где это необходимо было, и, несмотря на продолжительность торжественных развлечений, на нем даже не заметно было усталости.

   Новобрачная была женщина молодая, стройная, свежая, красивая, румяная, сияла радостью, но, вместе с тем, на ней был некоторый отпечаток смущения и робости от выпавшего на ее долю счастья. Возложенная на нее корона возбуждала в ней и гордость, и тревогу.

   Нашлись услужливые люди, которые довели до сведения новобрачной о прошлом Казимира, рассказали ей о жизни Аделаиды, которая провела пятнадцать лет одинокая, как монахиня в монастыре, о скороспелом краткосрочном браке с Рокичаной, о последней любовнице еврейке Эсфири, живущей в роскошной усадьбе вблизи дворца. Все эти рассказы, да к тому же и еще само поведение короля, его холодность и сдержанность в обращении не могли не встревожить молодую княжну Ядвигу, привыкшую в родительском доме к веселью и свободе. До сих пор она могла веселиться, смеяться, танцевать и поступать так, как ей хотелось; дом отца был открыт для гостей; туда съезжались паны, рыцари, много иностранцев, там жилось весело, свободно, велась развязная беседа, шли шутки, игры, сопровождаемые любезностями...

   Теперь же все изменилось. Она увидела, что облекшись в королевскую мантию, ей придется отказаться от прежних свободных развлечений и обречь себя на скуку.

   Первая встреча с Казимиром, который поздоровался с ней вежливо, холодно, величественно, заронила тревогу в юное сердце. В числе прибывших в столицу вместе с княжной Ядвигой, находилась и ее старая воспитательница Конрадова, на руках которой она выросла, и которая прекрасно умела отгадывать тревогу и беспокойство на лице своей воспитанницы и знала все средства, чем ее успокоить.

   Хитрая Конрадова старалась ей доказать, что предстоящая ей жизнь вовсе не будет так мрачна, как Ядвиге кажется, что существует много тайных способов, чтобы обойти все запреты, стесняющие свободу королевы, что, наконец, король сам любит веселиться и не запретит этого своей жене. Первые дни брачного союза, оставляющие после себя неизгладимый след и решающие будущее, протекли среди шума при строгом соблюдении этикета. От короля веяло холодом, на лице молодой королевы выражалась тревога. Старая Конрадова волновалась, но ни о чем не расспрашивала Ядвигу в ожидании, пока та сама не заговорит с ней по душам. Вся свита с любопытством глядела на молодую пару, стараясь отгадать, как сложатся их будущие отношения. Пока еще не заметно было никаких признаков сближения между ними.

   Придворные шептались, что это плохое предзнаменование для молодого супружества. Надеялись однако, что жизнь их изменится по окончании этих торжеств.

   Молодая королева должна была несколько раз в день переодеваться для выхода и приема гостей, чтобы занять место рядом с королем, присутствовать на турнирах, а так как она не привыкла ко всем этим нарядам из тяжелой материи и к драгоценным украшениям, которые на нее надевали, то она часто казалась несчастной жертвой, присужденной к исполнению разных формальностей, истощавших ее силы. Лишь иногда глаза ее останавливались с прежним живым веселым блеском на знакомых лицах, она как будто оживлялась, румянец появлялся на щеках, но он моментально сменялся бледностью. Королева исполняла все, что ей указывали, но с какой-то робостью, несмелостью, как будто боялась выдать себя чем-нибудь и показать, что ее интересовало. Она вдруг внезапно поднимала глаза, испуганно обводила ими всех, но вскоре опускала их, погружаясь в задумчивость, так что окружающие ее дамы должны были ее как бы будить и подсказывать, что ей надо делать. Во время турниров Казимир как будто несколько оживился; казалось, что он как бы заинтересовался исходом борьбы, но он вскоре впал в прежнее состояние холодного равнодушия.

   Наиболее любопытные, старавшиеся отгадать, каковы отношения между молодыми супругами, чтобы по ним судить о будущем, и не сумевшие этого сделать, обращались с расспросами к Кохану, так как известно было, что он знает своего пана лучше самого себя и на лице его читает то, чего другие прочесть не могут.

   Но Рава, занимавший в это время должность подкомория, внимательно ко всему присматривался, серьезно всех выслушивал, но ни с кем не делился своими впечатлениями и никому не отвечал на задаваемые ему вопросы.

   В числе гостей, явившихся со всех концов королевства, находился и Мацек Боркович, прибывший в столицу из Великопольши в сопровождении многочисленной свиты, чтобы принести поздравление королю. Мацек и брат его Ян выступили с особенной пышностью; оба, одаренные необыкновенной физической силой и ловкостью, искусные в рыцарских упражнениях, принимали участие во всех турнирах и играх, выделяясь своей дорогой одеждой, лошадьми и сбруей.

   Боркович, желая уничтожить существовавшие подозрения относительно его преступных замыслов по отношению к королю, везде являлся первым, принимал участие во всех забавах, старался быть на виду у Казимира, постоянно попадаться ему на глаза и чем-нибудь угодить ему. Но ему как-то не везло: король относился к нему равнодушно, холодно, ничем не высказывая ему своего расположения, а только с любопытством приглядывался издали.

   Во время турнира, на котором присутствовали новобрачные, Мацек Боркович в блестящим рыцарском вооружении рисовался перед королевой, стараясь остановить коня ближе к ней и обратить на себя внимание.

   Ядвига, конечно, не могла не увидеть его и не узнать, но чем сильнее он старался быть замеченным, тем упорнее она избегала его взгляда и делала вид, что не замечает его и не узнает. Она всякий раз вздрагивала, когда его громкий голос раздавался вблизи ее, и отворачивала голову в тревоге и беспокойстве.

   Среди всех гостей, присутствовавших во дворце, Боркович казался самым веселым и самым счастливым. Все те, которые его хорошо знали, удивлялись происшедшей в нем перемене. Неоржа, которого король простил и разрешил доступ ко двору, глядел на Борковича, как бы не доверяя своим глазам и ушам. Ему казалось, что этот человек вступил на новый путь и отрекается от своего прошлого; но если б он заметил ироническую улыбку, появлявшуюся иногда украдкой на губах Мацека, то вывел бы совершенно иное заключение. На третий день вечером свадебный пир и угощение народа приняли такие широкие размеры, что, несмотря на тщательный надзор, маршалок и другие распорядители не могли удержать дворцовую прислугу в дисциплине и порядке. По случаю такого незаурядного торжества придворные слуги и челядь, которые прислуживали гостям, высыпали на двор и площадь, чтобы полюбоваться народными развлечениями и принять в них участие.

   Конрадова, оставшаяся одна в комнатах королевы, была в отчаянии, что служанки вышли из повиновения, оставляли двери раскрытыми, и к ней беспрестанно приходили совершенно посторонние лица. Одетая в свое самое дорогое платье, расстроенная и в скверном расположении духа, она сидела в ожидании зова королевы, который мог последовать во всякий момент, так как она знала, что юная госпожа не может обойтись без нее. Склонив голову на свои худые руки, она о чем-то задумалась. Вдруг она услышала осторожные шаги и легкий скрип чуть-чуть открывшейся двери. Она привстала и увидела сквозь щель пару глаз, внимательно рассматривавших ее и комнату. Грозно сдвинув брови и насупившись, старая воспитательница хотела было громко крикнуть и обругать нарушившего ее покой, как вдруг дверь отворилась настежь, и перед ней предстал Мацек Боркович.

   Конрадова, узнав его, не могла скрыть беспокойства и страха, которые овладели ею при виде этого навязчивого господина, с которым ее связывало столько неприятных воспоминаний. У него было веселое, торжествующее, даже дерзкое выражение лица; он вошел со смехом и приблизился к старухе, дрожавшей от испуга.

   - Чего испугались? Не бойтесь, это я, - сказал он. - Как видите я послушался вашего совета; наша княжна стала королевой, но я имею больше прав на нее, нежели муж и король. Я и не думаю отказаться от своих прав, я, наоборот, хочу ими пользоваться.

   Старуха от ужаса онемела.

   - Господь с вами! В уме ли вы? - произнесла она голосом, дрожащим от волнения. - Опомнитесь! Зачем вы сюда пришли? Какие у вас права?

   - Какие? Ладно, - возразил Мацек дерзко, - о них вы так же хорошо знаете, как и я! Разве не вы помогали мне и княжне устраивать тайные свидания?

   - Замолчите!.. - воскликнула старуха, затыкая себе уши. - Какие там свидания? Пока она с вами оставалась наедине, то даже нельзя было успеть прочесть: "Отче наш"... - Конрадова продолжала все более и более возмущенная: - Мало ли кто, подобно тебе, у княжны руки целовал, так после этого каждый станет заявлять на нее права? Ты одурел, что ли?

   - А это что? - сказал Боркович, с улыбкой показывая кольцо с драгоценным камнем. - Разве вам не знакомо это колечко, и вы не знаете, кому оно принадлежало, кто мне его подарил, когда и кто мне помог в этом деле? Послушай, старая карга, или ты должна и впредь мне служить и помогать, или я все расскажу и тебя погублю. Меня, Мацека Борковича, все знают и называют дерзким. Да, я дерзкий! Шутить не люблю!

   Старуха закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

   - Ты напрасно не реви, - воскликнул Мацек; - если я раз на что-нибудь решился, то не отступлюсь от своего намерения и не брошу его! Я согласился на то, чтобы она стала королевой, пусть ею и будет, но со мной она не должна порвать отношений. Мне дано слово...

   Конрадова, казалось, слушала. Закрыв одной рукой глаза, она второй делала ему знаки, чтобы он замолчал.

   Боркович, возбужденный выпитым вином и кипевшей в нем страстью, не мог успокоиться и не уступал.

   - Чего ты желаешь? Чего, - кричала в отчаянии старуха, - очевидно, ты правду говоришь, что хочешь меня погубить.

   - Гибели твоей не желаю, - сказал Мацек, - но ты должна мне служить и помогать.

   - Чем же я могу тебе помочь? С ума ты спятил, что ли? - говорила старуха, понизив голос до шепота и оглядываясь по сторонам в страхе, не подслушивает ли кто-нибудь их разговор.

   Боркович понял ее опасения и, приблизившись к ней, на ухо ей сказал: - Я должен увидеться с королевой! Понимаешь ли ты это? Ты должна этому содействовать! Тебе ничто не поможет, и ты не смеешь отказать. Конрадова молчала.

   - Король сегодня или завтра тайком уедет из замка. Ядвига останется одна, - воскликнул Боркович и от волнения так сильно сдал руку старухе, что она вскрикнула, - и ты должна меня провести к ней. Бог мне свидетель, что я свое решение исполню. Я должен увидеться с королевой с глазу на глаз, ты это устроишь и будешь охранять, чтобы никто не помешал свиданию. Я рискую своей головой, я это знаю, но так оно должно быть, или я тебя погублю...

   Старуха громко рыдала, а Мацек в ожидании ее ответа спокойно стоял и оглядывался по сторонам.

   - А если меня тут застанут, - прибавил он со смехом, - тогда скажу, что пришел ради вас. Я надеюсь, что для вас не будет позором иметь такого любовника, как я.

   Эта шутка еще больше возмутила Конрадову, и она с негодованием указала ему на дверь, но Боркович не трогался с места.

   - Да ведь это безумие, - наконец, промолвила старая воспитательница, - ведь королева тут на виду у всех, и на нее столько любопытных глаз устремлено.

   - Ну так что? - произнес Мацек. - Именно теперь самая удобная минута. Весь двор в гости ходит, как в чаду, от вина и веселья. Никому и в голову не придет мысль, чтобы кто-нибудь осмелился прокрасться к королеве. Скорее допустят, что Боркович, не найдя молодой, спьяна пошел развлекаться к старухе.

   Напрасно Конрадова отказывалась и гнала его вон; он настаивал на своем.

   - Я не уйду отсюда, пока не заручусь твоим обещанием, - произнес он, - я не понапрасну пришел сюда. Хотите, или не хотите, но вы должны мне помочь, иначе я расскажу историю о перстне, хоть бы даже пришлось на этом сломать себе шею.

   В ответ на его слова продолжали раздаваться плач и вздохи старухи.

   - Говорю тебе, - повторил он, - что король сегодня или завтра притворится больным и тайком уедет к своей любовнице Эсфири. Королева останется одна, и ты должна меня впустить к ней. Никакие твои просьбы не помогут, - прибавил он, - но я не дам себя прогнать. Вероятно, и она испугается, как и ты, и тоже не захочет, но ты передай ей все, что я тебе сказал.

   - Однако, хороший же вы друг! - крикнула Конрадова. - Вы только за этим и вымолили перстень, чтобы потом с помощью его угрожать?

   - Иначе зачем он мне понадобился бы? - расхохотался бесстыдно Мацек. - Разве я похож на немца или француза, которые из любви к женщине способны носить на груди какой-нибудь лоскуточек ленточки, полученный от нее в знак внимания? Для меня все женщины равны, - продолжал он с диким хохотом, -хотя она и королева, но для меня она женщина! А если она меня знать не захочет...

   Боркович не докончил. Конрадова, подняв глаза, увидела его лицо, пылающее страстью, гневом и решительностью.

   Дрожа от страха, она робко и отрывисто проговорила:

   - Уходите отсюда... Уходите... Я сделаю, что смогу... Я переговорю с королевой. Пусть на вас падет вся ответственность...

   Она пробормотала что-то невыразительно.

   - Поговорите с ней, и чем скорее, тем лучше, - прибавил Мацек смело и настойчиво. - Передайте ей все, что я вам сказал. Я во что бы то ни стало должен с ней повидаться и ты, старуха, должна меня впустить к ней в отсутствие короля.

   Конрадова снова начала плакать, закрыв лицо руками. Боркович, взглянув на нее, с пренебрежением махнул рукой и прибавил:

   - Самое позднее это завтра. Слышишь, потому что я не уеду отсюда, пока не увижусь с королевой, а ждать я не намерен. Делай, как хочешь! За услугу я тебя вознагражу по-королевски, но если ты меня обманешь, то расправлюсь с тобой, как палач. Все знают, что я всегда все довожу до конца, а не останавливаюсь на полпути. Не забывай об этом!

   Затем Боркович удалился из комнаты, не позаботившись принять какие-нибудь предосторожности, чтобы пройти незамеченным через апартаменты королевы. На лице его была выражена самоуверенность, как будто он ни минуты не сомневался в успехе своего дерзкого предприятия.

   Лишь только дверь за ним захлопнулась, Конрадова вскочила, как будто ее кто-то толкнул, и в отчаянии начала метаться по комнате. Она хватала себя за голову, ломала руки и напрягала весь свой ум, чтобы придумать, каким способом ей отделаться от этого опасного человека. В это время кто-то смело постучал в дверь, и в комнату вошел королевский фаворит и подкоморий, Кохан Рава, которого Конрадова знала понаслышке. Свысока кивнув головой, с важностью человека, который приходит не с просьбой, а с приказанием, он проговорил:

   - Король поручил мне передать вам...

   Увидев заплаканные глаза и взволнованное лицо наперсницы, он не закончил начатой фразы и спросил ее:

   - Что с вами случилось? Почему вы так взволнованны? Разве вам плохо при нашем дворе, или вы терпите у нас в чем-нибудь недостаток?

   - Нет ничего, ничего, - быстро ответила Конрадова.

   - У нас вам плакать не следует, - продолжал Кохан. - Наш король добр и милостив, он щедро награждает, но ему надо служить верно и не лицемерно. Вот слушайте.

   При этих словах он начал оглядываться по комнате, нет ли в ней постороннего свидетеля.

   - Послушайте, - повторил он, - наш король - не первой молодости. Свадебное торжество и приемы его утомили. Он нуждается в отдыхе, но никто не должен знать о том, что он оставил королеву одну. Пускай королева тоже отдохнет.

   Он взглянул на Конрадову, которая побледнела.

   - В этом нет ничего странного, - прибавил он, - только не нужно чтобы об этом узнали, а то, чего доброго, поднимут на смех. Поняли?

   Вся дрожа, старуха кивнула головой.

   - Сегодня? - спросила она.

   - Сегодня или завтра, этого я не знаю, это как решит король, -произнес Рава, - предупредите только королеву, что в этом нет ничего обидного для нее, и что король к ней очень расположен.

   Конрадова вторично кивнула головой в знак того, что она его поняла. Кохан однако, не ушел и остался, как бы собираясь еще что-то сказать. Он внимательно присматривался к старой наперснице, как будто стараясь разгадать мысли находившейся перед ним незнакомой женщины.

   Его пытливый взгляд начал беспокоить старуху, и она повторила, что поступит так, как ей приказано.

   - Наш пан, - прибавил он, - щедр и милостив, постарайтесь только заслужить его расположение, и вам будет хорошо.

   Старая Конрадова, еще не оправившаяся от страха, испытанного ею при посещении Борковича, хотела как можно скорее избавиться и от этого неожиданного для нее посетителя; поэтому она лишь молча наклонила голову, придав всей своей фигуре покорный подобострастный вид.

   В то время, как только что описанные нами события произошли в комнатах женского отделения королевы, она сама присматривалась в зале к танцам, отказавшись принимать в них участие. Веселье было в полном разгаре, и даже старики и более серьезные люди заразились общим примером и вспомнили свои молодые годы.

   Король в течение этого дня пытался несколько раз завязать разговор с женой, но, видя ее испуганный, тревожный взгляд, решил, что лучше всего оставить ее в обществе окружавших ее дам. Хотя Казимир делал все, что мог, чтобы казаться веселым, присматривался к играм, беседовал с гостями о разных делах, однако в нем заметна была какая-то растерянность и плохо скрываемое нетерпение.

   Свадебный пир, продолжавшийся уже третий день, порядком утомил королевскую чету, и никто не удивился, когда королева, стараясь быть незамеченной, удалилась в свои покои, и вскоре вслед за нею Казимир, сделав знак Кохану, покинул зал.

   С уходом молодых танцы и угощения не прекратились; вероятно, распорядители получили приказание не прерывать пира.

   - Однако, у нашего короля порядком пасмурный вид, совсем не как подобает новобрачному, - шепотом сказал молодой владелец Мельштына сидевшему с ним рядом Спытеку Лигензе.

   - Потому что он устал, - возразил Лигенза, - а возможно и то, что эта навязанная ему жена вовсе ему не по вкусу.

   Мельштынский владетель расхохотался.

   - Да что вы? - сказал он. - Королева свежа и красива, как только что расцветшая роза, а ведь наш пан любитель женщин и должен только радоваться этому выбору.

   Лигенза пожал плечами.

   - Присмотрелись ли вы хорошо к королеве? - спросил он. - Не отрицаю, что она прелестна, но почему она так грустна?

   - Это уже известное дело, что женщины из стыдливости никогда не выказывают своей радости, что замуж вышла. Это уж так у них принято.

   - Вероятно, королева Ядвига, - шепотом сказал Лигенза, - вспоминает всех своих предшественниц, за исключением Альдоны...

   Обменявшись взглядами, оба собеседника поняли друг друга и, по всей вероятности, переменили бы тему разговора, если бы в этот момент к ним не присоединился Мацек Боркович, имевший привычку дерзко повсюду пролезать. Он, должно быть, подслушал часть их разговора, потому что, взглянув на Лигензу, он произнес:

   - Выйти замуж за вдовца, хоть он и король...

   Это неприятно... Заметили ли вы, как король сумрачен, несмотря на то, что старается казаться веселым? Это потому что епископы навязали ему эту белую силезскую голубку, между тем, как он не бросил еще своей жидовки!

   На эти смелые слова не последовало ответа. Боркович, развязно усевшись за стол и облокотившись, продолжал:

   - Я готов держать пари, что король в один из ближайших дней сбежит от своей молодой жены!

   - Не болтайте таких вещей, - прервал его молодой владетель Мельштына. - Еще кто-нибудь услышит, и вас снова оклевещут.

   - Меня уже оклеветали, - расхохотался Боркович, - а то, о чем я говорю, ведь всем известно. Именно из любви к королю и из сожаления к нему я горюю над его участью. Когда человек сыт и его заставляют есть, то дайте ему хоть самое вкусное кушанье, оно станет у него поперек горла. Так и с браком! Бедный наш король, но и бедная королева...

   Мацек насмешливо взглянул на сидевших, но Лигенза, недолюбливавший его, вспылил:

   - Послушайте, пан староста, - пробормотал он, - мне кажется, что многие из тех, которые якобы жалеют нашего короля, в действительности ему завидуют. В особенности вы, который, кажется, бывал при силезском дворе и, как говорят, имели виды на княжну. Вы не должны об этом распространяться. Боркович вскочил со скамьи. Намек на то, о чем он не хотел бы теперь говорить, сильно уколол его. Нахмурив брови и окинув уничтожающем взглядом Лигензу, он молча удалился.

   Когда королева, сопровождаемая женою краковского кастеляна и другими знатными дамами, возвратилась в свои апартаменты и на пороге своей спальни попрощалась с сопровождавшими ее, к ней быстро приблизилась старая Конрадова, ожидавшая с нетерпением ее возвращения.

   Лишь только свита удалилась, и Ядвига осталась одна со своей наперсницей, улыбка исчезла с ее лица, и она в изнеможении упала в кресло, охватив голову обеими руками.

   Старая воспитательница хотела нежностью и ласками успокоить свою питомицу.

   - Дорогая ты моя, королева ты моя, - начала она сладким голосом. -Измучили они тебя этими свадебными пиршествами... Правда?

   Ядвига, погруженная в задумчивость, ничего не ответила. Конрадова, наклонившись над королевой, продолжала шепотом:

   - Когда-то моя голубка любила повеселиться! Даже очень любила! А теперь ей все это надоело... Тебе бы, дорогая ты моя королева, следовало отдохнуть! Да, отдохнуть... Сниму с тебя наряды, позову служанок... Может быть, ты тут сегодня ляжешь и уснешь? Согласна?

  &nbs