Главная » Книги

Гамсун Кнут - Женщины у колодца

Гамсун Кнут - Женщины у колодца


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16

   Кнут Гамсун

Женщины у колодца

Роман

Перевод Эмилии Пименовой (1923)

I

   Жители больших городов не в состоянии понять масштаба жизни маленького города. Они полагают, что достаточно им приехать в маленький городок, пойти на его рыночную площадь и, улыбаясь с видом превосходства, осмотреться кругом. Они могут посмеяться тогда и над домами, и над мостовой улиц. Да, они часто так думают! А между тем, разве нет в маленьком городе людей, которые помнят ещё те времена, когда дома в городе были меньше, а мостовая ещё хуже? На их глазах город стал вырастать. Во всяком случае, Ионсен выстроил для себя у пристани огромный дом, и это был почти господский дом, с верандой и балконом, и деревянной резьбой вдоль всей крыши. Многие другие, дорого стоящие здания, появились в городе: школа, амбар на пристани, различные купеческие дома, таможня, сберегательная касса... Нет, в самом деле, нельзя смеяться над маленьким городом! Ведь там существует даже нечто вроде предместья. На скалистых холмах, по направлению к верфи, живут по крайней мере около двадцати семейств. Маленькие домики, смотря по вкусу владельцев, выкрашены красной или белой краской. Впрочем, и для больших городов бывают ведь времена расцвета и упадка. Это уж наверное! А разве, кто слышал или видел когда-либо, чтобы Ионсен стоял с пустыми руками на пристани и не знал, как ему быть?
   И маленькие города имеют своих знаменитостей, своих почётных граждан, с сыновьями и дочерьми, пользующихся у жителей неизменным уважением и доверием. Маленький город гордится своими великими людьми и с величайшим вниманием следит за всем, что их касается. Впрочем, почтенные горожане, в сущности, заботятся тут и о собственном благополучии. Они живут под покровительством власти и благоденствуют. Но так ведь и должно быть! Жители города хорошо помнят тот день, когда Ионсен сделался консулом на пристани. Тогда каждый, приходивший в его магазин, получал угощение, вино и пирожное, а некоторые даже не стыдились и по два раза наполнять свои стаканы!
   В то утро рыбак Иёрген отправился в море, так же, как он это и теперь делает, и доставил рыбу для большого пира у Ионсена. Какой это был чудный, блестящий праздник! Новый консул был ещё так молод тогда, что широко раскрывал свои объятия всем. Притом же он был такой простой и приветливый, любил песни, женщин и вино. Весь город был приглашён к нему. Да, да, всё было великолепно! И всё было описано в газетах. Люди и теперь ещё помнят о том пиршестве, а женщины разговаривали о нём у колодца. Случалось даже, что они ожесточённо спорили друг с другом по поводу каких-нибудь мелочей, касающихся этого празднества. Лидия, например, говорила:
   - Уж мне ли не знать этого, когда я целый день провела там на кухне!
   Но другая женщина спорила с ней и настаивала на своём утверждении:
   - Ты можешь пойти и спросить самого Ионсена!
   - Мне это не нужно, потому что я подобрала и прочла газету, - заявляла третья.
   И вот с этого великого дня прошло уже шесть или восемь лет...
   Однако и кузнец Карлсен так же хорошо помнит этот день, как и женщины, спорившие у колодца.
   Кузнец был очень уважаемым человеком; он был вдовец, имевший взрослых детей. Значит, он не был молодым повесой. О, нет! Он скромно стоял тогда в своей кузнице и благодарил Бога за этот праздничный день и за все другие дни, которые ему ещё суждено прожить. Такой это был благочестивый человек! И при всяком великом и радостном событии в городе он считал нужным благодарить Бога, и находил, что другие также должны поступать. Он не тратил много слов. Впрочем, люди, пожалуй, и не обратили бы особенного внимания на его слова, но его самого они всё же ценили и уважали; они, как всегда, были неблагодарны и туго расплачивались с ним за его работы.
   Но было не мало и других замечательных людей в маленьком городе. Например, Олаус, живший на выгоне, рыбак Иёрген, столяр Маттис, доктор, почтмейстер и ещё много других. Почтмейстер был, в своём роде, такой же благочестивый человек, как и кузнец Карлсен, но в городе преобладал светский образ мыслей. Жители там не были склонны к глубоким и благочестивым размышлениям. В общине как будто даже совсем нет пастора. Между тем, он ведь существует там и выполняет все свои обязанности, крестит, причащает, венчает и хоронит. Других же отношений жители с ним не имеют и даже никогда о нём не говорят.
   Сегодня рыбак Иёрген ловил рыбу тоже для большого пиршества у консула, как это было шесть или восемь лет тому назад. Несмотря на воскресное утро, он всё ещё сидел в своей лодке. Ему очень бы хотелось привезти побольше рыбы домой.
   Наконец, он решился повернуть лодку назад. Он ведь уже два часа просидел в лодке и может теперь вернуться домой!
   В городе ещё никто не вставал. Иёрген шёл по улице с большой связкой рыб в руках и стучал своими огромными и тяжёлыми сапогами. Рыбак был довольно неуклюжий человек, небольшого роста, тощий и приземистый, одетый в исландскую куртку и в морской фуражке, называемой зюйдвесткой. Он отличался большой выносливостью и трудолюбием, никогда не имея унылого вида и всякую простуду лечил тем, что не обращал на неё внимания.
   Прежде всего, Иёрген пошёл к большому дому К.А. Ионсена, и там повесил свою связку рыб на дверь кухни. Затем он отправился к себе домой.
   Да, из трубы его дома уже вьётся дымок! Лидия, значит, уже встала? Она наверное следила за его лодкой и уже приготовила для него кофе. Лидия - это его жена. У неё тёмные, волнистые волосы. Правда, нрав у неё сварливый, но она зато очень работящая, как раз такая женщина, какая нужна ему, для его дома.
   Иёрген вошёл, стуча сапогами. "Потише!" - шепчет ему сердито Лидия, испуганно взглядывая в ту сторону, где спят её дети, мальчик и две девочки, которые только что пошевелились во сне.
   Сняв сапоги и куртку, Иёрген уселся за стол и принялся за кофе и еду. Покончив с этим, он пошёл в каморку, чтобы выспаться. "Не хлопай дверью!" - прошипела ему вслед Лидия сквозь зубы.
   Но конечно старшая из девочек уже проснулась! Всегда так бывает! За нею проснулась и младшая, лежавшая рядом. Лидия вышла из себя. Она с силой дёрнула дверь в каморку и крикнула мужу:
   - Ну вот! Ты мне их разбудил!
   И она так долго и громко кричала на него, что разбудила также и мальчика.
   Лидия была очень вспыльчива, но гнев её всегда быстро проходил. Пока ребятишки занимались друг с другом, она убрала комнату и, успокоившись, стала даже что-то напевать. Кончив уборку, она очень осторожно открыла дверь в каморку и спросила:
   - Как, ты не спал? Да, что я хотела спросить? Ты много наловил рыбы для них? Не знаешь ты, что за общество будет там?
   - Нет. Все ещё спали.
   - Да? Ну теперь молчи и выспись хорошенько, - сказала она и снова заперла дверь. Но, обратившись к детям, она громким голосом стала бранить их, приказывая им сидеть смирно.
   Лидия была очень заинтересована тем, что за праздник будет у Ионсена? И в прежние годы, в его доме на набережной, тоже бывали большие собрания. Целый день тогда шли приготовления и в кухню приглашали помощниц. Звали также и Лидию. Но на этот раз она не получила никакого уведомления. Может быть, вовсе не большое общество соберётся там сегодня? Вероятно, это только Шельдруп, сын Ионсена, захотел пригласить к себе своих товарищей?
   Несколько позднее, когда на улицах уже появились люди, стало известно, что в этот день отправляется в море корабль К.А. Ионсена. Лидия тоже узнала это. Конечно, у Ионсена состоится великое торжество в честь капитана судна и будут присутствовать все почётные лица города. Но на кухне они хотят обойтись без неё? В добрый час!
   Лидия одела детей получше, хорошенько вымыла их, вычистила им башмаки и сама принарядилась.
   После обеда началось настоящее паломничество на береговой вал у пристани. Весна давно уже наступила, поэтому все были одеты в лёгкие, светлые платья. Картина была оживлённая и красивая. Пароход "Фиа" стоял у пристани, нагружённый и уже готовый к отплытию.
   Ионсен купил этот старый пароход на пристани в Гётеборге за недорогую цену, исправил и отделал его, и назвал по имени своей маленькой дочурки "Фиа". А разве это мало стоило ему? Говорили, что одно только переименование судна стоило уже кучу денег. Но какое это имеет значение для богача Ионсена? И вот теперь "Фиа" - единственный пароход города. Он красуется у пристани и все любуются им и смотрят на него, как на какое-то чудо.
   Разумеется, маленькая Фиа тоже находилась на пароходе с ними, в тот момент, когда он должен был выйти в море. Она сидела в каюте, со своими родителями и с капитаном. Её братец, юный Шельдруп, тоже был на пароходе.
   Славный юноша, сынок Ионсена, с карими глазами, как у отца, и с лёгким пушком на щеках. Все снимали шапки перед ним, и он тоже кланялся в ответ, так что почти до самой каюты дошёл с обнажённой головой.
   Пароход уже развёл пары и из трубы вырывался дым. На палубе, впрочем, ещё царило спокойствие. Рулевой и матросы стояли, облокотившись на борт, плевали в воду и перебрасывались словами со знакомыми на берегу. Матрос Оливер Андерсен стоял впереди. Это был опытный моряк, голубоглазый сын народа, большой удалец и силач. Он жил со своей матерью, вдовой. Небольшого роста, плотный и хорошо сложенный, он представлял раньше некоторое сходство с Наполеоном и только, когда он отпустил бороду, это сходство исчезло.
   Как раз в этом году он покрыл красной черепицей крышу своего домика и построил мезонин. Значит, он уже подумывал о будущем?
   Он говорил своей матери, стоявшей на берегу и прятавшей руки под платок на груди:
   - Да, я напишу тебе, когда мы придём в Средиземное море!
   Это было сказано весело и бодро. Он говорил и со многими другими на берегу, с девушками и с Петрой, которую он должен был теперь покинуть.
   - Не забудь же поливать в саду! - прибавил он, обращаясь к матери.
   Конечно, это была шутка с его стороны, так как всем было известно, что никакого сада у него не было. Мать его сажала только картофель и репу вдоль стены дома.
   По лицу матери скользнула лёгкая усмешка. Она знала ведь своего сына! Разве он говорил это, чтобы посмеяться над ней? Ничуть не бывало! Он просто шутил. Ничего, кроме хорошего, она не могла сказать про него. Он был способным человеком и умел пользоваться своими дарованиями как следует.
   Оливеру очень хотелось сойти на берег, хотя бы только на одну минуту, чтобы сунуть в руку своей невесты свёрток с изюмом, который он держал в кармане. Но, и стоя на палубе, он желал показать себя всем с хорошей стороны.
   - Карлсен! - крикнул он, заметив на берегу кузнеца. - Хорошо, что я вас вижу! Я, ведь, остался вам должен за водосточную трубу?
   Карлсен смутился, заметив, что все на него смотрят.
   - Пустяки! - проговорил он с замешательством. - Нечего тебе беспокоиться. Ты заплатишь, когда вернёшься.
   Но Оливер уже вытащил свой кошелёк и протягивая деньги через борт, спросил:
   - Кажется, столько я вам должен?
   Оливер очень гордился тем, что может в присутствии всей толпы народа, на набережной, выказать такую добросовестность. Кто же тут, в толпе, мог видеть это? Да все решительно! Тут была Петра, его невеста, и все остальные. Была тут и Лидия со своими детьми. Её муж, рыбак Иёрген, стоял поодаль. Но когда почётные лица города мало-помалу собрались и прошли мимо него, то он отошёл от вала и постарался найти себе удобное местечко поближе к пароходу.
   Наконец, собрались все знатные граждане: кораблевладельцы, доктор и наиболее уважаемые купцы в городе. Некоторые из них были очень возбуждены после пиршества у консула. В петлицах у них были цветы, а на головах цилиндры. Пришёл и адвокат Фредериксен. Очевидно, ещё не наступила подходящая минута, иначе он, разумеется, воспользовался бы случаем и произнёс бы несколько торжественных слов. Он, ведь, привык говорить речи и в городе всегда председательствовал в собраниях.
   Из каюты вышла семья Ионсена: консул К.А. Ионсен, с живыми карими глазами и круглым брюшком человека, любящего хорошо пожить, и его жена, которая вела за руку маленькую Фию. Когда они сошли на берег, то все расступились перед ними. Ни один человек не стоял у них на дороге. Людям, владеющим пароходом, ведь, должна быть открыта широкая дорога на их собственной набережной! Это так должно быть.
   Капитан поспешно вошёл на мостик и дал сигнал в машинное отделение. "Готово! Давай ход!" Сейчас же отпустили канаты, капитан замахал фуражкой и его семья и друзья отвечали ему. Судно вздрогнуло и отошло от набережной. Оливер бросил в последнюю минуту свой свёрток с изюмом на берег, и видел, что свёрток упал туда, куда надо.
   И вот наступила подходящая минута: адвокат Фредериксен, стоявший впереди, высоко поднял свой шёлковый цилиндр и торжественно произнёс пожелания удачи и благополучного пути пароходу, а также счастья его владельцу и экипажу. Толпа, стоящая на набережной, ответила громкими криками "ура!".
   Пароход "Фиа" отплыл в Средиземное море.
   Свёрток Оливера упал, куда он метил, но упал очень неудачно. Этот отвратительный свёрток лопнул при падении, и изюм рассыпался по доскам набережной. Вот было положение! Петра улыбалась, но с досады готова была расплакаться. Мать Оливера всё же собрала в свой платок рассыпавшийся изюм, с большим трудом удерживая ребят, чтобы они не наступали на этот божий дар. Мимо неё прошли все почётные лица города, а также и вся семья Ионсена, причём молодой Шельдруп Ионсен, проходя мимо Петры, улыбнулся и тихонько шепнул ей: "Собери же свой изюм!". Петра густо покраснела и потупила голову. Ей хотелось бы провалиться сквозь землю в эту минуту...
   Женщины ещё долго разговаривали у колодца об этом дне. Они могли быть не согласны относительно той или другой мелочи, но что касается красивого чёрного шёлкового платья госпожи Ионсен и её шляпы с большим пером, то споров тут не было никаких.
   После этого дня никто уже больше не вспоминал о пароходе, потому что в свои права снова вступила будничная жизнь, со всеми её заботами и трудом.
   Осенью вернулся домой Оливер, но без парохода. Оказывается, с ним случилось несчастье: он чуть не был убит на месте! Теперь он был калекой и тут уже ничего нельзя было сделать. Если упадёшь с такелажа и сломаешь себе рёбра, то, хотя и можешь остаться в живых, но всё-таки будешь всю жизнь помнить об этом случае. Оливер же попал под бочку с ворванью [Ворвань - вытопленный жир морских животных и некоторых рыб.] и повредил себе паховую область и бедро. Он был совсем изувечен, но всё же остался жив. Его положили в больницу, в одном маленьком итальянском городке, где уход был очень плох, и ногу ему пришлось отнять, так что прошло целых семь месяцев, прежде чем он мог вернуться домой.
   Петра, его невеста, очень хорошо держала себя во время этого страшного испытания и даже выказала себя с прекрасной стороны. Она ничем не отличалась от других девушек в городе, но у неё были хорошие качества.
   Маттис, бывший раньше в учении у столяра и ставший теперь подмастерьем, пришёл к ней и сказал:
   - Это большое несчастье.
   - Какое несчастье? - спросила она.
   - Да то, что случилось с Оливером. Разве ты не знаешь?
   - Как же мне не знать этого? Ведь я же получила письмо после этого, - возразила она с неудовольствием.
   - Он был искалечен, - сказал Маттис.
   - Ну, да, - подтвердила Петра.
   - Так вот. Он теперь уже не может обойтись без чужой помощи. Как же он будет жить?
   - Об этом тебе нечего заботиться, - коротко ответила Петра.
   Она даже не выказывала никакого особенного горя, ни особенного сострадания к самой себе в тот день, когда Оливер вернулся. Может быть, она и не очень жалела своего возлюбленного?
   - Добро пожаловать домой! - сказала она ему. Оливер был молчалив, но мать его заговорила сама.
   - Да, да, - сказала она. - Ты видишь, каким он вернулся?
   - Ах, у тебя деревянная нога? - заметила ему Петра.
   - А то как же? - отвечал он, не глядя на Петру.
   Мать прибавила:
   - У него есть и костыль.
   - Это только для начала, - возразил он, - пока я ещё не окреп и не стою твёрдо на земле.
   - Болит? - спросила Петра, указывая на ногу.
   - Ни чуточки.
   - Ну, тогда всё хорошо!
   Она собралась уходить.
   - Я только хотела посмотреть, как ты справляешься с этим, - сказала она.
   Он не мог передать ей свои два подарка, которые привёз для неё: белую фигуру ангела и украшенный различной деревянной резьбой кофейный поднос. Отчего она была такая неразговорчивая и такая неласковая? Она ведь знала, что он всегда привозил ей что-нибудь, когда возвращался из дальних стран. И на этот раз он не забыл о ней. Что касается деревянной ноги, то, конечно, она должна была произвести на неё неприятное впечатление. Оливер понимал это. Но, всё-таки, она была как-то уж слишком холодна и неразговорчива.
   Была ли Петра холодна вообще? Всё, что угодно, только не это! Послушайте только, что говорил о ней Маттис каждому, кто только готов был слушать его: "Петра? Ну, я бы её не взял! Такую девушку, которая задыхается, когда рассердится, и у которой вздрагивают ноздри? Нет, благодарю покорно!"...
   Оливер должен был подумать о том, чтобы найти себе какую-нибудь работу. Пока в доме ещё были припасы и он мог питаться, как следует, то силы у него прибывали. Он заметно поздоровел. Но когда из его жалованья уже ничего не осталось, то мука и мясо в доме заметно стали убывать.
   Быть может, Оливер был ещё не так стар и мог бы научиться какому-нибудь ремеслу? Он мог бы сделаться часовщиком, или портным, или даже поступить в семинарию и стать школьным учителем. Но разве такое женское занятие годилось для его сильных рук? И чем же будет жить его мать, в то время как он будет учиться? Притом же, море было его родной стихией. Море, и ничто другое!
   Он был молод и его внезапная беспомощность была в высшей степени непривычна для него. Он, большею частью, сидел неподвижно, а когда хотел передвигаться по комнате, то хватался за стулья руками. Чем же заняться ему теперь? Для такого прирождённого матроса подобное положение было совершенно необычным. Порой он сам себе удивлялся, неужели он калека, беспомощный? Прежде всего, ему надо бы приобрести лодку, чтобы ловить рыбу для дома. Да, это было большое несчастье. Он лишился ноги, но когда ему отняли поражённую гангреной ногу и он перенёс это, то всё же почувствовал, что у него ещё остался запас жизненной силы.
   Но рыбная ловля не была особенно удачна. Наступила морозная погода, и бухта покрылась льдом почти до самого открытого моря. Даже почтовый пароход не мог сохранить для себя свободный проход и всякий раз должен был пробиваться через лёд. Оливер мог бы, как это делали другие рыбаки, пробить во льду полынью и ловить рыбу, так сказать, пешком, с берега. Иёрген делал это, а также старый Мартин, живший на холме. Но Оливер был ещё новичком в этом ремесле и притом, ему не хотелось прибегать к таким крайним мерам. Люди не должны были думать, что он ловит рыбу из нужды. О, нет! Он занимается этим только ради развлечения, чтобы скоротать время.
   Неприятная погода продолжалась и даже на Рождество она не изменилась к лучшему. Только на Новый год произошла наконец перемена. Началась буря, которая и разломала лёд в бухте. Тогда Оливер стал выезжать в море на лодке ежедневно и по целым дням ловил рыбу. Он всё дольше и дольше оставался в море, иногда до самого вечера, и приносил домой рыбу. Но всё же, пусть не думают, что он ловил из нужды! О, нет!
   Мать сказала ему:
   - Знаешь, Ионсены на пристани спрашивали меня, не принесёшь ли ты им рыбы?
   - Я? - отвечал он. - Они спрашивали? Но я не ловлю для других рыбу!
   - Да, я тоже это думала, - согласилась с ним мать.
   Она больше не заговаривала об этом и сделала вид, что совсем об этом не думает. Ведь Ионсены, там, на пристани, сами могут ловить для себя рыбу. Однако, в конце концов, она всё-таки заметила, как бы вскользь:
   - Они сказали, что хорошо заплатили бы за рыбу.
   Наступило молчание. Оливер задумался.
   - Ионсен должен был бы прежде всего заплатить мне за мою ногу, - сказал он спустя несколько минут.
   Всё это время Оливер очень мало видел Петру. Она заходила ненадолго раза два, взяла его подарки, обменялась с ним несколькими равнодушными словами и опять ушла. Но она всё ещё носила на пальце колечко Оливера и как будто не собиралась порвать с ним отношения. Нет, она этого не делала! Но Оливера всё же тревожили разные мысли. Говоря по справедливости, он ведь не многого стоил теперь! Он был получеловеком, уродом и к тому же ничего не имел. Даже платье на нём уже стало изнашиваться.
   Да, он сознавал, что был слишком легкомысленным, когда служил матросом! Он был такой, как другие, и очень мало откладывал из своего заработка.
   Однажды, в воскресенье, под вечер, пришла Петра и была с ним гораздо приветливее, чем обыкновенно.
   - Я увидала, что твоя мать отправилась в город, - сказала она Оливеру, - и мне захотелось немного взглянуть на тебя, посмотреть, что ты делаешь.
   Оливер почувствовал что-то неладное. Его невеста была какая-то странная сегодня. Она нежно проговорила: "Бедный Оливер!" и прибавила, что их обоих постигло тяжёлое испытание.
   - Да, - согласился с нею Оливер.
   - Такова наша судьба! - прошептала она со вздохом.
   - Что ты хочешь этим сказать? - спросил он.
   - А ты что хочешь сказать? - возразила она. Он промолчал, отчасти из прежней гордости, а отчасти и потому, что не мог не признать, что она была права. Закрывать глаза на голые факты нельзя.
   Они поговорили об этом между собой, и хотя она говорила очень осторожно, стараясь беречь его, но её намерения были ему вполне ясны.
   - Я нисколько этому не удивляюсь? - сказал он, потупив глаза.
   Когда она собралась уходить, то всё же как будто ещё не высказала самого тяжёлого, что, по-видимому, лежало у неё на душе. Она пошла сначала к двери, потом снова вернулась к Оливеру, погладила его щеки и приподняла ему голову.
   - Не думай только о нас обоих! - проговорила она. - Ведь ты не только о себе должен заботиться, но так же и о своей матери. Нелегко это тебе!
   Он с недоумением посмотрел на неё. Ведь они уже обсудили всё и он больше ничего не хотел слышать об этом.
   - Я знаю это, - сказал он.
   - А без здоровых членов и всего другого...
   - Я это тоже знаю! - прервал он её с раздражением.
   - Нет, ты не должен так относиться к этому, Оливер!
   Но заметив что он готов сказать ей что-то более резкое, она сморщила брови и внезапно заявила, уже без всяких околичностей:
   - Что бы ты ни говорил, это не поможет ничему! Положение твоё не очень хорошее теперь, но потом, наверное, оно станет лучше. Я кладу это кольцо сюда. Ты можешь обратить его в деньги. Бесполезно возражать мне. Вот, я кладу его на стол! Кольцо это тяжёлое и дорогое. Я уверена, что многие купят его.
   - Что такое? Ах да, кольцо! Да, положи его вон туда, - сказал он и кивнул ей головой.
   Она, видимо, желала избежать всяких лишних разговоров, и он в эту минуту даже как будто ничего не имел против того, чтобы получить обратно своё кольцо. Во всяком случае, это была ценная вещь. Когда Петра ушла, то он надел кольцо на кончик своего мизинца и стал вертеть его перед глазами. И вдруг он растрогался. Продать кольцо? Превратить его в какие-нибудь другие нужные ему вещи? Никогда! Скорее он бросит его в морские волны...
   Нет, эту память он сохранит до конца своей жизни! Он будет вынимать кольцо по воскресеньям и смотреть на него. Ведь, в сущности, такая жизнь не может продолжаться бесконечно долго!
  

II

   После этого разговора Оливер уже не ездил больше на лодке в море и не ловил рыбу ежедневно, как это было раньше. Нет, он не мог делать этого! Слова Петры отчасти лишили его бодрости. Он уже не помышлял о работе и не мог принять никакого решения. Мать иной раз спрашивала его:
   - Ты не выезжаешь сегодня? Нет?
   И он отвечал ей:
   - А разве у тебя не осталось больше рыбы?
   - Осталось, - говорила она. - Я вовсе не потому спросила.
   И она умолкала.
   Ах! Ей всё же хотелось бы иметь хоть немного муки и других вещей, в которых она так сильно нуждалась теперь!
   Маттис, бывший подмастерьем столяра, усердно занимался устройством своего дома. Очевидно, он тоже помышлял о будущем, и в один прекрасный день Оливер заковылял к нему на своей деревяшке. Ведь они оба ничего друг против друга не имели!
   Оливер сказал ему:
   - Я велел сделать две двери для своей пристройки. Они были изготовлены твоим же хозяином.
   - Да, помню, - отвечал Маттис. - Это было зимой, год тому назад,
   - Ты мог бы теперь купить у меня эти двери и здесь их поставить, в своём новом доме.
   - Разве ты хочёшь их продать?
   - Да. Они мне больше не нужны. Я решил другое.
   - Я знаю эти двери. Я ведь сам их делал, - сказал Маттис. - Так, так! Значит, ты решил иначе? Ты не хочешь жениться?
   - Пока нет.
   - Что же ты хочешь получить за двери?
   В цене они скоро сошлись. Двери были не новые и даже не были выкрашены. Но Оливер купил для них петли и замки, цена, следовательно, была подходящая.
   Оливеру больше уже нечего было продавать. Не мог же он продать лестницу в мезонин? Он и его мать некоторое время недурно прожили на деньги, полученные за двери. Но вот опять наступила весна. Оливер был молод и ему не хотелось показываться в изношенном платье. Так как он, к сожалению, уже навсегда превратился в сухопутного жителя, то ему хотелось иметь хоть соломенную шляпу. Мать его всё безнадёжнее и безнадёжнее смотрела в будущее. Она даже высказала мысль, что они могли бы отдать внаймы свою пристройку.
   Оливер заявил, что он ничего против этого не имеет.
   - Да, но ведь там нет дверей! - заметила она.
   Оливер на мгновение призадумался и затем спокойно ответил:
   - Нет дверей? Ну, что ж такое. Я могу велеть сделать двери.
   Мать покачала головой.
   - Но там нет и печей! - возразила она.
   - Печей? А зачем людям печи теперь, летом? - сказал он.
   - Что ж, они не должны разве готовить обед? Им не нужен разве очаг? - возразила она.
   Очевидно, голова Оливера пострадала от удара при его падении! Он теперь не так быстро соображал, как раньше.
   Оливер опять потащился к Маттису, поговорил с ним несколько минут и сказал ему:
   - Да! Вот, ты строишь себе дом. Ты хочешь его выкрасить, поставить в нём двери и окна. Значит, ты имеешь намерение жениться?
   - Я не знаю, что должен ответить тебе на это, - возразил Маттис. - Но действительно, я не мог выкинуть это у себя из головы! Я всё думал об этом!
   - Я понимаю, - отвечал Оливер и несколько времени молча смотрел, как работал столяр.
   - Ну, что ж? Кто бы ни была она, а с тобой она может жить спокойно, - снова заговорил Оливер. - Да. Ты уже купил золотое колечко?
   - Золотое колечко? Нет.
   - Нет? Ну, уж если дело зашло так далеко у вас, то я могу предложить тебе кольцо.
   - Покажи его... Но ведь там стоит твоё имя?
   - Так что ж? Ты можешь велеть выцарапать его.
   Маттис рассмотрел кольцо, взвесил его на руке и оценил. Опять-таки они сошлись в цене и Маттис купил кольцо.
   - Только бы оно годилось, - сказал он.
   Оливер многозначительно ответил:
   - Ну, это меньше всего заботит меня. Насколько я понимаю...
   Маттис прямо посмотрел на него и спросил:
   - Ну, а ты что скажешь на это?
   - Что же я могу сказать? - возразил Оливер. - Меня это не касается больше! Но, может быть, и для меня найдётся что-нибудь впоследствии. Я ведь ещё не совсем мертв!
   - О, нет, конечно нет! - воскликнул Маттис.
   - Как ты думаешь, однако, - спросил польщённый его словами Оливер, - могу я всё-таки на кого-нибудь рассчитывать?
   - Ты шутишь, Оливер. У тебя такие же шансы, как у меня.
   Маттис был, видимо, доволен оборотом, который принимал этот разговор. Они старались говорить друг другу приятные вещи, хотя и соблюдали при этом некоторую сдержанность в обращении.
   - Как это несчастье случилось с тобой? - спросил Маттис. - Ты свалился на палубу?
   - Я? - воскликнул обиженно Оливер. - Я слишком много бывал в плавании, поэтому упасть во время качки не мог.
   - А я думал, что ты свалился во время качки.
   - Нет. Но на судно хлынула огромная волна.
   - Должно быть, она была велика, если уж так расправилась с тобой? - заметил Маттис.
   - О, да, чертовски велика! - хвастливо отвечал Оливер. - Она сорвала весь груз на палубе и, бросила мне прямо в руки бочку с ворванью. Она подняла бочку на воздух, и та полетела на меня, словно пушечное ядро.
   - Волна подняла на воздух бочку? - повторил Маттис. - Ты кричал?
   - Зачем бы я стал кричать? Разве это могло мне помочь?
   Маттис с улыбкой покачал головой.
   - Да, да, ты остаёшься верен себе, - сказал он.
   Маттис чувствовал большое облегчение. С Оливером можно было иметь дело! Он был такой обходительный человек. Он лишился половины туловища, лишился всего, и всё-таки посадите его в коляску, прикройте ноги кожаным фартуком - и ничего не будет заметно! Он остаётся Наполеоном.
   Оливер и его мать снова зажили хорошо на некоторое время. Он ловил рыбу, так что им хватало и для себя, и для своей кошки. На деньги же, вырученные за кольцо, они купили керосин и муку. Но теперь опять ему нечего было продавать. Ведь не мог же он продать трубу с крыши своего дома?
   Мать его всё больше и больше тревожилась. Так не может идти дальше! Она несколько раз намекала сыну, что ему надо предпринять что-нибудь! Она даже решилась выказать некоторое неудовольствие. У них уже ничего не было в доме!
   - Ты бы мог хот заняться плетением, - сказала она ему. - Разве ты не можешь попробовать?
   Но Оливер ничего не мог делать. Он ничему не учился, никогда даже не старался чему-нибудь научиться! Когда надо было учиться, он отправился в море.
   - Мне очень нужна мутовка [*], - говорила мать. - Ты можешь сделать её мне, если постараешься.
  
   [*] - Мутовка - палочка с разветвлениями на конце (обрезанными сучками) или со спиралью для взбалтывания ли взбивания чего-нибудь.
  
   Оливер, однако, счёл это за неуместную шутку со стороны матери и возразил ей:
   - Не должен ли я, пожалуй, ещё вязать рукавицы?
   Но он всё-таки задумался. Да, что-нибудь должно быть сделано! Несомненно, надо что-нибудь предпринять!
   Под заклад дома ничего уже нельзя было получить. Всё было уже давно заложено адвокату Фредериксену. Пристройка ещё не была заложена, но когда Оливер, тотчас по возвращении, обратился к Фредериксену насчёт нового займа, то получил отказ. Пристройка? Но ведь она составляет принадлежность дома.
   - А новая черепичная крыша? - спросил Оливер.
   - Тоже, - ответил Фредериксен.
   А когда Оливер намекнул, что он мог бы занять в другом месте деньги под эту пристройку, то адвокат пригрозил ему, что подаст на него к взысканию, и дом будет немедленно продан с аукциона.
   Они долго спорили, и, наконец, адвокат с удивлением спросил его:
   - Неужели у тебя, в самом деле, ничего нет?
   - У меня? - воскликнул Оливер и гордо выпрямился.
   Да, адвокат подумал это! А так как он считал, это только эта пристройка и новая черепичная крыша могли служить обеспечением долга Оливера, то и предложил ему подписать заявление, что все сделанные в доме улучшения тоже относятся к залогу. Согласен ли Оливер, как порядочный человек, подписать такое заявление?
   И Оливер, недавно вернувшийся домой из плавания, привыкший во время своего пребывания в морских гаванях к простоте отношений и добродушный от природы, подписал то, что требовал от него адвокат.
   Он простился с Фредериксеном самым дружеским образом. Да, это было тогда! Потом он часто жалел о сделанной им глупости, но ничего уже нельзя было изменить. А разве он не мог бы без дальнейших околичностей сам продать дом, выплатить свой долг адвокату и отделаться от него? Хватило ли бы на это вырученных за дом денег? Вернее, он сам остался бы тогда без крова.
   И Оливер продолжал раздумывать о своём трудном положении.
   Мать, возвращаясь из города, часто многое рассказывала ему. Она больше встречала людей, чем он, и слышала больше на улице и у колодца. Она всё передавала ему, всякие сплетни, рассказы, ложь и правду. Иногда, впрочем, она забывала, что слышала, но порой её случайные сообщения приносили пользу Оливеру. Она рассказала ему про Адольфа, сына кузнеца Карлсена.
   Адольф был молодой парень. Он нанялся матросом и собирался теперь идти в море.
   - На какое же судно он нанялся? - спросил Оливер.
   - На барку Гейберга. Говорили, что он хочет заказать для себя матросский сундучок.
   Спустя минуту Оливер кивнул головой матери и сказал:
   - Ведь он мог бы купить мой сундук.
   - Как? И его ты хочешь продать? - вздохнула мать.
   - А на что он мне теперь? - отвечал он. - Сколько раз я ездил с ним и туда, и сюда. А теперь он стоит тут неподвижно на одном месте! Скажи же Адольфу, пусть он купит мой сундук. Я не могу его больше видеть!
   Оливер был убеждён, что Адольф охотно возьмёт его сундук. Ведь этот сундук совершил столько морских путешествий! Это был хороший, испытанный корабельный сундук. Он был товарищем Оливера, верным другом, и Оливер скучал по нём, как по живом существе. Но теперь пусть он отправляется! Счастливый путь!
   Во время его последнего путешествия из Италии домой этот сундук был для него настоящей обузой. Оливер стал калекой, не мог носить его, как прежде, и на железной дороге ему пришлось за него платить. Не надо его больше!
   И всё же Оливер не мог отнестись равнодушно к разлуке со своим сундуком, когда мать привела к нему Адольфа. Всё-таки, это был славный сундук, старый морской товарищ!
   - Вот, посмотри на него! - сказал Оливер Адольфу. - Ведь он никогда не обращал внимания ни на важных капитанов, ни на маклеров, ни на консулов, а стоял себе на месте, как всегда, и только силой можно было его сдвинуть.
   Отставной матрос мог, конечно, многое порассказать юноше о той жизни, которая ждала его. О, это вольная, здоровая жизнь, но всё-таки не всё в ней можно похвалить! Безбожие, разгул и дурное поведение - всё это, несомненно, было. Многое испытал Оливер во время своих отпусков на берег в иностранных городах и гаванях. Ну что! Ему везло! Во всех городах он находил себе возлюбленных, хвастался Оливер. Но не каждое дело обходилось без спора и драк. Впрочем надо было только умеючи схватить за шиворот соперника и вышвырнуть его за окно, в сточную канаву. Ведь не всегда же Оливер был калекой и вынужден был только смирнёхонько сидеть на стуле!
   Оливер начинал философствовать. Его матросская болтовня была ни лучше, ни хуже болтовни других матросов. Она была полна таких же пустых избитых слов. Правда и неизбежная ложь, хвастовство, высокопарные угрозы и смирение - всё тут можно было найти. Он распространялся насчёт искушений, подстерегающих юношу, примешивал к своей речи английские слова и предостерегал его от пьянства.
   - Ты думаешь, может быть, что моё несчастье произошло от кутежей, от разгульной жизни? О, нет! Я всегда был таким же трезвым, как ты. О, Господи! Случилось это среди бурного моря. А разве я в чём-нибудь провинился тогда? Смотри же, никогда не напивайся, как некоторые другие, иначе Господь Бог накажет тебя за это и ты уже не сможешь ничего изменить. А если другие увидят, что у тебя есть с собой деньги, и ты будешь вытаскивать из кармана английские фунты, то за тобой будут следовать, как чайки за плотвой, потому до отплытия сделай себе в жилете внутренний карман и прячь туда деньги.
   - А разве тебя был такой карман? - спросила мать.
   - Был ли у меня? - возразил Оливер и тотчас же расстегнул свой жилет. Но кармана в нём не оказалось. - Должно быть, он в другом платье, в том, которое я надевал, когда съезжал на берег.
   - В каком? - спросила мать.
   Но он сделал вид, что не слышит вопроса, и продолжал:
   - Как бы то ни было, но Адольф должен извлечь пользу из моих советов. Да, ты, Адольф, должен запомнить это! Ты должен помнить Бога, когда будешь ночью стоять на вахте или на руле. И ещё вот что: ты должен научиться английскому языку. С ним ты можешь объехать весь свет и везде тебя поймут. Тебя поймут и в кабаке, куда ты зайдёшь, чтоб выпить кружку пива, и в церкви, и в консульстве... Ну, а теперь бери мой сундучок и постарайся с ним вместе пробиться вперёд в жизни. Он ведь ни к чему иному и не привык!
   - О каком это платье ты говорил? - снова спросила мать. - Разве у тебя есть какое-нибудь другое платье, кроме того, которое на тебе?
   - Есть ли у меня? - возразил Оливер. - Я привёз его из Италии. Что ты только болтаешь?
   Но мать чувствовала себя храброй в присутствии третьего лица, поэтому она улыбнулась немного насмешливо на слова сына. Чулан-то был уже совершенно пуст у них, запасов не оставалось!
   Опять нечего было продавать! Матросский сундук был последней вещью, которую Оливер мог продать, и больше ничего не осталось, за что он мог бы получить деньги и купить на них новое платье и соломенную шляпу. Дни проходили за днями и однажды он высказал мысль, что можно было бы продать лодку.
   - Лодку! - вскрикнула мать.
   Он сказал, что ошибся в словах. В сущности, никакой лодки у него нет для продажи. Это не лодка, а просто старый ящик, который он засмолил, чтобы он держался на воде. Он купил его за ничтожную сумму.
   - Я должна сама попробовать и выехать на ней в море, - пригрозила ему мать. - Ведь ты больше так сидишь?
   Но Оливер с самым равнодушным видом и пренебрежением к словам матери взял свой костыль и заковылял на улицу.
   Прекрасная погода! Он потянул воздух и почувствовал запах моря. На улицу опустилась стая голубей, ребятишки весело прыгали через верёвку. И Оливер когда-то так же точно прыгал!
   Он стал переходить от одной лавки к другой. "Ого! К нам пришёл гость!" - ласково встречали его и выносили ему стул. Он должен был рассказать всё по порядку, как случилось с ним несчастье. Не первый раз рассказывал он это другим и мало-помалу научился говорить складно, украшая свой рассказ всё больше и больше, и делая разные интересные добавления. Он рассказывал о госпитале, в котором лежал, о своей болезни. Тут уже никто из его товарищей, вернувшихся с пароходом "Фиа", не мог контролировать его рассказов и опровергать их.
   - Одна из больничных сиделок хотела даже выйти за меня замуж, - говорил он.

Другие авторы
  • Павлова Каролина Карловна
  • Шаврова Елена Михайловна
  • Мякотин Венедикт Александрович
  • Давыдова Мария Августовна
  • Сухово-Кобылин Александр Васильевич
  • Аноним
  • Верн Жюль
  • Певцов Михаил Васильевич
  • Рубрук Гийом
  • Толстой Илья Львович
  • Другие произведения
  • Ершов Петр Павлович - Конек-Горбунок
  • Дорошевич Влас Михайлович - И. П. Киселевский
  • Гайдар Аркадий Петрович - Мост
  • Еврипид - Гераклиды
  • Амфитеатров Александр Валентинович - А. И. Рейтблат. Фельетонист в роли мемуариста
  • Кутузов Михаил Илларионович - Донесение М. И. Кутузова Александру I о сражении при Бородине
  • Некрасов Николай Алексеевич - Краткая история грузинской церкви П. Иосселиани
  • Лондон Джек - Мятеж на "Эльсиноре"
  • Карамзин Николай Михайлович - М. П. Алексеев. Английские переводы произведений Карамзина и его современников
  • Аверкиев Дмитрий Васильевич - Значение Островского в нашей литературе
  • Категория: Книги | Добавил: Ash (09.11.2012)
    Просмотров: 778 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа