оевой ревком: Чеусов, Шегабутдинов, братья
Щукины, Вуйчич, Букин, кто-то еще. Обсуждали разное: про силы крепости, силы
штаба, надежна ли крепость как боевая точка, хватит ли оружия...
Только за полночь - шумно ввалились пьяные Петров с Караваевым, а сзади
них целая толпа:
- Тут что, все обсуждаете? А дело не делаете. А враги все на свободе...
Эх вы!
В приотворенную дверь один за другим протискивались спутники - скоро
комнатушку забили битком. Под окно подступила гудящая густая толпа, сквозь
решетку слышала-слушала она эту брань, сочувственно волновалась, подбадривала
выкриками пьяных вожаков.
Держит речь Караваев. Взвизгивает нервным, срывающимся голосом,
взмахивает кулаками в такт своей буйной речи.
- Болтуны... подлецы, хвастунишки! Мы три месяца готовили с Петровым
восстанье, а вы что? Только все болтовней занимаетесь, дела вам нет никакого. А
тут - три месяца! По конюшням да за казармами, как воры, прятались... Особый
слежку за нами... Помощи нет никакой... А тут шпиёны кругом... Ладно вот Букин
да Вуйчич поддержали, в караульном помогли... А то бы ни пикни, сунуться некуда.
Теперь-то уж что, теперь растрясли второй и двадцать пятый, оба с нами, и в
двадцать шестой послали делегацию. Настал момент, и надо действовать, а не
болтать тут словами, - только и дела вам, что языки чесать! Братва в Узун-Агаче,
Каекелене, Талгаре, да и везде - с нами, готова... Везде свои поставлены ребята,
и никакая сволочь теперь не уйдет. Только не выпустить надо, не дремать, а сразу
захватить особотдел и послать, куда они нас всех посылали - красноармейцев,
проливавших два года свою кровь... "Кумурушка"* сбежал на луну, так надо скорей
захватить остальных, чтоб и они не сбежали. Нужно быстро действовать, а то будет
поздно...
_______________
* Предтрибунала И. С. Кондурушкин, объезжавший в то время
область по служебным делам.
Взволнованно Караваеву в ответ зарокотала сочувствием красноармейская
толпа:
- Чего там... Правильно... Делать надо, не ждать...
Эти выкрики сразу накалили атмосферу, заострили положенье.
- А что смотрите, - кто-то крикнул вдруг из толпы, - средь вас шпион!
Что его тут держать, дайте сюда, на луну мы пустим...
Никто не называл фамилии, но поняли разом, о ком тут речь. Толпа
вздрогнула, словно рванул ее электрический ток. Момент - и все будет
кончено.
Петров скакнул, как зверь. Шегабутдинова в широченную спину прямо с
размаху ахнул прикладом. Тот только крякнул, вмиг обернулся:
- Что ты?
Еще бы миг, один только миг молчания и новый один удар - остервенело
кинулась бы дрожавшая толпа, прикончила жертву.
Но крикнул Чеусов:
- Ты что, Петров, брось - брось... Шегабутдинов - свой, он работает
вместе с нами.
Петров смущенно потупился, тихо отошел, и в тот же миг толпа обмякла,
словно пружина, только что утерявшая силу...
- Ты, брат, того - не обижайся, я так...
Шегабутдинов ни слова ему, только от боли поводил спиной да кривил
багровыми сухими губами. Петров разорвал неловкое молчание, неистово, зычно
заговорил:
- Что Караваев, то и я: все правда... Давно мы начали все готовить. И
сколько намучились - только знаем про это сами... Да... Оно тово... А главное -
торопиться надо... Скорей надо дело делать!
И опять ворвался-заговорил Караваев:
- Нам поручили с Петровым обрезать провода... А как поехали, на разъезд
штабной попали. Они задерживать, а мы им пропуск... Отпустили... Ничего... Мы в
Кучугур к старику одному, там и самогонки хапнули... - Караваев лукаво
улыбнулся, ухмыльнулись, облизнулись стоявшие кругом.
- Правда, - продолжал он, - перерезали, теперь "им" не с кем говорить по
телефону. Надо скорей только, не выпустить чтобы из них ни одного...
И Караваев шмыгнул по всем сторонам хитрым взглядом, ожидая
сочувственных слов.
- Караваев правду говорит, - глухо прогудел Букин, - надо торопиться,
потому - красноармейцы бунтуют...
- Идти требуют, - вставил за ним и корявый Вуйчич. - Дальше, говорят,
терпеть не можем, требуем, чтобы на штаб вели немедленно...
Чеусов важно провел рукой под пышными усами, выцедил самодовольно:
- Что ж, можно. Боевой совет готов.
Шегабутдинов все время молчал. После удара прикладом он понял, что
каждое лишнее слово может тут испортить всю его "карьеру" и что верить ему так,
как верят Караваеву и Петрову, - никто не поверит. Но момент был исключительный,
- все ставилось на карту: крепостники согласны и готовы выступать... Они
решили... Что дальше - когда разгромлен будет штаб? Скорее, скорей им
поперек!
- Товарищи! - обратился Шегабутдинов... - Вы постановили выступать на
штаб, а я вам вот что советую...
- Чего еще там? - заворчали из толпы.
- Я советую, - продолжал он, - лучше сначала договориться, - не сразу
идти, а договориться, потому что они там - все же законная власть...
- Мы сами власть, - прозвенел злой выкрик, - какая там еще законная
нашлась...
- Это, значит, война, опять война пошла, - настаивал Шегабутдинов. -
Потому что вы на штаб, а они из особого и трибунала всю силу выпустят на вас: у
них же пулеметы, вы сами знаете...
Угроза подействовала. Чеусов первый заколебался:
- Я тоже думаю... я тоже думаю, товарищи, чтобы... поговорить
сперва.
- Конечно, попытать, - поддержал его Василий Щукин.
Поддержало еще несколько голосов. Стали обсуждать, как и когда наладить
в штадив делегацию. Но раньше того - звонили по телефону. Петров и Караваев
зловеще молчали, не принимали участия в обсужденье. Переглянулись-перемигнулись
с Вуйчичем и Букиным, вышли во двор. Дело с делегацией без них вовсе
расклеилось, и скоро присутствующие, один за другим, тоже ушли; остались только
Чеусов, Щукин Василий да Шегабутдинов... Был третий час ночи... Устало
повалились на полу и только стали задремывать, как снова распахнулись двери,
шумно ввалилась ватага.
- Теперь новый боевой совет, - ни к кому не обращаясь, громко сообщил
Петров. А потом, повернувшись к Чеусову: - Вот красноармейцы избрали нас заново:
я - председатель, потом Чернов, Букин...
- А мы как же? - изумился Чеусов. - Нас же на общем собранье
выбирали...
- Не... И командующим меня назначили, - не слушая его, продолжал Петров,
- а Букин вот в помощники, Чернов - комиссаром. Некогда тянуть, а сейчас же надо
дело делать...
- Товарищи, - обратился к ним Шегабутдинов, - можете мне верить, можете
нет, но я тоже думаю, что всю крепость надо снова собрать, чтобы боесовет
новый... А теперь, Петров, действительно ты должен заняться войсками, в совете
мы и сами справимся.
Петров не протестовал. У него, видимо, была какая-то новая мысль.
- Ну, ладно. Только первым делом - приказ, что я командующий, - вдруг
заявил он присмиревшему боеревкому.
- Ясное дело, - подтвердил Шегабутдинов.
- Второе - штаб мне сейчас же...
- Это же вместе будем делать, - ответил Шегабутдинов.
- Штаб подожду, а приказ сейчас же...
Приказ скоро смастерили. Вот он:
ПРИКАЗ ? 3*
Врем. Военно-революционного Боевого Совета
Семиреченской области.
1920 г. 13 июня, 5 ч. утра
?1
Тов. П е т р о в назначается командующим войсками Семиреченской
области. Его помощником тов. Б у к и н. Первому приступить к своим прямым
обязанностям, об исполнении донести.
?2
Тов. Ч е р н о в назначается политическим военным комиссаром при
командующем войсками Семиреченской области, которому предлагается приступить к
своим прямым обязанностям, об исполнении донести.
Председатель Вр. В.-Р. Б. Совета Семиреченской обл. Ч е у с о в.
Тов. председателя Б. Ш е г а б у т д и н о в.
Члены: Ш к у т и н, К а р а в а е в, П р а с о л о в, В у й ч и ч.
Комендант крепости Щ у к и н.
_______________
* Приказ ? 2 не сохранился, и неизвестно, когда и по какому
поводу он был составлен.
Петров и Караваев, а за ним и остальные собрались уходить.
- Надо бы их всех сюда, - сказал Вуйчич.
- Кого?
- А из штаба дивизии. Пусть прикажут-скажут, что они собрались делать. -
И Вуйчич криво улыбнулся, видно было, что думал он вовсе не то, что говорил. Но
мысль его всем понравилась. Затрезвонили по телефону в штадив. Требовали, чтобы
я и другие немедленно явились в крепость.
- Не придут, сволочь, боятся, - крякнул Караваев.
- Придут, проси лучше, - усмешливо ему ответил Чеусов.
Мы всю ночь на ногах в штадиве. По проводу говорили с Ташкентом,
сообщали свежие новости. За ночь два раза прибегал из крепости Агидуллин и
взволнованно рассказывал сначала, как Шегабутдинова чуть не прикончили, потом -
как собиралась крепость выступать. Наши дозорные через каждые полчаса приходили
с разных концов к штабу и докладывали, где рыщут пьяные разъезды крепостников,
где кого они примяли, где произвели дебош, самочинный обыск... Мы были в курсе
происходящего.
Потом звонок из крепости:
- Начдиву немедленно явиться в крепость.
Это было в три. Мы подумали-подумали - воспретили ему идти:
- Подождем до утра, пока не ходи.
Утром снова звонят:
- Явиться! Крепость требует!
- Я еду, - заявил Белов. - Павлушку беру Береснева и еду, а то еще
подумают, подлецы, что боюсь их.
Это было уже иное время, иное положенье: шесть утра.
Ночью, в три, к пьяным идти куда было опасней.
Теперь, под утро, был слабей хмельной угар.
С Беловым поехали Бочаров, Кравчук, Пацынко. Мы их перед отъездом
напутствовали советами.
- Павел, - приказывал дорогой Бересневу Белов. - Ты в крепости, тово,
лишку не болтай. Сил наших настоящих не называй, а если спросят - раз в тридцать
больше ври...
- Ладно. Знаю сам.
Ехали дальше молча.
Подъехали к крепости.
У ворот, окруженный шумной братвой, встречает Караваев.
- Слезай с коней, давай оружие, - обратился он к приехавшим.
- Караваев, ты это брось, - сказал ему серьезно начдив. - Дело не в
наших четырех револьверах, а мы ведь все-таки по приглашению... как делегаты, -
так с делегатами нельзя.
- А это я для вас же, товарищ начдив, - с ухмылкой пояснил Караваев. -
Вас же оберегаю. Массы, знаете ли, настроены очень скверно, могут, знаете ли,
крикнуть: бей! То есть вас-то, дескать, бить... А вы... вгорячах и прицелиться,
пожалуй, можете...
Толпа мятежников окружила приехавших тесным кольцом. Некуда деться. Да и
бесполезно открывать огонь - зачем? Ребята молча сняли револьверы, отдали.
Толпа облипала, ширилась по кругу, росла. Караваев деланно громким
голосом, - так, чтобы слышали все, - спросил занозливо Белова:
- А что, товарищ Белов, разве это белая банда, как вы называли, а?
Посмотрите-ка...
И Караваев рукой обвел неопределенно вокруг, словно хотел сказать:
"Эва, какие владенья-то у меня!"
Белов молчал. Тогда Караваев резче, громче:
- Так разве это похоже на белую банду, а?
Тихо и строго Белов ему ответил:
- Не знаю, брат, не знаю, - сразу не определишь. - А потом добавил еще
строже: - Ну, веди-ка нас в боесовет, там, верно, ждут - зачем звали.
Караваев от этого спокойного и строгого тона Панфилыча сразу потерялся,
не знал, что дальше сказать, а когда увидел, что Белов уверенно, твердо пошел
вперед средь раздвинувшейся притихшей толпы, только кинул ему вслед что-то
неудачное и скороходью сам заторопился, догнал, повел к боесовету.
В комнате боесовета народу сбилось до отказа. Тут все члены совета в
сборе. Они знали, что из крепости с минуты на минуту должны приехать делегаты, и
нетерпеливо их поджидали. Посредине стола торжествующе восседал сам Чеусов. Как
только Белов появился в дверях вместе с товарищами - Чеусов к нему:
- Ну, вот, мы вас и ждали. Это вы являетесь хозяином дивизии?
- Я не хозяин, а начальник дивизии.
- Это одно и то же, - чуть сдрейфил Чеусов.
- Ну, - сказал Панфилов, - зачем вы нас позвали?
Кругом с оттянутыми шеями стояли красноармейцы. Они серьезно,
сосредоточенно вслушивались в то, что говорили кругом. Иные пересмехались:
- Отта да... Отта самые что ни на есть... Одни главари попались...
- Мы вас хотим допросить, - заявил Чеусов. - Например, мы вам посылали
делегатов в штаб, от вас тоже были... И мирное положение вполне было
достигнуто... Мы вас уверяли, что хотим избежать кровопролития. Хорошо. Так вот
почему же после этого всего вы от штаба в разные стороны выставляли посты, а на
крепость направили свои пулеметы?
- Это ложь, - твердо ссек его Белов. - Никаких пулеметов на крепость мы
не выставляли. Ложь. А что касается постов в разные стороны - так посты были и
от вас: такое создалось положение, нам надо было охранять свой штаб...
- Угу... Так... хорошо, - расправил Чеусов мягкие, пышные усы.
Он сидел, важно развалившись на стуле, и, видимо, с большим наслажденьем
смаковал свою новую, неожиданную роль. Он себя в те минуты, верно, почитал не
простым допытчиком, а верховным судией: так много самоуверенной важности было у
него во всей его фигуре, в позе, во взгляде, в небрежно произносимых словах.
- Хорошо-с... Так... А почему это, - продолжал он, - почему это вы
грузили несколько дней назад брички оружием и почему же это вы направили их не
куда-нибудь, а именно к озеру Балхашу?
- Киргизов вооружать! - крикнул кто-то от стены.
- Что такое, что за дичь, за вранье, - спокойно спросил Панфилов, -
откуда вы все это взяли?
- Сам видел.
- Что сам видел?
- Как нагружали... да... да...
- Ну, уж это, брат, - и Панфилов развел руками. - Я заявляю, - вдруг
повысил он голос, - заявляю, что никакого оружия за последнее время я не грузил
и не отправлял на Балхаш. Это... это выдумка...
Вдруг Караваев стукнул по столу:
- А, что там слушать. Они вам брехают, а вы тут развесьте уши... Идти
сейчас же и всех из штаба привести сюда...
- Стой, стой, Караваев, - остановил его Чеусов, - стой, не горячись.
На Караваева действовал окрик, он примолкал.
- Караваев, погоди, а вы, - обратился он к Белову, - вы мне еще на один
вопросик ответьте: сколько же это у вас пулеметов в особом и в трибунале?
- Да я-то откуда знаю, они мне не подчинены. У них спрашивайте, при чем
тут штаб...
- Да что их слушать, - снова кто-то выкрикнул из толпы, - одно все
вранье. В работу их взять...
- Я предлагаю, - рявкнул октавой Букин, - предлагаю все разговоры
кончить, а Белова и пришедших с ним посадить в отдельную камеру...
Он грузно поднялся из-за стола, подошел к Панфилычу, взял его за плечо и
сказал:
- Ну-ка, идем в кабинет, посидишь, а мы тут сами доделаем.
Белов резко отдернул руку Букина, запальчиво крикнул:
- Это что такое? Не сметь трогать! Знаете, что если вы нас и арестуете,
если расстреляете даже - революция от этого не пропадет, не погибнет... Но вам
тогда несдобровать... И дело без крови не обойдется: команды особотдела,
трибунала и штадива - они даром вам в руки не дадутся... Так и знайте: будет
бой, будет кровь! А вы сами присылали делегацию, заявляли, что против
кровопролитья.
Все притихли и слушали со вниманием его страстную, обозленную речь.
- Я другое предлагаю, - продолжал Белов, - я предлагаю идти нам вместе к
проводу и поговорить с Ташкентом, вызвать командующего; и если он разрешит
обезоружить команды - так тому и быть... Тогда без крови. А так - идите,
попробуйте... Как "они" цукнут!
Речь произвела впечатление. За Беловым тотчас Береснев:
- Ребята, говорю это я - Павел Береснев. Я Белова знаю давно. Это
человек хороший. Он не врет. И что он говорит, то дело. Его надо слушать...
д...да...
Встал, выпалил, примолк, сел, голову положил на широкие ладонищи.
Тут же случился Мерлин, председатель уревкома.
- Товарищи, вот видите мои худые сапоги? - и он приподнял сапог с
отвалившейся подошвой. - Клянусь вам, что не надо никаких насилий. Прошу верить
мне, как давно работающему в Семиречье... Миром, миром, товарищи...
Мерлин лопотал что-то ненужное, бессвязное, но уже настроение общее
давно переменилось, - от прежнего задора не было следа. Сошлись на том, что
вместе с Беловым поедут в штадив представители боесовета и лично будут
участвовать в разговорах военсовета с центром.
Выбрали Чеусова, Караваева.
А чтобы с ними ничего не случилось, в крепости оставили заложниками
Бочарова и Кравчука. Пацынко уехал с Беловым, с ними Чеусов, а Караваев, взяв
человек тридцать конных, догнал их в пути.
И когда подъезжали к штадиву, Караваев и Чеусов, - боясь, что откроют
огонь, Белова направили вперед, а сами за ним, зорко озираясь, робко пробрались
во двор.
Подступили к проводу. Подошли к ним и мы, остававшиеся в штадиве.
Вызвали ревсовет фронта.
Рано утром этого же дня, то есть 13-го, городская партийная организация
собралась около комитета. На руках у комитетчиков было распоряжение обкома
явиться к военному совету. Но они и думать про то не думали - развернули знамена
и прямым сообщением наладили в крепость. Там их встретили как желанных друзей,
торжественно, с музыкой. Партийные представители, по приглашению боесовета, уже
работали в нем заодно с мятежниками. Крепость чувствовала себя в некотором
смысле "революционной". И в самом деле как это выходило революционно!
Тут тебе и коммунисты как будто заодно, тут тебе можно и "долой
коммунистов" кричать, и уничтожать агентов по продразверстке, и требовать
разоруженья особотдела и трибунала, свергать все власти военные и гражданские,
провозглашать свою мятежную, крепостную власть, - это вот так коммунисты, с
такими и дело любо вести!
Потому так торжественно крепость и встретила городскую организацию.
- Свои, - решили там безошибочно.
Были даже при встрече торжественные речи, - обменивались взаимно
любезностями. С приветствием от партии досталась "великая честь" выступать
Кирпо.
Произошел даже вежливый обмен официальными документами. Крепость
писала:
УГОРКОМУ ПАРТИИ
Временный Военно-революционный Совет предлагает партии влить в состав
Врем. В.-Р. С. четырех членов партии.
За предс. Врем. В.-Р. С., член Ф. ШКУТИН.
Члены: К р и з е н к о, П р а с о л о в, К а р а в а е в.
Последовал ответ:
Городской комитет партии выдвигает во Временный Военно-революционный
Совет товарищей: Меньшова, Демченко, Кирпо, Дублицкого.
(С л е д у е т д е в я т ь п о д п и с е й.)
Словом, соблюли все необходимые "формальности". Один из
командированных партией, Дублицкий, настолько усердно, рьяно взялся за работу,
что уже вскоре сидел в боесовете над столом, за картой, вместе с мятежниками и
разрабатывал план налета на особотдел. Правда, это был всего-навсего юноша лет
девятнадцати. Потом, на суде, он сознался в ошибках своих и прегрешениях, но все
же вреда натворил немало, - и не только в этом деле, он участвовал и в других,
столь же зазорных и пакостных. Одним словом, крепость чувствовала себя в
"контакте" с городскими "коммунистами" и начинала даже на них покрикивать. Так,
например, тому самому почтенному собранию, что заседало в Доме свободы, крепость
послала довольно отчетливое... извещение.
ИЗВЕЩЕНИЕ
Вр. Военно-революционный Совет Семиреченской области считает долгом
оповестить объединенное заседание всех организаций, состоявшееся в Доме свободы,
что ему в полном составе предлагается явиться в крепость не позже восьми часов
утра для разрешения наболевших вопросов среди тт. красноармейцев. В случае
неявки Советом будут приниматься меры, как к неподчиняющимся Советской власти,
во главе которой стоит Вр. Революционный боевой Совет Семиреченской области.
6 часов утра 13 июня 1920 г., крепость.
Председатель Вр. Военно-революционного боевого
Совета Семиреченской области (п о д п и с ь).
Тов. председателя (п о д п и с ь).
Секретарь (п о д п и с ь).
"Партийцы" верненские все переносили молча, крепостная узда им
приходилась в самый раз. Недаром председатель угоркома телеграфировал в Ташкент
краевому комитету партии, что все спокойно, помощь не нужна.
В самом деле, какая и зачем им требовалась бы помощь? Они во всей этой
суматохе чувствовали себя как рыба в воде.
Теперь в крепости во время поскудного допроса Белова Чеусовым - они,
представители партии, и не подумали возвысить свой голос против самой
недопустимости подобного допроса, они сидели и сочувственно ухмылялись вместе с
мятежниками над каждым ответом нашим.
Только Мерлин неловко вмешался со своими "дырявыми сапогами", да и то
как-то слезно, просительно, по-христиански.
Заложников - Кравчука и Бочарова - скоро посадили в тюрьму. Разнузданная
шпана вела в заключенье партийных товарищей, а "представители партии" стояли в
сторонке и ухмылялись, единого слова не вымолвили в пользу заключенных. Ничего
себе, - недурны "партийцы"!
На прямой провод вместе с Чеусовым и Караваевым их пожаловало трое:
Демченко, Меньков, Дублицкий. Ташкент отвечал.
Еще значительно раньше, тотчас после вчерашнего совещания в штабе
Киргизской бригады, мы сообщили центру все наши решения по двенадцати пунктам. И
предупредили: решить-то решили, но сами этим решеньям не верим ни на грош, так
как делегация крепостная и сама крепость в целом мыслят вовсе не одинаково и
плюнуть на любую свою делегацию для крепости - пара пустяков.
Теперь, явившись в штадив, прежде чем говорить по проводу, мы устроили с
мятежниками заседанье и на нем предполагали выработать "общее мнение", которое
уж и сообщим центру. В ряду множества других подобных заседаний оно ничем не
выделялось, и молотили мятежники на нем все ту же и такую же околесицу, как на
всех прочих. Кой до чего "договорились". Подошли к проводу. Не все разговоры по
проводу сохранились полностью. Иные - только в обрывках*. И, видимо, перед тем
как всем нам подойти для переговоров, кто-то из наших товарищей имел с Ташкентом
следующий разговор:
- Подзовите к аппарату Новицкого, немедленно нужен!
_______________
* И потом слова зачастую спутаны или искажены в них целые
выражения.
- Здесь у аппарата Новицкий, член Турцика - Ибрагимов и председатель
Турцика - Бисеров, остальных членов пока нет...
- У аппарата секретарь уполномоченного... Положение слишком критическое.
Самозваным боесоветом выставляется ультимативное требование о сдаче военной
власти командующему, выставленному ими... Собираются арестовать ответственных
работников... Бунтарями выставлены посты по всем направлениям выезда из
Верного... Положение очень тяжелое. Достали спирт в достаточном количестве, и
можно ожидать печальных последствий... Скажите: ожидать ли нам здесь ареста или
заранее выбраться в горы?
Мы никого не уполномачивали на такой разговор, тем более ставить этот
нелепый вопрос: "ждать ареста или бежать в горы".
Откуда Ташкент мог это знать? Нам самим лучше было видно, до какого
момента следует сидеть на месте и когда полезно бежать. Но такая была горячка,
что к проводу тогда подходили почти все и завязывали самые невероятные,
безответственные разговоры. Мы этого сначала вовсе не знали. Узнали только
тогда, когда пожаловались телеграфисты:
- Заездили, товарищи: все говорят...
- Как все? - удивляемся мы.
- А так: идет, идет, повернется - и давай.
Впрочем, бывало и так, что какой-нубудь любопытствующий задавал разные
вопросы из Ташкента!
- Что нового, как дела?
И тут ему отвечал тот, кто случится у аппарата. Всего разом не
предусмотришь.
Разговор этот о "побеге в горы" на этом не закончился. Сохранились и еще
обрывки:
- Здесь у аппарата член реввоенсовета - Куйбышев и Ибрагимов,
председатель Турцика - Бисеров, председатель Совета комиссаров - Любимов, а
товарищ Фрунзе сейчас подойдет...
- Настаивайте на кандидатуре Белова в командующие войсками, - советовал
Ташкенту некто из Верного, - отвечайте на последний вопрос (то есть о побеге в
горы).
- По аппарату сейчас получите ответ. Новицкий.
- Хорошо. Ждем.
- Подошедшие к аппарату читают ваши сообщения. Новицкий.
- Хорошо, давайте ответ...
- Пока не прочтут - ответить не можем... Вы пригласили много лиц,
которые все должны ознакомиться с разговором.
В это время, по-видимому, заседанье наше окончилось, говоривший по
проводу это знал и заторопился:
- Заседанье кончилось... Если не можете сказать, то мы уходим...
Из Ташкента тоже торопливо:
- Сейчас к аппарату подошел Фрунзе, сейчас начнем давать ответ...
Но уж было, видимо, поздно: говоривший из Верного на ходу диктует:
- Задержите... Подходят к аппарату Фурманов и Белов. За их спиной стоят
повстанцы. Учтите это в разговоре, и потому ответа пока не нужно.
- Поняли и все учтем, - скрепил Ташкент.
Затем мы подошли к аппарату и запросили Ташкент:
- Скажите, кто у аппарата, и всех перечислите.
Оттуда ответили:
- Сначала вы перечислите - кто это требует.
- У аппарата Фурманов, Белов, Позднышев, начособотдела Масарский,
предобревкома Пацынко и члены так называемого реввоенсовета, организованного в
крепости, Чеусов, Шегабутдинов, затем еще оскомпродив Мамелюк и некоторые
ответственные работники. Говорю я, Фурманов. В ряде заседаний... выяснилось
следующее: самый жгучий вопрос для восставшей массы - это вопрос о разоружении
ОО и РВТ с передачей всего оружия крепости. На только что закончившемся
объединенном заседании военсовета и реввоенсовета было принято условно два
предложения.
[Первое.] Оставить в той и другой организации (т. е. в ОО и РВТ) по
пятнадцати человек, а остальные части команд [употребить] на укомплектование
комендантской команды штадива со всем оружием, кроме пулеметов, передаваемых
непременно в крепость, тем более что пулемет ОО уже не имеет замка, похищенного
перебежавшим в крепость пулеметчиком.
[Второе.] Если масса не примет этого предложения и потребует полного
разоружения команд и передачи всего оружия в крепость, - создавшаяся обстановка
вынудит нас со всем согласиться и посылать на работу в ОО и РВТ караулы из
караульного батальона. Военсовет и реввоенсовет будут настойчиво защищать первое
требование, но в крайнем случае будут вынуждены согласиться и на второе.
Следующим крупным вопросом стоит организация власти - как военной, так и
гражданской. В данное время у нас двоевластие, которое та и другая сторона
желают окончить, но методы рекомендуют разные. Одно дело - соглашение
организаций военсовета и реввоенсовета, и другое дело - наше общее соглашение с
массой.
Мы, организации, договорились на следующем: реввоенсовет влить в
обревком и военсовет. Караульный и батальон двадцать седьмого полка развести по
своим местам, оставив в крепости [лишь] необходимую охрану. Обо всем широко
оповестить население. Если это предложение не будет принято массой, то остается
существовать во главе всей военной и гражданской власти реввоенсовет самочинный.
Разница между самочинной и государственной организациями разъяснена как
делегатам, там будет разъяснена и массам. Делегаты предупреждены о том, что в
случае уничтожения государственной власти центр будет действовать броневиками из
Ташкента и сибирскими армиями, стоящими под Лепсинском и состоящими из рабочих и
крестьян, не привыкших свергать [свои же] государственные организации. Ждем от
вас ответа на два вопроса: первый - о разоружении ОО и РВТ, второй - об
организации власти. Фурманов и остальные. Скажите, кто у аппарата. Желательно
присутствие начособотдела и предреввоентрибунала.
- У аппарата командующий фронтом Фрунзе, члены реввоенсовета - Куйбышев,
председатель Турцика Бисеров и председатель ОО фронта. Говорит командующий. Из
представленного реввоенсовету фронта материала [ясно], что местными органами
власти как военной, так и гражданской были допущены некоторые ошибки. В
частности, как это видно из заявления гарнизона, это относится к пребыванию в
Верном перебежчиков-офицеров, затем деятельности ОО. Указанные ошибки уже учтены
фронтом, и дано распоряжение о переброске офицеров-перебежчиков в Ташкент для
дальнейшего направления в Россию; что же касается ОО, то из Ташкента уже больше
недели направлен новый начальник ОО - Соколовский. Постольку, поскольку
заявления гарнизона касаются различных мероприятий, - должно установить
подобного рода недочеты и с ними считаться. Поскольку же вопрос ставится о
создании новых органов власти по усмотрению отдельных частей, реввоенсовет
[фронта] считает это абсолютно недопустимым. [В качестве] практических
мероприятий, как долженствующих улучшить работу местных органов, так и положение
частей, должны быть сделаны, в частности: Первое. Еще раз подтверждается
переотправка перебежчиков-офицеров в Ташкент. Второе. Относительно вооружения
населения подтверждается приказ фронта, согласно которому должны быть
организованы части всеобуча, которые будут нести местную охрану, являясь в то же
время резервом полевых частей, а неорганизованного вооружения населения, кому
попало и как попало, быть не должно. Третье. Организация Советской власти на
местах является очередной задачей туркестанской Советской власти, и этому
вопросу посвящены все ближайшие съезды как на местах, так и в центре, в
результате которых мы надеемся создать правильный аппарат рабоче-крестьянской
власти в Туркестане. Четвертое. Все заявления, касающиеся улучшения работы
местных органов власти, должны быть проведены немедленно. Пятое. Помощь
лепсинскому населению, разоренному войной, считается первой задачей Советской
власти, и этому вопросу должно быть уделено особое внимание, согласно нашим
прежним приказам. Что касается ОО и РВТ, то реввоенсовет фронта согласен с
военсоветом только в том случае, если оставшиеся части будут влиты в
комендантскую команду штадива, с сохранением оружия. Вопрос об органах власти
может быть разрешен только на основе сделанных уже нами указаний и должен быть
санкционирован центральной властью. Новый орган должен состоять из лиц, знакомых
фронту, и в этом случае разрешается военсовету наметить кандидатов из лиц,
пользующихся доверием гарнизона, и представить их также на утверждение
реввоенсовета фронта. То же самое относится и к обревкому. И в том и в другом
случае сохраняется порядок издания приказов и несения ответственности перед всей
рабоче-крестьянской массой республики. Вся оперативная работа и все приказы
остаются за начдивом, так же как и приказы обревкома - за нынешним
председателем. Реввоенсовет усматривает определенную работу лиц, обрадовавшихся
возможности нанести удар Советской России и затруднить ее положение в борьбе с
польской шляхтой, и требует разъяснить [это] красноармейцам. Я уверен, что чутье
рабочего и крестьянина подскажет каждому из них необходимость немедленной
ликвидации всего происшедшего на основе данных разъяснений. В частности,
подтверждаю мой боевой приказ о переброске некоторых частей в Фергану, где в
борьбе с разбойничьим басмачеством изнывают рабочие и крестьяне, ожидая братской
помощи из Семиречья. Еще раз подтверждаю необходимость восстановления порядка,
причем - в случае исполнения приказа и приступления к работе - не будет никакого
преследования, если же приказ не будет выполнен и среди частей найдутся люди,
которые способны нанести в спину Советской России удар, то никаких разговоров с
ними, как палачами России, не будет. Рабочие России и войска фронта, как
представители их, заставят считаться с ней. В ближайшее время я, как командующий
фронтом и сам сын Семиречья, выеду в Верный. Реввоенсовет фронта ожидает
немедленного ответа на поставленные им требования. Комфронта Фрунзе, член
реввоенсовета Куйбышев.
- Говорит Фурманов в присутствии представителей военсовета и крепостного
ревсовета. Все переданное вами будет принято к немедленному исполнению. Сейчас
вопросы разберем на объединенном заседании военных и гражданских работников,
потом объявим всем красноармейцам, находящимся в крепости; о результатах
известим вас. По нашему мнению, один из членов реввоенсовета [фронта] должен
быть поблизости от аппарата, чтобы самые срочные ответы не замедлялись.
- Дежурство будет, причем можно говорить с товарищем Новицким, как нашим
заместителем. Передаю для сведения только что полученное радио из Москвы о
взятии нашими войсками Киева и решительном повороте борьбы в нашу сторону,
причем озверелая польская шляхта разрушила большую часть города, заводы,
электрические станции и даже собор Киево-Печерской лавры. Известно ли вам,
далее, что в Персии вспыхнула коммунистическая революция, образовалось в Реште
революционное правительство, англичане и купечество покидают [город]. Это
обстоятельство особенно должно обратить наше внимание на афгано-персидскую
границу. Здравый смысл и чувство [чести] 3-й дивизии подскажут ей место в рядах
славной рабоче-крестьянской армии...
Был, вероятно, и еще какой-то разговор, но здесь лента порвана. Мы после
этих переговоров тут же, в штадиве, устроили с крепостниками летучее совещание,
обсудили все, что сказал нам Ташкент, и постановили идти в крепость, созвать там
общее собрание и из нас одному выступить с обширным докладом как по поводу
вчерашнего заседания в штабе Киргизской бригады, так и для разъяснения этого
только что из центра полученного распоряжения.
Выбор пал на меня. Дружески напутствовали, заряжали ребята бодростью,
энергией, - так провожали, словно чувствовали, как обернется все дело. Пошел еще
в крепость Мамелюк, пошел Пацынко; Чеусов и другие с ним уехали раньше; мы -
обождав, посовещавшись, выработали линию поведения.
Шегабутдинов остался в штадиве, с Чеусовым в крепость не возвратился и
вообще до конца мятежа туда больше не показывался, ни на минуту не оставляя
военный совет.
За эти полтора-два часа, что остались нам до поездки на крепостное
собрание, мы связались и поговорили с Пишпеком. Ни с каким другим центром по
области связи установить мы не могли, - не знали, на кого положиться.
Единственным был - Пишпек. Заведующему там пунктом особотдела Окорову,
верному, надежному парню, дали телеграмму:
Военная. Вне всякой очереди. Восточный.
Восставший батальон двадцать седьмого полка, соединившись с другими
гарнизонными частями, захватил крепость и пытается провозгласить себя высшей
властью. К нам на помощь из Ташкента идет тридцать восьмой броневой отряд и
фронтовая рота на грузовиках. Как только они прибудут в Пишпек, дайте мне знать
немедленно шифром, а их пока, впредь до особого распоряжения, остановите в
Пишпеке. Мандатом на действия вам будет служить эта телеграмма. Примите меры к
предупреждению у вас чего-либо подобного. Известите Зиновьева и ряд ближайших
работников. ? 900.
Уполномоченный РВС Туркфронта Ф у р м а н о в.
Окотов сразу забил тревогу, созвал ответственных работников и прежде
всего, ввиду чрезвычайной секретности заседания, дал всем подписать смертную
бумагу. Вот она:
ЯВОЧНЫЙ ЛИСТ
Мы, нижеподписавшиеся, присутствовавшие на совершенно секретном
заседании 13 июня 1920 г. в 8 ч. вечера, созванном зав. пунктом Особого отдела,
сим обязуемся хранить в строжайшей тайне все, что говорится, и все даваемые
поручения. За нарушение тайны обрекаем себя на расстрел.
|
1. Окотов, 2. Борзунов, 3. Шаповалова, 4.
(неразборчиво), 5. Жиманов, 6. (неразборчиво), 7.
Айдарбеков, 8. В. Сопов, 9. Булавин, 10.
Кара-Мурза, 11. Кондурушкин, 12. (неразборчиво),
13. (неразборчиво), 14. Судорчин, 15.
(неразборчиво), 16. Зиновьев. |
И тут же избрали орган действия - секретный штаб, о чем составили
протокол.
ПРОТОКОЛ ? 1
Общего собрания активных работников Пишпекской организации
РКП под председательством Окотова. 13 июня 1920 г.
После доклада Окотова о причинах созыва работников приступлено к
избранию секретного штаба, с правом начальнику штаба единоличного разрешения
всяких вопросов. В помощь начальнику штаба необходимо избрать помощника и
адъютанта.
После прений избраны: Начальник штаба тов. О к о т о в. Помощник
начальника К а р а-М у р з а. Адъютант Г о л у б ь.
Заседали поздним вечером, к ночи.
Выработали приказ - наутро его расклеили по городу.
Приводим здесь целиком этот памятный документ:
ПРИКАЗ ? 1
14 июня 1920 года
Сим объявляется, что с настоящего момента город Пишпек объявляется на
осадном положении.
Вся власть в городе передается в руки штаба в составе нач. штаба тов.
Окотова, его помощника Кара-Мурза и адъютанта тов. Голубя. Все распоряжения из
области не подлежат исполнению без ведома штаба.
Воспрещаются всякие собрания, митинги, вечера и увеселения впредь до
распоряжения.
На все время осадного положения воспрещается колокольный звон и
церковные службы.
Выезд из города без пропуска штаба воспрещается под страхом расстрела на
месте.
Товарищ Шаповалов назначается командующим всеми вооруженными силами
Пишпекского, Нарынского и Пржевальского уездов; все его распоряжения
действительны только за подписями начальника штаба или его помощника.
Начальником уездно-городской милиции назначается тов. Снигирев.
Начальником гарнизона назначается тов. Жевакин.
Всякая подача и приемка телеграмм без разрешения штаба воспрещается.
Все военные силы города Пишпека и уездов: Пишпекского, Токмакского,
Нарынского, Пржевальского - переходят в полное подчинение штаба г. Пишпека.
Все нарушения караульной службы, нарушение дисциплины, неподчинение
штабу или неисполнение одного из пунктов настоящего приказа будут караться
немедленно расстрелом.
Все коммунисты и советские работники остаются на своих местах и
исполняют беспрекословно распоряжения штаба.
Вплоть до отмены осадного положения Ревком переходит в распоряжение
штаба и исполняет только его указания. - Подлинный подписал начальник штаба П.
О к о т о в, помощник К а р а-М у р з а, адъютант Н. Г о л у б ь.
Мы связались с Пишпеком, - уж не помню, что разузнали, о чем
предупреждали, - за спиной боевого совета вели свою работу. То же самое делал,
впрочем, и сам боесовет.
Одно дело - его официальные переговоры с нами и всякие заседания, а
другое дело - та работа, которую они, боесоветчики, тоже там, у себя, не
обрывали ни на миг. Особенно неспокойно держался сам крепостной "главком"
Петров, - ему были решительно нипочем какие бы то ни было заседания и совещания,
он их не признавал, плевал на все постановления, сам на заседаниях не был;
вместе с Караваевым, Букиным и Вуйчичем не уходил из гущи бунтовщиков и вершил,
непрестанно какое-то свое, цельное дело.
Прежде всего он определил, каким частям быть в крепости, как
переформировываться, развертываться, пополняться.
Выяснял всякие возможности - свои и наши, выискивал командиров, ставил
их на должности - словом, был действительно душой организующейся крепости.
Народу сюда понабежало всякого и отовсюду: беженцы лепсинские и копальские;
выпущенные или скрывшиеся из-под замков особотдела и трибунала; крепкие
хозяйчики близких и отдаленных сел, деревень, наехавшие то с жалобами на
"бесчинство властей советских", то за оружием, то попросту поживиться в суматохе
или же навестить своих родных-знакомых. Были тут и перебежчики из разных команд,
- комендантской, штадива, особовской, трибунальской, были выпущенные из
арестного дома, пострадавшие вообще от советских карательных органов, шныряли
инвалиды, - словом, такой подобрался материалец, который от первой искры,
подобно бочке с порохом, взорвется. С таким материалом тонкая нужна
осторожность: чуть оступился - и может быть вмиг конец.
Вся эта гневная масса зловеще волновалась, из памяти выхватывала разные
воспоминанья про "разбои советчиков" (и тут продразверстка!), раскаляла
атмосферу недовольства, грозила каждый миг прорвать плотину терпенья, вырваться
бурным, буйным потоком на волю.
Петров, Караваев, Букин, Вуйчич, Чернов образовали группу так называемых
"активистов", - они нисколько не хотели с кем-либо переговаривать и
объединяться, они все хотели делать только сами.
Хотели, но... не решались. Им не хватало какого-то одного только
винтика, пустив который в оборот, они совсем, совсем по-новому заставили бы
работать крепостную машину. Они выражали явное недовольство тем, что боесовет
якшается со штадивом и чего-то еще церемонится, но этим недовольством да
проклятьями только и ограничивались: большинство боесовета не всегда было с
ними: Невротовы, Фоменки, Прасоловы и иные. Эти, видимо, все надежды свои
возлагали и все действия свои откладывали до прихода 26-го полка. Вот где был
корень дела.
Пока что - промышляли приказами.
Приказ ? 3 был о назначении командующего. Этот приказ издал военсовет. А
теперь "командующий" издал за ? 4 свой приказ, не считая, видимо, нужным
заводить особую нумерацию.
Вот содержание документа.
ПРИКАЗ ? 4
По войскам Семиреченской области
13 июня 1920 г.
?1
Предлагаю всем командирам полков, командирам рот и начальникам команд
самочинных выступлений не проводить, о чем и сообщить своим частям. В случае
неисполнения сего будут преданы суду.
?2
Начальником штаба войск назначается тов. П. Б о р о з д и н.
?3
Секретарем штаба войск назначается тов. К р у г л о в.
?4
Предлагаю командирам полков немедленно привести свои части в боевой
порядок.
Подлинный подписали:
Комвойск П е т р о в.
Военком Ч е р н о в.
С подлинным верно: нач. штаба Б о р о з д и н.
Видите - тут уж приказывается полки привести в боевой порядок. Это
значит только одно: "активисты" готовились к действию. Сохранился еще за этот же
день характернейший документ, который выдал Петров одному молодцу уж совсем не
по "боевому порядку", а по делам... продовольственным. Его содержание.
МАНДАТ
Дан сей красноармейцу Савелию И с а е н к о, командируемому с
командой в числе 50 человек для преследования и арестования комиссии,
отправленной по селениям Верненского уезда до с. Зайцевского для производства
всевозможной реквизиции, что подписью и приложением печати удостоверяется.
Комвойск Семиреченской области П е т р о в.
Военком Ч е р н о в.
Верно: начальник штаба П. Б о р о з д и н.
Так широко было поле деятельности "командующего": и организация сил
для наступления, и борьба... с продразверсткой!
В то же время Чеусов, председатель боесовета, спешно устанавливал и
завязывал вновь и укреплял уж наладившиеся связи с селами, деревнями.
Сохранилась, например, весьма показательная переписка боесовета с Алексеевским
ревкомом. Крепость еще 12-го писала:
Секретно. Экстренно, неофиц.
Алексеввскому сел. Ревкому.
Вр. областной военно-революционный Боевой совет сообщает вам для
сведения, что в городе тишина и спокойствие. Как идут дела у вас, сообщите
скорее нарочным и не забывайте, товарищи, что вам нужно быть наготове, по
первому нашему извещению стать как один, всем под ружье.
(П о д п и с ь).
На это давала ответ Алексеевская волостная военная комиссия. Ответ,
писанный корявой рукой, таков:
Алексеевской волостной военной комиссии Верненского уезда
13 июня 1920 г.
? 131
Сел. Алексеево
Председателю Военно-Революционного Совета Семиреченской области.
На ваше отношение от 12 июня 1920 г. с просьбой не выдавать оружия без
ведома вашего и отобрания оружия от таранчей, которое они отобрали у крестьян,
сообщаю вам, что оружие отобрал я путем мирных переговоров: винтовок 5 и
централок 9, патронов 375 и две ручных гранаты. Сам председатель Карасукского
волостного ревкома Юсупов и с ним 2 человека его прихвостников ночью бежали - по
слухам, на город Верный и увезли 5 револьверов, 2 трехлинейки и винтовки.
Настроение как таранчей, так и русских очень хорошее, везде тишина и порядок,
просим сообщить, какие у вас новости. Мы пока не боимся; организация наша
хороша. Если вам нужно, то просите помощь. Мы дадим резервов, остальное вам все
пояснит товарищ Лехтин.
Алексеевской Военной волостной Комиссии
(п о д п и с ь).
Крепость набиралась сил. Устанавливала связи. Организовывалась.
Готовилась в "боевой порядок". Силы росли у ней не по часам, а по минутам. А
наши растаяли вовсе. Осталась горстка - по существу беспомощная. Единственным
достоинством этой горстки было то, что она не растерялась, не пала духом,
работала дружно и, не зная устали, понимала верно психологию разбушевавшейся
толпы и в соответствии со всем этим - лавировала. И только. Этого "только"
оказалось довольно.
Пришел час - надо было снаряжаться в крепость. Пожали нам крепко руки на
прощанье, пожелали успеха друзья, - мы ушли. Всю дорогу обсуждали с Мамелюком -
как держаться, что говорить. И еще условились, что вслед за моим общим докладом
он выступит по хозяйственным вопросам дивизии, по продовольственному, а кроме
того, коснется и вчерашнего совещанья в Доме свободы.
Напрасно уговаривались мы с Филиппом Иванычем, - обстоятельства прежде
времени расшибли весь уговор.
При входе в крепость встретили нас члены боесовета. Тщательно осмотрели.
Оружия при нас не было, - умышленно с собой не взяли, знали, что отымут все
равно. Вошли. И тут же настояли, чтоб посреди крепости немедленно созывали
митинг. Крепость быстро пришла в движенье. Скоро знали все, что решено собранье;
опрометью неслись к центру крепости, торопясь занять места ближе к телеге,
откуда будут речи.
Вот она, многотысячная вооруженная толпа, - сбилась, гудит, ревмя-ревет,
словно стадо голодных зверей. Тут "недовольных"... сто процентов! У каждого свой
зуб против Советской власти: кто за то, что от дома против воли на фронт
отлучают, кто за разверстку, кто отомстить трибуналу охотится или особому, кого
не обули вовремя, кому помешали хапнуть, кому сам строй не люб новый, - словом,
всяк сверлит свое.
Ну-ка, сунься в этакое пекло!
Собрались вожаки, обступили телегу. Влез Букин, зычно объявил:
- Собранье открывается. Сегодня будем здесь обсуждать вопросы, про
которые говорит Ташкент... командующий там и члены ревсовета... Слово даем
председателю военного совета дивизии...
Он назвал мою фамилию. Поднялся я, встал в рост, окинул взором
взволнованную рябь голов, проскочил по ближним лицам - чужие они, злые,
зловещие...
Как ее взять в
