знь эта очень кстати избавляла ее отъ разныхъ домашнихъ сценъ, которыя иначе неизбежно послѣдовала бы по горячимъ слѣдамъ извѣстнаго произшеств³я. Подъ теплымъ одѣяломъ, ни кѣмъ небезпокоимая, Marie могла свободно давать волю разнымъ думамъ, соображен³ямъ и дѣвическимъ мечтан³ямъ. Самолюб³е начинало напѣвать ей, что въ сценѣ, произшедшей между Пустовцевымъ и Софьинымъ, она была лицо немаловажное, что ей даже позавидовать можно, потому что произшеств³я такого рода бываютъ лишь изъ-за такихъ, которыя стоятъ далеко выше прочихъ смертныхъ, что въ Петербургѣ, какъ проговорилась однажды Соломонида Егоровна, почти всяк³й день случаются так³я истор³и, нисколько впрочемъ не роняющ³я репутац³й прекраснаго пола, а напротивъ дающ³я счастливицамъ громкое назван³е львицъ. Мало-по-малу Marie начала считать себя героиней какого-то романа. Разсужден³я и тайныя внушен³я Пустовцева и тутъ дѣлали свое дѣло: стоило только прибѣгнуть къ памяти, чтобъ найти ловк³е софизмы, которыми Пустовцевъ умѣлъ убаюкивать крикливый голосъ совѣсти и оправдывать всякую неосторожность своей жертвы, увлекая ее къ чему-то болѣе страшному. Дерзк³я выходки его противъ человѣка, ничѣмъ его не оскорбившаго, уступали въ воображен³и Marie бойкой рѣшимости и отвагѣ его, которыя всегда имѣютъ особенную прелесть въ глазахъ молодежи. Зоркая наблюдательность Софьина часъ отъ часу становилась противною самолюб³ю Marie, и подъ конецъ своей импровизированной болѣзни, она сама уже готова была мстить докучливому аргусу злой насмѣшкой и кровавымъ упрекомъ. Она находила въ отвагѣ своего поклонника рѣшительное доказательство глубокой привязанности къ себѣ, и съ нетерпѣн³емъ ожидала позволен³я выйти изъ своего лазарета, чтобы приступить къ развязкѣ произшеств³я, такъ взволновавшаго ея умъ юный и заставившаго сильнѣе биться неопытное сердце. Одно безпокоило Marie,- это гнѣвъ отца и недовольство его Пустовцевымъ на первыхъ порахъ. Она ни могла не слышать нарекан³й и угрозъ, которыми Онисимъ Сергеичъ щедро осыпалъ этого губернскаго льва; она не безъ трепета взглядывала на отца, когда онъ, суровый и задумчивый, входилъ въ ея комнату, и ежеминутно ожидала разсказа о какой либо болѣе или менѣе непр³ятной встрѣчѣ с ъПустовцевымъ. Хоть ей и хорошо была извѣстна нерѣшительность отца и любовь его къ ней: но все таки она опасалась его мгновенныхъ вспышекъ, отъ которыхъ значительно могла пострадать желаемая развязка героически начатаго ею романа.
Что касается до Соломониды Е³оровны, то она была слишкомъ .... какъ бы это сказать ... тупа что ли, чтобъ понять толкомъ что нибудь въ этомъ дѣлѣ. Сначала оно ошеломяло ее, но потомъ она попробовала пригнать это произшеств³е къ своей любимой аристократической мѣркѣ, и вышло хорошо. Соломонида Егоровна даже рада была тому, что теперь будетъ говорить о ней весь городъ, и что ея Marie можетъ сдѣлаться предметомъ зависти такихъ-то. Вообще, эта барыня готова была шлепнуться въ грязь всемъ корпусомъ, лишь бы заставить говорить о себѣ публику. Она даже удвоила вниман³е къ Marie и стала питать къ ней что-то въ родѣ уважен³я; крѣпко хотѣлось ей на первыхъ порахъ упрекнуть дочь свою въ какой-то неосторожности: но поразмысливъ на досугѣ, она никакъ не могла дать себѣ отчета, въ чемъ состояла эта неосторожность, и поступила ли бы она сама иначе, еслибь паче чаян³я въ стары годы приключилась и съ ней такая же притча. Такъ дѣло и осталось. Соломонида Егоровна благоразумно рѣшила ждать развязки, предоставивъ себѣ удовольств³е отпустить на этотъ случай нѣсколько подготовленныхъ и давно уже мучившихъ ее высокопарныхъ сентенц³й.
Сказать по правдѣ, такъ и Онисимъ-то Сергеевичъ порядочный колпакъ. Мы слышали разговоръ его съ Софьинымъ - это странное сочетан³е истиннаго родительскаго чувства съ непостижимой и непростительной безпечностью; были свидѣтелями горячаго, но не совсѣмъ благоразумнаго заступничества его за Софьина предъ посѣтителями Клуба: но на томъ вѣдь все и кончилось. Онисимъ Сергеичъ, пойманный въ расплохъ такимъ неожиданнымъ событ³емъ, напалъ на одну мысль - помѣшать дуэли, которая могла повредить репутац³и Marie, не подумавъ о томъ нисколько, что "злые языки страшнѣе пистолета", и что имя его дочери все-таки будетъ гулять въ толпѣ, изорванное сплетнями, клеветой и насмѣшкой. Онъ безошибочно разсчиталъ на благородство и твердость нравственныхъ правилъ Софьина: но и тутъ опять не поразмыслилъ о той великой жертвѣ, какую заставляетъ приносить человѣка, живущаго въ обществѣ и неизбѣжно подчиненнаго его драконовымъ законамъ. Достигнувъ желаемаго, хоть и съ ущербомъ чести и спокойств³я неосторожно-снисходителы³аго человѣка, Онисимъ Сергеичъ успокоился, а перебранка съ клубскими почти убѣдила его въ томъ, что главное съ его стороны уже сдѣлано, что осталось ужь пустое - разбить враждебныя Софьину мнѣн³я, засѣвш³я по угламъ гостиныхъ и въ тиши кабинетовъ. Но одному только Небѣдѣ не могла быть понятною ошибка такого взгляда.... Разтративъ весь запасъ энерг³и, Небѣда пустился кстати и некстати декламировать аполог³и Софьину, и не видя возражен³й и горячихъ репликъ, самъ началъ помаленьку ослаблять сильныя мѣста своихъ аполог³й, думая этимъ окончательно преклонить противниковъ на сторону своего protegée, и кончилъ тѣмъ, что и самъ сдѣлался смѣшнымъ и Софьина съ ногъ до головы облѣпилъ грязью. Въ первые дни, встрѣчаясь съ Пустовцевымъ, Небѣда отворачивался отъ него и даже не хотѣлъ приподнимать шляпы на его вѣжливый поклонъ,- и опять попалъ въ смѣшную ошибку, показавъ себя разобиженнымъ ребенкомъ. Не далѣе однакожь, какъ черезъ недѣлю, на четвергѣ у Трухтубаровыхъ, Небѣда, по нарочитому старан³ю хозянна, усѣлся съ Пустовцевымъ въ страстно-любимый имъ ералашъ, и къ концу игры весело уже разговаривалъ съ своимъ недругомъ; ибо Пустовцевъ, всегда ловк³й и находчивый, умѣлъ и въ этотъ разъ поддѣлаться къ Небѣдѣ, то открывая ходъ съ той карты, которая рѣшительно наклоняла игру въ пользу Онисима Сергеевича, то дѣлая намѣренныя ошибки, отъ которыхъ Небѣда приходилъ въ восторгъ и увѣрялъ всѣхъ и каждаго, что онъ не узнаетъ Валер³ана Ильича, и что теперь онъ - Небѣда просто непобѣдимъ. Послѣ ужина, когда Онисимъ Сергеевичъ, подъ вл³ян³емъ любимаго имъ лафита, началъ говорить о Софьинѣ, разчетливый Пустовцевъ изъявилъ сожалѣн³е о произшедшемъ между ними такъ кстати, обвинилъ себя, по видимому, такъ искренно, что Небѣда крѣпко пожалъ ему руку и просилъ забыть все, и даже, если можно, помириться съ Софьинымъ. Всѣ видѣвш³е и слышавш³е это въ одинъ голосъ назвали Небѣду простофилей, а Пустовцева умнымъ и ловкимъ человѣкомъ.
Въ семействѣ своемъ Онисимъ Сергеичъ тоже сбился, какъ говоритъ Созонтъ Евстафьевичь Тошный, "съ пантелыку". Первый день онъ бродилъ по комнатамъ, будто потерянный, сердито поглядывалъ на всѣхъ, отбивая тѣмъ у всякаго охоту заводить съ нимъ разговоръ, и угрюмо принималъ предупредительныя услуги Соломониды Егоровны, которая, и безъ умысла, разсыпалась передъ нимъ мелкимъ бѣсомъ. Нѣсколько разъ подходилъ онъ къ постели, на которой лежала Marie; физ³оном³я его выражала при этомъ что-то рѣшительное: но больная боязненно взглядывала на отца, и мгновенно изчезало съ лица его грозное выражен³е; взявъ руку любимой дочери, онъ наклонялся къ ней и спрашивалъ тихимъ и мягкимъ голосомъ: "ну что, лучше ли тебѣ, Маша?" Отъ радости не зналъ старикъ что и дѣлать, когда Marie вышла въ первый разъ послѣ болѣзни въ гостиную. Сказать по правдѣ, и хороша же она была! Спальный чепчикъ такъ мило шелъ къ этому немножко поблѣднѣвшему личику; бѣлый подроманъ, стянутый пунцовымъ кушакомъ, такъ обольстительно драпировалъ свободными складками ея чудесную фигурку; уютненькая ножка, шаловливо высвободившись изъ просторной туфли, такъ живописно рисовалась на голубомъ фонѣ мягкаго ковра, что и не отцовское сердце растаяло бы, какъ ледъ среди лѣта. За тожь и Онисимъ Сергеичъ былъ самъ не свой: онъ садился возлѣ дочери, обнималъ ее и цаловалъ такъ нѣжно, что Marie не могла удержаться отъ слезъ. Самъ старикъ однажды чуть не расплакался, и въ какомъ-то опьянен³и задушевнаго восторга почти прокричалъ: "выздоравливай, Маша, право, выздоравливай! Пиръ задамъ! Всѣхъ приглашу, кого только пожелаешь! Знать не хочу никого и ничего!"
Одна лишь Елена вѣрнѣй всѣхъ понимала сущность этого дѣла: видѣла и ошибки отца, и заблужден³е матери и опасное увлечен³е сестры. Попробовала было она какъ-то разъ заикнуться объ этомъ: но ее уняли, замѣтивъ, что это не ея дѣло; а маменька прибавила еще, что въ ней дѣйствуетъ зависть и что сердце у ней каменное... Нѣтъ ничего хуже положен³я старшей сестры, считающей себѣ пятъ или шесть единицъ свыше двухъ десятковъ лѣтъ, когда она видитъ, что младшая сестра, которую не такъ давно она ставила въ уголъ, уже поднялась на ноги и сдѣлалась предметомъ ухаживанья отборной молодежи и особеннаго вниман³я самихъ родителей! Ой, mesdames, не будьте слишкомъ взыскательны! Не то и съ вами тоже станется, что съ Разборчивой Невѣстой дѣдушки Крылова!...
Но угадайте, кто въ семействѣ Небѣды явился открытымъ и опаснымъ противникомъ Софьина?.. Жорженька. Вы улыбаетесь, читатель, что я ставлю порядочнаго и солиднаго человѣка на одну доску съ мальчишкой, не заслуживающимъ вашего вниман³я: но позвольте,- и крѣпкое дерево точитъ презрѣнный червь, и камень-самородъ долбитъ ничтожная капля. Такъ и тутъ. Припомните только отношен³я Жорженьки къ папенькѣ и маменькѣ, и обратно, - тогда вы непремѣнно согласитесь, что онъ не совсѣмъ такой ничтожный противникъ, какимъ представляется съ перваго раза. Marie онъ терпѣть на могъ, равно какъ и она не любила Жоржа, насмѣшливо прозвавъ его "надеждою семейства": но слово дуэль было ему знакомо со всѣми подробностями. Не ребяческой головѣ было обсудить поступокъ Софьина, когда и сѣдыя головы преклонялись предъ кумиромъ общевѣковаго предразсудка. Жорженька понялъ только, что дуэлъ не состоялась, а не состоялась потому, что Софьинъ струсилъ. Въ этомъ убѣжден³и Жорженька, искусно подстрекаемый Пустовцевымъ, открыто и съ ожесточен³емъ пошелъ противъ Софьина, дѣйствуя сначала на маменьку, а потомъ и на папеньку.
- Ахъ, Онисимъ, говорила иногда Соломонида Егоровна, что это за благородныя побужден³я у нашего Жоржа!
- Отожь, бест³я! подтверждалъ Онисимъ Сергеевичъ; въ военную его, въ военную! Тамъ такихъ любятъ.
Надо знать, что Жорженька былъ на самой короткой ногѣ съ Пустовцевымъ, и съ наслажден³емъ вдыхалъ въ себя зараженную атмосферу его житья-бытья. Пустовцеву надобенъ былъ повѣренный, курьеръ между нимъ и Marie, и Жорженька какъ нельзя лучше исполнялъ обѣ эти должности. Крайне недовольна была этимъ Marie, потому что, повѣривъ тайну свою мальчишкѣ, она отдавала себя въ его руки,- и Жорженька пользовался этимъ превосходно. Услуживая Пустовцеву изъ привязанности, онъ никогда не отказывался и отъ того, чтобъ угодить Marie: но за то же, при первой вспышкѣ ея за какую нибудь дерзость, онъ давалъ ей понятъ, что можетъ повредить ей много, пересказавъ только отцу и матери о томъ, что ему извѣстно,- и Marie поневолѣ должна была пасовать передъ своимъ милымъ братцемъ. Впрочемъ въ этомъ отношен³и она дѣйствовала гораздо осмотрительнѣй своего поклонника, и ниразу не сдѣлала ему никакого поручен³я по части романической; за то Пуетовцевъ нисколько не стѣснялъ себя передъ Жоржемъ, и снабжая его разными бездѣлками, а иногда и деньгами для секретныхъ расходовъ, требовалъ отъ него всяк³й день подробнаго отчета въ томъ, что дѣлала Marie дома, кто у нихъ былъ и что тамъ говорилось. Жорженька переносилъ отъ Пустовцева къ сестрѣ своей книги съ потаенными замѣтками, вѣсти о томъ, гдѣ она будетъ и гдѣ надѣется его встрѣтить и разнаго рода сюрпризы, состоявш³е по большой части въ такихъ вещахъ, которыя имѣли видъ обыкновеннаго вниман³я, и которыя она весьма свободно показывала своимъ родителямъ, не находящимъ въ этомъ ничего особеннаго. При всемъ томъ цѣлей Пустовцева Жорженька не зналъ и не понималъ; разъ потому, что объ этомъ и рѣчи никогда не было, а съ другой стороны онъ уже не одинъ урокъ выслушалъ отъ Пустовцева о брачныхъ связяхъ, всегда безстыдно имъ осмѣиваемыхъ. Ознакомленный пр³ятелемъ своимъ съ презрѣннымъ волокитствомъ и съ презрѣннѣйшимъ Чикарскимъ, и сдѣлавшись Казановой въ мин³атюрѣ, Жоржъ и въ настоящемъ поведен³и Пустовцева видѣлъ не болѣе, какъ нѣсколько облагороженное и болѣе трудное волокитство, и усердно помогалъ ему въ этомъ, тайно радуясь унижен³ю и посрамлен³ю гордой и ненавистной ему сестры.
Бѣдный, бѣдный Софьинъ! Кому ты принесъ великую жертву благороднаго, но тяжкаго самоотвержен³я!....
Прошелъ и мѣсяцъ, и два мѣсяца, а Софьина все ни было видно. Онъ даже бросилъ и служебныя занят³я, извинясь какою-то болѣзн³ю, за пятьдесятъ цѣлковыхъ удачно выдуманною знакомымъ ему врачемъ. Только нѣкоторые видѣли его гуляющимъ въ ясныя ночи: но никому не удалось сказать ему ни полслова, потому что Софьинъ всегда выбиралъ для своихъ прогулокъ менѣе людныя улицы и всячески остерегался встрѣчи съ знакомыми. Такая игра въ жмурки наскучила наконецъ достойнымъ обывателямъ города В., и они единогласно рѣшили, что Софьинымъ заниматься не стоитъ, и потомъ положили обратиться къ другимъ, болѣе животрепещущимъ, новостямъ и сплетнямъ.
Разъ только удалось какъ-то Небѣдѣ почти силой ворваться къ Софьину: но на первомъ же шагу черезъ порогъ, поперхнувшись отъ сигарочнаго дыма, который тучею ходилъ по комнатамъ, Онисимъ Сергеевичъ едва могъ откашляться, и тѣмъ совершенно испортилъ подготовленную рѣчь, въ которой, по его мнѣн³ю, заключался убѣдительный нагоняй Софьину за его отшельничество. Въ слѣдств³е сего Небѣда ограничился лишь тѣмъ, что сталъ жаловаться на колотье въ боку и бранить Никиту, что онъ форточекъ не отворяетъ; а холодный и черезчуръ серьезный видъ Софьина отбилъ у Онисима Сергеича и послѣднюю охоту пускаться въ откровенную рѣчь. Попенявъ Софьину сквозь зубы за то, что онъ забылъ ихъ, Небѣда проворно ушелъ отъ него, и дорогою долго бормоталъ что-то себѣ подъ носъ, сильно размахивая на ходу руками.
Между тѣмъ вдругъ, къ общему изумлен³ю всѣхъ обывателей города В., пронеслась вѣсть, что Софьинъ оставляетъ службу, а чрезъ нѣсколько времени послѣдовало и подтвержден³е тому въ Высочайшихъ приказахъ. Въ одну, какъ говорится, прекрасную ночь за тѣмъ сосѣди Софьина видѣди, какъ тронулись со двора два тяжело нагруженныхъ экипажа, а на другой день въ квартирѣ Софьина толпились барышники, покупавш³е разныя вещи съ вольнаго аукц³она, состоявшаго подъ непосредственнымъ завѣдыван³емъ грамотѣя-Никяты
Благочестивые и усердные посѣтители Кладбищенской церкви, въ первую же затѣмъ субботу, увидѣли въ храмѣ Бож³емъ множество новой утвари, и подлѣ каплицы Надежды Софьиной мертвецки пьянаго сторожа, который съ горькими слезами разсказывалъ всѣмъ, какъ его высокоблагород³е баринъ изволили прощаться съ супружницей, и какъ они изволили наказывать ему беречь каплицу и не напиваться допьяна. "То-ись, другаго такого барина не осталось - ей-богу! Бывало и палкой побьетъ изъ своихъ ручекъ, и больно побьетъ, коли что въ неисправности, али тамъ зашибешь крючекъ лишн³й, да ужь за то и ублаготворитъ тебя во всемъ, eй-богу. "
И еще нѣсколько дней поговорилъ городъ о Софьинѣ, потомъ замолкъ, и имя его изрѣдка вспоминалось лишь въ томъ семействѣ, которое, благосклонные мои читатели, одно вамъ осталось для описан³я и разсказа.
При семъ честь имѣю доложить въ историческомъ слогѣ, что Софьинъ выѣхалъ туда, гдѣ проживалъ его сирота-малютка. Пожелаемъ же, чтобъ чувство родительское и ангельск³я ласки ребенка успокоили и излечили растерзанное сердце и озлобленную душу Софьина...
Еще задолго до отъѣзда Софьина, Небѣды стали жить, что называется, открытымъ домамъ. Это случилось по настоян³ю Соломониды Егоровны, и больше, по желан³ю Marie, которой съ нѣкотораго времени Онисимъ Сергеичъ не отказывалъ ни въ чемъ. Превосходное помѣщен³е, отличный поваръ, хорош³я (по губернскому) вина, проворная и предупредительная прислуга, всегда открытые столы съ заманчивыми надеждами благороднымъ образомъ залѣзть въ карманъ ближняго все это было сильной приманкой для людей положительныхъ, которые понимаютъ настоящее значен³е жизни. Молодежь къ всему этому имѣла еще и друг³я привычки. Взрослыя дочери всегда украшен³е какого хотите дома. Пусть будетъ папенька барабанъ, а маменька бубенъ; пусть дочки будутъ и не красавицы: но лишь бы были молоды, свѣжи и мало-мальски образованы,- охотники до ухаживанья за ними непремѣнно найдутся. Пчела жь не всегда вьется вокругъ розъ и лил³й; она садится и на бурьянъ и на крапиву.
Онисимъ Сергеичъ своими дочерьми могъ угодить вкусу каждаго. Правда, Елена не отличалась красотой, но она была не глупа, а послѣ реформы, произведенной въ семействѣ Небѣды Пустовцевымъ, сдѣлалась скромнѣй, и рѣже твердила о столицѣ, чѣмъ много выигрывала въ губерн³и передъ тѣми, кто раздѣлялъ съ нею скучныя антракты между чаепит³емъ и улаживан³емъ карточныхъ парт³й. Не одинъ изъ положительныхъ посѣтителей Небѣды отходилъ потомъ отъ Елены въ полномъ очарован³и отъ свѣдѣн³й, которыми она умѣла таки порядкомъ оглушать профановъ, и пощелкивая карточкой, поданной партнеромъ, положительный посѣтитель повторялъ, усаживаясь за столикъ: "да-съ, это не того-съ... не какая нибудь... того-съ ... а мое почтен³е, ухо!" Предоставивъ сестрѣ отличаться въ дѣлахъ, не подлежащихъ третейскому суду, Елена большую часть времени посвящала музыкѣ, и, бывъ достаточно приготовлена еще прежде, продолжала брать уроки у одного изъ лучшихъ фортепьянистовъ. Постигнувъ колоссальное значен³е творен³й Бетховена и привязавшись къ нимъ, она открыла неизсякаемый источникъ наслажден³я, которымъ по капелькѣ лишь дарятъ насъ новѣйш³е композиторы, обыкновенно переворачивающ³е тощенькую тему на тысячу ладовъ. Впрочемъ жаждущ³е полекъ и мазурокъ оставались не совсѣмъ довольны ея игрой, ибо точно она не могла удовлетворять этихъ господъ, у которыхъ музыкальное чувство не въ душѣ, а въ ногахъ. Изъ вѣжливости однакожь и так³я господа старались быть внимательными къ игрѣ Елены, да впрочемъ Онисимъ Сергеичъ остановилъ бы хоть кого, кто осмѣлился бы пикнуть во время исполнен³я какой нибудь мудреной сонаты или длиннаго Бетховенскаго концерта. "Это вѣдь, милостивый государь мой, говорилъ онъ подъ часъ иному франту, это вѣдь не полька-хлопушка, гдѣ вы прыгаете ногами по паркету да плетете языкомъ турусы на колесахъ: тутъ дѣло душевное,- да-съ!" И устанавливался франтъ смирно, сдѣлавъ презрительную улыбку, которой впрочемъ никогда не замѣчалъ Небѣда, державш³й въ такихъ случаяхъ голову ниже обыкновеннаго, и походивш³й въ эту пору на быка, который сбирается боднуть мимо проходящаго своего однофамильца.
Но царицею всѣхъ этихъ вечеровъ, разумѣется, была Marie. Полновластная владычица желан³й своего отца, изъ милости лишь снисходившая къ распоряжен³ямъ матеря, она являлась гостямъ тогда, когда уже всѣ бывали въ полномъ собран³и, и съ сознан³емъ своего достоинства выслушивала привычныя удивлен³я совершенствамъ, щедро ей приписываемымъ. Не находя ни въ комъ подоб³я съ тѣмъ, чьи эксцентричныя правила сдѣлались нормою ея дѣятельности, она гордо принимала услуги молодыхъ людей, и самонадѣянно отражала всякое заискиванье исключительнаго ея вниман³я. Не разъ обиженный ея холодност³ю, а иногда и злой насмѣшкой, безбородый Адонисъ отходилъ отъ нея гнѣвный и раздраженный: но стоило Marie бросить на него одинъ привѣтливый взглядъ, сказать полуласковое слово, и Адонисъ снова увивался вокругъ очаровательницы, словно мотылекъ вокругъ горящей свѣчки, поминутно рискуя потерять свой прозрачныя крылышки. Marie это страхъ какъ забавляло: но не безопасна такая забава! Мимо другаго прочаго, она быстро развиваетъ и до пресыщен³я упитываетъ кокетство - этотъ жалк³й порокъ женщины, невинный въ началѣ и отвратительный въ послѣдств³и. Когда однакожь наскучивали Marie приторныя любезности вздыхателей, она подхватывала подъ руку Племянничкова, и громк³й хохотъ этого повѣсы отбивалъ охоту у всякаго продолжать свои любезности. Не принадлежа къ числу страстныхъ поклонниковъ Marie, и высказавъ ей это со всей откровенностью, Племянничковъ тѣмъ самымъ далъ ей право смотрѣть на него, какъ на безопаснѣйшаго посѣтителя ихъ дома, съ которымъ можно говорить о чемъ угодно и отъ котораго услышишь много интереснаго. Но съ появлен³емъ Пустовцева кончалось и искательство обожателей Marie и минутное торжество Племянничкова. Первые расходились по угламъ и избравъ наблюдательную позиц³ю, шпыняли втихомолку ненавистнаго имъ соперника, а Племянничковъ, затянувъ что нибудь въ родѣ: "я въ пустыню удаляюсь", спокойно раскланивался съ Пустовцевымъ и подходилъ къ Еленѣ разрѣшать вопросъ, что такое генералъ-басъ.
Отношен³я Пустовцева къ Marie день ото дня становились тѣснѣе и часъ отъ часу неразгаданнѣе. Городск³е вѣстовщики и вѣстовщицы терялись въ догадкахъ; одни говорили, что Пустовцевъ ждетъ только благословен³я отъ своихъ родителей, чтобъ покончить все законнымъ порядкомъ; друг³е увѣряли, что, при его убѣжден³яхъ и правилахъ, это дѣло вовсе несбыточное. Одни толковали, что онъ страстно влюбленъ въ Marie, друг³е спорили противъ этого, и утверждали, чуть ли не основательно, что так³е эгоисты, какъ Пустовцевъ, ничего не могутъ любить, кромѣ себя: но всѣ согласны были въ томъ, что отношен³я этихъ молодыхъ людей были въ высшей степени скандалезны, и что ослѣплен³е Онисима Сергеича и Соломониды Егоровны насчетъ этого было болѣе чѣмъ странно, и втихомолку пророчили безпечнымъ родителямъ нежданные огорчен³я и какой-то очень непр³ятный сюрпризъ.
За всемъ тѣмъ Пустовцевъ въ семействѣ Небѣды былъ какъ свой. Жорженька не иначе называлъ его, какъ братомъ; сначала титулъ этотъ какъ-то странно бросался всѣмъ въ глаза, а потомъ къ нему попривыкли и стали придавать такому назван³ю не столько родственное, сколько пр³ятельское значен³е, тѣмъ болѣе, что Жорженька давно уже былъ съ Пустовцевымъ на ты. Пустовцевъ являлся къ Небѣдамъ во всякое время - утромъ, въ полдень, вечеромъ, даже ночью, если только замѣчалъ въ окнахъ залы и гостиной приличное освѣщен³е, и всегда былъ принимаемъ попросту, безъ церемон³й, какъ другъ дома. Онъ самъ разсказывалъ о толкахъ, ходившихъ по городу объ немъ и о Marie, ловко осмѣивая всякую догадку вѣстовщиковъ; въ иное время онъ полунамеками обнаруживалъ какъ будто серьезныя отношен³я свои къ Marie и благородную ихъ цѣль; въ другое безжалостно разбивалъ робко высказываемыя Соломонидой Егоровной надежды и виды на него, какъ на будущаго члена ихъ сеѵеаства, а между тѣмъ искусно возбуждалъ въ матери охоту удвоить и утроить старан³я привязать его тѣснѣе къ дочери. Такими средствами онъ совершенно ослабилъ бдительность родителей, и дѣйствовалъ, какъ ему было угодно.
Но не то внушалъ онъ самой Marie. Конечно, она не слышала отъ него даже одного слова о законной развязкѣ далеко зашедшей интриги; не разсыпался онъ передъ нею и въ страстныхъ увѣрен³яхъ любви и привязанности. Пустовцевъ очень хорошо зналъ, что эти сказки нравятся только сначала, но что всякая благоразумная и порядочная дѣвушка потомъ съ презрительной усмѣшкой будетъ смотрѣть на своего обожателя, какъ скоро онъ не перемѣнитъ мольнаго тона своей страсти на серьезный дуръ, и вмѣсто мужскаго баса или тенора будетъ продолжать пищать серенады бабьимъ дискантомъ. Женщина любятъ только мущину, то есть, силу, твердость и самостоятельность въ чемъ бы онѣ ни выражались, хоть бы даже въ злодѣйствѣ, и потому-то нѣтъ ничего мудренаго, если иногда сѣдоголовый мужъ больше нравится женщинѣ, чѣмъ чернокудрявый, гладколицый и женоподобный юноша. Да, библейское выражен³е смири ю имѣетъ глубокое психологическое значен³е...
Не подумайте, чтобъ отъ взора Marie могла укрыться эксцентричность правилъ и поведен³я Пустовцева. Ея свѣжее, еще неиспорченное чувство на первый разъ глубоко было имъ взволновано, и если читатели помнятъ отвѣты ея Пустовцеву на музыкальномъ вечерѣ Онисима Сергеевича, то легко поймутъ причину того. Но мало-по-малу обольстительные софизмы Пустовцева разрушили святыя, но не твердыя убѣжден³я юной души, а нравственная сила и вѣрность однажды принятому направлен³ю довершили побѣду его надъ слабой и неопытной дѣвушкой. Она неожиданно увидѣла его полнымъ властелиномъ своей души, и дальнѣйш³я дѣйств³я ея стали похожи на тѣ непроизвольныя движен³я, как³я мы видимъ въ магнетизируемомъ подъ неотразимо-властной рукой опытнаго магнетизера... Да, она любила его, но любила, какъ лицо страдательное, а не дѣйствующее безъ уничтожен³я своей особности, слѣдовательно и вся будущая участь ея и ожидаемое счастье зависѣли исключительно отъ того человѣка, владычеству котораго подпала она всемъ существомъ своимъ. Есть ли тутъ возможность, спрашиваю васъ, читатели, того взаимнаго блаженства, гдѣ личность одного не поглощается личност³ю другаго, но гдѣ нераздѣльно, но и несл³янно пользуются супруги эдемскимъ благословен³емъ Отца Небеснаго?.. Угадываю отвѣтъ вашъ, и къ сожалѣн³ю вижу, что вы, догадливыя мои читатели, прежде автора разрѣшаете тотъ вопросъ, который долженъ объясниться предъ вами послѣдующими событ³ями.
- Давно ли ты видѣла, ma chère, Валер³ана? спрашивала однажды Софья Кузьминишна Marie, уводя ея въ безлюдный уголъ залы.
- Валер³ана?! съ улыбкой замѣтила Marie. Кто это такой - Валер³анъ?
Софья Кузьминишна поздо увидѣла, что проболтнулась: но привычка, какъ хотите, великое дѣло! Она, бѣдненькая, еще не могла такъ скоро отвыкнуть отъ фамил³арно-дружескаго назван³я, которое не такъ давно давала она "другу дома".
- Ахъ, ma chère, ты меня ужасно конфузишь отвѣчала она, опуская глаза по-институтски.
- Не конфузьтесь; мы свои, - сказала Marie съ ѣдкой усмѣшкой, сквозь которую проглядывала маленькая ревность. Такъ что же вамъ угодно знать, пожалуй, хоть и о Валер³анѣ?
- Мнѣ только хотѣлось узнать, ma chère, давно ли ты его видѣла?
- Видѣла сегодня, видѣла вчера и еще надѣюсь увидѣть нынѣшн³й день, смѣясь отвѣчала Marie.
- Да удобно ли вамъ тутъ видѣться-то?
- Очень удобно.
- Ну, да всежь таки.
Насъ никто не стѣсняетъ.
- Видѣть могутъ, ma chère.
- Сколько кому угодно.
- Ну, а maman?
- О, она очень добра.
- А папа?
- Онъ тоже очень хорошо понимаетъ, что въ обращен³и моемъ съ Пустовцевымъ, или, по вашему, съ Валер³аномъ, нѣтъ ничего неприличнаго.
- Однакожь, Marie - и Софья Кузьминишна крѣпко поцаловала ее въ самыя губы,- будешь ли ты откровенна со мной?
- Почему же, - что вамъ угодно?
- Ты влюблена въ Пустовцева?
- А вы какъ думаете?
- Не безъ того, какъ вижу.
- Вотъ и прекрасно! Къ чему-жь вашъ послѣ этого мой отвѣтъ?
- Положимъ; ну, а онъ?
- А какъ по вашему мнѣн³ю?
- Кажется, и онъ къ тебѣ неравнодушенъ.
- И превосходно! Значитъ, обѣ эти статьи вамъ очень хорошо извѣстны, и вы остаетесь покойны.
- Ахъ, Marie, я вижу, что ты не хочешь быть откровенной со мною.
- Вотъ ужь я не хочу! Скажите, что вамъ угодно знать?
- Да ты не станетъ отвѣчать мнѣ.
- Развѣ я это доказала?
- Ну, если такъ, то скажи, как³е ваши планы?
- Самые мудреные: онъ ничего, и я ничего, я время у насъ проходитъ, какъ нельзя лучше.
- Однакожь всему бываетъ конецъ.
- Будетъ я этому конецъ; подождите я увидите.
- Ахъ, ma chère, дождусь ли я?
- Имѣйте терпѣн³е.
- Какъ бы хотѣлось мнѣ увидѣть тебя подъ вѣнцомъ! воскликнула Софья Кузминишна и потянулась поцаловать Marie.
- Ха, ха, ха, ха! Как³я вы странныя, Софья Кузьминишна! Будто только и счастья, что подъ вѣнцомъ?
- Вотъ видишь, ma chère, какъ ты неоткровенна!
- Соглашаюсь; а вы будете откровенны?
- Отъ всей моей души.
- Скажите-жь мнѣ: когда вы были счастливѣй - тогда ли, какъ ожидали вѣнца; тогда ли, какъ стояли подъ вѣнцомъ, или тогда, какъ вышли изъ подъ вѣнца?
- Ахъ, ma chère, во всѣ три раза я была счастлива!
- Однако, какой номеръ больше вамъ нравился?
- Разумѣется, когда желан³я мои совершились.
- Стало быть, номеръ трет³й. Но кажется, для полноты этого номера, вы не такъ давно искали кого-то и чего-то другаго.
Такой безстыдный намекъ на соблазнительную интригу въ устахъ дѣвушки показывалъ уже крайнее растлѣн³е ея сердца: но чего нельзя ожидать отъ дѣвицъ, побывавшимъ въ школѣ господъ Пустовцевыхъ!..
Софья Кузьминяшна вспыхнула. Она, такъ великодушно и самоотверженно пожертвовавшая своимъ "другомъ дома", она увидѣла, что доблестей и подвига ея ни цѣнятъ, какъ должно, а прямо въ лицо бросаютъ съ грязью насмѣшки и презрѣн³я. Задыхаясь отъ злобы,Софья Кузьминишна никакъ не могла собраться съ отвѣтомъ.
- А я могу васъ увѣрить, Софья Кузьминишна, спокойно продолжала Marie, играя снятымъ съ руки браслетомъ, что вы несравненно были счастливѣй, ожидая вѣнца.
- Что жь изъ этого? злобно сказала мадамъ Клюкенгутъ.
- А вотъ что: я теперь, какъ вы сами же не разъ мнѣ говорили, счастлива, хоть не думаю о вѣнцѣ, - за чѣмъ же счастье вѣрное мѣнять на невѣрное? За чѣмъ искать того, что уменьшаетъ счастье? Ну, Софья Кузьминишна, скажите жь теперь, кто изъ насъ откровеннѣй?
Таковы почти всегда бывали разговоры Marie со всякимъ, кто затрогивалъ ее и кого впрочемъ удостоивала она своей довѣренности. Друг³я барыни и подступить къ ней не смѣли съ подобными распросами. Холоднымъ и гордымъ обхожден³емъ съ ними она умѣла держать ихъ въ приличномъ отдален³и, и извѣщаемая Пустовцевымъ о сплетняхъ то и или другой изъ обычныхъ посѣтительницъ ихъ дома, она на всяк³й случай приготовляла для каждой изъ нихъ неотразимое словцо, которое онѣ инстинктивно предугадывали, по пословицѣ, знаетъ кошка чье сало съѣла, и потому сами избѣгали короткости съ безславимой ими Marie.
- Нуте-съ, Валер³анъ Ильичъ, говорилъ, напримѣръ, Трухтубаровъ, вставая отъ карточнаго столика и предоставляя партнерамъ разсчитывать въ его пользу свои проигрыши: какъ же ваши сердечныя?
- А ваши карточныя? спрашивалъ его въ свою очередь Пустовцевъ.
- Благодаря Бога, хороши.
- И мои недурны.
- Мы играемъ съ осторожност³ю.
- А я такъ бью навѣрняка.
- О, да вы опасный человѣкъ!
- Не совѣтую вамъ связываться со мной.
- Глядите, не обремизьтесь.
- Не хлопочите; я играю безъ приглашен³я.
- А скоро кончится ваша пулька?
- Какъ только сыграемъ то, что поставили.
- А потомъ?
- Если кому придется давать сдачи мелочью, то сыграемся направо, налѣво.
- Такъ-съ. Но вѣдь игра можетъ затянуться.
- Что жь такое, если это доставляетъ удовольств³е играющимъ?
- А если кому изъ нихъ наскучитъ?
- Можетъ сказать прямо, тогда сквитаемся.
- А если вы останетесь въ проигрышѣ?
- Не пойду къ вамъ занимать капиталовъ благоразум³я, говорилъ Пустовцевъ, небрежно отходя отъ собесѣдника.
- Бритва! говорилъ потомъ Трухтубаровъ, возвращаясь къ столику для получен³я наличностей.
- А что-съ Ловеласъ нашъ? спрашивалъ одинъ изъ игравшихъ.
- Опасный человѣкъ! отвѣчалъ Трухтубаровъ, укладывая выигрышъ въ бумажникъ.
- Удивляюсь ослѣплен³ю Онисима Сергеича!
- А вы думаете, онъ дѣйствуетъ спроста? прибавлялъ другой партнеръ.
- Да, конечно... протяжно говорилъ Трухтубаровъ, это дѣйствительно... есть признаки... но однакожь...
- Да я вамъ скажусь, это препродувная бест³я! Онъ очень хорошо разсчиталъ, что Пустовцевъ парт³я хоть куда, и состояньишко есть, и на ходу человѣкъ.
- Предотавленъ ужь въ надворяые.
- Посмотрите, какъ ловко спровадилъ онъ Софьина-то! Какъ мастерски оплелъ онъ его! Отговорилъ отъ дуэли, чтобъ не испортить дѣла. Увѣряю васъ, что этотъ старый хрычъ плутъ большой руки. Въ одно ухо влѣзетъ, въ другое вылѣзетъ!
- Ну, ужь вы слишкомъ!..
- Нѣтъ, не слишкомъ. Ужь какъ хотите, а на правду чортъ!
- Да ужь не спорьте, Семенъ Семенычъ, поддакивалъ чорту на правду первый партнеръ. Но однакожь, какая подлость уронить честнаго человѣка изъ-за какихъ нибудь тамъ своихъ видовъ!
- На томъ свѣтъ стоитъ, Иванъ Игнатьевичъ, говорилъ Трухтубаровъ.
- Ужь какъ себѣ хотите, а а никогда не рѣшился бы на такой пассажъ.
- Это потому, что у васъ нѣтъ дочки.
- И слава Богу, подхватилъ партнеръ, тотъ что на правду-то чортъ. А то, знаете, чудо какъ пр³ятно было бы видѣть так³е авантюры, как³е продѣлываетъ меньшая-то съ этимъ... тьфу!
- Что правда, то правда, подтверждалъ Трухтубаровъ. Уму непостижимо, до чего дошла теперь молодежь, уму непостижимо!
- Да чего еще! говорилъ все тотъ же чортъ на правду,- просто, обнимаются!
- Да не безъ того, я думаю, наединѣ-то, прибавилъ съ усмѣшкою первый партнеръ.
- Но однакожь, какова безпечность-то родителей, какова безпечность-то! говорилъ Трухтубаровъ, качая головой.
- Да всѣ они въ заговорѣ, всѣ! заключалъ господинъ тотъ, что чортъ на правду-то. Я хоть сей часъ, с³ю минуту готовъ сказать самому....
- О чемъ это, господа философствуете? громко спрашивалъ подошедш³й въ эту пору Нобѣда.
- Да вотъ-съ, Онисимъ Сергевичъ, отвѣчалъ чортъ-то на правду, Семенъ Семенычъ разсказывали о произшеств³и... того-съ... произшеств³и, помните-съ? съ Голиковскимъ?
- На счетъ милл³оновъ-то? А, будь оно проклято! Душа дрожитъ, говорилъ Небѣда, ниже наклоняя голову. Я съ тѣхъ поръ никому не вѣрю: самъ всяк³й мѣсяцъ повѣряю всѣ суммы, даже билеты пересматриваю...
- И прекрасно дѣлаете-съ! Осторожность во всякомъ случаѣ не мѣшаетъ.
- Да ужь меня не учите этому! Не надуютъ, небось! Тертый калачъ!
Собесѣдники взглядывали другъ на друга, улыбаясь весьма значительно и расходились поразмяться маленько отъ долгаго сидѣнья.
Съ нѣкотораго времени Пустовцевъ рѣже сталъ появляться въ домѣ Онисима Сергеича, и когда-то когда зайдетъ туда, да и то на минутку. Отношен³я его къ Marie становились день ото дня мудренѣе; не то, чтобъ видна была холодность, не то, чтобъ равнодуш³е: но будто какая-то тайна черной кошкой проскочила между молодыми людьми. Marie стала грустнѣе, и чаще и долѣе оставалась въ уединенной комнатѣ, все думая о чемъ-то. Это опять не былъ припадокъ мечтательности, не была тоска, червемъ заползающая въ душу и подгрызающая тамъ все, чѣмъ живетъ юное сердце,- нѣтъ, это была какая-то дума, полная тревоги, сомнѣн³я и нерѣшительности. Въ иную пору Marie становилась весела до ребячества и пренаивно сердила сестру, фальшивымъ голосомъ подпѣвая ея игрѣ и прыгая подъ какое нибудь концертное allegro; въ другое время отъ нея слова нельзя было добиться. Она какбы пугалась чего-то, и завидѣвъ на улицѣ Пустовцева, торопливо уходила къ себѣ, сказываясь больною. Соломонида Егоровна терялась въ догадкахъ; за то Онисимъ Сергеичъ разрѣшалъ коротко и ясно всѣ эти капризы любимой имъ дочери.
- Ну, и чтожь такое? отвѣчалъ онъ однажды на безпокойныя замѣтки жены. Дѣвка за мужъ хочетъ, вотъ и вся недолга!
- Да замѣчаешь ли ты, Онисимъ, какъ она худѣетъ?..
- Экъ тебѣ мерещится! Худѣетъ - вовсе не худѣетъ. На мои глаза, такъ еще полнѣетъ, а ужь противъ того и говорить, нечего, что цвѣтъ лица у ней превосходный.
- То-то и пугаетъ меня. Въ иную пору она вся горитъ какъ въ огнѣ; а иногда точно будто истомилась, устала, чуть на ногахъ держится.
- Такъ чтожь изъ того?
- А то, Онисимъ, что это плохой признакъ.
- Ой ли?
- Je vous assure. Сестра Катишь тоже испытывала передъ чахоткой.
- Типунъ бы тебѣ на языкъ! Катишь твоя умерла съ досады, что жениховъ упустила.
- Да вѣдь и Пустовцевъ-то...
- А, ну тебя! Толкуй тамъ по субботамъ!
И Онисимъ Сергеичъ уходилъ къ себѣ въ кабинетъ, досадуя, что крѣпколобая его барыня такъ плохо понимаетъ его резоны.
Наступила весна, чудная, обворожительная весна. Въ садахъ и лѣсахъ, одѣтыхъ свѣжей, благоуханной зеленью, весело защебетали разноцвѣтные пернатые пѣвцы, воспѣвая любовь и свободу; въ воздухѣ было что-то разнѣживающее, теплое, упоительное. М³ръ Бож³й праздновалъ обновлен³е свое, - и все живущее отъ человѣка до былинки сладко упивалось жизн³ю...
Ермилъ Тихонычъ Ерихонск³й, неистощимый на выдумки, устроилъ пикникъ, амфитр³ономъ котораго вызвался быть самъ своею персоною. Съ обязательной любезностью онъ объѣздилъ всѣхъ знакомыхъ, разнообразя до высшей степени свои пригласительныя фразы, и заставляя иныхъ помирать со смѣху, а другихъ, не столько понятливыхъ, требовать у него объяснен³я вычурному приглашен³ю. Командиръ квартировавшаго въ городѣ полка обѣщалъ прислать свою музыку, съ уговоромъ однакожь, чтобъ не поить музыкантовъ допьяна и особенно не подносить флейтѣ, у которой въ противномъ случаѣ всегда портился амбушюръ. Ермилъ Тихонычъ далъ слово во всемъ строго слѣдовать предписан³ямъ его высокоблагород³я, и въ заключен³е просилъ его пригласить отъ себя лучшихъ офицеровъ, которые, по выражен³ю Ерихонскаго, "могли бы съ чест³ю шмыгнуть по паркетному полу, въ удовольств³е прекрасному полу". Такой восхитительный каламбуръ не совсѣмъ однакожъ, понравился его высокоблагород³ю; его высокоблагород³е было до крайности раздражительно и чрезвычайно дорожило чест³ю своего полка; потому-то его высокоблагород³е съ нѣкоторою язвительност³ю изволило замѣтить, что выборъ такого рода офицеровъ для него очень затруднителенъ, что сортировать такимъ образомъ можно только "штафирокъ", а что въ полку его высокоблагород³я всѣ офицеры отличные танцоры и бонмотисты, но что впрочемъ онъ постарается привезти въ собой самыхъ лучшихъ, "съ тѣмъ что останетесь довольны", прибавилъ шутливо его высокоблагород³е, потряхивая эполетами и пожимая на прощанье руку Ермила Тихоныча.
Пикникъ назначенъ быль въ нѣсколькихъ верстахъ отъ города въ одномъ благопр³обрѣтенномъ участкѣ лѣса, принадлежавшемъ наслѣдникамъ умершаго совѣтника Губернскаго Правлен³я и носившемъ назван³е Райск³я Двери. И точно, что за рай было это мѣсто! Широка наша родная Русь-матушка: но немного есть въ ней такихъ чудныхъ удол³й. Узкой, но длинной дорогой, пролегающей между огородами, вы выѣзжаете во дворъ, примыкающ³й къ опушкѣ лѣса; до колѣнъ прячутся ноги коней вашихъ въ густой, шелковистой муравѣ, и жаль давить эту ярко-зеленую мураву грубыми колесами вашего легкаго экипажа. Васъ не манитъ къ себѣ красивый домикъ, главный фасадъ котораго украшенъ фантастически уродливыми, собственно русскаго ордена, колоннами, выкрашенными голубоватой краской; вы бросаетесь съ экипажа, и бѣгомъ уходите въ прохладную тѣнь густаго орѣшника и раскидистой липы. Вы съ наслажден³емъ бросаетесь на зеленый коверъ, постланный передъ вами во всю ширину лѣса доброй матерью-природой, которая тутъ обнимаетъ, гладитъ, ласкаетъ и заглядываетъ вамъ въ очи изумрудной зеленью своихъ лѣсовъ. Но шаловливое и непосѣстное дитя, вы срываетесь съ вашего мягкаго ложа, мчитесь въ глубину прохладнаго лѣса, и съ б³ющимся отъ наслажден³я сердцемъ останавливаетесь при этомъ видѣ чудъ чудныхъ, дивъ дивныхъ. Вотъ передъ вами прихотливо брошенная дорожка, которая узкой тесьмой своенравно вьется далѣе и далѣе, и уходитъ Богъ знаетъ куда; она манитъ васъ впередъ, и въ медленномъ ходѣ вы осматриваетесь вокругъ, отводя рукою нависш³я вѣтви, какбы загораживающ³я дорогу къ заповѣдному сокровищу. Вотъ утлый мостикъ, перекинутый черезъ оврагъ, прорытый весенними ручьями; онъ колеблется подъ вашими ногами; вы ступаете боязливо: но и боязнь эта - наслажден³е! За мостикомъ вы вздыхаете полной грудью, бросаете невнимательный взглядъ въ пропасть, которую вы такъ храбро переступили, и идете далѣе. Вотъ полуразрушенная башня, остатокъ временъ владычества Турокъ; она, какъ ласточье гнѣздо, прильнула къ гордой скалѣ, и вы спускаетесь къ ней осторожно, цѣпляясь за деревья, дружелюбно протягивающ³я къ вамъ свои вѣтви. Вотъ вы уже среди развалинъ, п