Аскоченский Виктор Ипатьевич - Асмодей нашего времени

вами! Чтобъ я сталъ ронять себя, говоря Пустовцеву дерзости! Чтобъ я осмѣлился шутить репутац³ей дѣвушки! Нѣтъ, Онимимъ Сергвичъ, вы, значитъ, худо меня знаете.

   - Да помилуйте, батюшка! Вчера самъ же онъ разсказывалъ всѣмъ у Клюненгутовъ, что Маша вить не выдержала грубостей и колкостей, как³я вы отпускали тамъ на его счетъ, да и ее мимоходомъ вишь задѣвали....

   - Га, коль скоро такъ....

   - То что же?

   - Позвольте умолчать объ этомъ. Вы увидите...

   - Нѣтъ, не увижу! сказалъ Небѣда, быстро поднявшись съ кресла; онъ былъ блѣденъ, глаза его горѣли, губы дрожаѵли.- Не увижу, батюшка Владим³ръ Петровичъ! Первый непр³язненный шагъ вашъ къ Пустовцеву убьетъ меня старика. Я видѣлъ и вижу только мою Машу... Я пришелъ къ вамъ, не какъ примиритель, и, какъ отецъ!.. Чего вы хотите? Драться? Но взяли ли вы въ толкъ то, что между вами двумя будетъ стоять глупая, несчастная дѣвушка? Пули ваши, можетъ быть, не коснутся ни одного изъ васъ, а можетъ только оцарапаютъ праваго или виноватаго: но обѣ они вопьются въ честное имя дѣвушки, и пропала она на вѣки вѣчныя! Владим³ръ Петровичъ! Я вѣдь..... я...

   Онъ еще хотѣлъ что-то сказать, но волнен³е было такъ сильно, что онъ долженъ былъ ухватиться за горло. Оправившись нѣсколько, Небѣда вскрикнулъ: Эй, кто тамъ? Воды дай, болванъ!

   - Успокойтесь, Онисимъ Сергеевичъ! сказалъ Софьинъ, усадивъ его въ кресло,- успокойтесь и будемъ говорить хладнокровнѣй.

   - Будемъ, пожалуй, почемужь,- отвѣчалъ Небѣда, проглотивъ стаканъ воды,.

   - Вамъ худо передали дѣло.

   - Да кой чертъ разобралъ бы въ этой кутерьмѣ что нибудь похожее на правду! Послѣ бѣгства вашего отъ Клюкенгутовъ поднялась такая, батюшка, катавас³я, что святыхъ вонъ выноси. Мошенникъ Пустовцевъ, только ухмылялся да подсмѣивался; ну, да постой, доберусь я до него! Барыни, какъ трещотки, ударили тревогу, а васъ чуть не произвели въ атаманы разбойниковъ ей-богу, правда!

   - Теперь видите, Онисимъ Сергеичъ, каково мое положен³е?

   - Плохо, нечего сказать.

   - Не стану передавать вамъ тѣхъ оскорблен³й, какими надѣлилъ меня Пустовцевъ, пусть умрутъ онѣ въ душѣ моей. Богомъ свидѣтельствуюсь, что я получилъ ихъ незаслуженно! Вина моя лишь въ томъ, что съ нѣкотораго времени я зорко слѣжу за всѣми поступками этого негодяя, что я мѣшаю ему запутывать вашу дочь въ сѣти, которыхъ вы не видите, или видѣть не хотите.

   - Э, да когда мнѣ!

   - Ахъ, Онисимъ Сергеичь! Не вамъ бы это говорить, не мнѣ бы слышать! Можетъ ли отецъ извиняться въ такихъ важныхъ случаяхъ недосугомъ?

   - А не можетъ, ей-богу, не можетъ! Да вы, Владим³ръ Петровичъ, хорошенько, хорошенько меня - стараго дурака!

   - Отношен³я, Пустовцева къ вашей дочери слишкомъ... наглядны: они шепчутся вдали отъ васъ и отъ всѣхъ; они на публичныхъ гуляньяхъ ходятъ рука объ руку.

   - Ну, да, да! Въ столицахъ это ни почемъ, а провинц³и нельзя - это точно.

   - Они пересылаютъ другъ другу замѣтки въ книгахъ.

   - Фу, ты пропасть! Въ книгахъ - прошу покорно! какъ нынче молодежь-то ухитрилась! Ну догадайся жь тутъ!

   Почти оскорбленный простодушнымъ и холоднымъ тономъ, какимъ произнесены были эти слова, Софьинъ замолчалъ и въ душѣ его на одну минуту родилась мысль: ужь жалѣть ли ему этого старика, который такъ легко принимаетъ рѣзк³я его замѣтки? Ужь щадить ли ему дѣвушку, которая сознательноо шутитъ и играетъ стыдомъ и мнѣн³емъ свѣта?

   - Продолжайте, продолжайте, Владим³ръ Петровичъ, чтожь вы остановились? Пожалуста, продолжайте, говорилъ Небѣда, не поднимая головы.

   - Мнѣ кажется, что вы шутите, Онисимъ Сергеевичъ.

   - Ахъ, батюшка! Да какъ у васъ языкъ повернулся сказать это? Шутите, - хороша шутка! Дѣло тутъ идетъ о моей дочери; пылкость-то ваша убьетъ и Машу и меня-старика! Нѣтъ; тутъ не до шутки! Тутъ, батюшка, кровь говоритъ!

   - Холодно однакожь она говоритъ у васъ.

   - Да что жь мнѣ на стѣну чтоль лѣзть? Вѣдь я знаю, съ кѣмъ имѣю дѣло! Ни съ вертопрахомъ, не съ болтуномъ какимъ нибудь, а съ человѣкомъ умнымъ и солиднымъ ...

   - Который однакожь, продолжилъ Софьинъ, и при качествахъ, вами ему приписываемыхъ, все таки можетъ быть рабомъ предразсудковъ и обычаевъ свѣта.

   - Дурацкаго! крякнулъ Небѣда. А умные люди никогда не бываютъ рабами дураковъ,- вотъ что!

   Софьинъ улыбнулся.

   - Вотъ такъ бы я давно! сказалъ Небѣда, подмѣтивъ эту улыбку. Полноте жь! Дайте мнѣ старику руку: вы не будете щетиниться, какъ звѣрь, а поступите въ этомъ скверномъ дѣлѣ, какъ человѣкъ благородный и разсудительный. Владим³ръ Петровичъ! Въ вашихъ рукахъ честь и имя дѣвушки; отъ васъ зависитъ мое спокойств³е, жизнь моя! Пощадите жь хоть меня-то на старости лѣтъ!

   И опять засвѣтилось задушевное чувство въ глазахъ этого оригинала.

   - Вотъ же вамъ рука моя, Онисимъ Сергеичъ! Я не огорчу васъ ничѣмъ, хоть это дорого, ой, дорого мнѣ будетъ стоить!

   - Пустяки! я все улажу; будьте благонадежны. Прощайте жь, пора мнѣ. Жена еще велѣла заѣхать въ кондитерскую... тамъ какой-то рецептъ взять... для пирожнаго, чтоли. Приѣзжайтежь къ намъ!

   Долго стоялъ на одномъ мѣстѣ и глядѣлъ вслѣдъ уже пропавшаго гостя Софьинъ. Что было на душѣ его - извѣстно Богу Одному.

   Въ прихожей послышался голосъ Племянничкова. Софьинъ сѣлъ въ кресло.

   - Являюсь по приказу вашему, дяденька, сказалъ Племянничковъ, устанавливая въ уголъ толстую палку.

   - Благодарю за аккуратность, съ улыбкой отвѣчалъ Софьинъ.

   - Ну-съ, такъ какъ же-съ? спрашивалъ Племянничковъ, усѣдшись въ кресло и складывая руки на груди.

   - Все обстоитъ благополучно.

   - Ой ли? Ну, я хорошо. Гдѣ же?

   - Что такое?

   - Да полно намъ въ загадки-то играть! Теперь, какъ видите, еще рано; а ужь весь городъ трубитъ о вчерашнемъ произшеств³и.

   - Весь городъ? А позвольте узнать, кто жь извѣстилъ его объ этомъ?

   - Странный вопросъ! Вы ударили въ колоколъ, и хотите, чтобъ никто того не слышалъ.

   - Мой колоколъ, Ѳедоръ Степанычъ, былъ безъ языка и звонить было нечѣмъ. Желалось бы знать, кто взялъ на себя обязанность быть языкомъ?

   - Да хоть бы я!

   - Вы не были къ этому уполномочены, точно также, какъ и вчера не были уполномочены къ тому, чтобъ отъ моего имени говорить грубости Пустовцеву.

   - Что это значитъ, Владим³ръ Петровичъ?

   - Ничего особеннаго; только вы разыграли роль того услужливаго дурака, который согналъ муху со лба друга увѣсистымъ булыжникомъ

   - То есть, "услужливый дуракъ опаснѣе врага?"

   - Я не говорю этого.

   - А подразумѣваю?

   - Да полноте! Поговоримъ хладнокровнѣй. Извѣстное дѣло, противъ моего ожидан³я, приняло совсѣмъ другой оборотъ. Хоть по вашимъ словакъ, и весь городъ трубитъ о вчерашнемъ произшеств³и, и конечно, ждетъ отъ насъ интереснаго спектакля; но на этотъ разъ я не намѣренъ потѣшать его празднаго любопытства, я рѣшительно объявляю вамъ, что презираю Пустовцева и отказываюсъ дать ему почувствовать все неприлич³е выходки. ..

   - Чинно и учтиво! съ ѣдкой ирон³ей сказалъ Племянничковъ. Это значитъ въ переводѣ: мы струсили.

   - Ѳедоръ Степанычъ!.. вскрикнулъ Софьинъ, вскочивъ съ кресла.

   - Что прикажете? спокойно отвѣчалъ Племянничковъ, не перемѣнивъ положен³я и смотря прямо въ глаза Софьину.

   - Прошу меня избавить отъ подобныхъ выводовъ!

   - Извольте. А какъ прикажете избавиться отъ насмѣшекъ, которыми осыплютъ и васъ и меня, имѣющаго честь пользоваться титломъ ближайшаго вашего пр³ятеля?

   - Очень легко. Смѣйтесь надо мной вмѣстѣ съ другими, только, пожалуста, за глаза. _;

   - Нѣтъ-съ, Владим³ръ Петровичъ, серьезно сказалъ Племянничковъ, медленно поднимаясь съ кресла,- не ожидалъ я отъ васъ этого! Столько времени я зналъ васъ, какъ человѣка.... ну, да что толковать!..

   И взявъ падку, не подавъ даже руки Софьину, Племянничковъ затянулъ въ полголоса: "вотъ развалины тѣ" и вышелъ.

   Такъ началась казнь свѣта за презрѣн³е къ его предразсудкамъ и обычаямъ! Конечно, у Софьина стало бы духу пpoпустить мимо ушей дерзкую рѣчь вѣтренника, но вѣдь и всѣ-то особи, изъ которыхъ слагается общественное цѣлое, малымъ чѣмъ основательнѣй и разумнѣй этого болтуна...

   Быстро пошелъ Софьинъ къ себѣ въ спальню, твердой рукой отперъ щегольской ящикъ, вынулъ оттуда богатые пистолеты, осмотрѣлъ курки, зарядилъ одинъ изъ нихъ и съ воспламененнымъ отъ гнѣва лицомъ бросился на широк³й диванъ. Закинувъ голову, онъ закрылъ глаза, держа въ рукѣ заряженный пистолетъ.

   - Сотворите милостинку, Христа ради! послышалось у окна, выходившаго на дворъ.

   Софьинъ бѣшено вскочилъ съ дивана, схватилъ мѣдныя деньги, валявш³яся на столѣ, и отворивъ окно, швырнулъ ихъ нищему.

   - Эхъ, батюшка баринъ! За чѣмъ такъ бросать добро Бож³е? Ино мѣсто бросишь такъ, что и не подберешь опосля, да и Господь спроситъ: за чѣмъ ты-молъ разбрасывалъ, что Я тебѣ далъ, по милости моей?

   Подобравъ деньги, нищ³й удалился медленго, крестясь и приговаривая: "продли Царица Небесная жизнь твою; пошли тебѣ Господи душеньки твоей спасенья....

   Софьинъ стоялъ, какъ оглушенный. Это случайное... да полно случайное ли оно? Не видѣнъ ли тутъ перстъ Бож³й? Мы привыкли все приписывать случаю, дѣтски удовлетворяясь безсмысленными объяснен³ями многихъ, непостижимыхъ уму нашему, встрѣчъ въ нашей жизни,- и замѣчательно, что чѣмъ выше становится человѣкъ въ такъ называемомъ образован³и, тѣмъ охотнѣе хватается онъ за это безтолковое объяснен³е. А попробуйте-ка убѣдить въ случайности какого нибудь явлен³я ребенка или человѣка простаго,- оба они вытаращатъ на васъ глаза и ровно ничего не поймутъ изъ вашихъ словъ. Скажите же имъ, что на все дескать воля Бож³я, что то или это сталось такъ потому, что Богъ такъ устроялъ,- они поймутъ васъ тотчасъ и останутся покойны. Да, что утаено отъ премудрыхъ и разумныхъ, то открыто младенцамъ...

   Но не будешь спорить съ современными умниками; положимъ даже, что случай привелъ этого нищаго подъ окно,- довольно того, что мятежная душа Софьина потряслась какбы отъ электрическаго удара и почувствовала сначала какое-то непостижимое умилен³е, а потомъ твердость и рѣшимость на борьбу съ тѣмъ, что страшнѣе меча и пистолета. Онъ взглянулъ на икону - давнее благословен³е своего отца, и благословляющая рука Спасителя показалась ему грозящею десницей. Въ какомъ-то непонятномъ страхѣ онъ выпустилъ изъ рукъ пистолетъ, и не смѣя поднять долу опущенный взоръ, тихо опустился на диванъ и закрылъ лицо руками.

   - Баринъ! сказалъ Никмта, осторожно заглядывая въ дверь.

   - Что тебѣ?

   - Тамъ какой-то господинъ васъ спрашиваетъ.

   - Проси и дай мнѣ одѣться.

   - Bonjour, monsieur Чикарск³й! сказалъ Софьинъ, выходя черезъ нѣсколько минутъ въ залу. Прошу садиться.

   Чикарск³й пѣтушкомъ подскочилъ къ Софьину, схватилъ его руку, сильно потрясъ ее и повалился въ кресло съ развязностью отчаяннаго джентльмена.

   Это было творен³е, къ которому какъ нельзя лучше шли слова Шекспира, что онъ въ лучщ³я свои минуты немного хуже человѣка, а въ худш³я немного лучше скота. Всегда разодѣтый шикомъ, всегда завитой, онъ на всевозможныхъ вечерахъ и собран³яхъ являлся именно тѣмъ, что называетъ Пушкинъ"вездѣ встрѣчаемымъ лицомъ, необходимѣйшимъ глупцомъ;" впрочемъ онъ смѣло могъ повторить о себѣ слова поэта:

  

   Мы всѣ учились понемногу и проч,

  

   И дѣйствительно, это ничтожное во всемъ прочемъ создан³е блистало и даже "дивило свой муравейникъ". Онъ былъ недуренъ собой, болталъ немного по-французски, умѣлъ кстати прислужиться," подставить стулъ, поднять платокъ и моську вовремя погладить", могъ въ добрый часъ склеить bon mot, явиться третьимъ для преферанса съ какимъ нибудь лысымъ с³ятельствомъ и толстымъ превосходительствомъ. За то его и принимали всюду, и даже выговаривали, если онъ не являлся на условленные четверги и пятницы. Но дорого платилъ бѣднякъ за такое вниман³е къ нему общества. Въ холостыхъ пирушкахъ его заставляли пить разносортную смѣсь, щелкали по носу, всклочивали его прическу, обливали шампанскимъ и выбирали мишенью для тупыхъ и часто площадныхъ остротъ. Никто не могъ понять, откуда этотъ голякъ доставалъ средства къ жизни, даже довольно комфортабельной. Нѣкоторые увѣряли, что его снабжала всемъ одна почтенная вдова, старательно подкрашивавшая свои сѣдые волосы и остановившая счетъ лѣтамъ своимъ на тридцать шестомъ году. Впрочемъ никто не выдавалъ этого за вѣрное: но всѣ знали, что отецъ Чикарскаго былъ управляющимъ у какого-то мелкопомѣстнаго польскаго пана, что, потерявъ это мѣсто, онъ пустился въ адвокатство - самое прибыльное ремесло въ томъ краю, что импровизированный юристъ, обманывая вѣрителей своихъ, бралъ съ нихъ и правой и лѣвой рукой во имя блюстителей правосуд³я, и что потомъ, начавъ венгерскимъ, кончилъ русскимъ напиткомъ, спился въ кругу и пропалъ безъ вѣсти. Такая родословная Чикарскаго не много давала ему во мнѣн³и свѣта: но вѣдь свѣтъ не всегда бываетъ взыскателенъ и разборчивъ. Кади лишь его кумиру, а какая у тебя кадильница, съ гербомъ ли графскимъ или просто глиняная,- до этого ему дѣла нѣтъ. Къ этой характеристикѣ гостя Софьина нужно еще прибавить то, что Чикарск³й былъ полякъ и предурно говорилъ по русски, тщеславясь однакожь этимъ предъ членами своего муравейника.

   - Чему я обязанъ удовольств³емъ видѣть васъ у себя? холодно я строго спросилъ Софьинъ.

   - Ależ iaki pan ostry!

   - Нельзя ли вамъ говорить со мной по русски? Я плохо понимаю по польски.

   - Mówie prosto, przyezedłem do pana, żeby skonczyć interes mędzy panem а panem Pustowcewym.

   - Ха, ха, ха, ха, ха! Такъ онъ васъ выбралъ въ посрединки?!

   - No, i coż takiego? сказалъ Микарск³й, обидясь.

   - А вотъ что: никакъ не думалъ я, чтобъ Пустовцевъ, позволяющ³й себѣ быть дерзкимъ, рѣшился теперь пускаться въ так³я шутки.

   - Coż tutay za żarty? Ja mówie, żeby pan przysłał swego sekundanta, грозно произнесъ Чикарск³й.

   - Послушайте, милостивый государь, дѣло между нами такъ серьезно; постъ, занимаемый и мной и Пустовцевымъ, такъ не малозначителенъ, что вашему пленнпотенту не мѣшало бы позаботиться пр³искан³емъ другаго, болѣе стоющаго посредника.

   - Ого! сказалъ Чикарск³й, вставая и выпрямляясь. То панъ мени обижаетъ?

   - Можетъ быть.

   - То панъ не мыслитъ, żе za to możesz sie przypłacic?

   - Не мыслю.

   - А gdy ia zapotrzebuie tego?

   - Do usług pańskich, aie napotém.

   - Jak mamę kocham, to strach, iaki pan ostry, говорилъ Чикарск³й, расхаживая большими шагами. Ale coż ia powiem panu Pustowcowi?

   - Перескажите, что я сейчасъ говорилъ вамъ, да кстати прибавьте, что по нѣкоторымъ весьма уважительнымъ, но не зависящимъ отъ меня, причинамъ, драться съ нимъ не стану. Понимаете?

   - Гмъ, добрже. No, i iakże pan myslisz ze mna? сказалъ Чикарск³й, подбоченясь, въ полномъ убѣжден³и, что Софьинъ уже струсилъ.

   - Съ паномъ? Bardzo chętnie!

   - Ale na czèm?

   - Na kartofliach.

   - Prosze nie żartować! грозно воскликнулъ Чикарск³й, принявъ воинственную позу и откинувъ назадъ голову.

   - А я вамъ вотъ что скажу: если вы не уберетесь отсюда подобру поздорову, то а выкину васъ въ окошко.

   - Со?

   - Въ другой разъ я не люблю повторять подобныхъ вещей.

   - А iakże pan to możesz zrobić?

   - А вотъ какъ,- и Софьинъ потянулся къ колокольчику.

   - To niech że pan się nie fatyguie... Ależ iaki pan ostry! Do widzenia!

   - Do miłego.

   Чикарск³й вышелъ, оставивъ Софьина въ положен³и человѣка, нечаянно ступившаго обѣими ногами въ лужу у самаго подъѣзда къ дому, гдѣ онъ располагалъ щегольнуть изряднымъ костюмомъ и отлично вылакированными сапогами.

   Но шутки въ сторону, а дѣло Софьина плохо, очень плохо. Взгляните, вонъ неподалеку отъ его квартиры, Чикарск³й съ сильными жестами разсказываетъ что-то двумъ попавшимся господамъ, которыхъ самъ Грибоѣдовъ не нашелся какъ лучше опредѣлять, назвавъ ихъ только надстрочными буквами. Чикарск³й говоритъ, что Софьинъ "барзо перетрусился", что онъ - Чикарск³й "настрашилъ его добрже", когда за Пустовцева вызвалъ его даже "самъ-на-самъ", что онъ чуть не валялся у него въ ногахъ, "найнизше" прося защиты и ходатайства передъ "паномъ Пустовцевымъ" и что онъ почитаетъ себя обязаннымъ уладить этотъ "интересъ якъ найдокладнѣй", для того что Софьинъ "пршизвоитый члевѣкъ".

   Надстрочные господа выслушали болтовню Чикарскаго съ какою-то неполной довѣрчивостью и усмѣшками. Разставшись съ нимъ, они пошли разными дорогами, и вотъ одинъ изъ нихъ въ концѣ, а другой на самой срединѣ избранныхъ ими улицъ пустились въ разсказы, видимо изумлявш³е ихъ слушателей.

   И пошло имя бѣднаго Софьина гулять по городу, обставленное чудовищными сплетнями....

  

  

   Да и поднялась же суматоха между жителями богоспасаемаго града! Образовались парт³и: но всѣ онѣ согласны были въ томъ, что Софьинъ болѣе или менѣе виноватъ. Самые миролюбивые и отъ роду не застрѣливш³е воробья поднялись на дыбы, обвиняя Софьина въ нарушен³я законовъ, такъ называемой, чести. Хотя и всѣ считали Чикарскаго ничтожнымъ болтуномъ: но на этотъ разъ выслушивали его охотно, досадуя лишь на то, что панъ Чикарск³й крѣпко противорѣчилъ въ своихъ показан³яхъ, и одному говорилъ то, другому иное. Племяннячковъ тоже много вредилъ репутац³и давнишняго своего пр³ятеля, принимая, гдѣ случалось, его сторону и защищая весьма слабо,- обстоятельство, врядъ ли не опаснѣйшее всякой лжи и открытой клеветы. Дамы, почти всѣ безъ изключен³я, приняли сторону Пустовцева, особенно тѣ, которыя любили въ стихахъ воззван³я къ лунѣ и мечтѣ, а въ прозѣ пылали запретною страст³ю къ Правдинымъ и Печоринымь. Самъ его превосходительство изволилъ найти, что Софьину слѣдуетъ просить извинен³я у благороднаго своего противника, и при свидан³и съ Софьинымъ, изложивъ краснорѣчиво превосходительныя свои обязанности и напомнивъ ему въ серьезномъ тонѣ о требован³яхъ чести, изъявилъ свое неудовольств³е; ея превосходительство, страстная поклонница Героя нашего времени, рѣшительно объявила, что Софьинъ человѣкъ не стоющ³й вниман³я, и что дѣло его не можетъ обойтись безъ крови, въ слѣдств³е чего тогда же отдала приказъ не принимать Софьина.

   Пустовцевъ торжествовалъ.

   Состоя изъ одного лишь прилич³я Членомъ Клуба, учрежденнаго въ Дворянскомъ Собран³и старан³ями Клюкенгута, который всѣми силами и мѣрани хотѣлъ оживить мертвенный остовъ губернскаго народонаселен³я, Софьинъ почти никогда не бывалъ въ ономъ. Напрасно неизмѣнные клубисты резонировали передъ нимъ, доказывая, что Клубъ созданъ не для карточной лишь игры, а что талъ легко найти пищу для ума и сердца, перечитывая, напримѣръ, газеты и журналы, Софьинъ не желалъ являться въ Клубъ за такою пищей, и только аккуратный платежъ, положенный съ каждаго Члена, не позволялъ Старшинамъ вычеркнуть его изъ списковъ.

   Но въ одинъ ближайш³й вечеръ, послѣ извѣстнаго произшеств³я, Старшины, Члены и Гости Клуба съ удивлен³емъ увидѣли Софьина въ Клубской залѣ. Сидѣвш³е за картами привычные посѣтители подняли головы и переглянулись между собой какъ-то значительно. У нѣкоторыхъ столовъ минуты ужь черезъ три послышались вопросы: чей ходъ? или кому сдавать?- доказательство, что появлен³е Софьина не было что-либо обыкновенное, а развлекло вниман³е даже записныхъ поклонниковъ ломбера, ералаши и преыеранса - этой "однообразной семьи скуки и бездѣлья". За то минутъ черезъ пять все уже сидѣло въ прежнемъ положен³и, и ничто не могло пробудить замкнутую въ себѣ пасс³ю людей положительныхъ.

   Софьинъ подошелъ къ одному изъ столовъ, вокругъ котораго сидѣло извѣстное число особъ, болѣе ему знакомыхъ. Онъ протянулъ руку тому изъ нихъ, который, раскинувъ карты, сидѣлъ лишь въ созерцательномъ положен³и; этотъ съ своей стороны сдѣлалъ тоже, и не смотря на извѣстную всѣмъ привычку жать чужую руку до синихъ пятенъ и трясти ее безъ милосерд³я, прикоснулся къ рукѣ Софьина, точно къ раскаленному желѣзу. Друг³е же господа, сидѣвш³е за тѣмъ же столомъ, даже не подняли глазъ, какбы не замѣчая того, къ кому не такъ давно наперерывъ бѣжали чуть не съ распростертыми объят³ями. Софьинъ, постоявъ немного около играющихъ, улыбнулся и медленно отошедъ отъ стола.

   - Безсовѣстный! сказалъ, ставя ремизъ, господинъ чрезвычайно похож³й на майора Ковалева до отыскан³я потеряннаго имъ носа.- Какъ это онъ смѣлъ явиться въ общество людей благородныхъ?

   - Дерзость неслыханная! подтвердилъ другой господинъ, собиравш³й карты.

   - Надо сдѣлать распоряжен³е объ исключен³и его изъ Клуба,- заключилъ господинъ, похож³й на майора Ковалева.

   - Надо, непремѣнно надо! повторили всѣ хоромъ.

   Софьинъ, разумѣется, не слышалъ такого остракизма. Онъ въ эту пору ведъ разговоръ съ Трухтубаровымъ, тѣмъ самымъ, что разсуждалъ о поэтахъ-то и носилъ владим³ра въ петлицѣ. Разговоръ происходилъ близъ другаго карточнаго стола. Сдача слѣдующей игры отложена до окончан³я разговора; играющ³е сидятъ въ разныхъ положен³яхъ - кто облокотясь на столъ, кто повалясь на покойномъ канапе.

   - Да разскажите, пожалуста, спрашивалъ Трухтубаровъ, какъ это было?

   - Къ чему такое любопытство? отвѣчалъ Софьинъ съ легкой улыбкой.

   - Помилуйте, какъ къ чему? Толковъ такая пропасть, что, право, не знаешь, чему и вѣрить.

   - Чѣмъ больше, тѣмъ лучше. Каждый можетъ выбрать себѣ любой по своему вкусу.

   - Но намъ бы хотѣлось отъ васъ слышать, отъ васъ самихъ, сказалъ господинъ язвительнаго свойства.

   - Напрасно.

   - Почему-же?

   - Хоть бы потому, что слушатели мои весьма естественно должны предположить, что въ этомъ дѣлѣ я не могу быть безпристрастнымъ разскащикомъ.

   - А очень любопытно было бы послушать, какъ бы повернули вы въ свою пользу дѣло, которое, по убѣжден³ю всѣхъ, отъ начала до конца говоритъ противъ васъ.

   - Для этого у меня есть одинъ способъ.

   - Какой же это-съ?

   - Молчан³е.

   - Знакъ соглас³я?

   - Пожалуй, хоть и тамъ,

   - Но понимаете ли вы, съ чѣмъ?

   - Съ тѣмъ, что вы, господа, оставивъ важное дѣло, занимаетесь пустяками, съ улыбкой сказалъ Софьинъ. Не желаю мѣшать вамъ, прибавилъ онъ, медленно отхода отъ столика.

   - Какой дерзк³й! замѣтилъ Трухтубаровъ, глядя вслѣдъ Софьину.

   - А знаете ли что, сказалъ господинъ язвительнаго свойства, приподнимаясь на канапе, на которомъ онъ лежалъ почти въ разтяжку: ни проучить ли мнѣ этого наглеца?

   - И, полноте! отвѣчалъ господинъ, смахивающ³й на Ноздревскаго зятя.

   - Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, чтожь это такое? Какой нибудь тамъ .... смѣетъ говорить намъ въ глаза так³я дерзости, продолжалъ господинъ язвительнаго свойства, болѣе и болѣе приходя въ азартъ.

   - Да что жь дерзкаго въ его словахъ? возразилъ господинъ, смахивающ³й на Ноздревскаго зятя.

   - Вамъ хоть плюй въ глаза, все Божья роса!

   - Ну, не знаю, Александръ Абрамычъ; до сихъ поръ мнѣ не плевали въ глаза, и потому я не могу судить, точно ли плевки имѣютъ сходство съ Божьей росой, а вотъ васъ такъ можно спросить: какого вкуса тумаки, которыми недавно накормили васъ у Дерабальскаго въ ресторац³и армейск³е офицеры.

   - Полноте, полноте, господа! перебилъ Трухтубаровъ. Благороднымъ людямъ стыдно считаться тумаками и плевками. Что кому за дѣло, что кума съ кумомъ сидѣла? Предлагаю вамъ средства къ примирен³ю; первое - не обращать никакого вниман³я на эту сволочь-Софьина, второе - продолжать пульку и третье... эй, послушай! крикнулъ онъ проходившему оффиц³анту: бутылку шампанскаго! Расходы, однакожь, по поламъ, господа!

   Так³я дѣйствительныя мѣры примирен³я очень понравились входившимъ уже въ азартъ игрокамъ, и они стали продолжать полезное занят³е въ мирѣ, ладу и соглас³и. Благородные люди!...

   - А, мусье Софьинъ! кричалъ Ермилъ Тихонычъ Ерихонск³й, привиллегированный весельчакъ и острякъ города В., васъ ли я вижу?

   - Меня-съ.

   - А я вѣдь полагалъ, что вы убиты.

   Гости Клуба, до которыхъ долетѣли эти слова привиллегированнаго остряка, одни отошли подальше, а друг³е, сидѣвш³е у ближайшихъ столиковъ, уткнули носы въ карты и подсмѣивались изъ-подлобья. Софьинъ все это видѣлъ; лицо его покрылось багровыми пятнами справедливаго негодован³я; онъ чуть было не пустилъ подсвѣчникомъ въ голову остряка: но эта вспышка продолжалась лишь нѣсколько секундъ. Онъ снова принялъ заранѣе разсчитанный тонъ равнодуш³я и сказалъ съ спокойной улыбкой:

   - Вы, конечно, пдакалибъ тогда по мнѣ!

   - Плакалъ бы? Мало того, что плакалъ бы; стихи написалъ бы на смерть вашу.

   - Видите, сколько хлопотъ надѣлала бы вамъ смерть моя! Безбожно же было бы съ моей стороны доводить васъ до того, къ чему вы такъ мало привыкли.

   Но довольный своимъ остроум³емъ, Ерихонск³й не счелъ нужнымъ продолжать разговоръ съ Софьинымъ и сдѣлавъ ногою какое-то мудреное па, отошелъ прочь.

   - Мое глубочайшее почтен³е-съ! сказалъ Созонтъ Евстафьевичъ Тошный, который между прочими отличительными качествами имѣлъ еще одно: непобѣдимую охоту давать совѣты и принимать, по его словамъ, во всякомъ смертномъ искреннее участ³е.

   - Здравствуйте, Созонтъ Евстафьевичъ, отвѣчалъ Софьинъ, подавая руку, которую Тошный пожалъ обѣими крѣпко на крѣпко.

   - Какъ ваше здоровье?

   - Какъ видите, здоровъ.

   - Ну, не говорите! Вы страхъ какъ перемѣнились.

   - Будто?

   - Могу васъ увѣрить.

   - Однакожь я не чувствую этого.

   - Ну, не говорите! Вы, извините, точно изъ гроба подняты.

   - Дурно ночь спалъ, да и послѣ обѣда не успѣлъ отдохнуть.

   - Ну, не говорите. Васъ мучитъ душевное безпокойство, этакая... понимаете, болѣзнь моральная. Ужь я знаю-съ.

   - Если знаете, спорить не стану и почитаю себя обязаннымъ благодарить васъ за такое глубокое вниман³е ко мнѣ.

   - Надо быть твердымъ, Владим³ръ Петровичъ, надо быть твердымъ; въ жизни человѣческой мало ли что случается,- да-съ.

   - Очень хорошо это знаю.

   - Ну, не говорите! Иное даже трудно и предвидѣть. Примѣръ недалеко. Предвидѣли ли вы такую непр³ятность, какая произошла между вами и Пустовцевымъ? А вотъ же произошла. Но противъ распоряжен³я судебъ нельзя спорить - да-съ. Надобно вооружиться великодуш³емъ и перенесен³емъ ударовъ несчаст³я.

   - Да съ чего же вы взяли, что я унываю?

   - Оно и то сказать, есть отъ чего и унын³ю предаться, есть отъ чего. Это дѣло... дѣло... не такого сорта.

   - Однакожь позвольте вамъ сказать, что вы на этотъ разъ ошиблись.

   - Ну, не говорите. Я ошибиться не могу, увѣряю васъ въ этомъ. Нѣтъ-съ, батенька, поживите-ка съ мое, такъ и будете читать людей, какъ по писаному.

   - Поздравляю васъ съ такой опытностью.

   - Да-съ, это ужь такъ! Однако, знаете ли что? Отойдемъ-ка къ сторонкѣ: я хочу поговорить съ вами подружески.

   И подхвативъ Софьина подъ руку, Тошный потащилъ его въ газетную комнату, гдѣ также встрѣтили Софьина непр³язненные взгляды и двусмысленныя улыбки.

   - Вотъ видите ли, Владим³ръ Петровичъ, заговорилъ Тошный, разставивъ ноги херомъ и держа его за пуговицу сюртука,- дѣло ваше съ Пустовцевымъ бросило на васъ, такъ сказать, тѣнь. Тутъ надо теперь умомъ поработать, да-съ, крючокъ поддѣть, на удочку, то есть, поймать, чтобъ онъ, знаете, ни туда ни сюда, дуэль ему этакую задать ... по-нашенски, понимаете?... Въ дѣлахъ-то онъ, я вамъ скажу, простоватъ и крайне неостороженъ, такъ вы.. того... подстерегите какой нибудь промахъ этакой, да и въ пику ему, въ пику черезъ высшее начальство, чтобъ онъ, понимаете, зналъ да вѣдалъ, чувствовалъ да разумѣлъ. Ей-ей, правда-съ!

   - Къ чему вы говорите мнѣ это, Соэонтъ Евстффьевичъ? сказалъ Софьинъ съ маленькой досадой.

   - Да вѣдь нельзя жь этого дѣла такъ оставитъ!

   - Послушайте, - если я отказался стать съ Пустовцевымъ на барьеръ при рукоплескан³яхъ свѣта, то неужьто соглашусь даже подумать когда нибудь затѣять противъ него борьбу постыдную, низкую, которая въ тысячу разъ хуже, чѣмъ изъ за угла ножемъ пырнуть?

   - Ну, не говорите! Я зналъ весьма многихъ почтенныхъ мужей, которые этимъ средствомъ лучше и чувствительнѣе всякой тамъ дуэли давали себя знать своимъ противникамъ.

   - И на здоровье имъ!

   - По мнѣ, вотъ это я есть настоящая дуэль! И опасности никакой, и имя честное не страдаетъ.

   Софьину становилось даже дурно отъ такихъ благоразумныхъ совѣтовъ. Чуть-чуть не послалъ онъ къ чорту своего собесѣдника и думалъ, какъ бы избавиться отъ него поприличнѣй.

   - Вы долго тутъ останетесь? сказалъ онъ такъ, чтобъ сказать что нибудь.

   - Нѣтъ-съ, сей часъ домой. Я думалъ встрѣтить тутъ Авксент³я Павловича; нужно посовѣтовать ему тамъ кое-что; некстати остороженъ да и щекотливъ немножко, вотъ не хуже васъ. Съ правдою, батенька, теперь далеко не уѣдетъ.

   - А супруга ваша здорова?

   - Покорнѣйше благодарю-съ. Саша у меня все дома; скучаетъ, бѣдненькая. Вѣдь безъ меня ни-ни, никого не приметъ; такая застѣнчивая и робкая. Да, кстати вотъ напомнили! Зачѣмъ же насъ-то, насъ-то вы забываете? Побойтесь Бога! Мы съ женой люди простые, обычаевъ свѣтскихъ не знаемъ, амбиц³ей не занимаемся; стало быть какая намъ нужда до того, что говорить тамъ о васъ разные друг³е? Мы всегда вамъ будемъ рады.- А, мое почтен³е, Авксент³й Павловичъ! вскричалъ Тошный, завидѣвъ господина въ двойныхъ очкахъ и куцомъ парикѣ, худо прикрывавшемъ остатокъ курчавившихся на затылкѣ волосъ.- До свиданья, любезнѣйш³й Владим³ръ Петровичъ! Извините!

   Софьинъ готовъ былъ разцаловать этого господина, который такъ въ пору подоспѣлъ къ нему на выручку и избавилъ отъ такого милаго собесѣдника. Онъ остался на томъ же мѣстѣ. Болѣзненно ныла растерзанная душа его; так³я минуты уносятъ у человѣка десять лѣтъ жизни!...

   Въ швейцарской раздался дружный хохотъ. Съ шумомъ ввалились въ залу нѣсколько молодыхъ людей; впереди ихъ выступалъ Племянничковъ съ смѣющимся лицомъ и съ самыми гулливыми манерами. Вся эта ватага направилась къ комнатѣ, гдѣ былъ Софьинъ. Шагъ черезъ порогъ и веселая физ³оном³я Племянничкова сдѣлалась серьезною и важною; онъ слегка поклонился и круто поворотилъ назадъ. Софьинъ вздохнулъ глубоко-глубоко... Медленно присѣлъ онъ къ столу, заваленному газетами, еще медленнѣй протянулъ руку и машинально захватилъ вмѣстѣ Constitutionel и Русск³й Инвалидъ. Пробѣжавъ глазами первый, онъ продолжалъ читать послѣдн³й, и казалось, остановилъ особенное вниман³е на извѣст³и объ отъѣзжающихъ.

   Такъ прошло болѣе часа, и никто не подошелъ къ Софьину, никто не сказалъ ему даже оффиц³альнаго привѣта. Всяк³й, заглянувъ въ газетную, повертывался и уходилъ прочь. Въ самой залѣ какъ будто пролетѣлъ тих³й ангелъ...

   Вдругъ въ той же залѣ послышался громк³й голосъ Небѣды: "Гдѣ? не можетъ быть!" и въ туже минуту Онисимъ Сергеевичъ сталъ лицомъ къ лицу съ Софьинымъ.

   - Что вы тутъ дѣлаете? сказалъ Небѣда.

   - Читаю.

   - Читаю, - въ Клубь ходитъ не за тѣмъ, чтобъ читать, а время проводить пр³ятно.

   - Я и провожу его пр³ятно.

   - Хороша пр³ятность! За книгами-то? Я только и читаю ихъ, что на сонъ грядущ³й. Удивительное дѣйств³е производитъ; что твои порошокъ сонный. Пойдемте-ка въ залу!

   - Я ужь тамъ былъ.

   - Да чтожь букою-то сидѣть?

   - У всякаго своя манера, Онисимъ Сергеевичъ.

   - Это не ваша манера, позвольте наконецъ сказать вамъ. Вы хандрите, вотъ и все! Да полно! Плюньте на всѣхъ и на вся. Я вамъ сказалъ, что все переверну, ну и переверну. Дайте лишь срокъ.

   - Много хлопотъ будетъ, Онисимъ Сергеевичъ. Общественное мнѣн³е - не кукла, которую ребенокъ то одѣваетъ, то раздѣваетъ по произволу. Не въ досаду вамъ, Онисимъ Сергеевичъ, скажу; тяжела жертва, которую я принесъ вашему спокойств³ю!..

   - Чтожь это? Вы раскаеваетесь?

   - Это чувство мнѣ недоступно. Раскаян³е есть слѣдств³е необдуманности; а на что я рѣшился разъ, тому и быть такъ, что бы ни вышло изъ того. Если промахнусь, выбраню себя, приму это за урокъ на будущее время и дѣло съ концомъ.

   - Да что васъ обидѣли тутъ что ли?

   - Нисколько. Всѣ держали себя, какъ должно.

   - Нѣтъ, видно, не какъ должно! Да вотъ я сейчасъ разузнаю.

   И проворно повернувшись, Небѣда изчезъ изъ газетной. Софьинъ вскочилъ чтобъ удержать его, даже крикнулъ ему вслѣдъ: но Небѣда, не оборачиваясь, махнулъ головой съ видомъ рѣшительнымъ, и оставилъ Софьина посреди комнаты съ протянутыми впередъ руками.

   Первымъ, на кого обрушился Небѣда, былъ тотъ господинъ язвительнаго свойства, который вызывался проучить Софьина. Къ несчаст³ю своему, этотъ храбрецъ не поудержался, и повторилъ нѣсколько словъ въ духѣ прежней своей реплики. Небѣда ринулся на него, какъ коршунъ на цыпленка, и въ пухъ разщипалъ его, не стѣсняясь ни въ выражен³яхъ, ни въ громоглас³и. Досталось и Трухтубарову и Ерихонскому и Тошнину, досталось всѣмъ, кто имѣлъ неосторожность подойти въ эту пору къ кружку,образовавшемуся около Небѣды. Голосъ его раздавался во всѣхъ сосѣднихъ комнатахъ, и даже оффиц³анты высунули изъ буфетной свои осклабленныя физ³оном³и.

   Софьянъ слышалъ все до единаго слова. Блѣдный, встревоженный онъ твердыми шагами вошелъ въ залу и взявъ за руку Небѣду, сказалъ окружавшей его толпѣ:

   - Я очень сожалѣю, господа, что появлен³е мое здѣсь сдѣлалось поводомъ къ раздору между вами. Уступаю всѣмъ безвозмездное право перецѣнивать и бранить меня, сколько угодно: но объ одномъ прошу,- не обижайтесь горячимъ словомъ Онисима Сергеича, и еще,- если станете судить меня, то забудьте одно имя, уважен³е къ которому вы должны имѣть всѣ, какъ люди благородные. Прощайте, господа; говорю, прощайте, а не до свидан³я!

   И пожавъ руку Небѣды, Софьинъ шибко пошелъ вонъ изъ Клуба. Но въ дверяхъ чуть не столкнулся онъ съ Пустовцевымъ: отступивъ другъ отъ друга, они остановились на одно мгновен³е. Софьинъ посторонился, и Пустовцевъ, взбивая лохматые волосы, вошелъ въ залу, небрежно переваливаясь съ ноги на ногу.

   И долго потомъ досуж³е языки теребили честь, имя и каждое слово Софьина, и долго еще служилъ онъ предметомъ насмѣшекъ и язвительныхъ порицан³й. Пульки окончательно разстроились, что также подало поводъ записнымъ игрокамъ побранить Софьина за его неумѣстное появлен³е.

   А что же Софьинъ?.. О, не приведи Богъ никого быть на его мѣстѣ!... Свѣтъ-инквизиторъ жесточе и изобрѣтательнѣй изверга Торквемады истерзалъ, измучилъ свою жертву!...

   Вотъ ужь болѣе недѣли, какъ опущены сторы у оконъ квартиры Софьина; болѣе недѣли, какъ никто не потревожилъ подъѣзднаго колокольчика, да и самого жильца не видать что-то нигдѣ. Особы, которыя имѣютъ страшную охоту все выпытывать да вывѣдывать, начали уже безпокоиться, и нѣкоторыя даже рисковали подсылать горничныхъ и лакеевъ поразвѣдать немножко, хоть бы и окольнымъ путемъ, какъ-дескать, что и почему? Спрашивали наконецъ и Небѣду, но и отъ него ничего не узнали: однихъ Онисимъ Сергеевичъ вовсе не удостоивалъ отвѣтомъ, друг³е услышали отъ него только какое-то бормотанье подъ носъ, а инымъ онъ просто говорилъ; "убирайтесь, пожалуста!" - и только. Самъ авторъ не знаетъ, какъ доложить читателямъ о томъ, что намѣренъ предпринять Софьинъ. Одно только удалось намъ подмѣтить, что на другой день, послѣ клубской истор³и, онъ посылалъ Никиту въ Казначейство, и потомъ черезъ часъ на почту съ какимъ-то пакетомъ. Встрѣтивш³йся съ Никитою поваръ Трухтубаровыхь, состоявш³й съ нимъ въ дружескихъ связяхъ и родной братъ Кици - предмета нѣжной страсти его, полюбопытствовалъ было узнать адресъ на пакетѣ, но Никита отвѣчалъ только: "не утруждайтесь, Михайла Кирилычъ, ни льзя-сь. Посылаемъ въ американск³я земли, чтобъ клубники оттуда прислали-съ. Катеринѣ Кириловнѣ наше глубочайшее-съ." Вотъ и всѣ свѣдѣн³я о Софьинѣ; больше ни имѣется. По уважен³ю таковыхъ обстоятельствъ, мы по неволѣ должны оставить на время Софьина, и заняться другими дѣйствующими лицами нашего разсказа.

   Онисимъ Сергеевичъ напрасно такъ много безпокоился о здоровьѣ своей Marie. Докторъ изъ своихъ лишь видовъ и для того, чтобъ придать болѣе цѣнности своему искуству, навязалъ пац³енткѣ своей опасную болѣзнь, а въ сущности, это было не болѣе, какъ нервическое раздражен³е. Дня три Marie пролежала въ постели, да и то лишь потому, что такъ предписалъ докторъ, и что ей не непр³ятно было видѣть себя предметомъ особенной заботливости и предупредительнаго ухаживанья всего семейства. Къ тому жь она смекнула, что болѣ