Аскоченский Виктор Ипатьевич - Асмодей нашего времени

nbsp;  Пожавъ тому и другому руку, Онисимъ Сергеевичъ также проворно и вышелъ, какъ вошелъ.

   - Не безпокойтесь, сказалъ онъ, не оборачиваясь и махнувъ рукою назадъ, не безпокойтесь, я и самъ найду дорогу.

   Софьинъ и Племянничковъ съ минуту смотрѣли другъ на друга, не говоря ни слова. Племянничковъ первый разразился самымъ громкимъ хохотомъ; Софьинъ тоже засмѣялся и сталъ ходить по комнатѣ.

   - Да гдѣ вы, дяденька, откопали такое сокровище?

   - Признаюсь, я самъ имѣлъ совершенно другое понят³е объ этомъ человѣкѣ.

   - Да это золото!

   - Самородокъ, если хотите!

   - Вотъ еслибъ вы, дяденька, послушали, какъ мы объяснялись!

   - Ужь вѣрно напроказили вы тутъ, Ѳедоръ Степанычъ!

   - Я-то? Мы....

   И онъ залился громкимъ смѣхомъ.

   - Да что у васъ тутъ было? спрашивалъ Софьинъ тоже сквозь смѣхъ.

   - У кого,- у насъ? Разговоръ.

   - О чемъ же?

   - Э, о чемъ же? Да на воловьей шкурѣ не перепишешь всего, о чемъ мы говорили.

   - Вы однакожь понравились ему.

   - Ей-богу, не виноватъ въ этомъ! Ужь стало быть такое мое счастье! Но только знаете ли что, дяденька: будьте вы при нашемъ разговорѣ, чуть ли бы этотъ добрякъ не послалъ меня къ чорту, который у него то и дѣло на языкѣ.

   - Почемужь такъ?

   - А ужь такъ.

   И онъ снова расхохотался.

   - Пойду, непремѣнно пойду! говорилъ Племянничковъ.

   Сегодня же дѣлаю визитъ и дѣло въ шляпѣ.

   - Глядите, Ѳедоръ Степанычъ, предупреждаю васъ. Супруга Онисима Сергеевича совсѣмъ другая статья. Это женщина съ страшными претенз³ями на свѣтскость, лучш³й тонъ и образованность.

   - Потрафимъ.

   - То-то глядите! Я потерпѣливѣй васъ, да и то чуть не лопнулъ съ досады отъ этого хвастовства, умничанья и кривлянья.

   - Да вы, дяденька, не умѣете. Посмотрите-ка, какъ мы выѣдемъ! Кривляться, конечно, не стану, а похвастать, поумничать - ого! на это насъ взять!

   - Не пересолите только.

   - Съ тѣмъ что извольте-съ.

   - Но ужь этотъ мнѣ мальчишка!...

   - Какой это, дяденька?

   - Тамъ вы увидите живую нравственную аномал³ю, пятнадцатилѣтняго франта съ папироской во рту.

   - И хорош³я у него папироски?

   - Спиглазовск³я.

   - Превосходно! Поздравьте меня; я у нихъ заранѣе свой въ домѣ. Ну, а барышни каковы-съ?

   - Старшая какъ будто смахиваетъ на маменьку.

   - А меньшая-съ?

   - Меньшая... милое, доброе дитя.

   - Какъ-какъ, повторите.

   - Я говорю: доброе дитя.

   - А милое-то кудажь дѣвалось? Такъ вотъ оно что! Хорошо она играла, выговаривала! Ну, слава Богу, слава Богу, на силу-то сказали вы по человѣчески!

   - Чтожь вы тутъ находите такого? спросилъ Софьинъ, покраснѣвъ слегка.

   Вмѣсто отвѣта, Племянничковъ, заложивъ руки, началъ ходить и запѣлъ самымъ страстнымъ голосомъ:

  

   На толь, чтобы печали

   Въ любви намъ находить,

   Намъ боги сердце дали,

   Способное любить.

  

   - Как³е пустяки поете вы! съ неудовольств³емъ сказалъ Софьинъ.

   - Пустяки, такъ пустяки, а я все таки поздравляю васъ.

   - Съ чѣмъ?

   - Скажу послѣ, теперь не время. Побѣгу переодѣнусь да и того... ахъ, дяденька, хорошо, что вспомнилъ,- пожалуйте на извощика. Подлецъ Павлушка въ кредитъ ужь не желаетъ возить, а пѣшкомъ съ визитомъ къ такимъ аристократамъ, какъ Небѣдовы, согласитесь, не совсѣмъ презентабельно.

   Чмокнувъ Софьина въ лобъ, Племянничковъ выбѣжалъ, громко и весело напѣвая: "я минуты той жду."

   Додго сидѣлъ Софьинъ, обдумывая что-то, потомъ подошелъ къ столу, взялъ ситару, медленно срѣзалъ ее гильотинкой и опять положилъ на прежнее мѣсто. Глубок³й вздохъ вырвался изъ груди его; онъ сѣлъ и задумался. Намеки Племянничкова какъ будто пробудили въ немъ чувство, похожее на угрызен³е совѣсти. Заглянувъ въ свою душу, онъ увидѣлъ, что почти ужь зажили глубок³я раны, точивш³я недавно горячую кровь и крѣпко захотѣлось ему разтравить ихъ. Онъ взялъ Дневникъ незабвенной своей подруги, раскрылъ его, прочелъ одну, прочелъ двѣ страницы, и гнѣвный вскочилъ съ кресла. "Гадокъ и ничтоженъ человѣкъ!" сказалъ онъ глухо.

   И, полноте! Чѣмъ же человѣкъ гадокъ, чѣмъ ничтоженъ? Тѣмъ развѣ, что онъ не перестаетъ быть человѣкомъ, что въ сердцѣ его есть неизсякаемый источникъ любви и неистребимая потребность жизни? Благодарен³е Промыслу за все, за все, что даже иногда человѣкъ осуждаетъ и клянетъ самъ въ себѣ, съ своемъ безумномъ ослѣплен³и! Вырываетъ насильно нечастливецъ изъ души своей малый отростокъ надежды отъ посѣченнаго въ немъ древа жизни; умышленно старается потушить чуть тлѣющую искру святаго упован³я, какбы находя въ этомъ отраду: но это крамола, это возстан³е противъ Того Всемогущаго и Премудраго Распорядителя, который ведетъ насъ, Ему Одному извѣстными, путями къ цѣли, Имъ Самимъ предназначенной... Не клевещите жь, несчастливцы, насильно закрывающ³е глаза свои отъ яркаго с³ян³я жизни,- не клевещите на природу человѣческую! Въ самомъ вашемъ томлен³и и недовольствѣ настоящимъ есть желан³е лучшаго будущаго, искан³е другой жизни, въ замѣнъ той, которая обманула васъ... Далеко въ первыя минуты скорби уносится отъ м³ра огорченная имъ душа. Забывая матер³альную точку опоры для своей внѣшней дѣятельности и вся охваченная духовною болью, она мчится въ болѣе сродныя ей сферы, и тамъ создаетъ себѣ мѣсто упокоен³я: но по мѣрѣ ослаблен³я этой боли, по мѣрѣ сознан³я кровной привязанности своей къ тѣлу, душа тихо спускается долу, и какъ голубица Ноева, ищетъ мѣста на землѣ, чтобъ отдохнуть купно съ утомленнымъ своимъ тѣломъ... Нѣтъ, несчастливецъ, не то ты сказалъ! Ничтоженъ человѣкъ, если онъ идетъ противъ распоряжен³й Промысла, безумно вземлясь на разумъ Бож³й; ничтожны стремлен³я его духа, если въ нихъ выражается намѣрен³е стать выше природы человѣческой! Гадокъ человѣкъ, если онъ, забывая свое достоинство, падаетъ до низкой ступени скотоподоб³я и измельчаетъ требован³я своего духа на однѣ животныя потребности!... Не возвышается человѣкъ до ангела, ибо въ безконечномъ порядкѣ творен³я пробѣла быть не можетъ. Онъ только становятся на сродной ему ступени, которою кончается лѣстница его восхожден³я; выше этой ступени уже болѣе нѣтъ для него, и дальнѣйшее стремлен³е человѣка въ высоту есть уже его паден³е...

   Совершенъ былъ первенецъ творен³я: но змѣй-искуситель сказалъ ему: вкуси отъ древа недозволеннаго познан³я, и будешь, яко Богъ. Послушался первенецъ земля змѣя-искусителя занесъ ногу на высшую ступень совершенства, потерялъ равновѣс³е - и палъ....

   Софьинъ клеветалъ на природу человѣческую подъ диктовку ума; сердце же его говорило ему совсѣмъ другое. По мѣрѣ тишины и спокойств³я, водворявшихся внутри его, умъ началъ читать ему уроки гордости, которая у крѣпкихъ натуръ почти столько же находитъ для себя пищи въ несчаст³и, сколько слабыя натуры находитъ ее въ Счаст³и. Онъ ухватился за произнесенное когда-то имъ неосторожное слово отвержен³я всего, что есть прекраснаго въ жизни и потому слышалъ внутри себя голосъ, который громко возопилъ бы противъ мнимо-постыдной измѣны внезапно брошенному слову.

  

  

   А между тѣмъ мы напрасно такъ скоро разстались съ Онисимомъ Сергеевичемъ, не познакомившись съ нимъ поближе. Такихъ людей со свѣчей поискать: ибо они ужь послѣдн³е представители отжившаго поколѣн³я. Наши потомки не найдутъ ужь этихъ топорно обдѣланныхъ характеровъ, и быть можетъ заподозрятъ разскащика въ беззаконномъ преувеличен³и. А между тѣмъ они еще живутъ и движутся межь нами съ своей грубоватой честностью, съ своимъ крѣпкимъ словомъ, которое въ иную нору пришибетъ, словно обухомъ, моднаго краснобая, съ своими ухватками и пр³емами, отъ которыхъ не мѣшаетъ иногда и посторониться,- короче, со всѣми особенностями, характеризовавшими нашихъ отцовъ и дѣдовъ.

   Онисимъ Сергеевичъ Небѣда происходилъ изъ древняго благороднаго, русскаго дома, и еслибъ онъ, подобно Соломонидѣ Егоровнѣ, занимался поболѣе своей генеалог³ей, то безъ труда могъ бы разсказать, какъ прадѣды его засѣдали въ Боярской Думѣ, какъ иные изъ нихъ водили дружины на поле ратное, какъ пировали за сытными боярскими столами, гнувшимися отъ тяжести братинъ, полныхъ русскимъ медомъ и заморской романеей, и отъ необъятнаго груза разнородныхъ яствъ. Когда порой задѣвали апатическое его равнодуш³е къ такимъ воспоминан³ямъ, и кто нибудь, опустясь на дно генеалогическаго моря, вытаскивалъ оттуда поросш³е мхомъ осколки родословнаго своего дерева, Онисимъ Сергеевичъ, махнувъ рукой, обыкновенно говаривалъ: "а, чортъ знаетъ что тамъ такое! Вонъ, пожалуй, и мои предки по Истор³и значатся еще при Васил³ѣ Темномъ, да мнѣ-то что отъ этого? Ни тепло, ни холодно! Русск³й дворянинъ да и баста!" Соломонида Егоровна однакожь не жаловала такихъ разсужден³й Онисима Сергеевича, и если ему случалось проповѣдывать при ней подобную ересь, то она старалась всѣми силами перебить рѣчь своего супруга и показать слушателямъ аристократическую древность фамил³и Небѣды, непремѣнно употребляя въ такихъ случаяхъ личныя и притяжательныя мѣстоимѣн³я въ числѣ множественномъ: мы, наши, и проч. Онисимъ Сергеевичъ вставалъ при этомъ съ своего мягкаго кресла, и склонивъ болѣе обыкновеннаго голову на сторону и потупивъ глаза, уходилъ въ кабинетъ. Зачѣмъ онъ уходилъ, за тѣмъ ли, что не любилъ похвалъ себѣ слушать, или отъ того, что боялся проговориться какъ нибудь во вредъ аристократическому важничанью своей дражайшей половины,- Богъ его знаетъ. Надо замѣтить, что Сололомонида Егоровна, къ крайнему своему прискорб³ю, была вовсе не аристократическаго происхожден³я, и говорятъ, предокъ ея, не далѣе, какъ во второмъ колѣнѣ, былъ вольноотпущеннымъ и служилъ економомъ или прикащикомъ у какого-то мелкаго барина. А страсть похвастать, если не своимъ, то мужнинымъ достоян³емъ не давала ей покою. Вообще, мы всегда любимъ громко проповѣдывать и навязывать себѣ тѣ похвальныя качества, которыхъ въ насъ или вовсе нѣтъ, или есть только въ чуть замѣтныхъ зародышахъ. Онисимъ Сергеевичъ чувствовалъ это очень хорошо, и потому-то крѣпко не жаловалъ длиннорѣчивыхъ разсужден³й своей супруги.

   - Ну, распустилась съ своими краснорѣч³ями! бормоталъ онъ съ такихъ случаяхъ. Ты, матушка, вотъ что лучше скажи; сколько велик³е предки-то мои благопр³обрѣтеннаго мнѣ оставили, вотъ что!

   - А уваженье, Онисимъ, а почтен³е? возражала Саломонида Егоровна.

   - Оно мое, а не предковское!

   - Всежь не сравняютъ тебя съ какимъ нибудь выскочкой.

   - Какъ же! Въ почетный уголъ такъ тебя и посадитъ! Нѣтъ, матушка, теперь ужь люди поумнѣли, и за то, что отцы да дѣды были умны, дураковъ сыновъ не уважаютъ.

   - Изъ чего жь бы послѣ этого и состояла аристократ³я?

   - Въ Русскомъ царствѣ, благодаря батюшкѣ Петру, вывелась старинная, пузатая аристократ³я; а если есть она у насъ, то слагается изъ людей умныхъ, полезныхъ, отличенныхъ Царемъ-Батюшкой, ктобъ они так³е ни были. Вотъ тѣ и вся недолга!

   Онисимъ Сергеевичъ, дѣйствительно, не могъ въ той же мѣрѣ похвалиться наслѣдственнымъ богатствомъ, въ какой досужая генеалог³я могла бы насчитать знаменитыхъ его предковъ. Все состоян³е его ограничивалось двумя сотнями ревизскихъ душъ, которыя давали очень мало подспорья своему барину. Благородныя раны,- памятка двѣнадцатаго года, честная, долговременная служба обратили на него вниман³е Правительства, и Онисимъ Сергеевичъ, не купаясь, какъ говорится, въ золотѣ, могъ однакожь похвалиться достаткомъ, слѣдств³емъ его скромности и прадѣдовской бережливости. "Копейка рубль бережетъ, говаривалъ онъ, а кому рубль ни по чемъ, тотъ самъ гроша не стоитъ." Соломонида Егоровна однакожь и въ этомъ не сходилась съ своимъ супругомъ. Обязанная поневолѣ держать строгую економ³ю, она, въ утѣшенье себѣ, на словахъ бросала тысячами, и успѣвала разными уловками и пожертвован³ями достигать того, что въ домѣ ихъ была видна даже претенз³я на роскошь, а сама она съ дѣтьми одѣвалась, словно отъ тысячи душъ. Онисимъ Сергеевичъ видѣлъ все это, и въ душѣ благодарилъ свою сожительницу за такое умѣнье сводить концы съ концами. За то онъ позволялъ ей хвастать, сколько душѣ угодно, и развѣ ужь когда Соломонида Егоровна проврется самымъ немилосердымъ образомъ, онъ приговаривалъ: "хвастливаго съ богатымъ не распознаешь".

   Онисимъ Сергеевичъ зналъ въ свое время и школьную лавку и "перстъ указательный" учителя, и скучный карцеръ и сидѣнье на хлѣбѣ на водѣ, и разныя друг³я подстреканья, бывш³я въ стары-годы неизбѣжной принадлежностью образован³я юношества. Школьныя воспоминан³я шевелили иногда заснувшее его воображен³е, и Онисимъ Сергеевичъ съ увлечен³емъ говаривалъ подъ часъ о прежней методѣ воспитан³я, разумѣется, отдавая ей преимущество предъ теперешнею. Онъ вспоминалъ наставниковъ своихъ съ ихъ недосягаемой для него ученостью, съ ихъ оригинальными привычками и странностями, и будто сбросивъ съ плечъ лѣтъ сорокъ, выступалъ молодцомъ, декламируя на распѣвѣ:

  

   О ты, что въ горести напрасно.

  

   - Чорта съ два, заключалъ декламац³ю свою Онисимъ Сергеевичъ, напишетъ теперь кто нибудь этакую оду! Это не куры-муры, разные амуры как³е нибудь, а самая суть, - да!

   Въ этомъ отношен³и Онисимъ Сергеевичъ былъ непреклонный старовѣръ, и собственно Изящная Словесность, во мнѣн³и его, ни на волосъ не подвинулась впередъ со времени Державина и Карамзина. Впрочемъ онъ не вовсе былъ глухъ къ стиху Пушкина и Жуковскаго; послѣдняго даже уважалъ за его баллады, а въ Пушкинѣ находилъ талантъ и говорилъ, что онъ "хорошо описалъ Онѣгина." За то всѣ проч³е поэты и прозаики рѣшительно не существовали для Онисима Сергѣевича. Гоголя онъ не полюбилъ, - не приличенъ, говоритъ. Впрочемъ, увидавъ какъ-то на сценѣ Ревизора, онъ нѣсколько дней послѣ этого разсказывалъ своимъ гостимъ содержан³е комед³и. Сама Соломонида Егоровна, дама въ высшей степени щекотливая на так³я вещи, съ замѣтнымъ удовольств³емъ вмѣшивалась въ разговоръ, наводя своего супруга на нѣкоторыя обстоятельства и частности, ускользавш³я изъ памяти его. Онисимъ Сергеевичъ никогда однакожь не отдѣлялъ автора отъ дѣйствующихъ лицъ повѣсти или драмы, и съ живымъ участ³емъ слѣдилъ за всякимъ словомъ того или другаго лица, побранивая, подъ часъ довольно крупно, неизвѣстно впрочемъ кого,- автора или выводимаго имъ героя.

   - Вишь онъ какъ! Говоритъ, шуба-то на васъ въ пятьсотъ рублей, а жалованья-то, говоритъ, получаете не Богъ знаетъ сколько, да такъ его и срѣзаль. Хе, хе, хе, хе! А этотъ городнич³й-то, когда говоритъ кварташкѣ: ты, говоритъ, скажи всѣмъ, говоритъ, что церковь-молъ была построена, да сгорѣла. Ну, не бест³я ли? А Осипъ-то, Осипъ! Преразсудительный человѣкъ, но только плутъ большой... Гмъ, Департаментомъ, говорятъ, управлять приглашали,- далъ бы я тебѣ, канальѣ, Департаментъ! Обобралъ, мошенникъ, всѣхъ да и уѣхалъ, и суда нѣтъ на немъ. Да и Марья-то Андреевна хороша! Чортъ знаетъ, что за пакостная баба, тьфу!

   Во всемъ вѣрный правиламъ чести и долга, всегда равный своему характеру, Онисимъ Сергеевичъ однакожь былъ въ высшей степени слабымъ отцомъ семейства. Чувство инстинктивной любви къ дѣтямъ, расширяясь болѣе и болѣе, охватило все существо его, во вредъ разумному началу правильныхъ къ нимъ отношен³й. Дѣло очень естественное! Чѣмъ болѣе человѣкъ дѣйствуетъ подъ вл³ян³емъ чувства, тѣмъ болѣе ошибокъ ждетъ его впереди. Строго надобно разбирать тѣ случаи, гдѣ умъ можетъ и долженъ быть совѣтчикомъ и руководителемъ, и гдѣ, безъ его указан³я, можно попасть въ такую кабалу, что послѣ и не выпутаешься. Повѣрка въ такомъ разѣ одна: когда изъ за убѣжден³й ума выглядываетъ гордость и эгоизмъ, тогда прочь этого совѣтчика; когда же онъ говорятъ въ пользу извѣстныхъ правилъ, въ духѣ самоотвержен³я, тогда его голосъ не долженъ бытъ гласомъ воп³ющаго въ пустынѣ.

   Онисимъ Сергеевичъ, можетъ быть, и самъ хорошо это зналъ, но на дѣлѣ выходило у него какъ-то не такъ. Горячо любимый своими дѣтьми, онъ готовъ былъ служить всѣмъ ихъ прихотямъ, и въ простительномъ отцу заблужден³и находилъ что лучше его дочерей въ свѣтѣ нѣтъ. Соломонида Егоровна совершенно соглашалась съ этимъ, прибавляя къ тому, что иначе и быть не могло, потому что имъ хорошо извѣстно, какой онъ фамил³и, и потому что матерью ихъ она - Соломонида Егоровна. Вотъ на счетъ сыновей своихъ Онисимъ Сергеевичъ былъ немножко противнаго мнѣн³я и окончательно расходился въ этомъ пунктѣ съ своей дражайшей половиной. Истрачивая пропасть денегъ на ихъ воспитан³е, онъ видѣлъ, что ребята его выходятъ какъ-то... не того, и копейку рублемъ не считаютъ. "Впрочемъ, чтожь такое? думалъ онъ въ иную пору. Вѣкъ на вѣкъ не приходитъ. Въ наше время то было хорошо, а теперь это. Притомъ молодому человѣку непремѣнно надо перебѣситься. Подростетъ, поумнѣетъ, и самъ остепенится. Вѣдь вонъ посмотрите, как³е побѣги съ перваго-то раза даетъ дерево,- и туда и сюда, а укоренится и пойдетъ расти, какъ надо".

   Но это софистическое убѣжден³е Онисима Сергеевича сильно поколебалось, когда старш³й сынъ его Витал³й, не успѣвъ еще забыть кадетскихъ привычекъ и тетрадокъ, на пути къ мѣсту службы, изволилъ влюбиться въ какую-то Лизаньку Кацавейкину, и по первой же почтѣ послалъ къ отцу горячее, какъ только могутъ писать прапорщики да поэты, письмо съ настойчивымъ требован³емъ его благословен³я, грозя въ противномъ случаѣ застрѣлиться чуть ли не десять разъ сряду. Испугался бѣдный Онисимъ Сергеевичъ: разсудокъ говорилъ ему, что девятнадцатилѣтн³й прапорщикъ окончательно пропалъ, свильнувъ съ служебной дороги на проселочную тропу женитьбы. Сгоряча онъ назвалъ его дуракомъ, молокососомъ и разбранилъ такъ, какъ только у Шекспира ругаются короли да принцессы, и тотчасъ же бросился къ перу писать отвѣтное послан³е: но за первой же строкой приставилъ палецъ ко лбу и задумался.

   - А чего добраго, пробормоталъ онъ про себя. Вѣдь чортъ его знаетъ! Ну, какъ въ самомъ дѣлѣ застрѣлится! Вѣдь онъ у меня такой рѣшительный. Разъ какъ-то не захотѣлъ выучить урока изъ Географ³и,- ужь какъ я ни бился, и просилъ, и грозилъ, и на колѣни ставилъ, и обѣда лишилъ,- ничто не помогло. Такъ таки германск³я владѣн³я и остались невыученными. Ужь стало быть выдастся такой характеръ! По дѣдушкѣ, значитъ, пошелъ.

   Сильно заговорило въ Онисимѣ Сергѣичѣ привычное чувство безотчетной любви къ дѣтямъ. Встрепенувш³йся было разсудокъ, какъ соколъ, съ котораго сняли колпачекъ въ неизвѣстной ему комнатѣ, слетѣлъ съ своего мѣста, забился въ уголокъ и притихъ подъ шумный говоръ взбунтовавшагося чувства. Весь растерявшись, Онисимъ Сергеевичъ обратился за совѣтомъ къ Соломонидѣ Егоровнѣ; а этого только и не доставало, чтобъ напугать бѣднаго Онисима Сергеевича. У Соломониды Егоровны на этотъ счетъ никогда не бывало нерѣшительности. Она всяк³й поступокъ своего дѣтища привыкла считать "благороднымъ" хотъ бы ея дѣтище ухватило только пуделя за хвостъ. Соломонида Егоровна, какъ дважды два, доказала своему супругу, что Витал³й ужь офицеръ, слѣдовательно не мальчикъ, что онъ благородной фамил³и, слѣдовательно не позволитъ себѣ никакого неблагороднаго пассажа, что онъ развивался очень быстро, слѣдовательно нечему удивляться, если онъ теперь рѣшился "избрать себѣ подругу жизни" что она - Соломонида Егоровна - и въ Москвѣ и въ Петербургѣ слышала про фамил³ю Кацавейкиныхъ, слѣдовательно онъ никакъ не могъ ошибиться въ выборѣ, и что вѣроятно, онъ познакомился "съ владычицей своего сердца" гдѣ нибудь на аристократическомъ балѣ, а пожалуй даже и при Дворѣ, гдѣ, какъ извѣстно, бываютъ и кадеты. На возражен³е Онисима Сергеевича, что Витал³й нашелъ Кацавейкину не въ Петербургѣ и не въ Москвѣ, а въ Орлѣ, - Соломонида Егоровна сказала, что это ничего не значитъ, что онъ непремѣнно зналъ петербургскихъ Кацавейкиныхъ и что только поэтому познакомился онъ и съ орловскими Кацавейкиными. Противъ сомнѣн³я Онисима Сергеевича на счетъ состоян³я невѣсты, Соломонида Егоровна сказала, что она непремѣнно должна быть богата, иначе родители не посмѣли бы и думать входить въ родство съ такимъ домомъ, какъ "ихн³й" сильно покрутилъ головой Онисимъ Сергеевичъ на такое убѣжден³е своей супругѣ: но всячески онъ уже былъ сбитъ съ крѣпкой позиц³и рѣшительной атакой Соломониды Егоровны; оставалась слабѣйшая. Въ краснорѣчивыхъ выражен³яхъ изложила она Онисиму Сергеевичу несчаст³е потерять сына, подающаго блестящ³я надежды, и еще въ цвѣтѣ юныхъ лѣтъ и еще по случаю, отъ котораго, можетъ быть, зависитъ его счастье, и еще такъ нѣжно обнимающаго колѣни своихъ родителей. Она завершила рѣчь свою обильными слезами, къ которымъ Елена Онисимовна присоединила и свои собственныя,- и дѣло Витал³я было выиграно. Онисимъ Сергѣичъ съ слѣдующей же почтой послалъ жениху богатую икону, наказавъ ему тотчасъ же послѣ брака отслужить молебенъ Гур³ю, Самону и Авиву.

   - А все таки глупо! твердилъ онъ, отправивъ посылку на почту и расхаживая большими шагами въ своемъ кабинетѣ. И сто и тысячу разъ скажу, что глупо, глупо, глупо! Вотъ посмотрите, чѣмъ это кончится; ужь я знаю!.... Застрѣлюсь, говоритъ, - и вретъ, не застрѣлился бы. А впрочемъ, кто его знаетъ? Вѣдь онъ у меня такой рѣшительный. Разъ изъ Географ³и... Эхъ, ты Господи Боже мой! Сглуповалъ, совсѣмъ таки сглуповалъ! Теперь ужь не поправишь.

   И точно, не поправишь. Жена не сапогъ, говоритъ пословица, надѣнешь - не скинешь. А кончилось, дѣйствительно, скверно. Ужь не говоря о томъ, что Кацавейкины были, что называется, голь перекатная, и сами разсчитывали на то, чего такъ положительно ожидала Соломонида Егоровна,- молодой человѣкъ, нагрузивъ странническ³й экипажъ свой женою, горничной, и другимъ тряпьемъ, необходимымъ для семейнаго счаст³я, встрѣтилъ на службѣ разныя непр³ятности. Ужь первое появлен³е его къ полковнику дало ему порядочный щелчокъ.

   - Такъ это вы женились на дорогѣ? спросилъ старый холостякъ, флегматически осматривая щедушненькую фигурку юнаго супруга.

   - Такъ точно, полковникъ, отвѣчалъ онъ, слегка покраснѣвъ.

   - Вы?

   Юный супругъ ничего ужь не отвѣчалъ на это.

   - А родители у васъ есть?

   - Есть, полковникъ.

   - Должно быть, только матушка.

   - Есть и отецъ, полковникъ.

   - И отецъ есть? Это удивительно! И благословили васъ?

   - Благословили, сказалъ юный супругъ, сердито тряхнувъ кудрявою головкой.

   - А что это у васъ за прическа такая, господинъ новый супругъ? Вы въ ней походите на дѣвочку.

   - Полковникъ ...

   - Сколько вамъ лѣтъ, господинъ прапорщикъ?

   - Двадцать трет³й.

   - Что?

   - Двадцать трет³й, полковникъ.

   - А, вы еще лгать пр³учаетесь! Не хорошо, юный супругъ! По формуляру вамъ значится.., сколько тамъ? спросилъ старый холостякъ полковаго адъютанта, стоявшаго въ сторонѣ и улыбавшагося какъ-то предательски.

   - Девятнадцать.

   - А видите? ну, извольтежь идти, юный супругъ, остригитесь, какъ должно да пр³учайтесь къ службѣ, господинъ юный супругъ.

   И пошелъ Витал³й по всему полку слыть подъ курсивнымъ прозвищемъ юнаго супруга. И сердился, и ссорился, и бранился онъ за это съ товарищами, но выходило еще хуже. Извѣстно, кто чѣмъ больше сердится на остроты и насмѣшки, тѣмъ больше онѣ сыплются на него. Ухаживанье за молоденькою прапорщицей, которая тоже скоро оцѣнила юность своего супруга, и поэтому не оставалась невнимательною къ искательствамъ усатыхъ капитановъ и щеголей майоровъ; она даже позволяла себѣ въ супружеской бесѣдѣ смѣяться надъ ребяческой ревностью своего Вити. Скудость прапорщичьяго жалованья и уютностъ квартиры, отводимой, по положен³ю, одинокой звѣздочкѣ безусаго Марса, все это требовало безпрестанныхъ хлопотъ, и юный супругъ, опустивъ крылья "желан³й и надеждъ", смиренно сталъ обращаться къ своимъ родителямъ съ покорнѣйшими просьбами то о какомъ нибудь совѣтѣ, то объ утѣшен³и, при чемъ болѣе надлежащаго распространялся о своихъ критическихъ обстоятельствахъ и о гонен³и рока. Служба пошла какъ-то дурно: ссора съ полковымъ адъютантомъ, чуть не кончившаяся дуэлью, сдѣлала и полковника неблагосклоннымъ къ юному супругу; а тутъ еще Богъ послалъ дочку, къ которой понадобились мамки да няньки,- все это заставило Витал³я взять отставку. Невстунно двадцати двухъ лѣтъ отъ роду, онъ уже кончилъ военную карьеру, и не поймавъ ни Кошута, ни Бема, занялъ, по ходатайству отца, гдѣ-то мѣсто помощника Становаго Пристава, и сталъ преслѣдовать малеькихъ воришекъ, почтительно кланяясь большимъ ворамъ.

   Больно и обидно было Онисиму Сергеевичу такое оскорблен³е его нѣжной, хоть и не совсѣмъ разумной, любви къ дѣтямъ. Сама Соломонида Егоровна на первыхъ порахъ не осмѣливалась соваться съ своими убѣжден³ями и утѣшен³ями, когда Онисимъ Сергеевичъ жаловался на неблагодарность и безчувственность дѣтей. Лишь изрѣдка позволяла она себѣ сказать какую нибудь великолѣпную сентенц³ю о жестокости судьбы, всегда преслѣдующей людей достойныхъ, или о твердомъ перенесен³и несчаст³й. Черезъ нѣсколько однакожь времени, когда первое непр³ятное впечатлѣн³е ослабѣло, Соломонида Егоровна заговорила уже смѣлѣе, и даже сказала однажды, что должность Становаго отнюдь не унижаетъ Витал³я и всей ихъ фамил³и, потому-что вонъ-дескать и король французск³й Филпппъ былъ какъ то деревенскимъ учителемъ.

   Но ни Онисимъ Сергеевичъ, ни Соломонида Егоровна не взяли въ толкъ того, что въ этомъ дѣлѣ они виноваты больше, чѣмъ кто либо другой. Ужь такъ устроена природа человѣческая. Себя обвинить - Боже сохрани! Ужь если не на кого, то мы на судьбу свалимъ.

   Примѣръ старшаго сына плохо однакожь вразумилъ Онисима Сергеевича. Жоржъ готовилъ ему еще больш³я непр³ятности. Назойливость и нахальство развивались въ немъ не по лѣтамъ; а добрая маменька увѣряла слабаго папеньку, что Жоржъ ихъ понимаетъ себя очень хорошо, что онъ чрезвычайно почтителенъ и слушается каждаго ея слова. Послѣднее, дѣйствительно, было справедливо, потому что Жоржъ превосходно понималъ, что маменька его послѣ нравоучительной тирадки всегда становится необыкновенно добра и безотказно наполняетъ щегольской его портъ-моне. Самъ Онисимъ Сергеевичъ, по какому-то странному ослѣплен³ю, вѣрилъ, что Жоржъ малой съ добрымъ сердцемъ, хоть и шалопай немножко. "Ну, да это, говорилъ онъ, только подъ крыломъ матушки, а вотъ какъ поступишь, братъ, въ училище, да потянешь лямку на службѣ,такъ узнаешь Кузькину мать, въ чемъ она ходитъ. "

  

  

   Въ городъ В. пр³ѣхалъ какой-то заграничный артистъ удивлять своимъ талантомъ непросвѣщенную и добрую Русь. Извѣстно, что эти господа считаютъ наше любезное Отечество чѣмъ-то въ родѣ Калифорн³и, и съ благодарностью принимая за границей скромные франки и горемычные цванцигеры, отъ насъ непремѣнно требуютъ полновѣсныхъ рублей. А мы сдуру-то и платимъ имъ, да еще принуждены бываемъ выслушивать ихъ громк³я жалобы на то, что ихъ тутъ цѣнить не умѣютъ, что за границей хоть и мало имъ платятъ, за то вишь они добываютъ тамъ славу и извѣстность.

   - Славу и извѣстность, говорилъ однажды при мнѣ старый полковникъ, взявш³й для падчерицы своей, да кстати ужь и для себя, билетъ въ какой-то концертъ, что стоило ему пяти серебрянныхъ рублей:- славу и извѣстность-вишь оно какъ! Ну и жили бы тамъ съ своей славой и извѣстностью! Такъ нѣтъ же, лезутъ къ намъ за безславными рублями и безъизвѣстными червонцами. То-то и есть-то; видно, и соловьи отъ своихъ пѣсенъ сыты не бываютъ!

   Онисимъ Сергеевичъ, встрѣтивъ у губернатора заѣзжаго гостя, долгомъ почелъ познакомиться съ нимъ, и почитая свою Елену тоже не послѣдней артисткой, запросилъ его къ себѣ. Отказа не было, потому что голодный артистъ разсчиталъ между прочимъ на сбытъ нѣсколькихъ билетовъ черезъ руки гостей и хозяина. Слѣдств³емъ этого было то, что Онисимъ Сергеевичъ открылъ у себя музыкальный вечеръ, на который, между многими другими, приглашенъ и Софьинъ, уже успѣвш³й пр³обрѣсть ближайшее знакомство съ Небѣдой и даже благоволен³е самой Соломониды Егоровны.

   Въ назначенный день совсѣмъ неожиданно пр³ѣхалъ къ Владим³ру Петровичу передъ самымъ вечеромъ Племянничковъ, разфранченный на пропалую.

   - Нѣтъ ли у васъ, дяденька, воротничковъ получше? сказалъ онъ, вынимая изъ кармана свѣж³я, еще ненадѣванныя перчатки.

   - Я не ношу ихъ, а что такое?

   - Стало быть съ моими помятыми я не произведу желаемаго эффекта.

   - Гдѣжь это?

   - У Небѣдовъ-съ.

   - А вы тамъ будете?

   - Какъ же-съ.

   - Приглашены?

   - Нѣтъ-съ, мы дѣйствуемъ по аглецки; явимся и безъ приглашен³я. А что такое, развѣ у нихъ балъ какой?

   - Балъ не балъ, но что-то въ родѣ вечера.

   - Тѣмъ лучше! значитъ, я не даромъ израсходовался на бѣлыя перчатки.

   - Какой-то проѣзж³й артистъ будетъ играть тамъ.

   - И превосходно! Значитъ, не будемъ затрудняться въ выборѣ предмета для пр³ятнаго conversation. Фу, канальство! Вотъ разойдусь! говорилъ Племянничковъ, потирая отъ удовольств³я руки. То есть, вы ахнете, дяденька, отъ удивлен³я моимъ музыкальнымъ свѣдѣн³ямъ! А то въ самомъ дѣлѣ съ этой барыней трудно попасть въ лин³ю.

   - Ахъ, да; я давно хотѣлъ спросить, вѣдь вы были у нихъ съ визитомъ?

   - Былъ-съ, какъ-же.

   - Чтожь вы мнѣ не разскажете, какъ васъ тамъ приняли?

   - Да нечего разсказывать. А не вспоминали тамъ ни разу обо мнѣ?

   - Нѣтъ, что-то ни помнится.

   - Дурно! Стало быть не произвелъ должнаго впечатлѣн³я.

   - Напротивъ, это хорошо; а то я знаю ваши впечатлѣн³я-то.

   - Знаете? Ну, такъ знайтежь; я нагородилъ тамъ ужаснѣйшихъ глупостей.

   - Такъ и есть!

   - Нельзяже-съ, дяденька. Можете вообразить, прихожу это, раскланиваюсь, какъ слѣдуетъ, рекомендуюсь, что - молъ такъ и такъ, "проливалъ въ нѣкоторомъ отношен³и кровь на пользу отечества," прошу удостоить... словомъ, отрекомендовался, какъ долгъ велитъ, и сѣлъ. Только что хотѣлъ я затянуть пѣсню о погодѣ,- мадамъ Небѣда, не давъ мнѣ промолвить слова, понесла такую аристократическую дичь...

   - Эхъ, крякнулъ Софьинъ, нетерпѣливо повернувшись въ креслѣ.

   - Пожалуйте жь, дяденька, чѣмъ это кончилось. Не желая ударить лицомъ въ грязь, я и себѣ пустился въ аристократическ³е разсказы. Мы съ ней объѣздили весь Петербургъ, всѣхъ вельможъ и бюрократовъ, и чуть, чуть не застряли во Дворцѣ.

   - Эхъ, какой же вы, право! сказалъ Софьинъ, качая головой.

   - Позвольте же, позвольте. Барыня, чувствуя, что отъ меня такъ и пышетъ аристократизмомъ, сдѣлала умильную рожицу, и пожелала узнать, что я за птица. - Такъ себѣ, чиновникъ, сказалъ я. - Не родня ли вы почтъ-директору Платону Александровичу Племянничкову?- никакъ нѣтъ-съ.- Какихъ же вы?- Очень незначительныхъ: мой дѣдушка былъ приходскимъ дьячкомъ, а батюшка штатнымъ смотрителемъ.

   - Охота же вамъ плести так³я глупости!

   - А чтожь мнѣ было дѣлать? Надобножь поддерживать разговоръ.

   - Славно вы его поддерживаете!

   - По всѣмъ правиламъ искусства. Отъ маленькихъ противорѣч³й, дяденька, зависитъ интересъ разговора.

   - А если она узнаетъ, что вы солгали?

   - Скажу, пошутилъ.

   - Съ дамой-то?

   - Нѣтъ, съ барыней.

   - Дурно, Ѳедоръ Степанычъ, не хорошо!

   - За тожь, какъ опѣшила моя барыня! Вдругъ опустила голосъ нѣсколькими нотами ниже. Она принялась убѣждать меня въ самыхъ краснорѣчивыхъ выражен³яхъ, что незнатность происхожден³я совершенно ничего не значитъ, что это не должно меня безпокоить, что у нихъ есть въ Петербургѣ знакомый генералъ, который тоже изъ поповичей, и что порядочные люди бываютъ во всякомъ сослов³и. Я, разумѣется, совершенно согласился съ этимъ и усерднѣйше сталъ просить, тоже въ краснорѣчивыхъ оборотахъ, призрѣть мое ничтожество и бросить взглядъ благосклоннаго вниман³я ....

   - Что вы мнѣ толкуете? Какъ же таки можно, чтобъ она не догадалась изъ словъ, изъ тону вашего, что вы такъ дерзко шутите?

   - Куда ей дурѣ! Напротивъ, моя всеуниженнѣйшая просьба произвела самое лучшее впечатлѣн³е! Съ важност³ю театральной герцогини госпожа Соломонида представила меня своей дочери старшей, не преминувъ однакожь тонко замѣтить, что я не изъ тѣхъ Племянничковыхъ, которыхъ, видите ли, они знали въ Петербургѣ, а изъ другихъ какихъ-то.

   - Какихъ-то?

   - Да, какихъ-то; такъ и сказала.

   - Видите? Ктожь васъ виноватъ? Не болтайте пустаго!

   - Мамзель однакожь ничего. Мы съ ней сошлись во взглядахъ. Она, изволите видѣть, дилетантка, - ну, это и мой конекъ. Мы перебрали съ нею всѣхъ артистовъ и всякому изъ нихъ дали надлежащую оцѣнку. Кстати, дяденька, что это за штука такая генералъ-басъ?

   - А что такое?

   - Да она замѣтила мнѣ, что я должно быть хорошо разумѣю генералъ-басъ. Натурально, я сказалъ, что очень хорошо. А между тѣмъ, позвольте узнать, дяденька, что это птица какая, опера или книга чтоль?

   - За чѣмъ же вы берете на себя знан³е того, о чемъ и понят³я не имѣете?

   - Дѣйствительно, чортъ знаетъ за чѣмъ. Такъ вотъ съ языка сорвалось. Да спасибо Жоржу, подоспѣлъ на выручку.

   - Ну, что же, какъ вы его нашли?

   - Прекрасный молодой человѣкъ! Послѣ двухъ-трехъ словъ мы сошлись съ нимъ на короткую ногу.

   - Стоило!

   - И очень стоило. Такихъ папиросокъ и у васъ, дяденька, никогда не приводилось мнѣ курить. А главное, не стань я съ Жоржемъ въ дружеск³я отношен³я, то врядъ ли бы госпожа Содомонида пригласила меня бывать у нихъ запросто.

   - По дѣломъ вамъ! не болтайте пустяковъ!

   - Разсказывайте! Пустяками-то, дяденька, и свѣтъ держится.

   - А меньшой вы не видали? какъ-то отрывисто спросилъ Софьинъ, закуривая сигару.

   - Кого, это меньшой, дяденька? сказалъ Племянничковъ, плутовски прищурясь.

   - Кого меньшой! Marie.

   - Marie... протяжно произнесъ Племянничковъ. Нѣтъ-съ, не видалъ-съ.

   - Почемужь?

   - Нездорова.

   - Нездорова? сказалъ Софьинъ съ значительнымъ повышен³емъ голоса.

   - Ухъ!

   - Ѳедоръ Степановичъ! серьезно сказалъ Софьинъ, вставая съ кресла и начиная ходить по комнатѣ: я не люблю такихъ шутокъ.

   - Виноватъ, дяденька, ей-богу, не буду. Видѣлъ, видѣлъ!

   - Говорите о чемъ нибудь другомъ.

   - Нѣтъ-съ, надо это кончить.

   - Оставьте, пожалуста!

   - Не могу, дяденька, порядокъ требуетъ.

   Владим³ръ Петровичъ быстро пошелъ и хлопнувъ дверью, заперся въ кабинетѣ.

   - Вотъ оно и вышло-дышло! сказалъ Племянничковъ, оставшись одинъ. Однакожь, какъ это странно! Вѣдь вотъ и умный человѣкъ дяденька-то, а не съумѣлъ схитрить, попался. Мудренаго впрочемъ въ этомъ я ничего не вижу. Marie, нечего сказать, милая добрая и прехорошенькая дѣвушка, не чета этой... хоть и та ничего себѣ.... еслибъ не этотъ проклятый генералъ-басъ, который совсѣмъ сбилъ меня съ толку, мы успѣли бы очаровать другъ друга. Marie, кажется, замѣтила, какъ я сконфузился; за то какъ ловко лавировала она между аристократическимъ хвастовствомъ своей мамаши и дилетантизмомъ сестрицы! Главное то хорошо, что не хитрила и подъ часъ проговаривалась, какъ настоящая институтка. Я это люблю. Сколько я могъ замѣтитъ, дяденька-то у ней на счету. Жаль, что я не успѣлъ сказать ему этого. Дяденька! дяденька! заговорилъ онъ вслухъ, приложивъ ухо къ дверямъ кабинета.

   Не дождавшись отвѣта, Племянничковъ запѣлъ жалобно: "Отворите мнѣ темницу".

   Какъ ужь они тамъ поладили, Богъ ихъ знаетъ, только на вечеръ къ Онисиму Сергеевичу оба явились вмѣстѣ. Зала, въ которую они вошли, была освѣщена съ собственномъ смыслѣ блистательно, если принять въ соображен³е огромную люстру, горѣвшую, словно большой костеръ, и нѣсколько свѣчей на столѣ, заваленномъ нотами. Въ залѣ кочевало нѣсколько фрачниковъ и губернаторск³й адъютантъ съ подержаннымъ и вѣчно-улыбающимся лицомъ. Въ гостиной сидѣло нѣсколько дамъ и мужчинъ солиднаго свойства. Откланявшись Соломонидѣ Егоровнѣ, разряженной въ пухъ и въ прахъ, Софьинъ сѣлъ въ незанятое кресло; Племянничковъ помѣстился близъ него, и на минуту прерванный разговоръ продолжался.

   - Только чтожь бы вы думали? говорила Соломонида Егоровна. Подъѣзжаю я къ театру, гляжу: Тютюевъ генералъ. Я была совершенно изумлена, полагая его въ Тифлисѣ. Онъ провелъ насъ въ ложу и разсказалъ намъ объ этомъ происшеств³и.

   - А мнѣ говорили, сказалъ господинъ съ владим³ромъ въ петлицѣ, что напротивъ, Лермонтовъ вызвалъ.

   - Совсѣмъ нѣтъ! Комужь лучше знать, какъ не генералу? Тютюевъ говорилъ, что Лермонтовъ бывало у него по цѣлымъ часамъ дожидается пр³ема.

   - Ахъ, maman! подхватила Елена, такой велик³й поэтъ - и въ пр³емной! Это ужасно!

   - Да, это дѣйствительно, подтвердила Соломонида Егоровна, Селифанъ Никифоровичъ престранный человѣкъ; никакого не обращаетъ вниман³я на высшее вдохновен³е.

   - Онъ смотритъ только на пуговицы да на пригонку мундировъ; я знаю его! замѣтилъ какой-то отставной военный въ преогромными усами.

   - Это рѣшительно проза! подтвердила Елена. Imaginezvous, maman, онъ даже не знааетъ "Демона."

   - Демона? сказалъ господинъ съ владим³ромъ въ петлицѣ: какого это демона?

   - Какъ, Порфир³й Карповичъ, и вы не знаете Демона Лермонтова? съ изумлен³емъ спросила Елена.

   - И не дай Богъ знать его.

   - Что вы говорите!

   - Говорю то, что еслибъ и Лермоитовъ-то поменьше знакомился съ демонами, такъ его бы не уколотили. А то всѣ эти поэты да стихотворцы съ демонами за панибрата, а Господа Бога знать не знаютъ. Отъ того и бьютъ ихъ, какъ собакъ.

 &nbs