Главная » Книги

Волконский Михаил Николаевич - Два мага, Страница 4

Волконский Михаил Николаевич - Два мага


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

о из сокровеннейших и святейших братств, которые когда-либо знали посвященные. Твои способности обещали тебе светлую будущность, ты делал быстрые успехи и быстро проходил степени посвящения, достигнув наконец одной из важных. Вспомни, как росло мало-помалу могущество твоего духа, как ты достигал познания тайн природы и завоевывал себе ее подчинение. Но вместо того, чтобы употребить открытые тебе знания на добро и правду, на пользу другим людям, на милосердие к ним, ты стал извлекать для себя выгоды, стал заботиться только о себе и предаваться земной роскоши, вместо того чтобы удаляться от нее. И сила твоя стала слабеть. Ты сам чувствовал, что ты не тот уже человек, знания в тебе остались, но силы не было. Тогда ты начал обманывать доверчивых людей, разыгрывать комедии вроде той, которую разыграл с Потемкиным сегодня, и этим путем добывать средства для удовлетворения своей ненасытности к роскоши и безумству. Но и этого для тебя оказалось мало. Ты пошел дальше - опомнись!..
   Феникс стоял пораженный и испуганный.
   - Ты знаешь мое, давно забытое мною, имя? - проговорил он наконец чуть внятно. - Ты знаешь о моем посвящении? Кто же ты?
   Кутра-Рари придвинулся к графу Фениксу.
   - Неужели не узнаешь меня? - спросил он, близко пригибаясь к нему.
   Напрасно старался Феникс найти в темно-бронзовом лице индуса какие-нибудь знакомые черты; как ни вглядывался он - не мог узнать.
   - Так я чужой тебе, ты не знаешь меня? - повторил Кутра-Рари.
   И граф Феникс, несмотря на то, что, казалось, все бы отдал в эту минуту, лишь бы назвать истинное имя индуса, должен был ответить:
   - Нет, не знаю!
   - Вот до чего дошел ты! - опустил голову Кутра-Рари. - Опомнись, падший брат! Остановись, что ты делаешь? Ты знаешь, что ждет тебя?
   Граф Феникс молчал, тяжело дыша. Казалось, в нем не борьба происходила, но он собирался с силами для борьбы не с самим собой, но против сыпавшихся на него укоров.
   - Да, я знаю, что меня ожидает, - проговорил он, подняв вдруг голову, - меня ожидает возмездие за совершенное мною, но час этого возмездия не наступил еще, и пока мое время, и я могу действовать, как я хочу и как мне нравится. Я пошел на это и теперь не сойду с моей дороги, и за то, что я имею теперь, за эту роскошь, за этот почет, которым я пользуюсь, я готов претерпеть впоследствии. Я не знаю тебя, старик; вероятно, ты - один из посвященных в высшие степени братьев, - который? - я не могу узнать. Но поди и скажи твоим братьям, что глупо, обладая той силой, какая есть у них, жить так, как они, то есть впроголодь, не имея подчас даже необходимого. Если они боятся возмездия, то это не что иное, как трусость с их стороны. Я не боюсь и иду на него.
   - Ты - безумец, - ответил Кутра-Рари, тяжело вздохнув. - Неужели земные блага тешат и удовлетворяют тебя, неужели обладание ими дает тебе счастье?
   - Нет, - проговорил Феникс, становясь все смелее и смелее, - мне мало того, что я имею, но я хочу и достигну большего.
   - Не тем ли делом, ради которого ты приехал сюда, в Россию?
   - Этого никто не может знать!..
   - Ты думаешь? Так говорят профаны, готовя в тайных мыслях злые начинания, но ты должен был бы знать, что и мысли человека не скрыты от посвященных. Скроешь ли ты свои? Сегодня ты видел, как легко следить за такими, как ты. Я был с тобой во дворце Потемкина, слышал и видел все и читал в твоих мыслях. Итак, помни, что я слежу за тобой и ты не увидишь меня.
   - Но зачем же следить за мной, если заранее известно, что придет час моего возмездия и я понесу его? - пожав плечами, спросил Феникс.
   - Для того чтобы предотвратить то зло, которое ты хочешь сделать ближним.
   - А если я, несмотря на твое могущество, не побоюсь тебя?
   - Бойся или нет - мне все равно; я сделаю свое дело - не допущу тебя вредить ближнему.
   - Тогда останови сначала ураган в степи, который засыпает песками караваны, тогда укроти бурю на море, которая разбивает корабли и топит все живое на них) уничтожь смертоносные удары молнии, потуши вулканы, смири землетрясения, дай влагу засухе и запрети наводнению выходить из берегов, туши огонь пожаров и притупи мечи, отпущенные людьми, чтобы убивать друг друга... Сделай сначала все это и потом говори о зле, которое я могу сделать.
   - Бедный брат мой! Не мне повелевать ветрами, не мне приказывать земле, не мне остановить огонь и не мне укрощать воды; нет, не мне все это, но в силах моих предотвратить то зло, которое готовы сотворить такие, как ты. И я сделаю свое дело!
   - Не сделаешь ты его! - вдруг крикнул Феникс и бросился на старика, но в ту же минуту почувствовал, что свет померк в его глазах и непроницаемая тьма окутала все кругом.
   Он приостановился, протянул руки вперед, зрение снова вернулось к нему, он опять увидел комнату и все, что было в ней, только Кутра-Рари не было - индус исчез.
   Граф Феникс быстрыми шагами направился в свою спальню. Ему хотелось остаться одному и отдохнуть, но, пока он шел, ему чудился шорох сзади, словно кто-то следовал за ним по пятам.
  

Что сталось с Надей

  
   Уже в течение трех дней Надя не знала, где она и что с нею случилось.
   До сих пор она жила у Елагина, воспитанная им, привыкла почитать его как отца, и не сомневалась, что ее судьба будет похожа на судьбу таких же, как она, девушек, то есть придет время, станут ее вывозить, а потом выйдет она замуж за любимого, конечно, человека. Так думала она. Но вышло совершенно иначе.
   Первое ее появление в свет было, правда, отпраздновано торжественным обедом и балом, на нем произошло и окончательное объяснение с князем Бессменным, которому Надя поклялась в вечной любви; все было чудесно, но на другой день круто изменилось.
   На другой день Елагин призвал ее к себе, показал на явившегося к нему старика и сказал, что она должна ехать с ним, забрав самые необходимые вещи. Надя не противоречила, привыкнув исполнять приказания Елагина, собралась, села в карету вместе со стариком и поехала.
   Ей было немножко жутко ехать так с чужим человеком, но почтенный вид ее спутника несколько успокаивал ее. Однако заговорить с ним она не решалась. Он тоже молчал и, когда они отъехали от дома, опустил шторы в карете, так что Надя не могла видеть, куда ее везут.
   Они ехали долго. Карета несколько раз поворачивала, наконец остановилась. Старик поглядел из-за шторы в окно и поднял ее. В то же время гайдук откидывал подножку и отворял дверцу.
   Они были на закрытом дворе, обсаженном деревьями. Надя вышла из кареты вслед за стариком, он отвел ее "в приготовленное для нее помещение", как сказал он, просил "подождать", откланялся и ушел. Надя ждала уже три дня, но пока ничего не выходило из ее ожидания.
   Ее помещение состояло из трех очень хорошеньких комнат, куда ей приносили завтрак, обед, чай, кофе и всякое угощение. Все было очень вкусно, очень хорошо и богато подано. В средней комнате, устроенной для будуара, стояли шкафчик с книгами, письменный стол с принадлежностями для письма и рисования и клавесины с нотами. Служила Наде немая калмычка, которая являлась на звонок и от которой нельзя было добиться ни слова.
   Что это было и почему, Надя понять не могла. Она видела, что ее почему-то заперли одну-одинешеньку, и напрасно пыталась доискаться разрешения этой загадки.
   Она написала Елагину письмо, в котором изобразила свое положение, и просила, если нельзя освободить ее, то хоть прислать ей француженку, ее мадам, чтобы не так было скучно и безлюдно. Письмо она отдала калмычке, та взяла его с поклоном и унесла.
   Письмо Елагину Надя, конечно, могла послать через свою новую горничную, но поручить ей записку князю Бессменному она не решалась. Будь с ней ее Дуняша - тогда было бы другое дело. Под влиянием этого Надя всплакнула несколько раз.
   Однако молодость брала свое, и мечты сменяли слезы.
   Надя воображала себя сказочной царевной, которую заперли в заколдованном замке, так что она должна ждать царевича, а он придет и освободит ее. Под царевичем, конечно, подразумевался князь Бессменный. Он отыщет ее, сделает невозможное и освободит, но надо облегчить ему эту задачу, дать знать ему; но как?
   В первый же вечер Надя отправилась гулять в сад, куда выходили окна ее комнат. Ее никто не удержал. Ее комнаты были в нижнем этаже, к ним примыкал балкон, и дверь на этот балкон не была заперта. Сад казался обширным, но Надя скоро убедилась, что для нее отделена лишь небольшая часть его. Она была окружена домом, забором, речкой, а потом тянулся высокий частокол. Другого входа и выхода, кроме балконной двери, не было.
   Надя внимательно обошла кругом. У дома росли густые кусты, сквозь которые не пробраться было; за речкой виднелся сад, совершенно пустынный. Частокол был сбит из высоких заостренных кольев гораздо выше человеческого роста, не только перепрыгнуть, но даже заглянуть через него не было никакой возможности. Но в одном месте колья расшатались, и один из них образовал щель, настолько широкую, что она образовала довольно значительный просвет.
   Сойдя с дорожки на траву, Надя пробралась к нему. В просвет виднелся широкий пустырь с далекими бедными домиками, как бы потерявшимися за ним, а у самого частокола шла дорога, отделенная от него канавой.
   Не было видно ни души. Надя с любопытством заглядывала в разные стороны. Наконец на дороге показался прохожий. Это был солдат.
   "Окликнуть... не окликнуть?" - сомневалась Надя и, сама испугавшись своего голоса, окликнула-таки.
   Солдат вздрогнул и начал оглядываться, видимо, недоумевая, откуда послышался ему зов.
   Как ни было страшно Наде заговорить с чужим человеком, как ни хотелось ей убежать отсюда скорей без оглядки, она все-таки поборола свой страх и заговорила. Солдат послушался ее зова, повернулся, перепрыгнул через канаву и подошел к частоколу по ту сторону.
   - Слушай, солдат, - заговорила Надя, волнуясь и торопясь, - ради Бога, коли ты веруешь в Него, отыщи в городе князя Николая Семеновича Бессменного, он офицер, и передай ему это колечко. Больше ничего, передай ему это колечко и укажи место, откуда ты получил его, - и она, сняв с пальца кольцо и просунув руку в щель, подала его солдату.
   Солдат оказался бывалый. Он смекнул, что это дело безопасное для него и что тут может даже перепасть что-нибудь, а потому обещал разыскать князя Бессменного и передать ему кольцо.
   Надя отскочила от частокола, но долго стояла на дорожке, не двигаясь. Где она была, она не знала, но была рада, что дала знать Бессменному о себе. Тот узнает это колечко и допросится у солдата, в каком месте получил он его. Самой же спросить, что это за пустырь, чей это частокол выходил на него и куда ведет дорога мимо него, - ей было боязно, так как ее просьба показалась бы солдату подозрительной.
  

Опять медальон

  
   До сих пор у Бессменного с Цветинским не было особенной дружбы, но дуэль и, главное, болезнь Бессменного сблизила их.
   Цветинский ухаживал за князем, как нянька. Днем он просиживал у него безотлучно и только на ночь уходил домой. Тогда его сменял Петрушка и оставался бодрствовать у постели больного.
   Бессменный, хотя медленно, но поправлялся, несмотря на то, что полковой доктор сказал, что рана безнадежная.
   Кутра-Рари, оживив раненого князя в первый день, подробно рассказал Цветинскому, что и как делать дальше, и оставил пузырек с эликсиром, который нужно было давать больному. Индус сказал также, что, если будет хуже, он придет, когда нужно. Однако посланный за ним, по просьбе Бессменного, Петрушка не нашел его. Кутра-Рари выехал из номеров трактира на Миллионной, а куда - неизвестно.
   Это обстоятельство сильно огорчило Бессменного. Он, оказывалось, потерял свою последнюю надежду: кроме как на Кутра-Рари, не на кого было ему рассчитывать и неоткуда ждать помощи.
   - Да что тебе дался этот индус? - стал наконец спрашивать Цветинский. - Ну, пропал он и бог с ним! Важное дело! Ты поправляешься и без него, ну и отлично! Он научил нас, как тебе выздороветь, и все идет по-хорошему, зачем он тебе eine? Без его фокусов скучно стало, что ли?
   - Это, брат, не фокусы, - ответил Бессменный. - Я не могу назвать фокусом такой случай, какой был с отъездом воспитанницы Елагина; я сам все видел, своими глазами в хрустальном шаре.
   И он подробно рассказал обо всем, что предшествовало отъезду Нади и что было потом.
   - А знаешь, голубчик, - решил Цветинский, выслушав рассказ, - ведь ты влюблен. Теперь я понимаю, отчего у тебя тут того! - и он повертел пальцами у себя перед лбом. - Ну, это другое дело; тут можно увлечься и штуками индуса и этого графа... А из-за чего, собственно, у тебя была дуэль с ним?
   Пришлось рассказать и историю с медальоном, потому что этот медальон был собственно исходной причиной дуэли. Граф Феникс упоминанием о медальоне смутил за обедом Надю, за что Бессменный и вызвал его.
   - Ну, давай теперь говорить серьезно, отбросив всякие эти таинственности, - начал рассуждать Цветинский, когда князь кончил рассказывать. - Из всего, что ты тут излагал мне, два происшествия вполне существенны и действительны: внезапное исчезновение твоей невесты и пропажа медальона. Остальное все - философия.
   - Да мне медальон не важен... - возразил было Бессменный.
   - Ну как не важен?
   - А впрочем, в самом деле, - пришло вдруг Бессменному в голову, и он высказал это вслух. - Ведь как пропал этот медальон, так и пошло все: и Надя уехала, и ранен вот я, и денег нет.
   - Ну, я думаю, у тебя их никогда нет, - подхватил Цветинский, - тебе сколько ни давай - все истратишь. Так вот и не говори, что медальон не важен. Значит, нужно нам искать...
   - Надю!
   - Нет, сначала медальон, потому, во-первых, что это легче и скорее можно сделать, а во-вторых, медальон поможет и невесту твою найти.
   - Так и ты говоришь то же, что Кутра-Рари. Он мне тоже твердил: "Ищите медальон!" - и придавал этому особый таинственный смысл.
   - Это опять философия. Я, брат, придаю совсем другой смысл, и вовсе не таинственный. Ты сам говоришь, что денег нет, а чтобы отыскать твою невесту - они нужны, без них ничего не поделаешь.
   - Но при чем же тут медальон?
   - Как при чем? Мы его продадим, вот и деньги будут.
   - Да что же за него дадут?
   - Твой индус говорит, что ему цены нет.
   - Да, но он говорит, что не хочет покупать.
   - Купит, если предложить; пустяки!.. Иначе с чего бы ему являться было к тебе? Ну так вот! Начнем, значит, разбирать, куда девался медальон? На горничную нет подозрений?
   - Нет. Она призналась во всем откровенно, и я верю тому, что, когда она забралась в шкатулку, медальона там не было.
   - А подговорил ее Кулугин?
   - Да, она и Кулугина назвала, словом, ничего не скрыла.
   - А ты не предполагаешь, зачем Кулугину медальон понадобился?
   - Не знаю. Он говорил горничной, что для фанта; очень может быть, что это и правда.
   - Правда? Ну, не думаю! Впрочем, это мы выясним впоследствии. Пока удовольствуемся тем, что медальона у него нет, если горничная не отдала ему его. Посмотрим, кто мог пробраться в комнату, кроме горничной, ночью.
   - Никто.
   - Из посторонних, разумеется, никто, иначе было бы выломано окно или что-нибудь в этом роде и утащили бы всю шкатулку. При твоей невесте был кто-нибудь?
   - Была мадам, француженка.
   - А! Была мадам француженка! Она, разумеется, могла входить в комнату своей воспитанницы когда угодно. Ну, вот это важно! Что же, она уехала тоже с твоей невестой?
   - Нет, Надю увез какой-то старик.
   - А мадам осталась?
   - Не знаю.
   - Значит, надо узнать.
   - Как это я раньше не подумал об этой мадам! - удивился Бессменный.
   - Ну, а теперь давай обедать, - заключил Цветинский, - Петрушка нам на кухне уху варит по моему рецепту, славная, брат, уха будет!
   И он начал рассказывать, какая будет уха, но Бессменный по предыдущему разговору уже видел, что до сих пор совершенно не знал Цветинского и что с ним можно и полезно разговаривать не об одной только еде.
   В тот же день вечером Цветинский был призван к светлейшему, получив от Попова записку с требованием явиться немедленно. Вечером получил он записку потому, что, пообедав с Бессменным, отправился на остров в дом к Елагину, чтобы разузнать, куда девалась Надина мадам. Заехав домой переодеться, он застал у себя записку и сейчас же полетел в Таврический дворец.
   - Батюшка, куда вы запропастились? - встретил его Попов. - Вас светлейший спрашивал, велел вас привести, когда бы вы ни пришли! Пойдемте!
   Он торопливо довел его до кабинета Потемкина и постучал в маленькую дверь, через которую имели вход к светлейшему только самые близкие.
   - Войдите! - послышался голос Потемкина.
   Попов отворил дверь и, пропустив Цветинского, удалился.
   Цветинский вошел, но всякий, кто встречал его в обыкновенной жизни, сильно удивился бы, увидев его теперь. Обычного Цветинскому добродушия, слегка даже глуповатого, не было на лице и следа; напротив, это лицо было серьезно, выразительно и умно. Глазки, обыкновенно искусно суженные, вечно смеющиеся, раскрылись и глядели сосредоточенно и словно устало; даже в теле как будто похудел Цветинский.
   - Здравствуй, - сказал ему Потемкин, - садись!
   Цветинский сел.
   "Не в духе!" - подумал он про Потемкина, заметив его небритую бороду.
   - Слушай! Мне нужно дать тебе поручение и вместе с тем спросить тебя...
   - О чем, ваша светлость?
   - Ты тогда из-под Очакова ездил в Париж за планом; ты достал его через графа Феникса?
   - Совершенно верно, через графа Феникса, хотя он жил тогда во Франции под другим именем.
   - Как же это случилось?
   - Именно "случилось", ваша светлость, потому что мне удалось достать план только благодаря случаю. Отыскал я тогда в Париже себе квартиру у некой француженки, госпожи Лубе. Ходил я там с бородой, в казацком одеянии, в папахе, словом, русским варваром, который ни слова по-французски не понимает. На всякий случай скрыл я свой французский язык и нанял переводчика из поляков, с ним и бывал всюду. Только раз сижу у себя в комнате вечером, а рядом у француженки сборище - молодые люди и старые, все одни мужчины. Заинтересовало меня это. Я прилег на постель, сделал вид, что сплю. Слышу - спрашивают голоса, можно ли свободно говорить и не подслушивает ли кто. Француженка уверяет, что безопасность полная, что жилец у нее только в соседней комнате, но он ничего не понимает по-французски. Через некоторое время дверь ко мне чуть приотворилась, посмотрели в щелку. Ну, и начались тогда у них разговоры...
   - О чем?
   - Это было за два года до учреждения национального собрания во Франции, когда в Париже много развелось тайных политических клубов. Из разговоров я понял, что тут собрание кружка, принадлежащего к одному из этих клубов. Дело у них шло...
   Но Цветинский не договорил. Он не мог договорить, потому что в кабинет вбежал взволнованный и растерянный Попов.
   - Ваша светлость, ваша светлость! - тяжело дыша, повторял он.
   - Что такое? - почти крикнул Потемкин, вдруг поднявшись с места и поняв, что его секретарь не вбежит к нему зря без доклада и без зова.
   - Пожар, ваша светлость, у нас пожар, - проговорил Попов.
   Потемкин вздохнул свободнее; он думал, что случилось что-нибудь более ужасное.
   - Где горит? - спросил он.
   - В левом флигеле, внизу...
   - В левом флигеле? Внизу? - снова взволнованно повторил Потемкин и обернулся к Цветинскому, - ступай, потом... пришлю за тобой...
   - А приказание? - решился все-таки напомнить Цветинский.
   - Потом, потом, теперь мне не до поручений, ступай! - пробормотал Потемкин и вместе с Поповым поспешно вышел из кабинета.
   Цветинский не подозревал, чтобы светлейший мог так взволноваться. Страх одного пожара не подействовал бы так на него; тут крылось что-то другое, но что именно - трудно было догадаться...
   Оставшись один, Цветинский пожал плечами и вышел, поспешая к больному Бессменному.
   Тот ждал приятеля с нетерпением.
   - Привык я к тебе, - встретил он его, - без тебя одному тут лежать куда как тяжело! Что так долго пропадал?
   - Дела, брат, были еще, кроме твоих, - ответил Цветинский. - Один тут важный повар новую похлебку затевать собирался, кажется; так вот, моей помощи просил.
   - Что же, ты помог?
   - Непредвиденный случай помешал. Кстати, ты знаешь, в Таврическом дворце пожар.
   - Ну, это меня не интересует! Что, у Елагина узнал ты что-нибудь?
   - То есть не у самого Елагина, я, брат, с важными барами не знаюсь, как ты, зачем мне было самого беспокоить? Я и через дворню сведений получил о мадам. Не важная барыня.
   - Она там еще?
   - Нет, перебралась... в загородный дом по реке Фонтанной, принадлежавший князьям Туровским. Понимаешь?
   - Ничего не понимаю! Каким князьям Туровским?
   - Дело тут не в князьях, а в том, что живет теперь в этом доме не кто иной, как граф Феникс.
   - Значит, и Надя там! - воскликнул Бессменный и чуть не привстал на кровати.
   - Не шевелись ты, рану разбередишь. Из того, что мадам у Феникса, вовсе еще не значит, что и воспитанница Елагина там. Напротив, вернее, что там ее нет, потому что иначе постарались бы скрыть также и куда мадам переехала. А вот в отношении медальона это может быть некоторым указанием.
   - Каким же?
   - Ты ведь говоришь, что, на твой взгляд, вещица эта ничего не стоящая или очень мало стоящая?
   - Да, медальон, правда, золотой, но самый обыкновенный - ни особенной работы, ни камней.
   - Вот видишь! А между тем твой индус ценил его высоко. Значит, в этом медальоне есть что-нибудь важное только для таких людей, как индус, оккультистов, что ли, последователей тайных наук.
   - Ну?
   - Ну, а граф Феникс - тоже фокусник, то есть последователь тайных наук, и ему, как такому последователю, вероятно, интересно получить тоже этот медальон. Теперь, если мадам у него...
   - То она могла, - подхватил Бессменный, - взять этот медальон для графа Феникса...
   - Конечно! И это знакомство мадам с Фениксом мне очень подозрительно... Надо разобрать это...
   - Как же ты разберешь?
   - Ну, да уж как-нибудь попробуем, а теперь надо велеть, чтобы Петрушка принес поесть что-нибудь... Я голоден...
   Вскоре стол был сервирован обильными яствами.
  

Новые сведения

  
   Просидев остаток вечера у Бессменного и дождавшись, пока тот заснул, Цветинский все же отправился не домой к себе, а в трактир, чтобы поужинать.
   Здесь было не особенно многолюдно, Цветинский же любил больше есть не один, а в компании. Он внимательно оглядел занятые столики - нет ли кого из знакомых, и нашел Кулугина, сидевшего одиноко у стола.
   - Здравствуйте, - подошел к нему Цветинский. - Что это вы едите? Осетрину? Хорошая вещь! Можно присесть к вам?
   - Пожалуйста, - даже несколько обрадовался Кулугин, потому что общество такого человека за столом, как Цветинский, известного среди офицеров умением поесть, было даже очень приятно.
   - А я вот тоже проголодался, - пояснил Цветинский и стал заказывать ужин, после чего обернулся к Кулугину, - послушайте, мы с вами все-таки недавно были секундантами на одной и той же дуэли, положим, с разных сторон, но все-таки на одной и той же. Не выпить ли нам по этому случаю?
   - Я выпить всегда рад, - согласился Кулугин. - А что, Бессменный поправляется?
   - Поправляется.
   - Я очень рад, - сказал Кулугин, стараясь проговорить это искренне.
   - Выпьем шипучего? - решил Цветинский.
   - Шипучего так шипучего.
   - А сначала водочки?
   - И против этого ничего не имею!
   Так и сделали.
   Соединение напитков было довольно жестокое в смысле своего действия, так как шипучее вино после водки действует особенно сильно.
   Кулугин знал, сколько он может выпить без того, чтобы не быть совсем пьяным, но тут он не рассчитал одного - жары и духоты, стоявшей на дворе. Благодаря этой жаре его разобрало довольно быстро. Принял ли во внимание Цветинский эту жару или уж был он таков от природы, что вино на него не действовало, но только, когда Кулугин захмелел, он был еще совсем свеж и решил воспользоваться этим, чтобы порасспросить собутыльника.
   - Кстати, - проговорил Цветинский, хотя это было вовсе не кстати, потому что они говорили совсем о другом, - вы давно знакомы с графом Фениксом?
   - Я-то? - переспросил Кулугин, посмотрев на него мутными, пьяными глазами.
   - Ну да, вы! Хороший человек этот граф Феникс?
   - У-ди-ви-тельный!.. Он все... может...
   - Как это все?
   - А так, все... Знаешь, Цветинский, будем на "ты"... Выпьем и будем на "ты".
   - Хорошо, выпьем, - согласился Цветинский и продолжал выпытывать у Кулугина, - так ты говоришь, что Феникс все может, что захочет?
   - Все... что захочет... Вот мы с тобой выпили... И ты - мне друг?
   - Друг.
   - И я должен быть с тобой откровенным?
   - Должен.
   - Ну, так я буду откровенен. Я вот влюблен, понимаешь, влюблен - оттого и напился.
   - И что же, она хороша?
   - То есть вот как хороша! - Кулугин ударил себя кулаком в грудь, - то есть так хороша, что прелесть. Ты ее не видел?
   - Кого?
   - Воспитанницу Елагина.
   - Так ты в нее влюблен?
   - Ну да! А в кого же еще?
   - Ну, а что же тут может граф Феникс?
   - Все. Он так и сказал, что все может. "Ты - говорит, - достань медальон, а я все могу".
   - Так ты для него старался достать медальон через горничную?
   - Для него, разумеется, для него, потому что я знаю, что он все может. Он говорит: "Только торопись, иначе я сам достану!" - и действительно я опоздал... Медальон-то у меня тю-тю!..
   - Куда же он девался, по-твоему?
   - По-моему, он у графа Феникса, потому что он все может. Он мне сказал: "Торопись, не то упрежу!" - и упредил...
   - Вот оно что!
   - Да, он мне вдруг задал тоже задачу, ну, на этот раз я все выполнил в точности...
   - Какую же задачу?
   - Так я тебе и сказал! Ты думаешь, я пьян, так ты все от меня и узнаешь? Как же! Я даже поклялся Фениксу, что никому не скажу, как записку подложил светлейшему, как самого Феникса за гардину спрятал... Никому, брат, я этого не скажу...
   - И не говори, а то, пожалуй, станет известно, где и когда это было.
   - Разумеется, потому что это было на моем дежурстве в Таврическом дворце. Так мне самому так может влететь, если я болтать буду.
   - Ты и не болтай!
   - Поэтому и не проси меня рассказывать...
   - Я и не прошу.
   - Да вообще и разговаривать не стоит. Давай лучше пить!
   - Давай! - согласился Цветинский, наполняя стакан Кулугину.
   Он узнал от него больше, чем ожидал.
   На другой день Кулугин проснулся поздно, с сильной головной болью. Он плохо помнил, что произошло с ним накануне. Что он говорил и что он делал, как ни старался он вспомнить, - бесследно исчезло из его памяти.
   "Не наговорил ли я чего-нибудь лишнего?" - испугался он и, поскорее одевшись, отправился к Цветинскому.
   Тот давно уже встал, успел проголодаться и ел кислую капусту с горчичным соусом.
   - А, милости просим, - приветствовал он Кулугина. - Здорово мы вчера выпили! Капустки не хотите ли? С похмелья освежает.
   - А вы тоже были вчера пьяны? - стал спрашивать Кулугин.
   - Как стелька.
   - Не помните, о чем мы говорили?
   - Плохо.
   - Я о Таврическом дворце рассказывал что-нибудь?
   - О пожаре там, вероятно? Об этом все говорят.
   - Нет, не о пожаре; о другом я ничего не рассказывал?
   - Нет.
   - А об Елагине?
   - Тоже, кажется, нет... Впрочем, я не помню... Кто-то мне говорил, что воспитанница Елагина уехала, но, кажется, не вы.
   - А о медальоне я вам ничего не говорил?
   - О каком медальоне?
   - Так, вообще... Так, значит, я ничего не сказал лишнего?
   - Если бы даже и сказали, я все равно ничего не запомнил бы: я сам был пьян.
   - Ну, я очень рад, - успокоился Кулугин. - а то боялся... Впрочем, нечего об этом говорить...
   - Конечно, нечего! - равнодушно согласился Цветинский. - Капустки не хотите ли? А вот вы вспомнили об отъезде воспитанницы Елагина. Вы знаете, всех интересует, куда она делась? Говорят, ее мадам видели у графа Феникса.
   - У графа Феникса! - привскочил на месте Кулугин. - Кто вам говорил, что она у Феникса?
   - Не помню, кто-то из барынь.
   - А не я вчера?
   - Наверное нет.
   - Благодарю вас!.. Ну, до свидания, мне пора!
   - Куда же вы? А капустки с похмелья?
   Но Кулугин отказался от капустки и поспешил распрощаться.
   От Цветинского он отправился непосредственно к графу Фениксу. Здесь он миновал лестницу, миновал пустую переднюю и направился по анфиладе комнат. В одной из них его встретил сам Феникс.
   - Граф, ради Бога, я с ума схожу! - заговорил Кулугин. - Мне сейчас сказали, что мадам воспитанницы господина Елагина у вас тут.
   - Мало ли что говорят!..
   - Но помните, тогда, когда мы завтракали с вами после дуэли, я сам видел в окне, в саду...
   - Мало ли что вам могло показаться!
   - Послушайте, граф, вы мне доверили важную для вас тайну... тайну вашего появления у светлейшего.
   - Ну, что же из этого?
   - Неужели вы не можете доверить мне другую?
   - Другую?
   - Ну да, если воспитанница Елагина у вас?
   - Ее нет у меня, что за пустяки! Откуда вы взяли это? Что может быть общего между мной и воспитанницей господина Елагина?
   - Не знаю, но уверен, что у вас есть общее между вами и ее мадам-француженкой. Вы мне говорили, чтобы я достал медальон и торопился исполнить это, иначе вы обойдетесь без меня. Как вы могли обойтись? Достать медальон через француженку. Кроме нее, никто не мог войти в комнату к ее питомице, она вошла и взяла, и, когда горничная пошла, медальона уже не было. Все ясно. Потом я вижу француженку у вас в саду в окно, и мне говорят также, что она у вас.
   - Я вам не говорил этого!
   - В том-то и дело, что вы скрываете.
   - Послушайте, однако! Вы настойчиво допытываетесь, хотите словно силой принудить меня.
   - И хочу принудить...
   Кулугин раздражался все больше и больше. Мало-помалу раздражение его передалось и графу.
   - Каким же образом вы принудите меня? - повышая голос, произнес Феникс.
   - Просто, граф, просто: если вы не скажете мне сейчас правды, у вас ли француженка, то я отправлюсь к светлейшему и расскажу ему всю подкладку комедии, которую вы заставили меня разыграть в его дворце на моем дежурстве, и как вы его обморочили...
   - Угроза серьезная, - усмехнулся Феникс. - Если вы решились на нее, значит, вы действительно себя не помните. Так и быть, жалея вас, я вам скажу: француженка у меня.
   - И она принесла вам медальон?
   - Да в том-то и дело, что нет, в том-то и дело, что нет! - повторил граф несколько раз, и в его голосе против обыкновения послышалось волнение. - Будь этот медальон у меня, я держал бы моих врагов вот где... - и он, сжав кулак, протянул его. - Тогда бы я был спокоен, - продолжал он и заходил по комнате. - В том-то и дело, что моя француженка, видно, опоздала так же, как и ваша горничная. Она прежде горничной пробралась к шкатулке, но там медальона не нашла. Его кто-то унес раньше, а кто? Помогите мне найти...
   Лакей в ливрее графа появился в дверях.
   - Что нужно? - спросил его Феникс по-французски.
   - Приехала карета, - ответил лакей по-французски же, - из Таврического дворца. Князь Потемкин просит к себе немедленно господина графа.
   - Вы видите, - обернулся Феникс к Кулугину, - мне нечего было бояться вашей угрозы относительно светлейшего. Он мне доступен более, чем вам, и я сумею принять к нему должные меры...
   И он поклонился, показывая этим, что извиняется, но должен спешить на приглашение Потемкина.
   - Одно еще слово! - остановил его Кулугин. - Скажите мне, ради Бога, воспитанница Елагина у вас?
   - Вы слишком требовательны, - твердо ответил Феникс, - я вам сказал: ищите медальон и тогда говорите о ней, без медальона же, к сожалению, вы ничего не узнаете.
   Он поклонился еще раз и вышел из комнаты.
  

Радость

  
   Цветинский перестал уже сидеть у постели Бессменного с утра до вечера. Во-первых, в этом не было надобности, потому что князь выздоравливал, а во-вторых, Цветинский бегал, как он говорил, по делам самого же Бессменного и хлопотал для него. Но до поры до времени он держал свои действия в секрете и ничего не рассказывал.
   - Я, брат, тоже маг, - сказал он только как-то князю, - и привел к подчинению Кулугина, прочтя его мысли.
   - Какой же такой силой? - удивился Бессменный.
   - Силой бутылки. Напоил его пьяным, он мне и выболтал все, что знал. Вот тебе и вся моя магия.
   - Что же он тебе выболтал?
   - Потом расскажу. Дай сначала кое-что в известность привести.
   Больше ничего нельзя было от него добиться.
   Навещал он Бессменного урывками, в неопределенное время, когда появится свободная минута; являлся обыкновенно очень оживленным и даже о еде стал разговаривать меньше.
   Бессменный был настолько уже силен, что мог читать книги, и проводил почти все свое время за чтением. Читал он и прозу, и стихи. Один сборник особенно понравился ему. Назывался он "Эрато, или Приношение прекрасному полу, состоящее в песнях". Тут были стихотворения чувствительные " и неясные, и комические. Одно из них особенно понравилось Бессменному, и он учил его наизусть:
  
   Расставшися с тобою,
   Расстанусь я с душою;
   А ты, мой друг, - кто знает? -
   Ты вспомнишь ли меня?
  
  
   Позволь мне в утешенье
   Хоть песенкою сей
   Открыть мое мученье
   И скорбь души моей.
  
  
   Пусть за меня в разлуке
   Она напомнит муки;
   А ты, мой друг, - кто знает? -
   Ты вспомнишь ли меня?
  
   Бессменный, благодаря этим стихам, был в грустно-размягченном настроении, когда в комнату влез Петрушка.
   - Что тебе? - спросил его князь, с невольной улыбкой глядя на далеко не поэтическую наружность Петрушки.
   - Там солдат вас спрашивает, - доложил тот. - Говорит, ему надо видеть князя Николая Семеновича Бессменного. Значит, вас, и притом в собственные руки...
   - Что ты врешь? Ну, зови сюда солдата!
   Вошел солдат драгунского полка, не молодой уже, вытянулся во фронт, руки по швам, и ясно отчеканил:
   - Честь имею явиться!
   - Что тебе нужно?
   - Обязан доложить вашему высокородию случай, который произошел со мной. Был я это отпущен к куме на побывку и возвращаюсь к сроку домой. Иду это я по дороге, а возле дороги высокий частокол, и вдруг слышу - окликает меня кто-то - так это и слышу: "Солдат, - говорит, - а солдат!". Смотрю, у дороги канава, за канавой частокол, а в частоколе меж расшатанных кольев щель, и оттуда девица в пудре, и все как следует, выглядывает. "Поди сюда!" - говорит. Перепрыгнул я канаву, подошел к самой щели, а девица мне: "Пойди, - говорит, - и отыщи князя Николая Семеновича Бессменного, и передай ему от меня колечко..." Вот это самое колечко, - и солдат начал разворачивать зажатую у него в кулаке тряпку.
   Сильно забилось сердце у Бессменного, грудь высоко задышала, и такая радость охватила его, что он почувствовал, будто голова словно кружится, как если бы он взвился вдруг на страшную высоту, в самое поднебесье.
   Он сразу догадался, ч

Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
Просмотров: 301 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа