Уэдсли Оливия - Пламя

.

   - Вы должны прийти и посмотреть, как я живу. Гетти должна привести вас.

   - Мне бы очень хотелось.

   - Тогда я это устрою.

   На Пикадилли он вышел, сказав, что его ждут в клубе, и Тони поехала домой одна.

   Она чувствовала себя бесконечно счастливой. Ей казалось таким странным, что несколько часов назад она ненавидела свою жизнь. Сейчас она казалась ей самой ценной вещью. Счастливыми глазами она осмотрела автомобиль Роберта. Он казался ей пропитанным каким-то запахом свежести. Тесно прижалась она лицом к великолепной мягкой подушке. Сразу ей вспомнились волосы Роберта. Это воспоминание, запах - все это снова вызвало в ней то странное, непонятное ощущение. Она его испытывала и раньше, когда Роберт держал ее за руку и прикасался к ней, в моторе.

   Она узнала с облегчением, что Фэйна и леди Сомарец нет дома и что они не будут к обеду. Быть одной - вот все, чего ей хотелось. Она пообедала в своей комнате и затем лежала в темноте, отдавшись воспоминаниям, только воспоминаниям.

   Жизнь на Гросвенор-стрит стала более сносной, чем когда бы то ни было раньше. Фэйн проводил там довольно много времени, и, хотя его чванливое самодовольство было достаточно противно, он, по крайней мере, являлся третьим там, где двое остальных постоянно были в тягость друг другу.

   Было решено, что на следующей неделе они все отправятся в Уинчес. Тони прислушивалась к этим новостям с глубоким чувством уныния. Она знала, что Роберт, который со времени своего возвращения был у них только раз к обеду, собирался вскоре уехать в Шотландию, и по случайному замечанию Фэйна вообразила, что и они соберутся в Трэкуэр. Она и не пыталась скрывать от самой себя, что она любит общество Роберта. Тони не старалась анализировать своих ощущений. В ней не развилось то чувство болезненного самоанализа, которое отличало ее потом. Она воспринимала обстоятельства легко, такими, как они складывались, и не задавалась вопросами.

   Для нее было достаточно быть с Робертом - большего она не требовала.

   Накануне отъезда в Уинчес Фэйн пригласил ее и леди Сомарец на вечер в театр. Часов около четырех Тони почувствовала ужасную головную боль. Она позвонила Фэйну в клуб.

   - Я думаю, стычка с тетей Гетти? - спросил он и прибавил: - Ладно, я найду третьего, передай ей.

   Тони лежала в своей комнате. Когда она услышала, что автомобиль отъехал, она решила спуститься в гостиную; там было прохладно, и она любила смотреть на парк, находившийся в конце улицы.

   Голове стало лучше; и незначительная боль, которую она еще чувствовала, была почти удовольствием в сравнении с той мукой, которую она испытывала несколько часов назад.

   Она легла на кушетку, которую Парсонс подвинул для нее к окошку, и подставила свое лицо мягкому прохладному дуновению ночного ветерка.

   Вдруг кто-то открыл дверь и быстро направился к ней. Это был лорд Роберт.

   - Я слышал, что вам нездоровится, Фэйн мне сказал. Я почувствовал, что должен зайти навестить вас и попрощаться с вами. Мы некоторое время не увидимся.

   Он присел на край кушетки.

   - Как мило, что вы пришли, - тихо сказала Тони. - Голове моей уже лучше.

   Он поднялся и беспокойно стал ходить взад и вперед. Затем он вернулся и стал около нее.

   - Огорчены, что я уезжаю? - Голос его звучал нервно.

   - Вы ведь знаете, что огорчена... Роберт, скажите, почему мне сегодня вы кажетесь настоящим дьяволом?

   - Вероятно, я по-дьявольски настроен.

   Его голос заставил ее бессознательно вздрогнуть.

   - В чем дело? - спросила она. - Вы не можете сказать мне?

   - А вы сами не можете догадаться? Мне кажется, что очень многое для вас не тайна.

   - Что вы этим хотите сказать? - Она наполовину приподнялась.

   В одну секунду он схватил ее и крепко сжал в объятиях.

   - Вот что, - произнес он задыхающимся голосом и, наклонившись, стал бурно целовать ее. Его поцелуи, казалось, разрывали ее губы. Она ощущала всю силу их, каждого в отдельности. Он выпивал своими поцелуями самую ее душу. Тони чувствовала, как его рука ласкает ее шею, затем рука скользнула ниже и застыла, сжав ее с такой силой, что она ощутила боль во всем своем нежном теле.

   Тяжело дыша, измученный, он наконец отпустил ее. Она лежала в его объятиях. Немного спустя она поднялась.

   - Что это - любовь? - прошептала она, приблизив к нему свое побелевшее личико.

   - Бог мой, я думаю, что так, - сказал он, рассмеявшись резким невеселым смехом.

   Он вдруг выпустил ее и начал ходить снова взад и вперед.

   - Послушайте меня, - сказал он прерывисто, - слушайте, Тони, есть одна вещь, которой мне хотелось бы, чтобы вы поверили. Я продал бы свою душу, чтобы иметь возможность жениться на вас. Я знал много женщин, но ни одну я не желал так, как вас, ни одну я не ждал так, как я жду вас. Я знаю, что вел себя сейчас, как грубое животное. Завтра я еду за границу. Я этого больше не могу выдержать. Назовите меня подлым трусом, если вам угодно, или каким угодно другим именем, которое бы характеризовало мою низость и гнусность еще в большей мере, чем я сам это делаю. Я и раньше проклинал наши законы о браке, но я никогда не проклинал их так, как с тех пор, как я впервые полюбил вас. Если бы я только был свободен!

   - Свободен? - слабо повторила она его слова. Он обнял ее.

   - Вы хотите сказать, что вам ничего не известно, вы хотите сказать, что никто не говорил вам об этом? Если нет, то это ужасно. Я думал, что вы знаете. Ведь все это знают. Мне никогда и в голову не приходило, что вы не знаете, Тони, что я женатый человек. Я женат уж много лет. Жена моя в больнице. Она сошла с ума вскоре после нашей свадьбы. - Он схватился руками за голову. - А я думал, что вы знаете!..

   Он опустился на кушетку. Наступило молчание. Железный обруч, который, казалось, сковал сердце Тони, вдруг разорвался. Она бросилась на колени рядом с ним.

   - Не уходите, не покидайте меня, - сказала она. - Какое значение может иметь ваш брак? Вы и так можете любить меня. То, что я знаю, что вы женаты, не остановит моей любви. Роберт, Роберт! Не покидайте меня, не уходите. Я хочу вас видеть еще и еще, я не в состоянии потерять вас сейчас, вы даете мне все, что имеет значение: любовь, жизнь и счастье. Я всегда так нуждалась в них. Я хочу вас, вы нужны мне, не уходите, не покидайте меня. - Она обняла его и притянула к себе.

   - Целуйте меня, любите меня, дайте мне чувствовать это. Я люблю вас, люблю вас... любите и вы меня!

   Он взял ее к себе на колени, держа ее в своих объятиях. Она обняла его одной рукой и притянула его голову к себе.

   - Любовь моя... любовь моя!..

   Пламя как бы охватило ее. Любовь жгла ее. Ее поцелуи были требовательны. Она чувствовала, что дает и дает, пока уж ей больше нечего было давать. Все ее существо трепетало от острой мучительной страсти.

   Ближе, ближе чувствовала она, как Роберт дрожит под ее прикосновением, как тяжело и прерывисто он дышит, она ощущала, как жгут ее его руки через тонкую ткань платья.

   - Пустите меня... - выговорил он, задыхаясь.

   Она разняла руки. Он положил ее обратно на кушетку и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Дверь захлопнулась за ним.

   Был уже вечер, когда Тони впервые увидела Уинчес. На минуту красота его подействовала на нее так, как если бы холодная рука легла на ее пылающее сердце, - тихий, светлый мир, унявший ее тревогу.

   Она столько слышала о нем от дяди Чарльза много лет назад! В старинном доме есть особое очевидное благородство и очарование. Он гордо простоял долгие годы и видел в своих строгих стенах вновь родившихся и умерших, пережив их. Он стоит, и его невозмутимые каменные стены омываются дождем и обвеваются ветрами, - образец устойчивости в нашем вечно меняющемся мире.

   Уинчес был построен в пятнадцатом веке, и его крыши и высокие трубы еще до сих пор были бодрыми свидетелями его возникновения.

   Вязы по обеим сторонам были посажены еще в те времена.

   Тони смотрела на все любящими глазами. Чувство хозяйской гордости сказалось в ней, она имела право на эти места, здесь рождались и умирали ее предки, здесь когда-то жил ее отец.

   - Это место нуждается в людях, - сказал Фэйн. - Знаете, тетя Гетти, я пригласил кое-кого из товарищей на ближайшее время - Десанжа с сестрой и молодого Уордена. - Он любил проявлять свои недавно приобретенные права хозяина и вежливо водил Тони повсюду. - Здесь было убежище дяди Чарльза, - сказал он, открывая дверь.

   - Пожалуйста, не показывай мне, - прервала его Тони, - я побываю здесь после, одна.

   - Как тебе угодно. Здесь картинная галерея, вот один - точный мой портрет. Смотри!

   - Как ты глуп, Фэйн!

   Он посмотрел на нее с сердитым изумлением:

   - Убей меня Бог, если я понимаю, чего ты хочешь. Казалось бы, нет ничего странного в том, чтобы показать портрет своей собственной сестре. Смотри на них сама, если хочешь. Мне, во всяком случае, нужно быть на ферме.

   Тони уселась на большой подоконник. В галерее было очень тихо: она помещалась в нежилой части дома. Внизу расстилался сад и парк - блестящее пятно красок и теней на залитом солнцем фоне.

   Она откинулась назад и закрыла глаза.

   Тяжелая физическая усталость охватила ее. Она не спала всю ночь, переживала снова и снова всю сцену с Робертом.

   Так это была любовь - это ужасное томление и постоянная боль, это бешеное желание давать и давать?

   Куда уехал Роберт, она не знала. Она постарается узнать его адрес у Фэйна.

   То, что человек, которого она любила, был женат, не представляло ничего значительного.

   Девушка, для которой страсть еще абсолютно непонятная загадка и которая все же охвачена ею, не склонна искать поводов, чтобы освободиться от нее: жизнь и любовь слишком заманчивы.

   Роберт женат - ничто на свете не может изменить этого, но в конце концов такое ли уж это имеет значение? И должно ли иметь? Он, казалось, считал это препятствием - она напишет ему и скажет, что он ошибается, что она хочет его.

   Чарльз еще давно понял, что привязанность Тони будет чем-то безудержным. Он понял, что, если исключить отношение к нему лично, любовь Тони не имеет выхода, и задавал себе частенько вопрос, что произойдет, когда сдерживаемому ее течению будет дана свобода. Роберт сделал это.

   Тони беспокойно двигалась на своем месте. Как медленно шло время, как ползли стрелки часов! Неужели каждый день будет протекать, как сегодняшний? Вечером она спросила, когда они вернутся в город.

   - Через месяц или вроде того, - спокойно ответила леди Сомарец.

   Тони поднялась к себе в комнату и бросилась в постель - с наступлением темноты ее томление еще усилилось. Она зарылась в подушку и страстно шептала имя Роберта.

   Лео Десанж, товарищ Фэйна по полку, приехал с сестрой, красивой девушкой, к которой Тони была безразлична. Ее жизнь в это время утратила свой правильный ход, и все, кроме Роберта, потеряло для нее всякий интерес. Он поглотил ее целиком.

   Долли Десанж поделилась с Фэйном, что его сестра, по-видимому, находит ее страшно неинтересной.

   - Гадина! - сказал Фэйн и прочел Тони лекцию насчет ее манер.

   Тони прождала неделю, и за это время она еще похудела, и глаза ее казались еще большими.

   Неопределенность - есть последнее, что избрали бы люди, если бы им было предоставлено выбирать себе горести.

   В конце недели она писала Роберту на адрес его клуба, тщетно надеясь, что ее письмо дойдет до него. Письмо было кратким и бесконечно трогательным в своей простоте:

   "Что вы сделали со мной? Я не могу ни спать, ни есть, ни вернуться к своему обычному состоянию. Я постоянно думаю, думаю о вас. Эти мысли не оставляют меня ночью и бьют, как плеть, которую я все-таки люблю. Роберт, ангел мой, неужели вы не напишете?

   Тони".

   Когда письмо ушло, началось то настороженное ожидание, которое каждая женщина переживает раз в своей жизни. О, это непрерывное ожидание письма, которое никогда не прибудет, эта надежда, которая не умирает, несмотря на одно разочарование за другим. Нет письма с утра - есть еще дневная почта, нет письма днем - есть еще вечерняя почта. Наступает вечер, письма нет. Впереди ночь, которую надо прождать. Тони познала все это - болезненную и приводящую в отчаяние надежду и внезапное, быстро наступающее чувство безнадежности. Писем не было. Когда проходило время вечерней почты, она пряталась в восточной части парка под маленьким деревом.

   Прижав лицо к земле, Тони лежала до тех пор, пока не доносился слабый звук гонга. Долгое время после этого запах сухих сосновых игл яркой вспышкой воспоминаний уносил ее назад к тем часам мучительных разочарований.

   Ее письмо дошло до Роберта только к концу месяца.

   Он находился в Северной Шотландии с целым обществом, в котором все мужчины были отличными спортсменами, все дамы - очень красивы.

   Там была и Стэлла Фендрик, с которой свет связывал его имя в течение прошлого года, такая же блестящая в своей красоте, такая же живая в своей занимательности.

   После своего посещения Тони Роберт пробродил всю ночь.

   Он отчетливо и с невыразимым ужасом представил себе, какие опасности несла с собой их встреча. Целыми днями он пытался заставить себя отойти от нее. Он несколько раз повторял себе, что она ребенок, что он вел себя по отношению к ней, как грубое животное, и все-таки, когда Фэйн вяло сказал ему, что Тони осталась лежать дома, все соображения жалости и самоосуждения сразу отступили перед внезапной тоской по ней. Та любовь, над которой он смеялся и которую он отрицал, увлекла его, как поток, и в бешеном течении унесла к ней.

   Из этого потока он вынырнул, избитый, израненный и проникнутый ненавистью к самому себе. По своей сущности он не был слабым, скорее он был человеком сильных импульсов, с которыми он не в силах справляться.

   Он поклялся себе, когда, угрюмый и усталый, добрался наконец домой, что оставит ее в покое и бросит игру.

   Сколько людей давали такие клятвы, когда были уже не в силах управлять игрой!

   На севере, целый день на воздухе и в здоровой усталости ночью, он был не в силах забыть ее. И он не забывал ее: в различные моменты - то когда он выслеживал птиц, то когда он просыпался ночью и в душной темноте - воспоминания о губах и руках Тони являлись ему, опьяняющие, как благоухание.

   Роберт одевался к обеду, когда ему принесли письмо. Он сразу вскрыл его, заметив штемпель. Кровь прилила к его лицу, когда он читал. И когда он снова поднял глаза, они сияли.

   Роберт задержался за бриджем до поздней ночи. Когда он возвращался к себе по коридору, одна из дверей открылась.

   - Роберт! - прошептала Стэлла Фендрик.

   Он вздрогнул и продолжал идти, сделав вид, что не слышит.

   Шаги раздались за ним, и рука опустилась на его плечо.

   - Милый, я почти не видела тебя весь день. Зайди на минутку.

   Он пошел, кляня свою неудачу и надоедливость Стэллы.

   Комната была погружена в темноту, за исключением письменного столика, который освещался затененной лампой.

   Стэлла посмотрела на него. Ее красно-золотые волосы тяжелой волной спускались ниже талии, а белый шелковый капот едва скрывал очарование ее стройного тела.

   - Милый, что такое? Ну, иди сюда. - Она привлекла его и усадила рядом на кушетке. - Я так долго ждала тебя, - прошептала она.

   Роберт все молчал.

   Она скользнула рукой по его плечам и холодными пальцами стала гладить его шею над белой линией воротника.

   - Глупый мальчик, - я думаю, ты сонненький.

   - Нет, - ответил он резко.

   Она тотчас же убрала свою руку. Роберт поднялся.

   - Слушай, - сказал он, - мы когда-то условились, если одному из нас другой станет в тягость, так и заявить.

   Наступило минутное молчание.

   - Что же, сегодня я получаю отставку? - спросила Стэлла Фендрик с легкой усмешкой.

   - Не будь так резка со мной, - сказал вдруг Роберт. - Я...

   - Мой дорогой Роберт, я вполне понимаю. Ты устал. Ладно, скажем друг другу прощай. Я очень жалею, что позвала тебя. Эта сцена должна быть так неприятна для тебя.

   Она за веселым смехом скрыла прозвучавшие в ее голосе слезы.

   - Я рад, что ты так к этому относишься, - сказал Роберт. - Ты хороший товарищ, Стэлла.

   - Потому, должно быть, что я облегчаю тебе? Я - дура и всегда была дурой, когда это касалось тебя. Спокойной ночи!

   Он с грустью задумался, следует ли поцеловать ее? Она предупредила его.

   - Мы справим похоронную службу, я думаю, без лишних церемоний, - сказала она шутливо.

   В дверях он обернулся. Он и эта женщина когда-то считали свою любовь вечной.

   - Я говорю, Стэлла...

   Она обернулась:

   - Да?

   - Мне очень жаль.

   Она снова глухо рассмеялась:

   - Я уверена. Я ведь знаю, что ты не любишь всего, что неприятно. Для тебя жизнь должна быть как раз такой, как ты хочешь. Иначе ты не любишь.

   Он постоял минутку, затем спокойно удалился.

   Оставшись одна, она сорвала с себя шелковый капот и бросилась ничком. Ее большие глаза были полны слез, которые она силилась удержать, и жгли и жалили. Ее руки сжимались и разжимались в ярости.

   - Бог мой, - произнесла она сдавленным голосом, в глубине которого слышалась острая боль. Она начала смеяться тихим беззвучным смехом, который бешено сотрясал ее тело. Когда смех замер, слезы полились.

   Роберт с письмом Тони в руках стоял у окна. Он переживал особое чувство удовлетворения. Наконец он был свободен.

   Мэннерс, прежде горничная, а ныне суровый верховный хранитель гардероба, обратила внимание леди Сомарец на состояние здоровья Тони.

   - Мисс Тони нездорова, сударыня, - сказала она, помогая своей госпоже делать дневной туалет. - Парсонс говорит, что она ест меньше воробья, а вид у нее такой, как будто она никогда не спит.

   - С этой девочкой постоянно горе, - заметила леди Сомарец раздраженно. - Надеюсь только, что она не больна какой-нибудь заразной болезнью?

   - Нам трудно судить, сударыня, - уклончиво ответила Мэннерс. - Я думаю, что это не то: на мой взгляд - это скорее что-нибудь нервное.

   Леди Сомарец послала за Тони.

   - Ты здорова?

   - Благодарю вас, тетя Гетти, вполне.

   - Ты выглядишь ужасно худой и маленькой. - Она бросила недовольный взгляд на хрупкую фигурку Тони в ее старом бумажном платье. - У тебя разве нет другого утреннего платья?

   - Нет, к сожалению.

   - Ты бы лучше сказала Мэннерс, чтобы она тебе приготовила другое, и заодно стала бы принимать какое-нибудь лекарство.

   Пока этого казалось достаточно, затем мысль о нездоровье Тони была выкинута из головы.

   Другой вопрос стал на очередь: что делать с Тони? Леди Сомарец не имела желания оставить Тони в городе на всю зиму, а Фэйн не собирался держать открытым Уинчес только для того, чтобы там могла жить его сестра.

   - Нельзя ли найти для нее где-нибудь место, за границей, конечно? Здесь это было бы неудобно, но во Франции или Германии, может быть? Знакомым можно было бы сказать, что она уехала в гости на долгий срок, - предложил Фэйн. - Вы ведь знаете, тетя Гетти, что обязанности по имению и всякие другие именно сейчас страшно навалились на меня.

   Предложение Фэйна было как раз тем, чего ждала леди Сомарец. Она вполне согласилась с ним, потому что это избавило ее от неприятностей и, кроме того, снимало с нее всю ответственность за последующее.

   - Отличная мысль, - сказала она. - У меня есть друг, вернее сказать, почти друг, - она была когда-то компаньонкой моей сестры, - благоразумное и достойное существо. Она живет в Шлезвиге, кажется. Я напишу ей и буду просить достать какое-либо место для Тони. Говорить об этом, милый Фэйн, не следует. Еще хватит времени сообщить об этом Тони, когда уже все будет устроено.

   Фэйн согласился и, насвистывая, вышел из комнаты.

   Он был эгоистом от природы, но никогда сам не решился бы на поездку Тони за границу. Он бы всесторонне обсудил, будет ли это "подходящим" и что будут про него говорить, если все станет известным.

   Решение тети Гетти рассеяло его неприятные мысли, и он почувствовал определенное облегчение. От Тони все равно не было никакого толку. Даже Долли Десанж, легкомысленнейшее существо на свете, и та жаловалась, что Тони неинтересна. Она была некрасива, друзей у нее не было, она была отсталой в их собственном кругу, - спокойная жизнь за границей будет как раз для нее.

   "Может быть, она и мужа подцепит", - весело размышлял Фэйн, усвоив себе тот утешительный, типично английский взгляд, что, если женщина не может найти мужа в своей стране, всегда есть надежда, что она найдет его в чужой, - взгляд, исходящий из того предположения, что там склонные к браку мужчины не так разборчивы, как здесь.

   В то время, когда они собирались вернуться в город, Тони жила лихорадочной жизнью.

   Она честно старалась заставить себя интересоваться гостями Фэйна, но ее усилия были бесплодны. Она не в состоянии была ни разговаривать, ни быть занимательной, хоть ненадолго. Любовь к Роберту держала ее, как клещами.

   Наконец леди Сомарец получила сведения от него. За завтраком она говорила с Фэйном о его письме.

   - Такой блестящий спорт, великолепная погода. Он говорит, что тебе следовало бы приказать Миклгэму (главный управляющий Фэйна) об устройстве фехтовального зала. Как известно, он ездил на чем-то вроде джимхана. Говорит, что это было страшно весело.

   Она положила письмо обратно в конверт.

   - Лорд Роберт сообщает, когда он вернется домой? - спросила Тони, чувствуя странное дрожание в голосе.

   Леди Сомарец коротко ответила: "Нет". Она всегда охотно, даже с удовольствием включала Фэйна в круг семьи, но никогда не могла усвоить себе привычку признавать и за Тони это право.

   Она взглянула на Тони. Почему ее интересует, когда возвращается Роберт? Легкое подозрение мелькнуло в ее уме. Ей была хорошо известна большая привлекательность Роберта. Она доставила ей немало забот, а ее семье достаточно скандалов за последние пятнадцать лет. Но в отношении Тони самая мысль, конечно, казалась ей абсурдной. Возможно, что девочка с ее обычной назойливостью охвачена той бессмысленной страстью к нему, какая часто овладевает девушками по отношению к мужчинам, которые старше их самих. Эта мысль сегодня родилась у ней впервые, затем она проникла в ее мозг и, живая, таилась в ее памяти, чтобы выйти наружу, когда потребуется.

   Она необыкновенно гордилась Робертом - его красотой, его популярностью. Даже его несколько потускневшая слава имела для нее свою привлекательность. Она не считалась с тем, что их связывает только полуродство, и никогда не думала об этом. Она представляла его всегда как своего брата.

   Почти не верилось, что они были детьми одной матери. Обычно предполагается, что дочь должна быть похожа на мать, а между тем нельзя было представить себе меньшего сходства, чем было между ней и той поражающей, блестящей красавицей, которая сначала была известной миссис Сэведж, а затем, овдовев, через месяц вышла замуж за герцога Уилтшайр.

   Роберт, напротив, был вылитая мать: по внешности, по бесстрашному мужеству, по откровенному эгоизму. Мать баловала его с первого дня рождения и до самой своей смерти, когда ему было пятнадцать лет и когда он в Итоне впервые вступил на путь побед, начав с женщины зрелых лет и прекрасного сложения. Годом позже умер его отец, и тогда леди Сомарец, которая была на десять лет старше его, стала его опекуншей. Его сестры и брат со стороны отца не забывали о нем, но отнеслись к тому, что он стал жить у Сомарецов, с большей радостью, чем это вообще с их стороны полагалось.

   Леди Сомарец любила его той любовью, которая является следствием ревнивого чувства обладания. Такого рода чувство часто бывает весьма длительным, ибо самая корыстность его содействует этому, но оно обрывается, когда перед ним встает необходимость прощения. Только не считающаяся с собой, иначе говоря - настоящая большая любовь умеет прощать. Многие люди, которые думают, что они любят, выдают, если так можно выразиться, чек на прощение и относят к своей славе то, что они так поступают. Выдача чека способствует взаимным попрекам, и держатель его убеждается всегда, чего стоит получить прощение, ибо нет горя более мелкого или более жестокого.

   Роберт не предъявлял претензии к моральной щедрости своей сестры, а его материальные требования также прекратились с тех пор, как он получил наследство, оставленное ему старинным другом матери.

   На этот раз, за все время их пребывания в Уинчесе, он больше не писал.

   В Уинчесе подготовляли устройство летнего празднества и состязаний в теннис, для которых Фэйн отвел парк.

   - Я знаю, что еще слишком немного времени прошло после смерти дяди Чарльза, - сказал он, извиняясь, - но мне бы, понимаете, хотелось завязать отношения с арендаторами и прочими.

   Он всегда был очень дальновиден насчет установления отношений с нужными людьми и создания себе в их среде хорошей репутации.

   - Бога ради, расшевелись и потолкайся среди детей, - сказал он Тони во время празднества. - Это производит хорошее впечатление: хотя они и не знают тебя и ты недолго пробудешь здесь, ты все же моя сестра.

   - Как Бог милостив ко мне! - дерзко ответила Тони.

   Она спустилась на большую лужайку, в точности стараясь расшевелиться и потолкаться среди детей.

   Викарий, незаметный на вид и разгоряченный, многоречиво приветствовал ее. Они вместе угощали детей лепешками и чаем и снова лепешками и чаем. Они устроили игру в перегонки, за которые Фэйн потом должен был выдавать призы.

   Наступило время раздачи.

   Когда Фэйн собрался произнести коротенькую речь, позади, в толпе собравшихся, послышалось какое-то движение, и пьяный человек стал проталкиваться вперед.

   - Уберите прочь этого пьяницу! - резко обратился Фэйн к одному из садовников. - Ему не место здесь.

   Полицейский, находившийся на посту в парке, вышел вперед.

   - Я уведу его с собой, сударь, - сказал он. Пьяный человек стал неистово ругаться.

   Тони, которая стояла у дверей палатки, унеслась в непреоборимом течении мыслей на десять лет назад. Какой-то импульс заставил ее шепнуть Фэйну:

   - Оставь в покое этого человека.

   - Ерунда, скотина, грубиян! - отмахнулся он от нее.

   До пьяного долетели его последние слова. Арест почти протрезвил его. Он вдруг обернулся:

   - Вы можете себе позволить быть жестоким к подвыпившему человеку, вы-то можете, - сказал он громко.

   Кровь от ярости ударила в лицо Фэйну. Он не предполагал никогда, что кто-нибудь может знать о его родителях, хотя каждый раз, что он думал об этом, он был вынужден допустить мысль, что кое-кто из людей, родившихся и выросших в имении, мог знать многое о семье, в которой он служит. Все выходит наружу. Слово посвященного во все слуги много времени спустя доходит до судомойки, от нее - до ее матери, а от той - до всей деревни.

   Распределение призов закончилось быстро, и Тони с Фэйном пошли обратно по парку. Фэйна всего трясло от злобы.

   - Я покажу этому гнусному грубияну, как оскорблять меня! - сказал он с раздражением.

   Придя домой, он послал за управляющим.

   - Я выкинул этого Kappa, - сказал он Тони после обеда, - он может теперь поискать себе работу в другом месте.

   - Фэйн, он всего год как женат. Его жена только что родила ребенка.

   - Мне все равно, хоть бы дюжину, - грубо ответил Фэйн, - будь я проклят, если я еще раз увижу его рожу.

   Позднее Мэннерс пришла к Тони и сказала, что какая-то женщина хочет ее видеть.

   - Это жена Kappa, - осторожно добавила она. Тони велела провести женщину в комнату экономки и сошла к ней.

   Бедная, с бледным лицом, девочка на вид, поднялась и поклонилась, когда она вошла.

   - Это мой муж, барышня, я из-за этого пришла, - произнесла она, задыхаясь. - Хозяин выгнал его. Я знаю, что он выпил, но это с ним первый раз. Может быть, он сказал какую-либо грубость, но, во всяком случае, не думал этого. Они не думают, когда напиваются, и не соображают, что говорят.

   Тони могла бы улыбнуться или заплакать, когда девушка так невинно объясняла ей - ей именно, - какое значение имеют слова пьяного человека.

   - Я обещаю, что постараюсь помочь вам, - сказала она ласково. - Вы подождите, да?

   Она побежала наверх к Фэйну и нашла его в бильярдной.

   - Фэйн, - сказала она, подходя к нему, - прости этого человека, дай ему возможность загладить свою вину.

   - Я сказал, что не прощу, и своих слов обратно не возьму.

   - Его жена здесь, она совсем ребенок и выглядит такой болезненной. Фэйн, будь же милосердным, разве ты не помнишь, как мы страдали много лет назад, терпя голод?

   Фэйн отскочил от нее.

   - Честное слово, мне кажется, что ты находишь особое удовольствие говорить об этом проклятом времени. Я даже думаю, что тебе нравится сам Kapp. Пусть это тебя не беспокоит. Я сам пойду и скажу этой женщине, что я думаю о ее муже.

   Тони схватила его за руку, когда он прошел мимо нее.

   - Ты не сделаешь этого!

   - Хотел бы я видеть, как ты меня удержишь!

   - Если ты пойдешь, то - клянусь! - я расскажу Десанжам и всем твоим друзьям о нашем отце. Я так решила. Ты не посмеешь разрушить жизнь этой девочки просто потому, что ее муж задел твое самомнение. Дай мне слово, что человек этот будет восстановлен в должности, или я исполню свою угрозу.

   Фэйн встретился с ее взглядом. Он опустил глаза.

   - Ты маленький дьявол, - пробормотал он. - Ладно, я скажу утром Фоусетту, что я дам этому грубияну случай исправиться. - Он возвысил голос. - Я чрезвычайно рад, что тебя скоро в Англии не будет.

   Тони широко открытыми глазами посмотрела на него.

   - Не будет в Англии? - повторила она.

   - Да, - сказал он, кивнув головой и с злобной гримасой, - тетя Гетти и я решили, что ты уедешь на год в Северную Германию.

   - Это неправда, - сказала Тони. Она не могла поверить, что ее ушлют, как сказал Фэйн, и она никогда больше не увидит Роберта.

   - Это верно, моя дорогая, и это будет очень хорошо к тому же, ибо прекратит хоть немного твое вмешательство в мои дела.

   Тони повернулась и вышла из комнаты.

   В темноте, в коридоре, она остановилась, сжимая и разжимая руки. От сознания, что они все завтра возвращаются в город, последняя неделя была для нее почти сносной. Она знала, что раньше или позже Роберт будет в городе, а теперь - теперь ее отсылают, и так далеко, чтобы она никогда больше не увидела его.

   Среди своей печали она вспомнила, что ее ждет женщина, и спустилась вниз.

   - Все в порядке, - сказала она. - Сэр Фэйн восстановит в должности вашего мужа.

   Женщина залилась слезами благодарности.

   - Ну, ну, - мягко произнесла Тони, держа некоторое время ее худую руку. - Экономка накормит вас ужином, вы должны постараться поесть, - сказала она. - Спокойной ночи!

   Она поднялась прямо в комнату тети. Когда она постучала, голос ответил:

   - Войдите.

   Тони подошла к письменному столу и остановилась возле тети.

   - Почему вы отсылаете меня за границу? - спросила она.

   Леди Сомарец с удивлением посмотрела на нее.

   - Потому что я считаю, что это лучше всего для тебя, - ответила она.

   Тони внезапно опустилась на колени.

   - Тетя Гетти! Оставьте меня на эту зиму в городе.

   Я обещаю вам быть хорошей. Я буду помогать вам. Я буду делать все, что вы захотите, если вы оставите меня. Пожалуйста, прошу вас, оставьте меня.

   - Мое дорогое дитя, все уже подготовлено для твоего отъезда. Было бы бессмысленно разрушить все это. Помимо этого, ты сама понимаешь, что ты мне не помощница. Фэйн постоянно жалуется на твои манеры. Создается впечатление, что ты и не хочешь и не интересуешься тем, чтобы занимать людей. Год за границей отполирует тебя и даст массу хорошего.

   - Это несправедливо! - бурно вырвалось у Тони. - Фэйн имеет все, я - ничего, хотя дядя Чарльз любил меня больше, чем Фэйна. Я знаю это. Он говорил мне сам. Я так же имею право жить, как и Фэйн. Я хочу быть счастливой и жить хорошо. Я никогда не имела этого. Когда я была в монастыре, мне никогда не разрешали приезжать домой на каникулы, потому что вы этого не допускали. Дядя Чарльз хотел этого. Как только вы смогли, вы отослали меня в Париж. Вы даже, - слезы показались на ее скорбных глазах, - не дали мне знать, когда он был болен, затем отослали меня в эту скверную школу в Бристоль и, не довольствуясь тем, что заключили меня туда, писали и говорили начальнице все что угодно про меня. И до того мне было нелегко там, но после всего этого моя жизнь превратилась в ад. О, я знаю, вы шокированы, вы ведь принадлежите к тому сорту женщин, которые с радостью сделают любую жестокость, лишь бы она не вышла на свет божий, но никогда не скажут ничего, что сделало бы их непопулярными.

   - Когда ты исчерпаешь свое базарное красноречие? - сказала леди Сомарец дрожащим голосом. - Я буду рада, если ты уйдешь из моей комнаты.

   - Вы решили отослать меня? - спросила Тони с каменным лицом.

   - Как мне ни жаль несчастную женщину, которая тебя примет к себе, я все-таки отошлю тебя к ней, но - должна сказать тебе - я предупрежу ее заранее.

   - Вы собираетесь написать ей новую краткую историю моей жизни, рассказать ей, что мой отец и мать были пьяницами, что они в пьяной свалке убили друг друга, что я пошла одна на Риджент-стрит и - ведь я была только глупым ребенком - позволила мужчине заговорить со мной?

   Дверь открылась, и Фэйн вошел.

   - Что? - начал он.

   - Твоя сестра ведет себя как сумасшедшая, - сказала леди Сомарец в бешенстве.

   - В чем дело?

   - Ты такой же себялюбивый и подлый человек, - сказала Тони, повернувшись к нему. - Ты, который взял все от дяди Чарльза, жалеешь мне грош, лишаешь меня мельчайшей радости жизни.

   Маленькая, юная, совершенно одинокая, стояла она, глядя на них обоих. Их соединенная сила противостояла ее слабому вызову, как железная стена.

   Она прямо в лицо посмотрела сначала одной, потом другому.

   - Я добьюсь своего счастья, - сказала она тихим голосом, - наперекор вам обоим.

   В течение всей дороги никто не разговаривал с Тони. Фэйн прислушивался к мнению тети и совершенно игнорировал ее. Она уехала в наемном моторе вместе с Мэннерс на Гросвенор-стрит. Смутные, призрачные мысли таились в ее мозгу. Она убежит и будет сама зарабатывать на жизнь, - но куда она может убежать и что она умеет делать? Важность момента дала ей передышку от беспрестанных мыслей о Роберте. Но, когда она очутилась снова в городе, там, где бывала с ним, ее мысли вернулись к нему с прежней силой.

   Они проехали мимо его квартиры, и она заметила цветы на подоконниках. Неужели он вернулся? А если вернулся, может ли она рассказать ему всю историю с тетей и Фэйном?

   Известная лояльность по отношению к ним обоим удерживала ее от обсуждения домашней жизни. Единственный раз, когда она некоторым образом пожаловалась Роберту, - это когда она просила его заступничества перед Фэйном, чтоб получить разрешение вернуться домой.

   Она чувствовала, что не может рассказать Роберту об этой ссоре. Это будет некрасиво. Она знала одно: она должна его повидать во что бы то ни стало.

   Настал вечер. Перед обедом Фэйн вошел к ней и коротко сообщил, что через неделю она уезжает в Германию.

   - Ты бы лучше купила себе платьев, - прибавил он, бросив ей через стол кредитный билет.

   - Спасибо тебе за твое учтивое великодушие, - сказала ему Тони.

   Когда он вышел, неожиданная мысль пришла ей в голову. Она побежала вниз к телефону. В книге она нашла номер телефона Роберта.

   Мужской голос ответил ей:

   - Алло!

   - Это квартира лорда Роберта?

   - Да. Кто говорит?

   Она уклонилась от ответа.

   - Лорд Роберт уже вернулся?

   - Лорд Роберт приезжает сегодня вечером около половины девятого. Как о вас доложить?

   Она дала отбой.

   Итак, сегодня вечером в половине девятого. Было около восьми часов. Только что прозвенел гонг к обеду. В течение всего обеда она не могла ни есть, ни говорить. Как только обед кончился, она удалилась под предлогом того, чтобы лечь спать, и тотчас улизнула в свою комнату.

   &nb