Уэдсли Оливия - Пламя

. - Если бы у меня когда-либо были дети!" Есть ли на свете женщина, которая хотя бы в мечтах не видела своих детей? Детей, которые смеются, которые садятся с очаровательной детской неловкостью и сильно шлепаются при этом, детей, которые настойчиво тянутся к рукам, всегда готовым стиснуть их в объятиях, и прижимаются своими маленькими кудрявыми головками к груди. Будущая жизнь предстала перед Тони, как залитая солнцем дорога.

   Она продолжала сидеть, устремив глаза на голубые холмы в отдалении. Жан был очень близок к ней. Ей никогда раньше не приходило на мысль, что представляет собой брак, какая прекрасная жизнь может быть связана с ним.

   Медленно прозвучал колокол, и его мягкие удары певуче пронеслись в тихом воздухе; лист сорвался с дерева и, покачиваясь в воздухе, упал на платье Тони.

   Совсем близко от нее кто-то рассмеялся.

   Этот звук сразу вернул Тони к действительности. Она встала и пошла по круглой дорожке, обсаженной деревьями.

   - Дальше, спойте снова, Гуго, - произнес женский голос по-английски.

   - Я так ужасно говорю по-французски, и вы все смеетесь надо мной.

   - Верно, но это так хорошо для нас и еще лучше для вас.

   Раздался мужской смех.

   - Ладно, пусть так, но при первом взрыве смеха - точка. Заранее вас предупреждаю.

   Тони стала прислушиваться.

   Напрасно будете вы меня убеждать,

   Забвенье для меня ужасно,

   Я вижу пред собой всегда

   Его прощальную улыбку.

   Французское произношение было настолько плохим, что Тони сразу поняла, что поет англичанин.

   Высокий куст диких роз отделял ее от певца, и через ветви она могла различить пятна белого цвета.

   Голос певца звучал хорошо, несмотря на преувеличенную выразительность, с которой он пел.

   Певец закончил на высокой ноте.

   - Довольно хорошо для вас, старина, - заметил покровительственно женский голос.

   Тони показалось самым удивительным в мире услышать снова английскую речь. В Париже она встречала так мало людей. Женский голос с звучавшей в нем молодостью заставил ее унестись мыслями ко времени пансиона. Она могла бы даже набросать портрет такой девушки - в легком белом платье, с отогнутым большим воротником, в падающей на лицо шляпе, с стройными и изящными ножками.

   - Спойте снова, Гуго, - продолжала девушка.

   - Ваши постоянные насмешки утомили меня, - ответил тот.

   "Приятный голос", - решила Тони, которая в своей приверженности к красоте не могла не быть затронута такой редкой вещью, как прекрасно звучащий голос.

   Она заметила, что с нетерпением ждет дальнейших слов, и вдруг поняла, как нехорошо с ее стороны прислушиваться к разговорам посторонних людей.

   Она повернулась, чтобы уйти. Легкий шум, который она произвела при своем движении, поднял на ноги собаку с другой стороны куста, собаку, которую Тони не могла видеть. Та обежала куст и с яростным лаем бросилась на нее. На лай собаки выбежал мужчина, который стал звать ее назад.

   - Мне очень неприятно, если это грубое животное испугало вас, - произнес он, несколько задыхаясь и наклонившись над собакой. Это был человек, голос которого ей так понравился.

   - Я зашла погулять в сад, - сказала она, запинаясь.

   Мужчина был красив, изящен и приличен на вид. Он улыбнулся на ее слова:

   - Да, правда, ужасно милое местечко, не так ли?

   Он пошел рядом с ней по направлению к калитке.

   - Я знаю эту виллу много лет.

   - Она пустовала очень долго.

   - Гвоздики остались такими, как были, - и она указала зонтиком на клумбы, с которых струился сладкий аромат.

   - Ужасно милая вещь, эти гвоздики, правда?

   - Вы всегда любите употреблять одно и то же прилагательное?

   Он посмотрел на нее с удивлением, перешедшим затем в улыбку.

   - Знаете, я действительно люблю, - сказал он, продолжая улыбаться ей и заложив руки в карманы. - Но ведь это хорошее английское слово, а я, смею сказать, англичанин до глубины души и чертовски горжусь этим.

   - Действительно? До свидания. Спасибо, что вы так рыцарски спасли меня от этой большой и злой собаки.

   Она слегка рассмеялась и посмотрела на собаку, у которой одно черное ухо поднялось под кривым углом.

   - Опусти свое ушко и будь хорошей, - обратилась она к собаке, повернувшись, чтобы спуститься с холма. Она пошла медленно, со странным ощущением, что незнакомец следит за ней глазами.

   Он продолжал стоять у калитки, пока Тони не скрылась из виду.

   - Кто эта изящная маленькая дама? - спросила Мериэль Дрю, когда он вернулся.

   - Понятия не имею.

   - Она удивительно изящна.

   - Ее слова вполне соответствуют внешности.

   - Да, а что она вам говорила?

   - Она спросила меня, прежде всего, располагаю ли я только одним прилагательным "милый" для описательных целей.

   - Она сразу, дорогой мой, заметила вашу ограниченность.

   - Мне начинает казаться, что я представляю собой злополучный камень, на котором женщины сегодня оттачивают свое остроумие. Не могу понять, кто она такая. По-видимому, хорошо воспитана, и ножки у нее очаровательные.

   - Удивительно, как вы, мужчины, всегда так быстро все замечаете!

   Он рассмеялся:

   - Вы подразумеваете ножки? Да ведь они же первый признак характера, и все зависит от покроя обуви. Ножка женщины, моя дорогая, гораздо важнее, чем ее сложение. Последнее она может скрыть, но форму и размер она изменить не в силах. Я знал заурядную женщину, которая создала себе репутацию красавицы благодаря своим ножкам.

   - Вы послушайте только эту таинственную мудрость человека в двадцать один год!

   Лакей пришел в сад, чтобы сообщить, что завтрак готов.

  

   Тони, медленно одеваясь, лениво думала о том, кто этот красивый молодой человек и живет ли он в той же гостинице.

   Она поехала во Флоренцию и зашла к Сиро выпить чаю. При первом взгляде на зеленую с белым комнату она увидела молодого человека, которого встретила утром. Он сидел за столиком с двумя девушками и пожилой дамой.

   Выбирая себе пирожные, которые она брала маленькой двухзубчатой вилкой, она, сама не зная почему, думала о том, поздороваться с ним или нет.

   Он повернулся и встретился с ней взглядом. Она выглядела еще более безукоризненно, чем утром.

   - Ужасно жарко, не правда ли? - спросил он, подойдя к ней.

   - Ужасно мило, скорей, - сказала она, подчеркивая слова.

   Он улыбнулся детской улыбкой:

   - Вы это хорошо запомнили, я вижу.

   Тони кончила выбирать пирожные. Он заметил это и быстро взял у нее из рук тарелку. Этим он задержал на минуту-другую ее уход. Тони показался забавным этот маневр, его спокойствие нравилось ей.

   - Сейчас вернусь, - сказал молодой человек через плечо.

   У Тони мелькнула мысль, что он, как сказала бы Жоржетта, "прекрасный экземпляр".

   Его густые светлые волосы были очень гладко зачесаны назад. Глаза у него были голубые, несколько близко сидящие друг к другу, но очень красивой формы, некруглый подбородок и сильный рот хорошо очерчены.

   - Вы позволите мне проводить вас к вашему столику?

   - Я, кажется, и не могу отказать в вашей скромной просьбе, раз мой чай у вас.

   Он полетел по длинной комнате и поставил тарелку на свободный столик.

   - Мне хотелось бы выпить чай вместе с вами.

   - Не понимаю, зачем это?

   - Я сам не знаю, может быть, это ваше пламенного цвета перо или, - и он смело посмотрел на ее ноги, - белые шведские туфельки. Пожалуйста, не смотрите на меня так строго, вы сами должны согласиться, что только большой дурак может не заметить того, что прекрасно.

   Он ушел.

   Тони задумчиво ела свой эклер. У этого незнакомого молодого человека был положительно дар речи. Он был из типа совершенно новых для нее людей, и она чувствовала, что он интересует ее. Она вдруг подумала, как это могло случиться, что в течение последних двух лет ее единственными друзьями были де Солн и Жоржетта. Это было так мало, если представить себе, как много должно быть на свете действительно прекрасных людей.

   Раз или два девушка с другого столика бросала взгляд на нее. Когда они наконец поднялись, чтобы уйти, молодой человек намеренно обернулся и поклонился ей. Тони почувствовала, что это несколько грубо, и не ответила на поклон.

   Кафе Сиро было переполнено, и все столики заняты. В комнату вошла известная актриса в сопровождении мужчины. Они остановились на виду у всех посреди комнаты и стали искать столик. Тони часто приходилось видеть в Париже "Прекрасную Сирену", и она стала присматриваться к ней. Очаровательные очертания фигуры, склад лица - все было совершенством. Великая примадонна медленно подвигалась вперед, мужчина следовал за ней. Это, совершенно явно, был англичанин.

   Дама за соседним с Тони столиком сказала:

   - Правда, этот сорт женщин не следовало бы пускать сюда?

   Тони задумалась над вопросом и, задумавшись, вспомнила то, что ей пришлось читать в юности, переводы с греческого, которые много лет назад она читала на Гросвенор-стрит.

   Ей хотелось повернуться и сказать этой даме: "Милый друг, вы очень плохо разбираетесь. Женщины, подобные Сирене, если бы им пришлось выйти замуж в общепринятых формах, опустошили бы свою душу и задохнулись бы. Она не обычная, рядовая маленькая демимонденка, жалкое существо, которое зарабатывает свой хлеб, и не более. Она из тех женщин, что управляют иногда целыми народами и уж во всяком случае всегда сердцами и мыслями больших людей. Клеопатра, Аспазия, Теодора - это все женщины этого типа, женщины того склада, в которых волна жизни бьет высоко. Вы столько же в силах сбить эту волну, как и набегающий морской прилив. Это единственная вещь, из-за которой стоит жить, настойчивая, насыщенная, полная сил жизнь, но только одна женщина из тысячи рождена для такой жизни, и только одна из миллиона находит такую жизнь в браке".

   Она вдруг заметила, что апатичный лакей стоит возле ее столика и держит в руках счет. Этот элемент жизненной прозы разогнал поток ее бурных мыслей.

   Стоя на улице в ожидании автомобиля, она посмеялась над самой собой.

   "Вот это есть результат свободы, результат света и солнца Италии! Как могла я жить все эти годы без возбуждения, без стимулов к чувствованию?" - спрашивала она сама себя с удивлением.

   Ладно, все эти годы прошли, а в Париже ее ожидает Жан.

   Образ его, маленького, полного сильных чувств, встал перед ее глазами. День был слишком полон блестящих образов для того, чтобы Жан совершенно естественно занял свое место, то место, которое давно принадлежало ему в ее сердце и мыслях.

   "Что за проклятье любить красоту! - с раздражением сказала Тони себе. - Мне так хотелось бы иметь здесь друзей. Я чувствую себя совершенно одинокой и все-таки не хочу уезжать обратно".

   Ночь была великолепная, тихая и ясная, напоенная ароматом тысячи цветов. Ее благоухание, казалось, звало Тони к себе. Она высунулась из окна своей спальни, отдавшись мягкому дыханию ветерка, дуновение которого ложилось, как ласки, на ее уста. С внезапной быстрой решительностью она накинула на себя мягкий шелковый капот и, тихо спустившись по лестнице, вышла из дома.

   "В сад виллы? Почему нет?" Она медленно пошла по направлению к нему. Быстрые страстные воспоминания поднялись в ее душе, когда она вступила в его благоуханную темноту.

   Движения ее ног в белых туфлях были неслышны на мшистых тропинках. Она обошла вокруг террасы. Как часто она и Роберт лежали здесь вместе на длинных и широких креслах, перешептываясь, лицом к лицу. Как они любили здесь!

   В одном из углов под нависшими ветвями жасмина и теперь стояло кресло.

   Она прошла к нему, откинулась в нем и отдалась воспоминаниям. Она жаждала их теперь, она радовалась им, потому что это были больше не воспоминания о Роберте, а удивительные воспоминания о страсти.

   И целых десять лет ее жизнь была пуста, лишена всякого вкуса и остроты! Она вдруг присела, крепко прижав руки к груди.

   Она завтра уедет обратно в Париж, и пусть Жан женится на ней так скоро, как он захочет. За закрытыми дверьми ее ждала жизнь. Ей оставалось только открыть их, и она была бы подхвачена и поднята высоко на волнах ее полноты. Сияющие глаза Жана, казалось, смотрят в ее глаза.

   Не отдавая себе отчета, она протянула вперед руки.

   Странные, обжигающие мысли, которых она не знала годами, проникли в ее мозг. Завтра она уедет домой, обратно к Жану, к его ожидающей любви, и они сразу поженятся, и он возьмет ее в Италию, на их медовый месяц.

   Медовый месяц, время необузданной игры страсти, и она, окруженная всякой роскошью и обожаемая человеком, который желал ее.

   Ей стало казаться, что ее настоящая душа, живая чувственная душа, которая принадлежит Роберту, внезапно пробудилась к жизни: прежние желания, прежние томления, огни, которые его любовь зажгла в ней, еще тлели, ожидая только ласки, только страстного прикосновения, чтобы вспыхнуть ярким пламенем.

   - Напрасно будете вы меня убеждать...

   Она резко поднялась с места и слегка вскрикнула, потому что из-за ветвей большого розового куста блеснул свет фонаря.

   - Напрасно будете вы меня убеждать, - продолжал певец на террасе. - Кто там? - сказал он, остановившись и подняв свой фонарь. - Неужели? Ведь это же утренняя дама.

   Тони рассмеялась.

   - О Соломон, ваша мудрость изумляет меня. Он опустил фонарь и, сделав несколько шагов, уселся на ступеньках террасы.

   - Я действительно не обнаружил чрезвычайной мудрости, - сказал он, - я думал о вас, если вам угодно знать, в тот самый момент, когда я вас увидел.

   Она наклонилась вперед.

   - Что вы делаете здесь по ночам, хотела бы я знать?

   - Как раз о том же хотел я спросить вас. Мой ответ очень прост: я случайно живу здесь, изволите ли видеть.

   - Боже милостивый, а я как раз собиралась дать вам нагоняй за то, что вы ворвались сюда! Оказывается, вам следует наказать меня.

   - Но и я не собираюсь гнать вас. Я хочу, чтобы вы остались.

   Его смелые глаза блеснули при свете фонаря.

   - Вы можете теперь потушить фонарь. Он так и сделал.

   - Гораздо приятнее быть одному с вами в темноте.

   - Скажите, где вы научились говорить глупости, господин?..

   - Меня зовут Гуго Дакр, - быстро ответил он, - и я не говорю глупостей, могу вас уверить. Я сказал то, что я думал.

   - Тогда, очевидно, вам не следует говорить все, что вы думаете.

   - Вы не назвали мне своего имени.

   - Разве я вам говорила, что собираюсь назвать его?

   - Нет, но вы спросили мое имя. Играть надо честно, знаете ли. Можно мне закурить?

   - Пожалуйста, и, если вы такой сторонник честной игры, то и я не прочь разделить с вами это удовольствие.

   Он протянул ей портсигар и, наклонившись ближе, зажег для нее спичку. Он коснулся ее руки своей. Она отдернула ее.

   - Спасибо, я закурила.

   - Мне нравится, как вы причесываетесь.

   - Мой милый молодой человек, я уже раз, или два, или еще больше указала вам на некоторую личную нотку, которая скользит в ваших замечаниях.

   - Да, это верно, но я не думал, что ваши замечания серьезны.

   Он закурил свою папироску, глядя в упор на нее. Она заметила вызов в его взгляде.

   - А я думаю как раз то, что говорю.

   - Я так сильно хотел видеть вас снова. Какое потрясающее счастье встретиться с вами здесь ночью!

   - Мне должно быть довольно стыдно, что я проникла на вашу виллу.

   - Я рад тому, что вы пришли. Я ломал себе голову, как мне познакомиться с вами.

   Тони оставила без ответа его последние слова.

   - А красивая девушка с рыжими волосами тоже живет на этой вилле?

   - О нет! Дрю со своими живет внизу, в Виллоно. Я здесь один. Они завтра уезжают.

   - Вы, верно, тоже уезжаете с ними?

   Он задумался.

   - H-нет, полагаю, - выговорил он медленно. Тони была уверена, что он собирался уехать, но внезапно решил остаться. Она понимала почему, но не хотела сознаться в том самой себе. Ее собственный план уехать завтра в Париж был также забыт.

   - Вам не холодно? - спросил Дакр. - Вы в ужасно тонком платье, разве нет?

   - Спасибо, я не страдаю. Почему вы не хотите ехать вместе с вашими друзьями?

   Его папироса ярко вспыхнула.

   - Не знаю. Флоренция такое милое место. Иногда случаются милые приключения - на террасе, например!

   Он рассмеялся, и Тони также.

   - Вот так лучше, - сказал он, устроившись около перил. - Теперь, когда вы по-настоящему засмеялись, я уже не боюсь вас.

   - Боитесь меня?

   - Вы выглядите такой холодной, маленькой и далекой.

   - Это звучит страшно.

   - Но это чертовски привлекательно, могу вас уверить.

   - А у вас вид молодого человека, который говорит глупые комплименты.

   - Я никогда не говорю комплиментов. Я всегда говорю правду. Повторяю, вы еще не назвали мне своего имени.

   - Может быть, я и не собираюсь.

   - Вы хотите сказать, что не желаете меня больше видеть? Но почему, что я такого сделал?

   - Ничего, вы проявили максимум благотворительности, вы застали меня, незнакомую, на своей террасе и разрешили остаться там.

   - Просил вас остаться, - было бы правильнее сказать, разве не так?

   - Мне, однако, надо идти.

   Она встала.

   - Какие сильные духи вы употребляете. - Он понюхал с видом ценителя. - Хорошие духи. Я люблю духи у настоящих женщин, и настоящие духи, конечно.

   - Я не сомневаюсь, что ваши познания в том и другом отношении глубоки.

   - Это удар насмерть, не правда ли? Есть вкусы, которые, знаете ли, не приобретаются, а присущи от рождения!

   - У вас макиавеллиевская манера аргументации.

   - А вы по-макиавеллиевски скрытны. Ну, пожалуйста, маленькая белая душистая дама, скажите, как вас зовут? Мне необходимо это знать.

   - А зачем?

   - Я ведь собираюсь снова увидеться с вами.

   - Ваша решительность потрясает. Меня зовут Антония Сомарец.

   - Разрешите для краткости: Тони. "Тони" - что за волнующее имя и как оно идет к вам!

   - Покойной ночи, господин Дакр, и спасибо за гостеприимство.

   - Покойной ночи! Разрешите прийти навестить вас завтра?

   - Пожалуйста, если у вас есть охота и если я буду дома.

   - Нельзя ли, чтобы вы остались дома и напоили меня чаем? Вы можете надеть эту шляпу с пламенного цвета пером. Останьтесь. Я вам спою, если вы захотите. - При последних словах он откинул голову и засмеялся.

   - Я слышала сегодня утром, как вы пели.

   - В таком случае, самое худшее обо мне вы уже знаете, но все-таки, можно мне прийти?

   - Приходите к чаю.

   - Страшно вам благодарен. Я приду рано, имейте в виду.

   - До четырех часов я отдыхаю, мои немолодые годы требуют этого.

   - Сколько вам лет, около двадцати двух? Так вы выглядите. Покойной ночи. Я буду провожать вас глазами, пока вы не скроетесь из виду.

   Один раз, в самом конце холма, Тони обернулась. Он все еще стоял и смотрел.

   "Нелепое существо", - сказала сама себе Тони, почувствовав, что ей до глупости хорошо. Ведь каждой женщине, в каком бы возрасте она ни была, приятно сознание того, что она нравится.

   "Какой он милый", - подумала она про себя, раздеваясь.

   Письмо от де Солна лежало на ее столике. Она взяла его, повертела в руках и, не вскрывая, легла в постель и сразу погрузилась в сон без сновидений.

   Назавтра, ровно в четыре часа, Гуго Дакр появился у нее в гостиной.

   В руках у него был огромный букет желтых роз. Маленький бутон розы был вдет в петлицу его легкого серого костюма.

   - У вас очень изящный вид, сударь.

   - А вы при дневном свете выглядите еще очаровательнее, чем ночью.

   Он посмотрел на нее и наклонился, чтобы положить свою соломенную шляпу. Она заметила сверкающую белизну его воротника на темной от загара шее.

   - Ужасно хорошо, что вы разрешили мне прийти к чаю. Я ведь теперь совсем один. Мои друзья уехали.

   - Что же, у вас была трогательная сцена прощания на вокзале?

   - О нет. Только вопросы: почему?

   - Что значит: почему?

   - Почему я остаюсь. - Он посмотрел прямо на нее. - Я не сказал им почему.

   Тони стала разливать чай. Она понимала, что ему хочется услышать от нее вопрос, почему он не объяснил друзьям, из-за чего он остался.

   - Два кусочка?

   - Спасибо, совсем не надо, я терпеть не могу сахара. Я покончил с ним с тех пор, как тренировался.

   - Тренировались?

   - Да, для гребного спорта. Я воспитывался в колледже св. Магдалины.

   - О, скажите, значит, я вижу перед собой одного из тех известных всему свету героев, которые в марте месяце устремляются в Барнес Бридж и творят историю?

   - Не издевайтесь над одним из участников.

   Он поставил свою чашку, обошел кругом стола и сел на диван около нее.

   - Там свет падает мне в глаза. Можно мне сесть здесь?

   - Скажите, вы всегда имеете обыкновение просить разрешение, после того как сделали что-нибудь, вместо того чтобы просить об этом раньше?

   Он улыбнулся с мальчишеским выражением на лице, заранее уверенный, что это ему простится.

   - Да, обыкновенно. Это так упрощает дело. Тони знала, что он смотрит на нее, она чувствовала его взгляд на своей шее и руках.

   - Знаете, вы самая маленькая женщина, какую я когда-либо видел!

   - Значит, у меня хоть одно отличие есть.

   - Нет, больше того, - я думаю, что никогда еще не встречал женщины, подобной вам.

   Такого рода слова, несмотря на весьма почтенный возраст их употребления, никогда не бывают неприятны. Вся жизнь создана людьми, которые говорят такие и подобные вещи тем, кому они должны говориться. За ними обыкновенно следует брак, за браком - гибель иллюзий. Тони откинулась на подушки и закурила папиросу, через голубоватый дым глядя на Гуго.

   Он был очень красив в своей свежести и безукоризненной чистоте. Его нога нечаянно коснулась ее. Она отдернула свою и снова столкнулась с его ногой.

   Легкий румянец залил ее лицо.

   - Я хочу быть с вами откровенным, - вдруг заговорил Дакр, - если вы позволите.

   - Отчего же нет, и зачем эти бесконечные разрешения? Мы оба только путешественники в чужих краях. Возможно, что мы больше никогда не встретимся.

   - Неужели вы так думаете?

   Он заставил ее посмотреть ему в глаза. Они с жадностью смотрели на нее.

   - Вы так думаете?

   - А почему не думать так?

   - Ночью я думал, что мы станем товарищами. - В его голосе прозвучало мальчишеское разочарование. - Я остался, чтобы познакомиться с вами поближе.

   - Это очень мило с вашей стороны, но, возможно, что, когда вы меня ближе узнаете, я перестану вам нравиться.

   - Перестанете нравиться? С первого момента, как я вас увидел, я понял, что вы принадлежите к тем женщинам, которые либо производят потрясающее впечатление, либо вовсе никакого. Вы обладаете тем особым магнетическим очарованием, которое мужчину лишает покоя и выбивает из колеи.

   - Милый господин Дакр!

   - Это так, - быстро продолжал он. - Я знал множество женщин. Весь последний год, с тех пор как я достиг совершеннолетия, я путешествую, я побывал в Америке, Париже, Берлине, повсюду. Я повторяю, я знал множество женщин, но я не встречал ни одной, которая умела бы так сразу привлекать, как вы. - Он остановился и посмотрел на нее. - Мне хочется называть вас Тони.

   - Но не надо этого, мой милый мальчик, это просто неудобно.

   - К черту эти неудобства. Вы пойдете завтра гулять со мной? Скажите "да".

   - Завтра? Хорошо. Если вы хотите.

   - Ура! Мне кажется, что я хорошо знаю вас.

   - Вы обладаете такой надменной самонадеянностью, какой я еще никогда не встречала.

   Он рассмеялся:

   - Нет, ничего подобного. Я просто уверен, что я всегда делаю так, чтобы добиться того, чего я хочу.

   - Вот как!

   - Я не хочу, чтобы вы выглядели такой далекой от меня.

   Он встал и начал ходить по маленькой комнате.

   - Представить вам мои рекомендации, как делают кухарки? Тогда вы, быть может, отнесетесь ко мне дружественнее. Идет. Имя мое вам известно, мое местожительство - Соммерсет, очаровательный старый замок. Между прочим, родных у меня нет. Я совершенно самостоятелен с того времени, как поступил в Итон. Возраст - двадцать два. Род занятий - путешествую, как вы изволите видеть, но я уже начал серьезно задумываться над тем, чтобы осесть толком.

   - Очень рада, что вы так благочестиво кончаете.

   - Теперь, будьте любезны, вашу визитную карточку.

   - Боюсь, что у меня ее совсем нет.

   - Ерунда. Если хотите, я вам скажу. Имя: Тони, - он обезоруживающе улыбнулся ей, - Сомарец. Вы не родственница того, кому принадлежал Уинчес? Сестра. Ага! Теперь-то я добился и через пять минут буду знать все о вас. Ну, дальше, возраст - около двадцати четырех?

   Тони улыбнулась, но оставила без возражений его предположение. Удивительно, что самые до мелочности честные женщины оказываются не в состоянии говорить правду, когда дело касается возраста. После двадцати возраст женщины приостанавливается, после тридцати он движется назад, после сорока он перестает существовать.

   Дакр подошел и сел возле нее.

   - Теперь мы знаем друг друга и можем стать друзьями, Тони.

   Она весело рассмеялась. Его молодость, его заражающее настроение увлекли ее.

   - Ладно, Гуго.

   - Так лучше, много лучше.

   - Знаете, вы совершенно невозможный человек!

   - Это потому, что я зову вас по имени? У вас такое славное имя, и я же сказал, что мне хочется, чтобы мы были друзьями. Что вы поделываете всегда? Почему я не встречал вас ни в Лондоне, ни где-либо в других местах?

   - Может быть, потому, что я живу в Париже?

   - В Париже? Одна?

   - Я живу вместе с подругой.

   - Но почему в Париже?

   - Я терпеть не могу Англии.

   - Это, пожалуй, слишком поспешное утверждение, не правда ли?

   - К сожалению, я рождена космополиткой.

   - В конце концов, от женщин не приходится ждать патриотизма.

   - Это совсем не по-британски! И при этом еще говорят, что англичане эмансипируют своих женщин! Это басня. Современный англичанин, если бы мог, держал бы свою жену в таких же условиях, как турок. В уме он всегда так делает, поскольку только может.

   - Вы суфражистка, - укоризненно сказал Гуго.

   - Я верю в женщин, работающих над тем, чтобы добиться условий, при которых они сами будут создавать законы, регулирующие их жизнь и ее условия.

   - Однако вы упрямая. Не надо быть такой! На секунду он положил свою руку на ее. Она со страхом почувствовала его прикосновение.

   - Это глупо с моей стороны, не правда ли? - сказала она вяло.

   - Мне теперь пора уйти, Тони. У меня назначена встреча в шесть часов. У меня есть кое-что, о чем мне ужасно хочется спросить вас. - Он остановился, глядя на нее. - Посмотрите на меня.

   Тони подняла голову.

   - Придете вы сегодня ночью на террасу? Лицо его слегка покраснело. При этих словах легкое волнение охватило ее.

   - Приходите, - очень тихо произнес Гуго. Она попробовала рассмеяться, но не могла.

   - Мне хочется раньше хорошо узнать вас.

   Он вдруг схватил ее за руку, как бы для того, чтобы попрощаться, и держал ее крепко. Она все еще не отвечала.

   - Я буду ждать весь вечер, - сказал он, выпустив ее руку и взяв шляпу и палку. В дверях он обернулся. - Весь вечер - вы ведь не будете так жестоки, чтобы оставить меня одного в этом благоухании и лунном свете?

   - Какая очаровательная фраза, и все-таки, несмотря на это, сомневаюсь, приду ли я.

   Он на момент вернулся обратно.

   - Слушайте, вы ведь не думаете серьезно, что я назойлив. Я не хочу этого, но что делать, когда вы сбиваете с ног человека.

   Ее забавляли его слова. Они совершенно изменили ее мнение о нем. Она считала его обычным молодым человеком, для которого всякая красивая женщина - предмет игры. Внезапно серьезное выражение в его глазах открыло ей действительные чувства, которые скрываются за его молодечеством. Может быть, она только воображала так и обманывала самое себя?

   "Все это глупо и смешно, - нетерпеливо говорила она себе, закурив папиросу после его ухода. - Целых десять лет ни одна жилка не дрогнула во мне, и вдруг появляется этот мальчик со своей непринужденной легкостью, заводит забавный флирт со мной - и мгновенно все проснулось во мне. О Боже мой, я почувствовала бы себя совершенно павшей, если бы все это не было так бесконечно глупо. Мне скоро тридцать, ему с небольшим двадцать, и все-таки, несмотря на свой год путешествий, он так забавно молод в некоторых отношениях".

   Она отдернула занавеску и посмотрела вниз на долину.

   Что есть такого в прикосновении, что заставляет чувствовать его и думать о нем так много? Руки коснулись ее руки, и ощущение привлекательности передалось ее жилкам.

   - О, этот солнечный свет, окружающее благоухание... Лучше мне написать Жану и завтра же уехать. Так спокойнее, - произнесла она вслух и сама удивилась, услышав свои слова.

   Надежнее? Значит, она сама смотрит на свой отъезд как на бегство? От чего бежать? От самой себя, от этого юноши с приятным голосом и выражением мужественности?

   Она начала письмо:

   "Друг мой!"

   Взгляд ее снова обратился к тому, что за окном. Что может человек сказать, когда его мозг совершенно не в состоянии родить самую простую мысль? Что погода прекрасна, что она чувствует себя хорошо и надеется, что он также?

   Она чувствовала, что должна написать ему и сказать, что ей не хватает его. Милые письма, которые она получала, какими-то особыми путями очарования говорили ей об этом ежедневно. Может быть, уехать в Париж сегодня же вечером? Она еще могла успеть. Не будет ли это слишком поспешно?

   "Друг мой!"

   Она отказалась от мысли писать.

   Фокус, который, по пословице, верблюд не в силах исполнить, как следует быть, - нуль в сравнении с теми усилиями, которые нужны, чтобы написать любовное письмо, когда любви больше нет.

   Вечерняя почта принесла пачку книг, письмо от де Солна и целую кипу вырезок об ее выставке. Тони с жадностью принялась проглатывать их. Она добилась имени в конце концов! Это казалось фантастическим и невероятным, но, свидетель Бог и ее текущий счет в банке, - все действительно так.

   Ну, в конце концов, почему не разрешить себе приключение? В этом ведь нет ничего плохого. Жан не имел бы ничего против ее знакомства с этим молодым человеком, а сама она, во всяком случае на этой же неделе, вернется в Париж. Ей так нужен был отдых, и было бы глупо сразу кинуться домой.

   Среди писем было одно от Жоржетты:

   "Надеюсь, тебе живется хорошо. Я преподнесла Жюлю новость, что согласна выйти за него замуж. Он казался очень взволнованным. Меня лично это нисколько не волнует. Я вчера видела твоего маленького графа в автомобиле. Вид у него был веселый. Дама в черных кружевах была вместе с ним и выглядела еще более повелительно, чем всегда. Он меня узнал. Очень мило с его стороны. Я никогда не умела писать и потому кончаю это письмо. Симпсон шлет тебе свою любовь, он вчера подрался с терьером и сегодня имеет вид наказанного. Больше ничего, моя крошка.

   Любящая тебя Жоржетта".

   Тони долго раздумывала, какое платье ей надеть к обеду. Белое или черное? Нет, ярко-красное.

   Она надела его, легкое шифоновое платье, вышитое темным золотом, и белую шляпу с пером. Надо одеться прилично, даже если не собираешься выйти после обеда. Чувство самоуважения или самооценки требует этого.

   Женщина может определить точно свои чувства к мужчине по тем заботам, которые она посвящает своему костюму, когда должна встретиться с этим мужчиной. Тони выкурила несколько папирос и немного почитала за кофе.

   Было почти половина одиннадцатого, когда она положила книгу и направилась к саду.

   Глупо, что она пошла, но ведь, в конце концов, каждый должен иметь маленькое приключение в своей жизни.

   Терраса была пуста. Чувство раздражения и унижения сразу охватило ее. Она быстро повернулась, чтобы уйти.

   В одно мгновение Гуго преградил ей путь.

   - Нет, вы не уйдете, - сказал он. - Раз вы пришли, вы должны остаться.

   - Где вы прятались?

   - Я сидел за колонной, ожидал вас. Я жду уже два часа.

   - Вы думаете, я поверю этому?

   - Если вы присядете, я постараюсь убедить вас. Он притащил из темноты шезлонг.

   - Я поставил его сегодня вечером. Пожалуйста, прилягте.

   Тони растянулась на кушетке. Дакр минуту остался стоять, затем намеренно уселся на кончике.

   Лунный свет серебряными квадратиками ложился на них обоих через решетчатый переплет террасы.

   - Какие у вас очаровательные ножки, - сказал он вдруг. - Я думаю, множество мужчин уже говорили вам это. Тони, почему вы не вышли замуж?

   Тони слегка позабавил этот вопрос.

   - Я думаю, по обычным и ясным причинам.

   - Вы хотите сказать, что никогда не любили?

   - Я этого не говорила.

   - Значит, вы любили?

   - Милый господин Дакр, вы что - инквизитор по специальности?

   - Я не могу раскусить вас. На момент вы кажетесь совершенным ребенком и вслед за тем - циничной и утомленной от жизни!

   - Эта комбинация звучит очень страшно, - спокойно ответила она. - Давайте не будем сейчас говорить о себе, лучше расскажите мне, что вы делали?

   - Я предпочел бы говорить о вас, но, если вы склонны только слушать, извольте: я думал о вас.

   - У вас, кажется, особый талант настойчивости.

   - Я всегда знаю, чего я хочу, и я умею удержать то, чего раз добился, - сказал он.

   - Это очень умно с вашей стороны, большинство из нас хорошо знают, чего они хотят, но не умеют удержать.

   - Я полагаю, что каждый может добиться того, что хочет, если он достаточно сильно хочет и готов вывернуться наизнанку, чтобы добиться своего.

   - Вы должны преуспевать в жизни, мой друг.

   - Да, так было до сих пор...

   - В вашем пожилом возрасте, - мягко перебила она.