оизошло в его жизни, чтобы признать, что с его стороны было бы жестоко и эгоистично предлагать женщине выйти за него замуж? Это должно быть нечто серьезнее болезни. Если бы он совершил преступление, он не смог бы относиться к себе с большей строгостью. Вы знаете, что это такое?
Леди Лоринг стало неловко.
- Я обещала мужу сохранить это в тайне, - сказала она.
- Конечно, он не сделал ничего унизительного, Аделаида? Я уверена в этом.
- И ты совершенно права. Я понимаю, что он удивил и опечалил тебя, но если бы ты знала причину... - Она остановилась и серьезно посмотрела на Стеллу. - Говорят, - продолжала она потом, - что та любовь, которая медленно растет, долго живет. Твое чувство к Ромейну загорелось вдруг. Уверена ли ты, что сердце твое нераздельно принадлежит человеку, которого ты так мало знаешь?
- Я знаю, что люблю его, - сказала Стелла просто.
- Несмотря на то что тебя он, по-видимому, еще не любит? - спросила леди Лоринг.
- Особенно поэтому. Мне стыдно было бы признаться в этом кому-нибудь, кроме тебя. Излишне говорить об этом. Прощай.
Леди Лоринг дала ей дойти до двери и затем вдруг подозвала ее обратно. Стелла вернулась неохотно и медленно.
- У меня болит голова и сердце, - сказала она. - Мне хочется лечь.
- Я не хочу, чтобы ты ушла, думая, быть может, несправедливо о Ромейне, - сказала леди Лоринг. - И, кроме того, ради собственного счастья ты должна знать, можешь ли когда-нибудь ожидать награды за свою самоотверженную любовь. Пора решить, следует ли тебе снова видеться с Ромейном. Хватит ли у тебя на это силы?
- Да, если я буду убеждена, что это нужно.
- Я была бы совершенно счастлива, если бы знала, что тебе суждено стать его женой, моя милая, - продолжала леди Лоринг, - но я не дальновидна и не могу, как ты, всегда предвидеть последствия. Ты не выдашь меня, Стелла? Из любви к тебе я решаюсь нарушить секрет, доверенный мне. Присядь опять. Я сообщу тебе, в чем состоит несчастье Ромейна.
Она рассказала ужасную историю дуэли и ее последствий.
- Ты сама должна решить, прав Ромейн или нет, - заключила она свой рассказ. - Может ли женщина надеяться только с помощью любви избавить его от страданий? Реши сама.
Стелла отвечала тотчас же:
- Я решилась стать его женой.
Руководствуясь таким же чистым порывом, и Пенроз поставил своей целью посвятить себя делу спасения Ромейна. Фанатик точно так же решился обратить его, как любящая женщина пожертвовать своей жизнью. Теперь им предстояло встретиться на поле битвы. Кто победит? Патер или женщина?
В памятный понедельник, когда картинная галерея была открыта для публики, лорд Лоринг и отец Бенвель встретились в библиотеке.
- Судя по количеству экипажей у подъезда, - сказал отец Бенвель, - любители искусства явно оценили доброту вашего сиятельства.
- В три часа уже все билеты были розданы, - отвечал лорд Лоринг. - Всем интересно было посмотреть картины, говорили мне книготорговцы. Вы были в галерее?
- Нет еще. Я думал прежде поработать в библиотеке с книгами.
- А я сейчас из галереи, - продолжал лорд Лоринг. - Меня вынудили уйти оттуда замечания некоторых из посетителей. Вы видели великолепные копии с рафаэлевского "Купидона и Психеи"? Все, особенно дамы, считают, что они безвкусны и неприличны. Этого с меня было достаточно. Если вы увидите леди Лоринг и Стеллу, будьте столь добры сообщить им, что я уехал в клуб.
- Дамы хотели посетить галерею?
- Да, хотели посмотреть публику! Я посоветовал им зайти туда перед прогулкой. Войдя в домашних костюмах, они, как хозяйки, обратили бы на себя всеобщее внимание. Очень интересно, удастся ли вам заметить образовательное влияние искусства на посетителей галереи. До свидания.
После ухода лорда Лоринга отец Бенвель позвонил.
- Барыня собирается кататься сегодня в обычное время? - спросил он вошедшего слугу.
Тот ответил утвердительно. Экипаж велели подать в три часа.
В половине третьего отец Бенвель спокойно проскользнул из библиотеки в галерею. Он остановился на полдороге между дверью библиотеки и главным входом, ища не образовательного влияния искусства на публику, а леди Лоринг и Стеллу. Он все еще полагал, что "ветреная" мать Стеллы может послужить источником драгоценных справок о прежней жизни дочери. Первым шагом к достижению этого намерения было открыть настоящее местопребывание мистрис Эйрикорт. Стелле оно, без сомнения, известно, и отец Бенвель небезосновательно надеялся на свою способность заставить молодую девушку служить интересам церкви.
Спустя четверть часа леди Лоринг и Стелла вошли в галерею из библиотеки.
В продолжение нескольких минут отец Бенвель не заводил разговор о предмете, интересовавшем его. Он слишком хорошо знал, с какой охотой одни женщины смотрят на других женщин, и поэтому сам держался немного в стороне. Дамы высказывали свое мнение на предложение посетителей выставить свою красоту и наряд, а отец Бенвель терпеливо ждал их и слушал с покорностью скромного молодого человека. Терпение, как добродетель, часто вознаграждается.
Два джентльмена, по-видимому, с интересом рассматривавшие картины, поравнялись с патером. Со своей обычной вежливостью он отодвинулся, чтобы позволить им взглянуть на картину, которую заслонял собой в эту минуту.
Своим движением он задел Стеллу. Она резко обернулась и вдруг, увидев одного из джентльменов - того, который был выше своего товарища, побледнела и в ту же минуту ушла из галереи.
Леди Лоринг, взглянув в ту сторону, куда смотрела Стелла, сердито нахмурилась и вслед за ней направилась в библиотеку. Мудрый отец Бенвель не последовал за ними, но сосредоточил все свое внимание на господине, появление которого произвело столь странное впечатление.
Это был молодой человек, блондин, с веселым, добродушным лицом и умными голубыми глазами. Таково было первое впечатление незнакомца на отца Бенвеля.
Господин, по-видимому, увидел мисс Эйрикорт в ту же минуту, когда она заметила его, и на его лице также выразилось серьезное волнение.
Он покраснел, и в глазах его отразилось не только удивление, но и отчаяние. Он обратился к своему другу со словами:
- Какая здесь жара! Пойдемте.
- Как же это, Винтерфильд, - возразил друг, - мы не видели и половины выставленных тобою картин.
- Извините меня, но я уйду от вас, - отвечал он. - Я привык к свежему деревенскому воздуху. Мы увидимся вечером. Приходите обедать. Мой адрес, как всегда, гостиница Дервента.
С этими словами он поспешно вышел, бесцеремонно пролагая себе дорогу через толпу, наводнявшую картинную галерею.
Отец Бенвель вернулся в библиотеку. Излишне было теперь заботиться о мистрис Эйрикорт.
"Благодаря картинной галерее лорда Лоринга, - подумал он, - я нашел того, кого искал".
Он взял перо и написал: "Винтерфильд. Гостиница Дервента".
X. Переписка отца Бенвеля
Мистеру Битреку. В собственные руки. Конфиденциально.
"Милостивый государь!
Насколько мне известно, вы, занимаясь адвокатурой, иногда помогаете наводить секретные справки, не компрометирующие вашу профессию. Прилагаемое при сем рекомендательное письмо может служить вам удостоверением в том, что я не способен воспользоваться вашей опытностью для целей, которые могли бы бросить тень на вас или меня.
Справки, которые я предлагаю вам навести, относятся к одному джентльмену, по имени Винтерфильд. Он в настоящее время живет в гостинице Дервента и останется там еще неделю. Его поместье находится в северном Девоншире и известно в этой местности под названием Бопарк-Гауза.
Справки, которые мне желательно иметь, относятся к последним четырем-пяти годам - никак не более. Надо увериться, как можно подробнее, не играет ли за этот период времени в жизни мистера Винтерфильда какой-нибудь роли некая молодая особа, мисс Стелла Эйрикорт.
Если да, то мне необходимо знать в подробности все, касающееся этого обстоятельства.
Вот в чем заключается просьба, с которой я обращаюсь к вам. Каковы бы ни были известия, мне необходимо, чтобы я вполне мог верить их справедливости.
Письма ко мне потрудитесь адресовать на имя моего знакомого, адрес которого прилагаю.
Прошу вас принять, ввиду необходимой спешности наведения справок, прилагаемую сумму на первоначальные издержки и остаюсь готовый к услугам Амвросий Бенвель".
Секретарю общества Иисуса в Риме
"Прилагаю расписку в получении сумм, присланных мне с последним письмом. Некоторая часть их истрачена на предварительные справки, которые, я надеюсь, дадут мне возможность сделать Ромейна недосягаемым для ухаживаний женщины, добивающейся замужества с ним.
Вы пишете мне, что наши преподобные отцы, собравшись на совещание по делу об аббатстве Венж, выразили желание услышать о положительных мерах по обращению Ромейна. Я, к счастью, как вы увидите из нижеследующих строк, в состоянии удовлетворить их желание.
Вчера я зашел в гостиницу, где живет Ромейн, чтобы сделать ему один из редких визитов, с помощью которых поддерживается наше знакомство. Ромейна не было дома, и Пенроз также уехал с ним. К счастью, как оказалось впоследствии, я несколько дней не видал Пенроза и не слыхал о нем, но мне хотелось лично убедиться, насколько ему удалось приобрести доверие своего патрона. Я сказал, что подожду. Слуга, знающий меня, провел меня в приемную Ромейна.
Это - крошечная комнатка, точно шкаф. Освещена она небольшим окошечком с матовым стеклом, выходящим в коридор, из-за отсутствия камина приток воздуха поступает из вентилятора во второй двери, ведущей в кабинет Ромейна. Осмотревшись, я вошел в кабинет и увидел, что за кабинетом следует столовая и две спальни, и эти комнаты отделены дверями в конце коридора от прочих частей гостиницы. Я сообщаю вам эти подробности для того, чтобы вы могли понять последующие события.
Я вернулся в приемную, не забыв, конечно, запереть дверь в коридор.
Прошло около часу, прежде чем я услышал шаги в коридоре. Дверь в кабинет отворилась и до меня донеслись голоса. Я узнал Ромейна, Пенроза и лорда Лоринга.
По первым словам, которыми они обменялись, я узнал, что Ромейн и его секретарь встретили лорда Лоринга на улице у дверей гостиницы. Все трое вошли в дом вместе, и, вероятно, слуга, впустивший меня, не видал их. Как бы то ни было, но я очутился забытым в приемной.
Следовало ли мне слушать, в качестве незваного гостя, вошедшего без доклада, разговор, может быть, не предназначенный для постороннего? А с другой стороны, как возможно было предотвратить это, когда голоса доносились до меня через вентилятор вместе с воздухом, которым я дышал? Если наши преподобные отцы найдут, что я заслуживаю порицания, то я покорюсь всякому взысканию, которого достоин с точки зрения их строгой нравственности. В то же время я прошу позволения повторить интересную часть разговора, который я помню почти слово в слово.
Его сиятельству, как первому лицу на ступени общественной жизни, подобает первое место. Он сказал:
- Уже более недели, Ромейн, о вас нет ни слуху ни духу. Отчего вы не показывались?
Здесь, судя по дошедшим до меня звукам, Пенроз встал и вышел из комнаты. Лорд Лоринг продолжал:
- Теперь, когда мы одни, я могу говорить с вами прямо. Вы, кажется, отлично сошлись со Стеллой в тот вечер, когда обедали у нас. Вы не забыли, что говорили мне о ее влиянии на вас? Или вы уже изменили свое мнение и поэтому не приходили к нам?
Ромейн отвечал.
- Мое мнение не изменилось. Я так же твердо, как когда-нибудь, верю в то, что сказал вам о мисс Эйрикорт.
Его сиятельство, весьма естественно, возражал:
- Почему вы в таком случае отдаляетесь от хорошего влияния? К чему подвергаться опасности нового припадка, если есть возможность предотвратить его?
- У меня опять был припадок.
- Который, как вы сами верите, можно было бы предупредить! Вы удивляете меня.
Прошло несколько минут, прежде чем Ромейн ответил с некоторой таинственностью:
- Вы знаете старое правило, друг мой - из двух зол выбирай меньшее. Я переношу свои страдания как одно из двух зол, и притом как меньшее.
Лорду Лорингу стало ясно, что до больного места надо касаться осторожно. Он сказал шутливо:
- Уж не Стелла ли второе зло?
- Конечно, нет.
- Что же?
Ромейн отвечал почти сердито:
- Моя собственная слабость и мой эгоизм! Это недостатки, которые я должен победить, если не хочу стать бездушным человеком. Вот худшее из зол. Я уважаю мисс Эйрикорт и восхищаюсь ею - думаю, что между тысячью женщин не найдется ни одной, подобной ей, но не уговаривайте меня снова увидеться с ней! Где Пенроз? Поговорим о чем-нибудь другом.
Не могу сказать, огорчился или обиделся лорд Лоринг этой безумной речи, я слышал только, как он стал прощаться, говоря:
- Я не ожидал этого, Ромейн. Следующий раз, когда встретимся, мы поговорим о другом.
Дверь в кабинет отворилась и снова закрылась. Ромейн остался один.
По-видимому, он вовсе не желал одиночества в эту минуту. Я слышал, как он позвал Пенроза и как тот ответил:
- Я нужен вам?
Ромейн отвечал:
- Один Бог знает, как мне нужен друг, а другого друга, кроме вас, у меня нет вблизи. Майор Гайнд уехал, а лорд Лоринг обиделся на меня.
Пенроз спросил почему.
Ромейн дал ему необходимое объяснение. Как духовное лицо, пишущее духовным лицам, я обхожу молчанием подробности, не интересные для нас. Сущность сказанного им следующая: мисс Эйрикорт произвела на него впечатление, какого не производила на него ни одна женщина. Если бы он чаще виделся с нею, это могло бы кончиться тем - прошу вашего извинения за то, что употреблю его смешное выражение, - что он "влюбится в нее". В этом душевном или физическом настроении, как бы его ни определяли, вероятно, он был бы не в состоянии сдерживать себя так, как сдерживал до сих пор. Если бы она согласилась посвятить ему свою жизнь, он, может быть, принял бы жестокую жертву. Но лучше, чем решиться на это, ради нее же самой, будет избегать ее - все равно, что бы ему ни пришлось из-за этого выстрадать или с кем бы ни пришлось разойтись.
Представьте себе человека вне стен сумасшедшего дома, рассуждающего таким образом. Признаться ли вам, почтенные собратья, на какую мысль навела меня его исповедь. Слушая Ромейна, я почувствовал благодарность к знаменитому собору, который окончательно воспретил женитьбу священникам католической церкви. Иначе слабость, унижающая Ромейна, лишила бы и нас нравственной силы и священники могли бы сделаться орудием в руках женщин.
Но вам, вероятно, желательно узнать, как поступил Пенроз в этом случае. Я должен вам сказать, что в первую минуту он поразил меня.
Вместо того чтобы воспользоваться случаем и советовать Ромейну искать утешения в религии, Пенроз стал уговаривать его еще раз обдумать свое решение. Вся слабость характера бедного Артура высказалась в его следующих словах.
Он сказал Ромейну:
- Может быть, мне не следовало бы говорить с вами так откровенно, но вы так великодушно открылись мне - вы были так добры и внимательны ко мне, - что участие, которое я принимаю в вас, придает мне смелость. Уверены ли вы, что такая радикальная перемена в вашей жизни, как женитьба, не поведет к совершенному избавлению от вашей болезни? Если это возможно, то разве ошибочно было бы предположить, что доброе влияние вашей жены могло бы сделать ваш брак счастливым? Я не могу брать на себя смелость давать вам советы по этому поводу. Уверены ли вы, что достаточно обдумали такое серьезное дело?
Успокойтесь, ваше высокопреподобие! Ответ Ромейна поправил все дело.
Он сказал:
- Я размышлял об этом до тех пор, пока не мог уже думать больше. Я верю, что эта прелестная женщина может избавить меня от моего мучения. Но может ли она избавить меня от угрызений совести, вечно преследующих меня? Я чувствую то, что должен чувствовать убийца. Отняв жизнь у другого человека, человека, даже не оскорбившего меня, я совершил грех, за который нет ни искупления, ни прощения. Может чье-нибудь влияние заставить меня забыть это? Нет, довольно об этом - довольно. Лучше поищем забвения в книгах.
Эти слова подействовали на Пенроза должным образом. Теперь - я понимаю его колебание - он чувствовал, что может честно высказаться. Его усердие даже больше чем уравновесило его слабость, как вы сами сейчас увидите.
Он говорил громко и положительно, когда голос его донесся до меня.
- Нет! - заговорил он быстро. - Ваше спасение не в книгах и не в сухих религиозных обрядах, называющихся протестантизмом. Дорогой мистер Ромейн, вы можете снова найти мир, который считаете потерянным навеки, в божественной мудрости и сострадании святой католической церкви. Вот лекарство от всех наших страданий! Вот новая жизнь, которая сделает вас счастливым человеком!
Я повторяю его слова только для того, чтобы показать вам, что его энтузиазму можно доверять, раз он возбужден. Он говорил со своим красноречивым убеждением, приводя необходимые доводы с силой и чувством, подобных которым мне редко случалось слышать. Молчание Ромейна свидетельствовало, что речь Пенроза произвела впечатление. Он не из тех людей, которые стали бы слушать рассуждения спокойно, если думают, что могут опровергнуть их.
То, что я слышал, было достаточным для того, чтобы убедиться, что Пенроз действительно начал благое дело. Я тихонько вышел из приемной и ушел из гостиницы.
Так как сегодня воскресенье, то я не пропущу почту, если закончу письмо теперь. Я сейчас послал Пенрозу приглашение прийти ко мне, как только это будет возможно. Может быть, до отхода поезда найдутся еще известия, которые надо будет сообщить вам".
Понедельник
"Есть еще известия. Пенроз только что ушел от меня.
Конечно, он начал с того, что рассказал мне то, что я знал и без него. Он, как всегда, скромно отозвался о своих надеждах. Но ему удалось уговорить Ромейна прервать на несколько дней свои занятия историей и переключить свое внимание на книги, которые мы обыкновенно советуем читать в таких случаях тем, кого желаем убедить. Это, без сомнения, уже большой шаг вперед.
Но это еще не все. Ромейн положительно помогает нам - он окончательно решил освободиться от влияния мисс Эйрикорт! Через час он и Пенроз уедут из Лондона. Куда они едут - это хранится в глубокой тайне. Все письма, адресованные Ромейну, будут отправляться к его банкиру.
Причину этого внезапного решения надо приписать леди Лоринг, которая пожаловала вчера в гостиницу и имела свидание наедине с Ромейном. Она, без сомнения, желала поколебать его решение и побудить его снова подвергнуться очарованию мисс Эйрикорт. Какие убедительные доводы она употребляла, конечно, не известно мне. Пенроз видел Ромейна тотчас после визита ее сиятельства и говорит, что нашел его в большом волнении. Я вполне понимаю это. Его решение бежать тайно - его отъезд именно бегство - свидетельствует о впечатлении, произведенном на него, и опасности, которой мы избежали, по крайней мере на время.
Да! Я говорю: "по крайней мере на время". Пусть наши достопочтенные отцы не думают, что деньги, употребленные на мои тайные справки, брошены на ветер. Когда дело идет об этих презренных любовных делах, женщин не останавливают ни неблагоприятные обстоятельства, ни страх поражения. Ромейн уехал из Лондона, боясь собственной слабости, мы не должны забывать этого. Еще может наступить день, когда между нами и нашим поражением будет стоять только знание событий из жизни мисс Эйрикорт.
Пока это все, что я хотел сообщить вам".
XI. Стелла остается верна себе
Два дня спустя, после того как отец Бенвель отправил письмо в Рим, леди Лоринг вошла в кабинет своего мужа и спросила, не имеет ли он известий о Ромейне.
Лорд Лоринг покачал головой.
- Как я уже сказал тебе, - ответил он, - хозяин гостиницы ничего не смог мне сообщить. Я сам сегодня был у банкира и видел его. Он предложил мне переслать мои письма, но ничего больше сделать не мог. Впредь, до нового распоряжения, ему положительно запрещено сообщать кому бы то ни было адрес Ромейна. Как приняла это известие Стелла?
- Как нельзя хуже, - отвечала леди Лоринг. - Молча.
- Даже тебе не сказала ни слова?
- Ни слова.
В эту минуту слуга прервал их, докладывая о приходе гостя и подавая карточку. Лорд Лоринг с удивлением взглянул на нее и передал жене карточку, на которой карандашом были написаны имя майора Гайнда и следующие слова: "по делу, касающемуся "мистера Ромейна".
- Просите скорее! - воскликнула леди Лоринг.
Лорд Лоринг остановил ее:
- Душа моя! Не лучше ли мне одному повидаться с этим господином?
- Конечно, нет, если только ты не хочешь заставить меня решиться на весьма предосудительный поступок! Если ты отошлешь меня, я стану подслушивать у дверей.
Майор Гайнд вошел и был представлен леди Лоринг. После обычных извинений он сказал:
- Вчера вечером я вернулся в Лондон специально для того, чтобы видеть Ромейна по весьма важному делу. Не узнав его настоящего адреса в гостинице, я надеялся, что ваше сиятельство будет в состоянии указать мне местопребывание моего друга.
- К своему величайшему прискорбию, я знаю не больше вас, - ответил лорд Лоринг. - Настоящее место жительства известно только его банкиру, и никому больше. Я дам вам адрес банкирской конторы, если вы желаете писать вашему другу.
Майор Гайнд колебался.
- Я не знаю, следует ли писать ему при данных обстоятельствах.
Леди Лоринг не могла молчать дольше.
- А нам вы не можете сообщить, в чем состоят эти обстоятельства? - спросила она. - Я почти такой же старинный друг мистера Ромейна, как мой муж, и принимаю в нем живое участие.
Майор Гайнд был по-видимому в затруднении.
- Я не знаю, как отвечать вашему сиятельству, не вызывая грустных воспоминаний... - произнес он.
Леди Лоринг прервала извинения майора вопросом:
- Вы говорите о дуэли?
Лорд Лоринг вмешался в разговор.
- Я должен сказать вам, майор Гайнд, что леди Лоринг известно так же хорошо, как мне, все случившееся в Булони, а также плачевные последствия этого происшествия. Если, несмотря на это, вам угодно будет говорить со мной наедине, то я попрошу вас в соседнюю комнату.
Замешательство майора Гайнда исчезло.
- После того что вы сказали мне, - начал он, - я надеюсь, что леди Лоринг не откажется помочь мне своим советом. Вам обоим известно, что в роковой дуэли Ромейн убил сына французского генерала, вызвавшего его. По возвращении в Англию, мы слышали, что генерал и его семья были вынуждены уехать из Булони, вследствие денежных затруднений. Ромейн, вопреки моему совету, написал доктору, присутствовавшему при дуэли, прося его открыть местопребывание генерала и выражая желание помочь его семье под видом неизвестного друга. Побудительной причиной, по его собственным словам, было "хотя бы в незначительной степени вознаградить тех людей, которые из-за меня перенесли столько горя".
В то время мне казалось, что он поторопился, и письмо, полученное мною вчера от доктора, подтверждает мое мнение. Не угодно ли вам будет прочесть его, леди Лоринг?
Он подал письмо. Его содержание было следующим:
"Милостивый государь!
Наконец-то я в состоянии дать определенный ответ на письмо мистера Ромейна, благодаря любезной помощи французского консула в Лондоне, к которому я обратился, когда все другие меры, принятые мною, оказались недействительными.
Неделю назад генерал умер. Из обстоятельств, связанных с расходами по погребению, французский консул узнал, что генерал скрылся от своих кредиторов не в Париже, как думали, а в Лондоне. Адрес его семьи: No10, Кемп-Гилл, Элингтон. Я должен еще прибавить, что, по весьма понятным причинам, генерал жил в Лондоне под вымышленным именем Марильяк. Следовательно, отыскивая его вдову, надо спрашивать мадам Марильяк.
Вас, может быть, удивит, что я пишу все это вам, а не мистеру Ромейну. Вы сейчас увидите причину.
Я был знаком с генералом - как вам известно - в такое время, когда еще не знал об обществе, которое он посещал, и о печальных заблуждениях, в которые он впал благодаря своей страсти к игре. О его жене и детях я положительно ничего не знаю и не могу сказать, сумели ли они охранить себя от вредного влияния главы семейства или пали низко под влиянием бедности и дурных примеров. По крайней мере, нельзя определенно сказать, достойны ли они забот мистера Ромейна? Как честный человек, я по совести не могу, чувствуя в себе сомнение, рекомендовать семью хотя бы косвенно мистеру Ромейну. После этого предупреждения предоставляю вам поступить, как заблагорассудится".
Лорд Лоринг возвратил письмо майору Гайнду.
- Я согласен с вами: более чем сомнительно, следует ли сообщить это известие Ромейну.
Леди Лоринг не вполне разделяла мнение мужа.
- Если существует сомнение относительно этих людей, - сказала она, - то следует разузнать, какой репутацией они пользуются в околотке. На вашем месте, майор Гайнд, я обратилась бы к хозяину дома, где они живут, или к торговцам, с которыми имеют дело.
- Мне надо сегодня же уехать из Лондона, - отвечал майор, - но по возвращении я, конечно, последую вашему совету.
- И дадите нам знать о результате?
- С величайшим удовольствием.
Майор Гайнд простился.
- Ты будешь виновата, если майор даром потеряет время, - сказал лорд Лоринг.
- Не думаю, - отвечала леди Лоринг.
Она встала и хотела выйти из комнаты.
- Ты собираешься куда-нибудь? - спросил ее муж.
- Нет. Иду наверх, к Стелле.
Леди Лоринг застала мисс Эйрикорт в ее комнате. Маленький портрет Ромейна, нарисованный ею по памяти, лежал перед ней на столе. Она вся погрузилась в созерцание его.
- Что же говорит тебе этот портрет, Стелла?
- То же самое, что я знала прежде. В этом лице нет ни лукавства, ни жестокости...
- И это открытие удовлетворяет тебя? Я начинаю презирать Ромейна за то, что он прячется от нас. Ты сможешь извинить его?
Стелла заперла портрет в несессер.
- Я могу подождать, - сказала она спокойно.
Это выражение терпения, казалось, выводило леди Лоринг из себя.
- Что с тобой сегодня утром происходит? - спросила она. - Ты еще скрытнее, чем всегда.
- Нет, Аделаида, я только расстроена. Я не могу забыть, что встретилась с Винтерфильдом. Я чувствую, что над моей головой нависло какое-то несчастье.
- Не упоминай об этом негодяе! - воскликнула леди. - Мне надо сообщить тебе кое-что о Ромейне. Ты совсем погрузилась в свои мрачные предчувствия или можешь еще выслушать меня?
Лицо Стеллы преобразилось. Леди Лоринг подробно описала свидание с майором Гайндом, оживляя свой рассказ описанием манер и наружности майора.
- Он и лорд Лоринг убеждены, что, раз дав денег этим иностранцам, Ромейн не будет иметь покоя от них.
Письмо не следует показывать, пока не будет известно что-нибудь более положительное.
- Я бы желала иметь это письмо! - воскликнула Стелла.
- Вы передали бы его Ромейну?
- Сию же минуту! Не все ли равно, достойны эти бедняки его щедрости или нет? Если это возвратит ему спокойствие, то кому какое дело, стоят ли они его помощи? Они даже не должны знать, кто будет помогать им, - Ромейн будет для них неизвестным благодетелем.
Нам надо думать о нем, а не о них: его душевный мир - все; их заслуги - ничто. По моему мнению, жестоко сохранять в тайне от него полученное известие. Почему ты не взяла письмо у майора?
- Успокойся, Стелла. По возвращении в Лондон майор наведет справки о вдове и детях.
- "По возвращении"! - повторила Стелла с негодованием.
- Кто знает, что придется выстрадать беднякам в это время и что почувствует Ромейн, услышав когда-нибудь о их страданиях. Повтори мне адрес. Ты сказала, это где-то в Элингтоне?
- Зачем тебе знать адрес? - спросила леди Лоринг. - Неужели ты хочешь написать Ромейну?
- Я подумаю, прежде чем решусь на что-нибудь. Если ты не доверяешь моему благоразумию, то лучше прямо скажи об этом.
Она говорила резко. В тоне, которым ей ответила леди Лоринг, также звучала нотка нетерпения.
- Делай как хочешь! Не буду вмешиваться в твои дела!
Ее неудачный визит к Ромейну явился предметом спора между подругами, и теперь она намекала на это.
- Ты получишь адрес, - величественно объявила миледи и, написав его на клочке бумаги, вышла из комнаты.
Легко выходившая из себя леди Лоринг так же скоро успокаивалась. Злопамятность, этот самый мелочный из пороков, была чужда ей. Через пять минут она уже раскаивалась в своей вспышке, а потом, подождав еще пять минут на тот случай, если б Стелла первая пришла искать примирения, и видя, что ее ожидания напрасны, она задала себе вопрос:
- Не обидела ли я ее в самом деле?
В следующую минуту она направилась в комнату Стеллы, но Стеллы там не было.
Леди Лоринг позвонила.
- Где мисс Эйрикорт?
- Они ушли со двора, миледи.
- Мисс Эйрикорт ничего не приказала передать мне?
- Нет, миледи. Они очень спешили.
Леди Лоринг сразу догадалась, что Стелла решилась принять дело о семье генерала в свои руки.
Можно ли было предвидеть, к чему могло повести такое необдуманное решение?
После колебаний, размышлений и новых колебаний леди Лоринг не могла сдержать своего беспокойства. Она не только решила последовать за Стеллой, но, будучи под влиянием нервного возбуждения, взяла с собой слугу на случай надобности.
Не всегда отличавшаяся сообразительностью, леди Лоринг на этот раз не ошиблась. Стелла остановила первый попавшийся ей кеб и приказала извозчику ехать в Кемп-Гилл, Элингтон.
При виде бедной, узкой улицы, заканчивавшейся тупиком и заполненной грязными детьми, ссорившимися за игрой, мужество Стеллы на минуту поколебалось. Даже извозчик, высадив ее у въезда на улицу, сказал, что молодой леди не безопасно одной посещать такое место. Стелла подумала о Ромейне. Твердая уверенность в том, что она помогает ему в благом деле, которое казалось ему вместе с тем делом искупления, оживила ее храбрость. Она смело подошла к отворенной двери дома No10 и постучалась.
На лестнице, поднимавшейся из темного пространства, пропитанного запахом кухни, показалось грязное лицо безобразной старухи с всклокоченными седыми волосами.
- Чего вам? - спросила, высунувшись до половины, эта ведьма лондонских вертепов.
- Здесь живет мадам Марильяк? - спросила Стелла.
- Иностранка-то?
- Да.
- На втором этаже.
Сообщив это, верхняя половина ведьмы снова ушла в землю и исчезла. Стелла, подобрав юбки, стала впервые в жизни взбираться по грязной лестнице.
Хриплые голоса, брань и грубый хохот за запертой дверью первого этажа заставили ее поспешить взобраться на лестницу, ведущую вверх. Здесь было лучше, по крайней мере тихо. Стоя на площадке, она постучала. Нежный голос ответил по-французски "entrez", но затем тотчас повторил по-английски: "Войдите".
Стелла отворила дверь.
Бедно меблированная комната была чрезвычайно чиста. Над постелью на стене висел маленький образок Божией Матери, украшенный венком из поблекших искусственных цветов. У круглого столика сидели две женщины в черных платьях из грубой материи и работали над каким-то вышиванием. Старшая из них встала, когда посетительница вошла в комнату. Тонкие, пропорциональные черты ее изнуренного и усталого лица все еще носили отпечаток прежней красоты. Ее темные глаза остановились на Стелле с выражением жалобной просьбы.
- Вы пришли за работой, сударыня? - спросила она по-английски с иностранным акцентом. - Извините меня, прошу вас, я еще не кончила ее.
Вторая женщина вдруг подняла глаза от работы.
Она также поблекла и была худа, но глаза ее блестели и движения сохранили девичью гибкость. С первого взгляда можно было догадаться по ее сходству со старшей женщиной о их родстве.
- Это я виновата! - воскликнула она страстно по-французски. - Я устала, была голодна и проспала дольше, чем следовало. Матушке не хотелось будить меня и заставлять приниматься за работу. Я презренная эгоистка, а матушка - святая!
Она подавила слезы, выступившие у нее на глазах, и гордо, поспешно принялась за работу.
Как только представилась возможность говорить, Стелла, стараясь успокоить женщин, произнесла:
- Я совсем ничего не знаю о работе, - сказала она по-французски, чтобы быть лучше понятой. - Откровенно говоря, я пришла сюда, чтобы немного помочь вам, мадам Марильяк, если вы позволите.
- Принесли милостыню? - спросила дочь, снова мрачно подняв глаза от иголки.
- Нет, участие, - мягко отвечала Стелла.
Девушка снова принялась за работу.
- Извините меня, - сказала она, - и я со временем научусь покоряться судьбе.
Тихая страдалица-мать подала Стелле стул.
- У вас прекрасное, доброе лицо, мисс, - сказала она, - и я уверена, что вы извините мою бедняжку дочь. Я еще помню то время, когда и сама была так же вспыльчива, как она. Позвольте спросить, от кого вы узнали о нас?
- Извините меня, но я не могу ответить вам на этот вопрос, - сказала Стелла.
Мать ничего не ответила, дочь же спросила резко:
- Почему?
Стелла обратилась с ответом к матери.
- Я пришла к вам от одного господина, который желает помочь вам, но не желает, чтобы называли его имя.
Поблекшее лицо вдовы вдруг просияло.
- Неужели брат мой, услышав о смерти генерала, простил мне, наконец, мое замужество? - воскликнула она.
- Нет! Нет! - прервала ее Стелла. - Я не стану вводить вас в заблуждение. Лицо, представителем которого я являюсь, не родственник вам.
Несмотря на это заявление, бедная женщина никак не хотела расставаться с надеждой, пробудившейся в ней.
- Может быть, имя, под которым вы знаете меня, заставляет вас сомневаться, - поспешно прибавила она. - Мой покойный муж принял нашу теперешнюю фамилию, переселившись сюда. Может быть, если я скажу вам...
Дочь остановила ее.
- Матушка, предоставьте это мне.
Вдова покорно вздохнула и принялась за работу.
- Достаточно будет и нашей теперешней фамилии Марильяк, - сказала девушка, обращаясь к Стелле, - пока мы не познакомимся поближе. Вы, конечно, хорошо знаете лицо, представительницей которого служите?
- Конечно, иначе меня не было бы здесь.
- В таком случае вам известны все семейные обстоятельства этого лица и вы, конечно, можете сказать, французы его родственники или нет?
- Я могу ответить определенно, что они англичане, - отвечала Стелла. - Я пришла к вам от имени друга, который сочувствует мадам Марильяк, - и только.
- Видите, матушка, что вы ошиблись. Перенесите это испытание так же твердо, как переносили другие.
Сказав это весьма нежно, она снова обратилась к Стелле, не стараясь скрывать перехода к холодности и недоверию.
- Одна из нас должна говорить прямо, - сказала она. - Наши немногие знакомые почти так же бедны, как мы, притом они все французы. Я вам говорю, что у нас нет друзей англичан. Каким образом этот анонимный благодетель узнал о нашей бедности? Вы нас не знаете, следовательно, не вы могли указать на нее.
Стелла только теперь поняла, в какое неловкое положение она попала. Она смело встретила возникшие затруднения: ее поддерживало убеждение, что она служит делу, приятному Ромейну.
- Вы, вероятно, руководствовались лучшими побуждениями, советуя вашей матушке не говорить своего имени, - продолжала она, - будьте настолько справедливы, чтобы предположить, что и у вашего "анонимного благодетеля" есть причины не открывать свой фамилии.
Этот удачный ответ побудил мадам Марильяк принять сторону Стеллы.
- Милая Бланш, ты говоришь слишком резким тоном с этой доброй барышней,