Доде Альфонс - Сафо

ясь, она показывала вязальный крючекъ, которымъ двигала неловко, словно маленькая дѣвочка. Она прежде терпѣть не могла вязанья; чтен³е, рояль, папироска или стряпня съ засученными рукавами любимаго блюда - другихъ занят³й у нея не было.

   Но что было дѣлать здѣсь? О роялѣ, стоявшемъ въ гостинной, нечего было и думать, она цѣлый день неотлучно должна быть въ конторѣ... Романы? Она знала такъ много настоящихъ приключен³й! Тоскуя по запрещенной папироскѣ, она стала вязать кружева; давая работу рукамъ, вязанье оставляетъ свободу мысли - и Фанни поняла пристраст³е женщинъ къ различнымъ рукодѣл³ямъ, которыя раньше презирала.

   Пока она неловко старалась нацѣпить петлю, со вниман³емъ неопытной вязальщицы, Жанъ наблюдалъ ее, спокойную, въ простомъ платьѣ со стоячимъ воротничкомъ, гладко зачесанными волосами на круглой, античной головкѣ, съ видомъ благоразумнымъ и безупречнымъ. По улицѣ, въ направлен³и шумныхъ бульваровъ, непрерывно тянулся рядъ экипажей, въ которыхъ высоко сидѣли извѣстныя, роскошно одѣтыя кокотки; казалось, Фанни безъ сожалѣн³я смотрѣла на эту выставку торжествующаго порока; вѣдь и она могла бы занять въ ней мѣсто, которымъ пренебрегла ради него. Только бы онъ согласился хоть изрѣдка видаться съ ней, а она ужъ сумѣетъ справиться со своею рабской жизнью и даже найти въ ней привлекательныя стороны...

   Всѣ обитатели панс³она обожали ее. Иностранки, лишенныя вкуса, слѣдовали ея совѣтамъ при покупкѣ нарядовъ; по утрамъ она давала уроки пѣн³я старшей изъ дѣвицъ-перуанокъ и указывала мужчинамъ, какую книгу прочесть, какую пьесу посмотрѣть въ театрѣ; мужчины осыпали ее знаками вниман³я и предупредительности, особенно голландецъ, живш³й во второмъ этажѣ. - Онъ усаживается на этомъ мѣстѣ, гдѣ ты сидишь и смотритъ на меня, пока я не скажу: "Кейперъ, вы мнѣ надоѣли". Тогда онъ отвѣчаетъ: "Хорошо" и уходитъ... Онъ преподнесъ мнѣ эту маленькую коралловую брошь... Она стоитъ пять франковъ, и я приняла ее, лишь бы отъ него отвязаться.

   Вошелъ лакей и поставилъ подносъ съ посудой на круглый столикъ, слегка отодвинувъ растен³е. - Я обѣдаю здѣсь, одна, за часъ до общаго обѣда.- Она указала на два блюда изъ довольно длиннаго и обильнаго меню. Завѣдующая хозяйствомъ имѣла право лишь на супъ и на два блюда.- Ну и подлая же Розар³о!.. Хотя въ концѣ-концовъ я предпочитаю обѣдать здѣсь; не надо разговаривать и я прочитываю твои письма,- они замѣняютъ мнѣ собесѣдника.

   Она прервала себя, чтобы достать скатерть и салфетки; ее безпокоили ежеминутно; то приходилось отдать приказан³е, то отворить шкафъ, то удовлетворить какое-либо требован³е. Жанъ понялъ, что, оставаясь дольше, онъ стѣснилъ бы ее; къ тому же ей стали подавать обѣдъ, и маленькая, жалкая порц³онная чашка, дымившаяся на столѣ, навела обоихъ на одну и ту же мысль, на одно и то же сожалѣн³е о былыхъ совмѣстныхъ обѣдахъ!

   - До воскресенья... до воскресенья... тихонько повторяла она, отпуская его. Въ присутств³и служащихъ и сходившихъ по лѣстницѣ нахлѣбниковъ они не могли обнять другъ друга; Фанни взяла его руку, и долго держала ее у своего сердца, какъ бы желая впитать его ласку.

   Весь вечеръ и всю ночь онъ думалъ о ней, страдая за ея рабскую приниженность передъ подлой хозяйкой и ея жирной ящерицей; голландецъ тоже смущалъ его, такъ что до воскресенья онъ не жилъ, а мучился. На дѣлѣ, этотъ полу-разрывъ, долженствовавш³й безъ потрясен³й подготовить конецъ ихъ связи, оказался для Фанни ножомъ садовода, оживляющимъ гн³ющее дерево. Почти ежедневно писали они другъ другу записки, полныя нѣжности, которыя диктуются нетерпѣн³емъ влюбленныхъ; или же онъ заходилъ къ ней послѣ службы для тихой бесѣды въ конторѣ, за вязаньемъ.

   Говоря о немъ въ панс³онѣ, она какъ то сказала: "Одинъ изъ моихъ родственниковъ"... и подъ защитой этой неопредѣленной клички онъ могъ провести иногда вечеръ въ ихъ гостинной, словно за тысячу верстъ Парижа. Онъ познакомился съ семьей перуанцевъ, съ ихъ безчисленными барышнями, всегда безвкусно одѣтыми въ ярк³е цвѣта, и возсѣдавшими вдоль стѣнъ гостинной точь-въ-точь какъ попугаи на насѣстѣ; онъ слушалъ игру на цитрѣ расфуфыренной Минны Фогель, напоминавшей обвитую хмелемъ жердь, и видѣлъ ея молчаливаго брата; больной страстно покачивалъ головой въ тактъ музыкѣ и перебиралъ пальцами воображаемый кларнетъ - единственный инструментъ, на которомъ ему позволено было играть; игралъ въ вистъ съ голландцемъ, толстымъ, лысымъ и грязнымъ; голландецъ бывалъ во всѣхъ странахъ и плавалъ по всѣмъ океанамъ, но когда его спрашивали объ Австрал³и, гдѣ онъ недавно провелъ нѣсколько мѣсяцевъ, то онъ отвѣчалъ, вытаращивъ глаза:- Угадайте, что стоитъ въ Мельбурнѣ картофель?..- дороговизна картофеля былъ единственнымъ, обстоятельствомъ, поразившимъ его въ чужихъ краяхъ.

   Фанни была душою этихъ собран³й, болтала, пѣла, играя роль освѣдомленной и свѣтской парижанки; окружавш³е ее чудаки не замѣчали въ ней слѣдовъ богемы и мастерской, или же принимали ихъ за утонченныя манеры. Она поражала ихъ своими связями со знаменитостями литературнаго и артистическаго м³ра; а русской дамѣ, сходившей съ ума по Дежуа, сообщила подробности о его манерѣ творить, о количествѣ чашекъ кофе, выпиваемыхъ имъ за ночь, о точной цифрѣ гонорара, уплаченнаго издателемъ "Сендринетты" за этотъ трудъ, обогативш³й его. Успѣхи любовницы исполняли Госсэна гордостью, такъ что, забывая свою ревность, онъ готовъ былъ за свидѣтельствовать ея слова, если бы кто-нибудь въ нихъ усумнился.

   Любуясь ею въ этомъ мирномъ салонѣ, при мягкомъ свѣтѣ лампъ подъ абажуромъ, пока она разливала чай, аккомпанировала на роялѣ молодымъ дѣвушкамъ и давала имъ совѣты, словно старшая сестра, онъ находилъ странное удовольств³е припоминать ее иною, такой, какой она приходила къ нему по воскресеньямъ утромъ, вся промокшая отъ дождя; дрожа отъ холода, но не подходя къ ярко пылавшему камину, затопленному ради ея прихода, она поспѣшно раздѣвалась и бросалась въ широкую постель, прижимаясь къ любовнику. Как³я объят³я, как³я ласки! Ими вознаграждалось нетерпѣн³е цѣлой недѣли, лишен³е испытываемое каждымъ изъ нихъ, и сохранявшимъ ихъ любви ея жизненность.

   Проходили часы, они не знали счета времени и до вечера не покидали постели. Ничто не соблазняло ихъ; ни развлечен³я, ни визиты къ друзьямъ, будь то даже Эттэма, которые изъ эконом³и рѣшили переселиться за городъ. Послѣ завтрака, поданнаго тутъ же, они слушали, притаясь, и не дивигаясь, воскресный шумъ парижской толпы, слонявшейся по улицамъ, свистки поѣздовъ, грохотъ переполненныхъ экипажей; только крупныя капли дождя, падавш³я на цинковую крышу балкона, да ускоренное б³ен³е ихъ сердецъ, отмѣчали это отсутств³е жизни, это незнан³е времени, вплоть до сумерекъ.

   Наконецъ газъ, зажженный напротивъ, бросалъ блѣдный отсвѣтъ на обои; надо было вставать, такъ какъ Фанни должна была возвращаться къ семи часамъ. Въ полутьмѣ комнаты, пока она надѣвала непросохш³е отъ ходьбы башмаки, юбки и платье управительницы - черный мундиръ трудящихся женщинъ - всѣ непр³ятности, всѣ унижен³я казались ей еще болѣе тяжкими и жестокими.

   Вокругъ была любимая обстановка, мебель, маленькая умывальная комната, напоминавшая ей прежн³е счастливые дни, и это еще усиливало ея печаль... Она съ трудомъ отрывалась: "Идемъ!" Чтобы подольше остаться вмѣстѣ, Жанъ провожалъ ее до панс³она; они медленно, прижавшись другъ къ другу, возвращались по аллеѣ Елисейскихъ Полей; фонари, возвышавшаяся Тр³умфальная Арка, да двѣ-три звѣздочки на темномъ небѣ, казались фономъ д³орамы. На углу улицы Перголезъ, вблизи панс³она, она приподнимала вуалетку для послѣдняго поцѣлуя, и онъ оставался одинъ, растерянный, съ отвращен³емъ къ квартирѣ, куда возвращался какъ можно позже, проклиная свою бѣдность и злобствуя на родныхъ въ Кастеле за ту жертву, на которую онъ обрекъ себя ради нихъ.

   Въ течен³е двухъ или трехъ мѣсяцевъ они вели невыносимое существован³е, такъ какъ Жанъ долженъ былъ сократить и посѣщен³я отеля, вслѣдств³е сплетенъ прислуги, а Фанни все больше и больше раздражалась на скупость матери и дочери Санчесъ. Она втихомолку подумывала о возобновлен³и своего маленькаго хозяйства и чувствовала, что возлюбленный ея тоже выбился изъ силъ; но ей хотѣлось, чтобы онъ первый заговорилъ объ этомъ.

   Въ одно апрѣльское воскресенье, Фанни явилась болѣе нарядная, чѣмъ обыкновенно въ круглой шляпкѣ, въ весеннемъ, простомъ туалетѣ - она была небогата - хорошо облегавшемъ ея стройную фигуру.

   - Вставай скорѣе, поѣдемъ завтракать на дачу...

   - На дачу?..

   - Да, въ Анг³енъ, къ Розѣ... Она пригласила насъ обоихъ...

   Сначала онъ отказался, но Фанни настояла. Никогда Роза не простила бы ему отказа. - Ты долженъ согласиться ради меня... Кажется, я, съ своей стороны, не мало дѣлаю.

   Большая дача, великолѣпно отдѣланная и меблированная, въ которой потолки и зеркальные простѣнки отражали искристый блескъ воды, стояла на берегу Анг³енскаго озера, передъ громадной лужайкой, спускавшейся къ бухтѣ, гдѣ покачивалось нѣсколько яликовъ и лодокъ; роскошныя грабовыя аллеи парка уже трепетали ранней зеленью и цвѣтущею сиренью. Корректная прислуга и безупречныя аллеи, гдѣ нельзя было найти ни сучка, дѣлали честь двойному надзору Розар³о и старухи Пиларъ.

   Всѣ сидѣли уже за столомъ, когда они появились, цѣлый часъ проплутавъ вслѣдств³е неточнаго адреса, вокругъ озера, по переулкамъ между садовыми рѣшетками. Смущен³е Жана достигло высшей степени отъ холоднаго пр³ема хозяйки, взбѣшенной тѣмъ, что ихъ пришлось ждать, и необычайнаго вида старыхъ вѣдьмъ, которымъ Роза представила его крикливымъ голосомъ уличной торговки. То были три "звѣзды", какъ называютъ себя извѣстныя кокотки - три развалины, блиставш³я когда-то при Второй Импер³и, съ именами столь же знаменитыми, какъ имена великихъ поэтовъ или полководцевъ: Вильки Кобъ, Сомбрёзъ, Клара Дефу. Разумѣется, звѣзды эти блестѣли какъ и раньше, разодѣтыя по послѣдней модѣ, въ весеннихъ туалетахъ, изящныя, нарядныя отъ воротничка до ботинокъ; но, увы, как³я увядш³я, намазанныя, и реставрированныя! Сомбрёзъ, съ мертвыми глазами безъ вѣкъ, вытянувъ губы, ощупью искала свою тарелку, вилку, стаканъ; Дефу - громадная, угреватая, съ грѣлкой подъ ногами, разложила на скатерти жалк³е, подагрическ³е, искривленные пальцы, унизанные сверкающими перстнями, надѣвать и снимать которые было такъ трудно и сложно, какъ разбирать звенья римскаго фокуса; а Кобъ,- тоненькая, съ моложавой фигурой, что дѣлало еще болѣе отвратительной ея облысѣвшую голову больного клоуна, прикрытую парикомъ изъ желтой пакли. Она была разорена, имущество ея было описано, и она отправилась въ послѣдн³й разъ въ Монте-Карло попытать счастья; вернулась оттуда безъ гроша, воспылавъ страстью къ красивому крупье, не захотѣвшему ее знать. Роза, пр³ютившая ее у себя и кормившая, чрезвычайно хвалилась этимъ.

   Всѣ эти женщины были знакомы съ Фанни и покровительственно привѣтствовали ее: "Какъ поживаете, милая?" Фанни, съ скромномъ платьѣ, по три франка за метръ, безъ драгоцѣнностей, кромѣ красной броши Кейпера, выглядѣла "новенькой" среди этихъ престарѣлыхъ чудовищъ полусвѣта, казавшихся еще страшнѣе отъ окружавшей ихъ роскоши, при отраженномъ блескѣ воды и неба, проникавшемъ вмѣстѣ съ весеннимъ ароматомъ въ окна и двери столовой.

   Тутъ же была старуха Пиларъ, "обезьяна", она называла себя на своемъ франко-испанскомъ жаргонѣ - настоящая макака, съ шероховатой безцвѣтной кожей, съ выражен³емъ злой хитрости на морщинистомъ лицѣ, съ остриженными въ кружокъ сѣдыми волосами, и одѣтая въ старое черное атласное платье, съ голубымъ матросскимъ воротникомъ.

   - Наконецъ, господинъ Бичито...- сказала Роза, заканчивая представлен³е своихъ гостей, и показывая Госсэну лежавш³й на скатерти комъ розовой ваты съ дрожащимъ подъ нимъ хамелеономъ.

   - А меня не слѣдуетъ развѣ представить? - спросилъ съ напускною веселостью высок³й господинъ, съ сѣдѣющими усами и съ нѣсколько чопорной осанкой, въ свѣтломъ пиджакѣ и стоячемъ воротничкѣ.

   - Правда... забыли:- Татава, сказали, смѣясь, женщины. Хозяйка дома небрежно назвала его фамил³ю. То былъ Де-Поттеръ, извѣстный композиторъ, авторъ "Клавд³и" и "Савонароллы"; Жанъ, лишь мелькомъ видѣвш³й его у Дешелетта, былъ пораженъ почти полнымъ отсутств³емъ духовныхъ чертъ въ наружности великаго артиста, съ правильнымъ, но неподвижнымъ, словно деревяннымъ лицомъ, безцвѣтными глазами, съ печатью безумной, неизлечимой страсти, державшей его уже много лѣтъ около этой развратной твари; эта страсть заставила его покинуть жену и дѣтей, и стать прихлебателемъ въ домѣ, на который онъ просадилъ уже часть своего огромнаго состоян³я и театральныхъ заработковъ, и гдѣ съ нимъ обращались хуже, чѣмъ съ лакеемъ. Нужно было видѣть, какъ выходила изъ себя Роза при его попыткахъ вступить въ разговоръ, какимъ презрительнымъ тономъ она приказывала ему молчать. И Пиларъ всегда поддерживая дочь, прибавляла внушительно:

   - Помолчи, пожалуйста, милый.

   Жанъ сидѣлъ за столомъ рядомъ съ Пиларъ, ворчавшей и чавкавшей, во время ѣды, какъ животное, и жадно заглядывавшей въ его тарелку; это изводило молодого человѣка, уже и безъ того раздраженнаго безцеремоннымъ тономъ Розы, задѣвавшей Фанни, вышучивавшей музыкальные вечера въ панс³онѣ и наивность несчастныхъ иностранцевъ, принимавшихъ управительницу за разорившуюся свѣтскую даму. Казалось, что бывшая наѣздница, заплывшая нездоровымъ жиромъ, съ тысячными брилл³антами въ ушахъ, завидовала подругѣ, ея молодости и красотѣ, которыя невольно сообщались ей ея молодымъ и красивымъ любовникомъ; но Фанни не раздражалась, а наоборотъ, забавляла весь столъ, представляя въ каррикатурномъ видѣ обитателей панс³она: перуанца, съ закатываньемъ глазъ, высказывавшаго ей свое страстное желан³е познакомиться съ извѣстной "кокоткой", и молчаливое ухаживанье голландца, сопѣвшаго, какъ тюлень, за ея стуломъ: "Угадайте, что стоитъ въ Батав³и картофель?"

   Госсэнъ не смѣялся; Пиларъ тоже была серьезна, то присматривая за дочернимъ серебромъ, то рѣзкимъ движен³емъ набрасываясь вдругъ на свой приборъ, или на рукавъ сосѣда, въ погонѣ за мухой, которую предлагала, бормоча нѣжныя слова: "ѣшь, милочка, ѣшь красавецъ" отвратительному животному, лежавшему на скатерти, сморщенному и безформенному, какъ пальцы старой Дефу.

   Иногда, за недостаткомъ мухъ поблизости, она намѣчала муху на буфетѣ или на стеклянной двери, вставала и съ торжествомъ ловила ее. Этотъ пр³емъ, часто повторяемый, вывелъ наконецъ изъ терпѣн³я дочь, особенно нервничавшую съ самаго утра:

   - Не вскакивай каждую минуту! Наконецъ, это утомительно.

   Тѣмъ же голосомъ, но сильно коверкая слова, мать отвѣтила:

   - Вы вѣдь обжираетесь... Почему-же ему неѣсть?

   - Уходи изъ за стола, или сиди спокойно... Ты всѣмъ надоѣла...

   Старуха заупрямилась, и онѣ начали ругаться какъ испанки-ханжи, примѣшивая къ уличной брани и адъ, и дьяволовъ:

   - Hija del demonio.

   - Cuerno de satanas.

   - Puta!..

   - Mi madre!

   Жанъ съ ужасомъ смотрѣлъ на нихъ, межъ тѣмъ какъ остальные гости, привыкш³е къ семейнымъ сценамъ, продолжали спокойно ѣсть. И только Де-Поттеръ вмѣшался въ ссору, изъ уважен³я къ постороннему:

   - Перестаньте, довольно!

   Но Роза, въ бѣшенствѣ, напала и на него:

   - Куда суешься?.. Вотъ новости!.. Развѣ я не смѣю говорить, что хочу?.. Сходи лучше къ женѣ, посмотри, нѣтъ ли кого нибудь тамъ... Опротивѣли мнѣ твои рыбьи глаза, да три волоса на макушкѣ... Отдай ихъ твоей гусынѣ, пока не поздно!.."

   Де-Поттеръ, слегка поблѣднѣвъ, улыбался:

   - Съ чѣмъ приходится мириться!..- бормоталъ онъ про себя.

   - Это чего-нибудь да стоитъ! - рычала она, навалясь всѣмъ тѣломъ на столъ.- А то знаешь,- скатертью дорога!.. Убирайся!.. Живо!

   - Перестань, Роза...- молили жалк³е, тусклые глаза. А старуха Пиларъ, принимаясь за ѣду, съ комичнымъ равнодуш³емъ, сказала: "Помолчи, мой милый"; всѣ покатились со смѣху, даже Роза, даже Де-Поттеръ, который теперь обнималъ свою сварливую любовницу, и, желая окончательно заслужить ея прощен³е,. поймалъ муху и, держа ее осторожно за крылья, предложилъ ее Бичито.

   И это Де-Поттеръ, знаменитый композиторъ, гордость французской школы! Чѣмъ, какими чарами удерживала его эта женщина, состарившаяся въ порокѣ, грубая съ матерью, которая лишь подчеркивала ея низость, показывала ее такой, какой она будетъ черезъ двадцать лѣтъ, словно отражая ее въ зеркальномъ садовомъ шарѣ?..

   Кофе былъ поданъ на берегу озера, въ маленькомъ гротѣ изъ раковинъ и камешковъ, задрапированномъ свѣтлой тканью, отливавшей волнистымъ блескомъ воды; восхитительный уголокъ для поцѣлуевъ, капризъ восемнадцатаго столѣт³я, съ зеркальнымъ потолкомъ, въ которомъ отражались позы старыхъ вѣдьмъ, развалившихся на широкомъ диванѣ и охваченныхъ послѣобѣденною нѣгою; Роза, съ пылающимъ подъ бѣлилами лицомъ и вытянувъ руки, навалилась на своего композитора:

   - О! мой Татавъ... мой Татавъ!..

   Но этотъ приливъ нѣжности исчезъ вмѣстѣ съ шартрёзомъ, и такъ какъ у одной изъ дамъ явилась фантаз³я покататься по озеру, она послала Де-Поттера за лодкой.

   - Только лодку, слышишь, а не яликъ!

   - Я прикажу Дезире.

   - Дезире завтракаетъ...

   - Дѣло въ томъ, что лодка полна воды; надо воду вычерпывать, а это долгая возня...

   - Жанъ пойдетъ съ вами, де-Поттеръ...- сказала Фанни, предчувствуя новый скандалъ.

   Сидя другъ противъ друга, раздвинувъ ноги, и нагибаясь со скамейки, они дѣятельно вычерпывали воду, не говоря ни слова, не глядя другъ на друга, словно, загипнотизированные плескомъ воды, мѣрно лившейся изъ ковшей. Возлѣ нихъ благоухающею свѣжестью падала тѣнь высокой катальты и вырѣзывалась на фонѣ блестѣвшаго свѣтомъ озера.

   - Давно ли вы живете съ Фанни?- спросилъ композиторъ, пр³останавливая работу.

   - Два года...- отвѣчалъ Госсэнъ, нѣсколько удивленный.

   - Всего два года?.. Въ такомъ случаѣ то, что вы видите на моемъ примѣрѣ, можетъ пойти вамъ на пользу. Я живу тридцать лѣтъ съ Розой; двадцать лѣтъ тому назадъ, вернувшись изъ Итал³и послѣ трехлѣтней работы, для которой я былъ командированъ въ Римъ, пошелъ я вечеромъ на Ипподромъ и увидѣлъ ее, стоящею въ маленькой колесницѣ на поворотѣ арены и несущейся прямо на меня, съ хлыстомъ, мелькавшимъ въ воздухѣ, въ каскѣ съ восемью вампирами, и въ кольчугѣ изъ золотой чешуи, сжимавшей ея станъ до половины бедеръ. Ахъ, если бы тогда мнѣ сказали...

   И принимаясь снова опоражнивать лодку, онъ продолжалъ разсказывать, какъ вначалѣ у него въ семьѣ только смѣялись надъ этою связью; затѣмъ, когда дѣло приняло серьезный оборотъ, какими усил³ями, мольбами и жертвами родные хотѣли склонить его къ разрыву. Два или три раза женщину эту удаляли цѣною денегъ, но онъ постоянно отыскивалъ ее и соединялся съ нею. "Попробуемъ послать его въ путешеств³е..." сказала мать. Онъ поѣхалъ; но вернулся и ушелъ къ ней снова. Тогда онъ позволилъ, чтобы его женили; красивая дѣвушка, богатое приданое, перспектива Академ³и въ свадебной корзинѣ... А три мѣсяца спустя бросилъ новобрачную ради прежней любви... "Ахъ, молодой человѣкъ, молодой человѣкъ!.."

   Онъ разсказывалъ свою жизнь сухо, ни одинъ мускулъ не дрогнулъ на его лицѣ, похожемъ на маску, неподвижномъ, какъ крахмальный воротничекъ, который его такъ прямо поддерживалъ. Проплывали лодки, полныя студентовъ и женщинъ, со взрывами молодого, пьянаго смѣха и пѣсенъ; сколько безсознательныхъ. людей должны были бы остановиться и выслушать этотъ ужасный урокъ...

   Въ к³оскѣ, тѣмъ временемъ, словно утоворясь склонять Фанни къ разрыву, престарѣлыя красавицы учили ее уму-разуму...

   - Красивъ мальчикъ, но вѣдь у него нѣтъ ни гроша... Къ чему же все это приведетъ?..

   - Но я его люблю...

   Роза сказала, пожимая плечами:

   - Бросьте ее... Она упустила голландца, какъ упустила на моихъ глазахъ всѣ превосходные случаи... Послѣ истор³и съ Фламаномъ, она пыталась стать практичной, но теперь снова безумна, какъ никогда...

   - Ау, vellaka... проворчала мадамъ Пиларъ.

   Въ разговоръ вмѣшалась англичанка, съ лицомъ клоуна и съ ужаснымъ акцентомъ, который такъ долго способствовалъ ея успѣху:

   - Очень хорошо любить любовь, малютка... Это очень пр³ятно, любовь, видите ли... Но вы должны также любить деньги... Теперь, если бы я всегда была богата, развѣ мой крупье сказалъ бы, что я безобразна; какъ вы думаете?..

   Она вскочила гнѣвно и сказала пронзительнымъ голосомъ:

   - О, это ужасно, эта вещь... Быть знаменитой въ свѣтѣ, быть извѣстной на весь м³ръ, какъ памятникъ, какъ бульваръ... Быть такъ знаменитой, что всяк³й извозчикъ, когда ему скажутъ "Вильки Кобъ" тотчасъ зналъ, гдѣ это... Видѣть у моихъ ногъ князей и королей, говорившихъ, когда я плевала, что мой плевокъ красивъ... И вдругъ теперь этотъ грязный оборванецъ смѣетъ гнать меня и говорить, что я безобразна и мнѣ не на что было купить его хотя бы на одну ночь!

   Возбуждаясь при мысли, что ее могли найти безобразной, она вдругъ распахнула платье:

   - Лицо, yes, я согласна; но шея, плечи... Развѣ они не бѣлы? Развѣ они не упруги?..

   Она безстыдно обнажала свое тѣло колдуньи, которое какимъ то чудомъ осталось молодымъ послѣ тридцати лѣтъ, проведенныхъ въ этомъ аду, и надъ которымъ возвышалась увядшая, безобразная голова.

   - Лодка готова, сударыни!.. - крикнулъ де-Поттеръ; англичанка, застегнувъ платье надъ тѣмъ, что въ ней оставалось еще молодого, пробормотала въ комическомъ ужасѣ:

   - Не могла же я ходить голой по улицамъ!..

   Среди этой декорац³и во вкусѣ Ланкрэ, гдѣ сверкала изъ-за свѣжей зелени кокетливая бѣлизна дачъ, съ террасами, съ лужайками, окаймлявшими искривш³йся на солнцѣ прудъ, странное зрѣлище представляла лодка съ этими престарѣлыми жрицами любви: слѣпая Сомбрёзъ, старый клоунъ и разбитая параличемъ Дефу, оставлявш³я за лодкой вмѣстѣ со струей воды мускусный запахъ своихъ притиран³й...

   Жанъ гребъ, согнувъ спину, стыдясь и приходя въ отчаян³е отъ того, что его могли увидѣть, приписать ему какую нибудь низменную функц³ю въ этой мрачной аллегорической баркѣ. Къ счастью, противъ него, въ видѣ отдыха для глазъ и для души, сидѣла Фанни Легранъ, возлѣ руля, которымъ правилъ Де-Поттеръ. Улыбка Фанни никогда не казалась ему такою молодою, разумѣется, по сравнен³ю...

   - Спой намъ, крошка, что нибудь,- попросила Дефу, разнѣженная весеннимъ воздухомъ.

   Выразительнымъ и глубокимъ голосомъ, Фанни запѣла баркароллу изъ "Клавд³и"; композиторъ, тронутый этимъ напоминан³емъ своего перваго крупнаго успѣха, вторилъ ей, не разжимая губъ, подражая парт³и оркестра, и эти звуки сопровождали мелод³ю, словно всплески воды. Въ эту минуту, въ этой обстановкѣ это было восхитительно. Съ сосѣдняго балкона крикнули "браво"; и Жанъ, мѣрно двигая веслами, жаждалъ этой божественной музыки, лившейся изъ устъ его любовницы, и испытывалъ соблазнъ прильнуть губами къ этому источнику и пить изъ него, запрокинувъ голову, безъ перерыва, всегда.

   Внезапно Роза, въ ярости, прервала пѣсенку, такъ какъ ее раздражали сливавш³еся въ ней голоса:

   - Эй, вы, пѣвцы, когда вы кончите ворковать другъ другу подъ носъ?.. Неужели вы думаете, что насъ забавляетъ вашъ похоронный романсъ?.. Довольно!.. Во-первыхъ поздно, да и Фанни пора домой...

   Рѣзкимъ движен³емъ руки указывая на ближайшую остановку, она сказала своему любовнику:

   - Причаливай сюда... Здѣсь ближе къ станц³и...

   Это было болѣе чѣмъ грубо; но бывшая цирковая наѣздница уже пр³учила гостей къ своимъ манерамъ, и никто не смѣлъ протестовать. Пара была высажена на берегъ, съ нѣсколькими холодными прощальными привѣтств³ями, обращенными къ молодому человѣку, и съ приказан³ями отданными Фанни пронзительнымъ голосомъ; лодка отплыла, съ криками, обрывками ссоры, закончившейся оскорбительнымъ взрывомъ хохота, донесшимся къ нимъ по гулкой поверхности воды.

   - Слышишь, слышишь,- говорила Фанни, блѣднѣя отъ бѣшенства.- Это она надъ нами смѣется...

   Всѣ унижен³я, всѣ гнѣвныя выходки припомнились ей при этомъ послѣднемъ оскорблен³и; она перечисляла ихъ, идя къ вокзалу и разсказывала вещи, которыя до тѣхъ поръ скрывала. Роза только и старалась надъ тѣмъ, чтобы ихъ разлучить, чтобы облегчить ей возможность обмана.

   - Чего-чего только она не говорила мнѣ, убѣждая согласиться на предложен³я голландца... Не далѣе, какъ сейчасъ, всѣ онѣ, точно сговорившись, начали... Я слишкомъ люблю тебя, понимаешь, и это стѣсняетъ ее въ ея порокахъ, ибо она обладаетъ всѣми пороками, самыми низменными, самыми чудовищными. И вотъ за это, я не хочу, больше...

   Она остановилась и умолкла, видя, что онъ страшно поблѣднѣлъ, и что губы его дрожали, какъ въ тотъ вечеръ, когда онъ ворошилъ пепелъ сожженныхъ писемъ.

   - О, не бойся,- сказала она.- Твоя любовь излечила меня отъ всѣхъ этихъ ужасовъ... Она и ея омерзительный хамелеонъ, оба внушаютъ мнѣ отвращен³е...

   - Я не позволю тебѣ больше оставаться тамъ,- сказалъ ей любовникъ, теряя разсудокъ отъ ужасающей ревности.- Слишкомъ много грязи въ хлѣбѣ, который ты зарабатываешь. Ты вернешься ко мнѣ, мы какъ нибудь выбьемся.

   Она давно ждала, призывала этотъ крикъ. Тѣмъ не менѣе она колебалась, возражая, что на триста франковъ, которые онъ получаетъ въ министерствѣ, жить своимъ домомъ трудно; придется, пожалуй, снова разставаться, - а я уже перенесла так³я страдан³я, когда прощалась въ первый разъ съ нашимъ бѣднымъ домомъ.

   Подъ акац³ями, окаймлявшими дорогу, съ телеграфными проволоками усѣянными ласточками, стояли скамейки; чтобы удобнѣе бесѣдовать, они сѣли на скамейку, оба взволнованные и не разнимая рукъ:

   - Триста франковъ въ мѣсяцъ...- сказалъ Жанъ.- Но какъ же живутъ Эттэма, которые получаютъ всего двѣсти пятьдесятъ?

   - Они живутъ въ деревнѣ, въ Шавиль, круглый годъ.

   - Такъ что же; сдѣлаемъ, какъ они; я не дорожу Парижемъ.

   - Въ самомъ дѣлѣ?.. Ты согласенъ?.. Ахъ другъ мой, другъ мой...

   По дорогѣ проходили люди, проѣзжала на ослахъ послѣ свадьбы кавалькада. Они не могли поцѣловать другъ друга и сидѣли не двигаясь, прижавшись одинъ къ другому и мечтая о счастьѣ, которое принесутъ имъ лѣтн³е вечера, свѣжесть луговъ, и теплая тишина, изрѣдка нарушаемая выстрѣлами изъ ружья или ритурнелями шарманки съ какого-то деревенскаго праздника.

  

   Они поселились въ Шавилѣ, между холмомъ и равниною, на старинной лѣсной дорогѣ Pavè des Gardes, въ бывшемъ охотничьемъ домикѣ, у самой опушки лѣса. Въ домикѣ было три комнаты, не просторнѣе тѣхъ, что были у нихъ въ Парижѣ, и стояла все та же мебель: камышевое кресло, расписной шкафъ, а ужасные зеленые обои ихъ спальни были украшены лишь портретомъ Фанни, такъ какъ фотограф³я Кастеле осталась безъ рамки, которая сломалась во время перевозки и выцвѣтала теперь гдѣ то на чердакѣ.

   О несчастномъ Кастеле больше не говорили съ тѣхъ поръ, какъ дядя и племянникъ прервали переписку. "Хорошъ другъ!", говорила Фанни, вспоминая готовность Фена содѣйствовать ихъ первому разрыву. Только малютки писали брату о мѣстныхъ новостяхъ; Дивонна же не писала совсѣмъ. Быть можетъ она еще сердилась на племянника; или же угадывала, что скверная женщина переѣхала къ нему вновь, чтобы распечатывать и обсуждать ея жалк³я материнск³я письма, написанныя крупнымъ, деревенскимъ почеркомъ.

   Были минуты когда они могли вообразить себя еще въ квартирѣ на улицѣ Амстердамъ, когда просыпались подъ звуки романса, распѣваемаго супругами Эттэма, ставшими и здѣсь ихъ сосѣдями, и подъ свистки поѣздовъ, безпрестанно скрещивавшихся по ту сторону дороги и мелькавшихъ сквозь деревья большого парка. Но, вмѣсто тусклыхъ стеколъ Западнаго вокзала, вмѣсто его оконъ безъ шторъ, въ которыя виднѣлись наклоненныя головы служащихъ, вмѣсто грохота покатой улицы, они теперь наслаждались видомъ безмолвнаго и зеленаго пространства за маленькимъ огородомъ, окруженнымъ другими садиками и домами, утопавшими среди деревьевъ и спускавшимися къ подножью холма.

   Утромъ, передъ отъѣздомъ, Жанъ завтракалъ въ маленькой столовой, съ окномъ, открытымъ на широкую вымощенную дорогу съ пробивающеюся кое-гдѣ травой и обнесенную изгородями бѣлаго шиповника съ горькимъ запахомъ. Этою дорогою онъ въ десять минутъ доходилъ до станц³и, минуя паркъ съ шумѣвшими деревьями и распѣвавшими птицами; когда онъ возвращался, шумъ умолкалъ по мѣрѣ того, какъ тѣнь выступала изъ кустовъ и охватывала зеленый мохъ дороги, позлащеными заходящимъ солнцемъ, а кукован³е кукушекъ, раздававшееся въ всѣхъ уголкахъ лѣса, сливалось съ трелями соловьевъ, скрывавшихся въ густомъ плющѣ.

   Но когда первоначальное устройство было закончено, когда кончилась новизна этой окружавшей ихъ тишины и м³ра, любовникъ снова вернулся къ своимъ мукамъ безплодной ревности. Ссора Фанни съ Розою и ея отъѣздъ изъ меблированныхъ комнатъ вызвали между женщинами чудовищное объяснен³е, въ которомъ никто не понималъ другъ друга, и оно вновь разбередило всѣ его подозрѣн³я и тревоги; когда онъ уходилъ, когда онъ видѣлъ изъ вагона свой невысок³й домикъ съ круглымъ слуховымъ окномъ, взглядъ его словно стремился проникнуть сквозь стѣны. Онъ говорилъ себѣ: "Какъ знать?" И мысль объ этомъ не покидала его даже въ канцеляр³и, надъ бумагами. По возвращен³и, онъ заставлялъ Фанни разсказывать весь свой день, хотѣлъ знать малѣйш³е ея поступки, занят³я, большею частью безразличныя, и прерывалъ разсказъ восклицан³ями: "О чемъ ты думаешь? Говори-же"!.. не переставая опасаться, что она сожалѣетъ о чемъ-нибудь или о комъ-нибудь изъ своего ужаснаго прошлаго, въ которомъ она всяк³й разъ признавалась съ тою же отчаянною откровенностью.

   Когда они видѣлись только по воскресеньямъ, скучая другъ о другѣ, у него не хватало времени на производство этого моральнаго слѣдств³я, оскорбительнаго и мелочного. Но, видаясь непрерывно, въ интимной близости совмѣстной жизни, они мучили другъ друга даже среди ласкъ, даже въ минуты забвен³я, терзаемые глухимъ гнѣвомъ и болѣзненнымъ чувствомъ непоправимаго; онъ выбивался изъ силъ, чтобы заставить испытать эту женщину, отравленную любовью, какое-нибудь неизвѣданное ощущен³е; она же готова на все, лишь бы доставить ему радость, которою она не дарила уже десятокъ другихъ людей, и не будучи въ состоян³и выполнить этого, плакала отъ безсильнаго гнѣва.

   Затѣмъ на нихъ сошелъ какой-то миръ; быть можетъ то было вл³ян³е пресыщен³я среди теплой ласковой природы, или проще сосѣдство супруговъ Эттэма. Быть можетъ изъ всѣхъ семействъ, жившихъ на дачѣ подъ Парижемъ, ни одно такъ полно не наслаждалось деревенскою свободой, возможностью ходить въ старомъ платьѣ, въ шляпахъ изъ стружекъ, барыня безъ корсета, а баринъ въ купальныхъ туфляхъ; выйдя изъ-за стола они относили корки хлѣба уткамъ, остатки овощей кроликамъ, затѣмъ пололи, скребли, прививали и поливали садъ.

   Ахъ, эта поливка!..

   Супруги Эттэма принимались за нее едва мужъ, вернувшись, переодѣвалъ свое служебное платье на куртку Робинзона; послѣ обѣда онъ еще работалъ; ночь уже спускалась надъ темнымъ садикомъ, надъ которымъ поднимался свѣж³й запахъ сырой земли, а все еще слышались скрипъ колодца, звонъ большихъ леекъ, и тяжелое дыхан³е то надъ той, то надъ другой куртиной вмѣстѣ со струями пота, падавшими, казалось, съ чела самихъ работниковъ; время отъ времени слышались побѣдные крики:

   - Я вылилъ тридцать двѣ лейки на сахарный горошекъ!..

   - А я четырнадцать на бальзамины!..

   Эти люди не довольствовались тѣмъ, что были счастливы, но они еще любовались собою, смаковали свое счастье, лѣзли съ нимъ ко всѣмъ; особенно мужъ, описывавш³й въ яркихъ краскахъ всѣ прелести зимовки вдвоемъ на лонѣ природы:

   - Теперь еще ничего, а вы увидите что будетъ въ декабрѣ! Приходишь домой, промокш³й, въ грязи, съ головой, забитой всевозможными парижскими дѣлами и заботами; находишь дома ярк³й огонь, горящую лампу, вкусно пахнущ³й супъ, а подъ столомъ пару сабо, выложенныхъ соломой. Нѣтъ, видите ли, когда поглотишь тарелку сосисекъ съ капустою, да кусокъ швейцарскаго сыру, сохранявшагося подъ сырою тряпкою, когда запьешь все это литромъ хорошаго вина, не прошедшаго черезъ Берси и чистаго отъ всякихъ примѣсей, то пр³ятно бываетъ подвинуть кресло къ огню, закурить трубку, потягивая кофе съ нѣсколькими каплями ликера, и на минутку вздремнуть, сидя другъ противъ друга, межъ тѣмъ какъ въ окна хлещетъ дождь со снѣгомъ... Вздремнуть на минутку, чтобы только слегка облегчить начало пищеварен³я... 3атѣмъ немного почертишь, жена убираетъ со стола, ходитъ взадъ и впередъ, оправляетъ постель, кладетъ грѣлку, и когда она легла на теплое мѣстечко, ты тоже заваливаешься на постель, и по всему тѣлу разливается такое тепло, словно ты весь погружаешься въ ту теплую солому, которою выстланы твои туфли...

   Въ так³я минуты этотъ косматый исполинъ съ тяжелою нижнею челюстью, обыкновенно такой робк³й, что не могъ произнести ни слова, не запинаясь и не краснѣя, дѣлался почти краснорѣчивымъ.

   Его безумная застѣнчивость, находившаяся въ такомъ странномъ контрастѣ съ черною бородой и сложен³емъ гиганта, собственно и привела его къ женитьбѣ и составила счастье всей его жизни. Въ двадцать пять лѣтъ, пышащ³й здоровьемъ и силою, Эттэма не зналъ ни любви, ни женщинъ, какъ вдругъ однажды въ Неверѣ, послѣ основательнаго обѣда, товарищи увлекли его, полупьянаго, въ веселый домъ и понудили его выбрать женщину. Ушелъ отъ оттуда потрясенный, затѣмъ пришелъ вновь выбрать ту же женщину; наконецъ, выкупилъ ее и увезъ къ себѣ. Изъ страха, чтобы кто нибудь у него ее не отнялъ, и чтобы не пришлось предпринимать новыя завоеван³я, онъ кончилъ тѣмъ, что женился на ней.

   - Вотъ тебѣ и законный бракъ, другъ мой!..- говорила Фанни, побѣдоносно смѣясь, Жану, слушавшему ее съ ужасомъ. - Изо всѣхъ браковъ, которые я знаю, это еще самый порядочный самый честный!

   Она утверждала это въ простодуш³и своего невѣжества, такъ какъ всѣ законные браки, которые ей случалось видѣть, и не заслуживали другой оцѣнки; и всѣ ея понят³я о жизни были такъ невѣрны и такъ же искренни, какъ это.

   Супруги Эттэма были чрезвычайно удобными сосѣдями, всегда ровными, способными даже на мелк³я, не слишкомъ обременительныя для себя услуги, и всего болѣе страшились сценъ и ссоръ, въ которыхъ надо становиться на чью нибудь сторону; словомъ всего, что можетъ нарушить спокойное пищеварен³е. Жена пыталась даже посвящать Фанни въ воспитан³е куръ и кроликовъ, въ мирныя радости поливки, но безрезультатно.

   Любовница Госсэна, какъ дочь предмѣстья, прошедшая черезъ мастерск³я, любила деревню лишь минутами, какъ мѣсто, гдѣ можно покричать, покататься по травѣ, забыться въ объят³яхъ любовника. Она ненавидѣла всякое усил³е и трудъ; и за шесть мѣсяцевъ своего хозяйничанья въ меблированныхъ комнатахъ, истощивъ надолго свою дѣятельную энерг³ю, она отдавалась теперь смутному оцѣпенѣн³ю, опьянен³ю воздухомъ и покоемъ, отнимавшему у нея всякое желан³е даже одѣваться, причесываться или хоть изрѣдка открывать свое фортеп³ано.

   Всѣ домашн³я заботы были всецѣло возложены на деревенскую прислугу, и когда наступалъ вечеръ и она припоминала весь день, чтобы описать его Жану, то не находила ничего, кромѣ визита къ Олимп³и, разговоровъ черезъ заборъ и... папиросъ, цѣлыхъ грудъ папиросъ, окурки которыхъ усыпали мраморный полъ передъ каминомъ. Уже шесть часовъ... едва остается время накинуть платье, приколоть къ поясу цвѣтокъ и идти по зеленой тропинкѣ навстрѣчу Жану.

   Но, благодаря туманамъ, осеннимъ дождямъ и раннимъ сумеркамъ у нея явилось много предлоговъ, вовсе не выходить изъ дома и Жанъ не разъ заставалъ ее въ томъ же халатѣ изъ бѣлой шерстяной матер³и, съ широкими складками, который она, наскоро закрутивъ волосы, надѣвала по утрамъ, когда онъ уходилъ. Онъ находилъ ее очаровательной въ такомъ видѣ, съ молодою нѣжною шеей, съ соблазнительнымъ, выхоленнымъ тѣломъ, которое чувствовалось близко, ничѣмъ не стѣсненное. Вмѣстѣ съ тѣмъ, однако, эта неряшливость, до извѣстной степени, шокировала и пугала его, какъ опасность для будущаго.

   Самъ онъ, послѣ усиленной добавочной работы, съ цѣлью увеличить свои доходы, не прибѣгая къ помощи Кастеле, послѣ ночей, проведенныхъ надъ черчен³емъ плановъ, надъ воспроизведен³емъ артиллер³йскихъ снарядовъ, повозокъ и ружей новаго образца, которыя онъ чертилъ для Эттэма, почувствовалъ себя вдругъ охваченнымъ тѣмъ успокаивающимъ вл³ян³емъ деревни и одиночества, которому поддаются даже самые сильные и самые дѣятельные люди; зерно этого чувства было заложено въ него дѣтствомъ, проведеннымъ въ тихомъ уголкѣ Прованса, на лонѣ природы.

   Заражаясь во время безконечныхъ взаимныхъ посѣщен³й, матер³ализмомъ своихъ дородныхъ сосѣдей, съ ихъ моральнымъ отупѣн³емъ и ихъ чудовищнымъ аппетитомъ, Госсэнъ и его любовница также усвоили себѣ привычку серьезно обсуждать вопросы стола во время отхода ко сну. Сезэръ прислалъ имъ бочку своего "лягушачьяго вина" и они провели цѣлое воскресенье, разливая его по бутылкамъ; дверь въ маленьк³й погребъ была открыта, пропуская прощальные лучи осенняго солнца, небо было сине, съ рѣдкими розовато-лиловыми, какъ лѣсной верескъ, облачками. Недалеко уже было и до сабо, выстланныхъ теплою соломою, и до мимолетнаго подремыван³я вдвоемъ по обѣ стороны камина!.. Но, къ счастью, судьба послала имъ развлечен³е.

   Однажды вечеромъ, Жанъ засталъ Фанни очень взволнованною. Олимп³я только что разсказала ей про одного несчастнаго ребенка, проживавшаго въ Морванѣ, у бабушки. Отецъ и мать, торговцы дровами, живш³е въ Парижѣ не писали, не платили. Бабушка вдругъ умерла и рыбаки отвезли мальчишку ²онскимъ каналомъ, чтобы вернуть его родителямъ; но родителей не оказалось. Складъ былъ закрытъ, мать уѣхала съ любовникомъ, отецъ спился, опустился и также исчезъ... Хороши законные браки!.. И вотъ малютка, шестилѣтн³й ангелочекъ, очутился на улицѣ безъ платья, безъ куска хлѣба.

   Она была растрогана до слезъ и вдругъ сказала:

   - Не взять ли его намъ?.. Хочешь?

   - Какое безум³е!..

   - Почему?..- И, ластясь, продолжала:- Ты знаешь, какъ мнѣ хотѣлось имѣть отъ тебя ребенка; я буду воспитывать хоть этого, буду его учить. Этихъ малютокъ, которыхъ берешь на воспитан³е въ концѣ-концовъ начинаешь любить какъ родныхъ.

   Она представляла себѣ, какъ это ее развлечетъ, разсѣетъ, въ то время какъ теперь она проводитъ цѣлые дни одна, тупѣя и переворачивая въ головѣ кучи отвратительныхъ мыслей. Ребенокъ - это охрана, спасен³е. Затѣмъ, видя, что онъ боится расходовъ, сказала:

   - Расходы невелики... Подумай, ему всего шесть лѣтъ; я буду перешивать для него твое старое платье... Олимп³я, понимающая въ этомъ дѣлѣ, увѣряетъ, что намъ это совсѣмъ не будетъ замѣтно.

   - Почему же она не беретъ его сама? - сказалъ Жанъ, съ досадою человѣка, чувствующаго себя побѣжденнымъ собственною слабостью. Тѣмъ не менѣе онъ попробовалъ возражать, привелъ послѣдн³е доводы:- А когда я уѣду...- Онъ рѣдко говорилъ о своемъ отъѣздѣ, чтобы не огорчать Фанни, но подумывалъ о немъ, успокаивался на немъ, когда ему надоѣдало хозяйство, или когда тревожили замѣчан³я Де-Поттера:- Какое осложнен³е этотъ ребенокъ, какая обуза для тебя въ будущемъ!

   - Ты ошибаешься, мой другъ; съ нимъ я хоть могла бы говорить о тебѣ, онъ былъ бы моимъ утѣшен³емъ, а также и моею отвѣтственностью; онъ заставилъ бы меня работать, полюбить жизнь...

   Онъ подумалъ съ минуту, представилъ ее себѣ, одинокою, въ пустомъ домѣ:

   - Гдѣ же малютка?

   - Въ Нижнемъ Медонѣ, у рыбака, пр³ютившаго его на нѣсколько дней... А потомъ придется отдать его въ пр³ютъ...

   - Ну, что жъ; сходи за нимъ, если тебѣ такъ хочется...

   Она бросилась къ нему на шею и съ дѣтскою радостью цѣлый вечеръ играла, пѣла, счастливая, веселая, преображенная. На другой день, сидя въ вагонѣ, Жанъ заговорилъ о своемъ рѣ