Доде Альфонс - Сафо

#1123;дь ты знаешь Машомъ! - сказала Фанни.

   - Какъ! Та служанка, которую я у тебя видѣлъ?..

   - Это и была моя мачиха... Она была такъ добра ко мнѣ въ дѣтствѣ. Я брала ее къ себѣ, желая вырвать ее у негодяя мужа, который, проѣвъ все ея состоян³е, нещадно колотилъ ее и заставлялъ прислуживать потаскушкѣ, съ которою жилъ... Ахъ, бѣдная Машомъ: она знаетъ, чего стоитъ красивый мужчина... И что-жъ! когда она ушла отъ меня, несмотря на все, что я ей говорила, она спѣшила снова сойтись съ нимъ, а теперь вотъ лежитъ въ больницѣ! И на кого же онъ похожъ безъ нея, старый негодяй! До чего грязенъ! Точно каменьщикъ! Только и остался одинъ кнутъ... ...Замѣтилъ ли ты, какъ онъ его держитъ?... Даже когда онъ пьянъ и еле стоитъ на ногахъ, то носитъ его передъ собой, какъ свѣчу, и прячетъ у себя въ комнатѣ; только этотъ предметъ и былъ всегда для него чистъ... "Хорошъ нахвостникъ, хорошъ и кнутъ" - его любимая поговорка.

   Безсознательно, она говорила о немъ, какъ о постороннемъ, безъ отвращен³я, безъ стыда; Жанъ ужасался, слушая ее. Вотъ такъ отецъ!.. Вотъ такъ мать!.. Особенно въ сравнен³и со строгимъ лицомъ консула и ангельской улыбкой госпожи Госсэнъ! Вдругъ понявъ, что таилось въ молчан³и ея возлюбленнаго, какое возмущен³е противъ житейской грязи, которой онъ коснулся въ ея близости, Фанни сказала съ философскимъ спокойств³емъ:- Въ концѣ концовъ, это бываетъ во всѣхъ семьяхъ, и за это нельзя быть отвѣтственнымъ... у меня - отецъ Легранъ; у тебя - дядя Сезэръ.

  

   "Дорогое мое дитя; пишу тебѣ, все еще волнуясь большимъ огорчен³емъ, только что пережитымъ нами: наши дѣвочки пропадали, исчезнувъ изъ Кастеле на цѣлый день, на цѣлую ночь, до слѣдующаго утра!..

   "Въ воскресенье, въ часъ завтрака, мы замѣтили, что малютокъ нѣтъ. Я нарядила ихъ къ восьмичасовой обѣднѣ, куда долженъ былъ вести ихъ консулъ, потомъ упустила ихъ изъ виду, такъ какъ хлопотала около твоей матери, которая нервничала болѣе обычнаго, предчувствуя несчаст³е, витавшее надъ домомъ. Ты вѣдь знаешь, что послѣ болѣзни у нея навсегда осталась эта особенность, предвидѣть то, что должно случиться; и чѣмъ меньше она двигается, тѣмъ упорнѣе работаетъ ея мысль.

   "Къ счастью, она была въ спальнѣ; но представь себѣ всѣхъ насъ, въ залѣ, въ ожидан³и малютокъ; ихъ кличутъ въ поляхъ, пастухъ свиститъ въ раковину, которою сзываетъ барановъ, потомъ Сезэръ - въ одну сторону, я - въ другую, Руселинъ, Тардивъ, всѣ мы бѣгаемъ по Кастеле, и всяк³й разъ при встрѣчѣ: "Ну, что? Никого не видѣли". Подъ конецъ не рѣшились уже спрашивать; съ бьющимся сердцемъ заглядывали въ колодцы, искали подъ высокими чердачными окнами... Ну, выдался денекъ!.. Я должна была еще поминутно бѣгать къ твоей матери, улыбаться ей со спокойнымъ видомъ, объяснять отсутств³е малютокъ тѣмъ, что я услала ихъ на воскресенье къ теткѣ въ Вилламури. Казалось, она вѣритъ этому; но вечеромъ, когда я сидѣла у ея постели, поглядывая въ окошко на огни, мелькавш³е въ долинѣ и по Ронѣ, въ поискахъ за дѣтьми, я услышала, какъ она тихонько плакала, и спросила ее о причинѣ слезъ. "Я плачу о томъ, что отъ меня скрываютъ, но что я, тѣмъ не менѣе, угадала"... отвѣчала она тѣмъ дѣтскимъ тономъ, который ей вернули ея страдан³я; мы больше не говорили, но продолжали безпокоиться обѣ, погруженныя каждая въ свое горе...

   "Наконецъ, дорогой, чтобы не слишкомъ затягивать эту мучительную истор³ю, скажу тебѣ, что въ понедѣльникъ утромъ малютки были приведены къ намъ рабочими, которыхъ твой дядя держитъ на островѣ и которые нашли ихъ на кучѣ лозъ, блѣдныхъ отъ холода и голода, послѣ цѣлой ночи проведенной на открытомъ воздухѣ, на водѣ. Вотъ, что онѣ разсказали намъ въ чистотѣ своихъ дѣтскихъ сердецъ. Уже давно ихъ мучило желан³е поступить такъ, какъ сдѣлали ихъ святыя - Марта и Мар³я, жизнеописан³е которыхъ онѣ читали, т. е. отправиться на безпарусной лодкѣ, безъ веселъ, безъ провиз³и, проповѣдовать Евангел³е, куда принесетъ ихъ дуновен³е Бож³е. Итакъ, въ воскресенье послѣ обѣдни, онѣ отвязали рыболовную лодку и, опустившись на колѣни на дно ея, какъ святыя жены, когда ихъ уносило течен³е, медленно уплыли и застряли въ камышахъ Пибулетта, несмотря на весенн³й разливъ, на страшные порывы вѣтра. Да, Господь Богъ сохранилъ и вернулъ намъ нашихъ дорогихъ дѣвочекъ; только праздничные нагрудники ихъ были измяты, да попорчена позолота ихъ молитвенниковъ! Не хватило мужества бранить ихъ; ихъ встрѣтили горяч³е поцѣлуи и раскрытыя объятья; но отъ перенесеннаго страха мы всѣ заболѣли.

   "Наиболѣе пострадала твоя мать, и, хотя ей ничего не говорили, она почувствовала, по ея словамъ, дыхан³е смерти, пронесшееся надъ Кастеле; всегда спокойная, веселая, она теперь хранитъ печаль, которую ничто не можетъ исцѣлить, несмотря на то, что отецъ, я и всѣ мы окружаемъ ее нѣжными попечен³ями. А если я скажу тебѣ, Жанъ, что она томится и безпокоится, главнымъ образомъ, о тебѣ? Она не смѣетъ высказать этого при отцѣ, который не захочетъ отрывать тебя отъ работы; но ты не былъ у насъ послѣ экзамена, какъ обѣщалъ. Сдѣлай намъ этотъ подарокъ къ Рождеству, и пусть къ нашей больной вернется ея добрая улыбка. Если бы ты зналъ, когда теряешь стариковъ, какъ сожалѣешь о томъ, что не удѣлялъ имъ больше времени при ихъ жизни"!..

   Жанъ читалъ это письмо, стоя у окна, въ которое проникалъ изъ тумана лѣнивый зимн³й день, и наслаждался его наивнымъ ароматомъ, дорогими воспоминан³ями о ласкахъ и солнцѣ.

   - Что это?... Покажи...

   Фанни только что проснулась отъ желтоватаго свѣта, когда раздвинули занавѣски, вся опухшая отъ сна, и машинально протянула руку къ пачкѣ мэрилэндскаго табаку, лежавшей на ночномъ столикѣ. Онъ колебался, зная, что одно имя Дивонны вызываетъ въ ней жестокую ревность; но какъ утаить письмо, происхожден³е и форматъ котораго она узнала?

   Вначалѣ дѣтская выходка растрогала и умилила ее, и она продолжала читать дальше, крутя папироску и откинувшись на подушки, въ волнахъ темныхъ волосъ, съ обнаженными плечами и шеей. Но конецъ привелъ ее въ ярость, она скомкала письмо и швырнула черезъ всю комнату: - я тебѣ покажу святыхъ женщинъ!..Все это выдумки, чтобы только заставить тебя пр³ѣхать... Она тоскуетъ по красавцу-племяннику, эта...

   Онъ хотѣлъ установить, удержать то низкое слово, которое у нея вырвалось, и за которымъ потекло еще много другихъ. Никогда въ его присутств³и она такъ грубо не разражалась потокомъ грязной злобы, словно лопнувшая сточная труба, испускающая свое зловонное содержимое. Весь жаргонъ ея прошлаго - прошлаго бездомной продажной женщины - тѣснилъ ей глотку и лился изъ ея устъ.

   Нетрудно было понять, чего они хотятъ. Сезэръ разсказалъ все, и на семейномъ совѣтѣ они рѣшили порвать ихъ связь и привлечь его на родину, съ Дивонной въ видѣ приманки.

   - Во-первыхъ знай, что если ты поѣдешь, я тотчасъ напишу твоему рогоносцу-дядѣ... Я предупрежу... Нѣтъ, это уже слишкомъ!..

   Она злобно приподнималась на постели, блѣдная, съ осунувшимся лицомъ, съ увеличенными чертами, какъ злой звѣрь, готовясь къ прыжку.

   Госсэнъ вспомнилъ, что видѣлъ ее такой на улицѣ Аркадъ; теперь эта рычащая злоба была направлена противъ него, и внушала ему искушен³е броситься на любовницу и избить ее, такъ какъ въ чувственной плотской любви, гдѣ нѣтъ мѣста уважен³ю къ любимому существу, въ гнѣвѣ и въ ласкахъ неизмѣнно проявляется грубость. Онъ испугался самого себя и поспѣшилъ уйти на службу, возмущаясь той жизнью, которую онъ себѣ устроилъ. Это ему урокъ за то, что онъ подчинился такой женщинѣ!.. Сколько низостей, какой ужасъ! Сестры, мать, всѣмъ досталось!.. Какъ! не имѣть даже права поѣхать къ роднымъ? Да въ какую же тюрьму, онъ себя заперъ! И передъ нимъ встала вся истор³я ихъ отношен³й: онъ видѣлъ, какъ прекрасныя, обнаженныя руки египтянки, обвивш³я его шею вечеромъ на памятномъ балу, охватили его, властныя и сильныя, и разлучили его съ семьей, съ друзьями. Теперь, рѣшен³е его принято! Въ этотъ же вечеръ, во что бы то ни стало, онъ ѣдетъ въ Кастеле.

   Написавъ нѣсколько бумагъ и получивъ въ министерствѣ отпускъ, онъ вернулся домой, ожидая ужасной сцены, готовый на все, даже на разрывъ. Но кроткое привѣтств³е Фанни при встрѣчѣ, ея опухш³е глаза, щеки, какъ бы размякш³я отъ слезъ, отняли у него всю силу воли.

   - Я ѣду сегодня вечеромъ...- сказалъ онъ, дѣлаясь непреклоннымъ.

   - Ты правъ, мой другъ... Повидай мать, а главное...- Она ласково подошла къ нему.- Забудь, какая я была злая. Я слишкомъ люблю тебя, это мое безум³е...

   Весь остальной день, съ кокетливой заботливостью занимаясь укладкой чемодана и напоминая своей кротостью первое время ихъ совмѣстной жизни, она хранила видъ раскаян³я, быть можетъ, въ надеждѣ удержать его. Межъ тѣмъ она ни разу не попросила: "Останься"... и когда въ послѣднюю минуту окончательныхъ приготовлен³й, потерявъ эту надежду, она прижалась къ своему возлюбленному, какъ бы стараясь наполнить его собою на все время его отсутств³я, ея прощан³е, ея поцѣлуи говорили только одно: "Скажи, Жанъ, ты не сердишься?.."

   О, какое блаженство проснуться утромъ въ своей дѣтской, съ душою, полною горячихъ родственныхъ объят³й и радостныхъ изл³ян³й встрѣчи, увидѣть вновь на пологѣ узкой кровати яркую полосу свѣта, которую въ дѣтствѣ искали его глаза при пробужден³и, услышать крикъ павлиновъ, скрипѣн³е блока въ колодцѣ, спѣшный топотъ бѣгущаго и толкающагося стада; распахнувъ со стукомъ ставни, увидѣть чудный горяч³й свѣтъ, вливающ³йся водопадомъ, какъ струя, изъ-подъ плотины, и роскошный горизонтъ до самой Роны - склоны, покрытые виноградниками, кипарисами, оливковыми деревьями и отливающими въ син³й цвѣтъ сосновыми лѣсами; надъ ними чистое, голубое, безъ малѣйшей дымки тумана, несмотря на раннее утро, зеленоватое небо, всю ночь освѣжаемое сѣвернымъ вѣтромъ, бодрымъ и сильнымъ дуновен³емъ котораго еще полна широкая долина.

   Жанъ сравнивалъ это пробужден³е съ парижскимъ, подъ грязнымъ, какъ и его любовь, небомъ и чувствовалъ себя счастливымъ и свободнымъ. Онъ сошелъ внизъ. Домъ, бѣлый на солнцѣ, еще не пробуждался, всѣ ставни были закрыты, словно глаза; онъ былъ счастливъ этой минутой одиночества, дававшаго ему возможность собраться съ силами для духовнаго выздоровлен³я, которое, онъ чувствовалъ, въ немъ уже начиналось.

   Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по террасѣ и сталъ подниматься по идущей кверху аллеѣ парка; паркомъ здѣсь называли лѣсъ изъ елей и миртовъ, безъ всякаго порядка разбросанныхъ по каменистому склону Кастеле; его пересѣкали неправильныя тропинки, скользк³я отъ покрывавшей ихъ хвои. Песъ Миракль, старый и хромой, вышелъ изъ конуры и молчаливо слѣдовалъ за нимъ по пятамъ; въ былое время они такъ часто совершали вдвоемъ утренн³я прогулки!

   У входа въ виноградникъ, съ оградой изъ кипарисовъ, склонявшихъ свои остроконечныя вершины, собака остановилась въ нерѣшительности; она знала, что толстый слой песку - новое средство отъ филоксеры, примѣнявшееся въ эту минуту консуломъ,- окажется не подъ силу для ея старыхъ лапъ, также какъ и ступени террасы. Но радость сопровождать хозяина заставила ее рѣшиться; въ каждомъ трудномъ мѣстѣ она боязливо ворчала, дѣлала мучительныя усил³я, остановки и неуклюж³я движен³я, напоминавш³я краба на скалѣ. Жанъ не замѣчалъ ее, весь поглощенный новыми насажден³ями аликанте, о которыхъ наканунѣ такъ много говорилъ ему отецъ. Ростки на ровномъ, блестящемъ пескѣ оказались прекрасными. Наконецъ-то бѣдняга будетъ награжденъ за свои упорные труды; поля Кастеле вернутся къ жизни, межъ тѣмъ какъ Нертъ, Эрмитажъ, всѣ крупные виноградники юга гибнутъ!

   Передъ нимъ вдругъ появился бѣлый чепчикъ. То была Дивонна, встававшая въ домѣ раньше всѣхъ; въ рукѣ у нея былъ садовый ножъ и еще какой-то предметъ, который она отбросила, межъ тѣмъ какъ ея щеки, всегда матово-блѣдныя, зардѣлись яркимъ румянцемъ.

   - Это ты, Жанъ?.. Напугалъ меня... Я думала, что это отецъ...- Овладѣвъ собою, она поцѣловала его:- Хорошо-ли спалъ?

   - Очень хорошо, тетя; но почему бы вамъ бояться прихода отца?..

   - Почему?..

   Она подняла ростокъ лозы, только что вырванный изъ земли:

   - Не правда-ли, консулъ говорилъ тебѣ, что на этотъ разъ онъ ручается за успѣхъ... Какъ же! Вотъ и здѣсь...

   Жанъ разглядывалъ желтоватый мохъ, внѣдривш³йся въ лозу, едва замѣтную плѣсень, разрушавшую, однако, мало-по-малу цѣлыя провинц³и; этотъ безконечно малый, но несокрушимый разрушитель, въ это чудное утро, подъ животворнымъ солнцемъ казался какой-то насмѣшкой природы.

   - Это начало... Черезъ три мѣсяца все поле будетъ уничтожено, и отецъ съизнова примется за работу, потому что тутъ задѣто его самолюб³е. Начнутся новыя посадки, новыя средства до той поры, когда...

   Жестъ отчаян³я закончилъ и подчеркнулъ ея слова.

   - Правда? Дѣла значитъ плохи?

   - О! ты знаешь консула... Онъ ничего не говоритъ, выдаетъ мнѣ деньги на мѣсяцъ; но я вижу, какъ онъ озабоченъ. Ѣздитъ въ Авиньонъ, въ Оранжъ: ищетъ денегъ...

   - А Сезэръ? А его система орошен³я? - спросилъ молодой человѣкъ, озадаченный слышаннымъ.

   - Благодарен³е Богу, съ этой стороны все благополучно. Послѣдн³й сборъ далъ пятьдесятъ бочекъ вина, а въ этомъ году будетъ вдвое больше. Въ виду успѣха, консулъ уступилъ брату всѣ виноградники въ долинѣ, лежавш³е до сихъ поръ подъ паромъ, и усѣянные мертвыми лозами, словно деревенское кладбище; теперь они подъ водой на три мѣсяца...

   И гордая работой мужа, своего Фена, уроженка Прованса показала Жану съ холма, на которомъ они стояли, огромные пруды, окруженные невысокими плотинами изъ извести, какъ это дѣлаютъ въ солончакахъ.

   - Черезъ два года этотъ способъ воздѣлыван³я лозы принесетъ плоды; черезъ два года будутъ доходы и съ Пибулетта, и съ острова Ламотъ, купленнаго дядей втихомолку... Тогда мы разбогатѣемъ... Но до тѣхъ поръ надо держаться, пусть каждый вкладываетъ свое, приноситъ жертвы...

   Она говорила о жертвахъ весело, какъ женщина хорошо съ ними знакомая, и такъ увлекательно, что Жанъ, подъ вл³ян³емъ внезапной мысли, отвѣтилъ ей въ тонъ:- Каждый принесетъ свою жертву, Дивонна...

   Въ тотъ же день онъ написалъ Фанни, что родные не могутъ дольше оказывать ему правильной поддержки, что ему придется ограничиться жалованьемъ, получаемымъ въ министерствѣ, и что при этихъ услов³яхъ жить вдвоемъ немыслимо. Это значило порвать съ ней раньше, чѣмъ онъ самъ думалъ, за три-четыре года до своего отъѣзда; но онъ разсчитывалъ на то, что его любовница пойдетъ на столь убѣдительные доводы, отнесется къ нему и къ его тяжелому положен³ю съ сочувств³емъ, и поможетъ ему выполнить свой грустный долгъ.

   Была-ли то жертва? Не являлось-ли наоборотъ, облегчен³емъ, возможность - покончить-съ жизнью, казавшейся ему гнусной и нездоровой, особенно съ тѣхъ поръ, какъ онъ вернулся къ природѣ, къ семьѣ, къ простымъ, прямымъ привязанностямъ?... Написавъ письмо безъ борьбы, безъ страдан³й, онъ надѣялся, что отъ отвѣта, яростнаго, и полнаго угрозъ и безумствъ, его защититъ вѣрная и честная привязанность добросердечныхъ людей, окружавшихъ его, примѣръ гордаго, лояльнаго отца, искренняя улыбка маленькихъ "святыхъ женъ", а также и широк³е, мирные горизонты, здоровый горный воздухъ, высок³й небесный сводъ, быстрая плѣнительная рѣка; когда онъ вспоминалъ о своей страсти и о тѣхъ мерзостяхъ, которыхъ она была полна, ему казалось, что онъ выздоравливаетъ отъ злокачественной лихорадки, вродѣ той, которую вызываютъ болотныя испарен³я.

   Пять-шесть дней послѣ нанесен³я этого тяжкаго удара протекли спокойно. Утромъ и вечеромъ Жанъ ходилъ на почту и возвращался съ пустыми руками и смущенный. Что она дѣлаетъ? Что она хочетъ предпринять и почему не отвѣчаетъ? Всѣ его помыслы были устремлены на это. А ночью, когда въ Кастеле всѣ спали подъ убаюкивающ³й шумъ вѣтра, гулявшаго по длиннымъ корридорамъ, они говорили все о томъ же, вдвоемъ съ Сезэромъ, въ маленькой дѣтской комнатѣ.

   - Она можетъ пр³ѣхать!..- говорилъ дядя; его безпокойство усугублялось тѣмъ, что въ письмо племянника съ извѣщен³емъ о разрывѣ, онъ вложилъ два векселя срокомъ на шесть мѣсяцевъ и на годъ, на сумму своего долга съ процентами. Какъ уплатитъ онъ по этимъ векселямъ? Какъ объяснитъ Дивоннѣ? Онъ начиналъ дрожать при одной мысли объ этомъ и доставлялъ тяжелыя минуты племяннику, когда, послѣ долгой ночной бесѣды, онъ, выколачивая трубку, грустно говорилъ, съ вытянутымъ лицомъ:

   - Ну, покойной ночи... Во всякомъ случаѣ, ты поступилъ хорошо.

   Наконецъ, отвѣтъ пришелъ, и съ первыхъ же строкъ: "Милый мой, я не писала тебѣ до сихъ поръ потому, что хотѣла доказать тебѣ не на словахъ, а на дѣлѣ, какъ я тебя люблю и понимаю"... Жанъ остановился, пораженный тѣмъ, что слышитъ словно симфон³ю вмѣсто боевого сигнала, котораго ожидалъ. Онъ быстро перевернулъ послѣднюю страницу и прочелъ "...остаться до самой смерти твоей собакой, которую ты можешь бить, но которая любитъ тебя и страстно цѣлуетъ..."

   Быть можетъ она не получила его письма? Но прочтя письмо вновь безъ пропусковъ, строка за строкой, со слезами на глазахъ, онъ долженъ былъ признать, что это дѣйствительно, отвѣтъ; въ немъ говорилось, что Фанни давно ожидала вѣсти о разорен³и Кастеле и о неизбѣжно связанномъ съ этимъ разрывѣ. Тотчасъ же принялась она за поиски дѣла, чтобы не быть ему въ тягость, и взялась завѣдывать меблированными комнатами, на улицѣ Буа-де-Булонь, принадлежавшими какой-то очень богатой женщинѣ. Сто франковъ въ мѣсяцъ, полное содержан³е и свободныя воскресенья...

   "Понимаешь-ли, милый, цѣлый день въ недѣлю для нашей любви; ты потребуешь, конечно, большаго? Ты вознаградишь меня за то усил³е, которое я дѣлаю, работая въ первый разъ въ жизни, за мое добровольное рабство днемъ и ночью, связанное съ унижен³ями, которыхъ ты не можешь себѣ представить и которыя будутъ мнѣ очень тягостны при моей страсти къ свободѣ... Но я испытываю особое удовлетворен³е, страдая изъ любви къ тебѣ. Я такъ многимъ тебѣ обязана - ты заставилъ меня понять такъ много хорошихъ, честныхъ вещей, о которымъ мнѣ никто раньше не говорилъ!.. Ахъ, если бы мы встрѣтились раньше!.. Но ты еще не умѣлъ ходить, когда я уже переходила изъ рукъ въ руки. И однако, ни одинъ мужчина не можетъ похвастать, что внушилъ мнѣ подобное рѣшен³е, съ цѣлью удержать его еще немного... Теперь можешь вернуться, когда захочешь, квартира очищена. Я увезла всѣ мои вещи; это вѣдь самое тяжелое - перетряхивать ящики и воспоминанья. Остался лишь мой портретъ, который тебѣ ничего не будетъ стоить; я прошу для него только добрыхъ взглядовъ. Ахъ, другъ мой, другъ мой... Въ концѣ-концовъ, если ты оставишь для меня воскресенья и маленькое мѣстечко на шеѣ, знаешь..." И нѣжности, и ласки, и чувственное смакован³е страстныхъ словъ, заставлявш³я любовника прижимать къ лицу шелковистую бумагу, словно отъ нея исходила теплая, человѣческая ласка...

   - Она пишетъ о моихъ векселяхъ? - робко спросилъ дядя Сезэръ.

   - Она присылаетъ ихъ вамъ обратно... Вы заплатите, когда разбогатѣете...

   Дядя вздохнулъ съ облегчен³емъ, и щурясь отъ удовольств³я, съ важностью честнаго человѣка и съ сильнымъ акцентомъ южанина сказалъ:

   - Знаешь, что я скажу тебѣ? Эта женщина - святая.

   Потомъ, со свойственной ему подвижностью, отсутств³емъ логики и памяти, что составляло одну изъ забавнѣйшихъ сторонъ его характера, онъ перескочилъ на мысли совсѣмъ иного порядка:

   - А какая страсть, мой милый, какой огонь! У меня ротъ сохнетъ какъ тогда, когда Курбебесъ читалъ мнѣ письма своей Морна...

   И Жану снова пришлось пережить первое путешеств³е дяди въ Парижъ со всѣми его подробностями: Отель Кюжасъ, Пеликюль... но онъ не слушалъ и, облокотясь на окно, смотрѣлъ въ тихую ночь, залитую свѣтомъ луны, такой полной и блестящей, что пѣтухи, обманутые свѣтомъ, привѣтствовали ее, какъ занимающ³йся день.

   Значитъ существуетъ искуплен³е черезъ любовь, о которомъ говорятъ поэты! И онъ гордился мыслью, что всѣ велик³я знаменитости, которыхъ любила Фанни до него, не только не способствовали ея возрожден³ю, но развращали ее еще больше, межъ тѣмъ какъ онъ, силою своей порядочности, вырветъ ее, быть можетъ, изъ когтей порока.

   Онъ былъ благодаренъ ей за найденный ею средн³й выходъ, за этотъ полу-разрывъ, въ которомъ она освоится съ новой привычкой къ труду, что будетъ не легко для ея безпечной натуры; на слѣдующ³й день онъ написалъ ей письмо въ отеческомъ тонѣ, одобряя ея перемѣну жизни, безпокоясь о характерѣ тѣхъ меблированныхъ комнатъ, которыми она завѣдывала, объ ихъ жильцахъ и посѣтителяхъ; такъ какъ зналъ ея снисходительность и легкость, съ которой она говорила, примиряясь со многимъ: "Чего же ты хочешь? Такъ ужъ устроено на свѣтѣ"!..

   Въ цѣломъ рядѣ писемъ, съ дѣтскимъ послушан³емъ, описала Фанни ему свой отель, настоящ³й семейный панс³онъ для иностранцевъ. Въ первомъ этажѣ живутъ перуанцы: отецъ, мать, дѣти и прислуга; во второмъ - русск³е и богатый голландецъ, продавецъ коралловъ. Въ комнатахъ третьяго этажа помѣщаются два наѣздника съ ипподрома, шикарные англичане, очень порядочные, и наконецъ, симпатичная семья: мадемуазель Минна Фогель, гитаристка изъ Штутгарта, съ братомъ Лео, чахоточнымъ мальчикомъ; онъ вынужденъ прервать свое обучен³е на кларнетѣ въ Парижской консерватор³и, а пр³ѣхавшая сестра ухаживаетъ за нимъ, не имѣя другихъ средствъ къ жизни, кромѣ добытыхъ путемъ нѣсколькихъ концертовъ для уплаты за комнаты и панс³онъ.

   "Все это трогательно и достойно всякаго уважен³я, какъ видишь, мой милый. Меня принимаютъ здѣсь за вдову и относятся ко мнѣ съ большимъ вниман³емъ. Да я бы и не допустила, чтобы было иначе; твоя жена должна быть уважаема. Когда я говорю "твоя жена", пойми меня. Я знаю, что въ одинъ прекрасный день, ты уйдешь отъ меня, я потеряю тебя, но послѣ этого у меня не будетъ другого; я навсегда останусь твоей, сохраню воспоминан³е о твоихъ ласкахъ и добрыхъ чувствахъ, которыя ты во мнѣ пробудилъ... Смѣшно, не правда-ли: добродѣтельная Сафо!.. Такъ будетъ, когда ты уйдешь; но для тебя я буду такой, какою ты меня любилъ - безумной, жгучей... Я обожаю тебя".

   Жана охватила глубокая, тоскливая печаль. Возвративш³йся блудный сынъ, послѣ радостной встрѣчи, послѣ заклан³я жирнаго теленка и нѣжныхъ изл³ян³й, всегда страдаетъ воспоминан³ями о бродячей жизни, тоскуетъ о горькихъ желудяхъ и о лѣнивомъ стадѣ. Разочарован³е несутъ ему всѣ люди и вещи, опустошенныя и обезцвѣченныя. Зимн³я утра Прованса потеряли для него всю свою здоровую прелесть, не привлекала его и охота на красивую темно-красную выдру вдоль крутого берега, ни стрѣльба по чернымъ уткамъ, на прудахъ старика Абр³э. Вѣтеръ казался Жану рѣзкимъ, вода унылой, прогулки по затопленнымъ виноградникамъ съ дядей, объясняющимъ свою систему шлюзовъ, отводовъ и канавъ - непомѣрно скучными.

   Деревня, на которую въ первые дни онъ смотрѣлъ сквозь призму своихъ веселыхъ дѣтскихъ прогулокъ, состояла изъ ветхихъ домишекъ, частью заброшенныхъ, отъ которыхъ вѣяло смертью и запустѣн³емъ итальянскаго поселка; отправляясь на почту, онъ долженъ былъ, стоя у каждаго ветхаго порога, выслушивать пустослов³е стариковъ, искривленныхъ, какъ деревья выросш³я на вѣтру, съ обрывками вязанныхъ чулковъ на рукахъ, въ видѣ варежекъ и старухъ съ подбородками словно изъ желтаго букса, въ тугихъ повязкахъ, съ маленькими живыми и блестящими глазками, как³е сверкаютъ часто изъ глубины разсѣлинъ въ старыхъ стѣнахъ.

   Все тѣ же жалобы на гибель лозъ, на вырожден³е марены, на болѣзни тутовыхъ деревьевъ, на всѣ семь египетскихъ казней, губящихъ прекрасный Провансъ; чтобы избѣжать всего этого, онъ возвращался иногда переулочками, сбѣгавшими по склону, вдоль стѣнъ стараго папскаго замка; эти пустынныя тропинки поросли кустарникомъ, высокой цѣлебной травой св. Рока отъ лишаевъ, которая была какъ разъ къ мѣсту въ этомъ средневѣковомъ уголкѣ, надъ дорогой, осѣненной высокими зубчатыми развалинами.

   Но тутъ онъ обыкновенно встрѣчалъ священника Малассаня, только что отслужившаго обѣдню и спускавшагося крупными шагами, съ брыжжами, сбившимися на бокъ, придерживая обѣими руками рясу и оберегая ее отъ колючекъ и смолы. Священникъ останавливался и начиналъ громить безбож³е крестьянъ и подлость муниципальнаго совѣта; проклиналъ поля, скотину, людей, мошенниковъ, которые не ходятъ въ церковь, хоронятъ покойниковъ безъ отпѣван³я и лѣчатся спиритизмомъ и магнетизмомъ, лишь бы не звать священника и доктора:

   - Да, сударь, спиритизмомъ!.. Вотъ до чего дошли наши мужички въ Комта... А вы хотите, чтобы виноградники не гибли!

   Жанъ, у котораго въ карманѣ лежало только-что вскрытое, пламенное послан³е Фанни, слушалъ, хотя мысли его были далеко; какъ можно быстрѣе старался онъ ускользнуть отъ поучен³й и, вернувшись въ Кастеле, устраивался въ углублен³и скалы - по мѣстному выражен³ю въ "лѣнивомъ мѣстечкѣ",- защищенномъ отъ бушующаго вокругъ вѣтра и словно собравшаго въ себѣ все тепло отраженныхъ солнечныхъ лучей.

   Онъ выбиралъ самое укромное, самое отдаленное изъ этихъ мѣстечекъ, поросшее терновникомъ и стелющимися дубками, садился и принимался читать; мало-по-малу отъ аромата письма, отъ ласкающихъ словъ, отъ вызываемыхъ ими образовъ, онъ начиналъ ощущать чувственное опьянен³е; пульсъ его бился сильнѣе, его охватывали видѣн³я, отъ которыхъ, какъ лишн³я, пропадали рѣка, цвѣтущ³е острова, деревни въ разсѣлинахъ Альпилля, и вся широкая долина, гдѣ бушевалъ вѣтеръ и волнами гналъ сверкавшую на солнцѣ пыль. Весь онъ былъ тамъ, въ ихъ комнаткѣ вблизи вокзала, съ сѣрой крышей, отдаваясь безумнымъ ласкамъ, весь во власти жгучихъ желан³й, заставлявшихъ обоихъ, словно утопавшихъ, сжимать другъ друга въ судорожныхъ объят³яхъ...

   Вдругъ, раздавались шаги на тропинкѣ, звонк³й смѣхъ: "Онъ здѣсь!.." появлялись сестры, съ босыми ножками, мелькавшими по травѣ; ихъ велъ старый Миракль, побѣдоносно помахивавш³й хвостомъ и исполненный гордости, такъ какъ напалъ на слѣдъ хозяина: но Жанъ отгонялъ его пинкомъ ноги и отклонялъ робк³я приглашен³я дѣтей поиграть въ жмурки или побѣгать. И, однако, онъ любилъ маленькихъ сестренокъ-близнецовъ, обожавшихъ взрослаго, всегда далекаго брата; ради нихъ онъ самъ сталъ ребенкомъ съ минуты своего пр³ѣзда; его забавлялъ контрастъ между этими хорошенькими создан³ями, рожденными одновременно и столь непохожими другъ на друга. Одна - высокая брюнетка, съ волнистыми волосами, склонная къ мистицизму и въ то же время настойчивая; это она, восторженная и увлеченная грозными проповѣдями священника Малассаня, придумала уплыть на лодкѣ; маленькая Мар³я Египетская увлекла бѣлокурую Марту, нѣсколько вялую и кроткую, похожую на мать и на брата.

   Наивныя дѣтск³я ласки, соприкасавш³яся съ манящимъ запахомъ духовъ, которымъ вѣяло отъ письма любовницы, въ ту минуту, какъ онъ предавался воспоминан³ямъ, непр³ятно стѣсняли его. - "Нѣтъ, оставьте... мнѣ надо заниматься...- И онъ шелъ къ себѣ, съ намѣрен³емъ запереться, какъ вдругъ голосъ отца звалъ его:

   - Это ты, Жанъ?.. Послушай...

   Почта приносила новые поводы впадать въ мракъ этому и безъ того уже угрюмому по натурѣ человѣку, сохранившему отъ своего пребыван³я на Востокѣ молчаливую важность, нарушаемую лишь внезапными приливами воспоминан³й, вырывавшихся подъ трескъ горящихъ сухихъ полѣньевъ камина: "Когда я былъ консуломъ въ Гонъ-Конгѣ..." Жанъ слушалъ, какъ отецъ читалъ и обсуждалъ утренн³я газеты, а самъ смотрѣлъ на бронзовую статую Сафо Каудаля, стоявшую на каминѣ, съ руками охватившими колѣна, съ лирой, стоящей подлѣ, ("полная лира", припоминалось ему), купленной двадцать лѣтъ тому назадъ, когда отдѣлывался и украшался Кастеле; эта базарная вещь, надоѣвшая ему въ парижскихъ витринахъ, здѣсь, въ одиночествѣ, вызывала въ немъ любовное волнен³е, желан³е поцѣловать эти плечи, разнять холодныя гладк³я руки и заставить ее сказать: "Сафо - твоя, только твоя!"

   Соблазнительный образъ преслѣдовалъ его, когда онъ выходилъ изъ дому, шелъ въ ногу съ нимъ по широкой парадной лѣстницѣ. Маятникъ старинныхъ часовъ словно выстукивалъ имя Сафо, вѣтеръ нашептывалъ его въ длинныхъ, холодныхъ съ каменнымъ поломъ, коридорахъ лѣтняго дома; это имя встрѣчалъ онъ и въ книгахъ, которыя бралъ изъ деревенской библ³отеки, въ старыхъ томахъ, съ краснымъ обрѣзомъ и съ крошками его дѣтскихъ завтраковъ, оставшихся между страницъ. Образъ любовницы неотступно преслѣдовалъ его и въ комнатѣ матери, гдѣ Дивонна причесывала больную, поднимая ея чудные, сѣдые волосы надъ лицомъ, сохранившимъ румянецъ и спокойств³е, несмотря на постоянныя страдан³я.

   - Вотъ и нашъ Жанъ! - говорила мать. Но тетка, всегда совершавшая сама туалетъ невѣстки, съ засученными рукавами, съ обнаженной шеей, въ маленькомъ чепчикѣ, напоминала ему друг³я утра, вызывала въ его памяти образъ любовницы, встающей съ постели, въ облакахъ первой выкуренной папироски. Онъ злился на себя за эти мысли... и особенно въ этой комнатѣ! Но что дѣлать, какъ избѣжать ихъ?

   - Нашъ мальчикъ такъ перемѣнился, сестра,- грустно говорила г-жа Госсэнъ.- Что съ нимъ?- И онѣ вмѣстѣ старались найти разгадку. Дивонна напрягала свой простодушный умъ, хотѣла распросить молодого человѣка; но онъ избѣгалъ оставаться съ ней наединѣ.

   Однажды, послѣ долгихъ поисковъ, она нашла его на берегу, въ "лѣнивомъ" уголкѣ, охваченнаго лихорадкой послѣ чтен³я писемъ и порочныхъ мыслей. Онъ хотѣлъ встать, съ угрюмымъ видомъ... Но она удержала его и сѣла возлѣ него на горяч³й камень:

   - Развѣ ты не любишь меня больше?.. Развѣ я для тебя уже не та Дивонна, которой ты повѣрялъ всѣ свои горести?

   - О, да, конечно...- бормоталъ онъ, смущенный ея нѣжностью, и отводя взглядъ въ сторону, не желая выдать того, надъ чѣмъ онъ только что думалъ - любовныхъ призывовъ, обращенныхъ къ нему, восклицан³й, страстнаго бреда издалека.

   - Что съ тобой?.. Отчего ты печаленъ?..- тихо спросила Дивонна, съ ласкою въ голосѣ и въ движен³яхъ, обращаясь съ нимъ, словно съ ребенкомъ. Да вѣдь онъ и былъ ея ребенкомъ, для нея онъ былъ все еще десятилѣтнимъ мальчикомъ, едва вышедшимъ изъ подъ опеки родныхъ.

   Жанъ, сгоравш³й уже послѣ чтен³я письма, воспламенился подъ вл³ян³емъ волнующей близости и обаян³я этого тѣла, этихъ свѣжихъ губъ, казавшихся еще ярче отъ морского вѣтра, разметавшаго ея волосы и откинувшаго ихъ со лба тонкими завитками, по парижской модѣ. А, припомнивъ уроки Сафо: "всѣ женщины одинаковы... въ присутств³и мужчины у нихъ только одна мысль въ головѣ..." онъ принялъ за вызовъ счастливую улыбку деревенской жительницы, равно какъ и движен³я, которыми она старалась удержать его на ласковомъ допросѣ.

   Вдругъ онъ почувствовалъ, что онъ во власти соблазна, кровь ударила ему въ голову; онъ сдѣлалъ усил³е, чтобы овладѣть собою, и его охватила судорожная дрожь. Дивонна испугалась, видя его блѣднымъ, со стучащими зубами. "Бѣдняжка... у него лихорадка..." Нѣжнымъ, необдуманнымъ движен³емъ она развязала платокъ, окутывавш³й ея станъ и хотѣла накинуть его Жану на плечи; но вдругъ почувствовала, какъ сильныя объятья охватили, сжали ее, и безумные поцѣлуи ожгли ей шею, плечи, все тѣло, распаленное и сверкавшее на солнцѣ. Она не успѣла ни крикнуть, ни оттолкнуть его, быть можетъ даже не дала себѣ отчета въ томъ, что произошло. "Ахъ, я съ ума схожу!.. схожу съ ума!.." Онъ быстро удалялся уже по голой возвышенности, и камни зловѣще катились изъ подъ его ногъ

   Въ этотъ день, за завтракомъ Жанъ заявилъ, что уѣзжаетъ вечеромъ, такъ какъ получилъ приказъ изъ министерства.- Какъ, уже уѣзжаешь?.. А говорилъ... Да вѣдь ты только что пр³ѣхалъ!..- Раздались восклицан³я, упрашиванья. Онъ не могъ оставаться дольше у родныхъ, такъ какъ всѣ его привязанности были проникнуты тревожнымъ и развращающимъ вл³ян³емъ Сафо. Къ тому же, развѣ онъ не принесъ уже семьѣ самой большой жертвы, отказавшись отъ совмѣстной жизни съ этой женщиной? Полный разрывъ совершится позже; тогда онъ вернется и будетъ любить и цѣловать всѣхъ этихъ добряковъ безъ стыда и стѣснен³я.

   Наступила ночь, весь домъ уснулъ и огни были погашены, когда Сезэръ вернулся, проводивъ племянника на поѣздъ въ Авиньонъ. Задавъ лошади овса и взглянувъ испытующимъ взоромъ на небо, взоромъ, которымъ земледѣльцы угадываютъ погоду, онъ хотѣлъ-было войти уже въ домъ, какъ вдругъ замѣтилъ бѣлую тѣнь на одной изъ скамеекъ террасы:

   - Это ты Дивонна.

   - Да, поджидаю тебя...

   Цѣлые дни Дивонна была занята и разлучена со своимъ Фена, котораго обожала; поэтому вечеромъ они устраивали себѣ иногда так³я свидан³я, чтобы поболтать и погулять вмѣстѣ. Былъ ли то результатъ короткой сцены между нею и Жаномъ - которую, подумавъ, она поняла лучше, нежели хотѣла - или послѣдств³е волнен³я, съ которымъ она смотрѣла, какъ бѣдная мать тихо плакала цѣлый день, но голосъ ея упалъ, явилась тревога и возбужденность мысли, необычайная у этой спокойной женщины, всегда полной сознан³я долга.

   - Извѣстно ли тебѣ что-нибудь? Почему онъ такъ быстро покинулъ насъ?

   Она не вѣрила выдумкѣ о министерствѣ и подозрѣвала какую-нибудь дурную привязанность, отнимавшую дитя у семьи. Столько опасностей, столько роковыхъ встрѣчъ въ этомъ гибельномъ Парижѣ!

   Сезэръ, ничего не умѣвш³й скрыть отъ нея, признался, что въ жизни Жана дѣйствительно была женщина, но очень добрая, неспособная заставить его отвернуться отъ родныхъ; онъ сталъ разсказывать о ея преданности, о трогательныхъ письмахъ, и особенно похвалилъ ея мужественную готовность работать, что деревенской жительницѣ казалось весьма естественнымъ "Надо же работать, чтобы жить".

   - Да, но не для женщинъ этого сорта...- сказалъ Сезэръ.

   - Значитъ Жанъ живетъ съ негодной женщиной?.. И ты бывалъ у нихъ...

   - Клянусь, Дивонна, что съ тѣхъ поръ, какъ она узнала Жана, нѣтъ женщины болѣе чистой, болѣе честной... Любовь совсѣмъ переродила ее.

   Эти слова показались Дивоннѣ черезчуръ мудреными, она не понимала ихъ. По ея мнѣн³ю, женщина эта принадлежала къ презрѣнной категор³и тѣхъ женщинъ, которыхъ она называла "дурными" и мысль, что Жанъ сталъ добычею одной изъ этихъ тварей, возмущала ее. Если бы консулъ зналъ объ этомъ!..

   Сезэръ пытался успокоить ее и всѣми морщинками своего добраго, но нѣсколько легкомысленнаго, лица, увѣрялъ что въ возрастѣ Жана нельзя обойтись безъ женщины.- Тогда пусть женится, чортъ возьми! - сказала она съ трогательною наивностью.

   - Наконецъ, они уже и не живутъ вмѣстѣ...

   Тогда она сказала серьезно:- Послушай Сезэръ: Ты знаешь нашу поговорку: несчастье всегда переживаетъ того, кто его причинилъ. Если правда то, что ты разсказываешь, если Жанъ вытащилъ эту женщину изъ грязи, быть можетъ самъ онъ запачкался при этой печальной работѣ? Возможно, что онъ сдѣлалъ ее лучше и честнѣе; но кто поручится, что зло, бывшее въ ней, не испортило окончательно нашего мальчика?

   Они вернулись на террасу. Спокойная, прозрачная ночь окутала молчаливую долину, гдѣ живыми были только струящ³йся свѣтъ луны, зыбкая рѣка, да пруды, сверкавш³е, какъ лужи серебра. Все дышало тишиной, уединен³емъ и великимъ покоемъ сна безъ грезъ. Внезапно поѣздъ, шедш³й полнымъ ходомъ по берегу Роны, прогремѣлъ глухимъ грохотомъ.

   - О, этотъ Парижъ! - сказала Дивонна, грозя кулакомъ этому врагу, которому провинц³я шлетъ всевозможныя проклят³я...- Парижъ! Что мы отдаемъ ему, и что онъ намъ возвращаетъ!

  

   Въ этотъ туманный день, къ четыремъ часамъ было холодно и темно, даже въ аллеѣ Елисейскихъ Полей, по которой глухо и мягко, словно по ватѣ, катились экипажи. Жанъ съ трудомъ прочелъ въ глубинѣ палисадника, калитка котораго была открыта, надпись золотыми буквами, высоко надъ антресолями дома, внѣшн³й видъ котораго по роскоши и спокойств³ю напоминалъ англ³йск³й коттеджъ: "Меблированныя комнаты съ семейнымъ столомъ..." У троттуара передъ домомъ стояла карета.

   Толкнувъ дверь конторы, Жанъ тотчасъ увидѣлъ ту, кого искалъ; она сидѣла у окна, перелистывая толстую счетную книгу, противъ другой женщины, нарядной и высокой, съ носовымъ платкомъ и мѣшочкамъ въ рукахъ.

   - Что вамъ угодно, сударь?..- спросила Фанни; но тутъ же, узнавъ его, вскочила, пораженная, и подойдя къ дамѣ сказала тихо:- Это мой мальчикъ...- Та оглядѣла Госсэна съ головы до ногъ, съ хладнокров³емъ и опытомъ знатока, и сказала громко, безъ всякаго стѣснен³я: - Поцѣлуйтесь, дѣти... Я не смотрю на васъ.- Потомъ заняла мѣсто Фанни и продолжала повѣрку счетовъ.

   Фанни и Жанъ держали другъ друга за руки и бормотали глупыя фразы: "Какъ поживаешь?" - "Такъ себѣ, благодарю"... "Значитъ ты выѣхалъ вчера вечеромъ?"... Но волнен³е въ голосѣ придавало словамъ ихъ истинный смыслъ. Присѣвъ на диванъ и придя немного въ себя, Фанни сказала тихо:- Ты не узналъ мою хозяйку?.. Ты ее встрѣчалъ... на балу у Дешелетта... Она была одѣта испанской невѣстой... Невѣста, правда, нѣсколько поблекшая.

   - Такъ это?..

   - Розар³о Санчесъ, любовница Де-Поттера.

   Эта Розар³о, или Роза, какъ гласило ея имя, написанное на всѣхъ зеркалахъ ночныхъ ресторановъ, всегда съ прибавлен³емъ какой нибудь сальности, была въ старину наѣздницей на Ипподромѣ и славилась въ м³рѣ кутилъ своею циничной распущенностью, зычной глоткой и ударами хлыста, которыми награждала членовъ клуба; послѣдн³е весьма высоко цѣнили ихъ и подчинялись ей, какъ лошади.

   Испанка изъ Орана, она была скорѣе эффектна, чѣмъ хороша, и при вечернемъ освѣщен³и производила и сейчасъ извѣстное впечатлѣн³е своими черными, подведенными глазами и сросшимися бровями; но здѣсь, даже въ этомъ полусвѣтѣ, ей можно было смѣло дать всѣ пятьдесятъ лѣтъ, отражавш³еся на плоскомъ, жесткомъ лицѣ, со вздувшейся и желтой, какъ у лимона ея родины, кожей. Будучи подругой Фанни Легранъ, она въ течен³е ряда лѣтъ опекала ее въ ея любовныхъ похожден³яхъ, и одно имя Розы наводило ужасъ на любовниковъ Сафо.

   Фанни поняла, почему задрожала рука Жана, и поспѣшила оправдаться. Къ кому же было обратиться, чтобы найти мѣсто? Она была въ затруднен³и. Къ тому же, Роза ведетъ теперь спокойную жизнь: она богата, и живетъ въ своемъ отелѣ на улицѣ Виллье, или на своей виллѣ въ Анг³енѣ, принимая старыхъ друзей, но любовника имѣетъ лишь одного - своего неизмѣннаго композитора.

   - Де-Поттера? - спросилъ Жанъ...- Мнѣ казалось, что онъ женатъ?

   - Да... женатъ; кажется даже на хорошенькой женщинѣ, и у него есть дѣти... Но это не помѣшало ему вернуться къ прежней... И если бы ты видѣлъ, какъ она говоритъ съ нимъ, какъ третируетъ его!.. Да, ему туго приходится...- Она пожимала ему руку съ нѣжнымъ упрекомъ. Въ эту минуту дама прервала чтен³е и обратилась къ мѣшочку, прыгавшему на концѣ шнурка:

   - Ну же, сиди смирно, говорятъ тебѣ!..- А затѣмъ сказала управительницѣ тономъ приказан³я: - подай Бичито кусокъ сахару.

   Фанни встала, принесла кусокъ сахару, и, приблизивъ его къ отверст³ю мѣшочка, произнесла нѣсколько ласковыхъ, дѣтскихъ словъ.- "Взгляни, какой хорошеньк³й звѣрекъ...- сказала она своему любовнику, показывая укутанное ватой животное, вродѣ большой, уродливой ящерицы, зубастое, покрытое бородавками, съ наростомъ на головѣ въ видѣ капюшона, сидѣвшимъ на трясучемъ студенистомъ тѣлѣ; то былъ хамелеонъ, присланный Розѣ изъ Алжира, и она охраняла его отъ суровой парижской зимы, окружая его тепломъ и заботами. Она любила его, какъ никого въ жизни не любила; и Жанъ понялъ по угодливымъ пр³емамъ Фанни, какое мѣсто въ домѣ занимало это ужасное животное.

   Дама захлопнула книгу, собираясь ѣхать.- Сносно для перваго мѣсяца... Только будь экономнѣе со свѣчами.

   Она окинула хозяйскимъ взглядомъ маленькую, чисто убранную гостинную, съ мебелью обитой тисненнымъ бархатомъ, сдула пыль съ растен³я, стоявшаго на столикѣ, замѣтила дырочку въ гипюровой занавѣскѣ окна; наконецъ съ выразительнымъ взглядомъ сказала молодымъ людямъ.- Только, милые мои, пожалуйста безъ глупостей... Мой домъ безусловно приличный..." и, усѣвшись въ экипажъ, покатила въ Булонск³й лѣсъ на обычную прогулку.

   - Видишь, какъ все это несносно!..- сказала Фанни.- Она и ея мать мучаютъ меня своими посѣщен³ями два раза въ недѣлю. Мать еще ужаснѣе, еще жаднѣе... Нужна вся моя любовь къ тебѣ, повѣрь, чтобы тянуть эту лямку въ этомъ противномъ домѣ... Наконецъ, ты тутъ и еще мой... Я такъ боялась...- Она обняла его, прильнувъ къ нему длительнымъ поцѣлуемъ, и въ его отвѣтномъ трепетѣ нашла увѣренность, что онъ еще принадлежитъ ей. Но въ коридорѣ слышны были шаги, приходилось быть насторожѣ. Когда внесли лампу, она сѣла на обычное мѣсто и взяла свое рукодѣл³е; онъ сѣлъ рядомъ, какъ будто пришелъ съ визитомъ...

   - Не правда ли, я измѣнилась?.. Немного осталось отъ прежней Сафо...

   Улыба