Бласко-Ибаньес Висенте - Толедский собор

рыя мы постоянно стремимся разбить.

   - Нѣтъ,- возражалъ сапожникъ,- я читалъ въ газетахъ, что трудъ - мать всѣхъ добродѣтелей, а праздность - мать пороковъ... Правда вѣдь, донъ Габр³эль?

   Маленьк³й сапожникъ смотрѣлъ на учителя, ожидая его отвѣта, какъ жаждущ³й мечтаетъ о глоткѣ воды.

   - Вы всѣ ошибаетесь,- провозглашалъ Габр³эль.- Трудъ не наказан³е и не добродѣтель, а тяжелый законъ; ему мы подчинены во имя сохранен³я и себя, и всего рода человѣческаго. Безъ труда не было бы жизни...

   И съ тѣмъ же пламеннымъ воодушевлен³емъ, съ какимъ въ прежн³я времена онъ проповѣдывалъ толпамъ слушателей на большихъ собран³яхъ, онъ объяснялъ теперь этой маленькой кучкѣ людей великое значен³е м³рового труда, который наполняетъ ежедневно всю землю изъ конца въ конецъ.

   Онъ разсказывалъ о томъ, какъ арм³я труда разливается по всему земному шару, какъ она поднимаетъ кору земли, бороздитъ моря, проникаетъ во внутрь земли. Едва солнце показывается на горизонтѣ, какъ фабричныя трубы выпускаютъ клубы дыма, молотъ опускается на камни, плугъ разрываетъ землю, печи разгораются, топоръ рубитъ деревья въ лѣсу, локомотивъ мчится вдаль, выпуская паръ, пароходы разрѣзаютъ волны и вздымаютъ попадавш³яся имъ на пути рыбацк³я судна, волочащ³я за собой сѣти. Каменоломъ разбиваетъ ломомъ скалы и, побѣждая ихъ, отравляется невидимыми частицами проглоченной пыли. Каждый ударъ лома отнимаетъ у него частицу жизни. Углекопъ опускается въ адъ рудниковъ, направляемый только тусклымъ пламенемъ своей лампы и вырываетъ изъ нѣдръ земли обугленныя дереьья доисторическихъ временъ, подъ тѣнью которыхъ ходили чудовища ушедшихъ вѣковъ. Вдали отъ солнца, на глубинѣ мрачнаго колодца онъ рискуетъ жизнью, какъ каменщикъ, который, не боясь головокружен³я, работаетъ въ воздухѣ, стоя на хрупкой доскѣ и любуется птицами, удивленными видомъ птицы безъ крыльевъ. Фабричный рабоч³й, роковымъ образомъ ставш³й рабомъ машины, работаетъ рядомъ съ ней, какъ бы превратившись въ одно изъ ея колесъ. Его стальные мускулы борятся противъ усталости и онъ съ каждымъ днемъ все болѣе тупѣетъ отъ оглушительныхъ свистковъ и стука колесъ, изготовляя безчисленные предметы, необходимые для культурной жизни. И эти милл³оны людей, трудомъ которыхъ живетъ общество, которые сражаются для насъ всѣхъ противъ слѣпыхъ и жестокихъ силъ природы и ежедневно начинаютъ борьбу сызнова, видятъ въ этомъ однообразномъ самопожертвован³и единственное назначен³е своей жизни. Они образуютъ огромную семью, живущую отбросами отъ достоян³я небольшого меньшинства, ревниво охраняющаго свои привилег³и.

   - Это эгоистическое меньшинство - говорилъ Габр³эль - исказило истину, убѣждая большинство, порабощенное имъ, что трудъ - добродѣтель, и что единственное назначен³е человѣка на землѣ - работать до изнеможен³я. Сторонники этой морали, изобрѣтенной капиталистами, прикрываются наукой, говоря, что трудъ необходимъ для сохранен³я здоровья, и что бездѣлье пагубно. Но они сознательно умалчиваютъ, что чрезмѣрный трудъ еще болѣе убиваетъ людей, чѣмъ праздность. Можно сказать, что работа - необходимость, это вѣрно. Но не слѣдуетъ говорить, что она - добродѣтель.

   Соборные служители кивали головами въ знакъ сочувств³я. Рѣчи Габр³эля будили въ нихъ цѣлый м³ръ новыхъ идей; до сихъ поръ они жили, подчиняясь услов³ямъ своего существован³я, въ полубезсознательномъ состоян³и, почти какъ сомнамбулы; а неожиданное появлен³е этого бѣглеца, побѣжденнаго въ общественной борьбѣ, разбудило ихъ, толкнуло на работу мысли. Но пока они еще шли ощупью и единственнымъ ихъ свѣтомъ были слова учителя.

   - Вы-то,- продолжалъ Габр³эль,- не страдаете отъ чрезмѣрнаго труда, какъ рабы современной культуры. Служба церкви не утомительна. Но васъ убиваетъ голодъ. Разница между тѣмъ, что получаютъ каноники, поющ³е въ хорѣ, и тѣмъ, что вы зарабатываете трудомъ своихъ рукъ, чудовищна. Вы не погибаете отъ труда и всяк³й городской рабоч³й посмѣялся бы надъ легкостью вашей работы; но вы чахнете отъ нужды. Здѣсь дѣти так³я же больныя, какъ въ рабочихъ кварталахъ. Я знаю, что вамъ платятъ, что вы ѣдите. Церковь платитъ своимъ служителямъ столько же, сколько платила во времена господства вѣры, когда народы готовы были сооружать церкви только для спасен³я души, довольствуясь кускомъ хлѣба и благословен³емъ епископа. И въ то время, какъ вы, живыя существа, нуждающ³яся въ пищѣ, жалко питаетесь картофелемъ и хлѣбомъ, внизу деревянныя статуи покрываются жемчугомъ и золотомъ, съ безсмысленной роскошью, и вы даже не спрашиваете себя, почему статуи такъ богаты въ то время, какъ вы живете въ нуждѣ...

   Слушатели Габр³эля смотрѣли на него съ изумлен³емъ, точно прозрѣвая отъ долгой слѣпоты. Съ минуту они молчали въ недоумѣн³и и нѣкоторомъ ужасѣ, но потомъ лица ихъ озарились вѣрой.

   - Правда,- мрачно подтвердилъ звонарь.

   - Правда,- сказалъ и сапожникъ, съ горечью думая о своей нищетѣ, о своей огромной семьѣ, которую онъ не могъ прокормить, работая съ утра до вечера и которая увеличивалась съ каждымъ годомъ.

   Саграр³о молчала, не вполнѣ понимая слова дяди, но принимая ихъ на вѣру, и голосъ его звучалъ въ ея душѣ, какъ небесная музыка.

  

   Слава Габр³эля распространялась между бѣдными служащими храма. Всѣ говорили о его умѣ, и много разъ и священники, заинтересованные имъ, старались разговориться съ Габр³элемъ. Но онъ сохранялъ еще достаточно осторожности и былъ очень сдержанъ съ "черными рясами", боясь, чтобы его не изгнали изъ собора, узнавъ его образъ мыслей.

   Одного только молодого священника, очень бѣднаго, служившаго духовникомъ въ одномъ изъ безчисленныхъ монастырей въ Толедо, Габр³эль счелъ достойнымъ довѣр³я. Священникъ этотъ, донъ Мартинъ, получалъ всего семь дуросовъ въ мѣсяцъ и на это долженъ былъ еще содержать старую мать, старую крестьянку, которая готова была голодать, лишь бы сынъ ея былъ духовнымъ лицомъ.

   - Подумайте, Габр³эль,- говорилъ молодой священникъ:- я принесъ столько жертвъ, а зарабатываю меньше, чѣмъ работникъ на фермѣ. Неужели для этого меня посвящали съ такимъ торжествомъ въ священническ³й санъ, точно, вступая въ бракъ съ церковью, я пр³общался къ ея богатству?

   Нищета дѣлала его рабомъ дона Антолина, и въ концѣ мѣсяца онъ почти ежедневно являлся въ верхн³й монастырь, чтобы выманить у дона Антолина нѣсколько пезетъ. Онъ даже льстилъ Марикитѣ, которая не могла оставаться безучастной даже къ аббату при своихъ симпат³яхъ ко всѣмъ мужчинамъ, и всюду расхваливала его.

   - Онъ ничего,- говорила она женщинамъ верхняго монастыря.- Пр³ятно смотрѣть на него, когда онъ разговарираетъ съ дономъ Габр³элемъ. Они кажутся оба знатными сеньорами, когда гуляютъ вдвоемъ въ саду. Мать назвала его Mapтиномъ навѣрное потому, что онъ похожъ на св. Мартина на картинѣ Греко.

   Но дядю ея, дона Антолина, было гораздо труднѣе смягчить; донъ Антолинъ очень сердился, когда онъ не возвращалъ въ срокъ взятые въ долгъ гроши; къ тому же донъ Антолинъ намѣренно притѣснялъ дона Мартина, чтобы показать жителямъ верхняго монастыря, что его власть простирается не только на мелкоту, а и на такихъ же священниковъ, какъ онъ самъ. Донъ Мартинъ былъ для него слугой въ рясѣ, и онъ подъ разными предпогами каждый день вызывалъ его къ себѣ и заставлялъ дожидаться своего прихода по долгимъ часамъ. А въ разговорѣ съ нимъ донъ Мартинъ принужденъ былъ непремѣнно слушать и подтверждать всѣ его слова.

   Габр³элю часто становилось жалко молодого священника, жившаго въ такомъ подчинен³и, и, оставляя племянницу, онъ спускался въ гаилерею, присоединяясь къ бесѣдамъ дона Антолина и его жертвы. Вслѣдъ за Габр³элемъ появлялись его друзья, звонарь, пономарь, Тато и сапожникъ. Дону Антолину пр³ятно было собирать вокрутъ себя всѣхъ ихъ; онъ былъ увѣренъ, что они приходятъ слушать не Габр³эля, а его, проникнугые почтен³емъ къ нему, а также питая страхъ передъ его строгостью. Но, признавая равнымъ себѣ только Габр³эля, онъ обращался исключительно къ нему, а если кто-нибудь изъ слушателей раскрывалъ ротъ, онъ дѣлалъ видъ, что не слышитъ, и продолжалъ говорить съ Габр³элемъ.

   Марикита, стоя у порога въ мантильѣ, не спускала съ нихъ глазъ, гордясь тѣмъ, что дядя ея гуляетъ, окруженный цѣлой свитой.

   - Дядя! Донъ Габр³эль!- звала она кокетливымъ тономъ.- Войдите, вамъ дома пр³ятнѣе будетъ разговаривать. Хотя солнце и свѣтитъ, всетаки день прохладный.

   Ho дядя продолжалъ ходить no солнечной сторонѣ и говорить. Любимой темой его разговора была нынѣшняя бѣдность собора и прежнее его велич³е. Онъ говорилъ о щедрости прежнихъ королей, приводя въ тѣсную связь блескъ прежняго времени съ велич³емъ монарховъ.

   - Это правда,- подтверждалъ звонарь,- то время было хорошее. Мы вѣдь шли воевать въ горы только для того, чтобы вернуть его. Ахъ, если бы побѣдилъ донъ Карлосъ... Если бы не было предателейю Правда, вѣдь, Габр³эль? Ты можешь подтвердить это - мы вмѣстѣ сражались.

   - He говори вздора, Мар³ано!- остановилъ его съ грустной улыбкой Габр³эль.- Ты самъ не зналъ въ то время, за что сражаешься; ты былъ слѣпъ, какъ и я. He обижайся, это правда. Ну скажи: чего ты хотѣлъ добиться, сражаясь за дона Карлоса?

   - Какъ чего? Справедливости. Престолъ принадлежалъ семьѣ дона Карлоса - нужно было вернуть его ему.

   - И это все?- холодно спросилъ Габр³эль.

   - Нѣтъ, это самое меньшее. Я хотѣлъ, и теперь хочу, чтобы у насъ былъ справедливый король, добрый католикъ, который бы, помимо всякихъ кортесовъ, накормилъ насъ всѣхъ.досыта, не дозволялъ бы богатымъ угнетать бѣдныхъ и не допускалъ бы, чтобы люди умирали сь голоду, когда они готовы трудиться... Кажется, ясно?

   - И ты думаешь, что все это было въ прежнее время и что твой король это возстановитъ?- Да вѣдь именно та эпоха, которую привыкли считать великой и благодарной, была самой ужасной и породила все зло, угнетающее насъ теперь.

   - Подожди, подожди, Габр³эль,- вмѣшивался донъ Антолинъ. Ты много знаешь, ты больше читалъ, и путешествовалъ, и видѣлъ, чѣмъ я. Но въ этомъ вопросѣ я свѣдущъ, и не допущу, чтобы ты злоупотреблялъ невѣжествомъ Мар³ано и другихъ. Какъ ты можешь обвинять во всемъ прежнее время? Напротивъ того, во всемъ виноваты либерализмъ и теперешнее безвѣр³е. Безъ трона и алтаря Испан³я не можетъ существовать, какъ хромой падаетъ, уронивъ костыли;- это ясно видно изъ всего, что дѣлается у насъ съ тѣхъ поръ, какъ начались революц³и. Мы играемъ жалкую роль. У насъ отбираютъ наши острова,- испанцевъ, самую храбрую нац³ю въ м³рѣ, разбиваютъ, страна погибаетъ отъ долговъ, сколько новыхъ налоговъ не придумываютъ въ Мадридѣ. Развѣ это когда-нибудь бывало?..

   - Бывало и хуже.

   - Ты прямо съ ума сошелъ... Ты разсуждаешь не какъ испанецъ. Забылъ ты, что-ли, что сдѣлали Фердинандъ и Изабелла. Нечего хирѣть надъ книгами, чтобы знать это! Войди въ хоръ и ты увидишь на нижнемъ рядѣ креселъ всѣ побѣды, которыя они одержали съ помощью Господней. Они покорили Гренаду и прогнали нечестивцевъ, которые держали насъ подъ варварскимъ игомъ шесть вѣковъ. Забылъ открыт³е Америки? Кто, кромѣ насъ былъ на это способенъ? Добрая королева заложила свои драгоцѣнности для того, чтобы Колумбъ мотъ совершить свое путешеств³е. Этого ты не станешь вѣдь отрицать. А побѣды Карла Ѵ-го? Что ты можешь привести противъ него? Знаешь ли ты болѣе замѣчательнаго человѣка? Онъ покорилъ всѣхъ королей Европы; ему принадлежала половина м³ра и "солнце не заходило въ его царствѣ". Испанцы были тогда властителями м³ра. И этого ты, надѣюсь, не станешь отрицать... А донъ Филиппъ II, этотъ мудрый король, по волѣ котораго всѣ иностранные короли плясали какъ мар³онетки. И все это дѣлалось во славу Испан³и и для торжества вѣры. О его побѣдахъ и о его власти я не стану и говорить. Если отецъ его былъ побѣдителемъ при Пав³и, то онъ побѣдилъ враговъ въ Сенъ-Кентенѣ... А Лепантъ ты помнишь? Въ ризницѣ хранятся знамена корабля, которымъ командовалъ донъ-Хуанъ австр³йск³й. Ты ихъ видѣлъ: на одномъ изображено Распят³е.- Ты прямо потерялъ голову, Габр³эль, если все это отрицаешь. Когда нужно было убить мавровъ, чтобы они не захватили Европу и не угрожали бы христ³анской вѣрѣ, кто это сдѣлалъ? Испанцы... Когда турки завладѣли морями, кто ихъ остановилъ? Испанцы, во главѣ съ донъ-Хуаномъ... Новый м³ръ открытъ былъ испанскими мореплавателями; первое кругосвѣтное плаван³е свершилй испанцы съ Магеланомъ; всѣ славныя предпр³ят³я совершены были нами въ эпоху благоденств³я и торжества вѣры. А наука? Въ тѣ времена жили величайш³е богословы, знаменитѣйш³е поэты, не превзойденные съ тѣхъ поръ. И чтобы показать, что источникъ всякаго велич³я - религ³я, знаменитѣйш³е поэты и писатели носили платье священниковъ... ,

   Ты скажешь, что потомъ наступилъ упадокъ. Я знаю, но это ничего не значитъ. Въ этомъ я вижу испытан³е Господне, желан³е унизить какъ отдѣльныхъ людей, такъ и цѣлые народы, съ тѣмъ, чтобы потомъ возвеличить ихъ, если они будутъ стоять на прежнемъ пути... Что объ этомъ говорить! Мы помнимъ только великое прошлое, блестящую эпоху Фердинанда и Изабеллы, дона Карлоса и двухъ Филипповъ,- и ее мы хотимъ вернуть.

   - А всетаки, донъ Антолинъ,- спокойно возразилъ Габр³эль,- та блестящая эпоха, которою вы восхищаетесь, представляетъ собой именно упадокъ и подготовила наше разорен³е. Я не удивляюсь вашему возмущен³ю. Вы повторяете то, чему васъ учили. Друг³е, болѣе образованные, чѣмъ вы, тоже возмущаются, если затронутъ то, что они называютъ "золотымъ вѣкомъ". Это происходитъ оттого, что изучен³е истор³и сводится у насъ къ прославлен³ю внѣшняго великолѣп³я, а между тѣмъ только дикари цѣнятъ все no внѣшнему блеску, а не по внутренней пользѣ.

   Испан³я, конечно, была велика и, можетъ быть, станетъ еще великой нац³ей, благодаря качествамъ, которыхъ не могли уничтожить война и политика. Но эти качества создались въ средн³е вѣка, когда можно было питать надежды, не оправдавш³яся послѣ того, какъ утвердилось нац³ональное единство. Тогда въ Испан³и жило образованное, трудолюбивое культурное населен³е; тогда создались элементы, могущ³е породить великую нац³ю. Но здан³е, поражающее васъ своимъ велич³емъ, построено зодчими, явившимися извнѣ.

   Въ пылу спора Габр³эль забылъ о необходимой осторожности,- такъ ему хотѣлось убѣдить дона Антолина, который слушалъ его холодно и мрачно и въ немъ вспыхнулъ прежн³й жаръ, прежнее желан³е обращать людей въ свою вѣру. Онъ переставалъ скрывать свои убѣжден³я. Друг³е слушатели внимали возбужденно, смутно чувствуя необычайность подобныхъ рѣчей въ стѣнахъ собора. Донъ Мартино, стоя за спиной своего скупого покровителя, смотрѣлъ на Габр³эля съ нескрываемымъ восторгомъ.

   Габр³эль сталъ излагать, освѣщая факты, согласно своимъ революц³оннымъ идеямъ, всю истор³ю иностранныхъ вторжен³й въ Испан³ю, а также изображалъ ростъ нац³ональнаго духа, который достигъ высшаго напряжен³я въ концѣ среднихъ вѣковъ. Царствован³е Фердинанда и Изабеллы было апогеемъ нац³ональной истор³и и,вмѣстѣ съ тѣмъ, началомъ паден³я. To, что было великаго при нихъ, было результатомъ энерг³и прежнихъ вѣковъ. Сами же они погубили Испан³ю своей политикой, толкнувъ ее на путь религ³ознаго фанатизма и возбудивъ жажду всем³рнаго цезаризма. Въ то время Испан³я стояла впереди всей Европы и играла такую же роль, какъ теперь Англ³я. Если бы вмѣсто того, чтобы бросаться въ военныя авантюры, она продолжала прежнюю политику вѣротерпимости и сл³ян³я расъ, земледѣльческаго и промышленнаго труда,- какъ бы она далеко пошла!.. Возрожден³е было въ значительной степени болѣе испанскимъ, чѣмъ итальянскимъ. Въ Итал³и возродилось только античное искусство, но то, что составляетъ другую сторону возрожден³я - пробужден³е къ жизни новаго общества съ новой культурой и наукой - все это дѣло Испан³и, въ которой слилась арабская, ³удейская и христ³анская культура. Въ Испан³и впервые создалась современная стратег³я; испанск³я войска первыя стали употреблять огнестрѣльное оруж³е. Испан³я открыла Америку.

   - Что-жъ, этого тебѣ мало?- прервалъ донъ Антолинъ.- Ты вѣдь самъ подтверждаешь мои слова, говоря, что велич³е Испан³и относится ко времени Фердинанда и Изабеллы католическихъ.

   - Я признаю, что это была одна изъ самыхъ блестящихъ эпохъ нашей истор³и, послѣдн³й моментъ ея славы,- но тогда же именно началась смерть нац³и, въ которой смѣшались арабы, евреи и христ³ане. Изабелла установила инквизиц³ю; начались религ³озныя преслѣдован³я. Наука загасила свой свѣтъ въ мечетяхъ и синагогахъ, забросила книги въ далек³е углы христ³анскихъ монастырей: насталъ часъ однѣхъ молитвъ. Испанская мысль укрылась въ тѣни, дрожала отъ холода и, наконецъ, умерла. To, что осталось, направлено было на поэз³ю, драму и богословск³е диспуты. Знан³е стало путемъ къ костру.

   Потомъ явилось новое бѣдств³е; изгнаны были евреи, которые такъ любили нашу страну. Они еще теперь, четыре вѣка спустя, разсѣянные по берегамъ Дуная и Босфора, оплакиваютъ на старомъ кастильскомъ нарѣч³и потерянную родину:

  

   Perdimos la bella Sion

   Perdimos tambien Espana,

   Nido de consolacion

  

   (Мы потеряли прекрасный С³онъ - и Испан³ю - пр³ютъ утѣшительный). Они дали наукѣ среднихъ вѣковъ такихъ великихъ людей, какъ Маймонидъ и служили опорой нашей промышленности. Испан³я, обманутая своей жизнеспособностью, надѣялась, что сможетъ перенести эту утрату и открывала себѣ жилы въ угоду народившемуся фанатизму.

   Потомъ начинается вторжен³е австр³йцевъ. Нац³я теряетъ навсегда свою самобытность и начинаетъ умирать. Истинная Испан³я, чуждая посторонняго вл³ян³я, это - та, въ которой христ³анское населен³е, съ примѣсью арабовъ, мавровъ и евреевъ, отличалось вѣротерпимостью; это Испан³я, въ которой процвѣтали земледѣл³е и промышленность, въ которой были свободные города. Она умерла при Фердинандѣ и Изабеллѣ католическихъ и смѣнилась Испан³ей фламандской, которая сдѣлалась германской колон³ей, истощала свои силы въ войнахъ, не имѣвшихъ нац³ональнаго значен³я. Карлъ V и его сыновья были сильными королями, не спорю, но они убили нац³ональный духъ Испан³и, убили испано-арабскую культуру. Хуже того, они уничтожили культурную вѣротерпимость Испан³и, свободу древней испанской церкви, и создали жесток³й церковный фанатизмъ, который - вовсе не произведен³е испанской почвы, а создан³е нѣмецкаго цезаризма.

   Донъ Антолинъ не выдержалъ, наконецъ, кощунственныхъ рѣчей Габр³эля и остановилъ его.

   - Габр³эль, сынъ мой!- воскликнулъ онъ:- да ты болѣе крайн³й, чѣмъ я думалъ! Подумай! гдѣ ты все это говоришь? Мы стоимъ подъ сводами великаго испанскаго собора!..

   Но ужасъ и возмущен³е стараго священника еще болѣе возбуждали Габр³эля, и онъ продолжалъ развивать свои взгляды.

   - Повторяю,- говорилъ онъ - Карлъ V былъ нѣмецъ до мозга костей и переносилъ несчаст³я Испан³и какъ иностранецъ. А послѣ него началось разложен³е. Филиппъ III довершилъ гибель страны, изгнавъ мавровъ; Филиппъ IV былъ порочный дегенератъ. Испан³я покрылась тысячами монастырей и церквей. Число священниковъ и монаховъ все росло и росло, а численность населен³я въ течен³е двухъ вѣковъ спустилась отъ тридцати милл³оновъ до семи. Инквизиц³я убивала культуру, войны истощали силы, усиленная эмиграц³я въ Америку уносила всѣ лучш³е рабоч³е элементы страны. И эта эпоха варварства и застоя наступила какъ разъ тогда, когда вся остальная Европа развивалась и шла влередъ. Испан³я, стоявшая такъ долго впереди всѣхъ народовъ, очутилась въ хвостѣ. Короли, обуреваемые гордостью, начали безумную войну для возстановлен³я прежняго блеска, но это привело къ новому поражен³ю. Испан³я становилась все болѣе и болѣе католической и все болѣе и болѣе бѣдной и невѣжественной. Она хотѣла покорить м³ръ, а внутри страны все было опустошено. Исчезло множество старыхъ деревень; дороги исчезали. Никто не зналъ географическое положен³е своей родины, но всѣ были освѣдомлены о томъ, гдѣ небо, чистилище и рай. Плодородныя мѣстности заняты были не фермами, а монастырями; a no дорогамъ бродили разбойники, которые могли всегда укрыться отъ преслѣдован³й въ монастыряхъ. Невѣжество и нищета по всей странѣ, усѣянной монастырями и церквами, были невообразимыя, и когда кончилось владычество австр³йцевъ, Испан³я была такъ безсильна, что чуть не наступилъ раздѣлъ ея между европейскими державами; ее чуть не постигла судьба другой католической страны въ Европѣ - Польши. Насъ спасли только распри королей.

   - Однако,- попробовалъ было возражать донъ Антолинъ,- если время это было такимъ ужаснымъ, почему испанцы терпѣли? Почему не было "pronuneiamentos" и такихъ возстан³й, какъ въ наше время?

   - Развѣ это было возможно? Власть католичества, поддерживавшая власть монарх³и, убила народный духъ;- мы до сихъ поръ страдаемъ отъ послѣдств³й этой болѣзни, длившейся цѣлые вѣка. Чтобы спасти страну отъ гибели, пришлось призвать на помощь иностранцевъ,- явились Бурбоны. Во время войны за испанское наслѣдство призваны были нѣмецк³е и англ³йск³е генералы и офицеры. He было испанцевъ, способныхъ командовать войскомъ. При Филиппѣ V и Филиппѣ VI все управлен³е страны было въ рукахъ иностранцевъ. Единственное спасен³е было въ антиклерикализмѣ, и его внесли въ Испан³ю иностранцы - Бурбоны. Карлъ III первый началъ борьбу противъ церковной власти,- и церковь стала плакаться на преслѣдован³я, на то, что у нея отнимаютъ ея права и главное - ея имущества. Но для страны политика Карла III была счастьемъ; она воскресила нац³ональную жизнь. Въ политикѣ Карла сказались отголоски англ³йской революц³и. Но принципъ наслѣдственности погубилъ дѣло просвѣщеннаго короля. Слѣдующ³е короли не продолжили его дѣла, а наступившая французская революц³я такъ напугала представителей монархической власти, что они потеряли голову уже навсегда. Страхъ передъ революц³ей снова обратилъ ихъ къ церкви, какъ единственной опорѣ; опять ³езуиты и монахи сдѣлались и остались до сихъ поръ совѣтчиками королей.

   Наши революц³и были мимолетными мятежами; въ народѣ слишкомъ сказалось долгое церковное рабство, и всѣ испанск³я возстан³я останавливаются у порога церкви. Вы можете быть спокойны, народъ не ворвется въ стѣны собора. Но вы сами знаете, что это не потому, что воскресъ религ³озный духъ прежнихъ вѣковъ.

   - Это правда,- сказалъ донъ Антолинъ. Вѣра исчезла. Никто не приноситъ жертвъ на пользу храма Господня. Только въ часъ смерти, когда людей одолѣваетъ страхъ, они иногда приходятъ намъ на помощь.

   - Вы правы, и я долженъ прибавить, что и испанцы равнодушны къ вопросамъ вѣры по недомысл³ю. Они увѣрены, что попадутъ на небо или въ адъ, потому что имъ это внушили, но при этомъ они живутъ какъ придется, не думая о грядущемъ. Они вѣрны традиц³ямъ вѣры, въ которой ихъ воспитали, но никогда не размышляютъ о религ³и. Они - ни вѣрующ³е, ни атеисты, а принимаютъ за вѣру то, что принято, и живутъ въ какой-то умственной спячкѣ. Всяк³й проблескъ критической мысли убивается страхомъ передъ осужден³емъ другихъ. Судъ закоснѣлаго въ предразсудкахъ общества замѣнилъ прежнюю инквизиц³ю. Всяк³й человѣкъ, разбивающ³й рамки общепринятаго, возбуждаетъ общ³й гнѣвъ и осуждаетъ себя на нищету или одиночество. Нужно быть такимъ, какъ всѣ,- иначе нѣтъ возможности существовать. И вотъ почему у насъ невозможна оригинальная мысль, невозможны плодотворныя революц³и. Вѣра умерла въ испанцахъ, но характеръ нац³и не измѣнился. Остался культъ традиц³й, преграждающ³й путь къ прогрессу. Даже революц³онеры считаются съ предразсудками. Конечно, церковь бѣдна въ сравнен³и съ ея прежними несмѣтными богатствами, но положен³е ея еще прочное. Пока у насъ будутъ попрежнему бояться суда людей и страшиться каждой новой идеи - до тѣхъ поръ вамъ нечего бояться революц³и: какъ она ни будетъ бушевать, васъ она не коснется,

   Донъ Антолинъ разсмѣялся.

   - Теперь я совсѣмъ тебя не понимаю, Габр³эль. Я возмущался твоими словами и думалъ, что ты, какъ мног³е друг³е, жаждешь революц³и и водворен³я республики, которая отниметъ у насъ все. А ты, оказывается, всѣмъ не доволенъ. Я радъ. Ты не страшный врагъ - ты слишкомъ многаго требуешь. Ho послушай, неужели ты дѣйствительно думаешь, что Испан³я теперь еще въ такомъ же дикомъ состоян³и, какъ въ тѣ вѣка, о которыхъ ты говоришь? Я все слышу о желѣзныхъ дорогахъ, фабрикахъ и заводахъ, наполняющихъ города и возвышающихся высоко надъ колокольнями церквей къ радости нечестивыхъ.- Прогрессъ, конечно, есть,- пренебрежительно отвѣтилъ Габр³эль.- Политическ³я революц³и привели Испан³ю въ связь съ Европой, и потокъ захватилъ и насъ,- какъ онъ захватилъ дик³я племена Аз³и и Америки. Но мы идемъ слѣдомъ за другими, безъ всякой иниц³ативы, плывемъ по течен³ю, въ то время какъ сосѣди, болѣе сильные, плывутъ впереди насъ. Въ чемъ результаты прогресса въ Испан³и? Наши желѣзныя дороги, очень плох³я, принадлежатъ иностранцамъ; промышленность, въ особенности самое главное - металлург³я - тоже въ рукахъ иностранныхъ капиталистовъ. Нац³ональная промышленность прозябаетъ подъ гнетомъ варварскаго протекц³онизма и не находитъ поддержки капитала. Въ деревняхъ деньги все еще прячутъ въ потаенномъ мѣстѣ, а въ городахъ ихъ отдаютъ, какъ прежде, въ ростъ, не употребляя на живое дѣло. Наиболѣе смѣлые покупаютъ государственныя бумаги, а правительство продолжаетъ растрачивать государственные доходы, зная, что всегда найдетъ у кого занимать деньги и гордясь кредитомъ, какъ доказательствомъ своего богатства.

   Милл³оны гектаровъ земель пропадаютъ безъ правильнаго орошен³я. Обработка неорошенныхъ земель - у насъ единственный родъ земледѣл³я, и въ этомъ сказывается фанатизмъ, вѣра въ молитвы и небесныя воды, а не въ плодотворный трудъ рукъ человѣческихъ. Рѣки высыхаютъ лѣтомъ, а когда онѣ наполняются зимой, то наступаютъ губительныя наводнен³я. Есть достаточно камня для построекъ церквей, но нѣтъ - для плотинъ и бассейновъ. Воздвигаютъ колокольни и въ тоже время истребляютъ лѣса, которые привлекали бы дождь.

   Но самая ужасная язва нашего земледѣл³я - рутинность крестьянъ, отвергающихъ всяк³е научные пр³емы во имя старыхъ традиц³й. "Минувш³я времена - самыя благодатныя; такъ воздѣлывали землю мои предки - такъ буду воздѣлывать ее и я". Невѣжество возводится въ нац³ональную гордость. Въ другихъ странахъ разсадниками прогресса являются школы и университеты,- у насъ же они создаютъ интеллигентный пролетар³атъ, который гонится только за мѣстами и не желаютъ никакихъ реформъ. Учатся, чтобы имѣть дипломъ, обезпечивающ³й заработокъ, а не для того, чтобы пр³обрѣтать знан³я. Профессора и ученые, большею частью - адвокаты или доктора, занятые своей професс³ей и не интересующ³еся наукой. Они читаютъ лекц³и по часу въ день, повторяя, какъ фонографы, то, что читали за годъ до того, а потомъ возвращаются къ своимъ процессамъ и къ своимъ больнымъ, равнодушные къ тому, что пишется послѣ ихъ вступлен³я въ должность. Вся испанская наука - изъ вторыхъ рукъ, все переведено съ французскаго, да и эти переводы мало кто читаетъ, довольствуясь учебниками, читанными въ дѣтствѣ, и знакомясь съ завоеван³ями европейской мысли по газетамъ; всѣ заняты практическими интересами; студенты абсолютно не развиты; ихъ отрываютъ отъ дѣтскихъ игрушекъ, чтобы послать обучаться практическимъ знан³ямъ, и послѣ короткаго ученья они становятся нашими управителями, законодателями и юристами. Развѣ это не смѣшно?

   Габр³эль не смѣялся, но донъ Антолинъ и друг³е восторженно внимали его словамъ. Старику священнику были пр³ятны всяк³е нападки на современность, и онъ выразилъ одобрен³е Габр³элю.

   - Бѣдовый ты!- сказалъ онъ Габр³элю.- Никому спуску не даешъ.

   - Наша страна обезсилена,- сказалъ Габр³эпь.- Въ другихъ странахъ сохраняютъ остатки старины, берегутъ ихъ и облегчаютъ къ нимъ доступъ, a y насъ, гдѣ процвѣтали всѣ виды европейскаго искусства,- римское, мавританское,- все гибнетъ отъ недостаточнаго присмотра. Народъ уничтожаетъ драгоцѣннѣйш³е памятники старины. Вся Испан³я - запыленный и запущенный музей со старымъ хламомъ, не привлекающимъ даже туристовъ. Даже развалины у насъ развалились!

   Донъ Мартинъ, молодой священникъ, молча глядѣлъ въ глаза Габр³элю, и въ его глазахъ свѣтился восторгъ. Друг³е слушали, опустивъ голову, зачарованные смѣлостью рѣчей, прозвучавшихъ въ церковныхъ стѣнахъ. Одинъ донъ Антолинъ улыбался; его забавляли слова Габр³эля, хотя онъ былъ увѣренъ въ ихъ явной нелѣпости. Становилось уже темно, солнце зашло, и Марикита стала звать дядю домой.

   - Сейчасъ, сейчасъ, иду,- сказалъ донъ Антолинъ,- я только еще долженъ ему что-то сказать.

   - Послушай,- сказалъ онъ,- обращаясь къ Габр³элю:- ты вотъ все такъ осуждаешь. Испанская церковь, развалившаяся отъ старости по твоимъ словамъ, обѣднѣла; но и этого тебѣ мало. Какое же ты предлагаешь средство, чтобы поправить дѣло? Скажи намъ, и потомъ пойдемъ домой. Становится холодно.

   Онъ посмотрѣлъ на Габр³эля, улыбаясь съ отеческимъ сожалѣн³емъ, глядя на него какъ на ребенка...

   - Увы,- отвѣтилъ Габр³эль,- я не знаю средства. Насъ можетъ исцѣлить только научный прогрессъ. Всѣ народы шли одинаковымъ путемъ; сначала они властвовали мечемъ, потомъ ихъ сила опиралась на вѣру, а затѣмъ уже на науку. Нами владѣли воины и духовенство. Но мы остановились на порогѣ современной жизни, не рѣшаясь обратиться къ наукѣ, которая могла бы насъ спасти. Испан³я слишкомъ отдалилась отъ свѣта науки, который доходитъ до насъ только въ холодныхъ, слабыхъ отблескахъ. Мы слишкомъ горѣли вѣрой, и теперь обезсилѣли, какъ люди, испытавш³е серьезную болѣзнь въ ранней юности и навсегда оставш³еся безсильными, осужденные на преждевременную старость.

   - Знаемъ мы,- сказалъ донъ Антолинъ, направляясь къ дверямъ своей квартиры.- Наука... о ней постоянно говорятъ въ такихъ случаяхъ... Нѣтъ, лучшая наука - это любить Бога. До свиданья.

   - До свиданья, донъ Антолинъ. Но не забывайте вотъ чего: мы никогда не выходили изъ-подъ власти вѣры и меча. To вѣра, то мечъ управляли нами. А никогда не было рѣчи о наукѣ. Она никогда не властвовала въ Испан³и хотя бы однѣ сутки.

  

  

   Послѣ этой бесѣды Габр³эль сталъ избѣгать разговоровъ съ дономъ Антолиномъ, раскаиваясь въ своей неосторожности: онъ понялъ, что ему опасно высказывать свои убѣжден³я; онъ боялся, что его выгонятъ и изъ собора, и что еиу снова придется скитаться безъ пристанища. Зачѣмъ бороться противъ неискоренимыхъ предразсудковъ? Зачѣмъ напрасно кружить головы горсти соборныхъ служителей? Обращен³е нѣсколькихъ существъ, привязанныхъ къ прошлому, какъ улитки къ скалѣ, не можетъ содѣйствовать духовному освобожден³ю человѣчества.

   Эстабанъ, который пересталъ угрюмо молчать, какъ въ первое время послѣ пр³ѣзда Саграр³о, тоже совѣтовалъ ему быть осторожнымъ, потому что донъ Антолинъ призвалъ его и сталъ освѣдомляться, откуда у Габр³эля взялись так³я опасныя мысли. У него прямо дьявольск³я мысли, говорилъ онъ, и онъ спокойно высказываетъ ихъ въ соборѣ, точно тутъ одинъ изъ тѣхъ нечестивыхъ клубовъ, которые развелись заграницей. Откуда это твой братъ набрался всего этого? Никогда я ни отъ кого не слышалъ подобныхъ ересей... Онъ обѣщалъ не поднимать скандала, въ виду того, что онъ былъ гордостью семинар³и, и особенно въ виду его болѣзненнаго состоян³я, понимая, что было бы безчеловѣчно выгнать его изъ собора; но онъ требовалъ, чтобы больше так³е "митинги" не повторялись въ стѣнахъ собора, и чтобы онъ не развращалъ служащихъ. Живя гостемъ въ соборѣ, не благородно подтачивать его основы.

   Этотъ послѣдн³й доводъ убѣдилъ Габр³эля, и онъ сталъ избѣгать встрѣчъ со своими друзьями, не приходилъ къ сапожнику, и когда видѣлъ, что всѣ они собираются въ галлереѣ послушать его, отправлялся наверхъ къ регенту, который былъ счастливъ, что можетъ играть ему новыя пьесы.

   Когда Габр³эль сильно кашлялъ, онъ переставалъ играть, и между ними завязывались длинныя бесѣды всегда на одну и ту же тему - о музыкѣ.

   - Замѣтили ли вы, донъ Габр³эль,- сказалъ однажды донъ-Луисъ,- что Испан³я очень печальна, но не поэтичной грустью другихъ странъ, а дикой, грубой скорбью? Испан³я знаетъ или громк³й смѣхъ, или рыдан³я и вой, но не знаетъ ни улыбки, ни разумной веселости, которая отличаетъ человѣка отъ звѣря. Она смѣется, оскаливая зубы; душа ея всегда мрачна какъ пещера, гдѣ страсти мечутся, какъ звѣри въ клѣткѣ.

   - Вы правы: Испан³я печальна,- отвѣтилъ Габр³эль.- Она уже не ходитъ вся въ черномъ, съ четками на рукояткѣ меча, какъ въ прежнее время, но душа у нея мрачная, живущая отголосками инквизиц³и, страхомъ костровъ. Нѣтъ у насъ открытой веселости.

   - Эго всего замѣтнѣе въ музыкѣ,- сказалъ донъ-Луисъ.- Нѣмцы танцуютъ томные или бѣшеные вальсы, или съ кружкой пива въ рукахъ поютъ студенческ³я пѣсни, прославляя беззаботную жизнь. Французы хохочутъ и пляшутъ съ порывистыми движен³ями, готовые сами смѣяться надъ своими обезьяньими ужимками. У англичанъ танцы похожи на спортъ здоровыхъ атлетовъ. И всѣ эти народы, когда они проникаются тихой поэтической грустью, поютъ романсы или баллады, жаждутъ сладкихъ звуковъ, которые усыпляютъ душу и возбуждаютъ фантаз³ю. A наши народные танцы носятъ священническ³й характеръ, напоминаютъ экстазъ танцующихъ жрицъ, которыя падаютъ въ концѣ къ поднож³ю алтаря съ обезумѣвшими глазами, съ пѣной на устахъ. А наше пѣн³е? Пѣсни прекрасны, но сколько въ нихъ отчаян³я, до чего онѣ надрываютъ душу народа, любимое развлечен³е котораго - видъ крови на аренахъ цирка!

   Говорятъ объ испанской живости, объ андалузской веселости... Хороша она!.. Я разъ былъ въ Мадридѣ на андалузскомъ праздникѣ. Всѣ хотѣли быть веселыми, пили много вина. Но чѣмъ больше они пили, тѣмъ лица становились болѣе мрачными, движен³я болѣе рѣзкими... Олэ!! Олэ! Но веселья не было. Мужчины обмѣнивались злыми взглядами; женщины топали ногами, хлопали въ ладоши съ затуманеннымъ взоромъ, точно музыка опустошила ихъ мозгъ. Танцовщицы извивались какъ зачарованныя змѣи, сжавъ губы, съ неприступнымъ, надменнымъ взглядомъ, какъ баядерки, исполняющ³я священный танецъ. По временамъ раздавалось пѣн³е на монотонный и сонный мотивъ, съ острыми выкриками, какъ у человѣка, падающаго пораженнымъ на смерть. Слова пѣсенъ были прекрасны, но печальны, какъ жалобы узника въ тюрьмѣ. Содержан³е всѣхъ пѣсенъ было одно и то же: ударъ кинжала въ сердце измѣнницы, месть за оскорблен³е матери, проклят³я судьямъ, посылающимъ разбойниковъ на каторгу, прощан³е съ м³ромъ передъ казнью на зарѣ послѣдняго дня - похоронная поэз³я, сжимающая сердце и убивающая радость. Даже въ гимнахъ женской красотѣ говорилось о крови и кинжалахъ. Вотъ музыка, которая развлекаетъ народъ въ праздникъ, и будетъ "веселить" его еще много вѣковъ. Мы - печальный народъ и можемъ пѣть только съ угрозами и слезами. Намъ нравятся только тѣ пѣсни, въ которыхъ есть стоны и предсмертный хрипъ.

   - Это совершенно понятно,- возразилъ Габбр³эль.- Испанск³й народъ любилъ своихъ королей и своихъ священниковъ, слѣпо имъ вѣрилъ, и сталъ походить на нихъ. Онъ веселъ грубымъ весельемъ монаха; его плутовск³е романы - разсказы, придуманные въ часы пищеварен³я въ монастырскихъ трапезныхъ. Предметы нашего смѣха всегда одни и тѣ же: уродство нищеты, паразиты на тѣлѣ, мѣдный тазъ благороднаго гидальго, уловки нищаго, который крадетъ кошелекъ у товарища, ловкая кража у благочестивыхъ дамъ въ церкви, хитрость женщинъ, которыхъ держатъ взаперти, болѣе порочныхъ, чѣмъ женщины, пользующ³яся полной свободой... Испанская грусть - дѣло нашихъ королей, мрачныхъ, больныхъ, мечтавшихъ о м³ровой власти въ то время, какъ народъ умиралъ съ голоду. Когда дѣйствительность не оправдывала ихъ надеждъ, они становились мрачными ипохондриками, приписывали свои неудачи карѣ Господней и, чтобы умилостивить небо, предавались жестокому благочест³ю. Когда Филиппъ II услышалъ о гибели "непобѣдимой Армады", о смерти тысячъ людей, которыхъ оплакивала половина страны, онъ не обнаружилъ никакого волнен³я. "Я послалъ ихъ сражаться съ людьми, а не со стих³ями", сказалъ онъ и продолжалъ молиться въ эскур³алѣ. Жестокая грусть этихъ монарховъ гнететъ до сихъ поръ нашъ народъ. He напрасно уже много вѣковъ черный цвѣтъ сталъ цвѣтомъ испанскаго двора. Темные парки королевскихъ замковъ, тѣнистыя, холодныя аллеи были всегда и остались до сихъ поръ любимыми ихъ мѣстами для прогулокъ. Крыши ихъ загородныхъ дворцовъ темныя, башни плоск³я и дворы мрачны, какъ въ монастыряхъ.

   Габр³эль радъ былъ, что могъ свободно, безъ боязни, изливать накипѣвш³я въ немъ мятежныя чувства передъ музыкантомъ, и воодушевился, говоря о вл³ян³и вѣковъ инквизиц³и на народъ. Угрюмость королей, продолжалъ онъ - наказан³е, возложенное природой на испанскихъ деспотовъ. Когда кто-нибудь изъ королей, какъ напримѣръ Фердинандъ V, имѣлъ отъ природы художественный вкусъ, то вмѣсто того, чтобы наслаждаться жизнью, онъ томно вздыхалъ, слушая женоподобное сопрано Фаринелли. Болѣе безразличные къ красотѣ короли жили вълѣсахъ около Мадрида, охотились на оленей и зѣвали отъ скуки въ промежуткахъ между выстрѣлами. Печаль католической вѣры проникла въ плоть и кровь нашихъ королей. Въ то время какъ человѣчество, осмѣлѣвшее подъ чувственнымъ дуновен³емъ Возрожден³я, восторгалось Апполономъ и снова поклонялось Венерѣ, извлеченной изъ развалинъ, идеаломъ красоты для нашихъ королей оставался попрежнему запыленный темный Христосъ старыхъ соборовъ съ его безжизненнымъ лицомъ, изможденнымъ тѣломъ и костлявыми ногами, съ струящейся по нимъ кровью. Во всѣхъ религ³яхъ начинали любить кровь, когда зарождалось невѣр³е, когда брались за мечъ, чтобы укрѣплять вѣру. Въ то время какъ въ Версалѣ били фонтаны среди мраморныхъ нимфъ и придворные Людовика XIV, щеголяя пестрыми нарядами, увивались за дамами, не скупившимися на свою благосклонность, не зная стыда, ставъ совершенными язычниками, испанск³й дворъ одѣвался въ черное, носилъ четки у пояса и считалъ за честь присутствовать при сожжен³и еретиковъ на кострахъ, нося зеленыя ленты, въ знакъ принадлежности къ инквизиц³онному суду.

   Мы - испанцы, дѣйствительно рабы печали и у насъ царитъ до сихъ поръ мракъ прежнихъ вѣковъ. Я часто думалъ о томъ, какъ ужасна была жизнь людей съ открытымъ умомъ въ тѣ времена. Инквизиц³я подслушивала каждое слово и старалась угадывать мысли. Единственной цѣлью жизни считалось завоевыван³е неба, а оно становилось съ каждымъ днемъ все болѣе труднымъ. Приходилось, чтобы спасти душу, отдавать всѣ свои деньги церкви и высшимъ совершенствомъ признавалась бѣдность. Нужно было, кромѣ того, ежечасно молиться, ходить въ церковь, поступать въ братск³я общины, бичевать тѣло, внимать голосу "брата смертнаго грѣха", будившаго отъ сна напоминан³емъ о близкой смерти. И все это не избавляло отъ страха попасть въ адъ за малѣйшее прегрѣшен³е. Никакъ нельзя было умилостивить окончательно грознаго мстительнаго Бога. А я уже не говорю о вѣчномъ страхѣ физическихъ мукъ, сожжен³я на кострѣ. Самые открытые умы слабѣли подъ этой постоянной угрозой и становится понятнымъ циничное признан³е монаха Л³оренте, говорившаго, что онъ потому сдѣлался секретаремъ инквизиц³оннаго. суда, что, "лучше поджаривать людей, чѣмъ самому быть поджареннымъ". Умнымъ людямъ не оставалось другого выбора. Какъ они могли противиться? Король, при всемъ сѳоемъ могуществѣ былъ слугой духовенства и инквизиц³и, болѣе нуждаясь въ поддержкѣ церкви, чѣмъ церковь въ его поддержкѣ...

   Габр³эль остановился, чувствуя, что задыхается. Среди своихъ пламенныхъ рѣчей онъ закашлялся сильнѣе, чѣмъ обыкновенно и бесѣда оборваласъ. Регентъ испугался за него.

   - He пугайтесь, донъ-Луисъ,- сказалъ Габр³эль.- У меня так³е припадки бываютъ каждый день; я боленъ, и мнѣ не слѣдустъ такъ много говорить. Но я не могу молчать,- до того меня волнуетъ мысль о томъ, какъ погубили нашу страну монахи и какъ они губятъ весь м³ръ.

   - Я политикой не интересуюсь,- сказалъ донъ-Луисъ.- Я не разсуждаю о томъ, что лучше, республика или монарх³я; моя единственная родина - искусство. Я не знаю, какова монарх³я въ другихъ странахъ, я только вижу, что въ Испан³и она мертва. Ее терпятъ, какъ друг³е пережитки прошлаго, но она ни въ комъ не вызываетъ восторга и никто не расположенъ приносить себя въ жертву ей, я даже думаю, что тѣ, которые живуть подъ ея сѣнью, связанные съ престоломъ своими личными выгодами, болѣе преданы ей на словахъ, чѣмъ на дѣлѣ.

   - Это правда,- отвѣтилъ Габр³эль.- Послѣднимъ популярнымъ монархомъ былъ Фердинандъ VII. Всяк³й народъ заслуживаетъ своихъ властителей... Нац³я пошла впередъ по пути прогресса, а короли даже, напротивъ того, ушли назадъ, отказавшись отъ антиклерикализма и реформаторскихъ начинан³й первыхъ Бурбоновъ. Если бы теперь воспитатели какого-нибудь молодого принца сказали, что хотятъ "сдѣлать его дономъ Карлосомъ III", стѣны дворцовъ содрогнулись бы отъ такихъ словъ. Австр³йская политика воскресла, какъ сорная трава выростаетъ заново, сколько ее ни вырывай... Если въ нашихъ королевскихъ дворцахъ вспоминаютъ прошломъ, то лишь объ эпохѣ австр³йскаго владычества. Тамъ совершенно забыты тѣ короли, которые уничтожили обаян³е инквизиц³и, изгнали ³езуитовъ и содѣйствовали благосостоян³ю страны. Совершенно забыты тѣ иностранные министры, которые просвѣтили Испан³ю. ²езуиты, монахи и священники снова всѣмъ распоряжаются, какъ въ худш³я времена царствован³я дона Карлоса II... Да, донъ-Луисъ, вы правы: монарх³я умерла. Между нею и страной такое же взаимоотношен³е, какъ между живымъ и мертвымъ. Вѣковая лѣнь испанцевъ, ихъ боязнь передъ всѣмъ новымъ, длятъ ту форму правлен³я, которая не имѣетъ у насъ, какъ въ другихъ странахъ, оправдан³я военныхъ побѣдъ и захвата новыхъ земель.

  

   Вскорѣ Габр³эль сталъ опять видаться со своими друзьями, которые, по выражен³ю сапожника, не могли жить безъ него. Друзья собирались теперь на башнѣ у звонаря, чтобы избѣжать инквизиторскихъ взглядовъ дона Антолина. По утрамъ Габр³эль сидѣлъ подлѣ своей племянницы, глядя, какъ она шьетъ на машинѣ, и смотрѣлъ на ея грустное лицо, когда она молчаливо склонялась надъ работой. Они очень сблизились, проводя вмѣстѣ время въ одинокомъ помѣщен³и Эстабана, который уходилъ изъ дому, избѣгая общества дочери. Ихъ сближала также болѣзнь. По ночамъ Габр³эль, который не могъ уснуть отъ душившаго его кашля, слышалъ стоны племянницы. Встрѣчаясь утромъ, они обмѣнивались тревожными вопросами о здоровьи другъ друга: каждый изъ нихъ забывалъ о своихъ страдан³яхъ, видя передъ собой страдан³е другого. Саграр³о была очень больна, но ея молодое лицо оставалось красивымъ, глаза све