Бласко-Ибаньес Висенте - Толедский собор

отъ занят³й Габр³эль бродилъ въ соборѣ до вечера. Онъ любилъ заходить за главный алтарь; это было самое темное и самое тихое мѣсто во всей церкви. Тамъ почивало въ гробницахъ прошлое Испан³и. Въ королевской часовнѣ за дверью, которую оберегали два подбоченившихся каменныхъ воина, кастильск³е монархи спали въ своихъ могилахъ, на которыхъ стояли въ молитвенныхъ позахъ статуи въ золотыхъ доспѣхахъ.

   Семинаристъ любилъ останавливаться также передъ часовней Сантъ Яго и смотрѣть во внутрь черезъ рѣшетки трехъ стрѣльчатыхъ сводовъ. Въ глубинѣ, святой въ одеждѣ странника, поднявъ въ рукѣ мечъ, топталъ нечестивцевъ копытами своей лошади. Больш³я раковины и красные щиты, украшенные серебряными полумѣсяцами, покрывали бѣлыя стѣны до верха. Отецъ Габр³эля считалъ эту часовню своею собственностью. Это была, по его словамъ, часовня семейства Луна и, какъ надъ нимъ ни смѣялись, онъ всетаки вѣрилъ, что конетабль донъ Альваро и супруга его донья Хуана Пиментель, лежавш³е въ своихъ монументальныхъ гробницахъ, его славные предки. На гробницѣ супруги стояли въ углахъ четыре колѣнопреклоненныхъ монаха изъ чернаго мрамора, и созерцали благородную даму, лежавшую на мавзолеѣ. А. гробница несчасгнаго кастильскаго конетабля охранялась четырьмя рыцарями Сантъ Яго, которые, завернувшись въ орлеанск³е плащи, стерегли своего начальника, погребеннаго съ отрубленной головой въ каменной гробницѣ готической формы. Габр³эль вспоминалъ о томъ, что отецъ его разсказывалъ про статую донъ Альваро; когда-то статуя эта была бронзовая и когда въ часовнѣ служили обѣдню, то въ минуту дароприношен³я статуя приводилась въ движен³е посредствомъ скрытой пружины; она подымалась и стояла на колѣняхъ до конца службы. По однимъ свѣдѣн³ямъ Изабелла Кастильская потребовала уничтожен³я этого театральнаго эффекта, нарушавшаго благоговѣн³е молящихся; по словамъ другихъ, автоматъ былъ разбитъ взбунтовавшимися солдатами, врагами конетабля. Снаружи часовня Луна со своими большими укрѣпленными башнями походила на крѣпость, отдѣленную отъ собора.

   Но хотя родители Габр³эля считали эту часовню своею, все же его болѣе привлекала часовня святого Идлефонсо, гдѣ находилась гробница кардинала Альборноза. Изъ всего прошлаго собора Габр³эля болѣе всего восхищала романтическая фигура этого воинствующаго прелата, любителя литературы, испанца по рожден³ю, итальянца по своимъ побѣдамъ. Кардиналъ почивалъ въ богатой мраморной гробницѣ, которой года придали особый блескъ и янтарную мягкость. Невидимая рука вѣковъ, стирая лицо лежащей фигуры, сплюснула носъ, что придало воинственному арх³епископу выражен³е монгольской жестокости. Четыре льва оберегали его прахъ. Все въ этомъ человѣкѣ было необычайно, даже его смерть. Его трупъ, привезенный изъ Итал³и въ Испан³ю при пѣн³и молитвъ, несли на плечахъ цѣлыя толпы: онѣ сбѣжались за индульгенц³ями, обѣщанными папой. Это возвращен³е умершаго на родину длилось нѣсколько мѣсяцевъ: добрый кардиналъ подвигался медленно, переносимый изъ церкви въ церковь; передъ нимъ несли Распят³е, украшающее еще теперь его часовню, и онъ разливалъ на колѣнопреклоненныя толпы ароматы своего набальзамированнаго тѣла. Для дона Хиля дель Альборнозъ ничто не было невозможнымъ. Онъ являлъ собой какъ бы мечъ апостола, вернувш³йся въ м³ръ, чтобы вновь насадить вѣру. Спасаясь отъ дона Педро Жестокаго, онъ укрылся въ Авиньонѣ вмѣстѣ съ другими, болѣе знаменитыми бѣглецами. Тамъ тогда жили папы, изгнанные изъ Рима народомъ, который въ своемъ средневѣковомъ бреду мечталъ возстановить по зову Р³енци древнюю консульскую республику. Но дону Хилю не могла пр³йтись по душѣ жизнь при веселомъ провансальскомъ дворѣ. Онъ носилъ подъ рясой кольчугу, какъ полагалось толедскому арх³епископу и за неимѣн³емъ мавровъ, жаждалъ сразиться съ еретиками. Онъ отправился въ Итал³ю съ поручен³емъ собрать тамъ приверженцевъ церкви и принять начальство надъ ними. Его войско составилось изъ европейскихъ искателей приключен³й и изъ итальянскихъ бандитовъ; онъ опустошилъ много деревень, истребилъ много городовъ отъ имени своего повелителя папы и вскорѣ авиньонск³е изгнанники смогли вновь утвердиться на римскомъ престолѣ. Послѣ этихъ походовъ, которые вернули папамъ половину Итал³и, кардиналъ разбогатѣлъ какъ король и основалъ въ Болоньѣ знаменитую "испанскую коллег³ю". Папа, знавш³й о его грабительскихъ набѣгахъ, потребовалъ отъ него счетовъ. Тогда гордый донъ Хиль предсталъ передъ папой съ повозкой, нагруженный ключами и замками.

   - Это ключи отъ городовъ и крѣпостей, которые я покорилъ папской власти,- надменно сказалъ онъ.- Вотъ мои счета.

   Габр³эль относился къ кардиналу Альборнозо съ тѣмъ восторгомъ, который люди слабой воли часто питаютъ къ военной доблести. Ему было особенно отрадно, что такая гордость духа и такая храбрость проявились именно у служителя церкви:

   "Если бы въ нашъ маловѣрный вѣкъ,- думалъ онъ,- нашлись так³е люди, они подняли бы католичество на прежнюю высоту!"

   Часто бывая въ соборѣ, Габр³эль особенно восхищался рѣшеткой главнаго алтаря, дивной работой Вилальпандо, ея листвой изъ темнаго золота и черноватыми, мѣстами побѣлѣвшими прутьями. Проводники и нищ³е объясняли эти бѣлыя пятна тѣмъ, что рѣшетка была серебряная, но что каноники нарочно выкрасили ее въ черное, чтобы ее не украли наполеоновск³е солдаты. Въ глубинѣ святилища сверкалъ мягкимъ блескомъ главный алтарь изъ стариннаго темнаго золота: подъ его ажурнымъ балдахиномъ изображены были разныя сцены страстей Господнихъ. Золото струилось вдоль бѣлыхъ стѣнъ, отмѣчая сверкающими лин³ями соединен³е камней. Подъ покровомъ рѣзныхъ стрѣльчатыхъ сводовъ стояли гробницы древнѣйшихъ кастильскихъ королей, а также гробница великаго кардинала Мендоцца.

   Вдоль всей обшивки стѣнъ вокругъ алтаря изображенъ былъ безмолвный оркестръ готическихъ ангеловъ въ строго спадающихъ съ плечъ ризахъ, со сложенными крыльями; они играли на лютняхъ и на флейтахъ. Между колоннами статуи святыхъ епископовъ чередовались съ изображен³ями различныхъ историческихъ или легендарныхъ лицъ. Съ одной стороны возвышалась статуя добраго магометанина Абу Валида, увѣковѣченнаго въ христ³анскомъ храмѣ за его вѣротерпимость, съ другой стороны, стоялъ таинственный пастухъ изъ Ласъ Навасъ, который научилъ христ³анъ итти путемъ побѣды, а потомъ исчезъ какъ посланникъ Бож³й. Онъ представлялъ собой жалкую фигуру крестьянина съ плоскимъ лицомъ, съ грубымъ капюшономъ на головѣ. Справа и слѣва рѣшетки, какъ свидѣтели былой пышности, возвышались двѣ кафедры изъ драгоцѣннаго мрамора и рѣзной бронзы.

   Габр³эль бросилъ взглядъ на хоры, восторгаясь изумительными креслами, на которыхъ возсѣдали каноники. Онъ радостно мечталъ о томъ времени, когда и у него будетъ тамъ свое кресло. Идя дальше, онъ останавливался передъ огромной фреской, изображавшей святого Кристобала; фреска была столь же уродлива, какъ и внушительна, гигантъ занималъ всю стѣну и казался, благодаря своему росту, единственнымъ достойнымъ обитателемъ собора.

   Кадеты военной академ³и, разсматривая гиганта, опирающагося на пальму, похожую на метлу, измѣряли саблей его щиколодки и высчитывали, сколько "саблей" во всей фигурѣ святого. Эта безцеремонность будущихъ воиновъ очень возмущала семинариста.

   Иногда утромъ Габр³эль заходилъ въ мозарабскую часовню и внимательно слушалъ службу, которую тамъ свершали на старинный ладъ, такъ, какъ въ средн³е вѣка. На стѣнахъ изображены были въ краскахъ сцены завоеван³я Орана знаменитымъ кардиналомъ Циснеросомъ. Семинаристъ, слушая однообразное пѣн³е мозарабскихъ священниковъ, вспоминалъ столкновен³я, которыя при Альфонсо VI происходили между римской литург³ей и толедской, т.-е. между иностраннымъ и нац³ональнымъ культомъ. Вѣрующ³е, чтобы закончить вѣчный споръ, обратились къ "суду Бож³ему". Король избралъ бойца за Римъ, а жители Толедо поручили защиту готическаго культа мечу Хуана Руидза, владѣвшаго замкомъ на берегахъ Писуэрги. Побѣда выпала на долю готической литург³и, крторая доказала свое превосходство тѣмъ, что прекрасно владѣла мечомъ. Но, вопреки ясно обнаружившейся волѣ Господней, римск³й культъ постепенно вытѣснилъ старый, и мозарабская литург³я сохранялись во всей своей неприкосновенности только въ одной часовнѣ.

   Вечеромъ, когда послѣ окончан³я службы, закрывали соборъ, Габр³эль отправлялся къ звонарю. Мар³ано, сынъ звонаря, былъ однихъ лѣтъ съ семинаристомъ и дружилъ съ нимъ, цѣня его ученость. Онъ служилъ проводникомъ Габр³элю, когда они забирались на чердакъ собора. Взявъ ключъ, открывавш³й двери на своды, они проникали вдвоемъ въ это таинственное мѣсто, куда отъ времени до времени попадали только рабоч³е, производивш³е работы въ соборѣ.

   Сверху соборъ казался некрасивымъ и лишеннымъ всякой оригинальности. Въ первое время своды оставались открытыми, огражденные только воздушными перилами. Но дожди сильно попортили своды, грозя полнымъ разрушен³емъ; каноники покрыли тогда соборъ кровлей изъ сѣрыхъ кирпичей, придававшей храму видъ магазина или большого жилого дома. Верхушки перекидныхъ арокъ какъ бы стыдились показываться надъ такой уродливой крышей; контрафорсы вдавались во внутрь и терялись между плоскими постройками служебныхъ здан³й, прислоненныхъ къ собору; башенки лѣстницъ прятались за щитомъ изъ уродливыхъ кирпичей.

   Два друга, скользя по выступамъ, позеленѣвшимъ отъ дождя, шли вдоль наружнаго края собора. Ноги ихъ путались въ дикихъ травахъ, которыя росли въ расщелинахъ между камнями. При ихъ приближен³и стаи птицъ вылетали изъ этихъ крошечныхъ лѣсовъ. Выступы скульптурныхъ украшен³й служили убѣжищемъ для гнѣздъ. Каждое углублен³е камня становилось маленькимъ озеромъ, куда стекала дождевая вода и куда слетались птицы, чтобы утолить жажду. Иногда на верхушкѣ перекидной арки виднелась какая-нибудь большая черная птица, казавшаяся въ своей неподвижности страннымъ скульптурнымъ украшен³емъ: на самомъ дѣлѣ это была просто ворона, гладившая себѣ крылья клювомъ на солнцѣ. Для тѣхъ, кто смотрѣлъ на нее снизу, она казалась не больше мухи.

   Своды производили на Габр³эля каждый разъ подавляющее впечатлѣн³е. Никакъ нельзя было представить себѣ, что подъ крышей собора ютится столько жизни. Когда, много лѣтъ спустя, Габр³эль увидѣлъ кулисы театра, онъ вспомнилъ своды своего собора. Мальчики ходили среди сгнившихъ балокъ, поддерживавшихъ крыши, по узкимъ дорожкамъ между насыпями, которыя вздымались на полу, подъ крышей точно бѣлые мыльные пузыри. Мѣстами передъ ними з³яли провалы, черезъ которые видна была внутренность церкви на головокружительной глубинѣ, провалы эти похожи были на вертикальныя бойницы или на узк³я отверст³я колодцевъ, въ глубинѣ ихъ проходили по плитамъ церкви люди, на видъ не больше муравьевъ. Въ эти отверст³я проходили веревки отъ большихъ паникадилъ, а также золоченая цѣпь, на которой висѣло распят³е надъ главнымъ алтаремъ. Сквозь огромные переплеты видны были въ полутьмѣ ржавыя зубчатыя колеса, рукояти и канаты, похож³е на как³я то забытыя оруд³я пытки. Это была скрытая механика церковныхъ представлен³й и всѣ эти приспособлен³я служили для поднят³я огромнаго балдахина надъ плащаницей во время страстной недѣли.

   Въ полосахъ свѣта между балками плясали атомы пыли, которая въ течен³е вѣковъ собиралась на сводахъ толстымъ слоемъ. Вѣковыя сѣти паутины качались на вѣтру какъ кисейные вѣера. Шаги мальчиковъ пугали въ далекихъ углахъ крысъ, которыя бросались бѣжать отъ ужаса. Въ самыхъ темныхъ углахъ летали черныя птицы, спускавш³яся въ соборъ ночью черезъ отверст³я сводовъ. Глаза филиновъ сверкали въ темнотѣ фосфорическимъ блескомъ. Летуч³я мыши, испуганныя свѣтомъ, принимались неловко летать и задѣвали крыльями лица пришельцевъ.

   Габр³элю было восемнадцать лѣтъ, когда онъ лишился отца. Старый садовникъ умеръ спокойно, довольный тѣмъ, что вся его семья состоитъ на службѣ при соборѣ и что такимъ образомъ традиц³и семьи Луна не нарушены. Томасъ, старш³й сынъ, занялъ должность отца еще при его жизни. Эстабанъ былъ сначала пѣвчимъ и помощникомъ пономаря, а потомъ произведенъ былъ въ "силенц³ар³я", наблюдающаго за тишиной въ храмѣ, и получилъ, вмѣстѣ съ деревяннымъ шестомъ, жалованье въ шесть реаловъ въ день; это былъ предѣлъ его желан³й. Относительно же младшаго сына садовникъ былъ увѣренъ, что въ немъ растетъ будущ³й отецъ церкви и что на небесахъ ему предназначено мѣсто по правую руку отъ Всевышняго.

   Габр³эль пр³обрѣлъ въ семинар³и ту суровость духа, которая превращаетъ служителя церкви въ воина, и интересы церкви были ему ближе, чѣмъ событ³я въ родной семьѣ. Смерть отца не произвела поэтому на него сильнаго впечатлѣн³я. Его тревожили болѣе важныя политическ³я событ³я.

  

  

   Наступили дни сентябрьской революц³и. Въ семинар³и и въ соборѣ всѣ сильно волновались, обсуждая съ утра до вечера вѣсти, доходивш³я изъ Малрида. Старая Испан³я съ ея великимъ историческимъ прошлымъ клонилась къ упадку. Кортесы, объявивш³е себя учредительнымъ собран³емъ, казались этимъ чернымъ рясамъ, возбужденно слѣдившимъ за газетными извѣст³ями, раскрывшимся адомъ. Каноники радовались, читая рѣчи Мантеролы, но зато приходили въ смертельный ужасъ отъ революц³онеровъ, уничтожавшихъ въ своихъ рѣчахъ все прошлое. Духовенство возлагало всѣ надежды на донъ-Карлоса, который началъ воевать въ сѣверныхъ провинц³яхъ. Имъ казалось, что стоитъ королю баскскихъ горъ спуститься въ кастильск³я равнины, чтобы все пришло въ порядокъ. Но проходили годы, донъ Амадео пр³ѣзжалъ и снова уѣзжалъ, наконецъ провозглашена была республика, а дѣла церкви не поправлялись. Небо оставалось глухимъ къ мольбамъ правовѣрныхъ. Одинъ республиканск³й депутатъ провозгласилъ войну противъ Бога, похваляясь тѣмъ, что Богъ не заставитъ его молчать,- и безбож³е продолжало изливать свое краснорѣч³е, какъ воду отравленнаго источника.

   Габр³эль жилъ въ состоян³и воинственнаго возбужден³я. Онъ забылъ свои книги, не думалъ о своей будущности, пересталъ пѣть мессы. Ему было не до заботъ о себѣ и о своей карьерѣ теперь, когда церкви грозила такая опасность. Сонливая поэз³я старины, обвѣвавшая его съ колыбели, какъ запахъ старинныхъ курен³й и увядшихъ розъ, разсѣялась.

   Изъ семинар³и стали все чаще исчезать воспитанники и на вопросы о томъ, гдѣ они, учителя отвѣчали съ лукавой усмѣшкой:

   - Они т_а_м_ъ... съ честными людьми. He могли спокойно смотрѣть на то, что творится... Молоды... кровь горячая!

   И они съ отеческой гордостью относились къ этимъ проявлен³ямъ горячей молодой крови.

   Габр³элю тоже хотѣлось уйти вслѣдъ за отважными товарищами. Ему казалось, что наступаетъ конецъ свѣта. Въ нѣкоторыхъ городахъ революц³онная толпа врывалась въ храмы и оскверняла ихъ. Еще не убивали служителей церкви, какъ въ другихъ революц³яхъ, но священники не могли выйти на улицу въ рясѣ, не рискуя подвергнуться издѣвательствамъ. Воспоминан³е о прежнихъ толедскихъ епископахъ, объ этихъ отважныхъ прелатахъ, безпощадныхъ къ еретикамъ, будило въ душѣ Габр³эля воинственный пылъ. Онъ никогда еще не выѣзжалъ изъ Толедо и всю жизнь провелъ подъ сѣнью собора. Испан³я казалась ему равной по величинѣ всему остальному м³ру, и ему страстно хотѣлось увидѣть что-нибудь новое, созерцать вооч³ю все то необычайное, о чемъ онъ читалъ въ книгахъ.

   Наступилъ день, когда онъ поцѣловалъ въ послѣдн³й разъ руку матери, почти не замѣчая, какъ дрожала всѣмъ тѣломъ бѣдная, почти ослѣпшая старуха. Ему тяжелѣе было покинуть семинар³ю, чѣмъ родной домъ. Онъ выкурилъ послѣднюю папиросу съ братьями въ соборномъ саду, не открывая имъ своихъ намѣрен³й, и ночью убѣжалъ изъ Толедо, зашивь въ подкладку жилета изображен³е сердца Христова и спрятавъ въ карманъ прелестную шелковую "бойну" - берэтъ карлистовъ,- сшитую бѣлыми руками какой-нибудь монахини въ одномъ изъ толедскихъ монастырей. Вмѣстѣ съ Габр³элемъ бѣжалъ его сверстникъ Моргано, сынъ звонаря. Они вступили въ одинъ изъ маленькихъ карлистскихъ отрядовъ, которыми полна была Манча, потомъ прошли въ Валенц³ю и Каталон³ю, горя желан³емъ предпринять нѣчто болѣе серьезное для защиты короля и церкви, чѣмъ кража муловъ и взиман³е контрибуц³й съ богачей.

   Габр³эль находилъ дикую прелесть въ этой бродяжнической жизни, проходящей въ вѣчной тревогѣ, въ страхѣ быть застигнутыми войсками. Его произвели въ офицеры, въ виду его учености, а также благодаря рекомендательнымъ письмамъ отъ нѣкоторыхъ канониковъ толедскаго собора, которые писали о его выдающихся способностяхъ и о томъ, что было бы жаль, если бы онъ остался простымъ пономаремъ.

   Габр³элю нравилась свобода этой жизни внѣ всякихъ законовъ; онъ чувствовалъ себя какъ школьникъ, вырвавш³йся изъ-подъ надзора. Но всетаки онъ не могъ побѣдить въ себѣ разочарован³я, которое онъ испыталъ, ближе приглядѣвшись къ церковнымъ войскамъ. Онъ думалъ, что увидитъ нѣчто подобное крестовымъ походамъ - воиновъ, которые сражаются за вѣру, преклоняютъ колѣни, отправляясь въ бой, и ночью, ложась спать послѣ пламенныхъ молитвъ, спятъ чистымъ сномъ праведниковъ. Вмѣсто всего этого онъ увидѣлъ нестройное войско, которое не подчинялось начальникамъ и неспособно было бросаться въ битву съ храбростью фанатиковъ, жертвущихъ собой для праваго дѣла. Напротивъ того, всѣмъ этимъ добровольцамъ хотѣлось продлить войну, чтобы продолжать питаться на счетъ мѣстнаго населен³я и жить среди бездѣлья, которое было имъ такъ по душѣ. При видѣ вина, золота и женщинъ они бросались на добычу, какъ бѣшеные волки, отталкивая начальниковъ, если тѣ хотѣли ихъ удержать.

   Глядя на эти шайки грабителей, можно было подумать, что возобновилась среди современной культуры времена кочевыхъ дикихъ ордъ: воскресла древняя привычка отбирать, съ оруж³емъвъ рукахъ, хлѣбъ и жену у другихъ; старинный кельто-ибер³йск³й духъ, склонный къ междоусоб³ямъ, воскресъ подъ предлогомъ политической распри. Габр³эль не встрѣчалъ, за рѣдкими исключен³ями, въ этихъ плохо вооруженныхъ и еще хуже одѣтыхъ войскахъ никого, кто бы сражался за идею. Среди воюющихъ были авантюристы, любивш³е войну для войны, искатели счастья, были крестьяне, которые въ своемъ пассивномъ невѣжествѣ пошли въ ряды партизановъ, но остались бы дома, если бы кто-нибудь другой посовѣтовалъ имъ остаться. Эти жалк³е, довѣрчивые люди были твердо убѣждены, что въ городахъ жгутъ на кострахъ и пожираютъ служителей церкви, и пошли въ горы, чтобы спасти страну отъ возвращен³я къ варварству. Общая опасность, утомительность длинныхъ переходовъ, нужда и лишен³я уравняли всѣхъ партизановъ восторженныхъ, вѣрующихъ, скептиковъ, образованныхъ и невѣждъ. Всѣ чувствовали одинаковое желан³е вознаградить себя за лишен³я, удовлетворить свои звѣрск³е инстинкты, разгорѣвш³еся отъ невзгодъ и опасностей походной жизни. Они предавались пиршествамъ и неистовствамъ во время набѣговъ и грабежей. Они входили въ маленьк³е города съ возгласами: "да здравствуетъ вѣра!" - но при малѣйшемъ неудовольств³и ругались какъ язычники, и ихъ божба не щадила ничего святого.

   Габр³эль привыкъ къ этой кочевой жизни и ничѣмъ не возмущался. Прежняя скромность семинариста исчезла въ суровомъ воинѣ.

   Донна Бланка, невѣстка короля, мелькнула передъ нимъ, какъ героиня какого-нибудь романа. Нервная принцесса стремилась уподобиться вандейскимъ героинямъ. Верхомъ на маленькой лошади, съ револьверомъ за поясомъ, въ бѣлой "бойнѣ" на распущенныхъ волосахъ, она мчалась во главѣ вооруженныхъ отрядовъ, которые воскресили въ центрѣ Испан³и жизнь и бытъ доисторическихъ временъ. Развѣвающ³яся складки ея черной амазонки служили знаменемъ для зуавовъ - отряда, составленнаго изъ французскихъ, нѣмецкихъ и итальянскихъ авантюристовъ. Эго были отбросы всѣхъ арм³й въ м³рѣ, солдаты, предпочитавш³е слѣдовать за честолюбивой женщиной вмѣсто того, чтобы вступить въ иностранный лег³онъ въ Алжирѣ, гдѣ ихъ ожидала болѣе суровая дисциплина.

   Взят³е Куэнки, единственная побѣда за всю войну, оставила глубокое впечатлѣн³е въ душѣ Габр³эля. Отрядъ людей въ "бойнахъ", взобравшись на городск³я стѣны, вступилъ въ городъ и разлился широкимъ потокомъ по улицамъ. Выстрѣлы изъ оконъ домовъ не смогли остановить побѣдителей. Всѣ были блѣдны, у всѣхъ были помертвѣвш³я губы; глаза сверкали и руки дрожали отъ жадности и жажды мести. Опасность, отъ которой они избавились, и радость первой побѣды вскружили имъ головы. Двери ломились подъ ударами прикладовъ; изъ домовъ выбѣгали перепуганные люди и падали, тотчасъ же проколотые штыками. Внутри домовъ женщины вырывались отъ партизановъ, одной рукой вцѣпляясь имъ въ лицо, а другой придерживая платье. Въ "институтѣ", мѣстной общественной школѣ, самые невѣжественные изъ воиновъ на глазахъ Габр³эля разбивали шкафы съ инструментами въ физическомъ кабинетѣ; они были увѣрены, что черезъ посредство этихъ дьявольскихъ изобрѣтен³й нечестивцы общаются съ мадридскимъ правительствомъ. Они бросали на полъ и разбивали прикладами и сапогами золоченыя колеса аппаратовъ, диски электрическихъ машинъ.

   Семинаристъ глядѣлъ съ сочувств³емъ на ихъ неистовство. Подъ вл³ян³емъ семинарскаго обскурантизма, онъ тоже боялся науки, которая въ концѣ концовъ роковымъ образомъ приводитъ къ отрицан³ю Бога. "Эти горцы", думалъ онъ, "совершаютъ, сами того не зная, великое дѣло! Хорошо, если бы вся нац³я послѣдовала ихъ примѣру. Въ прежн³я времена не существовало выдумокъ науки, и Испан³я была счастливѣе. Для благополуч³я страны достаточно знан³й служителей церкви, а невѣжество народа только способствуетъ спокойств³ю и благочест³ю. А вѣдь это главное".

   Война кончилась. Партизаны, преслѣдуемые войсками, прошли въ самый центръ Каталон³и и наконецъ, отброшенные къ границѣ, принуждены были сдать оруж³е французскимъ таможеннымъ чиновникамъ. Мног³е воспользовались амнист³ей, радуясь возможности вернуться домой, и въ числѣ ихъ былъ Мар³ано, сынъ звонаря. Ему не хотѣлось оставаться на чужбинѣ. Къ тому же еще умеръ его отецъ, и онъ надѣялся занять его мѣсто и поселиться на соборной колокольнѣ. Онъ могъ надѣяться, что ему дадутъ мѣсто отца, въ виду заслугъ всей его семьи, служившей при соборѣ, и, главное, въ награду за то, что онъ три года сражался за вѣру - и даже былъ раненъ въ ногу. Онъ почти могъ причислить себя къ мученикамъ за христ³анскую вѣру!

   Габр³эль не послѣдовалъ примѣру малодушныхъ и сдѣлался эмигрантомъ. "Офицеръ не можетъ присягнуть на вѣрность узурпатору",- говорилъ онъ съ высокомѣр³емъ, усвоеннымъ имъ во время службы въ этомъ каррикатурномъ войскѣ, гдѣ доведенъ былъ до крайнихъ предѣловъ старинный военный формализмъ, гдѣ босяки, опоясанные шарфами, передавали другъ другу приказан³я, всегда называя другъ друга "господинъ офицеръ". Но истинною причиной, по которой Луна не хотѣлъ вернуться въ Толедо, было то, что онъ предпочиталъ отдаться течен³ю событ³й и пожить въ новыхъ странахъ. Вернуться въ соборъ значило остаться въ немъ навсегда и отказаться отъ всякой дѣятельности внѣ церкви. А онъ отвѣдалъ во время войны прелесть свободной жизни, и ему не хотѣлось такъ скоро отказаться отъ нея. Онъ еще не достигъ совершеннолѣт³я и ему оставалось много времени впереди, чтобы закончить учен³е. Жизнь священника - вѣрное убѣжище, куда всегда еще будетъ достаточно рано вернуться.

   Къ тому же умерла его мать, и письма его братьевъ не сообщали ему никакихъ перемѣнъ въ сонной жизни верхняго монастыря, кромѣ женитьбы садовника и помолвки средняго брата, Эстабана - конечно съ молодой дѣвушкой изъ семьи соборныхъ служащихъ; бракъ съ кѣмъ-нибудь постороннимъ собору противорѣчилъ бы традиц³ямъ семьи.

   Луна жилъ болѣе года въ эмигрантскихъ поселен³яхъ. Его классическое образован³е и симпат³и, которыя внушала его молодость, въ значительной степени облегчали ему жизнь. Онъ разговаривалъ по-латыни съ французскими аббатами, которые съ интересомъ слушали молодого богослова, разсказывавшаго имъ о войнѣ, и обучали его французскому языку. Они доставали ему уроки испанскаго языка въ богатыхъ семьяхъ, преданныхъ церкви. Въ тяжелыя минуты, когда у него не было никакихъ средствъ къ жизни, его спасала дружба съ одной старой графиней-легитимисткой. Она приглашала его гостить къ себѣ въ замокъ и представляла воинственнаго семинариста гостившимъ у нея благочестивымъ важнымъ особамъ, говоря о Габр³элѣ въ такихъ выражен³яхъ, точно онъ былъ крестоносецъ, вернувш³йся изъ Палестины...

   Самымъ пламеннымъ желан³емъ Габр³эля было поѣхать въ Парижъ. Жизнь во Франц³и измѣнила кореннымъ образомъ направлен³е его мыслей. У него было такое чувство, точно онъ попалъ на новую планету. Привыкш³й сначала къ однообразному семинарскому быту, а потомъ къ кочевой жизни во время безславной, дикой войны, онъ былъ пораженъ культурностью, утонченностью и благосостоян³емъ французовъ. Онъ вспоминалъ со стыдомъ о своемъ прежнемъ испанскомъ невѣжествѣ, о кастильскомъ высокомѣр³и, питавшемся чтен³емъ лживыхъ книгъ, о своей увйренности, что Испан³я первая страна въ м³рѣ, что испанцы самая сильная и благородная нац³я, а остальные народы жалк³е еретт³ки, созданные Богомъ лишь для того, чтобы получать здоровыя колотушки каждый разъ, когда имъ приходило въ голову мѣриться съ избраннымъ народомъ, который плохо ѣстъ и мало пьетъ, но зато далъ м³ру наибольшее число святыхъ и самыхъ великихъ вождей въ христ³анскомъ м³рѣ.

   Когда Габр³эль научился говорить по-французски и накопилъ небольшую сумму, нужную для путешеств³я, онъ отправился въ Парижъ. Одинъ знакомый аббатъ нашелъ ему работу въ качествѣ корректора при книжномъ магазинѣ, торгующемъ книгами религ³ознаго содержан³я. Магазинъ находился вблизи церкви святого Сюльпиц³я. Въ этомъ клерикальномъ кварталѣ Парижа, съ его мрачными какъ монастыри отелями для священниковъ и набожныхъ семействъ, съ его лавками религ³озныхъ картинъ и статуй святыхъ съ неизмѣнно блаженной улыбкой, сверщился переворотъ въ душѣ Габр³эля.

   Кварталъ св. Сюльпиц³я съ его тихими улицами, съ богомолками въ черныхъ одеждахъ, которыя скользятъ вдоль стѣнъ, спѣша въ церковь на звонъ колоколовъ, сталъ для испанскаго семинариста путемъ въ Дамаскъ. Французское католичество, культурное, разсудительное, уважающее прогрессъ, поразило Габр³эля. Воспитанный въ суровомъ испанскомъ благочест³и, онъ привыкъ презирать м³рскую науку. Онъ зналъ, что на свѣтѣ есть только одна истинная наука - богослов³е, а всѣ друг³я праздныя забавы вѣчно пребывающаго въ младенчествѣ рода человѣческаго. Познавать Бога и размышлять о Его безпредѣльномъ могуществѣ - вотъ единственное серьезное дѣло, достойное человѣческаго разума. Машины, открыт³я положительныхъ наукъ не имѣютъ отношен³я къ Богу и къ будущей жизни, и потому это пустяки, которыми могутъ заниматься только безумцы и нечестивцы.

   Бывш³й семинаристъ, который съ дѣтства презиралъ науку какъ ложь, былъ пораженъ почтительнымъ отношен³емъ къ ней французскихъ католиковъ. Ислравляя корректуры религ³озныхъ книгъ, Габр³эль видѣль, какое глубокое уважен³е внушала наука, презираемая въ Испан³и, французскимъ аббатамъ, гораздо болѣе образованнымъ, чѣмъ испанск³е каноники. Болѣе того, онъ замѣтилъ въ представителяхъ религ³и странную смиренность при столкновен³яхъ съ наукой, а также удивлявшее его желан³е привлечь симпат³и людей науки своими примирительными попытками съ цѣлью сохранить мѣсто и для религ³и въ быстромъ наступательномъ движен³и прогресса. Много книгъ знаменитыхъ прелатовъ имѣли цѣлью примирить - хотя бы съ сильными натяжками - откровен³я священныхъ книтъ съ данными науки. Древняя церковь, величественная, неподвижная въ своемъ высокомѣр³и, не соглашавшаяся шевельнуть ни одной складки своей одежды, чтобы не стряхнуть съ себя пыль вѣковъ,- эта церковь вдругъ оживилась во Франц³и. Чтобы вернуть молодость, она сбросила традиц³онныя одежды, какъ смѣшныя старыя лохмотья; она расправляла члены съ отчаяннымъ усил³емъ воли и облачалась въ современный панцырь науки, своего вчерашняго врага и сегодняшней торжествующей побѣдительницы.

   Въ душѣ Габр³эля проснулась такая же любознательность, какъ въ юности, когда онъ зачитывался переплетенными въ пергаментъ книгами семинарской библ³отеки. Ему хотѣлось постигнуть чары этой ненавистной науки, которая такъ тревожила служителей Бога и ради которой они отрекались отъ традиц³й девятнадцати вѣковъ. Онъ хотѣлъ понять, почему они искажаютъ смыслъ священнаго писан³я, стараясь объяснить геологическими эпохами сотворен³е м³ра въ шесть дней. Онъ хотѣлъ знать, отъ какой опасности хочетъ оградиться духовенство своими попытками примирить божественную истину съ законами науки, и откуда явился этотъ страхъ, мѣшающ³й духовнымъ писателямъ откровенно и твердо провозгласить вѣру въ чудеса.

   Черезъ нѣкоторое время Габр³эль покинулъ мирную атмосферу католическаго книжнаго магазина. Его репутац³я ученаго гуманиста дошла до одного издателя классическихъ книгъ, который жилъ подлѣ Сорбонны, и Луна, не покидая лѣваго берега Сены, переселился въ Латинск³й кварталъ, чтобы править корректуры латинскихъ и греческихъ книгъ. Онъ зарабатывалъ по двѣнадцати франковъ въ день - гораздо больше, чѣмъ каноники толедскаго собора, которые когда-то казались ему принцами. Онъ жилъ въ студенческомъ отелѣ, по близости отъ медицинской школы, и его споры по вечерамъ съ другими молодыми людьми, жившими въ томъ же отелѣ, просвѣщали его почти не менѣе, чѣмъ пагубныя научныя книги, которыя онъ сталъ читать. Его товарищи указывали ему, какихъ авторовъ ему слѣдуетъ изучать въ свободные часы, которые онъ проводилъ въ библ³отекѣ св. Женевьевы; они хохотали до упаду надъ его семинарской восторженностью въ бесѣдахъ.

   Въ течен³е двухъ лѣтъ молодой Луна посвящалъ все свободное время чтен³ю. Иногда, впрочемъ, онъ сопровождалъ товарищей въ кафе, и пивныя и принималъ участ³е въ веселой жизни Латинскаго квартала. Онъ видѣлъ гризетокъ, описываемыхъ Мюрже, но не такими меланхоличными, какъ въ произведен³яхъ поэта. Иногда онъ совершалъ по воскресеньямъ идиллическ³я прогулки вдвоемъ въ окрестностяхъ Парижа, но въ общемъ любовь не играла большой роли въ его жизни. Любознательность побѣждала въ немъ чувственные инстинкты, и послѣ мимолетныхъ романтическихъ приключен³й онъ возвращался еще съ большимъ рвен³емъ къ умственной работѣ.

   Изучен³е истор³и, столь ясной въ противоноложность туманнымъ чудесамъ церковныхъ хроникъ, которыми онъ^тувлекался въ дѣтствѣ, расшатало въ значительной мѣрѣ его вѣру. Католицизмъ пересталъ быть для него единственной религ³ей. Онъ уже не дѣлилъ истор³ю челозѣчества на два пер³ода - до и послѣ появлен³я въ ²удеѣ нѣсколькихъ невѣдомыхъ людей, которые разсѣялись по м³ру, проповѣдуя космополитическую мораль, изложенную въ формѣ восточныхъ изречен³й и расширенную учен³ями греческой философ³и. Онъ видѣлъ теперь, что религ³и создавались людьми и подвержены услов³ямъ жизни всѣхъ организмовъ, что есть у нихъ пора восторженной юности, готовой на всяк³я жертвы, что затѣмъ наступаетъ зрѣлость, съ ея жаждой власти и, наконецъ, неизбѣжная старость, за которой слѣдуетъ медленная агон³я. Во время нея больной, чувствуя близость конца, съ отчаян³емъ цѣпляется за жизнь.

   Прежняя вѣра Габр³эля еще старалась бороться нѣсколько времени противъ его новыхъ убѣжден³й, но чѣмъ больше онъ читалъ и думалъ, тѣмъ слабѣе становилась въ немъ сила сопротивлен³я. Христ³анство казалось теперь Габр³элю только однимъ изъ проявлен³й человѣческой мысли, стремящейся объяснить какъ-нибудь присутств³е человѣка на землѣ, а также понять тайну смерти. Онъ пересталъ вѣрить въ католичество, какъ единственную истинную религ³ю, и вмѣстѣ съ тѣмъ исчезла у него и вѣра въ святость монарх³и, побудившая его примкнуть къ карлистамъ. Освободившись отъ расовыхъ предразсудковъ, онъ сталъ относиться съ трезвостью къ истор³и своей родины. Иностранные историки раскрыли ему грустную судьбу Испан³и, молодой и сильной на исходѣ среднихъ вѣковъ, но остановленной въ своемъ дальнѣйшемъ развит³и фанатизмомъ инквизиц³онной церкви и безум³емъ своихъ королей, которые задумали - совершенно не имѣя для этого средствъ - возстановить монарх³ю цезарей и погубили страну своимъ честолюб³емъ. Народы, которые порвали связь съ папскимъ престоломъ и повернулись спиной къ Риму, были гораздо счастливѣе, чѣмъ Испан³я, дремавшая какъ нищенка у воротъ храма.

   Отъ всѣхъ его прежнихъ вѣрован³й у Габр³эля осталась только вѣра въ Бога, творца м³ра. Но при этомъ его смущала астроном³я, которою онъ занимапся сь дѣтской восторженностью. Безконечное пространство, гдѣ, какъ онъ былъ убѣжденъ въ прежнее время, летали сонмы ангеловъ и которое служило путемъ для Мадонны, когда она спускалась на землю, вдругъ наполнилось милл³ардами м³ровъ, и чѣмъ болѣе изощрялись инструменты, изобрѣтаемые для изслѣдован³я небесныхъ тѣлъ, тѣмъ число ихъ все возрастало, тѣмъ безпредѣльнѣе становилось пространство. Голова кружилась при мысли о такой безбрежности. М³ры оказываютъ взаимное притяжен³е друтъ на друга, вращаются, свершая милл³арды миль въ секунду, и вся эта туча м³ровъ падаетъ въ пространство, никогда не проходя дважды по одному и тому же пункту безмолвной безконечности, въ которой возникаютъ все новые и новые м³ры, также какъ все болѣе и болѣе совершенствуются оруд³я наблюден³я. Гдѣ же въ этой безконечности мѣсто для Бога, создавшаго землю въ шесть дней, гнѣвающагося на два невинныхъ существа, созданныхъ изъ праха и оживленныхъ дуновен³емъ. Гдѣ Богъ, который извлекъ изъ хаоса солнце и столько милл³оновъ свѣтилъ для того, чтобы они освѣщали нашу планету, эту жалкую пылинку среди безконечности?

   Богъ Габр³эля, утративш³й тѣлесный образъ и разсѣявш³йся въ м³роздан³и, утратилъ и друг³е свои аттрибуты. Проникая собой безграничное пространство, сливаясь съ безконечностью, онъ становился неосязаемымъ для мысли призракомъ.

   По совѣтамъ знакомыхъ студентовъ, Габр³эль прочелъ Дарвина, Бюхнера, Геккеля, и ему открылась тайна м³роздан³я, мучившая его послѣ того, какъ онъ пересталъ вѣрить во всемогущество религ³и. Онъ понялъ прошлое нашей планеты, которая вркщалась сотни милл³оновъ лѣтъ въ пространствѣ, претерпѣвая всевозможныя катаклизмы и превращен³я. Жизнь возникла на ней послѣ долгихъ предварительныхъ попытокъ, сначала въ видѣ микроскопическихъ формъ существован³я, мха, едва покрывающаго скалы, животнаго, въ которомъ едва замѣтны признаки элементарнаго организма. Постепенное дальнѣйшее развит³е совершалось, прерываемое катаклизмами. Жизнь земли безконечная цѣпь эволюц³й, смѣна неудавшихся формъ и организмовъ новыми, совершенствующимися вслѣдств³е естественнаго подбора, вплоть до человѣка, который, высшимъ напряжен³емъ матер³и, заключенной въ его черепѣ, вышелъ изъ животнаго состоян³я и утвердилъ свою власть на землѣ.

   У Габр³эля ничего не осталось отъ его прежнихъ вѣрован³й. Его душа была какъ бы опустошенной вѣтромъ равниной. Послѣднее вѣрован³е, сохранившееся среди развалинъ, рушилось. Луна отказался отъ Бога, какъ отъ пустого призрака, стоявшаго между человѣкомъ и природой.

   Но бывшему семинаристу необходимо было во что-нибудь вѣрить, отдаться борьбѣ за какую-нибудь идею, употребить на что-нибудь свой проповѣдническ³й пылъ, которымъ онъ поражалъ всѣхъ еще въ семинар³и. Его стала привлекать революц³онная соц³олог³я. Прежде всего его заинтересовали смѣлыя теор³и Прудона, а затѣмъ дѣло его обращен³я завершено было нѣсколькими воинствующими пропагандистами, работавшими въ одной типограф³и съ нимъ, старыми солдатами коммуны, вернувшимися изъ ссылки или изъ каторги и возобновившими съ удвоеннымъ жаромъ борьбу противъ существующаго общественнаго строя. Съ ними онъ ходилъ на митинги, слушалъ Реклю, Кропоткина, и учен³е Михаила Бакунина казалось ему евангел³емъ будущаго.

   Найдя новую религ³ю, Габр³эль всецѣло отдался ей, мечтая возродить человѣчество экономическимъ путемъ. Прежде обездоленные надѣялись на блаженство въ будущей жизни. Но увѣрившись, что нѣтъ иной жизни, кромѣ настоящей, Луна возмутился противъ общественной несправедливости, осуждающей на нужду много милл³оновъ существъ ради благополуч³я небольшого числа привилегированныхъ. Онъ увидѣлъ источникъ всѣхъ золъ во власти и возненавидѣлъ ее всей душой. Вмѣстѣ съ тѣмъ, однако, онъ очень отличался отъ своихъ новыхъ товарищей мягкостью характера и ненавистью ко всякому насил³ю. Они мечтали только о томъ, чтобы устрашить м³ръ динамитомъ и кинжаломъ и заставить всѣхъ принять изъ страха новое учен³е. Онъ же, напротивъ того, вѣрилъ въ силу идей и въ мирную эволюц³ю человѣчества. Онъ доказывалъ, что нужно дѣйствовать, какъ апостолы христ³анства, вѣря въ будущее, но не торопясь осуществить непремѣнно сейчасъ же свои надежды.

   Побуждаемый жаждой прозелитизма, онъ покинулъ Парижъ черезъ пять лѣтъ. Ему хотѣлось видѣть м³ръ, самому изучить нужды общества и посмотрѣть, какими силами располагаютъ обездоленные для того, чтобы произвести велик³й переворотъ.

   Кромѣ того онъ спасался отъ преслѣдован³й французской полиц³и, которая слѣдила за нимъ въ виду его близкихъ отношен³й къ русскимъ студентамъ Латинскаго квартала, молодымъ людямъ съ холодными глазами и длинными волосами, которые проповѣдывали въ Парижѣ свои революц³онныя идеи.

   Въ Лондонѣ онъ познакомился съ молодой больной англичанкой, горѣвшей, подобно ему, революц³оннымъ пыломъ; она ходила съ утра до ночи по улицамъ рабочихъ кварталовъ, стояла у входовъ въ мастерск³я и раздавала брошюры, находивш³яся въ картонкѣ для шляпъ, которую она всегда носила въ рукахъ. Люси сдѣлалась вскорѣ подругой Габр³эля. Они полюбили друтъ друга глубокимъ, но спокойнымъ чувствомъ. Ихъ соединяла не любовь, а общность идей. Это была близость революц³онеровъ, всецѣло поглощенныхъ страстной борьбой противъ общества и въ сердцѣ которыхъ не оставалось мѣста для другихъ страстей.

   Луна и его подруга ѣздили по Голланд³и, по Бельг³и, потомъ поселились въ Герман³и, постоянно переѣзжая отъ одной группы товарищей къ другой, разными способами зарабатывая средства для жизни, съ той легкостью приспособлен³я, которая отличаетъ международныхъ революц³онеровъ; всѣ они скитаются по м³ру безъ денегъ, терпя лишен³я, но всегда находятъ въ трудныя минуты братскую руку, которая помогаетъ имъ стать на ноги и двинуться дальше въ путь.

   Послѣ восьми лѣтъ такой жизни подруга Габр³эля умерла отъ чахотки. Они были въ это время въ Итал³и. Оставшись одинъ, Луна впервые понялъ, какой опорой была для него подруга его жизни. Онъ забылъ на время свои политическ³е интересы и оплакивалъ Люси, безъ которой жизнь его стала пустой. Онъ любилъ ее не такъ пылко, какъ любятъ въ его годы, но ихъ сроднила общность идей, общ³я невзгоды, и съ годами у нихъ сдѣлалась какъ бы одна общая воля. Кромѣ того, Габр³эль чувствовалъ себя состарившимся раньше времени вслѣдств³е трудной, тревожной жизни. Въ разныхъ городахъ Европы его сажали въ тюрьму, подозрѣвая въ сообщничествѣ съ террористами. Полиц³я много разъ жестокимъ образомъ избивала его. Ему становилось труднымъ путешествовать по Европѣ, потому что его фотографическ³я карточки, вмѣстѣ съ портретами многихъ его товарищей, находились у полиц³и всѣхъ странъ. Онъ былъ бродячей собакой, которую отовсюду гнали палками.

   Габр³эль не могѣ къ тому же жить одинъ, послѣ того какъ привыкъ видѣть около себя добрые голубые глаза подруги, слышать ея тих³й ласковый голосъ, поддерживавш³й въ немъ духъ въ трудныя минуты; онъ не могъ выдержать жизни на чужбинѣ послѣ смерти Люси. Въ немъ проснулась пламенная тоска по родинѣ, ему страстно захотѣлось вернуться въ Испан³ю. Онъ вспомнилъ о своихъ братьяхъ, точно прилѣпившихся къ стѣнамъ собора, равнодушныхъ ко всему, что происходитъ во внѣшнемъ м³рѣ; они уже перестали даже освѣдомляться о немъ, забыли его.

   Габр³эль рѣшилъ ѣхать въ Испан³ю, точно боясь умереть на чужбинѣ. Товарищй предложили ему завѣдывать типограф³ей въ Барцелонѣ, но, прежде чѣмъ поѣхать туда, ему хотѣлось пробыть нѣсколько дней въ Толедо. Онъ возвращался туда сильно состарившимся, хотя ему еще не было сорока лѣтъ, съ знан³емъ четырехъ или пяти языковъ, и бѣднѣе, чѣмъ уѣхалъ изъ дому. Онъ зналъ, что старш³й братъ, садовникъ, умеръ, и что его вдова жила вмѣстѣ съ сыномъ въ маленькомъ чердачномъ помѣщен³и вь верхнемъ монастырѣ и стирала бѣлье на канониковъ. Эстабанъ отнесся къ нему послѣ долгаго отсутств³я съ такимъ же восхищен³емъ, съ какимъ относился, когда Габр³эль былъ еще въ семинар³и. Онъ очень интересовался путешеств³ями брата и созвалъ всѣхъ жителей верхняго монастыря послушать этого человѣка, который исходилъ весь м³ръ изъ конца въ конецъ. Въ своихъ разспросахъ Эстабанъ сильно путался въ географ³и, такъ какъ зналъ въ ней только два дѣлен³я - на страны, обитаемыя католиками, и страны, гдѣ живутъ еретики.

   Габр³эль чувствовалъ жалость къ этимъ людямъ, прозябающимъ на одномъ и томъ же мѣстѣ, не интересуясь ничѣмъ, что происходитъ за стѣнами собора. Церковь казалась ему огромной развалиной - какъ бы щитомъ животнаго, нѣкогда сильнаго и мощнаго, но которое уже умерло болѣе ста лѣтъ тому назадъ. Тѣло его истлѣло, душа испарилась, и отъ него не осталось ничего, кромѣ этого внѣшняго щита, подобно раковинамъ, которыя геологи находятъ при раскопкахъ и по строен³ю которыхъ они стараются опредѣлить, каково было тѣло существъ, жившихъ въ нихъ. Глядя на церковные обряды, которые его прежде волновали, онъ чувствовалъ желан³е протестовать, крикнуть священникамъ, чтобы они ушли, потому что время прошло, вѣра умерла, и что если люди приходятъ еще въ храмы, то только по традиц³и и изъ страха передъ тѣмъ, что скажутъ друг³е.

   Въ Барцелонѣ, куда Габр³эль поѣхалъ изъ Толедо, жизнь его превратилась въ водоворотъ борьбы и преслѣдован³й. Товарищи относились къ нему съ большимъ уважен³емъ, видя въ немъ друга великихъ борцовъ "за идею", человѣка, объѣздившаго всю Европу. Онъ сдѣлался однимъ изъ самыхъ видныхъ революц³онеровъ. He было ни одного митинга безъ участ³я товарища Луны. Его природный даръ краснорѣч³я, обращавш³й на себя вниман³е уже въ семинар³и, проявлялся съ огромнымъ блескомъ въ революц³онныхъ собран³яхъ, опьяняя толпу въ лохмотьяхъ, голодную и жалкую, которая вся дрожала отъ возбужден³я, слушая, какъ онъ описывалъ грядущее райское устройство жизни, когда не будетъ ни собственности, ни пороковъ, ни привилегированныхъ классовъ, когда работа будетъ наслажден³емъ и не будетъ другой религ³и, кромѣ науки и иекусства. Нѣкоторые слушатели, самые скептическ³е, снисходительно улыбались, слушая, какъ онъ возмущался насил³емъ и проповѣдывалъ пассивное сопротивлен³е, которое должно привести къ полной побѣдѣ. Онъ казался имъ идеологомъ,- но его всетаки ходили слушать, считая его рѣчи полезными для дѣла. Пусть онъ говоритъ, а они, люди дѣла, сумѣютъ уничтожить безъ рѣчей это ненавистнве общество, глухое къ голосу истины.

   Когда начались взрывы бомбъ на улицахъ, товарищъ Луна былъ пораженъ болѣе всѣхъ другихъ неожиданной для него катастрофой; однако, его же перваго посадили въ тюрьму въ виду популярности его имени. О, эти два года, проведенные въ крѣпости Монхуихъ! Они глубоко ранили душу Габр³эля, и эта неизлечимая рана раскрывалась при малѣйшемъ воспоминан³и о томъ времени.

   Общество обезумѣло отъ страха, и ради самообороны стало попирать всѣ законы совѣсти и человѣческаго достоинства. Въ культурной странѣ воскресло правосуд³е варварскихъ временъ. Расправу съ революц³онерами перестали довѣрять суду, который могъ бы оказаться слишкомъ совѣстливымъ для этого. Революц³онеровъ отдавали въ руки полиц³и, которая, съ одобрен³я высшихъ властей, возобновила систему пытокъ.

   Габр³эль помнилъ стрзшную ночь, когда вдрутъ въ его казематp