Бласко-Ибаньес Висенте - Толедский собор

нѣ жалко дочь; она все хвораетъ. И внучатъ жалко.

   Когда Габр³эль приходилъ къ ней въ садъ, она каждый разъ говорила ему, что онъ, видимо, поправляется, и что братъ навѣрное спасетъ его своимъ заботливымъ уходомъ. Она слегка поддразнивала Габр³эля его болѣзненнымъ видомъ и все ставила въ примѣръ свою безболѣзненную, бодрую старость.

   - Посмотри на меня,- говорила она.- Мнѣ семьдесятъ лѣтъ, а я ни разу не болѣла! Я попрежнему встаю въ четыре часа утра, лѣтомъ и зимой; у меня всѣ зубы цѣлы - какъ въ тѣ времена, когда донъ Себаст³анъ приходилъ въ красной рясѣ хорового служки и отнималъ у меня мой завтракъ. Въ твоей семьѣ, правда, всѣ были слабаго здоровья; твой отецъ страдалъ ревматизмомъ и жаловался на сырость въ саду, когда ему еще не было столько лѣтъ, какъ мнѣ теперь. А я все время сижу въ саду и совсѣмъ здорова... У насъ, въ семьѣ Вилальпандъ, всѣ желѣзнаго здоровья: не даромъ мы ведемъ свой родъ отъ знаменитаго Вилальпанда, соорудившаго рѣшетку у главнаго алтаря, ковчегъ для Святыхъ Даровъ и множество другихъ диковинъ. Онъ, навѣрное, былъ великанъ, судя по легкости, съ которой онъ гнулъ всѣ металлы...

   Томаса жалѣла Габр³эля, видя, какой онъ больной; но это не мѣшало ей давать очень рискованныя объяснен³я его болѣзни.

   - Воображаю, какъ ты кутилъ ва время своихъ путешеств³й!- говорила она,- Тебя погубила война. He будь ея, ты бы теперь занималъ кресло въ хорѣ и сдѣлался бы, быть можетъ, вторымъ дономъ Себаст³аномъ... Онъ въ молодости не такъ славился въ семинар³и, какъ ты... Но зато ты видѣлъ свѣтъ; тебѣ, видно, пр³ятно жилось въ тѣхъ краяхъ, гдѣ, говорятъ, женщины очень красивы и носятъ шляпы величиной съ зонтики... Ты теперь ни на что не похожъ; но прежде ты былъ красавчикомъ: ужъ повѣрь старой теткѣ. Какъ же это ты довелъ себя до такого состоян³я?.. Вѣрно жилъ слишкомъ шибко... Бѣдная твоя мать! Она все думала, что ты будешь святымъ. Хорошъ святой!.. Не отпирайся, я знаю, что ты шибко жилъ. Дурного въ этомъ нѣтъ. Худо только, что ты вернулся такимъ больнымъ и слабымъ. Удивительно право, какъ у всѣхъ церковниковъ точно злой духъ живетъ въ душѣ. Когда они уходятъ въ м³ръ, то сгораютъ отъ ненасытности желан³й,- никакой мѣры не соблюдаютъ. Я знаю многихъ, которые, какъ ты, ушли изъ семинар³и и тоже плохо кончили.

   Однажды утромъ Габр³эль обратился къ теткѣ съ вопросомъ, который давно уже хотѣлъ ей предложить, но все не рѣшался. Ему хотѣлось знать, гдѣ теперь Саграр³о и что произошло въ семьѣ брата.

   - Послушайте, тетя, вы добрая, вы скажете мнѣ... друг³е все не хотятъ сказать. Даже болтунъ Тато не говоритъ. Что случилось съ моей племянницей.

   Лицо старухи омрачилось.

   - Это было большое несчастье, Габр³эль, неслыханный позоръ для собора! Ужасно, что безум³е свило себѣ гнѣздо въ самой уважаемой семьѣ верхняго монастыря. Мы всѣ здѣсь славимся добродѣтелью; но семья Луна была выше всѣхъ, даже выше Вилальпандо, занимающихъ второе мѣсто послѣ васъ. Ахъ, если были бы живы твои родители!.. Виноватъ больше всего твой братъ... Слишкомъ онъ простъ, и не видѣлъ опасности, гордясь своей дочкой...

   - Но что же собственно произошло, тетя?

   - Да то, что часто бываетъ на свѣтѣ, и только здѣсь никогда не случалось. Кадетъ, воспитанникъ военной школы, влюбился въ Саграр³о, и твой братъ позволилъ ему ухаживать за ней. Я тысячу разъ говорила ему: "смотри, Эстабанъ, этотъ молодой сеньоръ не пара твоей дочери". Красивый онъ былъ, это правда, пр³ятный въ обращен³и, богатый и знатнаго рода. Бѣдная Саграр³о крѣпко полюбила его. и когда по воскресеньямъ она ходила гулять съ матерью и женихомъ въ Закодоверъ или въ Мирадоро, ей всѣ барышни завидовали. Племянница твоя славилась красотой на весь Толедо. Твой братъ тоже, по глупости, гордился постоянными посѣщен³ями кадета, забывая, что въ такихъ случаяхъ дѣло рѣдко кончается бракомъ. У насъ, въ среднемъ кругу, всѣ женщины безъ ума отъ военныхъ. Я сама помню, что въ молодости всегда оправляла платье и прихорашивалась, какъ только, бывало, заслышу лязгъ сабли въ верхнемъ монастырѣ. Это увлечен³е переходитъ отъ матерей къ дочерямъ; а между тѣмъ всегда они, проклятые, имѣютъ невѣстъ у себя дома и возвращаются къ нимъ, какъ только кончаютъ академ³ю.

   - Что же случилось съ моей племянницей?

   - Да то, что когда кадетъ вышелъ въ лейтенанты, его вызвали въ Мадридъ. Горе было ужасное. Влюбленная парочка долго-долго прощалась; они точно не могли оторваться другъ отъ друга.

   Твой глупый братъ и его дура жена (да поч³етъ она въ мирѣ!) тоже ревѣли. Лейтенантъ обѣщалъ пр³ѣзжать каждое воскресенье и писать каждый день. Вначалѣ такъ и было. Но потомъ онъ все рѣже являлся самъ и все меньше писалъ - занятъ былъ въ Мадридѣ другими дѣлами. Бѣдная твоя племянница истомилась отъ горя, поблѣднѣла, исхудала. А потомъ, въ одинъ прекрасный день, она исчезла изъ дому... уѣхала одна въ Мадридъ. И до сихъ поръ...

   - Ну, а что же потомъ? He нашли ее?

   - Твой братъ совсѣмъ растерялся. Бѣдный Эстабанъ! Онъ иногда по цѣлымъ ночамъ стоялъ на галлереѣ въ одной сорочкѣ и смотрѣлъ въ небо стеклянными глазами. О дочери нельзя было упоминать при немъ: онъ приходилъ въ ярость. Мы всѣ цѣлый годъ ходили мрачные, точно похоронили члена семьи. Чтобы нѣчто подобное случилось въ соборѣ, гдѣ мы всѣ жили въ святости, чтобы въ благочестивой семьѣ Луна могла оказаться дѣвушка, которая рѣшилась уйти къ своему возлюбленному, не боясь Бога и людей... этого никто не ожидалъ. Видно, она уродилась въ своего дядю Габр³эля, который считался святымъ, а потомъ разбойничалъ въ лѣсахъ и скитался по м³ру, какъ цыганъ.

   Габр³эль не сталъ возражать противъ представлен³я тети Томасы о его прошломъ.

   - А послѣ побѣга было что-нибудь извѣстно о ней?- спросилъ онъ.

   - Въ первое время часто доходили слухи. Мы знали, что они жили въ Мадридѣ вмѣстѣ, сначала очень мирно и хорошо, совсѣмъ какъ мужъ и жена. Даже я думала, что онъ въ концѣ концовъ женится на Саграр³о. Но черезъ годъ все кончилось. Онъ сталъ тяготиться ею, и семья вмѣшалась: требовала, чтобы онъ ее бросилъ ради своей карьеры. Впутали въ дѣло полиц³ю, чтобы запретить ей приставать къ нему съ жалобами. А потомъ неизвѣстно, что съ нею сталось. Я слышала про нее отъ людей, ѣздившихъ въ Мадридъ. Ее тамъ встрѣчали... но ужъ лучше бы, чтобы никто ее не видѣлъ такой. Позоръ это для семьи, Габр³эль, и большое несчаст³е! Она, несчастная, сдѣлалась продажной женщиной. Мнѣ говорили, что она была больна и теперь еще, кажется, не выздоровѣла. Да и не мудрено. Пять лѣтъ такой жизни. И подумать, что это дочь моей сестры... Она, бѣдная, умерла съ горя. А Эстабанъ совсѣмъ опустился послѣ своего несчаст³я. Да и я, какая я ни сильная, всетаки прямо съ ума схожу, когда подумаю, что дѣвушка изъ моей семьи сдѣлалась падшей женщиной, превратилась въ забаву для мужчинъ, и живетъ одна, точно у нея нѣтъ родныхъ.

   Сеньора Томаса утерла глаза платкомъ. Голосъ ея дрожалъ.

   - Вы, тетя, добрая,- сказалъ Габр³эль.- Почему же вы то не заботитесь о несчастной дѣвушкѣ? Нужно ее разыскать и привести сюда. Слѣдуетъ прощать людямъ ихъ прегрѣшен³я и спасать несчастныя жертвы.

   - Да развѣ я этого не знаю? Сколько разъ я объ этомъ думала; но я боюсь твоего брата. Онъ добрый человѣкъ; но онъ приходитъ въ ярость при одномъ упоминан³и о дочкѣ, и ни за что бы не потерпѣлъ ея присутств³я въ благочестивомъ домѣ вашихъ предковъ. Да къ тому же, хотя онъ этого и не говоритъ, онъ боится нарекан³й, боится сосѣдей; всѣ вѣдь знаютъ о скандалѣ съ Саграр³о. Но, это пустяки; съ сосѣдями легко справиться; они рта не раскроютъ, если я вступлюсь за нее. Я боюсь только твоего брата.

   - Я вамъ помогу!- сказалъ Габр³эль.- Только бы ее разыскать, а я ужъ берусь уговорить Эстабана.

   - Трудно ее найти. Давно о ней ничего не слышно.- Ну, да я подумаю, какъ бы это сдѣлать.

   - А каноники? А кардиналъ? Развѣ они допустятъ, чтобы она вернулась сюда?

   - Да мног³е, вѣрно, ужъ забыли о томъ, что было. Мы можемъ къ тому же помѣстить ее куда-нибудь въ монастырь, гдѣ она будетъ жить спокойно, никого не возмущая.

   - Нѣтъ, тетя, это слишкомъ жестокое лекарство. Нельзя спасти ее для того, чтобы лишить сейчасъ же свободы.

   - Ты правъ,- подтвердила старуха.- Нужно вернуть ее домой, если она раскаялась и согласна жить скромно. Я сумѣю зажать ротъ всякому, кто вздумалъ бы тронуть ее словомъ. И донъ Себаст³анъ ничего не скажетъ, если намъ удастся вернуть ее. Что ему и говорить... Въ концѣ концовъ, вѣрь мнѣ, Габр³эль... всѣ мы люди!

  

  

   Въ соборѣ принято было ни слова не говорить о правящемъ прелатѣ. Габр³эль помнилъ съ дѣтства эту традиц³онную привычку. Говорили о предшествующемъ арх³епископѣ, обсуждая его слабости и недостатки; это допускалось. Мертваго прелата никто не боялся, тѣмъ болѣе, что осужден³е предшественника было косвенной лестью его живому преемнику. Но если въ разговорѣ упоминалось имя правящаго арх³епископа, всѣ умолкали. Никто не говорилъ правды о прелатахъ и не осмѣливался оглашать ихъ недостатки, пока ихъ смерть не развязывала языки.

   Въ лучшемъ случаѣ позволялось обсуждать распрю между канониками, называть тѣхъ, которые, встрѣчаясь въ хорѣ, обмѣнивались враждебными взглядами, какъ собаки, готовыя загрызть другъ друга; позволялось говорить также о полемикѣ двухъ канониковъ въ мадридскихъ католическихъ газетахъ на вопросъ о томъ,- былъ ли потопъ всем³рнымъ, или только частичнымъ, и обсуждать статьи, которыми они отвѣчали другъ другу разъ въ четыре мѣсяца.

   Вокругъ Габр³эля образовался кружокъ людей, которые чувствовали въ немъ ту притягательную силу, которую прирожденные вожди оказываютъ на людей, даже когда они молчатъ и не стараются вл³ять на окружающихъ. По вечерамъ кружокъ собирался у звонаря или, въ хорошую погоду, на галлереѣ надъ дверью Прощен³я, a no утрамъ сборнымъ пунктомъ было помѣщен³е сапожника, служба котораго въ соборѣ заключалась въ показыван³и "Гигантовъ" посѣтителямъ. Онъ былъ слабый, больной человѣкъ, вѣчно страдалъ головными болями и голова у него была всегда повязана нѣсколькими платками, свернутыми ввидѣ тюрбана.

   Онъ былъ бѣднѣе всѣхъ въ верхнемъ монастырѣ, такъ какъ безвозмездно исполнялъ свою должность, въ надеждѣ, что откроется ваканс³я на какое-нибудь платное мѣсто. Онъ былъ благодаренъ и за даровое помѣщен³е, отведенное ему ради его жены, дочери стараго церковнаго служителя. Помѣщен³е это было сырое и нищенское, пропитанное запахомъ дегтя и моченой кожи. Къ довершен³ю несчаст³я, у него каждый годъ рождался ребенокъ. Жена его, болѣзненная и худая, вѣчно ходила съ груднымъ младенцемъ на рукахъ, a no галлереямъ верхняго монастыря бродили старш³я дѣти сапожника, блѣдныя, съ большими головами, худосочныя; они постоянно болѣли, но не умирали, и положен³е семьи было крайне бѣдственное.

   Сапожникъ работалъ для городскихъ лавокъ, но зарабатывалъ очень мало. Уже на зарѣ раздавался въ тишинѣ монастыря стукъ его молотка. Этотъ единственный отзвукъ м³рского труда собиралъ въ жалкое жилище сапожника всѣхъ праздныхъ людей верхняго монастыря. У него Габр³эль заставалъ съ утра звонаря Мар³ано и своего племянника Тато, сидѣвшихъ на низенькихъ табуреткахъ. Отъ времени до времени звонарь бѣжалъ на башню, звонилъ въ опредѣленное время, и тогда мѣсто его занималъ или старый выдувальщикъ органныхъ мѣховъ, или кто-нибудь изъ другихъ служителей, привлеченныхъ толками объ этихъ собран³яхъ мелкаго соборнаго люда. Всѣ приходили слушать Габр³эля. Революц³онеру въ сущности не хотѣлось говорить, и онъ разсѣянно слушалъ жалобы соборныхъ жителей на ихъ нужду, но его заставляли разсказывать о далекихъ странахъ; слушатели широко раскрывали глаза отъ восторга, когда онъ описывалъ имъ красоту Парижа или величину Лондона, точно дѣти, слушающ³я волшебную сказку.

   Сапожникъ слушалъ, опустивъ голову, разсказы о всѣхъ далекихъ мѣстахъ и не прерывалъ работу. Когда Габр³эль кончалъ разсказъ, всѣ восклицали въ одинъ голосъ: Подумать только, что есть еще болѣе прекрасныя мѣста, чѣмъ Мадридъ!.. Даже жена сапожника усаживалась гдѣ-нибудь въ углу и, забывая больныхъ дѣтей, слушала Габр³эля съ блѣдной улыбкой. Блескъ современной культуры волновалъ служителей храма больше, чѣмъ красоты неба, о которыхъ говорили проповѣдники съ церковной каѳедры. Среди пыльнаго, затхлаго воздуха въ верхнемъ монастырѣ, они видѣли въ воображен³и волшебные города и забрасывали Габр³эля наивными вопросами о жизни и даже пищѣ людей въ большихъ городахъ,- точно это были существа иной породы.

   Иногда днемъ, во время службы, когда сапожникъ работалъ у себя одинъ, Габр³эль, соскучившись среди однообразной тишины верхняго монастыря, спускался въ церковь, гдѣ Эстабанъ, въ шерстяномъ плащѣ съ бѣлымъ воротникомъ, спускавшимся на плечи, съ шестомъ въ рукѣ, стоялъ на одномъ мѣстѣ въ трапецентѣ, не подпуская никого въ пространство между хоромъ и главнымъ алтаремъ.

   Двѣ золотыя дощечки, прибитыя къ колоннамъ, угрожали отлучен³емъ отъ церкви всѣмъ, кто осмѣлится разговаривать или обмѣниваться знаками въ храмѣ. Но эта устарѣлая угроза никого не смущала, и приходивш³е къ вечернѣ люди свободно болтали съ церковными служителями, стоя за колоннами. Предвечерн³й свѣтъ, проникая черезъ стекла, бросалъ пестрыя пятна на плиты, и священники, проходя по этому пламенному ковру, становились красными и зелеными. Въ хорѣ каноники пѣли для себя въ угрюмой пустынности храма. Двери хпопали какъ пушечные удары, пропуская запоздавшихъ служителей. Сверху, въ промежуткахъ хорового пѣн³я лѣниво звучалъ органъ, скучно исполняя свой долгь, и звуки его казались унылыми жалобами среди пустыннаго мрака.

   Габр³эль натыкался каждый разъ на своего племянника, который, при видѣ его, уходилъ отъ своихъ товарищей, церковныхъ служекъ, и забавлялъ Габр³эля своими шалостями. Какъ только появлялась случайно собака, онъ вступалъ въ должность реггего - собачника - и выгонялъ ее на манеръ тореадора, выходящаго на бой съ быкомъ; при этомъ, для большей потѣхи, онъ не давалъ ей сразу уйти, а гналъ ее изъ часовни въ часовню; ея отчаянный лай приводилъ въ бѣшенство канониковъ, къ величайшей радости Тато, который хохоталъ, не обращая вниман³я на Эстабана, грозившаго ему своимъ шестомъ.

   Послѣ подобныхъ представлен³й, дядя и племянникъ принимались болтать, главнымъ образомъ, о разныхъ соборныхъ сплетняхъ. Въ противоположность другимъ соборнымъ служителямъ, которые изъ страха, что на нихъ донесутъ кардиналу или каноникамъ, молчали обо всемъ, что дѣлалось вокрутъ нихъ, Тато разсказывалъ кому угодно сплетни, доходивш³я до него. Онъ ничего не боялся. Въ крайнемъ случаѣ, его прогонягь изъ этого погреба, и тогда онъ сможетъ оставить соборъ и сдѣлаться тореадоромъ съ соглас³я своей семьи.

   Онъ придумалъ насмѣшливыя прозвища всѣмъ каноникамъ и, указывая на нихъ Габр³элю, разсказывалъ тайны ихъ жизни. Онъ зналъ, куда каждый отпрявляется послѣ службы, зналъ имена дамъ и монахинь, которыя плоятъ имъ стихари, и зналъ о соперничествѣ между собой этихъ пр³ятельницъ канониковъ. Онъ зналъ то, что каноники говорятъ противъ арх³епископа, a apxiепископъ у себя во дворцѣ - противъ канониковъ, зналъ всѣ интриги этихъ обозленныхъ холостяковъ, которые помнили время, когда капитулъ самъ избиралъ прелатовъ, и зналъ, также, что арх³епископъ требуетъ полнаго подчинен³я и выходитъ изъ себя при малѣйшей строптивости канониковъ.

   Но больше всего онъ любилъ разсказывать скандальную хронику. Когда каноники выходили изъ хора послѣ службы, онъ указывалъ Габр³элю на группу молодыхъ священниковъ, очень нарядныхъ, гладко выбритыхъ, въ шелковыхъ мант³яхъ, отъ которыхъ шелъ запахъ мускуса. Это были щеголи собора, молодые каноники, часто ѣздивш³е въ Мадридъ исповѣдывать своихъ покровительницъ, старыхъ маркизъ, доставившихъ имъ, благодаря своимъ связямъ, мѣсто въ хорѣ. У двери del Mollete они останавливались на минуту поправить складки плаща, прежде чѣмъ выйти на улицу.

   - Они идутъ къ своимъ подругамъ,- съ хохотомъ говорилъ Тато.- Мѣсто донъ-Жуану Тенор³о!

   Послѣ ухода послѣдняго каноника, мальчикъ сталъ разсказывать дядѣ про кардинала.

   - Онъ теперь золъ, какъ чортъ; во дворцѣ всѣ дрожатъ оть страха. Когда у него разбаливается фистула, онъ впадаетъ въ полное бѣшенство.

   - Развѣ правда, что у него фистула,- спросилъ Габр³эль.

   - Еще бы, всѣ это знаютъ. Спросите тетю Томасу... Они потому такъ дружны, что она приготовляетъ мазь, которая ему помогаетъ. Онъ добрый человѣкъ, но когда его мучитъ болѣзнь, онъ невмѣняемъ. Я самъ видѣлъ его разъ, въ облачен³и и съ митрой на головѣ, такимъ бѣшенымъ, что, казалось, вотъ онъ сейчасъ бросится на всѣхъ насъ и отколотитъ. Тетя правду говоритъ: ему нельзя пить.

   - А развѣ правда, что онъ пьянствуетъ?

   - Нѣтъ, не пьянствуетъ; это невѣрно: онъ только выпиваетъ, при случаѣ, рюмочку-другую, когда кто-нибудь приходитъ къ нему въ гости. Эту привычку онъ пр³обрѣлъ въ Андалуз³и, когда былъ тамъ епископомъ. И вино-то отличное - по пятидесяти дуросовъ за аробу. Оно укрѣпляетъ желудокъ и придаетъ силы. Но когда оно попадаетъ въ его внутренности, кардиналъ мучается, какъ въ аду. Доктора его потомъ подлечатъ, а онъ снова принимается пить свое винцо.

   Тато, несмотря на свою насмѣшливость, выражалъ сочувств³е прелату.

   - Онъ вѣдь не кто-нибудь, дядя, онъ хорош³й человѣкъ,- только характеръ у него несносный. У него маленькое бѣлое и розовое личико, а между тѣмъ голова не пустая... Онъ молодецъ, и главное, не лицемѣръ. Ничего не боится,- видно, что былъ солдатомъ въ молодости; онъ не поднимаетъ по всякому поводу глаза къ небу, не труситъ ничего. Настоящ³й человѣкъ. Мнѣ онъ тѣмъ нравится, что держитъ въ строгости канониковъ - не то, что прежн³й, который трусилъ передъ каждымъ... Съ нимъ вѣдь шутки плохи! Онъ въ состоян³и броситься во время службы въ хоръ и выгнать всѣхъ. Онъ вотъ теперь два мѣсяца, какъ не показывается въ соборѣ, разсердившись на канониковъ. Они послали къ нему делегац³ю съ просьбой о какой-то реформѣ, одинъ изъ делегатовъ началъ рѣчь словами: "Монсиньоръ, капитулъ полагаетъ..." Тогда донъ Себаст³анъ прервалъ его въ бѣшенствѣ, крикнувъ: "Капитулу нечего полагать, капитулъ ничего не понимаетъ"!- повернулся къ нимъ спиной и ушелъ... Онъ правъ, что такъ съ ними обходится. Чего они вмѣшиваются въ его жизнь? Онъ вѣдь ихъ не ругаетъ за похожден³я, извѣстныя всему Толедо.

   - Что же они говорятъ про него?

   - Говорятъ, что Хуанито - его внукъ, что отецъ Хуанито, который сходилъ за брата его, на самомъ дѣлѣ былъ его сынъ. Но больше всего его бѣсятъ толки про донью Визитац³онъ.

   - Это кто такая?

   - Какъ, вы не знаете? О ней столько говорятъ въ соборѣ и въ городѣ. Это - племянница арх³епископа и живетъ въ его дворцѣ. Онъ ее очень любитъ. Какъ бы онъ ни бѣсился, когда его схватитъ припадокъ болѣзни, стоитъ ей явиться,- и онъ становится кроткимъ какъ ягненокъ. Онъ весь с³яетъ, когда она скажетъ ему ласковое слово. Прямо души въ ней не чаетъ.

   - Такъ неужели она?..- спросилъ Габр³эль.

   - Ну, конечно. Какъ же иначе? Она воспитывалась въ институтѣ благородныхъ дѣвицъ, и кардиналъ выписалъ ее къ себѣ во дворецъ, какъ только пр³ѣхалъ въ Толедо. Неизвѣстно, чѣмъ она ему такъ нравится: она слишкомъ высокая, худая, блѣдная. Только глаза у нея больш³е и цвѣтъ лица нѣжный - вотъ и все. Говорятъ, что она поетъ, играетъ, читаетъ книги и и очень образованная. Во всякомъ случаѣ, она сумѣла забрать въ руки кардинала. Она приходитъ иногда въ соборъ, одѣтая какъ монахиня, въ сопровожден³и уродливой служанки.

   - Можетъ быть, ты ошибаешься, Тато?

   - Ну, вотъ еще! Это извѣстно всему собору, и даже прихлебатель арх³епископа, который доноситъ ему всѣ сплетни, не отрицаетъ этого. A кардиналъ приходитъ въ бѣшенство, какъ только услышитъ что-нибудь дурное про племянницу... Ужъ вы мнѣ повѣрьте, что это такъ. У меня самыя точныя свѣдѣн³я, дядя, отъ человѣка, живущаго во дворцѣ. Онъ сколько разъ видѣлъ, какъ они цѣловались, то-есть цѣловала-то она его, а онъ улыбался отъ удовольств³я. Бѣдняга - онъ такъ старъ!

   Братъ Габр³эля возмущался всѣми этими слухами, доходившими до него. Онъ не выносилъ неуважен³я къ высшимъ властямъ. Вѣдь про всѣхъ прежнихъ епископовъ тоже говорили при ихъ жизни разныя гадости, а послѣ смерти производили ихъ въ святые. Когда онъ слышалъ непочтительную болтовню Тато, мальчику сильно отъ него доставалось.

   Эстабанъ радовался, видя, какъ поправляется Габр³ель, и продолжалъ нѣжно заботиться о его здоровьи. Онъ былъ доволенъ осторожностью брата, не выдававшаго никому своего прошлаго, и гордился почтительнымъ и восторженнымъ отношен³емъ къ нему всѣхъ соборныхъ служащихъ, которые восхищались разсказами Габр³эля о его путешеств³яхъ.

   Когда онъ иногда съ улыбкой глядѣлъ на Габр³эля и выражалъ свое удовольств³е по поводу того, что онъ меньше кашляетъ и уже не такой блѣдный, Габр³эль грустно предостерегалъ брата и говорилъ, что смерть всетаки придетъ и даже скоро. Эстабанъ тревожился и еще усерднѣе отпаивалъ его молокомъ и упитывалъ вкусными блюдами, надѣясь восторжествовать кадъ болѣзнью, разрушившей организмъ Габр³эля въ тяжелые годы революц³онной борьбы.

   Попечен³я о больномъ братѣ сильно отзывались на скромномъ бюджетѣ Эстабана. Его крошечнаго жалованья и небольшой денежной помощи отъ регента, дона Луиса, не хватало на покрыт³е новыхъ расходовъ, и ему приходилось обращаться къ помощи дона Антолина въ концѣ каждаго мѣсяца. Габр³эль ясно понималъ затруднительное положен³е брата и не зналъ, какъ ему помочь. Онъ бы радъ былъ взять какую угодно службу,- но всѣ мѣста при соборѣ были заняты, и если иногда открывалась ваканс³я за чьей-нибудь смертью, на нее было слишкомъ много голодныхъ кандидатовъ, предъявлявшихъ свои семейныя права. Кромѣ того, Эстабанъ, на просьбы брата достать ему какую-нибудь работу, отвѣчалъ рѣзкимъ протестомъ, говоря, что единственной его заботой должно быть возстановлен³е здоровья.

  

  

   Однажды днемъ, когда Габр³эль выходилъ изъ верхняго монастыря, его остановила у рѣшетки сада синьора Томаса.

   - У меня есть новости для тебя, Габр³эль,- сказала она.- Я узнала, гдѣ наша бѣглянка. Больше ничего я тебѣ не могу теперь сказать, но приготовься убѣждать брата. Очень возможно, что черезъ нѣсколько дней она будетъ здѣсь.

   Дѣйствительно, спустя нѣсколько дней, тетя Томаса подошла, въ сумерки, къ Габр³элю и дернула его, молча, за рукавъ. Уведя его за собой въ садъ, она указала ему на женщину, прислонившуюся къ одной изъ колоннъ, окружавшихъ садъ. Она была закутана въ темный плащъ, и головной платокъ надвинутъ былъ на глаза.

   - Вотъ она,- сказала Томаса.

   Габр³эль ни за чтобы ни догадался, что это его племянница. Онъ помнилъ ее молодой, свѣжей, грац³озной, такою, какою она была во время его послѣдняго пр³ѣзда въ Толедо, а теперь передъ нимъ стояла почти старая женщина, съ увядшимъ лицомъ, съ выступающими скулами, провалившимися глазами, съ измученнымъ, страдальческимъ видомъ. Потертое платье, стоптанные башмаки ясно указывали на крайнюю нищету.

   - Поздоровайся съ дядей,- сказала старуха.- Онъ ангелъ небесный, несмотря на свои продѣлки. Это онъ вернулъ тебя сюда.

   Садовница толкнула Сограр³о къ дядѣ, но несчастная женщияа опустила голову, согнула плечи и прикрыла лицо мантильей, скрывая слезы; она, каззлось, не выносила вида кого-либо изъ родныхъ.

   - Пойдемъ домой,- сказалъ Габр³эль.- Къ чему ей здѣсь стоять.

   Поднимаясь по лѣстницѣ, они пропустили впередъ Саграр³о. Она не открывала лица, но ея ноги инстинктивно поднимались по знакомымъ ступенькамъ.

   - Мы пр³ѣхали изъ Мадрида сегодня утромъ,- разсказывала садовница Габр³элю.- Но я пробыла весь день съ ней въ гостиницѣ, думая, что лучше ей вернуться домой только подъ вечеръ. Эстабанъ теперь въ церкви, и у тебя есть время подготовиться къ разговору съ намъ. Три дня я пробыла въ Мадридѣ съ Саграр³о и насмотрѣлась такихъ ужасовъ, что вспомнить страшно. Въ какомъ аду она очутилась, несчастная! И еще говорятъ, что мы христ³ане! Нѣтъ, люди хуже дьяволовъ. Хорошо, что у меня есть тамъ знакомые въ соборѣ. Они вспомнили старую Томасу и помогли мнѣ. И то еще пришлось дать денегъ, чтобы вырвать ее изъ когтей дьявола.

   Въ верхнемъ монастырѣ было пустынно въ этотъ часъ. Дойдя до квартиры отца, Саграр³о остановилась у дверей, откинулась назадъ съ выражен³емъ ужаса и стала плакать.

   - Войди, войди,- сказала тетка.- Это твой домъ; рано или поздно ты должна была вернуться сюда.

   Она силой толкнула ее въ дверь. Войдя въ переднюю, Саграр³о перестала плакать. Она стала оглядываться съ изумлен³емъ, какъ бы не вѣря, что дѣйствительно вернулась домой, и поражалась видомъ знакомыхъ предметовъ. Все было на прежнемъ мѣстѣ. Ничего не измѣнилось за пять лѣтъ ея отсутств³я въ этомъ маленькомъ м³ркѣ, окаменѣвшемъ подъ сѣнью собора. Только она, ушедшая среди цвѣтущей молодости, вернулась постарѣвшей и больной... Наступило долгое молчан³е.

   - Твоя комната, Саграр³о, осталась такой же, какъ ты ее оставила,- сказалъ наконецъ Габр³эль.- Войди туда и жди, пока я позову тебя. Будь спокойна и не плачь. Довѣрься мнѣ... Ты меня совсѣмъ не знаешь, но тетя тебѣ навѣрное сказала, что я принимаю къ сердцу твою судьбу. Сейчасъ вернется твой отецъ. Спрячься и сиди тихо. Помни: не выходи, пока я тебя не позову.

   Она ушла, и еще долго Томаса и Габр³эль слышали сдержанныя рыдан³я молодой женщины, которая бросилась въ изнеможен³и на кровать и долго не могла побороть слезы.

   - Бѣдняжка!- сказала старуха, которая тоже готова была расплакаться.- Она раскаивается въ своихъ грѣхахъ. Если бы отецъ позвалъ ее къ себѣ, когда она очутилась одна, она бы не опустилась до такого позора. Она больна; кажется, еще болѣе больна, чѣмъ ты... Хороши люди, съ ихъ болтовней о чести! Лучше бы они понимали, что нужно любить и жалѣть, а не осуждать другихъ. Я это говорила своему зятю. Онъ возмутился, узнавъ, что я поѣхала за Саграр³о, сталъ говорить о семейной чести, сказалъ, что если Саграр³о вернется, то честнымъ людямъ нельзя будетъ тутъ жить, и что онъ не выпуститъ за порогъ дома свою дочь. И это говоритъ человѣкъ, который воруетъ воскъ у Мадонны и прикарманиваетъ деньги за мессы, которыхъ никогда не служитъ!

   Послѣ короткаго молчан³я, Томаса нерѣшительно пссмотрѣла на племянника.

   - Чтожъ, позвать Эстабана?- спросила она.

   - Позовите. А вы будете присутствовать при нашемъ объяснен³и?

   - Нѣтъ. Я вѣдь или расплачусь, или брошусь на него съ кулаками. Ты лучше сумѣешь уговорить его одинъ. Тебѣ вѣдь Богъ далъ даръ слова - жаль, что ты такъ плохо воспользовался имъ въ жизни.

   Старуха ушла, и Габр³эль ждалъ брата болѣе получаса среди тишины собора. Верхн³й монастырь былъ еще болѣе угрюмъ, чѣмъ всегда и не слышно было даже дѣтской возни и смѣха. Наконецъ Эстабанъ явился...

   - Что такое, Габр³эль?- тревожно спросилъ онъ.- Что случилось? Тетя Томаса позвала меня къ тебѣ. Ужъ не боленъ ли ты?

   - Нѣтъ, Эстабанъ, садись, успокойся.

   Эстабанъ сѣлъ и съ тревогой поглядѣлъ на брата. Его серьезный видъ и долгое молчан³е, прежде чѣмъ онъ заговорилъ, сильно его обезпокоили.

   - Да говори же, наконецъ!- сказалъ онъ.- Мнѣ становится страшно.

   - Послушай, братъ,- началъ Габр³эль:- я до сихъ поръ не говорилъ съ тобой о тайнѣ твоей жизни. Ты сказалъ мнѣ, что твоя дочь умерла, и я тебя не разспрашивалъ. Правда вѣдь, что я до сихъ поръ не растравлялъ твои раны?

   - Да, конечно. Но зачѣмъ ты это теперь вспоминаешь?- спросилъ Эстабанъ.- Зачѣмъ говорить о томъ, что мнѣ такъ больно?

   - Эстабанъ, выслушай меня спокойно и не упирайся въ предразсудкахъ нашихъ предковъ. Будь разумнымъ человѣкомъ. Мы сь тобой люди разной вѣры. Я не говорю о религ³и, а только о взглядахъ на жизнь. Для тебя семья - дѣло божеское, а по-моему семья создана людьми въ силу потребностей рода. Ты осуждаешь прегрѣшившаго противъ закона семьи, предаешь его забвен³ю, а я прощаю его слабости. Мы разно понимаемъ честь. Ты знаешь только кастильскую честь, жестокую и неумолимую, очень театральную. Она основана не на истинныхъ чувствахъ, а на страхѣ передъ тѣмъ, что скажутъ друг³е, на желан³и рисоваться передъ другими... Прелюбодѣйная жена заслуживаетъ смерти, убѣжавшая дочь предается забвен³ю. Вотъ ваше евангел³е. А я такъ полагаю, что жену, забывшую свой долгъ, слѣдуетъ забыть, а дочь, ушедшую изъ дому, нужно вернуть любовью, нѣжностью и прощен³емъ. Послушай, Эстабанъ: насъ раздѣляютъ наши убѣжден³я; между нами лежатъ цѣлые вѣка. Но ты мой братъ, ты любишь меня и знаешь, что я люблю тебя и чту память родителей. Во имя всего этого, я говорю тебѣ, что ты долженъ опомниться; пора отказаться отъ ложнаго пониман³я чести,- пора вспомнить про дочь, которая тяжко страдаетъ. Ты - такой добрый, ты пр³ютилъ меня въ тяжелую минуту жизни,- какъ же ты можешь спасать людей, не думая о твоей потерянной дочери? Ты не знаешь, не умираетъ ли она съ голоду, въ то время какъ ты ѣшь? Можетъ быть, она лежитъ въ больницѣ въ то время, какъ ты живешь въ домѣ твоихъ отцовъ...

   Лицо Эстабана становилось все болѣе и болѣе мрачнымъ.

   - Всѣ твои старан³я напрасны, Габр³эль,- отвѣтилъ онъ наконецъ.- He говори мнѣ о ней: она разбила мою жизнь, она опозорила семью, которая цѣлыми вѣками была гордостью собора и строгостью своей добродѣтели внушала уважен³е всѣмъ каноникамъ и даже арх³епископамъ. А изъ-за моей дочери мы всѣ сдѣлались предметомъ насмѣшекъ, позорныхъ сожалѣн³й. Сколько я выстрадалъ, какъ часто рыдалъ отъ бѣшенства, послѣ того какъ слышалъ шушуканья за моей спиной. Бѣдная моя жена умерла отъ стыда. А ты требуешь, чтобы я это забылъ!.. Нѣтъ, Габр³эль, я иначе понимаю честь: я хочу жить не стыдясь, глядѣть людямъ въ глаза, спать, не боясь очей покойнаго отца. Его взглядъ преслѣдовалъ бы меня, если бы подъ моимъ кровомъ жила моя потерянная дочь. Молю тебя, братъ, во имя нашей любви, не говори мнѣ объ этомъ... У тебя отравлена душа ядомъ опасныхъ учен³й. Ты не только въ Бога не вѣруешь, но и про честь забылъ.

   - Однако,- возразилъ Габр³эль,- ваша религ³я учитъ, что дѣти - даръ Бож³й. Какъ же ты отвер³аешь этотъ даръ при первомъ огорчен³и отъ дочери? Нѣтъ, Эстабанъ, любовь къ дѣтямъ - первый величайш³й долгь. Дѣти продолжаютъ наше существован³е, они даютъ намъ безсмерт³е. Забывать дѣтей, отказывать имъ въ помощи - значитъ отказаться отъ жизни послѣ смерти.

   - Ты не убѣдишь меня, Габр³эль,- отвѣтилъ Эстабанъ.- He хочу, не хочу!

   - Повторяю тебѣ: то, что ты дѣлаешь - возмутительно. Если ты держишься устарѣлаго понят³я о чести, требующаго расплаты за позоръ кровью, почему же ты не отыскалъ соблазнителя твоей дочери и не убилъ его, какъ отцы въ старыхъ мелодрамахъ? Но ты миролюбивый человѣкъ и не научился убивать ближнихъ, а онъ привыкъ обращаться съ оруж³емъ. А если бы ты вздумалъ другими средствами мстить ему, его семья уничтожила бы тебя, Ты изъ чувства самосохранен³я отказался отъ мести и обрушилъ свой гнѣвъ на несчастную жертву...

   Эстабанъ упорно стоялъ на своемъ.

   - Ты меня не убѣдишь,- говорилъ онъ,- я не хочу тебя слушать. Она меня бросила, и я ее бросаю.

   - Вѣдь если бы она тебя бросила послѣ обряда въ церкви, ты былъ бы радъ и встрѣчалъ бы ее съ открытыми объят³ями каждый разъ, когда она пр³ѣзжала бы къ тебѣ. А теперь ты отъ нея отказываешься изъза того, что она обманута и доведена до позора? Развѣ несчастная дочь твоя не нуждается въ твоей нѣжности теперь гораздо больше, чѣмъ если бы судьба дала ей счастье? Подумай, Эстабанъ, почему она пала? Вѣдь въ этомъ виноваты ты и твоя жена; вы не вооружили ее противъ людского коварства, вы внушили ей преклонен³е передъ богатствомъ и знатностью, принимая у себя ея соблазнителя и гордясь его вниман³емъ къ вашей дочери. Что удивительнаго, что онъ сталъ для нея образцомъ всѣхъ совершенствъ? A когда обнаружились неизбѣжныя послѣдств³я ихъ общественнаго неравенства, она изъ благородства не отказалась отъ своей любви и возстала противъ тиран³и предразсудковъ. Въ этой борьбѣ она погерлѣла поражен³е. Ваша вина, что вы ее не поддержали, не уберегли, а сами привели ее къ краю пропасти, ослѣпленные тщеслав³емъ. Несчастная! Она дорогой цѣной заплатила за свое ослѣплен³е. Теперь нужно поднять ее - и это долгъ твой, ея отца.

   Эстабанъ сидѣлъ, опустивъ голову, и все время дѣлалъ отрицательные жесты головой.

   - Послушай, братъ!- сказалъ Габр³эль съ нѣкоторой торжественностью:- если ты упорствуешь въ отрицан³и, мнѣ остается покинуть твой домъ. Если не вернется твоя дочь, я уйду. Всяк³й по своему понимаетъ честь. Ты боишься людскихъ толковъ - я боюсь своей совѣсти. Я былъ бы воромъ, если бы ѣлъ твой хлѣбъ въ то время, какъ дочь твоя терпитъ голодъ; если бы принималъ попечен³я о себѣ, когда у дочери твоей нѣтъ никакой поддержки въ жизни. Если она не вернется сюда, то я - грабитель, похитивш³й для себя любовь и заботы, принадлежащ³я по праву ей. У каждаго своя мораль. Твою тебѣ преподали попы, мою я создалъ себѣ самъ, и она - еще болѣе суровая. Поэтому я повторяю тебѣ: или твоя дочь вернется, или я уйду. Я вернусь въ м³ръ, гдѣ меня травятъ какъ звѣря, вернусь въ больницу или въ тюрьму, умру какъ собака въ канавѣ. He знаю, что будетъ со мною, но я сегодня же уйду, чтобы не пользоваться ни минуты тѣмъ, что отнято у несчастной женщины.

   Эстабанъ вскочилъ со стула.

   - Ты съ ума сошелъ, Габр³эль?- крикнулъ онъ съ отчаян³емъ.- Ты спокойно говоришь, что хочешь меня покинуть, когда твое присутств³е - единственная радостъ моей жизни послѣ столькихъ несчаст³й? Я привязался къ тебѣ, воскресъ душой съ тѣхъ поръ, какъ ты со мной. Ты все, что у меня осталось родного въ жизни! До твоего возвращен³я я ни къ чему не стремился, жилъ безъ всякой надежды. Теперь у меня есть надежда - вернуть тебѣ здоровье и силы. Нѣтъ, ты не уйдешь - иначе я умру.

   - Успокойся, Эстабанъ,- сказалъ Габр³эль.- Будемъ говорить безъ криковъ и слезъ. Я тебѣ снова повторяю: если ты не исполнишь моей просьбы - я уйду.

   - Да гдѣ же она, наконецъ, что ты такъ настойчиво просишь за нее?- спросилъ Эстабанъ.- Ты ее видѣлъ, что ли? Неужели она въ Толедо? Или даже...

   Глаза Эстабана были полны слезъ. Габр³эль, видя, что онъ поколебленъ въ своемъ упрямствѣ, рѣшилъ, что наступилъ нужный моментъ, и открылъ дверь въ комнату Саграр³о.

   - Выйди, племянница,- сказалъ онъ,- проси прощен³я у отца!

   Эстабанъ, увидя среди комнаты женщину на колѣняхъ, остолбенѣлъ отъ изумлен³я. Потомъ онъ обратилъ глаза на Габр³эля, точно спрашивая его, кто она. Женщина отняла руки отъ лица и поглядѣла ему прямо въ глаза. Ея помертвѣлыя губы шептали одно только слово:

   - Прости, прости!..

   При видѣ ея измученнаго, измѣнившагося до неузнаваемости лица, Эстабанъ почувствовалъ, что его неумолимость пошатнулась. Глаза его выразили безконечную грусть.

   - Хорошо,- сказалъ онъ.- Ты побѣдилъ, Габр³эль. Я исполняю твое желан³е. Она останется здѣсь, потому что ты этого хочешь. Но я не хочу ее видѣть. Оставайся ты съ ней, а я уйду.

  

  

   Съ утра до вечера раздавался теперь стукъ швейной машины; вмѣстѣ со стукомъ молотка изъ квартиры сапожника это были единственныя напоминан³я о трудѣ среди молитвенной тишины верхняго монастыря.

   Когда Габр³эль выходилъ на зарѣ изъ своей комнаты, прокашлявъ всю ночь, онъ уже заставалъ Саграр³о, приготовлявшую машину для работы. Сейчасъ же по возвращен³и изъ собора, она снимала чехолъ съ машины и принималась упорно и молчаливо за работу, чтобы какъ можно меньше показываться на глаза сосѣдямъ и чтобы загладить трудомъ свое прошлое. Старая садовница доставала ей работу, и стукъ машины не умолкалъ весь день, сливаясь иногда съ аккордами фисгармон³и, на которой игралъ регентъ.

   Эсгабанъ не ушелъ изъ дому, но онъ проходилъ какъ тѣнь, уходя въ соборъ и появляясь у себя лишь тогда, когда это было неизбѣжно. За столомъ онъ сидѣлъ, опустивъ глаза, чтобы не смотрѣть на дочь, которая едва сдерживала рыдан³я въ его присутств³и. Тягостная тишина наполняла домъ и одинъ только донъ-Луисъ не изм³нился; онъ попрежнему оживленно болталъ съ Габр³элемъ и почти не замѣчалъ присутств³я Саграр³о. Эстабанъ уходилъ сейчасъ же послѣ завтрака и возвращался только вечеромъ. Послѣ обѣда онъ запирался у себя въ комнатѣ, оставляя дочь и брата вдвоемъ въ гостиной. Машина снова начинала стучать. Донъ-Луисъ игралъ на фисгармон³и до девяти часовъ, когда донъ Антолинъ приходилъ запирать лѣстницу и перебиралъ ключами, напоминая всѣмъ о часѣ ночного покоя.

   Габр³эль возмущался упрямствомъ брата, избѣгавшаго встрѣчъ съ дочерью.

   - Ты ее убьешь,- говорилъ онъ;- твое поведен³е возмутительно.

   - Чтожъ дѣлать, братъ, я иначе не могу. Я не могу глядѣть на нее... Достаточно, что я допускаю ея присутств³е въ домѣ. Если бы ты зналъ, какъ я страдаю отъ взглядовъ сосѣдей!

   На самомъ дѣлѣ, однако, появлен³е Саграр³о вовсе не произвело такого скандала, какъ онъ думалъ. Она такъ подурнѣла отъ болѣзни и горя, что женщины перестали относиться къ ней враждебно, послѣ того какъ въ прежнее время онѣ завидовали ея красотѣ и ея блестящему жениху. Кромѣ того, покровительство Томасы защищало ее. Даже гордая Марикита, племянница дона Антолина, съ преувеличеннымъ покровительствомъ относились къ несчастной женщинѣ, которая прежде славилась своей красотой. Съ недѣлю ея появлен³е возбуждало нѣкоторое любопытство, и всѣ толпились у дверей Эстабана, чтобы иоглядѣть на Саграр³о, наклоненную надъ машиной; но потомъ любопытство стихло, и Саграр³о могла безпрепятственно жить своей печальной трудовой жизнью.

   Габр³эль мало выходилъ изъ дому и проводилъ цѣлые дни съ племянницей, чтобы хоть нѣсколько возмѣстить ей отцовскую ласку. Она была такъ же одинока дома, какъ въ чужомъ городѣ, и Габр³элю было жалко ее; иногда приходила тетка Томаса, которая старалась ободрить племянницу, но говорила, что всетаки не для чего убивать себя работой...- Хорошо, конечно,- говорила она,- много работать и не быть въ тягость упрямцу отцу. Но незачѣмъ изводить себя. Успокойся, будь веселой! Придутъ хорош³е дни.- He все тужить. Тетя и дядя Габр³эль все уладятъ... И она оживляла мрачный домъ веселымъ смѣхомъ и смѣлыми рѣчами.

   Иногда являлись также друзья Габр³эля, собиравш³еся прежде у сапожника. Они такъ привязались къ своему новому другу, что не могли жить безъ него. Даже сапожникъ, когда у него не было спѣшной работы, приходилъ съ повязанной головой и садился около швейной машины слушать Габр³эля.

   Молодая женщина смотрѣла на дядю съ восхищен³емъ, оживлявшимъ ея грустный взоръ. Она съ дѣтства много слышала объ этомъ таинственномъ родственникѣ, который скитался по далекимъ странамъ. А теперь онъ вернулся, преждевременно состаривш³йся и больной, какъ она, но покорявш³й своему вл³ян³ю всѣхъ вокрутъ себя, восхищая ихъ своими рѣчами, которыя были небесной музыкой для всѣхъ этихъ людей, окаменѣвшихъ въ мысляхъ и чувствахъ. Такъ же какъ эти простые люди, которые въ своемъ стремлен³и узнать новое, оставляли свои дѣла и шли къ Габр³элю, и Саграр³о слушала его съ великой радостью. Габр³эль былъ для нихъ откровен³емъ современнаго м³ра, который столько лѣтъ не проникалъ въ соборъ, живш³й еще жизнью ХѴ²-го вѣка.

   Появлен³е Саграр³о измѣнило жизнь Габр³эля. Присутств³е женщины воспламенило въ немъ проповѣдническ³й жаръ; онъ отступился отъ прежней сдержанности, сталъ часто говорить со своими друзьями о "новыхъ идеяхъ", которыя производили переворотъ въ ихъ мысляхъ и волновали ихъ, не давая спать по ночамъ.

   Они требовали у Габр³эля, чтобы онъ излагалъ имъ свое учен³е, и онъ поучалъ ихъ подъ непрерывный звукъ швейной машины, который казался отголоскомъ м³рового труда среди тишины соборныхъ камней.

   Всѣ эти люди, привыкш³е къ медленному, правильному исполнен³ю церковныхъ обязанностей и къ долгимъ промежуткамъ отдыха, удивлялись нервному трудолюб³ю Саграр³о.

   - Вы убьете себя работой,- говорилъ надувальщикъ органныхъ мѣховъ.- Я знаю, что послѣ длинной мессы, когда много органной игры, которую такъ любитъ донъ-Луисъ, я проклинаю изобрѣтателя органа - до того я устаю.

   - Работа,- возбужденно говорилъ звонарь,- кара Бож³я, проклят³е, которое Господь Богъ послалъ во слѣдъ нашимъ прародителямъ, изгнаннымъ изъ рая; это - цѣпи, кото